Текст книги "Плач Абалона (Онд - 1)"

Автор книги: Джейн Уэлч

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 24 страниц)

Сами по себе прочитанные слова ничего не значили. Халь переложил клочки по-другому, и ему удалось составить фразу "Принцесса и ее 16". Должно быть, речь шла о шестнадцати повозках с драгоценным приданым! Сердце у него забилось сильнее, он опять принялся мудрить с пергаментом, но больше ничего осмысленного разобрать не смог, за исключением слов "Троллесье" именно туда они и направлялись и зловещего "засада".

Мысли так и запрыгали в голове. Неужели ему, в самом деле, удалось раскрыть заговор, направленный на по хищение принцессы и приданого? Пергамент выглядел так, будто его поспешно вытащили из волчьего черепа, изорвали, смяли и спрятали. Может быть, сам Халь и потревожил заговорщика, когда тот читал или даже писал это послание. Надо немедленно сообщить принцу Ренауду и принцу Тудвалу.

Он повернулся бежать к отряду и вдруг заметил еще один клочок пергамента, валявшийся среди листьев. Подхватив его, Халь понял, что это нижняя часть листка, к тому же менее рваная и перепачканная, как будто ее уронили прежде, чем докончить уничтожение улики. Халь раз вернул пергамент, и губы у него вдруг пересохли.

"Она не должна добраться до Бельбидии".

Подписи, к сожалению, не было.

Как это понимать? Кто мог написать такую записку?

Халь взял под уздечку лошадь Кимбелин, отвел ее к принцессе и, сев на Тайну, вернулся к повозкам. Принц Тудвал и принц Ренауд еще скакали к своему заветному бугру. Хардвин же, покрасневший и растрепанный, при соединился к остальным.

– Конь испугался и меня сбросил, – объяснял он, но никто его не слушал, только Халь. Прочие же суетились вокруг принцессы Кимбелин: та настаивала на том, что желает опять подняться в седло. Догадавшись, что случилось что-то дурное, принцы поскакали наконец обратно.

Тудвал, растолкав столпившихся людей и увидев сестру, побелел.

– Кимбелин, ты ранена!

– Ничего страшного. Лошадь понесла, я упала, – резко ответила девушка, отряхивая платье. Ей явно не нравилось, что все видели, как она оплошала.

Халь скрыл улыбку, Брид тоже пришла бы в ярость. Правда, ей-то, пожалуй, удалось бы удержать лошадь. С другой стороны, Кимбелин привлекала именно тем, что не была во всем безупречна. Она дала ему возможность проявить себя в качестве героического защитника. Кимбелин нуждалась в нем там, где Брид он был ни к чему.

Эта мысль согревала. Халь улыбнулся принцессе, и та ответила тем же медленной, неуверенной, но заинтересованной улыбкой. Чуть склонив голову набок, Кимбелин посмотрела на него долгим взглядом, а потом вдруг с девчоночьим смехом пустила лошадь в быстрый галоп. Растерянная свита поспешила следом.

Перед Халем выросла квадратная фигура Тудвала. Прищурившись, принц заступил ему дорогу.

– Держись от нее подальше, – прорычал он с обычной для кеолотианцев свирепостью. – Не хочу, чтобы она говорила с неверным.

Халь не обратил на оскорбительные слова никакого внимания. Ему нравилось выводить Тудвала из себя, а сестра принца была слишком красива, чтобы всерьез на него обижаться. Что за стыд будет, если этой прелестной девушке придется выйти замуж за Рэвика!

– Какой-то ты хмурый, – произнес Кеовульф, и Халь от неожиданности подпрыгнул в седле.

– Правда?

– Мрачные мысли, да? – спросил рыцарь. – Принцесса тебя чем-то расстроила?

– Слишком она хороша, чтобы старый стервятник на ней женился, ответил Халь и стиснул зубы, но тут же расплылся в улыбке – Кимбелин опять смотрела на него из-под унизанного рубинами венца.

