Текст книги "Кромешная ночь"

Автор книги: Джим Томпсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

4

Мы пошли в мою комнату. Миссис Уинрой, явившаяся через пару минут после шерифа, так демонстративно распыхтелась, что пришлось нам удалиться наверх.

– Я, вообще-то, не понял, – сказал я. – Мистер Уинрой знал о моем приезде за несколько недель. Если я ему здесь не нужен, на кой же черт он…

– Ну, во-первых, он вас тогда еще не видел. А как увидел, да сопоставил с одним именем, которое по звучанию схоже с вашим… В общем, я могу понять, откуда у него взялось некоторое… скажем, беспокойство. Совсем не удивительное для человека в его положении.

– Если тут кто и вправе беспокоиться, так только я. Это я вам ответственно заявляю, шериф. И вообще, если бы я знал, что Джеймс Си Уинрой – это тот самый Джейк Уинрой, меня бы сейчас здесь не было.

– Да уж конечно. – Он сочувственно покачал головой. – Правда, с этим мне тоже не все ясно, сынок. Зачем вообще ты сюда приперся? Это ж от самой Аризоны и в такую дыру, как Пиердейл!

Я пожал плечами:

– Отчасти именно потому, что далеко. От Аризоны. Поскольку, если уж решил начать жизнь заново, надо как следует отряхнуть прах. Не так легко ведь сделаться чем-то в глазах людей, которые знают тебя и помнят, что ты был ничем.

– А-га. Вот оно как.

– Дело, конечно, не только в этом, – сказал я. – Здесь дешево и разрешают записаться вольнослушателем. Не так много колледжей, где это допускается, вы ж понимаете! Если у тебя нет аттестата средней школы – всё, отвали. – Я издал короткий смешок, постаравшись, чтобы он прозвучал мрачно и подавленно. – И надо же как вляпался! А ведь мечтал годами – чуточку подучиться, найти приличную работу и… Н-да, не надо было, видимо, строить иллюзии.

– Да ладно, сынок!.. – Он с огорченным видом прокашлялся. – Не бери в голову. Я понимаю, это дичь и чушь собачья, мне самому все это нравится не больше, чем тебе. Но у меня нет выбора – при том кто такой Джейк Уинрой. Так что ты уж выручи меня, давай вместе это как-нибудь по-быстрому утрясем.

– Спрашивайте, я все вам расскажу, шериф Саммерс, – сказал я.

– Отлично. Что у нас с родственниками?

– Отец у меня умер. Про мать и остальных членов семьи ничего не знаю – где они, что… У нас раздрай пошел сразу после смерти отца. Разбрелись кто куда. Это было так давно, что я не помню даже, как они выглядят.

– Да ну? – удивился он. – Неужто?

Я перешел к подробностям. Из того, что я сообщал ему, ничего проверить было невозможно, но я заметил, что он мне верит; да и странно было бы, если бы он совсем уж ничему не верил. Говорил-то я почти правду. Практически как на духу, за исключением дат. В начале двадцатых угольные шахты в Оклахоме прозябали в жуткой депрессии. Забастовки, беспорядки, усмиряющие население спецвойска, и ни у кого не было денег даже на харч, не говоря уже о врачах и похоронщиках. Было о чем подумать и помимо свидетельств о рождении и смерти.

Я рассказал ему о том, как мы перебрались в Арканзас – собирали там хлопок; потом двинулись дальше к югу, в долину Рио-Гранде, на фрукты и снова к северу, в Империал (штат Небраска), там как раз поспевал урожай… Сначала держались вместе, потом начали расставаться – на день, на два, когда это требовалось по работе. Все чаще расставались и наконец разбрелись окончательно.

Я продавал газеты в Хьюстоне. Был мальчиком на побегушках в Далласе. Разносчиком программок и шипучки в Канзас-Сити. А в Денвере перед самым отелем «Браун-Пэлэс» я выцепил из толпы пацана, одетого чуть получше, собравшись стрельнуть у него мелочишки на кофе. А он говорит: «Бог ты мой, Чарли, ты что, не узнаешь? Я же твой брат Люк…»

Но этот эпизод я, разумеется, опустил.

– Ладно, ладно, – перебил меня он. – Ты когда в Аризоне-то оказался?

Я столько ему лапши навешал, что у него уже начали сворачиваться в трубочку уши.

