Текст книги "Барабаны зомби"

Автор книги: Джим Батчер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Глава пятая

Человек в шляпе сделал шаг к Баттерсу, похлопывая по бедру зажатой в руке книжкой.

– Отойди, – бросил он, и мертвый Фил послушно шагнул в сторону.

Баттерс забился в угол; глаза его за стеклами очков сделались размером с пончики.

– Ух ты, – пробормотал он. – Классный выход. И шляпка ничего.

Парень в шляпе сделал еще один шаг вперед и начал поднимать свободную руку. Тут я решил-таки вмешаться. Нет, в руке он не держал ничего, но у парня, который разгуливает в длинной шинели в окружении выводка зомби, и поднятая рука может оказаться опаснее пистолета.

– Довольно! – произнес я как мог громче, чтобы уши заложило, и отступил на шаг от стены, выставив вперед левую руку. Серебряный, набранный из покорежившихся от жара щитов браслет-оберег поблескивал у меня на запястье, и я начал накачивать в него заряд энергии, готовый в любое мгновение выстроить защитное поле. Вообще-то, браслет так и не оправился пока от перегрузки, обрушившейся на него в последний раз, когда я им пользовался, и мне только-только удалось наладить его хоть частично. Как следствие, энергию он передавал неровно, и с него начали сыпаться на пол бело-голубые искры. – Опустите руку и отойдите от коронера.

Не прекращая похлопывать по бедру своей тонкой книжицей, мужчина повернулся ко мне. На мгновение мне показалось, будто он – еще один зомби, таким бледным было его лицо, однако щеки его чуть порозовели. Интересное лицо: длинное и при всей своей бледности обветренное, словно он провел полжизни в угрюмой, лишенной солнечного света пустыне. Темные глаза, пышные седые бакенбарды, бритый подбородок – и шрам, из-за которого верхняя губа кривилась в постоянной ухмылке.

– Кто, – произнес незнакомец с сильным британским акцентом, – вы такой?

– Великий Тыковка, – отозвался я. – Восстал с грядки немного раньше обычного, потому что Баттерс такой клевый. А вы?

Долгую минуту незнакомец молча изучал меня. Взгляд его перемещался с моего сияющего браслета на мое горло, чуть ниже которого висела пентаграмма моей матери.

– Вы можете называть меня Гривейн. Отойдите-ка, приятель.

– Или что? – поинтересовался я.

Гривейн одарил меня легкой, ледяной улыбкой, еще раз хлопнул своей книжицей по бедру и кивнул в сторону своих неподвижных спутников.

– В моей машине найдется место еще для одного.

– Спасибо, я уже трудоустроен, – сказал я. – Но нам совершенно не обязательно доводить это до каких-то неприятностей. Вам достаточно постоять, где стоите, – пока мы с Баттерсом выйдем.

– И мной, – чуть раздраженным голосом добавил он.

– Простите?

– С Баттерсом и со мной, идиот. Вы что, серьезно верите, что ваш жалкий щит, тем более, со сбитой настройкой, убедит меня дать вам уйти?

– Нет, – признал я, доставая из кармана ветровки свой револьвер сорок четвертого калибра. Я наставил его на Гривейна и взвел курок. – Поэтому я захватил с собой вот это.

Он приподнял бровь.

– Уж не собираетесь ли вы убить меня in cruor gelidus?

– Нет, я сделаю это прямо здесь, – ответил я. – Баттерс, вставайте. Держитесь ближе ко мне.

Коротышка-патологоанатом, дрожа, поднялся на ноги и бочком обогнул уставившегося пустым взглядом в пространство покойного Фила.

– Отлично, – кивнул я. – Так-то лучше, Гривейн. Продолжайте так и дальше, и мне не придется заставлять судмедэкспертов выковыривать ваши зубы из стены.

Баттерс подобрался ко мне. Гривейн все похлопывал книжкой по ноге. Глядел он только на меня, словно Баттерс его больше не интересовал. На лице его заиграла ленивая, немного жутковатая улыбка.

– А вы ведь не Страж.

– Удостоверения при себе нет.

Ноздри его вдруг широко раздулись.

– Не из этих, цепных псов Совета. Собственно, вы гораздо больше похожи на меня самого.