Кеовульф понимающе поднял бровь. Этот взгляд был Халю хорошо знаком и обычно означал, что сейчас Кеовульф примется его поучать. Но тот не проронил больше ни слова, и это еще больше разозлило юношу. И все же ему надо было поговорить с рыцарем наедине. Халь жестом показал в хвост колонны, натянул поводья и стал трепать Тайну по гриве, ожидая, пока отряд их обгонит. По сторонам стали появляться невысокие холмы, вдали горизонт прорывали скалы. Принц Тудвал громко распорядился, чтобы несколько человек выехали вперед: среди камней могла затаиться какая-нибудь опасность.

– Здесь есть где спрятаться разбойникам, – объяснил он. – Шестнадцать повозок – завидная добыча.

Принц Ренауд тоже не хотел отставать.

– Сержант Ото, ко мне, – приказал он, глядя в упор на Огдена. Тот сперва не понял, что обращаются к нему, потом догадался и подъехал.

– Сир?

– На разведку. Возьмите несколько людей и проследите, чтобы нас не поджидали неприятности. Шестнадцать повозок – завидная добыча для разбойников.

Халь переглянулся с Огденом и возвел очи к небу. Оба принца спешили вперед, чтобы возглавить колонну.

– Так что, никто ставку не выиграл? – спросил он. Его нисколько не волновало, кто победил в скачках, зато хотелось поговорить с солдатами. Этому Халь научился у брата: дружеское общение с подчиненными помогает завоевать их доверие и поднимает боевой дух. К тому же Халю это попросту нравилось.

– Выиграли, сир, – ответил сержант. – Остальные-то вокруг принцессы Кимбелин суетились, не заметили. А я проиграл: из болота пришлось лорда Тапвелла вытаскивать.

Халь этого момента тоже не заметил и теперь привстал на стременах, ища взглядом Тапвелла. Тот рассыпался мелким бесом перед принцем Тудвалом. Каким-то образом овиссиец успел переодеться в чистый камзол и панталоны, а на шляпе все так же сияло отвратительное павлинье перо.

Халь отпустил Огдена выполнять приказ Ренауда и дождался Кеовульфа. Когда товарищ, наконец, подъехал, он, оглядевшись вокруг, рассказал ему о своей находке.

– Позволь поглядеть? – спросил Кеовульф.

Халь сунул руку в нагрудный карман, куда спрятал клочки пергамента.

– Только тише. Прочесть можно лишь несколько слов о засаде, которую готовят для принцессы Кимбелин, и еще в конце – что она не должна добраться до границ Бельбидии.

Брови Кеовульфа полезли так высоко на лоб, что чуть не скрылись под волосами, но он быстро справился с удивлением.

– Надо сообщить... Да нет, нельзя ведь!

– Нельзя, – кивнул Халь. – Я тоже сперва решил, что мы должны рассказать обоим принцам, а потом подумал об этой последней строчке. С чего бы кому-то хотеть, что бы принцесса, не достигла Бельбидии? Ответ прост: этот человек желает не допустить ее свадьбы с королем Рэвиком. А кто может этого желать? Только Ренауд. Да и письмо написано побельбидийски. Вдруг он и писал?

– Тудвала тоже нельзя предупредить, – вздохнул Кеовульф, потирая затылок. – Решит небось, что все бельбидийцы одна шайка, связанная общим заговором.

– И тогда... война? Представь, если король Дагонет услышит про бельбидийский заговор против его драгоценной дочери...

– Войны начинались и с меньшего, – согласился Кеовульф. – Придется помалкивать. Все, что в наших силах, это обеспечить безопасность Кимбелин.

– И еще приглядывать за принцем Ренаудом и теми, кто может быть с ним в сговоре, – добавил Халь.

– Угу. Скажем, за Тапвеллом и Хардвином. В конце концов это ведь Тапвелл предложил устроить скачки. Хотел отвлечь чье-то внимание?

Халь задумался. Принц Ренауд был не в состоянии хоть что-то сделать незаметно для остальных он ведь все время скакал бок о бок с Тудвалом. А вот Хардвин и Тапвелл по каким-то странным причинам отстали.

Вдруг Кеовульф рассмеялся.