– В декабре сорок четвертого. Когда у меня день рождения, я сам толком не знаю, но тогда мне, насколько я помню, как раз стукнуло шестнадцать. Во всяком случае, – тут я счел нужным разыграть особенную тщательность подсчета, – больше семнадцати мне никак быть не могло.

– Понятное дело, – кивнул он, чуть нахмурившись. – Это и к гадалке не ходи. Не пойму, как тебе тогда могло быть даже и шестнадцать!

– Короче, шла война, и получить какую-либо помощь было сложно. А эти Филдсы – то есть мистер Филдс с женой (необычайно славная пожилая пара) – взяли меня на свою автозаправку. Платили немного, потому что и дохода она давала с гулькин нос, но мне там очень нравилось. Жил я у них прямо как все равно что сын и каждый цент откладывал. А два года назад, когда па… я хочу сказать, когда мистер Филдс скончался, я выкупил у старушки заведение. Думаю… – тут я поколебался, – думаю, это стало еще одной причиной, чтобы меня потянуло уехать из Тусона. Когда папа Филдс помер, а мама возвратилась в Айову, я как-то перестал там ощущать себя дома.

Шериф кашлянул и высморкал нос.

– Вот хренов Джейк, – проворчал он. – Так ты, стало быть, продал бензоколонку и приехал сюда, так?

– Да, сэр, – сказал я. – Хотите поглядеть на копию справки о продаже?

Вынул, показал. Да еще и несколько писем – из тех, которые миссис Филдс присылала мне из Айовы перед смертью. Их он смотрел куда внимательнее, чем справку о продаже, а когда закончил, снова высморкался.

– Фу-ты ну-ты, Карл! Мне даже стыдно, что я устроил тебе эту проверку, но, пожалуй, она еще не закончена. Ты не возражаешь, если я перекинусь с Тусоном парочкой телеграмм? Служба такая, что поделаешь! Иначе Джейк ни в жисть не перестанет тут метаться, как курица с отрубленной башкой.

– Это вы к тому… – я сделал паузу, – что хотите связаться с начальником полиции Тусона?

– Ну, ты ведь не возражаешь, верно?

– Нет, – сказал я. – Просто я его не знал так хорошо, как некоторых других. Вы не могли бы заодно послать весточку тамошнему шерифу?.. А, да, вот: еще окружному судье Маккаферти. Иногда я производил кое-какое обслуживание их автомобилей.

– Фут-ты ну-ты, ножки гнуты! – опять тряхнул он головой, вставая.

Я тоже встал.

– А много это времени займет, а, шериф? А то, покуда все не утрясется, мне оформляться в колледже не очень-то с руки.

– Конечно! И не надо, – кивнул он сочувственно. – Мы быстро все по полочкам раскидаем; как раз с понедельника и начнешь.

– Да, еще я хотел в Нью-Йорк сгонять, – сказал я. – Но без вашего разрешения, естественно, не поеду. Купил, понимаете, новый костюм, пока между вокзалами мотался, и к этой субботе мне там подгонку по фигуре должны закончить.

Я проводил его до двери своей комнаты, и мне показалось, что я услышал, как скрипнула дверь напротив.

– На такой службе, как у меня, положено вроде как уметь с людьми ладить, так что со мной тебе не придется прошибать стенку лбом. Но эти Уинрои… ох, не сэкономишь ты, у них поселившись, как бы тут ни было дешево. Так что, мой тебе совет…

– Да? – с готовностью вклинился я.

– Нет, – качнул он головой и вздохнул. – Пожалуй, теперь тебе нельзя. Джейк наскандалил, поднял тучу пыли, ты сразу съезжаешь, и тут уже не важно, что скажу я или скажешь ты: выглядеть это будет хреновато. Получится, что съехать тебе пришлось, а в его идиотской выходке какое-то зерно все-таки было.

– Да, сэр, – сказал я. – Ужасно жаль, что, прежде чем приехать, я не выяснил, кто он такой.

Пропустив его в дверь, я снова закрыл ее. Растянулся на кровати с сигаретой, лежал, прикрыв глаза и пуская дым в потолок. Чувствовал себя выжатым как лимон. Не важно, как хорошо ты подготовлен к такого рода делу, все равно оно требует огромного напряжения. Мне нужен был отдых, нужно было побыть одному. А дверь как раз отворилась и вошла миссис Уинрой.

– Карл, – понизив голос, произнесла она, усаживаясь ко мне на край кровати, – дорогой, извини. Я убью этого Джейка, как только доберусь до него!

