Текст книги "Невеста без фаты"
Автор книги: Джиллиан Хантер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
Он не мог объяснить, почему его так влекло к ней. Почему он чувствовал, что может говорить с ней как с другом.
Свежесть, чувственность и мгновенно возникшее ощущение общности – и все в одной женщине. Он не мог припомнить ни одной леди, которая бы сочетала в себе все эти качества. Женщины, которые были его любовницами, и женщины, которых он считал друзьями, принадлежали разным группам. Он невольно задавался вопросом о том, что она вообще здесь делала. Здесь были люди из высшего общества, к которому она, кажется, не принадлежала. Как, впрочем, и он сам. Он давал уроки джентльменам, но он не был одним из них. Сегодня он развлекал высший свет на благотворительном балу маркиза, устроенном, как и все балы, что давал маркиз, с грандиозным размахом, но ему не следовало обманывать себя – он был лишь лицедеем на этом празднике. Как бы его ни хвалили, как бы ни льстили ему леди и джентльмены, для них он оставался простолюдином, зависящим от таких джентльменов, как сэр Годфри, которые платили ему за уроки.
– Вы безупречно исполнили эпизод с плащом и фонарями, – сказал Кит, поборов желание еще раз взглянуть на часы. – Ни одного неловкого движения. Смею сказать, злоумышленнику следует дважды подумать, прежде чем на вас нападать.
– Жаль, что леди, на которую я так стремился произвести впечатление, пропустила мое представление. Все из-за хворой старой тетки.
Кит изобразил сочувствие. По правде говоря, сэр Годфри нравился ему все меньше и меньше. Чем больше Годфри говорил, тем больше обнаруживал свое двуличие. Он презрительно отзывался как об аристократах, которым завидовал, так и о тех, которые на него, торговца, работали. Фехтование было для него лишь средством пустить пыль в глаза, но не искусством. Сэр Годфри был мужчиной умным, но недобрым.
Годфри рукой, в которой держал бокал, указал на дальнюю стену:
– Вы знаете, сколько стоят эти римские статуи?
Киту нравились красивые вещи, даже если они были копиями, а не подлинниками, и он даже покупал красивые безделушки, если они были ему по карману. Но опять-таки он не был аристократом, и вкус его был далек от изысканности. Он не мог весь день любоваться древними руинами. Ему надо было зарабатывать на хлеб.
– Я даже не знаю, подлинные ли они, – честно сказал Кит.
– Для простых смертных, таких, как мы с вами, это особого значения не имеет, – откликнулся Годфри. – Реплики в розницу идут за очень хорошие деньги. Все прямо-таки помешались на старине. Вы знаете, как моя невеста предложила провести ближайшие несколько дней в столице?
– Посетить музей? – поинтересовался Кит.
– Я бы мог понять такое желание, – сказал Годфри. – Но нет. Она желает посетить выставку древних надгробий. Можете себе представить? Красивая леди готова платить деньги за то, чтобы рассматривать могилы незнакомцев.
– Как вы говорите, это всеобщее помешательство. Мода. – О чем Кит подумал, и то лишь на мгновение, так это о том, какой должна быть женщина, чтобы она могла бы удовлетворить всем притязаниям Годфри. – Смею ли я спросить, почему вы идете у нее на поводу?
– Смеете. Поскольку я сам поднял эту тему. Я от нее без ума. Я был немало удивлен, когда она согласилась за меня выйти. Впрочем, нельзя сказать, что она приняла мое предложение сразу и с радостью. За ее руку боролись еще трое господ. Но она все же выбрала меня. – Годфри осушил бокал. – Или, лучше сказать, ее тетя остановила на мне свой выбор. Мне пришлось убедить старушку, что она не прогадает, если выберет меня.
– Потому что вы?..
– Потому что у меня самые лучшие манеры и потому что я не повеса и не мот. Когда вы познакомитесь с моей нареченной, возможно, вы поймете, почему мне так отчаянно хотелось ее заполучить.
