Текст книги "Дурной сон (ЛП)"

Автор книги: Джиана Дарлинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Тирнан Морелли

Мне нужна твоя помощь.

Я сидел в своем офисе без окон в «Беззаконии» тремя этажами ниже оживленных городских улиц, а из динамика на моем столе доносился приятный голос Бьянки Бельканте с легким южным акцентом.

Мне нужна твоя помощь.

Слова были простыми, но смысл их был глубоким.

В основном потому, что я понял: за все тридцать лет моего пребывания на этой планете никто никогда не просил меня о помощи. Я был третьим братом из четырех в моей семье из восьми братьев и сестер. Мои младшие братья и сестры обращались за советом к Люциану или за защитой к Лео. Не ко мне.

Я был не из тех людей, к которым обращаются за помощью, если это не связано с насилием или возмездием.

Морелли не были блестящими и чистыми, и мы не притворялись, как наши соперники, семья Константин.

Как чертовски скучно.

Морелли любили свои трещины и изломы, свои грехи и неизбежное раскаяние, которое за ними следовало. Зерно и тени, слегка сломленные.

Их несовершенство делало их темной силой в высшем обществе Нью-Йорка.

Но даже для Морелли существовала своя грань.

И третий сын Брайанта и Сары Морелли, Тирнан Морелли, был не просто слегка сломлен.

Он был непоправимо испорчен.

Черная овца.

Темная лошадка.

Он был настолько же незначителен для семьи, насколько опасен для них, потому что они не понимали его. И не могли.

Как мог умный Морелли общаться с человеком, страдающим глубокой дислексией?

Как могла красавица Морелли смотреть в лицо такому человеку со шрамом?

Как могла голубая кровь Морелли принять человека, который родился под облаком подозрений, которые семья годами пыталась скрыть от общества?

Я был другим, а в такой семье, как Морелли, не было места ни несоответствию, ни индивидуальности. Ты был одним из них или не был.

Последние тридцать лет своей жизни я потратил на то, чтобы доказать им свою правоту. Моему отцу, Брайанту, который все еще пытался управлять семьей из тени, хотя формально мой старший брат, Люциан, возглавил компанию в прошлом году. Люциану и Лео, моим старшим братьям и сестрам, которые отказались от братства, когда Брайант заставил меня совершить немыслимое на мой двенадцатый день рождения. Даже до этого обо мне всегда шептались, вокруг моего присутствия в семье царила напряженность, и все из-за оттенка моих глаз.

Не карие Морелли. Даже не серые, как у моей матери МакТирнан.

А яркие, бледно-зеленые, как выбеленный солнцем нефрит.

Эти глаза сразу выделили меня из толпы, но другие мои недостатки только усилили пропасть.

Поэтому я делал все возможное, чтобы стать ценным для семьи.

Люциан управлял семейной империей Морелли Холдингс.

Лео руководил собственным филиалом в сфере недвижимости. Они были успешными и, что более важно, законными бизнесменами.

А я?

Я был тем, к кому Брайант обращался, когда нужно было сделать грязную работу. Тот, кто контролировал темные интересы нашей семьи, а также несколько моих собственных здоровых предприятий на стороне.

Если моя семья не хотела видеть меня на свету, они были более чем счастливы, когда я контролировал тень. В темноте я управлял Нью-Йорком так же уверенно, как мой отец и братья управляли своими владениями. Возможно, в их глазах я был короткой соломинкой, но мне нравилась изнанка города, насилие и коварство преступников взывали к моему собственному израненному сердцу.

Я понимал их алчность и стремление. В моих жилах текла та же горечь и ненависть, но я использовал их для подпитки собственного успеха.

Не было такой черты, которую я боялся переступить, не было предела моей жадности к власти и признанию.

Поэтому, когда сладкий молодой голос Бьянки Бельканте позвал меня на помощь, эти слова нашли отклик не столько в пустых камерах моего полого сердца, сколько в глубоком, темном центре моего нутра.

Это была возможность.

