Текст книги "Содружество Султаны"
Автор книги: Джин П. Сэссон
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 16 страниц)
Глава семнадцатая
ПОГРЕБЕННАЯ ЗАЖИВО
Однажды утром за несколько дней до нашего возвращения в Рияд меня растолкала Маха.
– Мама, – кричала она, – скорее вставай! Дядя Али умирает.
Еще не совсем проснувшись, я спросила:
– Дочка, в чем дело?
– Дядю Али укусила ядовитая змея. И теперь он совсем при смерти.
– Аллах! Нет!
Моя горничная уже стояла рядом, держа мое длинное сатиновое платье, которое она надела прямо поверх ночной рубашки. Я сунула ноги в сандалии Карима, стоявшие у выхода из шатра, и побежала с Махой к шатру Али.
У шатра уже собралась большая толпа слуг. Когда мы с Махой протискивались сквозь нее, я слышала взволнованный разговор. Один из наших филиппинских слуг сказал:
– Он отошел всего на несколько шагов от стоянки, как вдруг непонятно откуда появилась огромная змея и укусила его в руку.
– Эти змеи могут летать, как птицы?! – воскликнул наш египетский слуга.
Суданец сообщил:
– От укуса королевской кобры умирают даже сильные мужчины.
Услышав эти слова, я застонала. Кобра. Если Али еще не умер, то все равно ему уже не жить. Я знала, что яд этой змеи смертельный – страшнее яда нет. Жестокая змея из семейства пустынных кобр, один их самых ядовитых видов в Саудовской Аравии и самый редкий. Поскольку она нечасто встречается, то и случаев смертельных исходов в результате ее укусов мало.
Хотя мой брат приложил все усилия, чтобы я не любила его, а иногда даже ненавидела, я никогда не желала его смерти. И я всегда хотела, чтобы Али отказался от своего порочного образа жизни. Если бы он умер в этот день, он покинул бы этот мир страшным грешником. Эта мысль не давала мне покоя, так как я знала, что это очень расстроило бы дух моей мамы.
Когда я все-таки пробралась ко входу в шатер, от ужасного зрелища, которое предстало передо мной, у меня подкосились ноги. Али лежал неподвижно на матрасе на полу, окруженный своими женами, которые, по-видимому, его уже оплакивали. Он умер, подумала я, и из груди вырвался скорбный крик.
Ко мне бросился Карим:
– Султана!
Я прижалась к широкой груди Карима и заплакала.
– Султана, Али спрашивал о тебе, – сказал Карим.
– Он все еще с нами? – удивленно спросила я.
– Еще да, но крепись. Кажется, его час настал.
Я огляделась и увидела, что это несчастье подняло на ноги всю семью, каждый что-то делал. Нура, Сара и Хаифа мелко рубили листья растения рамрам. В измельченном виде его кладут в чай, который бедуины издревле используют в качестве противоядия от змеиного укуса. Однако я знала, что, если Аллах решил забрать Али именно в этот день, мои сестры не в силах это предотвратить. Все мусульмане верят, что судьба каждого человека предопределена заранее и что ни один смертный не может изменить или как-то вмешаться в планы Господа.
Раздался крик Али:
– О, Аллах! Умоляю, спаси меня!
Карим повел меня к постели брата. Я думала, сердце мое разорвется на части при виде Али, покрытого испариной и с посиневшими губами. Брату явно осталось жить считанные минуты.
Жены Али посторонились, и я смогла опуститься рядом с ним на колени.
– Али, – прошептала я. – Я твоя сестра, Султана.
Никакой реакции. Али с трудом дышал.
Я взяла его холодные руки в свои.
Мой брат повернул голову и открыл глаза, глядя прямо на меня. Его лицо выражало великую скорбь.
– Султана?
– Да. – Я приготовилась к волнующему моменту. Было ясно, что Али собирается попросить у меня прощения за все дурные деяния, которые он свершил в жизни. Не может же он умереть, не признав и не покаявшись в тех невероятных обидах, которые нанес мне и другим женщинам?
В этот момент к постели Али быстро подошла Нура.
– Вот, – торопливо сказала она, – Али, открой рот и проглоти это. – Нура держала в руках чашку с чаем, заваренным с рамрам. Она поднесла чашку к губам Али.