– Да ну, плюнь, – сказал я. – А где он, кстати?

– У себя, наверное, в парикмахерской. Видимо, и ночевать там останется. Любит этак показать: он, дескать, сам себе хозяин!

Я пробежался вверх по ее бедру пальцами и дал им там немножко порезвиться. Пару секунд спустя она рассеянно, но крепко взяла мою руку и положила обратно на одеяло.

– Карл… Ты не сердишься?

– Нельзя сказать, чтобы я был в восторге, – ответил я. – Но я не сержусь. Между прочим, я очень сочувствую Джейку.

– У него уже шарики за ролики заскакивают. И чего ради? Они же не осмелятся его убить! От этого их положение станет в два раза хуже, чем если он просто даст показания.

– В самом деле? – непритворно удивился я. – Впрочем, я мало что в этих вещах соображаю, миссис Уинрой.

– Они… Слушай, почему бы тебе не звать меня Фэй, солнышко. Когда мы одни, как сейчас.

– Хорошо, Фэй, солнышко, – сказал я.

– Они не посмеют! Правда, Карл? Прямо здесь, в его родном городе, где все его знают, где он знает всех! Ха-ха! Еще чего! – Она нервно усмехнулась. – Да боже мой! Это единственное место на белом свете, где он в безопасности. Чужой к нему здесь даже и не подберется (ну, то есть тот, кого бы он не знал), и потом…

– Как? Я же подобрался, – сказал я.

– Да ну, – дернула она плечом, – ты не считаешься. Он понимает, что кого к нам посылает колледж, с тем все в порядке.

– Да? По тому, как он себя вел, этого не скажешь.

– Так ведь он был мертвецки пьян! В таком состоянии ему уже черти мерещатся.

– Что ж, – сказал я, – даже если так, ты не можешь его за это винить.

– Чего-чего? Почему это я не могу?

– Ну, просто тебе бы не стоило. На мой взгляд.

Я приподнялся на локте и раздавил в пепельнице уголек сигареты.

– Я думаю так, Фэй, – сказал я. – Будь я на месте Джейка… Хотя, все, что я знаю о преступном мире, я вычитал из газет, но я зато здорово умею ставить себя на место другого, так что могу себе представить, что бы я чувствовал, окажись я в его шкуре. Перво-наперво я бы знал, что, если им втемяшилось меня убить, у меня нет способа помешать им. Ничего не сделаешь и никуда не сбежишь. Тебя…

– Но, Карл…

– …не достанут в одном месте, достанут в другом. Рано или поздно где-нибудь обязательно замочат, несмотря ни на какие трудности. Все. Кранты. Вот что я знал бы, Фэй.

– Но они не решатся! Не посмеют!

– Конечно, – сказал я.

– Дело вообще не дойдет до суда. Все так говорят.

– Ну, говорят, значит, наверное, знают, – сказал я. – Я-то всего лишь о том, что чувствовал бы Джейк, если бы они и впрямьзадумали его убить.

– Да, но ты же говоришь… То есть если он знает, что они не станут, отчего же он…

– Он это знает, но вот знают ли они? Ты поняла меня? Да и он также знает, что у них куча мозгов и куча денег. Он знает, что они найдут, как его замочить, – если твердо решат, то способ отыщут.

– Но они…

– Ну, хорошо, не посмеют, – рассуждал я. – А если б захотели? Сразу не стало бы ни одной живой души, на кого Джейк мог бы положиться. Ха, вплоть до того, что они могут к нему подъехать через того же старикашку Кендала.

– Ой, да ну, Карл! Ну, ты уж слишком!

– Ну да, слишком, – согласился я. – Но это я, чтобы донести идею. Это сделает кто-то такой, кого и заподозрить-то невозможно.

– Карл…

Сощурившись, она смотрела на меня внимательно и настороженно.

– Что, Фэй? – отозвался я.

– А ты… Что, если… если…

– Что «если» – что? – спросил я.

Смотрю, она опять уставилась на меня тем же оторопело-настороженным взглядом. Потом неожиданно усмехнулась и вскочила на ноги.

– Гос-споди! – воскликнула она. – Все Джейк да Джейк, у меня у самой скоро мозга за мозгу заскочит! Слушай, Карл. Ты в школу-то на этой неделе собираешься?

Я покачал головой. Делать ей втык за подслушивание было лень.