– Сильно сомневаюсь, – покачал головой я.

Зубы у Гривейна оказались узкие, желтые, а улыбка – крокодилья.

– Бросьте шуточки. Я нюхом чую в вас истинную магию.

Последним, кто говорил мне об «истинной магии», был Боб-некромант. Я с трудом подавил непроизвольную дрожь.

– Гм. Пожалуй, не буду покупать больше дешевых дезодорантов.

– Возможно, мы могли бы договориться, – произнес Гривейн. – Совершенно не обязательно завершать все кровопролитием – особенно сейчас, когда до конца гонки остается так немного. Живой офицер мне гораздо полезнее, чем мертвый болван.

– Соблазнительно, – отозвался я голосом, какой обычно приберегаю для общественных туалетов, когда кто-нибудь ломится ко мне в кабинку. Баттерс подобрался, наконец, ко мне, и я бедром подтолкнул его к двери. Он уловил намек, можно сказать, на лету, и мы с ним начали отступать к двери. Взгляд и ствол пистолета я не сводил с Гривейна; с браслета продолжали сыпаться на пол искры. – Не уверен только, что мне симпатичны ваши методы менеджмента. Баттерс, проверьте коридор.

Баттерс высунул голову за дверь и боязливо огляделся по сторонам.

– Никого не вижу.

– Вы можете запереть эту дверь снаружи?

Звякнули ключи на связке.

– Да, – отозвался он.

– Тогда приготовьтесь сделать это, – буркнул я. Следом за Баттерсом я вышел в коридор и захлопнул дверь за собой.

– Запирайте, – рявкнул я. – Живо!

Баттерс сунул ключ в скважину и повернул. Тяжелые стальные ригели с приятным, основательным таким щелчком задвинулись в гнезда за мгновение до того, как что-то ударило в дверь изнутри с такой силой, что пол содрогнулся у меня под ногами. Секунду спустя дверь дернулась еще раз, и в центре ее вспухла выпуклость размером примерно с кулак.

– Господи! – выдохнул Баттерс. – О Господи, это Фил. Что это? Что происходит?

– Что-то, связанное с вами, – бросил я, схватил его за руку и потащил по коридору со всей скоростью, на которую были способны его короткие ноги. Ключи от двери – они есть у кого-нибудь еще?

– А? – Баттерс на мгновение зажмурился. – Э… о… у других врачей. У дневной охраны. И у Фила.

Дверь содрогнулась еще раз, на ней вспухла еще одна выпуклость, а потом все стихло.

– Похоже, Гривейн тоже догадался об этом, – буркнул я. – Идемте, пока он не нашел нужный ключ. Ключи от машины у вас с собой?

– Да, да… постойте… ох, да, вот они, – зубы у Баттерса стучали так громко, что он едва мог говорить, и он спотыкался каждую пару шагов. – Боже… о Боже, это все взаправду!

Из коридора у нас за спиной донесся металлический лязг. Кто-то примерял ключи к замку.

– Баттерс, – произнес я, схватив его за плечо и делая над собой усилие, чтобы не хлестнуть его по щеке, как это делают в кино. – Делайте все, как я скажу. Не рассуждайте. Думать будете потом. Только шевелитесь, а то этого «потом» не будет.

Он уставился на меня, и какое-то мгновение мне казалось, что его вырвет. Однако он взял себя в руки и кивнул.

– Идет, – сказал он.

– Отлично. Бежим к вашей машине. Вперед!

Баттерс кивнул еще раз и припустил к выходу со скоростью, которой позавидовал бы иной спринтер. Скорость он набрал куда быстрее моего, но я со своими длинными ногами догнал его без особого труда. Баттерс задержался, чтобы хлопнуть по кнопке на посту охраны, а я распахнул дверь и придержал ее, дав ему вылететь на улицу первым. Он свернул направо и припустил к стоянке; я отставал от него на какую-то пару футов.

Мы свернули за угол, и Баттерс устремился к миниатюрному пикапчику, стоявшему на ближнем к нам месте. После царившей в морге тишины звуки ночного города казались оглушительным оркестром. Со стороны шоссе доносился шум автомобильного потока. Где-то вдалеке слышались сирены – не полицейские, а, скорее, «скорой помощи». Кто-то, находившийся на расстоянии не больше двух миль от нас, врубил одну из этих жутких стереосистем, которые глушат одним уханьем сабвуфера.