– Она очень красива?
– Да. И еще она богатая наследница, что совсем нелишнее, если вы понимаете, о чем я.
Когда барон Эшфилд умер, Франческа потеряла самого лучшего друга, какой был у нее за всю жизнь. Отец выбрал ей в мужья Генри, когда Франческе было семнадцать, и Эшфилд тогда служил в армии. Отец ее настоял на этом браке, потому что это был разумный выбор, и Франческа рыдала не одну неделю, потому что любила племянника викария, и если ее выбор не был разумным, тогда она просто не понимала, что такое разумный выбор.
Она вся сжалась в комок, когда познакомилась с бароном, неуклюжим увальнем в два раза крупнее ее, который почти все время молчал, а если и говорил, то отрывистыми, незаконченными фразами, что заставляло ее усомниться в его умственных способностях. И только после трех лет брака он признался, как сильно ее любит.
Она лежала в постели, подавленная, после четвертого подряд выкидыша и осознания того ужасного факта, что никогда не сможет выносить ребенка. Франческа даже не подозревала, что мужчина способен на такие сильные переживания, что мужчина способен так горевать.
– Прошу тебя, Генри, кто-то из нас должен сохранять самообладание.
– Ну, тогда, Франческа, это будешь ты, – сдавленно проговорил он, – потому что перед тобой я бессилен. Я полюбил тебя с первого взгляда. Я любил наших утраченных детей, когда мы зачинали их, и…
– Почему ты мне раньше этого не говорил?
Он повесил голову.
– Я боялся, что ты посчитаешь мою любовь к тебе признаком слабости.
Она положила руку ему на плечо.
– Я такая мегера, что мне нельзя сказать правду?
Она никогда прежде не замечала, что взгляд его зажигался всякий раз, как она обращала на него внимание. Она так исступленно копировала холодную отчужденность, присущую браку ее родителей, что ей никогда и в голову не приходило, что можно построить любовь на привязанности. На привязанности и дружбе.
Он поднял на нее глаза и сказал:
– Да, это так. И ты лишишь Вайолет шанса на счастье из-за всех своих страхов.
Сейчас Франческа сидела с прочими матронами в тихом уголке ярко освещенного бального зала. «Что я наделала? Я так тревожилась, что какой-то негодяй и повеса разобьет Вайолет сердце, что толкнула ее в объятия Годфри. Почему ты оставил меня принимать такое серьезное решение в одиночестве, Генри? Зачем тебе надо было умирать раньше, чем передо мной встал этот выбор? И вообще зачем тебе надо было умирать?»
Сэр Годфри действительно казался идеальным ухажером. Раньше казался. Не слишком высокого для Вайолет положения и не слишком низкого. Купец, всего добившийся своим трудом, который ведет жизнь умеренную и по средствам. Она хотела, чтобы у Вайолет был стабильный, прочный брак и чтобы Вайолет подарила ей внуков. В чем она не отдавала себе отчет, так это в том, что сэр Годфри рассчитывает на то, что она умрет до того, как Вайолет выйдет замуж и подарит ей внуков.
Сегодня, когда у Франчески случился приступ, она услышала правду в голосе Годфри, когда тот расспрашивал врача за дверью. Маркиза вызвала доктора из театра вопреки желаниям Франчески.
– Сколько она еще проживет?
– Это не вам решать, сэр.
– Она же не может жить вечно?
– Вечно? Нет, сэр. Но она в добром здравии, насколько я могу судить. Это горе, по моему мнению, ослабило ее силы.
Франческа знала, что не будет жить вечно. Ее единственная цель состояла в том, чтобы помочь Вайолет найти счастье.
Она выбрала сэра Годфри для Вайолет по самым разумным соображениям.
Разве не разумно надеяться, что добрые намерения приведут к хорошему прочному браку?
Ошибалась ли она, поставив репутацию выше любви? Разве не естественно для мужчины надеяться на наследство? Не может быть, чтобы Годфри искал брака с Вайолет только ради денег, которые вскорости получит.