Пока Али пил, Нура успокаивала его, шепотом приговаривая, что он должен изо всех сил постараться выжить.
– Да, Нура. Я постараюсь, – решительно сказал Али. – Постараюсь.
Я тоже надеялась, что Али не умрет. И, возможно даже, эти переживания пойдут ему на пользу и он в конечном счете станет хорошим отцом и мужем, думала я.
Я оставалась с Али. Через некоторое время он внимательно посмотрел на меня и прошептал:
– Султана, это ты?
– Да, Али.
– Султана, боюсь, я совсем скоро умру.
Я глубоко вздохнула, не желая оспаривать эти слова, если вдруг Господь все же пожелает принять к себе Али именно в этот день. Но, взглянув на него повнимательнее, я увидела, что его губы уже не такие синие, как раньше. Возможно, противоядие все-таки подействовало.
Али ждал, не скажу ли я что-нибудь еще. Увидев, что я молчу, он снова заговорил:
– Султана. Поскольку я на пути в мир иной, я подумал, что, возможно, тебе нужно сказать мне что-нибудь важное.
В смущении я пробормотала:
– Ну, Али, я желаю, чтобы Аллах был милосердным и милостивым к тебе.
– Да? – Лицо Али выражало явное разочарование.
Что брат хотел от меня услышать?
Помолчав, Али снова заговорил:
– Султана, я думал, ты, возможно, захочешь попросить у меня прощения.
От удивления я заговорила громче, чем хотела:
– Просить прощения?
Али явно был сражен моим ответом, но по тону его голоса я поняла, что силы возвращаются к нему.
– Да, Султана, – сказал он, – ты должна попросить у меня прощения за свое дурное поведение. Ты всю мою жизнь изводила меня.
Итак, с силами к Али вернулось и его высокомерие. Я была так потрясена этим неожиданным поворотом, что с трудом выговорила:
– Али, мне не за что у тебя просить прощения. Если честно, то я ожидала услышать извинения от тебя.
Али, не спуская с меня холодного взгляда, прошептал:
– Я ничего плохого тебе не сделал. Я был прекрасным отцом для своих детей, прекрасным мужем для своих жен, почтенным сыном своему отцу и добрым братом своим сестрам. За что мне просить прощения?
Я в отчаянии смотрела на своего брата. Неужели он действительно верит в то, что говорит? И тут меня озарило: мой брат не способен признать свои собственные пороки. Все довольно просто: Али не способен мыслить как нормальный человек. Али и в самом деле считает, что это я страшная грешница.
В этот момент мне страстно хотелось обрушить на Али всевозможные проклятия. Но хотя меня и душила чудовищная ярость, я не хотела мучиться потом угрызениями совести. И к тому же я бы переживала, если бы последними словами, с которыми он уйдет в мир иной, были бы мои проклятия.
Но совсем сдержаться я не могла. Я высвободила свою руку из руки Али и, нежно похлопав его по щеке, сказала:
– Али, да ниспошлет тебе Аллах две великих благодати.
Али улыбнулся:
– Спасибо тебе, Султана. – Затем слегка нахмурился: – О каких двух благодатях ты просишь для меня?
Я улыбнулась в ответ.
– Я молю, чтобы Аллах ниспослал тебе хорошее здоровье, но самое главное, Али, я молю Аллаха, чтобы он ниспослал тебе прозрение относительно твоих страшных грехов.
От удивления Али открыл рот.
Не ожидая ответа, я встала и отошла от него. В первый раз в жизни мысли и поведение моего брата не имели больше надо мной никакой власти. Крепкая цепь ненависти, сковывавшая нас, навсегда порвалась. И я действительно не испытывала уже к нему ненависти, скорее сочувствие.
Вместе с другими родными я осталась в шатре Али и ждала, что же принесет этот день. Мы смотрели, как Али метался и стонал, молил, чтобы его избавили от боли. Были моменты, когда мы боялись, что он вот-вот умрет, а иногда казалось, что он все же доживет до следующего утра.
Наши слуги обнаружили и поймали змею, которая ужалила Али. К счастью, выяснилось, что это была вовсе не кобра, как того боялись, а песчаная гадюка. Она тоже ядовита, но ее яд не такой сильный. Большинство людей, ужаленных гадюкой, обычно выживают, хотя им приходится пережить немало страхов и боли.