– В общем, так: у Руфи завтра первый урок в девять, так что, если хочешь поспеть к завтраку, спускайся к восьми. Но можешь и сам себе кофе сварить, когда встанешь. Сообразишь к нему каких-нибудь бутербродов. Сама я обычно так и делаю.

– Спасибо, – сказал я. – Утром посмотрю по самочувствию.

После этого она ушла. Я отворил окно и вновь вытянулся на кровати. Следовало бы принять ванну, но до этого я еще внутренне не дозрел. Не дозрел до такой малости, как раздеться и пройти несколько шагов по коридору к ванной комнате.

Я неподвижно лежал, изо всех сил храня эту неподвижность наперекор позыву встать и глянуть в зеркало. Спокуха! Не бери в голову! Нельзя бежать на рекорд с песком в ботинках. Закрыл глаза, стал осматривать себя внутренним взором.

Вдруг даже испугался. Это было все равно что осматривать кого-то другого.

Вообще-то, я таким саморазглядыванием занимался уже сотни раз, и каждый раз обнаруживал нечто новое. Хотя то, что предположительно видят другие, меня, по большому счету, скорее, успокаивало: «А что? Вполне славный такой пацанчик. Ни у кого и справок наводить не надо: порядочный, нормальный хлопец».

Я и теперь сделал такой же вывод, и по телу почему-то пробежали мурашки. Сосредоточил мысли на зубах и других тонких моментах, хотя и понимал, что все это пустяки. Но все равно заставил себя еще раз об этом подумать.

Я чувствовал себя куда безопаснее, полагая, что все зависит именно от этого, а не от… от чего?

…Так: зубы, контактные линзы. Загорелое, вполне здоровое на вид лицо. С весом тоже порядок. Увеличенный рост… Причем всего лишь часть этого увеличения достигнута за счет туфлей на каблуке и толстой пористой подошве, какие я ношу с 1943 года. Когда удалось наконец стряхнуть с себя бациллу, я очень распрямился. Ну да, стряхнул… вот только до конца ли? Вдруг заболею прямо сейчас? Да так, что не смогу выполнить задание. Босс будет недоволен. Вот с погоняловом тоже вопрос: Чарльз Бигер – Карл Бигелоу. Да ну! Нет вопроса. Во-первых, какая разница? Ничуть не лучше было бы назваться Честером Беллоузом или Чонси Биллингслеем, потому что брать пришлось бы все равно только с этой полки. От настоящего имени далеко отходить нельзя – вы, кстати, это тоже учтите. То есть попытка не пытка, но на этом пути можно и шею свернуть. Есть, в частности, такая вещь, как метки прачечной. Еще можно проколоться, автоматом ответив, когда окликнут. Да мало ли…

Так что ошибок я не наделал. Да и вообще. Но Босс все же нашел меня! Хотя тоже никогда прежде в глаза не видел, а точно угадал, куда за мной послать. А коли разыскать меня удалось Боссу, то…

Я прикурил сигарету, тут же загасил ее, вновь откинулся на подушки.

Босс! Босс вообще не считается. Ошибок я не наделал и не наделаю. Распишу все как по нотам и отход себе обеспечу – что, вообще-то, самое трудное. Потому что, как бы гладко все ни прокатило, некоторой сумятицы не избежать. И вернейший способ спалиться – это если попытаешься сделать ноги. Все карты Боссу этим спутаешь. И тогда если не они тебя ухайдакают, то он.

Так что… Мной начала овладевать дремота.

Нет. Не расслабляться. Ни на секунду нельзя выпускать вожжи. Не болеть. И всех нахлестывать, всех: миссис Уинрой использовать прямо, остальных косвенно. Они все должны быть подо мной. Они должны твердо знать, что я не способен сделать то, что я должен сделать. Боссу нет необходимости за мной следить. Проследят они. Они все не спускают с меня глаз, следят, чтобы я все сделал правильно, и… следят, следят… а я… всегда на стреме…

… На тротуарах узкой улицы народ. Много народу, чуть ли не толпа, а все равно одиноко. Все спешат по своим делам, смеются, болтают и радуются жизни, но все равно все следят за мной. Смотрят, как я крадусь за Джейком, а Босс крадется за мной. Я весь в поту, задыхаюсь, потому что я давно на этой улице, я устал. А они все время заслоняют от меня Джейка, все время кто-то встревает между ним и мной, зато между мной и Боссом – никого. Меня, только меня все стараются сбить с толку. А я… я чувствую во рту вкус черной вязкой слабости, слышу, как трещат и подламываются стойки усадочной крепи, фонарь у меня на каске мигает, мигает… Одного из мерзавцев удается схватить. Крепко держу его (ее?), мы падаем, катаемся по забою, так что я..