Огни на стоянке не горели, но в нос мне ударил резкий запах бензина, так что я схватил Баттерса за ворот и дернул. Коротышка захрипел, едва не упал, но все-таки остановился.

– Стойте-ка! – бросил я и сунул пальцы под крышку капота Баттерсова пикапчика. Она откинулась без сопротивления.

Двигатель искрошили в хлам. Оборванный приводной ремень свисал языком дохлого теленка. Отовсюду торчали проводки, а в пластиковых бачках для разных необходимых жидкостей кто-то понаделал дырок размером в палец. Содержимое разбитого радиатора и бачка омывателя ветрового стекла продолжало еще капать на асфальт, смешиваясь, судя по запаху, с бензином.

Задыхавшийся от бега (и моего торможения) Баттерс смотрел на это, не веря своим глазам.

– Моя тачка… Эти суки угробили мою тачку!

– Похоже на то, – подтвердил я, оглядываясь по сторонам.

– Зачем они угробили мою тачку?

Уханье сабвуфера все не смолкало. На секунду я застыл, прислушиваясь. Тональность звука менялась, делаясь с каждым ударом чуть выше. До меня вдруг дошло, что это означает, и на мгновение меня охватила паника.

Допплеровский эффект. Источник этого оглушительного уханья приближался к нам.

В темноте вспыхнули вдруг фары – какой-то автомобиль приближался к институту патологоанатомии. Судя по широко расставленным фарам и реву мотора, это был один из тех древних, пожирающих бензин динозавров – «Кадиллак» или большой «Олдсмобиль».

– Бежим! – рявкнул я Баттерсу и рванул к стоянке у соседнего корпуса, на которой оставил Голубого Жучка. Нас явно уже засекли, так что я снова изготовил свой браслет, отчего рука моя стала напоминать небольшую комету. Баттерс не отставал; надо отдать должное коротышке – бегун он был отменный.

– Вон! – крикнул я на бегу. – Садитесь в мою машину!

– Вижу!

Взревывающая сабвуфером машина – и правда, «Кадиллак» – свернула на стоянку, пересекла ее и, скрежетнув днищем о бордюр, остановилась на газоне. Водительская дверь распахнулась, и из нее выскочил мужчина.

Фары «Кадиллака» слепили мне глаза, но я все же успел более-менее разглядеть его. Среднего роста, с длинными, редеющими волосами, с темными пятнами на бледной коже, он двигался как-то скованно, словно страдал артритом. Это не помешало ему, однако, вытащить из салона дробовик и не спеша приложить его к плечу.

Я вильнул в сторону, чтобы оказаться между ним и Баттерсом, извернулся, выбросил левую руку назад и врубил щит. Он вырос между нами этаким призрачным полукуполом за долю секунды до того, как ствол дробовика расцвел огненным цветком. Купол вспыхнул и рассыпался фонтаном искр размером с небольшой загородный дом. Я ощутил, как он дрогнул на мгновение, но тут же восстановился – как раз вовремя, чтобы удержать заряд картечи из второго ствола. Старикан с дробовиком взвыл от досады, переломил дробовик и полез в карман за новыми патронами.

Баттерс визжал, и я, кажется, тоже. Мы прыгнули в Жучка, и я повернул ключ зажигания. Мотор чихнул и завелся. Я вдавил педаль газа в пол, мы вылетели со стоянки на дорогу, повернули, Жучка чуть занесло, но я удержал его, и мы понеслись прочь от института.

– Берегись! – заорал Баттерс, тыча пальцем куда-то назад.

Я бросил взгляд через плечо и увидел Фила и трех других мертвецов из прозекторской, бегущих к нам через газоны. То есть, не то слово – «бегущих». Такого спринта Фил не развивал, должно быть, и в самом расцвете своих жизненных сил. Я попробовал выжать из машины чуть больше и сосредоточил внимание на дороге перед нами.

– Ох, блин! – завопил Баттерс, и Жучок дернулся.