Все были обрадованы этой новостью и тем, что Али, которого уже почти похоронили, будет жить. Асад тут же сообщил это известие Али:
– Али, да благословит Господь твоих сестер, которые приготовили тебе противоядие.
И это было правдой. Противоядие явно облегчило боль Али и ускорило процесс выздоровления. Но Али довольно холодно отказал сестрам в их вкладе в его исцеление.
– Нет, Асад, – сказал он, – просто мое время еще не пришло. Вспомни мудрое изречение, которое гласит, что, пока мой день не настал, никто не в силах нанести мне смертельного удара, но, когда этот день придет, никто уже не сможет меня спасти. – Али улыбнулся: – Мои сестры никакого отношения к удачному повороту событий сегодня не имеют.
Даже жены Али обменялись скептическими взглядами. Однако в связи с тем, что он еще совсем недавно был близок к смерти, вся семья пребывала в благодушном настроении, и никто не упрекнул его.
Покидая шатер, каждый по очереди подошел к Али и пожелал ему скорейшего выздоровления. Когда подошла моя очередь, он посмотрел на меня и усмехнулся:
– Что ж, Султана, я знал, что Господь не заберет такого человека, как я, из этого прекрасного мира, пока такая грешница, как ты, еще живет, пользуясь его благословением.
Я грустно улыбнулась Али. И хотя мы с ним обнялись, я поняла, что в глазах моего брата мы остаемся врагами.
Мы с Каримом вернулись в наш шатер – я очень устала. Карим безмятежно проспал всю ночь, в отличие от меня. Меня же посещали бесконечные видения, в которых ко мне неоднократно являлась мама. Она все время повторяла одно и то же, что моя земная жизнь не приносит мне ни счастья, ни выполнения моей миссии в этой жизни. Я проснулась только со звуком ранней утренней молитвы, долетавшей до нашего шатра.
Мои сны были настолько реальными, что казалось, между маминой смертью и настоящим днем нет временного промежутка. И поэтому я с надеждой посмотрела вокруг, не находится ли мама, живая, во плоти, где-то совсем рядом и не ждет ли она меня, чтобы дать добрые напутствия своей младшей дочери на дальнейшую ее жизнь.
Потом я вспомнила, что мама уже находится в мире ином гораздо дольше, чем я знала ее. Мне было только одиннадцать лет, когда она умерла, и я уже двадцать четыре долгих года живу без маминых ласковых рук. Эта мысль так расстроила меня, что я встала с постели и вышла из шатра, не сказав никому ни слова.
Я направилась в пустыню, и горестные слезы текли по моим щекам.
Чего мама от меня хотела? Как мне стать такой, какой она хотела меня видеть? Где я оступилась? Как мне изменить свою жизнь?
Я была так измучена этими мыслями, что не заметила, как посветлело небо и как солнце начало вставать над пустыней. Я не видела даже, что ко мне идет Сара, пока она не села рядом со мной.
Сара коснулась моей руки:
– Султана?
Наверное, выражение моих глаз расстроило Сару. Она спросила меня:
– Милая, с тобой все в порядке?
Увидев мои слезы, Сара обняла меня:
– Султана, ты должна мне все рассказать. Абсолютно все.
Сквозь рыдания я с трудом прошептала:
– Сара, я рисовала себе свою жизнь такой, какой хотела ее видеть. Но сейчас я знаю, что все прожитые мною годы никчемны. Мама мне это сказала.
Сара внимательно посмотрела на меня и произнесла:
– Султана, твоя жизнь не была никчемной. Ты вырастила детей. Ты сделала Карима счастливым человеком. Ты подвергала себя большой опасности, пытаясь привлечь внимание мира к положению наших женщин.
– Этого недостаточно… Недостаточно… – бормотала я вся в слезах. – Мама все время говорит мне, что я должна делать гораздо больше.
Сара довольно долго сидела молча, предаваясь своим размышлениям. Наконец она заговорила:
– Султана, мало кто из нас делает достаточно. Теперь я наконец это осознала.
Я с интересом посмотрела на Сару. Неужели ей тоже во сне является мама?