Я провел три мучительных месяца, соблазняя Аиду Бельканте, и был чертовски близок к тому, чтобы уговорить ее переехать со мной в Нью-Йорк. Чтобы начать вторую фазу моего плана поставить семью Константин на гребаные колени, чтобы все сливки общества стали свидетелями.

Потому что Аида была не просто красивой, пустой безделушкой, с которой я забавлялся.

Я не развлекался.

У меня была цель.

И моя цель с женщиной была проста.

Как только Рикардо Ставос, частный детектив нашей юридической фирмы «Ломбарди и Горбани», вернулся ко мне с доказательствами ее связи с семьей Константин, я уже знал, что буду делать.

Использовать любовницу Лейна Константина против его вдовы, Кэролайн Константин, и всего ее жалкого выводка. Потому что если эта стерва и ненавидела что-то, так это публичное унижение.

Смерть Аиды могла бы сорвать мои планы, но тут появилась ее дочь, ответственная, склонная к мученичеству, маленькая Бьянка, умоляющая меня о помощи.

Она клала себя, завернутую в бантик, как гребаный подарок на день рождения, мне на колени.

Так что я бы принял ее.

Ей было всего семнадцать, а ее брату – семь.

У них не было ближайших родственников, насколько я мог судить, так что оба ребенка попадут в приемную семью, вероятно, разделенные, как часто бывает в таких случаях, особенно при такой большой разнице в возрасте между ними.

Я приеду на своем белом гребаном коне и заберу их себе. Это было бы нетрудно. Когда у тебя денег больше, чем у Креза, и связи во всех уголках полиции, политики и бизнеса, получить опекунство над двумя отпрысками будет проще простого.

Я понятия не имел, что буду делать с двумя детьми, но об этом я мог побеспокоиться позже. Они были пешками в игре, которая началась еще до их рождения. И я буду управлять ими. Время было крайне важно, если я собирался нанести удар до того, как Константины узнают маленький грязный секрет Лейна и используют ее в своих целях.

Кэролайн могла пронюхать о потенциальном семейном скандале через всю гребаную страну.

– Конечно, – сказал я Бьянке, уже просматривая информацию моего адвоката, чтобы написать ей о ситуации. – Я помогу тебе, малышка. Но ты должна знать, что я буду ожидать возврата долга.

В трубке раздался придушенный звук, звук боли и шока, но также и возмущения. В уголках моих губ заиграла улыбка. Я наслаждался тем, что она вспыхнула и покраснела, ее оливково-загорелая кожа стала пунцовой на щеках и горле.

В Бьянке не было искусности. Ни грации, ни заученного очарования. Она ела хлопья Лаки Чармс и читала комиксы Марвел со своим младшим братом по вечерам в пятницу. Она страстно спорила об изменении климата, чуть не откусив мне голову за использование частного самолета и одноразовых пластиковых изделий, не понимая, что экология не имеет достаточных экономических оснований, чтобы изменить пути больших мудаков с большими деньгами, которые управляют миром. Она потеряла ход своих мыслей, глядя на то, как рассвет разгорается над горизонтом и окрашивает облака в розовый цвет, и вздыхала над изображениями картин, которые искала в библиотечных книгах по искусству. Она носила просторные рубашки, обтягивающие верхнюю часть бедер, и спортивные топы, обнажающие грудь, рядом с мужчиной, который мог бы съесть ее на завтрак, как будто в моей компании она была в безопасности.

Невежественная и наивная.

Ею было бы даже легче манипулировать, чем Аидой.

Несмотря на ее молодость и наивность, Бьянка, несомненно, была волевой и умной. Аида постоянно хвасталась хорошими оценками своей дочери, но этим дело не ограничивалось. У Бьянки была смелость, чего не хватало большинству женщин, когда они сталкивались с моим испещренным шрамами лицом и холодной манерой поведения.

Ею будет не так легко манипулировать, как матерью, но что-то темное и голодное в моем нутре радовалось этому. Я хотел бросить вызов. Хотел увидеть, как упрямый подбородок Бьянки задрожит от слез, как вспыхнут ее глаза, когда я возьму ее под свое крыло. Под мой контроль.

Бедняжка думала, что я – ее спасение, тогда как я намеревался предложить ей только гибель.