Вот, держу. Она подо мной. Здесь, на кровати; а я держу костыль поперек ее горла, вжимаю обеими руками.

Я моргнул. Нет, это наяву! Смотрю на нее сверху, уже выскочив на поверхность сна.

– Господи, детка. Как ты вообще здесь…

Я отпихнул костыль в сторону, и она опять задышала, но говорить еще не могла. На вид очень испугана. Я глядел в огромные, полные страха глаза – (они следят за мной!) – и тем держался, чтобы не прибить ее.

– Давай колись! – сказал я. – Говори давай! Что ты тут делала?

– Я… я…

Я ткнул ее кулаком в бок, с подкруткой. Она ахнула.

– Давай-давай, колись!

– Я… я… за тебя боялась. Я беспокоилась, а вдруг… Карл! Ну не надо…

Она вновь начала сопротивляться, я придавил ее всем весом. Я держал ее, выкручивал, заламывал, она охала и стонала. Попробовала вырваться из захвата, я выкрутил ей руку сильнее.

– Не смей… Пожалуйста, не надо… я никогда еще не была с… К-карл, ну нельзя же так, ой, Карл! Карл!Что ты делаешь?.. Вдруг у меня будет ребенок?.. Я… – Тут биться и просить она прекратила.

Просить стало не о чем.

Я посмотрел вниз, тесно приближенной к ее лицу головой загораживая обзор, чтобы она не проследила направление взгляда. Посмотрел и сразу закрыл глаза. Но не удержал их закрытыми.

Ее нога была как у ребенка. Крошечная голень и ступня. Детская ножка начиналась над коленным суставом – то есть там, где он был бы, если бы у нее имелось колено. Крошечная, толщиной с большой палец, голень и младенческая ступня.

Пальчики на ней сгибались и разгибались, двигаясь в ритме содроганий тела.

–  Карл!.. О! О! Карл! – выдыхала она.

Через какое-то время, которое показалось мне очень долгим, я вновь услышал ее голос.

– Не надо, – тихо говорила она. – Пожалуйста, Карл, ну, что ты, что ты… Все хорошо, пожалуйста, не плачь…

5

Я долго не мог уснуть, хотя и всячески старался, а через тридцать минут после того, как мне это удалось, опять проснулся. Проснулся совершенно изможденным, но с ощущением, будто проспал много часов. Представляете? И так продолжалось всю ночь.

Когда я пробудился окончательно, было полдесятого, в комнату лился свет солнца. Луч падал прямо на подушку, и мое лицо было горячим и влажным. Я резко сел, охватив руками живот. Свет, внезапно ударивший меня по глазам, вызывал тошноту. Я плотно зажмурился, но свет все равно пробивался. Казалось, он проник под веки, заперт там и, посверкивая, играет тысячами крошечных картинок. Вот белые какие-то букашки, вот штучки-дрючки в форме цифры семь – танцуют, извиваются, мельтешат.

Я сел на край кровати, покачиваясь и обнимая себя руками. Во рту вкус крови, солоновато-кислый, и я подумал про то, как она будет выглядеть при ярком свете солнца – будет она желтоватой или багряной, ближе к лиловому…

Кое-как я добрался до комода, поставил на место линзы и съемные пластины с зубами. Прошлепал по коридору, захлопнул за собой дверь ванной и опустился на колени перед унитазом. Обхватил его руками и напряг все силы, глядя в лужицу воды на белом с бурыми пятнами фаянсе. Тут у меня внутри все раздулось, по телу прошла судорога и меня вывернуло.

Первый раз, то есть первый приступ рвоты, был наихудший. Меня будто разрывало надвое, выдирало у меня нутро и тут же впихивало его обратно. Потом пошло легче; самое трудное было восстановить дыхание, не задохнуться напрочь. Сердце билось все сильнее и сильнее. Пот слабости струился по лицу, мешаясь с кровью и рвотой. Я понимал, что произвожу чертовски много шума, но мне было без разницы.

В дверь постучали, и Фэй Уинрой окликнула:

– Карл! С тобой все в порядке, а, Карл?