Внезапно в зале стало очень тихо. Франческа рассеянно обернулась, чтобы посмотреть, на чье появление так отреагировала публика.
В дверях появилась пара: широкоплечий джентльмен в черном и под руку с ним леди в летящем розовом шелковом платье. Хозяева дома, маркиз и маркиза Седжкрофт.
Если верить сплетням, главным источником которых для Франчески была ее горничная, маркиз некогда считался самой скандальной фигурой в лондонском свете. Возможно, он таковым и оставался. Ходили слухи, что он влюбился в невесту, которую бросил у алтаря его кузен. Нет, это не так. Маркиза сама сбежала с собственной свадьбы.
Фу! Лондон и его скандалы. Франческа считала Джейн очаровательной женщиной. Этот вечер, напомнила она себе, был посвящен благотворительности. И полный преданного обожания взгляд, которым смотрел на жену маркиз Седжкрофт, едва ли был наигранным.
По залу прокатилась новая волна возбужденных перешептываний.
Франческа вытянула шею, пытаясь разглядеть того, кто привел гостей в такое волнение.
Следом за маркизом в зал вошел еще один мужчина.
Он был из числа тех, чье присутствие заставляет стулья со скрежетом отодвинуться, лакеев вытянуться в струнку, а леди и джентльменов, как молодых, так и старых, восхищенно вздохнуть.
Франческа пожалела об отсутствии лорнета. Кто это? Сын маркиза? Она оценивающим взглядом окинула обе фигуры – маркиза и того, второго. Нет, не сын. Они были слишком близки по возрасту, даже если маркиз зачал его, будучи еще безусым юнцом.
Родственники, возможно. Двоюродные братья. Маркиз жестом пригласил более молодого мужчину подойти ближе.
Возможно, если бы не сидящая рядом матрона, Франческа вновь ушла бы в себя. Но леди, которая явно хотела оказать Франческе любезность, наклонилась к ней и сказала:
– Мне почти не хватает волнующей опасности дуэлей конца прошлого века. Тогда по крайней мере с противниками разбирались на благородный манер – с достоинством и честью.
Франческа рассматривала молодого человека, вызвавшего столь бурное оживление.
В нем не чувствовалось надменного высокомерия пэра королевства. Скорее он выглядел довольно скромно. Возможно, ему было приятно оказаться в центре внимания, но не более того.
Он был гибким, легким. Одет он был скромнее и проще всех присутствующих. Свободная рубашка из тонкого льна. Темные бриджи – не определить, из какой ткани. И все же он был неотразим в своей элегантности.
Действительно, этого молодого человека было трудно не заметить, и, к удивлению Франчески, даже Вайолет не обошла его своим вниманием. Франческа даже приподнялась с кресла, словно могла стать преградой между ними, не допустив этого сомнительного альянса.
Слишком поздно.
Этот красавец тоже заметил ее племянницу.
Он повернулся к маркизу спиной и направился к Франческе, прокладывая себе путь в толпе по прямой, словно портновские ножницы разрезали шелк. И сэр Годфри, тот самый мужчина, который, казалось бы, должен был оберегать Вайолет, вел ее к нему.
Глава 6
Музыканты уже настраивали инструменты, когда следом за хозяином дома в бальный зал вошел Кит. Маркиз Седжкрофт настоял на том, чтобы он присутствовал на балу. Кит не мог отказаться. Как сказал Седжкрофт: «Вы, Фентон, гвоздь программы. Мои гости заплатили, чтобы увидеть ваше представление. Ваше представление еще не закончено».
И Кит согласился.
Оркестр начал играть, и мелодичные звуки скрипок, флейт и валторн мешались с шумом голосов. К Фентону подошел сэр Годфри, и под руку с ним была брюнетка в платье из сиреневато-серого шелка. Годфри сказал что-то, пытаясь перекричать музыку.
Кит ничего не расслышал – в ушах стоял шум; кровь прихлынула к голове.