– У меня... у меня нет денег, – заметила она. – У нас с Брэндоном... у нас ничего нет... Ни у кого.

Нет, но они могли бы иметь.

Я бы преподнес им свой мир на серебряном блюдечке и с восторгом наблюдал, как он пожирает их.

– Тише, – промурлыкал я, темное зерно радости расцвело в моем нутре. – Я обо всем позабочусь. Ты вызвала полицию?

– Они уже в пути. Я еще не сказала Брэндо. Он еще спит. Я боюсь, что они попытаются забрать его у меня.

– Не беспокойся об этом. Скоро за вами приедет кто-нибудь и отвезет вас в отель. – Я уже отправил сообщение своему помощнику, Эзре Фэку, чтобы он забрал их и отвез в отель. Хотя официально он назывался моим телохранителем, на самом деле он был скорее мордоворотом. Кроме того, он был одним из немногих людей, которым я доверял чудовищность своих секретов. Елена Ломбарди, мой адвокат и единственная женщина, которой я доверил более грязную сторону бизнеса Морелли, приедет в ближайшие несколько часов. – Я буду там, когда смогу.

– Когда сможешь? – тупо повторила она. – Моя мать – твоя девушка – только что умерла, и это все, что ты можешь сказать?

Я устало вздохнул.

– Сейчас не время вести себя по-детски, Бьянка. Ты должна быть сильной ради своего брата.

– Я сильная, – рявкнула она в ответ, как чихуахуа, огрызающаяся на гребаного датского дога. – Но моя мама только что умерла, Тирнан. Неужели ты настолько холоден, что для тебя это ничего не значит?

Я уставился на кольцо на правой руке, тяжелое, богато украшенное серебряное кольцо с крупным квадратным сапфиром того же цвета, что и широко раскрытые глаза Бьянки. Это было кольцо МакТирнанов, которое из поколения в поколение дарили старшему ребенку мужского пола.

Моя мать, Сара, надела его на мой сломанный палец, когда мне было девять лет, после того как Брайант набросился на меня с кулаками за какое-то забытое преступление. Я не закричал, когда металл зацепился за выступающую кость, хотя это причиняло адскую боль. Взгляд ее глаз приковал меня к месту, серый цвет превратился в камень с мрачной интенсивностью.

– Ты не принадлежишь никому, кроме меня. – Она провела рукой по моим волнистым темным волосам, затем сжала пальцы на моей шее сзади и слегка встряхнула меня. – Брайант может забрать их всех, но ты – мой Тирнан, лорд моего дома.

А позже, когда кольцо было на моем пальце, застрявшем у основания из-за разбухшей массы плоти вокруг сломанной кости над ним, отец загнал меня в угол в холле, его взгляд был прикован к серебру.

Он напомнил мне, как часто делал, что даже если он не хочет меня, не любит меня, никогда не будет гордиться мной, я все равно принадлежу ему, и он мог делать со мной все, что ему заблагорассудится.

Он сломал все пальцы на моей правой руке.

Если бы кто-то из моих родителей умер, я бы не пошел на их похороны.

Так что...

– Нет. – Мой голос был ровным, холодным. – Нет. Смерть – это часть жизни. Чем скорее ты это поймешь, тем скорее повзрослеешь и поумнеешь.

– Ты чудовище, – прошептала она, но ее голос был сильнее, чем в начале нашего разговора. Ненависть ко мне придала ей решимости, стала якорем в ее бурных мучениях.

– Несомненно, – согласился я, когда мой компьютер пискнул и в почтовом ящике появился договор об опекунстве. Елена работала быстро. – Тем не менее, ты попросила меня о помощи, и ты пожнешь то, что посеяла.

На заднем плане завыли сирены.

– Мне больше некому было позвонить, – тихо призналась она, и я представил, как она сидит в каком-то темном углу, рассветный свет пробивается сквозь классически красивые плоскости ее лица, глаза темные, как мокрый синий бархат от непролитых слез.

Она была красивее в своей печали, чем когда-либо в улыбке.

Трагедию я мог понять.