– Да нет, ерунда это все. Не мог Ренауд ничего подобного замыслить.

– Почему же? – спросил Халь.

– Да потому что он глуп, как пень.

– Согласен. Но вдруг, поняв, что трон Бельбидии от него ускользает, Ренауд тут же поумнел?

– Да, – кивнул Кеовульф, – если дело выгорит, добыча его ждет немалая. Хардвин бы не стал в это ввязываться. А вот Тапвелл... Ренауд мог предложить ему земли, деньги...

– Да у Тапвелла и так всего достаточно! Целое баронство Овиссия. Что еще человеку нужно?

– Это ты так говоришь потому, что у тебя самого нет баронства, ответил Кеовульф и тут же заговорил громче задержавшийся Хардвин оказался слишком близко и мог их услышать. Вот взять, скажем, Огдена. У него, пожалуй, и хижины своей нет. Уверен, он считает, что ты вполне удовлетворен своим дворянством. А ты полагаешь, что баронский титул – предел мечтаний. Будь у тебя...

– Знаю, – перебил его Халь. – Большинство из нас все время хочет оказаться на ступеньку выше, чем стоит. Такова природа человека – вечно ему мало. – Фраза звучала напыщенно, но нельзя было, чтобы Хардвин заподозрил неладное.

– Ну, если не считать тех немногих, у которых вовсе ничего нет, – с философским видом добавил Кеовульф.

– Это противоестественно, – присоединился к их беседе Хардвин.

– Отнюдь нет. Разве вам не случалось замечать, что крестьяне-простолюдины более довольны своей жизнью, чем прочие? – спросил его Кеовульф.

Халь стал думать об этом и вспомнил, как мила Май. А потом – как холодно она стала относиться к Каспару, сделавшись достаточно взрослой, чтобы понять непостоянство его ухаживаний. Впрочем, сейчас это все не важно. Халь бросил взгляд на Хардвина, потом посмотрел в спину принцу Ренауду. Что делать?

– Сир, лорд мой Халь! – К нему скакал во весь опор Огден. – Сир, справа что-то не то. – Сержант тяжело дышал, его конь взмок.

– Рассказывай, – велел Халь.

Огден кивнул на север, в сторону череды острых скал.

– Отсюда не видать. Там стервятники кружатся, а на деревьях полно воронов. Если я что-нибудь понимаю, больно их много для обычной падали.

Глава 13

Брид ушла в глубь холодной башенной комнаты и сидела там. Каспар сперва пытался с нею заговорить, но девушка не слушала.

Вид из окна был чудесный. Блестящие воды реки струились между зеленых буков, темных елей и тополей с шумными кронами. Река напоминала оброненный кем-то кушак. Бессчетное множество тропинок, пересекавшихся друг с другом, петляло между деревьями, будто накрыв лес волшебной сетью; по ним здесь и там степенно ходили животные. Кто проложил эти пути, Каспар не знал.

Голод напоминал о себе. Каспар оторвался от окна и задумался о том, сколько их тут продержат без еды. Лесничий поместил пленников в круглой комнате под самой крышей. По пути сюда они проходили мимо нескольких закрытых дверей, одну Талоркан отворил, что бы дать Брид заглянуть внутрь. За нею на стенах висели богатые гобелены, пахло крепким вином. На низком столике были разложены фрукты, а на диване лежала обнаженная девушка и тихо плакала, уткнувшись лицом в ладони. Подле нее сидели две печальные женщины, облаченные в легкие шелка. Каждая из трех была красива по-своему: одна бледная и черноволосая, другая – белокурая, с бронзовой кожей, третья будто выточена из черного дерева, а глаза карие. Брид с ее медными локонами дополнила бы эту коллекцию, с отвращением подумал Каспар. Талоркан не сводил с нее глаз.

– Конечно, им довольно грустно здесь, – заметил он, – но без их красоты мне не было бы счастья. Однако ради тебя я отпустил бы их всех. В твоих руках ключ к их свободе и радости. Как только ты отдашься мне, я позволю им перейти в блаженство, что лежит за лесом.

Потом он опять запел.