Он уставился на Вайолет. Прошло не больше секунды прежде, чем он ее узнал. Он бы узнал ее тогда, на лестнице, если бы не маска на лице, и не темнота, и не те десять лет, которые изменили ее. Он смотрел на нее во все глаза и чувствовал то же, что чувствовал тогда, когда впервые увидел ее на кладбище. Кит знал, что от него ждут какой-то вежливой ответной реплики. Но она была красива, и он купался в лучах ее красоты… вновь, после стольких лет.
Сэр Годфри бахвалился ее красотой. Наверное, не в первый раз мужчина терялся, когда его знакомили с ней. Лучше ничего не сказать и показаться невежей, чем выдать ее. Ей будет стыдно, если кто-то узнает, что она сделала его своим другом тогда, когда он был чудовищем, а она – юной красавицей.
Сейчас он был еще большим чудовищем, а она была еще прелестнее, чем раньше. Кое-что никогда не меняется. Мог ли он все еще убедить ее в том, что стоит ее дружбы?
– Мастер Фентон?
Кит не отреагировал.
Узнала ли его Вайолет? Неудивительно, что его так потянуло к ней тогда, на лестнице. Неудивительно, что они могли говорить друг с другом как давние друзья.
– Фентон? – повторил голос.
Он многое мог бы ей сказать, но осмотрительность требовала, чтобы он ничего не говорил. Вайолет была трофеем, за который боролся и который выиграл один из его студентов. И этим счастливчиком оказался не кто-нибудь, а Годфри. Мелочный тип, способный оказывать благодеяния разве что самому себе. Как, черт возьми, такое могло случиться? Должно быть, она выходила за него замуж ради денег. Но это было так не похоже на Вайолет.
Тепло в ее темных глазах и озорной блеск свидетельствовали о том, что она помнит о том тайном пакте, который они заключили в детстве. Кит обернулся раздраженно: настойчивый голос снова вторгся в его мысли. Сэр Годфри, видимо, решил действовать ему на нервы.
– Мастер Фентон, – сказал Годфри, – могу я вновь представить вам мою очаровательную невесту, мисс Вайолет Ноултон? Мастер Фентон – мой наставник, Вайолет. И еще: он пойдет танцевать с вами, тогда как я буду сопровождать леди Хейвил. Она одна из наших постоянных покупательниц, смею напомнить.
Кит вновь повернулся к Вайолет и поклонился.
– Приятно познакомиться, – многозначительно произнес он.
– Нет, – покачала она головой, и голос ее был уверенным и сильным. – Это мне приятно.
– Тогда это честь для меня, – сказал Кит, и они посмотрели друг другу в глаза.
Он был рад тому, что вокруг них стояли люди, потому что в противном случае мог бы сказать что-то такое, за что никогда бы потом не смог себя простить.
– Берегитесь, мастер Фентон, – с любезной улыбкой сказал сэр Годфри прежде, чем отойти. – Она танцует, как мечта.
Кит смотрел на нее как зачарованный.
Конечно. Она и есть мечта. Он мечтал о ней так часто, она так часто снилась ему, что нет ничего удивительного в том, что он почувствовал, словно давно знаком с ней, тогда, в полутемной прихожей, когда увидел ее с игрушечным мечом. Вайолет была его слабостью – щербиной в его доспехах тогда, десять лет назад, и, возможно, таковой и осталась. Она всегда казалась ему немного потерянной, словно заблудившаяся принцесса, которой так нужен защитник и покровитель. Но какой из него защитник? Если слепец ведет слепца, то оба попадут в яму [2]2
«А если слепой ведет слепого, то оба упадут в яму». Евангелие от Матфея, 15:14.
[Закрыть].
Может, у нее хватило храбрости пробраться на кладбище или, что более вероятно, ею двигало желание обзавестись друзьями. Но сейчас, когда Кит был достаточно взрослым и мудрым, чтобы рассуждать взвешенно, он понимал, что она поставила себя в довольно щекотливое положение.