– Что ты имеешь в виду? – спросила я.
Сара глубоко вздохнула, потом достала из кармана кофты, надетой поверх платья, многократно сложенный лист бумаги.
Медленно и тихо она произнесла:
– В Саудовской Аравии легко быть трусом. Слишком много рискуешь потерять.
Вид у Сары был горестным и печальным. О чем это она говорит?
– Султана, сейчас я поняла, что нужно было горы свернуть, но спасти Муниру. Вместе с остальными сестрами мы смогли бы помочь бедной девочке укрыться в другой стране.
Я с трудом дышала. Неужели что-то случилось с Мунирой? Она умерла?
Сара протянула мне сложенный листок.
– Я вчера вечером нашла это. – Голос Сары стал совсем тихим. – Сердце мое разрывается от раскаяния.
Я развернула листок и увидела, что он заполнен строками, написанными мелким четким почерком.
Сара объяснила:
– Несколько недель назад я дала Мунире почитать одну из моих книг. В тот день, когда Мунира вернула книгу, я занималась сборами, готовясь к нашему путешествию. Подумав, что, возможно, перечитаю книгу во время нашей поездки, я положила ее в чемодан. Вчера ночью я не могла заснуть и открыла книгу и вот что там обнаружила.
Глаза Сары были красными и полными слез.
Показав на написанное, она попросила:
– Султана, прочитай, что Мунира нам говорит.
Мои руки, державшие листок, так дрожали, что я не в состоянии была что-либо прочесть, будучи уверенной, что передо мной предсмертная ее записка.
Сара помогла мне держать листок.
Это было стихотворение Муниры.
Погребенная заживо
Я жила и узнала, что такое смеяться.
Я жила жизнью девочки, у которой все впереди.
Я жила жизнью девушки, которая познала радость женственности.
Я жила и мечтала о любви достойного мужчины.
Я жила жизнью женщин, у которых надежду вскоре украли.
Я жила жизнью человека, мечты которого разбиты.
Я жила, испытывая ужас перед каждым мужчиной.
Я жила в страхе перед надвигающимся ужасным совокуплением.
Я жила, чтобы увидеть дьявола, воплощенного
В мужчине, который управляет каждым моим движением.
Я жила как нищенка с этим мужчиной, моля об одном, чтобы дал мне покой.
Я жила, чтобы видеть, как мой муж наслаждается тем, что он мужчина.
Я жила, чтобы меня насиловал мужчина, которому я была отдана.
Я жила только затем, чтобы каждую ночь быть изнасилованной.
Я жила, чтобы быть погребенной заживо.
Я жила и не понимала, почему те, кто уверяли, что любят меня, позволили меня похоронить.
Я жила, чтобы познать все это, хотя мне еще нет и двадцати четырех.
Мы обе не могли произнести ни слова от невыносимой боли: мы с сестрой только смотрели друг на друга.
Я не сказала Саре ничего, но я знала, что, несмотря ни на какие последствия, я теперь буду делать все, что в моих силах, чтобы изменить жизнь женщин, над которыми, подобно Мунире, нависла угроза быть заживо погребенными.
Мы с сестрой вернулись в лагерь, зная, что моя жизнь теперь навсегда изменится. Назад пути не было.
Глава восемнадцатая
СОДРУЖЕСТВО СУЛТАНЫ
Как-то я прочитала, что за каждый дар, которым Аллах награждает своих детей, он одаривает его и равным недостатком. И я думаю, что это правда, так как я никогда не слышала и даже не читала ни об одном человеке, жизнь которого была бы абсолютно идеальной и счастливой. Конечно, я сама полна несовершенств, и из-за своих недостатков мне в жизни пришлось испытать немало горестей.
Хотя мне было ниспослано немало благостей, я получила в дар и многочисленные тернии. Выбирая для меня родителей, Господь соединил жестокого моего отца с любящей матерью. Он даровал мне чудесные годы, проведенные с мамой, а затем отобрал ее у меня, когда я еще находилась в юном возрасте. Он даровал мне высокое положение принцессы в королевстве, однако оно не имело большой ценности в стране, где традиционно женщина терпит унижение.