Смотреть, как плачет девушка, было тяжело. Брид побелела.

– Здесь нет моей вины, – заговорила она. – Их страдания не положишь к моему порогу.

Песня Талоркана сделалась еще нежнее, по его губам скользнула самодовольная улыбка.

– Учти, красавица, – сказал он, вводя пленников в круглую комнату. Слушай их плач и помни, что единственный ключ к их свободе у тебя в руках.

С этими словами он вышел и запер дверь.

И вот Каспар сидел, привалившись к стене, и смотрел за окно. Сколько они тут уже находятся? Дни, недели?.. Оставалось лишь скрипеть зубами. Так часто делал Халь. Тьфу, пропасть! Что за дурацкая привычка? Чтобы от нее избавиться, Каспар прикусил кончик языка. Не прерывающийся плач, что доносился снизу, вонзался в самое сердце. Брид молчала, только теребила кончик косы.

Каспар начал терять самообладание. Неужели Брид не видит, что лесничий хочет ее обмануть? Впрочем, возмущаться несправедливо: он сам чувствовал на себе силу песни Талоркана. И все же Каспар не мог избавиться от мысли, что Брид недостаточно сопротивляется, и злился.

Теперь, названный по имени, гнев выплеснулся из глубины сердца, залив все тело. Да, Каспар злился на Брид. До сих пор жрица казалась ему воплощением совершенства, и вдруг нате вам застыла и жалеет саму себя. Лучше бы подумала, как им отсюда выбираться, воспользовалась Свирелью! Но нет: только держит ее в руках и поглаживает блестящее дерево пальцами. Каспар глядел на Деву почти с отвращением.

– Раз ты нас сюда затащила, изволь вытащить обратно, – резко сказал молодой человек, позабыв про Папоротника – тот сидел посреди комнаты, хныкал и в отчаянии рассматривал свои удлинившиеся пальцы.

– Как ты смеешь со мной так говорить? – вспыхнула Брид, и Каспар вдруг понял, что боится. Боится потерять ее дружбу, боится ее презрения. Всеведущая высшая жрица, исполненная мудрости и понимания она всегда была так сильна, так возвышалась над ним. С первой их встречи Каспар боготворил Брид. И впервые увидел ее слабость.

– И как ты смеешь меня винить? – гневно продол жила она.

– Я тебя не виню. Просто тебе лучше думать о том, как нам вернуться, а не грезить о Талоркане, – ответил Каспар и по вспышке зеленых глаз понял, что попал в самую точку.

Брид встала, пересекла комнату и выглянула в узкое зарешеченное окно.

– До Талоркана мне нет ни малейшего дела, – проронила она так, что ясно было: это не так.

– А до Халя? – холодно спросил Каспар, тоже поднимаясь на ноги.

– А что Халь? – Брид даже покраснела от гнева. Сжав кулаки, она шагнула к Каспару, будто разъяренная львица. – Собираешься мне указывать, что мне думать и что чувствовать?

– Да.

– Как ты смеешь? Халя даже нет в этом мире. Мы в Иномирье! Это как смерть, разве ты не понимаешь? Думаешь, я обязана любить Халя и в следующей жизни?

Каспар не знал, что ответить. Мертвым он себя не чувствовал, даже наоборот. И едва мог справиться с волнением.

– Как ты могла влюбиться в Талоркана?! Как ты посмела поддаться его песне? Это же просто магия! Как ты можешь его любить, когда я здесь!

Вот оно. Он произнес эти слова, сказал то, что хотел сказать вот уже несколько лет. Наконец Каспар признался себе, что любит Брид больше всех на свете. А Май? Что – Май? Ни о ком больше он не мог думать, только Брид ранила его сердце. Каспару сделалось одновременно стыд но, горько и тошно.

– Ты? – презрительно переспросила Брид. – Ты? Папоротник вскочил и сунулся между ними.

– Чего это вы? Не понимаю. Ну-ка прекратите! По чему ссоритесь? Вы же только что были друзьями.

Брид яростно взглянула на беднягу лёсика; Каспару даже показалось, что она сейчас и на него накричит. Однако девушка чуть улыбнулась, опустилась на колени возле маленького рогатого существа и прижала его к себе.