Проклятие. Ей по-прежнему грозила опасность. Кто заботился о ней все эти годы?
Кит улыбнулся, понимая, что Вайолет оскорбилась бы, если б могла прочесть его мысли. Ему удалось оскорбить ее сегодня, даже не прилагая к тому усилий. Его одинокая девочка. Иначе зачем ей приглашать в друзья нищего? Одинокая или нет, это о ней он грезил, когда чувствовал себя потерянным.
Она была его утренней звездой, и он вновь обрел ее в темноте.
Она покачала головой и опустила глаза, когда исчез Годфри.
– Я должна была догадаться, что это ты, – сказала она, печально вздохнув. – Твои игры с мечом всегда действовали на меня безотказно.
– Господи, Вайолет, – приглушенно проговорил он, – как я мог не узнать тебя там, на лестнице? Ты выглядишь все так же, но ты так красива…
– То есть раньше я не была красивой? – с насмешливым удивлением спросила она.
– Не такой, как сейчас, – сказал он, окинув взглядом ее женственные формы. – И я никогда не думал о тебе в этом ключе раньше. – Но сегодня он думал о ней именно в этом ключе, да поможет ему Бог.
– Ты и сам довольно красив, – заметила она с улыбкой.
Он покачал головой:
– Может, оно и к лучшему, что я сразу тебя не узнал. Наверное, я не смог бы выступать. Я бы проткнул кого-нибудь шпагой, если бы знал, что ты на меня смотришь.
Она засмеялась:
– Сомневаюсь. Ты владеешь шпагой так, словно она продолжение твоей руки. Я даже не нахожу слов, чтобы выразить свое восхищение. Ты проделал большой путь, Кит. От работного дома в Манкс-Хантли до особняка в Мейфэр.
– Сейчас я этого не ощущаю. – Он по-прежнему хотел быть в центре ее внимания. – Что ты делаешь в Лондоне?
Она сразу погрустнела.
– Выхожу замуж.
Он скользнул взглядом по толпе.
– Надеюсь, не за галантерейщика? – с брезгливой миной спросил он.
Вайолет нахмурилась:
– Нехорошо так говорить.
Галантерейщик и не заслуживал доброго слова. Кит всегда его недолюбливал, но сейчас у него появился еще один повод для неприязни.
– А кто он, если не галантерейщик?
– Он начинал как продавец, – сказала она, – но сейчас он владеет целой галереей с магазинами и планирует купить еще один пассаж.
– Какая радостная новость! Мир должен быть счастлив.
Вайолет выгнула бровь:
– Вижу, что кое у кого еще осталось немного злобы.
– Возможно, так оно и есть, – признал Кит. – Но уверяю тебя, я стал лучше, чем был раньше.
– После того, что я увидела сегодня, я не могу с этим не согласиться. Как это случилось? – спросила она шепотом. – Когда я видела тебя в последний раз, уверенности в том, что все у тебя будет хорошо, у меня не было.
– Очень мягко сказано. Ты хочешь сказать, что тогда у тебя не было уверенности в том, что я не закончу жизнь в канаве.
– Нет, я вовсе не это имела в виду.
– Мы все думали, что я человек конченый, Вайолет.
– Я была почти уверена, что с твоим отъездом и моя жизнь закончится, – призналась она.
– Ну, слава Богу, этого не случилось, – с чувством сказал он.
– Я и не смела надеяться на то, что у тебя все так хорошо сложится.
Сердце его колотилось как бешеное. Вайолет была лучшим, что случилось в его жизни.
– Если ты дашь мне шанс, я расскажу тебе больше после того, как закончится танец. То есть, если вообще…
Музыка грянула до того, как Кит успел закончить предложение. Слуги притушили свечи в канделябрах и проводили зрителей к креслам. Джентльмены в последний момент сняли парадные шпаги и передали их на хранение другим танцорам.