Я не ответил. Не смог. Дверь отворилась.

– Карл! Что там с тобой? Что случилось, зайчик?

Не оборачиваясь, я махнул рукой. В том смысле, что со мной все в порядке, извини и отвали на хрен.

– Сейчас вернусь, зайчик, – сказала она, и я услышал, как она, торопливо пробежав по коридору, спускается по лестнице.

Все еще не открывая глаз, я спустил воду.

Ко времени когда она вернулась, я успел плеснуть себе в лицо холодной воды и уселся на крышку унитаза. Немощный, как былинка, но тошнота ушла.

– На-ка вот, выпей это, зайка, – сказала она.

Я выпил; «это» оказалось полстаканом неразбавленного виски. Я поперхнулся, стал хватать ртом воздух; она сказала:

– Вот. Затянись.

Я взял протянутую мне сигарету и глубоко затянулся.

Виски внутри меня все-таки прижилось, подействовало, где надо согревая меня, где надо прохлаждая.

– Господи, зайчик! – Она стояла передо мной на коленях; зачем, кстати, носить такие халатики, не понимаю; во всяком случае, тот, что был на ней, не скрывал ничего. – С тобой такое часто бывает?

Я покачал головой:

– Такого приступа у меня не было с детства. Даже не пойму, что его вызвало.

– Вот тебе и на, прямо не знаю, что думать. Выглядит в каком-то смысле хуже, чем бывает у Джейка.

Она улыбалась как бы вполне сочувственно. Но в ее рыжевато-карих глазах просвечивал расчет. Вправду ли я ловкий парень, с которым она может пережить массу приятных моментов? Или никчемный и больной лопух, с которого только и проку, что пятнадцать долларов в неделю, и никаких больше развлечений и приключений?

Тут она, похоже, выбор сделала. Встала и заключила меня в объятия. Со звуком «ммммххх!» поцеловала взасос.

– Ты хитрый маленький мерзавчик! – прошептала она. – Ух какой ты хитрый маленький мерзавчик! Есть мнение, что ты…

Но я-то вовсе не хотел этого. Пока что. Не был еще к этому готов. Поэтому я начал слегка буянить, чем сбил ее с настроя.

– Вот гаденыш! – хохотала она, прислонясь к стене коридора. – И ведь хватает наглости! Мерзкий волчонок!

– А где флажки? Флажков не вижу! – балагурил я. – Меня останавливают только красные флажки!

Я смотрел, как она стоит, смеется, выставив напоказ свои прелести. При этом повторяет как заведенная: не смотри, не смей, не лапай! Я наблюдал за нею, слушал. И так же наблюдал и слушал себя, смотрел на себя со стороны. Прямо как в кино, в фильме, который видел тысячу раз. И в результате решил, что странного в данной ситуации как раз таки ничего и нет.

Побрился и принял ванну, о которой мечтал с вечера. Оделся, немного торопясь, потому что хозяйка уже звала с нижней лестничной площадки, и спустился в кухню.

К завтраку она приготовила яичницу с беконом, поджаренный хлеб, несколько порезанных на ломтики апельсинов и жареный картофель. А уж перемазала-то! – чуть не все имеющиеся в доме посудины, но зато красиво. Села против меня за кухонный стол и с прибаутками и смешками все подливала мне в чашку кофе. И уже знал я, что она из себя представляет, а ничего не мог поделать – ну нравилась она мне, да и все тут!

Мы оттрапезничали, и я передал ей сигарету.

– Карл…

– Да? – откликнулся я.

– Я вот… насчет того, про что мы вчера говорили, насчет…

Подождала. Я помалкивал.

– Ай, да ну! – в конце концов бросила она. – Ладно, схожу лучше в город, повидаюсь с Джейком. Пусть сколько хочет там отсиживается, но денег-то он мне должен дать!

– Нехорошо, что тебе приходится каждый раз искать его, – сказал я. – А что, думаешь, домой он не придет?

– Да кто же знает, что взбредет ему в голову? – Она сердито передернула плечиком. – Наверное, не появится, пока не наведут все справки про тебя.

– Передай, что я прошу прощения, – сказал я. – Мне ужасно жаль, что из-за меня у него столько мороки.

Она вновь задержала на мне задумчивый взгляд; за облачком дыма ее глаза сузились.

– Карл, с этим все будет в порядке, правда? Ну, то есть шериф и все такое…

– А почему нет? – удивился я.