– Ты позвонила дьяволу, которого знаешь, – предположил я, вставая из-за стола, когда мой человек, Хенрик Бассо, вошел в дверь и подбородком указал на меня. – Мне нужно возвращаться к работе, Бьянка, но я приду за тобой. И когда я приду, помни, что ты сама попросила об этом.

Небольшая пауза. Икота колебаний.

Затем убежденным голосом она сказала:

– Сделай все, что в твоих силах. Ничто не может быть так плохо, как это.

Я повесил трубку со своим мрачным смешком, воспользовавшись моментом, чтобы позволить ему пройти через меня. У меня не было причин часто смеяться, и я наслаждался этим ощущением.

– Сэр? – спросил Хенрик, в его глазах был шок, хотя он достаточно хорошо знал, чтобы скрыть это на лице.

Я усмехнулся ему, выражение лица было острым, как острие ножа.

– Сообщи по соответствующим каналам, что я буду недоступен в течение следующих нескольких недель.

Не хотелось, чтобы остальные члены моей семьи узнали о моем плане в отношении брата и сестры Бельканте до того, как я смогу привести его в действие. Люциан, самоуверенный мудак, попытался бы влезть и присвоить победу себе, в то время как Лео, недавно влюбленный и нежный, вероятно, предостерег бы меня от спарринга с Кэролайн.

Брайант попытался бы использовать ситуацию, чтобы отвоевать контроль над Морелли Холдингс у Люциана, разыгрывая Бьянку, как козырную карту, против Константин и собственной семьи.

Чертовски жаль их.

Это был мой триумф, а не их.

Я покажу им после многих лет их насмешек, их отсутствия уважения, что я заслуживаю успеха и власти имени Морелли не меньше, чем они.

Может быть, даже больше.

– Работа? – спросил Хенрик.

– Один проект. Тот, который требует моего пристального внимания, – поправил я.

Когда я выходил из двери игорного притона, которым управлял в центре города для всех богатых простаков, которые любили бросать свои деньги к моим ногам, я практически прогуливался.

После многих лет поисков, привлечения следователей по всей стране, закладывая семена в уши нужных людей, мое терпение наконец-то принесло свои плоды.

Падение семьи Константин упало мне на колени в облике симпатичной, невинной блондинки, которая даже не подозревала, какими плачевными способами я буду использовать ее, чтобы уничтожить своих врагов.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Бьянка

Я никогда раньше не была на похоронах. Меня не пригласили на похороны отца по понятным причинам... а именно потому, что моя мать была его любовницей. Семья Бельканте состояла из Аиды, Брэндона, меня и дяди, которого мы не видели с тех пор, как родился Брэндо. Наша маленькая община не могла позволить себе потерять ни одного члена. И все же в тот холодный вторник мы хоронили нашу мать.

Брэндон сопел рядом со мной, его потная рука сжимала мою, когда мы стояли рядом с зияющей раной в земле, ставшей последним пристанищем Аиды.

Было больно осознавать, что она бы не хотела быть похороненной здесь, на этом случайном кладбище на окраине какого-то техасского городка, а не там, на севере штата Нью-Йорк, где она родилась и выросла, где встретила отца и родила меня. В ее родном городе было маленькое причудливое кладбище за белой церковью с конической крышей, где папа и Аида планировали однажды быть похороненными вместе. Это была несбыточная мечта. Конечно, папа был похоронен в Бишопс-Лэндинг под массивным мраморным обелиском, где вместе с ним были похоронены многие поколения его семьи. Но Аида хотела бы быть похороненной на этом причудливом кладбище, на месте рождения их истории любви, даже если бы папа не мог быть рядом с ней. Она была из тех романтиков, которые хотели бы быть похороненными среди своих самых счастливых воспоминаний.

Вместо этого она была предана земле этого забытого богом городка, в который мы переехали восемь лет назад по необходимости.