Мне не нравится то, что ждет меня дальше: мое богатство будет преумножаться и количество моей недвижимости будет увеличиваться. Неудовлетворенность своей повседневной жизнью стала причиной моей проблемы с алкоголизмом, приведшей меня к полному безразличию, когда я безрассудно растрачивала возможность выполнить главную цель моей жизни – помогать женщинам, нуждающимся в моей помощи. Осознание того, что эти препятствия я сама же и создала, подтачивало мое чувство нужности. Та Султана, которая когда-то мечтала о блестящем будущем, превратилась в апатичное, ничтожное и потерянное существо.
И вот чудесным образом на меня снизошло новое понимание моего предназначения: я должна изменить свою жизнь. Явления мамы в моих снах, печальное стихотворение Муниры и даже близость смерти моего брата Али – все это повлияло на в и дение моей дальнейшей судьбы. Я не перестану верить, что это Сам Господь искусно устроил все эти события с одной только целью – подвести меня к тем метаморфозам, которые произошли со мной в тот день в пустыне. Для человека, искренне верящего в силу Всемогущего Бога, другого объяснения и быть не может.
И хотя с того момента жизнь моя стала даже еще сложнее, я нисколько не жалею. Если бы этого моего драматического превращения не произошло, я знаю, что продолжала бы жить в трясине неудовлетворенности, не познав истинного счастья. И, что еще страшнее, юная пакистанка по имени Веена так и осталась бы в жестокой сексуальной неволе.
– Никогда больше, – сказала я Саре, когда мы возвращались к лагерю, – никогда больше я не стану молчать, видя жестокое обращение с женщиной.
Сара кивнула. Она поняла.
В этот самый момент я увидела Шади, младшего сына Дунии: он выходил из машины, радостно приветствуя своих дядей и двоюродных братьев и сестер.
– Шади приехал, – тихо сказала Сара.
– Вот Дуния-то обрадуется, – с улыбкой ответила я.
Шади – высокий, тяжелой комплекции молодой человек двадцати лет – был не слишком хорош собой. Мое личное мнение о племяннике было не очень высоким, хотя мы виделись с ним только на больших семейных праздниках.
Теперь я смутно вспомнила, Дуния говорила, что Шади тоже поедет с нами в пустыню, только присоединится позже. Дуния очень гордилась своим сыном и уже давно сообщила нам, что Шади самый блестящий из ее сыновей и что его успехи в бизнесе давно превзошли достижения других представителей молодого поколения семейства Аль Саудов. Дуния по секрету с гордостью поделилась с каждым, кто готов был ее слушать, что Шади владеет акциями нескольких совместных предприятий в Пакистане и что он теперь возвращается из этой страны, где купил какие-то компании. Мы с сестрами не обижались на ее хвастливые слова, хотя они и задевали нас, ведь у нас тоже сыновья, которых мы любили.
В тот момент мы с Сарой не поспешили к нему, так как он стоял в окружении своих дядьев и юных двоюродных братьев, которым все было интересно. Мы решили, что поздороваемся с этим молодым человеком позже, и направились к своим шатрам.
Я не слишком удивилась, увидев на заднем сиденье машины Шади молодую женщину, одетую в традиционное пакистанское платье. Наши мужчины часто перевозят наших служанок с одного места в другое. Я предположила, что эта девушка одна из горничных моей сестры, которую Шади привез на нашу стоянку по просьбе Дунии.
Вернувшись в наш шатер, я узнала от своей горничной Либби, что Карим очень волновался, когда не нашел меня в постели, и послал ее искать меня. После того как она успокоила его, что со мной все в порядке и я сейчас с Сарой, он вместе с дочерьми отправился верхом на верблюде прощаться с пустыней.
Я с радостью использовала их отсутствие, чтобы вдоволь насладиться ванной. В принципе принять ванну в пустыне не представляло большой проблемы, так как в наших походных ванных комнатах было все необходимое: и небольшой туалет, и раковина, и большая ванна. В дневные часы солнце пустыни нагревало воду в огромных резервуарах, расположенных за шатром.
Когда Либби наполнила ванну водой, я некоторое время просто лежала в ней, а потом принялась вымывать песок из волос. В предвосхищении приятного последнего дня и ночи в пустыне я привела себя в порядок. Я надела сатиновое платье по щиколотку и положила на пол шатра, покрытого коврами, свой молитвенный коврик.