– И ты действительно собираешься ходить в колледж?

– Да было бы как-то глупо от этого отказываться, – сказал я. – Разве нет?

– Ну, я не знаю. Ладно, проехали! – Она засмеялась несколько раздраженно. – Что-то я нынче с утра какая-то чокнутая.

– Это ваш город виноват, – сказал я. – Когда сидишь в такой дыре, да еще и заняться нечем… Не для этого ты создана. В тебе слишком много энергии. Я заметил это в ту самую минуту, как тебя увидел.

– Правда, зайчик? – Она похлопала меня по руке.

– Мне все же кажется, тебе нужно найти работу, связанную с пением, – сказал я. – Что-то такое, что скрасит твою жизнь.

– Ну да. Может быть. Не знаю, – усомнилась она. – Если бы у меня были костюмы, были бы деньги на первое время… Может, тогда и можно было бы, но… не знаю, Карл. Я так давно уже от всего этого оторвалась. Не знаю, смогу ли я снова работать, да и вообще… Как отсюда вырвешься?

Я кивнул. И сделал следующий шаг. Он, вероятно, был не так уж нужен, но особых трудов не стоил, зато потом мог сберечь много сил.

– Кроме того, ты боишься, не правда ли? – после паузы заговорил я. – Боишься, что для жены Джейка Уинроя все может оказаться куда как сложно.

– Боюсь? – Она озадаченно нахмурилась. – Почему я должна…

Ей это даже в голову, наверное, не приходило. И сразу результат: я прямо вижу, как в нее проникает, укореняется в ней и разрастается новый вопрос. У нее даже кровь от лица отхлынула, затрепетали губы.

– Н-но я-то тут при чем, ко мне-то какие претензии, а, Карл? Меня не должны обвинять ни в чем, разве не так?

– Не должны, – сказал я. – И не станут, я думаю. Особенно если узнают, как ты переживаешь.

– Ой, господи! Что же мне… Карл, зайчик, не могу понять, как я не сознавала, что…

Я тихонько засмеялся. Пора было жать на тормоз. Ее воображение поговорит с нею куда лучше, чем это сумею я.

– Ох, ни фига себе, – сказал я. – Взгляни на время. Почти одиннадцать, а мы все еще за столом.

– Но, Карл, я…

– Брось. – Я посмотрел на нее с улыбкой. – Ну что я могу знать о таких вещах? Давай беги скорее в город.

Я встал и принялся убирать тарелки. После долгой паузы она тоже встала, но двигаться к двери даже не думала.

Я взял ее за плечи и слегка встряхнул.

– Все правильно, – сказал я. – Этот городишко действует тебе на нервы. Тебе надо смыться и провести уик-энд в Нью-Йорке.

Она слабо улыбнулась; до сих пор она имела бледный вид.

– Смыться? Вот разве что. В открытую-то кто меня отпустит?

– А почему нет? – сказал я. – У тебя там родственники есть? Хоть кто-нибудь, к кому ты могла бы наведаться.

– Вообще-то, у меня сестра в Бронксе, но…

– Она может тебя прикрыть? Обеспечить алиби на случай, если Джейк попытается проверить.

– Ну, я даже и… Да зачем это? – Она посмотрела на меня хмуро, моргнула; я даже подумал, уж не ошибаюсь ли насчет нее, не слишком ли я ее зашугал. Но тут она тихо и с хрипотцой рассмеялась. – Гляди-ка на него! – сказала она. – Ты ли это? А был такой больной и немощный! Но послушай, Карл. Не будет ли это немножко странно, если мы вдвоем…

– А мы не вдвоем, – сказал я. – Детали можешь предоставить мне.

– Хорошо, Карл. – Она торопливо кивнула. – Но ты… но ты не думай, будто я какая-нибудь шлюха, ладно? Все дело в том, что…

– Да нет, – сказал я. – Ты не шлюха.

– Пока могу, я человека не бросаю, веду с ним честную игру до конца. Но уж когда кончено, значит, кончено. Тогда уж я с ним не хочу иметь ничего общего. Ты меня понимаешь, Карл?

– Я-то понимаю, – сказал я. – А теперь разбежались, ладно? Или ты остаешься, но тогда выметаюсь я. Со стороны выглядит не очень прилично, если мы тут наедине будем валандаться целый день.

– Ладно, зайчик. Уже ухожу. Да, вот еще что: насчет посуды не беспокойся, Руфь вымоет.