Я снова оглянулся и увидел Мертвого Фила, цеплявшегося за машину сзади. Должно быть, он стоял на заднем бампере. Трое остальных мертвецов отстали ненамного. Мертвый Фил замахнулся кулаком, послышался скрежет – это он сорвал с моей бедной машинки крышку капота, обнажив двигатель.

– Держите руль! – крикнул я Баттерсу. Он перегнулся ко мне и схватился за руль, а я повернулся назад и выбросил правую руку в направлении Мертвого Фила, сосредоточившись на простеньком серебряном кольце на моем среднем пальце. Подобно браслету-оберегу кольцо представляло собой преобразователь энергии – кинетической энергии. С каждым движением моей руки кольцо накапливало заряд. Так вот, я сосредоточился на кольце, сжал руку в кулак и выбросил его в направлении Мертвого Фила, высвободив заключенную в кольце энергию.

Мертвый Фил снова занес кулак, чтобы разнести к чертовой матери движок, но я на долю секунды опередил его. Невидимая сила вырвалась из кольца и ударила его ниже пояса, сбросив его ноги с бампера. Он сделал попытку вцепиться в машину руками, но пальцы соскользнули, и он грянулся об асфальт. Остальные мертвецы обогнали его, а он так и остался лежать, раскинув руки-ноги и дергаясь как сломанная игрушка.

Я снова взялся за руль и переключил передачу. В зеркало заднего вида я увидел, как бежавший первым мертвец прыгнул нам вслед, но ему не хватило какой-то пары футов, и вся эта компания зомби осталась позади, в темноте, а мы вырвались, наконец, из технопарка на шоссе.

Некоторое время я гнал машину не прямым путем, а петляя без особой нужды. Не то, чтобы я всерьез верил в погоню, но и давать тому старичку в «Кадиллаке» шанса пальнуть в нас еще раз мне не хотелось. Прошло, должно быть, не меньше десяти минут, прежде чем я перевел немного дух и принялся искать взглядом нормальную, хорошо освещенную стоянку.

Стоило мне вытянуть стояночный тормоз, как меня начало трясти. У меня всегда так с адреналином. Пока кризис в разгаре, я, как правило, действую достаточно хладнокровно, зато когда все позади, мое тело от души мстит за пережитый ужас. Я закрыл глаза и постарался успокоить дыхание, но далось мне это непросто. Обидно: ведь это единственное средство остановить дрожь.

С тех пор, как я едва не остался без руки, мне раз от раза все труднее справиться с собой. Давным-давно, вроде бы, знакомые эмоции в последнее время терзают меня все больнее, и порой мне приходится буквально закрывать глаза вот так и считать до десяти, чтобы не утратить контроль над собой. На этот раз мне отчаянно хотелось выть и визжать – отчасти от радости за то, что я все-таки жив, отчасти от ярости за то, что кто-то пытался меня убить. Мне хотелось собраться с силами и крушить все направо и налево, ощущать сырую, ничем не сдержанную энергию творения, пронизывающую мои мысли и мое тело… Мне хотелось сорваться с цепи.

Но я не мог себе этого позволить. Даже среди сильнейших чародеев планеты я выступаю отнюдь не в легком весе. Мне недостает изящества, и класса, и опыта, что отличают большинство ветеранов нашего ремесла, но когда дело доходит до грубой силы, я наверняка вхожу в первые три или четыре десятка сильнейших. Силы у меня в достатке, но не всегда хватает мастерства управлять ею: вот почему мне приходится пользоваться специальными устройствами вроде браслета-оберега или кольца. Да и с ними мне не всегда удается быть безупречно точным. Последний раз, когда я сорвался с тормозов и перестал сдерживать свою энергию, я пожег в золу с дюжину людей.

Поэтому мне приходится отвечать за контроль над этой разрушительной энергией, направляя ее на помощь людям, на то, чтобы защищать их. И неважно, что я только что перепугался до чертиков. Неважно, что мою руку сжигает острая боль. Неважно, что мою старую, верную машинку снова покалечили, или что кто-то пытался убить одного из немногих людей в этом городе, кого я могу назвать настоящим другом.

Надо держать себя в руках. Соблюдать осторожность. Рассуждать здраво.