Тем не менее, вокруг израненной земли и сверкающего гроба собралось больше скорбящих, чем я могла предположить. Несколько бывших любовников, все с печальными глазами и влажными лицами, потому что Аида была из тех женщин, которых продолжаешь любить, даже если понимаешь, что она тебе не подходит. Наши соседи, семья Дабровски с четырьмя маленькими детьми, жившие через дорогу, старая миссис Родс с ее катарактой, красавец-байкер Брик, которого Аида безуспешно пыталась соблазнить в течение многих лет. Мои школьные друзья Зоуи и Хичкок были там со своими родителями, а также многочисленные друзья Брэндо и их семьи. Несколько человек, с которыми Аида работала в салоне красоты в торговом центре, и несколько моих друзей из закусочной.

И один человек, которого я не узнала.

Он стоял вне круга скорбящих в черном плаще с красным шарфом, подвязанным под шею. Сначала я подумала, что это Тирнан, но он был ниже ростом и шире, на его руках не было татуировок. Мне казалось, что я чувствую на себе его взгляд, но всякий раз, когда оглядывалась, он был сосредоточен на чем-то другом.

Тирнан отсутствовал.

Это не должно было удивлять, потому что он показал себя придурком, но я была смущена его отсутствием.

Неужели ему действительно было наплевать на Аиду, хотя он просил ее переехать с ним в Нью-Йорк?

Неужели он действительно не сочувствовал ее детям, оставшимся после бурного потока горя?

Когда я позвонила ему с пола комнаты Аиды, он попросил меня рассказать, что произошло, и молча слушал, пока я запиналась, подбирая слова. Когда я закончила, он многословно сказал, что позаботится об этом за неустановленную цену, а затем повесил трубку, оставив меня в недоумении, гневе и мучительном одиночестве.

Но все случилось.

Приехала полиция и скорая помощь.

Конечно, Брэндо проснулся, и мне пришлось объяснить ему, что произошло.

Он удивил меня, потому что не плакал. Его глаза были красными и налитыми кровью, его голос был неровным, когда он говорил, словно приходил в себя после долгого рыдания, но не проронил ни слезинки. Вместо этого крепко держал меня за руку, сжимая в другой руке своего Железного человека, и ходил за мной по дому, пока я разговаривала с офицерами и парамедиками.

Затем приехала служба защиты детей и хотела разлучить нас с Брэндо на ночь. Мне не стыдно признаться, что я впала в ярость, кричала на мужчину, который пытался нас забрать, кричала на полицейского, который пытался насильно меня успокоить.

Приехал мужчина.

Возможно, слово «мужчина» было преуменьшением.

Он был огромен, как гигант из греческой мифологии. Одной рукой мог бы легко обхватить всю мою голову. Даже полицейские замерли, как добыча, готовая к бегству перед превосходящим хищником.

Но мужчина, которого, как я узнала позже, звали Эзра, подошел к агенту службы защиты детей и вручил ему пачку бумаг. Он был глухим и общался с помощью небольшого планшета, пока они тихо беседовали друг с другом.

Через десять минут нехотя агент взял бумаги, бросил на нас обеспокоенный взгляд и сел в машину, чтобы уехать.

Внезапно я пожалела, что мы не поехали с ним.

Но Эзра просто представился с помощью своего планшета и проводил нас обратно в дом, чтобы мы собрали вещи, а затем отвез нас в единственный хороший отель в нашем захолустном городке.

Мы с Брэндо сидели, свернувшись калачиком, на одной из двуспальных кроватей, мой младший брат дремал и беспокойно сопел.

В дверь постучали, и мое сердце попыталось взлететь, гадая, не Тирнан ли это.

Но это был не он.

Вместо этого дверь открыла женщина, одетая как из рекламы журнала Vogue, ее темно-рыжие волосы сверкали, как рубины, в желтом свете из холла. Она была красива и явно богата, выражение ее лица было пустым, пока ее глаза обшаривали комнату, пока она что-то подписывала Эзре.

А потом она увидела нас.

И это поразительное лицо озарилось сочувствием.

Всю свою жизнь я видела это выражение на лицах людей и ненавидела его, но в том, как она подошла к нам и протянула руку для пожатия, было что-то лишенное жалости.

Елена Ломбарди была адвокатом Тирнана, и она присутствовала при организации похорон и назначении нам подходящего опекуна.