– Ты уйдешь отсюда или нет? – рявкнул я.

Она улыбнулась, поцеловала меня и вышла.

Я вымыл посуду, поставил сушиться. Нашел какой-то старый, ржавый молоток и вышел на задний двор. Там у забора лежал полураздолбанный упаковочный ящик. Я добыл из него несколько гвоздей, прошел к парадному крыльцу и занялся калиткой.

Спервоначалу-то она была почти что даже и в порядке: покрепче прибить петли парой гвоздей, и весь ремонт. Но никто этого не сделал, ею хлопали, пытаясь закрыть через силу, и чуть не отломали окончательно.

Я все еще в поте лица трудился, когда на ленч из пекарни явился Кендал.

– О-о-о! – одобрительно протянул он. – Я вижу, вы как я, мистер Бигелоу. Безделья не любите.

– Да это я так, – сказал я. – Чтобы убить время.

– Наслышан о ваших… гм… вчерашних проблемах. Рад, что вы на них не зациклились. Я… гм… не хочу, конечно, лезть в ваши дела, но у меня к вам большой персональный интерес, мистер Бигелоу. Я был бы весьма разочарован, если бы вы позволили какому-то пьяному болвану спутать все ваши планы.

Я сказал «да» или «спасибо», или что-то в этом роде.

– Ну, – предложил он, – пошли? Ленч, наверное, уже готов.

Я сказал, что только что позавтракал.

– Думаю, придется вам перекусить в одиночестве, мистер Кендал. Миссис Уинрой ушла в город, а насчет того, чтобы пришел мистер Уинрой, я очень сомневаюсь.

– Я передам Руфи, – быстро сказал он. – Бедной девочке столько мороки, а толку ноль.

Он вошел в дом, а я вернулся к работе. Через мгновение он появился снова.

– Послушайте, мистер Бигелоу! – окликнул он меня с крыльца. – Вы не знаете, куда подевалась Руфь?

– В глаза не видел, – отозвался я. – Я и не знал, что среди дня она тоже приходит.

– Конечно, приходит. А как же. – Он выглядел раздраженным. – Утренние занятия у нее кончаются в одиннадцать, и к половине двенадцатого она уже здесь, готовит ленч.

– Вот как? – сказал я и снова взялся за молоток.

Он нерешительно мялся на крыльце.

– Ничего не понимаю, – нахмурился он. – В полдвенадцатого она всегда как штык. Иначе до возвращения в колледж не успеет приготовить еду и перестелить постели.

– Да-а, – протянул я. – Что и говорить, плотный график.

Ну вот. С калиткой наконец покончил. Прикурил сигарету, сел на ступеньки отдохнуть.

Руфь. Вот-те здрасте! Встречаться с ней лицом к лицу после вчерашнего не хотелось совершенно. Она, конечно, сама напросилась, без спросу влезла в мою жизнь, а главное, сама хотела этого и потом сказала, что все в порядке. Но ведь такая беззащитная, сама как ребенок…

И вот уже я вновь хочу ее увидеть. Да как хочу! Больше всего на свете! Словно она недостающая часть меня.

Я затянулся сигаретой. Отбросил ее, зажег новую. Стал думать о том, как она… нет, я! – это я враскачку ковыляю с костылем, опустив голову, опасаясь смотреть на окружающих, боясь поймать на себе косые взгляды. Тут делай что угодно, бейся как рыба об лед, ничто не поможет. Хоть в лепешку расшибись, хоть наизнанку вывернись…

Я встал и пошел за дом. Почти побежал… Кендал сказал, что она всегда приходит к половине двенадцатого. Иначе просто не управится с работой. Да и то успевай поворачиваться. Действительно ведь в лепешку расшибается.

Я распахнул калитку заднего двора и поглядел вдоль вереницы высоких дощатых заборов. И оказалось, что выглянул я в тот самый момент, когда в переулке появилась Руфь – тащилась, держась одной рукой за забор, а костылем упиралась, как обычной палкой.

На миг мне стало чуть не так же тошно, как нынче утром. Затем тошнота отступила, зато накатил гнев. Я побежал ей навстречу, ругаясь на чем свет стоит.

– Да боже ты мой, господи, малышка! – Я выхватил у девушки костыль и положил ее руку к себе на плечо. – Ты поранилась? Давай-ка отдохни чуток, отдышись…