– Гарри? – окликнул меня Баттерс, выждав минуту. – С вами все в порядке?

– Угу. Дайте мне только еще минуту.

– Чего-то я не понял, – произнес он не слишком чтобы уверенно. – Что все-таки случилось?

– Вы бы предпочли не знать этого, – сказал я.

– Вовсе нет.

– Поверьте, – вздохнул я. – Вам и правда лучше не впутываться в эти дела.

– Но почему?

– Вы пострадаете. Или вас убьют. Не ищите неприятностей на свою задницу.

Он обиженно засопел носом.

– Эти люди пришли за мной. Не я за ними, а они – за мной.

Что ж, в этом имелась своя логика, и все же мне ужасно не хотелось видеть Баттерса вовлеченным в конфликт между людьми вроде Гривейна, его мертвецами и его седоволосым партнером. Как правило, при встрече со сверхъестественными нехорошими парнями смертные держатся не слишком чтобы хорошо. За свою жизнь я перевидал не одного, и не двух мужчин и женщин, погибших в подобной ситуации, несмотря на все мои попытки спасти их.

– Это нереально, – сказал Баттерс. – Я знаю, вы с Мёрфи много всякого говорили о черной магии и прочих потусторонних штуках. И я сам видел кое-что, чему трудно найти объяснение. Но… я даже представить себе не мог, что подобное вот этому вообще возможно.

– Так оно гораздо спокойнее, – заметил я. – Блин, да будь на то моя воля, я бы сам с удовольствием забыл все, что сам об этом знаю.

– Спокойнее бояться неизвестности? – робко спросил он. – Спокойнее считать, что мое начальство, возможно, все это время было право, а я действительно псих? Спокойнее подвергаться опасности, не понимая, что происходит?

На это у меня легкого ответа не нашлось. Я покосился на руки. Дрожь почти прошла.

– Помогите мне разобраться в этом, Гарри, – продолжал он. – Прошу вас.

Чтоб меня…

Я взъерошил волосы правой рукой. Гривейн приехал за Баттерсом – только за ним, и ни кем другим. На улице его ожидало подкрепление, и он превратил Баттерсов пикап в груду металлолома, чтобы коротышка-патологоанатом не смог бежать. Блин, да он прямо сказал, что ему нужен Баттерс, до поры, до времени целый и невредимый.

Из этого следовало, что Баттерсу грозила реальная – и донельзя серьезная – опасность. И если опыт и научил меня чему-то – так это тому, что мне не всегда удается защитить всех. Порой я – как и все мы – терплю неудачу. Или делаю глупые ошибки.

Промолчи я, или заставь Баттерса ходить в шорах – и он не в состоянии будет сделать ничего, чтобы защитить себя. И если с ним что-нибудь случится, вина в этом будет лежать на мне. А так у него будет хоть какой-то шанс выжить.

И я не мог отбирать у него этого шанса. Я ведь ему ни отец, ни ангел-хранитель, ни король-покровитель. У меня нет ни Соломоновой мудрости, ни дара предвидения. Если я начну выбирать за Баттерса его путь, это сделает меня в какой-то степени похожим на Гривейна – ну, и на кучу других созданий, людей и нелюдей, пытающихся контролировать других.

– Если я расскажу вам, – вполголоса предупредил я, – это может оказать вам дурную услугу.

– В каком смысле – дурную?

– Это откроет вам кое-какие тайны, знание которых грозит смертью. Это может изменить ваше отношение к жизни – черт, да это вам всю жизнь перекорежить может.

– Жизнь перекорежить? – он посмотрел на меня в упор и вдруг ухмыльнулся. – Я всего лишь тридцатисемилетний еврей-патологоанатом ростом пять футов три дюйма, и мне нужно забрать из химчистки кожаные штанцы, чтобы выступить завтра на Октоберфесте со своей полькой, – он поправил пальцем очки и скрестил руки на груди. – Валяйте уж, не томите.

Произнес он это легко, но в словах его я услышал и страх, и решимость. У Баттерса хватало ума бояться. Но и бойцовского характера ему было не занимать. Я уважал его за оба этих качества.

– Ладно, – вздохнул я. – Поговорим.