Опустившись на колени и лицом повернувшись в сторону Мекки, я молила Господа, чтобы он направил мою жизнь в нужное русло праведного поведения. Мои сердце и разум обрели некоторый покой, и, обновленная и окрепшая духом, я надеялась противостоять тем соблазнам, которые могут еще встретится в жизни. Слава богу, что в тот момент я еще не знала, что самое первое тяжелое испытание уже дожидается меня.
После чтения стихотворения Муниры я стала более спокойной Султаной, чем всегда. Мне нужно было время, чтобы все обдумать, и поэтому, когда мой муж с детьми пригласили меня на прогулку в пустыню, я отказалась. Когда сестры позвали меня сыграть с ними в нарды, я тоже отказалась.
Несмотря на то что этот свой последний день в пустыне я провела одна, я не была одинока. Я погрузилась в свои мысли: я была женщиной, которая еще раз пытается поймать убегающую жизнь. Моя внутренняя сила заряжалась возрожденной решимостью изменить эту жизнь.
Наш семейный вечер в тот день был самым приятным из всех вечеров, проведенных в пустыне, так как есть особое очарование и острота в прощании, когда ты знаешь, что на следующий день уже вернешься к обычной городской жизни. Когда наш вечер закончился под сияющими звездами, мы все тепло обнялись и разошлись по своим шатрам.
Вернувшись в наш шатер, мы с Каримом и дочерьми сели вместе и стали смотреть фотографии, сделанные во время нашего путешествия. Когда Амани начала зевать, мы решили, что пора идти спать. Я, улыбаясь, направилась в спальню, Карим пошел со мной.
Только я начала снимать платье, с тем чтобы переодеться в ночную рубашку, как услышала душераздирающие крики.
Обеспокоенная, я спросила Карима:
– Что это было?
Карим наклонил голову, прислушиваясь:
– Похоже на женский крик.
– О, Аллах! Надеюсь, больше никого не ужалила змея, как бедного Али.
Так как крики становились все громче, Карим схватил фонарик и выбежал из шатра.
Я последовала за ним.
Крики также встревожили Нуру и Сару, которые вместе со своими мужьями, Ахмедом и Асадом, быстро присоединились к нам. Пробираясь по лабиринту нашего большого лагеря, мы видели, что несколько наших слуг также выскочили из своих шатров, чтобы выяснить, что это за вопли.
Крики потихоньку стихали, но мы, идя на тревожный звук, оказались перед маленьким шатром, в котором проживали наши служанки. В тот момент, когда мы подошли, крики смолкли. Шатер был погружен в полный мрак, но неожиданно по ушам ударила громкая американская музыка в стиле рок-н-ролл.
С облегчением Карим произнес:
– Кто-то из женщин повздорил из-за какой-нибудь ерунды.
Ахмед добавил:
– А теперь они прикрываются громкой музыкой.
Я не так была уверена, что все в порядке, и предложила:
– Раз уж мы здесь, нам следует удостовериться, что все действительно в порядке.
Сара согласилась со мной.
– И велите им выключить музыку, – раздраженно произнес Ахмед. – Они мешают спать всему лагерю.
Наши мужья остались дожидаться нас, а мы с сестрами осторожно вошли в шатер. Музыка неожиданно смолкла.
Этот шатер, в котором проживало около десяти служанок, был разделен занавесами из плотной ткани на отдельные секции. Раздвигая их и высоко подняв фонарь Карима, я стала вглядываться в женские лица:
– С вами все в порядке?
Одна из женщин ответила:
– У нас все хорошо, мэ-эм.
– Что произошло?
– Все в порядке, – сказала другая.
– Хмм. – По выражениям лиц этих женщин и по их голосам было ясно, что они не спали. Несомненно, эти женщины слышали громкие крики, которые донеслись даже до наших шатров! Но никто не хотел ничего говорить.
Я прошептала сестрам:
– Они что-то скрывают.
– А кто же это кричал – ведь мы все слышали? – задала вопрос Нура, когда мы наконец дошли до Либби.