Она была спокойной, деловитой и доброй, но не подавляющей. Разговор с ней заставил напряжение, сковавшее мои внутренности, ослабнуть и разгладиться.

Я сомневалась, что они смогут разыскать нашего дядю-дегенерата, который исчез от нас много лет назад, поэтому нас, скорее всего, отдадут приемным родителям или, в лучшем случае, хорошей паре, желающей усыновить ребенка. Когда я поклялась, что не расстанусь с Брэндо, Елена лишь слегка улыбнулась и положила наманикюренную руку на мою голень под одеялом.

– Я ни на секунду не думала, что ты так поступишь, – заверила она. – Я здесь, чтобы заботиться о твоих интересах. Не волнуйся, Бьянка.

Но я волновалась.

Волновалась, когда лежала в темноте той ночью, слушая, как Брэндо стонет в своих кошмарах, бессонница мучила меня, потому что я не могла избавиться от ощущения, что проснусь и обнаружу рядом с собой мертвого брата так же, как я нашла свою мать тем утром.

Я волновалась, потому что Тирнан не был хорошим парнем. Все мое нутро кричало мне, что я заключила сделку с демоном, условия которой были мне неизвестны.

Когда он не появился на следующий день, когда у нас были встречи с похоронным бюро и службой защиты детей, или на следующий, когда мы выбирали цветы и одежду, в которой похоронят Аиду, беспокойство только росло.

Я не могла заснуть.

Не могла расслабиться.

Меня преследовала неизвестность, неизбежное завершение сделки, которую мы заключили.

Какую плату потребует Тирнан за то, что вмешался и помог нам с Брэндо в трудную минуту?

Механический грохот опускаемого в землю гроба вернул мое внимание к этому моменту, и мои глаза устремились на черное глянцевое дерево, пока он опускался.

Брэндо захныкал рядом со мной, уткнувшись головой в мою руку, как будто вид Аиды, опускающейся в землю, был фильмом ужасов, который он был слишком мал, чтобы смотреть. Я обхватила его рукой и прижала к себе, горячо желая, чтобы я могла забрать у него это страдание. В горле у меня пересохло и болело, когда я с трудом сглотнула.

– Аминь, – воззвал священник к Богу.

– Аминь, – отозвались все.

***

После похорон мы не устраивали прием, поэтому люди выстроились в очередь, чтобы отдать дань уважения Брэндо и мне. Елена стояла позади нас с Эзрой, они вдвоем караулили нас. Следили для Тирнана.

Где, черт возьми, он был?

Неужели нас передадут какой-то случайной семье в каком-то новом городе, и мы больше никогда не увидим никого из тех, кого когда-либо знали?

Мое сердце забилось так сильно, что я не могла дышать.

Трудно было не поверить, что все мечты, которые я когда-либо вынашивала, погибли вместе с Аидой.

Никакой семьи. Никакого Нью-Йорка.

Возможно, я не смогу поступить в Нью-Йоркский университет. Через полгода, когда мне исполнится восемнадцать, я устроюсь на работу и попытаюсь подать заявление на единоличное опекунство над Брэндо. Я не могла работать и заботиться о нем, пока училась в колледже. Я была умной и находчивой, но, несмотря на то, как Брэндо любил меня называть, я не была Чудо-женщиной.

– Мне так жаль, Бьянка, – пробормотал Хичкок, его темные глаза потеплели от сочувствия, когда он взял мою ладонь в обе свои большие темные руки. – Я хотел бы что-то сделать... Хотел бы заставить тебя остаться.

Моя улыбка была плоской, как старая сода, но я поставила себе пятерку за старание.

– Это очень мило с твоей стороны.

Его рот скривился в одну сторону, и он глубоко вздохнул.

– Я просто хотел сказать, пока у меня есть шанс... ты не знаешь этого, я наблюдал за тобой и могу сказать, что ты не понимаешь, но твоя красота и доброта оставляют след. Они… они оставили след на мне, и я этого не забуду.

Я моргнула.