Глава шестая

Убегая из лаборатории, Баттерс не успел захватить плащ, а печка моего Жучка работала в последний раз еще, возможно, до падения Берлинской Стены. Я заскочил в магазин, взял нам по чашке кофе, а потом открутил проволоку, которая удерживает крышку Жучкова багажника. Из последнего я извлек потертое, но более-менее чистое одеяло, которым прикрываю обычно обрез – очень полезный предмет на случай, если потребуется задать перцу преследующим наполеоновским полчищам. Учитывая то, как оборачивался вечер, я достал из багажника и сам обрез, который сунул на заднее сиденье.

Баттерс с благодарностью принял и кофе, и одеяло, хотя продолжал еще дрожать так сильно, что расплескивал кофе через край. Я сделал глоток, поставил чашку в держатель на торпедо и тронул машину дальше. Очень мне не хотелось торчать слишком долго на одном месте.

– Ладно, – сказал я Баттерсу. – Если вы хотите понять, что происходит, вам придется принять две вещи.

– Валяйте.

– Первая сложнее. Магия реально существует.

Я буквально ощутил на себе его взгляд.

– Что вы хотите этим сказать?

– То, что параллельно нашей повседневной жизни совершенно реально существует еще один мир. Со своими державами, нациями, монстрами, войнами, распрями, союзами – всем таким. Чародеи тоже часть этого мира. И куча других созданий, о которых вы слышали в преданиях, а еще больше таких, о которых вы и не слышали.

– Каких таких созданий?

– Вампиров. Оборотней. Фэйре. Демонов. Прочих монстров. Они существуют.

– Ха, – произнес Баттерс. – Ха. Ха. Вы шутите. Ведь шутите, да?

– Какие уж тут шутки. Ну же, Баттерс. Вы-то должны понимать, что всякие странные твари действительно существуют. Вы сами видели доказательства этого.

Он провел дрожащей рукой по волосам.

– Ну… да. Кое-что видел. Но, Гарри, вы говорите о чем-то совершенно невероятном. То есть, если вы хотите сказать, что люди способны ощущать окружение и воздействовать на него способами, природу которых мы пока не понимаем, это я понять и принять еще могу. Допустим, вы называете это магией, а другие называют экстрасенсорными способностями, а третьи – силой, но это не так уж и ново. Возможно, имеются люди, генетические характеристики которых позволяют им развить эти способности в большей степени, нежели остальным. Возможно даже, они помогают им воспроизводить свою ДНК четче, чем остальным, вследствие чего они живут гораздо дольше. Но совсем другое дело утверждать, будто у нас под носом обитает целая армия жутких монстров, а мы их даже не замечаем.

– А как быть с теми трупами, которых вы обследовали? – спросил я. – Гуманоидов, но определенно не людей?

– Ну-у, – не сдавался Баттерс, – вселенная велика. На мой взгляд самонадеянно полагать, будто мы в ней единственные разумные существа.

– Те трупы принадлежали вампирам Красной Коллегии, и вы вряд ли обрадовались бы встрече с живым таким. В свое время их у нас в городе было пруд пруди. Теперь их меньше, но там, откуда они родом, их до сих пор в достатке. Это ведь только одна порода вампиров. А сами вампиры – только малая толика сверхъестественных хищников. Тот мир – джунгли, Баттерс, и люди далеко не на самой вершине пищевой цепочки.

Баттерс упрямо мотнул головой.

– И вы хотите сказать, никто об этом не знает?

– О, знает, и довольно много людей, – заверил я его. – Только те, кто знает, предпочитают об этом не распространяться.

– Почему так?

– Ну, для начала, потому что никому не хочется просидеть три месяца под присмотром в психушке.

– Ох, – Баттерс покраснел немного. – Ага, кажется, я понимаю. А что с обычными людьми, которые видят эти штуки – ну там, озарения, и близкие контакты, и все такое?

Я терпеливо вздохнул.

– А это как раз второе, что вам придется понять. Людям не хочется принимать реальность, которая их пугает. Некоторые все-таки открывают глаза и участвуют в этом – как Мёрфи, например. Большинство же не желает иметь со сверхъестественным ничего общего. Они просто отворачиваются от этого и не говорят об этом. Стараются даже не думать. Ну не хотят они, чтобы реальность была такая, поэтому стараются изо всех сил убедить себя в том, что это не так.