Глаза Либби были мокрыми от слез, но ясно было, что не она была источником криков. Немного поколебавшись, она взглянула на меня и прошептала:
– Пойдемте, мэ-эм. Я вам покажу.
Либби хорошо знала устройство шатра и, проведя нас через несколько отдельных секций, показала рукой на последнюю.
– Это там, мэ-эм, – прошептала она и, быстро развернувшись, побежала к себе.
Все это было очень странным. Наше любопытство достигло апогея.
Нура резко отодвинула разделяющий занавес. Я направила фонарь внутрь секции, и передо мной открылась чудовищная картина. Двое мужчин насиловали женщину. Третий стоял и наблюдал. Сара закричала.
Один мужчина закрывал рот бедной жертвы, чтобы та не кричала. Увидев нас, он застыл на месте. Я узнала его – это был средний сын нашей сестры Тахани.
Очень медленно, будто в замедленной съемке, второй человек, которой был на обнаженной женщине, повернул к нам свое лицо. Я ахнула, узнав в нем Рашида, одного из многочисленных сыновей Али.
Я бросила взгляд на наблюдавшего мужчину и поняла, что это не кто иной, как Шади, любимый сын Дунии. На лице его читалось большое удивление. Он никак не предвидел такого вторжения – и уж особенно со стороны его тетушек.
Разъяренная Нура вскричала:
– Что здесь происходит?
Я заорала:
– Карим! Сюда! Скорее!
Осознав, что наши мужья находятся поблизости, трое моих племянников бросились бежать с места преступления, грубо оттолкнув Нуру и меня и сбив с ног Сару. Я ударила одного из них фонариком, но мне не удалось остановить обезумевших юнцов.
Нура побежала за ними.
Я кричала:
– Карим! Помоги!
Наши мужья схватили их, когда они выбегали из шатра. Мы вскоре снова услышали крики – кричали наши мужья и племянники.
Маленькое пространство этой комнаты шатра заполнилось другими служанками. Слабые стоны издавала женщина, которую изнасиловали, и все сгрудились вокруг нее. Я пробралась сквозь толпу прислуги, чтобы посмотреть на пострадавшую. Это была та самая девушка, которую я видела утром вместе с Шади.
Я вскричала:
– Наш племянник изнасиловал горничную Дунии!
Сара неожиданно оказалась рядом со мной. Она начала успокаивать обезумевшую девушку:
– Бедная, бедная девочка.
С бедняжки сорвали всю одежду. Она лежала перед нами обнаженная и беззащитная. Ее лицо являло собой страшную маску ужаса, а все ее маленькое тельце содрогалось от рыданий. Она была такой маленькой, что казалась ребенком. Я думаю, ей было не больше пятнадцати-шестнадцати лет.
Вошла Либби и начала ее успокаивать:
– Веена, перестать плакать. Ты теперь в безопасности.
– Принесите ведро воды и полотенца, – приказала Сара. – У нее серьезные травмы.
И тут я впервые заметила кровь, которая текла по ногам девушки прямо на персидский ковер.
Мне трудно было сдерживать свою ярость при виде этой бессмысленной жестокости. Мне хотелось избить до полусмерти насильников, и с этим намерением я вылетела из шатра. Наши громкие вопли привлекли внимание всех обитателей лагеря. Голоса сестер, их мужей и сыновей, а также слуг слились в один громкий гул.
Я обрадовалась, увидев, что Карим крепко схватил Шади за руку. Асад мрачно удерживал Тахера. Ахмед обеими руками поймал Рашида за пояс.
Нура тщетно пыталась перекричать всех.
Возвысив свой голос, насколько могла, я тоже старалась объяснить, что произошло.
– Изнасиловали беззащитную женщину! – кричала я снова и снова.
Казалось, никто, кроме Шади, меня не слышал. Наши глаза встретились. Взгляд, которым он меня окинул, был полон такого презрения, что я взвилась от ярости и стала искать тяжелую палку, чтобы дать как следует этому племяннику.
Громкий авторитетный голос Ахмеда наконец успокоил толпу:
– Тише! Замолчите все! – Оглядев людей, Ахмед сказал: – Вся семья сейчас же соберется в моем шатре.
Карим пошел к его шатру, таща за собой сопротивляющегося Шади.
Я поспешила за ним.