– Прости, пожалуйста. Не знаю, что на меня нашло. Пыталась сдержаться, но чувства так и захлестнули. И ты извини меня, Каспар.

Но Каспар извинять не хотел. Он был слишком оскорблен.

– Что с тобой случилось? – спросил его Папоротник. – Почему ты вдруг разозлился?

Каспар знал почему. Потому что он любит Брид, а она его – нет.

Внезапно тяжелая дубовая дверь распахнулась. На по роге стоял сияющий Талоркан.

– Вы теперь в краю духов и не в силах скрывать свои чувства. Для вас это земля честности. Он смеялся над их страданиями! Приятно наблюдать за человеческими душами, проходящими через Ри-Эрриш. Я знаю ваш мир, знаю, какие усилия прилагают люди, чтобы сдерживать себя, и каждый по-своему старается навести порядок в своей коротенькой жизни. А потом оказывается здесь и плачет, и стонет, и жалуется на других... Что за создания! Обманывают сами себя!

– Ни-че-го не понимаю, – честно признался Папоротник.

Брид, не сводя взгляда с Талоркана, сжала лёсику ручку.

– Конечно, не понимаешь. Тебе еще предстоит узнать, что люди извращенные и запутанные существа, разрывающиеся от противоречивых чувств. Мы часто бываем нечестны и с самими собой, и с другими, чтобы достигать того, чего желаем, и избегать ссор.

– Правда? – недоверчиво спросил Папоротник. – А почему?

– Потому что иначе жить было бы слишком больно. Так, как сейчас. – Она продолжала пристально смотреть Талоркану в глаза. Губы лесничего дрогнули, с них опять слетела песня: будто солнечный луч пронзил грозовые тучи; прекрасные и таинственные ноты сулили радость и освобождение от тягот и обязанностей. Каспар умоляюще взглянул на Брид... В ее зеленых, как драконья чешуя, глазах отражались золотые очи Талоркана. Брид дрожала. Наконец ей удалось отвести взгляд.

Талоркан поджал губы.

– Ты будешь моей, госпожа. Ты слишком красива для грязной земли. Твое место – здесь.

Он шагнул вперед и страстно поцеловал девушку в губы, потом грациозно повернулся и вышел. Брид сплюнула с отвращением, но долго еще смотрела ему вслед.

Каспар вновь стал глядеть в окно. Лес тянулся на много миль повсюду, куда хватало глаз, буйно зеленели деревья. Какое страшное одиночество! В Иномирье нет Халя, нет отца с матерью, может, даже самой Торра-Альты нет. Юноше отчаянно хотелось домой. Чего бы он ни сделал, чтобы вернуться в реальный мир!.. Талоркан прав. Глядя на бескрайний лес, Каспар все больше падал духом.

– Нам нужно назад, – выпалил он, обернувшись к Брид. – Почему ты не можешь ничего придумать?

Та опустилась на пол и еще крепче обняла Папоротника.

– Не получается. Я не знаю, что делать. На Свирели я играть не могу, и...

– И домой вовсе не хочешь, – докончил Каспар.

– Хочу, с чего ты взял? – Брид протянула ему руку. – Мы должны вернуться – не только для блага Троицы, но и просто ради наших душ. Если нам не удастся убедить в этом членов Круга, мы останемся тут навечно.

Она решительно встала и забарабанила в дверь.

– Требую встречи с Высоким Кругом! Они обязаны меня выслушать!

Несколько минут девушка колотила в дубовые доски, не получила никакого ответа и, наконец, пнула дверь ногой.

Совсем как Халь, подумал Каспар. Такой он Брид никогда прежде не видел. Обычно она была так спокойна, и вдруг настоящая буря незамутненных чувств! Оказывается, они с Халем похожи, одинаково вспыльчивы.

Каспар невольно засмеялся, и Брид, обернувшись, спросила:

– Что смешного?

– Да подумал: вот Халя все время ругают за несдержанность, а окажись он тут – он бы справился лучше, чем мы. Вовсе бы не изменился.