Кит покачал головой и шагнул ближе к Вайолет, осознав, что танцевальные пары выстраиваются за ними. То, что он встретил Вайолет именно сегодня, в ночь своего бенефиса, почти заставило его поверить в судьбу. Он не знал, следует ли ей рассматривать их встречу как доброе предзнаменование. Может случиться и так, что после этой их встречи она вообще не захочет иметь с ним ничего общего.
«Будь осторожен.
Следи за противником.
Уклоняйся от удара.
Сберегай свой лучший пас до самого последнего момента».
Разве что десять лет назад она спасла его душу. И она уж точно не была ему противником. Каждый выигранный им поединок он посвящал ей. Он не хотел вызывать ее на дуэль – ему хотелось вступить с ней в битву совсем иного рода, но в такую, в которой не бывает плохого конца, вернее, вообще не бывает конца. Этот вечер был посвящен благотворительности. Мог ли он просить ее о милости? Признаться, что она снова ему нужна?
– Ты помнишь «окровавленных придурков»? – спросила она.
Он напустил на себя озадаченный вид.
– Это такое подразделение пехоты?
– Простите меня, – сказала она так тихо, что ему пришлось наклониться к ней, чтобы расслышать, и его подбородок коснулся роскошных волос, которые едва ли мог усмирить ее жемчужный гребень. – Должно быть, я по ошибке приняла вас за другого неудачника.
Он поднял взгляд и со скучающим видом обвел глазами зал, тогда как каждый нерв в нем был натянут как струна.
– Ошибки нет, – ответил он наконец. – На самом деле я и есть тот самый неудачник, с которым ты заключила пакт. Но я думаю, нам предстоит углубиться в нашу историю чуть дальше, чем тот последний день, что мы провели вместе.
– Да? – спросила она заинтригованно.
Он кивнул:
– Я думаю, нам стоит освежить в памяти тот день, когда я взял тебя в заложницы.
Танец начался.
Никогда прежде Вайолет так не радовалась тому, что благодаря стараниям тети у нее были такие хорошие учителя танцев. Ей надо было полагаться на доведенные до автоматизма навыки – присутствие Кита мешало ей сосредоточиться. Он был прекрасно развит физически и вел себя с обаятельной непринужденностью. Он сразил бы ее своей мужественной красотой, даже если бы он и не был другом ее детства, другом, о котором она никогда не забывала. Но их прежняя дружба вносила в их возобновившиеся отношения оттенок интимности и волнующей таинственности. Ее одолевало предосудительное желание прикоснуться к нему. Заглянуть ему в глаза.
Как в полном зале найти столь желанное уединение?
Скрестив руки, они закружились в танце. Вайолет заметила удивление на лицах гостей, мимо которых они проплывали. Ей было жаль их. Все, на что она была способна, это не наступать на ноги своему партнеру.
– У меня такое чувство, что мы неправильно исполняем танец, – сказала она, задыхаясь. – На что это все похоже?
Он сделал несколько скрестных шагов назад, поклонился и сделал поворот.
– На мою последнюю дуэль в Париже.
– Неправда.
Он посмотрел на нее и поднял ее руку, чтобы получилась арка.
– Ну хорошо. – Он усмехнулся. – Твоя взяла. Это было в Испании. Я как раз получил свою первую шпагу и думал, что могу любого одолеть. Разумеется, я проиграл ту дуэль, и мне пришлось выучить цыганский танец. Таким было условие пари.
Вайолет засмеялась. Дыхание ее сбивалось.
– Ты знаешь, что в сегодняшнем вечере самое удивительное?
– То, что мы сразу не признали друг друга на лестнице?
– Нет. То, что твое искусство покорило весь зал, а начинал ты с мотыги.
– Я умею импровизировать, – сказал он с покаянной улыбкой.
– У тебя, наверное, где-то спрятан метроном.
– Непохоже, чтобы у тебя были проблемы с техникой и синхронностью, – заметил он.