Мы с Хичкоком были друзьями с первой недели моего пребывания в городе. Он тоже был новеньким, иммигрантом из Индии, который говорил на безупречном английском с сильным акцентом, над которым несколько детей смеялись в кафетерии. Я сразу же села рядом с ним, загораживая ему вид на другой стол и разговаривая с ним поверх их хихиканья.

Мы не говорили об издевательствах.

Думаю, вместо этого говорили о гипнотических автопортретах Амриты Шер-Гил.

Зоуи присоединилась к нашей маленькой группе через несколько недель, когда ее лучшая подруга переехала. Мы тусовались в школе во время обеда и нечасто по выходным, потому что мне нужно было заботиться о Брэндо, у блестящего Хичкока уже была работа в местной газовой компании в отделе информационных технологий, а Зоуи была в школьной команде по плаванию.

Мы были друзьями, но до сих пор я не знала, насколько я их ценила. Или как сильно они ценили меня.

– Спасибо, Хич, – пробормотала я, наклоняясь вперед, чтобы поцеловать его в щеку.

На мое плечо навалилась тяжесть и вырвала меня из объятий друга. Дрожь пронеслась по позвоночнику, как липкая молния, сотрясая все мое тело.

Не оглядываясь через плечо, я знала, кто грубо обошелся со мной.

В основном потому, что был только один мужчина, который когда-либо делал это.

Но еще и потому, что прохладный сентябрьский полдень был наэлектризован, как пульсирующая в атмосфере надвигающаяся буря.

Тирнан прибыл.

– Ты целуешь всех, кто отдает дань уважения? – Его голос был холодным, он струился по моей спине, как ледяная вода.

Когда я попыталась вырвать свое плечо из его хватки, его пальцы сжались еще крепче, и он притянул меня к своему торсу. Внезапный жар его тела на моей холодной коже снова заставил меня задрожать.

Я откинула голову назад и посмотрела на него. Его бледные глаза светились из тени, отбрасываемой тяжелыми нахмуренными бровями, шрам, рассекающий щеку, побелел от напряжения.

– И что с того? – возразила я, выпячивая вперед подбородок.

Он тихо фыркнул, и его горячее дыхание коснулось моего лица.

– Если ты хочешь использовать похороны своей матери, чтобы подбирать мужчин, полагаю, это твоя прерогатива.

Я уставилась на него, ярость разгорелась в пустоте, где было мое сердце, освещая каждый холодный дюйм меня пламенем.

– Как ты смеешь? – резко прошептала я.

– Как ты смеешь? – возразил он, быстро отпустив меня и сделав шаг вперед, принимая руку отца Хичкока. – Спасибо, что пришли выразить свои соболезнования.

Мистер Хатри моргнул, глядя на него из-за своих толстых очков, а миссис Хатри тихонько хихикнула рядом с ним.

– Рейанш, – прошептала она. – Он похож на молодого Кэри Гранта.

Я боролась с желанием закатить глаза.

Семья Хатри была одержима фильмами Альфреда Хичкока, отсюда и имя их единственного сына.

– Если бы он был весь в шрамах и чертовски груб, то может быть, – тихо сказала я.

Хичкок ухмыльнулся мне. Он слышал все о парне моей матери.

Бывшем парне, я полагаю.

И все же вот он, внезапно встал рядом с Брэндо и мной, словно мы были одной семьей, принимая соболезнования от участников похорон. Он был весь очарование и мягкое страдание, идеальный парень с разбитым сердцем.

Мне было тошно смотреть на него.

Хуже того, я ненавидела Аиду за то, что она ушла от нас, не оставив никого, кроме него.

– Теперь мы можем идти домой? – спросил Брэндо, взяв меня за руку, чтобы я прислонилась к его боку.

Всхлип расцвел в моем горле и застрял там, когда я тяжело сглотнула.

– Запомни, Брэндо, мы не можем вернуться домой. – Технически, мы могли бы вернуться в дом, но фирма Елены уже выставила его на продажу, чтобы погасить значительные долги Аиды по кредитным картам. У нас оставалось немного денег, потому что мы использовали последние папины деньги, чтобы купить дом, но это было немного. Забавно было думать, что когда-то я воспринимала деньги как должное. – Мамы больше нет, и нам нужно найти новый дом.