Брид тоже улыбнулась.

– Вот это мне в Хале и нравится. Он такой честный! Никогда ничего из себя не строит.

– Ха! Это он-то из себя ничего не строит? А кто Тайне на уздечку повесил три цепочки, чтобы все ее считали бешеной? На свете нет лошади лучше вышколенной.

– А ты откуда знаешь? – рассмеялась Брид. – Он ведь тебе покататься ни разу не позволил.

– Да знаю вот, – ответил Каспар, сам не понимая, что его так развеселило. – Всякому ясно, что цепочки Тайне вовсе не нужны, хоть Халь ее и выучил по команде кусаться и лягаться. В том-то и дело: она кусается, когда он прикажет, а не когда сама захочет.

– И я о том же. Халь все эти глупости не просто так делает. Перед самим собой-то ему не надо притворяться. Он хорошо знает, что чувствует, а мы, все остальные, пытаемся убедить себя в каких-то высших мотивах. С ним нелегко, потому что он не понимает уступок, зато если он говорит, что любит, значит, в самом деле, любит.

– А я – нет?

– А ты – нет.

– Но я люблю тебя, Брид. – Слова непрошеными сорвались с губ.

– Ох. Знаю, что любишь. По-своему, – ответила она, будто Каспар всего лишь сделал ей комплимент по поводу удачного платья. – Я о том, что ты столько лет говоришь Май, что любишь ее, а на самом деле это не правда.

Она опять стала стучать в запертую дверь.

Каспар залился краской стыда. Брид сказала правду. Чтобы скрыть чувство вины, он вскочил на ноги и тоже принялся барабанить в дверь. Надо вернуться домой, там он хотя бы сможет делать вид, будто больше ее не любит. Здесь становится слишком больно.

– Откройте! Нам нужна аудиенция у Высокого Круга. Если вы нас не выпустите, Троица погибнет! – кричала Брид.

Ответа не было ни в тот день, ни наследующий. Нудные сутки тянулись одни за другими, и Каспару становилось все труднее не ругаться с Брид даже по самым незначительным поводам. Он был слишком расстроен, чтобы оставаться в рамках вежливости. Холодными ночами юноша сидел на другой стороне комнаты и слушал доносившиеся снизу, из леса, звериные вопли и вой. Кровь леденела, в обрывках снов копошились полупрозрачные чудовища, они раскалывали скорлупу Некронда и старались выползти из подземелья. Потом оказывалось, что темницы переполнены, и разросшиеся тела вдавливали Каспара в каменную стену, а после звери в неистовстве принимались метаться по Торра-Альте и с ненасытной яростью пожирать людей.

Теперь уже Каспар был уверен, что их здесь просто забыли и оставили гнить. Еды им не давали, голод мучил все сильнее. И когда он почувствовал, что сил бороться против безумства паники, свившей гнездо у самых корней его разума, уже почти не осталось, дверь, наконец, распахнулась. На пороге стоял Талоркан, облаченный поверх кожаной с золотом куртки в длинный зеленый плащ. Лесничий шагнул вперед и запел; его голос звучал прекраснее, чем звук переливающейся холодной воды. Песня была дикая и вольная, обещала вечное счастье. Каспар чувствовал это сам и видел, какое действие она производит на Брид. Та закусила дрожащую губу.

– Ты ее обманываешь! – зарычал юноша.

– Обманываю смертную? – рассмеялся Талоркан.

– Она тебя не любит. Не смей пользоваться магией.

– Любовь – тоже магия.

Каспар понял, что его подстрекают. Талоркан презрительно усмехался, видя их беспомощность. Кровь прилила Каспару к голове. Он убьет эту тварь!

Что-то заставило его помедлить. Если потеряешь власть над собой, будешь как животное. Каспар сделал несколько медленных глубоких вдохов, чтобы подавить гнев. Но стоило Талоркану протянуть руку к Брид, как все тут же пошло прахом. Юноша бросился на лесничего, однако несколько внезапных нот песни немедленно отшвырнули его назад к стене.