– Я могу контролировать свои движения, – сказала Вайолет, – в большинстве случаев. Одно дело двигаться в ритм музыки в танце, который знаешь. Но совсем другое – следовать за тобой, не зная, чего ожидать. В каком направлении, скажи на милость, ты пытаешься меня вести?
– Из бального зала, если можно.
– Когда мы ведущая пара, а все пытаются повторять движения за нами?
Кит рассмеялся:
– Я как-то об этом не подумал.
– Ты начинал танец.
– Означает ли это, что я могу решить, когда его закончить?
– Нет, – быстро сказала Вайолет, побоявшись, что с него станется. – Не делай этого.
Он посмотрел на нее тяжелым взглядом:
– Даже если я тут же начну другой?
Вайолет ответила на его взгляд. На лицо его падал свет, отраженный хрустальными подвесками канделябров. Ей так хотелось сказать «да».
– И что тогда произойдет?
– Еще один танец.
– И так до тех пор, пока у нас подошвы на туфлях не сотрутся?
– Разве время не останавливается в такую вот ночь?
– Нет, если только ты сам не заставишь время остановиться. – И если кому и дано остановить время, то кому, как не ему. Он поднял в ней целую бурю эмоций, в которых радость надежды мешалась с болью утраты. Он заставлял ее забыть о том, какой ей надлежало быть, забыть о том, какой она стала. Он оставил отметину в ее сердце, и этот шрам так никогда и не зажил. Он был Кит, и в то же время он им не был.
Раньше она смотрела на него глазами маленькой девочки и видела в нем своего героя, потому что каждой девочке нужен такой герой. Она не знала, пока не стало слишком поздно, что и она была ему нужна.
Он был ребенком, которого бросили, которого избивали, над которым издевались. И он приобрел вес в этом жестоком, косном мире. Она вглядывалась в его лицо и видела, как под маской светской искушенности и цинизма проглядывает мальчишеская вера в чудо.
Она отвела взгляд – смотреть на него вдруг стало невыносимо больно. Смотреть и думать, как много он пережил и как независимо при этом держался. За десять лет его волосы потемнели, угловатое мальчишеское лицо превратилось в лицо мужчины. В нем чувствовалась сила духа и сила характера. Он стал сильным не только телом. Впрочем, он всегда был сильным.
И он заслужил право быть циничным.
– Ну, – сказал Кит с лукавым прищуром, – я все так же способен своим видом распугивать ворон?
Вайолет чувствовала, как тепло струится по венам.
– И у тебя еще хватает наглости спрашивать? После того, что я видела? Леди слетаются к тебе стаями.
– Ты не прилетела на то кресло, которое я оставил для тебя, – сказал он, глядя ей прямо в глаза. – Я до последнего момента держал его пустым.
Его голос делал ее слабой. Она бы с радостью припала к его крепкой груди и осталась с ним наедине на эти несколько мгновений. Хорошо, что мир распознал в нем то чудесное сокровище, каким он был. Ее красивый друг.
В своей жизни она еще не встречала подобных людей. И если он будет продолжать смотреть на нее вот так, она не сможет сделать ни шага. Но в то же время она знала о том, что взгляды всего зала устремлены на них, и она должна вести себя достойно.
Вайолет заглянула ему через плечо, отчаянно стремясь разрядить напряженность, возникшую между ними.
– А где сейчас твоя невеста? Она, случаем, не сбежала с другим, пока мы танцуем?
Он покачал головой:
– Я ждал целую вечность, чтобы вновь тебя увидеть. Я не хочу тратить те мгновения, что нам осталось танцевать, на то, чтобы говорить о других.
– Лондон влюбился в тебя сегодня…
– Как долго ты тут пробудешь? Меня сейчас остальной Лондон не волнует.
Вайолет чувствовала, что ей нужно замедлить темп, чтобы успокоиться и попить лимонаду. Она была сильно взволнованна, и сердце ее билось слишком часто.