– Нет, – мотнул головой Баттерс. – Мне очень жаль. Я этого не покупаю.

– И не покупайте, – сказал я. – Это правда. Как цивилизация мы представляем собой огромное сборище идиотов. Мы запросто игнорируем факты, если выводы, к которым они приводят, заставляют нас чувствовать себя неуютно. Или просто пугают.

– Погодите-ка. Вы говорите, весь наш мир, все множество научных исследований, достижений, теории и практики – все, что основано на наблюдении вселенной и изучении ее законов – все это… что? Ошибка, ибо отвергает магию как предрассудок?

– Не просто ошибка, – возразил я. – Опасное заблуждение. Потому, что истина – это нечто такое, на что мы боимся взглянуть прямо. Люди боятся признаться себе, что вселенная велика, а мы – нет.

Он сделал глоток кофе и покачал головой.

– Не знаю, не знаю.

– Ну же, Баттерс, – настаивал я. – Вспомните историю. Сколько веков вся научная мысль полагала, что Земля – центр вселенной? А когда нашлись смельчаки, с фактами в руках доказавшие, что это не так, ответом стали уличные беспорядки. Никто не хотел поверить в то, что мы все живем на маленькой песчинке где-то на задворках тихой, провинциальной галактики. Да что там, мир вообще считался плоским, пока люди не доказали обратного, обогнув его на паруснике. В микробов тоже никто не верил, пока их не увидели в микроскоп. Биологи презрительно морщили нос в ответ на все рассказы о диких человекообразных, живущих в горах Африки, несмотря на многочисленные показания свидетелей – и так до тех пор, пока им не притащили тело мертвой горной гориллы.

Он пожевал губу, глядя на летящие навстречу огни.

– Время от времени история демонстрирует нам то, что люди, если им не хочется верить во что-то, развивают в себе феноменальные способности не замечать очевидного.

– Вы хотите сказать, вся история человечества – это сплошное отрицание?

– По большей части – так, – кивнул я. – И ведь это не так и плохо. Просто такая уж у нас натура. Вот только всяким странностям на это наплевать: они просто продолжают себе случаться, и все тут. У каждой семьи имеется своя история с привидениями. Большинство людей, с которыми мне доводилось разговаривать, хоть раз в жизни встречались с чем-либо, не поддающимся объяснению. Но это вовсе не значит, что потом они кричат об этом на каждом углу – потому что всем известно, что таких вещей не бывает. Попробуйте утверждать, что остальные заблуждаются, и на вас сначала будут коситься, а потом подарят пиджачок с длиннющими рукавами.

– Все свидетели, – скептически хмыкнул он. – Помалкивают и стараются забыть?

– Я вам вот что скажу, Баттерс. Поедемте вместе в полицейское управление, и вы расскажете им, что только что подверглись нападению некроманта и четверых зомби. Что они бегают быстрее разгоняющегося автомобиля, что они убили охранника, а тот потом встал и швырял ваш рабочий стол как пушинку, – я сделал выразительную паузу. – Как вы думаете, что они сделают?

– Не знаю, – он опустил голову низко-низко.

– Сверхъестественные вещи случаются то и дело, – сказал я. – Но об этом не говорят. Ну, по крайней мере, открыто не говорят. Потусторонний мир проявляется повсюду. Просто он не слишком громко заявляет о себе.

– Вы-то говорите, – заметил Баттерс.

– Но мало кто принимает меня всерьез. По большей части, те, кто обращается ко мне за помощью, просто платят по счету, а потом уходят в твердой решимости выкинуть меня из головы и вернуться к нормальной жизни.

– Но как такое вообще возможно? – спросил Баттерс.