Опять.

Но я этого не сказала.

Брэндо был слишком мал, когда умер отец, чтобы помнить, как мы почти за одну ночь превратились из богатых в нищих, переехав из красивого особняка, которым он владел в Далласе, в этот маленький домик в этом маленьком городке.

– Тирнан может взять нас с собой домой, – предложил Брэндо, слезы блестели в его больших глазах, когда он смотрел на меня. – Правда?

– Ты не хочешь идти с ним, – сказал я с принужденным смехом. – Он злой, старый парень.

Я наблюдала, как его полная нижняя губа поджалась и подрагивала. Когда он заговорил, его голос звучал хрипло:

– Но куда еще мы пойдем? Кто нас возьмет?

Отчаяние пронеслось сквозь меня, как призрак, оставив после себя холод до костей.

Я не знала.

У меня не было ответов, а Брэндо был еще ребенком, и у него были только вопросы. Как его сестра, его единственная семья, я чувствовала себя ответственной за то, чтобы утешить его, хотя понятия не имела, как утешить даже себя.

– Вы пойдете со мной, – сказал Тирнан, внезапно оказавшись перед нами: остальные скорбящие разошлись по своим машинам, лишь некоторые задержались, чтобы почтить память на могиле, прежде чем отправиться дальше.

– Ура! – воскликнул Брэндо, обхватывая руками голени Тирнана и крепко прижимаясь к нему, хотя мужчина выглядел в ужасе от этого жеста. – Я знал это.

– Что? – вздохнула я, пораженная спокойным утверждением Тирнана.

Я просила его о помощи, но никогда в своих самых смелых мечтах не предполагала, что он предложит это.

Он уставился на меня своими жутко бледными глазами, как будто я была идиоткой.

– Вы. Пойдете. Со. Мной.

Я заскрежетала зубами, мои руки сжались в кулаки, которые я уперла в бедра. Желание топнуть ногой было сильным. Но вместо этого я впечатала каблук своих черных туфель (отслуживших свой век туфель Аиды) в траву.

– Я так не думаю.

– Не помню, чтобы я спрашивал твоего мнения, – легко сказал он, неловко похлопав Брэндо по плечу, прежде чем осторожно оттолкнуть его, приложив три пальца к плечу, как будто боялся вшей. – Дело сделано.

– Сделано? – Этого не могло быть. Такие вещи требуют времени. Я знала, потому что агент соцзащиты, с которым мы разговаривали, заверил меня, что мне понадобится терпение в процессе. Вероятно, нас будут перебрасывать из одной приемной семьи в другую, прежде чем они найдут подходящее место. – Не может быть.

Его ухмылка была волчьей.

– Всегда есть способ, если в дело вовлечены деньги или нужное имя прошептано на ухо. К счастью для вас двоих, у меня есть и то, и другое. Вы поедете со мной домой, в Нью-Йорк.

Я дико оглядывалась налево и направо, отчаянно ища выход, который, как я знала, я не найду.

– Это правда, – сказала Елена сзади меня, и я поняла, что забыла о ней, об Эзре, обо всех, кроме Тирнана и Брэндо. – Ускоренное слушание было сегодня днем, и судья предоставил ему временную опеку.

– Это только временно, – подтвердила я с облегченным вздохом.

Мы все еще могли выбраться из этого. Еще не было слишком поздно.

Любой человек был лучше Тирнана.

Он был богат и красив, но эти качества были лишь тонкой оболочкой на его разложившимся сердцем. Я чувствовала запах гнили и видела грех, скрывающийся за его зеленоглазым взглядом.

Никто не мог убедить меня в обратном.

– Испытательный срок, – подтвердил он, все та же жестокая ухмылка искривила покрытую шрамами сторону его рта. – Просто чтобы доказать, что никто из нас не убьет друг друга.

Елена и Брэндо засмеялись.

Я не засмеялась.

Мой взгляд был прикован к взгляду Тирнана, пока я вела внутреннюю борьбу.