– Смертный, ты бессилен передо мной. – Талоркан стоял над Каспаром, прожигая его взглядом ярко-желтых глаз. – Мы источник всей магии, мы знаем все слова песни. Здесь, в Ри-Эрриш, ты не больше, чем насекомое.

– Вы должны нас отпустить, – запинаясь, проговорил Каспар.

– Вы нарушили законы богов. Те, кто принадлежит земле, должны пройти через Ри-Эрриш, а отсюда в Аннуин, после же вновь переродиться. Круг бесконечен. Вы же его прервали. Мы, бессмертные, живущие в Ри-Эрриш, создания солнца. Мы не привязаны к кругам времени. Поэтому наше дело судить вас.

– Как могут судить нас создания столь бездушные и безжалостные? выдохнул Каспар. – Вы должны нас отпустить.

– Нет, – покачал головой Талоркан. – Вы останетесь здесь, это решено. На пути через лес у вас будет время разобраться со своей прежней жизнью.

– Не хочу быть человеком, – всхлипнул Папоротник. – Хочу домой. А то кто за Петрушкой присмотрит?

– Лес позаботится о ней, – терпеливо ответил Талоркан.

– Так что ж она, помрет, что ли? Не надо! – разрыдался лёсик. Каспару стало, так жаль беднягу, что у него тоже потекли слезы. Папоротник выглядел почти совсем по-человечески, остались только мягкие рожки и черные раз двоенные копытца на ногах, да кожа была еще песочного цвета, как у лесного оленя, а движения порывисты. Лёсик мотал головой из стороны в сторону, сверкая большими круглыми глазами. Мне домой нужно, – повторил он, заглядывая Каспару в лицо. – Нужно. Каспар кивнул.

– Мне тоже.

Брид давно уже молчала и смотрела на Талоркана, спеленатая сетями магии. Вот она сделала несколько коротких шажков в его сторону... Лесничий довольно улыбнулся и шагнул ей навстречу.

Каспар ухватил Брид за рукав.

– Брид, ты его не любишь! Это же просто заклинание! Это не по правде!

Она не слышала. Ее взгляд слился со взором Талоркана. В песне лесничего зазвенели ноты страсти.

– Иди ко мне, Брид, леди Великой Матери, иди и живи со мною в прекрасном Ри-Эрриш, иди и вкуси блаженство вечного счастья. Живи со мною вечно! Вечно! – Слова Талоркана лились, словно мед, теплый и липкий, и Брид не имела сил освободиться. – Вместе мы сможем сотворить немало добра. В своем мире ты обладаешь великим могуществом. Объедини его с моим, и мы сделаем все, как надлежит. Сообща мы исцелим все страдания в обоих мирах!

– Не поддавайся, Брид, – умолял Каспар, чувствуя, что лесничий лжет. Ты нужна миру. Не поддавайся, не то Троица погибнет!

Брид обернулась к нему и вновь с тоской посмотрела на Талоркана.

– Вечно... – проговорила она, будто обдумывая это. – Мне мешают король Рэвик и дворяне Новой Веры, мне мешают даже Керидвэн и Морригвэн, и я мало, что могу исправить. А с тобой...

– Брид, мы должны вернуться! – Каспар услышал в своем голосе страх. У Брид менялись глаза: на смену зеленому цвету, травы приходило золотое сияние солнца, отражение взгляда Талоркана. – Вспомни о Керидвэн и Морригвэн. Что они без тебя будут делать?

– Да, – медленно обернулась Брид. – Да, мы должны вернуться. У меня в руках – Свирель Дуйра.

– Верно, – сказал Талоркан, протягивая руку, – и ты отдашь ее мне.

– Н-нет, – неуверенно ответила Брид. – Нет... Не сейчас.

Здесь, в этом проклятом краю, Брид казалась Каспару совсем чужой...

Его мысли прервал какой-то шум на лестнице. Талоркан сощурился и резко обернулся.