– Запросто. Ведь все эти штуки наводят страх, – ответил я. – Подумайте сами. Вы узнаете о существовании монстров, по сравнению с которыми чудища из ужастиков все равно что персонажи «Улицы Сезам», и что вы ничегошеньки не можете сделать, чтобы защититься от них. Вы узнаете о таких жутких происшествиях, о которых и думать страшно. И гораздо проще не жить в вечном страхе, а отстраниться от этого. Постепенно вы убеждаете себя в том, что все вам только померещилось. Ну, или что вы преувеличиваете угрозу. Вы находите этому более-менее рациональное объяснение, забываете то, чему такого не нашлось, и возвращаетесь к нормальной жизни, – я покосился на свою руку в перчатке. – И я не могу винить людей в этом.

– Может, и так, – кивнул он. – И все равно, не понимаю, как выходит, что всякие хищные твари охотятся на нас, убивают нас, а мы и не знаем.

– Сколько человек училось на вашем курсе, а?

Баттерс удивленно зажмурился.

– Чего?

– Нет, вы ответьте.

– М-м… около восьмисот.

– Так вот, – кивнул я, – в прошлом году в одних Штатах пропало без вести больше девятисот тысяч человек.

– Вы это серьезно?

– Угу, – подтвердил я. – Можете проверить в ФБР. И это при общей численности населения около трехсот миллионов. То есть, пропадает один человек из кждых трехсот двадцати пяти. Ежегодно. Сколько лет прошло со времени вашего выпуска? Около двадцати, да? Выходит, человек сорок-пятьдесят с вашего курса исчезли. Просто исчезли. И никто не знает, где они.

Баттерс беспокойно поерзал на своем сидении.

– Ну и что?

Я выразительно изогнул бровь.

– Только то, что они пропали. Куда?

– Ну… Без вести. Если без вести, значит, это никому не известно.

– Вот именно, – кивнул я.

Он промолчал.

Я позволил паузе чуть затянуться – для большего эффекта.

– Возможно, это простое совпадение, – продолжил я, наконец, – но процент пропавших к общей численности населения примерно равен проценту стадных парнокопытных в Африке, которые становятся жертвой крупных хищников.

Баттерс зябко подобрал под одеялом колени к груди.

– Правда?

– Угу, – сказал я. – О таких вещах не принято говорить. Но все эти люди так и исчезли. Возможно, многие из них просто освободились от старых пут и зажили новой жизнью. Возможно, с некоторыми произошел несчастный случай, просто тел их не нашли. Суть в том, что это неизвестно. И, поскольку думать об этом страшно, и поскольку жить, не думая об этом, гораздо легче, об этом и не думают. Не обращают внимания. Так проще.

Баттерс покачал головой.

– На слух это форменное безумие. То есть, люди ведь верят тому, что видят своими глазами, разве нет? То есть, если кто-то вдруг по телевизору…

– Что сделает? – перебил я его. – Будет гнуть ложки? Заставит исчезнуть Статую Свободы? Превратит даму в тигра-альбиноса? Блин, я ведь демонстрировал магию по телику, и те, кто не визжал, что все это туфта, жаловались на дешевизну спецэффектов!

– Вы имеете в виду тот клип в новостях несколько лет назад? Ну, с вами, Мёрфи, какой-то большой псиной и каким-то психом с дубиной?

– Это была не собака, – возразил я и невольно поежился от воспоминания. – Луп-гару. Что-то вроде суперволка. Я убил его с помощью заклятия и серебряного амулета – прямо перед камерой.

– Угу. Пару дней, помнится, все только об этом и говорили, но потом, если не ошибаюсь, все объявили подделкой.

– Нет. Запись почему-то стерлась.

– А-а…

Я остановился на светофоре и внимательно посмотрел на Баттерса.

– А вы – вы, когда увидели эти кадры, поверили?

– Нет.

– Почему нет?

Он вздохнул.

– Ну, качество изображения было так себе. Я хочу сказать, снято все в темноте…

– Большая часть жутких сверхъестественных штук происходит в темное время суток, – сказал я.

– И камера дергалась.

– Женщина, которая снимала это, сама боялась до потери сознания. Это можно понять.

Баттерс раздосадованно шмыгнул носом.

– И изображение было все в помехах, как будто его специально засвечивали.

– Ну да, и мои рентгеновские снимки тоже специально засвечивают, – я улыбнулся и покачал головой. – И это еще одна причина, по которой вы мне не верите. Это в порядке вещей, старина – говорите, не стесняйтесь.