– Все это время, – сказала она, – я боялась, что тот человек, который тебя купил, надругается над тобой или что случится нечто еще худшее. Я надеялась, что он будет хорошо с тобой обращаться…
– Кто сказал тебе, что со мной до этого не обращались хорошо? Я ведь жил во «дворце», ты забыла?
– Тогда я не понимала, Кит, как ты живешь.
– А почему ты должна была понимать?
– Я сейчас понимаю.
– В том не было твоей вины. Ты была добра ко мне.
– Ты был демоном, и ты разбил мое сердце, когда уехал.
Его улыбка лишала ее самообладания.
– У меня не было выбора. Я был нищим голодранцем, и для меня все могло обернуться намного хуже. Я был усыновлен. И мне дали образование. Разве не видно?
Она улыбнулась ему с внезапной лаской во взгляде.
– Поэтому я тебя не узнала. Из-за светского лоска.
Он улыбнулся. Дерзко, с вызовом.
– Тогда, надеюсь, ты не будешь шокирована, если я заманю тебя в укромное местечко, где нам никто не будет мешать?
– Меня это не шокирует, но Годфри, вероятно, разозлится, да и тетя моя тоже.
Кит моргнул в недоумении:
– Твоя тетя здесь?
– Да, и она тоже на нас смотрит.
– Тогда мне придется изменить план.
Одна из пар столкнулась с ними, безнадежно сбившись с ритма. Оба партнера беспомощно рассмеялись; Кит и Вайолет засмеялись тоже. Танец подходил к концу.
– Ты хорошо танцевала, – сказал Кит Вайолет, отпустив ее руку, чтобы обменяться партнершами.
Она затаила дыхание. Она неплохо танцевала, но фехтование сделало его тело гибким и подвижным, как у балетного танцора. Не всякий сможет исполнять сложные па так легко и изящно, как это делал он.
Она знала названия каждого шага – глиссе, шассе, жете. Но это не имело значения. Его энергия превосходила ее. Он зарабатывал на жизнь, совершенствуя свое тело. Она видела, как Годфри махнул ей разок, потом умчался галопом в другом направлении. Тетя сидела как на иголках, вытянув шею. Один Бог знал, о чем она думала.
Кит был с ней, и она сама не верила своему счастью. И все прочее по сравнению с этим чудом казалось мелочью, недостойной внимания.
Он был здоров, полон сил, уверен в себе. Только подумать – она недели напролет засыпала в слезах, тревожась за него.
Помнил ли он об их приключениях? Глядя на его совершенную фигуру, Вайолет не могла представить, что его когда-то пороли. Он был мастером шпаги. Как это случилось? Он стал магистром Кристофером Фентоном.
– Мой дядя умер два года назад, – сказала она и подумала, что Кит ее не услышал.
Но он услышал.
– Мне жаль, – ответил Кит. – Я это подозревал, но боялся спросить. Я вернулся в Манкс-Хантли в первый раз только два месяца назад. В вашем доме был управляющий, но он не был со мной особенно разговорчив.
– Мы уехали из Манкс-Хантли сразу после похорон дяди Генри, – сказала Вайолет.
Она не стала рассказывать, что, узнав о ее дружбе с Китом, тетя и дядя впали в ярость и посадили ее под домашний арест. Вайолет было стыдно, что она разочаровала своих опекунов, и она чувствовала себя виноватой из-за того, что мисс Хиггинс прогнали из дома. И все же сейчас она танцевала с тем мальчиком, общаться с которым ей строго-настрого запретили. С тем самым мальчиком, который стал магистром фехтования, и в числе зрителей, наблюдавших за ней и Китом, была не только ее тетя, но и ее жених.
Даже сейчас она не могла никому рассказать, что она и обворожительный Фентон водили дружбу в ранней юности. И все же если бы она могла, она бы с радостью последовала за ним куда угодно, и ей было бы все равно, успеет ли она домой к завтрашнему чаю или нет.
Но она не станет так поступать. Теперь она жила по правилам. Тетя усмирила ее порочные склонности.
Так было. До сегодняшней ночи.