Тахани бежала рядом со мной:
– Султана, что случилось?
Я печально посмотрела на сестру. Тахани была замечательной матерью, и я знала, что она вырастила своих сыновей в уважении к женщинам. Тахани будет страшно расстроена, узнав, что Тахер участвовал в этом страшном насилии. Я обняла ее, но сказала просто:
– Тахани, мы попросим твоего сына все объяснить.
Тахани опустила глаза, страшась того, что ей придется узнать.
Дуния, проливая материнские слезы, шла рядом с Шади.
Али спокойно расспрашивал своего сына Рашида. Громкий голос моего брата вдруг перешел в крик от раздражения:
– И нас разбудили из-за такой ерунды?!
Ахмед сделал ему замечание:
– Пожалуйста, не надо обсуждать данное дело перед нашими слугами.
Я оглянулась. Наша любопытная прислуга шла на небольшом расстоянии за нами.
Как только мы вошли в шатер Ахмеда, снова поднялся шум, поскольку все говорили одновременно. Только после того, как Карим сердито рявкнул на всех, напоминая, что Ахмед – старший в нашей семье и поэтому заслуживает, чтобы его слушали, шум прекратился.
Ахмед сказал:
– Я сам не знаю, что случилось. Я знаю только, что мы все были разбужены криками, исходившими из женского шатра. Когда наши жены вошли в шатер, чтобы узнать, в чем дело, крики стали еще громче.
И свободной рукой Ахмед показал на Тахера, Рашида и Шади.
– Эти молодые люди выбежали из шатра, вход в который им запрещен. Крики, раздававшиеся изнутри, призывали нас задержать нарушителей. – Он пожал плечами: – Что мы и сделали. Откуда мы знали, что нарушителями были наши собственные племянники?
Он кивнул в сторону, где стояла Нура:
– Нура, теперь ты расскажи нам, что там произошло.
Нура показала мне глазами, чтобы я подошла и встала рядом с ней. С мрачной решимостью я медленно пересекла комнату, и мы с сестрой взялись за руки. Али бросил на меня угрожающий взгляд, но я на него никак не отреагировала.
Нура начала рассказывать:
– Султана, Сара и я стали свидетелями чудовищной сцены. – Она указала на племянников. – Эти молодые люди, кого мы все любим, насиловали женщину. Мы видели это своими собственными глазами.
Я смотрела на племянников с нескрываемым презрением. Сын Али, Рашид, самодовольно улыбался. Сын Дунии, Шади, казалось, был в ярости. Из этих троих только Тахеру явно было стыдно. Он опустил голову, скрывая покрасневшее лицо.
Нура продолжала:
– И не только это. Убегая в спешке, наши племянники грубо толкнули нас, своих родных тетей. Бедную Сару сбили с ног, и она упала.
Об этом Асад услышал впервые. Я только собиралась ему сказать, что Сара не ушиблась, когда он грубо оттолкнул Тахера и бросился из шатра искать свою жену. Бедная Тахани залилась слезами. Дуния, почувствовав слабость, прислонилась к Хаифе.
– Кого изнасиловали? – спросила Хаифа.
Нура пожала плечами.
– Я не знаю этой женщины.
Тут взяла слово я:
– Это женщина по имени Веена. Как мне кажется, она одна из горничных Дунии.
Шади заговорил в свою защиту. Его голос был резок.
– Эта женщина не работает у моей матери. Она принадлежит мне.
Дуния подняла голову:
– Шади говорит правду. Это его женщина.
Шади тяжело дышал:
– Я купил ее во время поездки в Пакистан. Она моя, и я могу с ней делать все, что захочу.
У меня заныло в животе. Я знала, что некоторые из моих племянников часто ездили в Таиланд, Филиппины, Индию и Пакистан с целью провести там время с молодыми проститутками. Но я впервые услышала, что кто-то из племянников купил себе женщину, с тем чтобы привезти ее в наше королевство в качестве сексуальной рабыни. Конечно, такие вещи случаются в Саудовской Аравии, и я слишком хорошо знаю, что для нескольких наших двоюродных братьев, таких как Фаддель, подобное – обычное дело. Но никто из наших мужей или сыновей не доходил до такого морального падения, по крайней мере до сегодняшней ночи.