Одетая в бледно-зеленое, самая легкая и улыбчивая из всех членов Высокого Круга, Уйллеанд вплыла в комнату, а сопровождал ее Дуйр напротив, самый плотно сложенный из всех тринадцати. В его присутствии Каспар, как ни странно, почувствовал себя спокойнее, а Брид шепнула ему на ухо:

– Дуб и жимолость!

Никакой нужды в этом не было, Каспар и так их без труда узнал; но хорошо знакомый наставнический тон жрицы придал ему еще больше уверенности.

– Госпожа моя Уйллеанд, господин мой Дуйр, – поклонился Талоркан.

– Старший лесничий, – торжественно обратился к нему Дуйр, и его глубокий голос заполонил всю комнату. Каспар вспомнил о своем отце. – Что ты здесь делаешь? У тебя есть более важные задания. Мы постановили, что смертные будут содержаться здесь до тех пор, пока их судьба не будет решена. – Он милостиво улыбнулся Каспару, Брид и Папоротнику. – Что же, расскажите, удобно ли вам здесь было?

– Нет, – коротко ответил Каспар.

Дуйра это, похоже, опечалило, а Уйллеанд мягко произнесла:

– Раз так, мы поместим вас в другое место, получше. Ведь вам, похоже, придется провести у нас немало времени. Должно быть, вы голодны? Идемте, примите участие в нашем пире. Вам понравится. Лесничий, проследи, чтобы эти существа были доставлены на пир.

"Существа! " – подумал Каспар. Что же их, за животных тут держат?

Члены Высокого Круга вылетели из комнаты, но на пороге Дуйр вдруг обернулся.

– Мне нужна моя Свирель.

Стоило двери захлопнуться, как Талоркан, до тех пор стоявший навытяжку, расслабился.

– Ха! Возомнили, что лучше знают, как должно быть. Пир! Все пленники моя забота!

– Ты хочешь забрать Свирель себе, а Брид только используешь для этого! – воскликнул Каспар.

Лесничий засмеялся.

– Свирель бесполезна. Ее силы ограничены. Мне нужна она! – Он указал на Брид. – А пока Свирель у нее, она может сбежать. Она так красива, что я ни за что этого не позволю. Ни за что.

... Отряд лесничих, подчиненных Талоркана, сопроводил их в огромный зал. С потолка свисали на золотых цепях искусно сделанные канделябры. Повсюду горели свечи, и в свете их пламени настенные гобелены оживали: звери переливались пурпуром и изумрудом, по лесным пейзажам бежали медные, и бронзовые нити. Господствовал в зале огромный стол из полированного вяза. Вокруг него сидели на бесчисленных резных стульях, подбитых серебряной тканью, смеялись и пировали лесничие и их женщины в пышных нарядах. В дальнем конце зала высился еще один стол, и оттуда взирали на празднество члены Высокого Круга.

Прислуживали пирующим их же сородичи, тоже безумно красивые, но, подойдя ближе, Каспар заметил между ними нескольких мужчин с русыми или темными волосами и ничего не выражающими глазами. Они вы глядели устало и печально, кожу их покрывали язвы и порезы, из которых сочилась кровь. Люди! Смертные люди, такие же, как он сам, обращенные в рабство, подумал Каспар с отвращением... и страхом.

Как ни злился он на народ Иномирья, а слюнки все же потекли. Чего только не было на столе! Запеченная утка, тушеная зайчатина, оленьи седла, окорока с медом, марципаны и печенье, кровяные колбасы, шипучие вина, густой сидр... и пироги с яблоками. Пироги с яблоками Каспар просто обожал. Кругом веселились, танцевали и пели прекрасные дамы, одетые в платья цвета колокольчиков, нарциссов, анютиных глазок и брионий. Туда и обратно сновали слуги с серебряными блюдами в руках, от которых пахло самыми разнообразными пряностями. Каспар пожирал глазами лососину в сладком кляре, тарталетки и заварные пирожные. Вот бы поварихе из Торра-Альты на это посмотреть!.. Есть хотелось до дрожи.

Папоротник взвизгнул от ужаса, увидев поднос с жирной олениной на ребрышках.

– Как они могли?

Брид ухватила его за руку и обняла за плечо.

– Идите сюда, вы сядете за высоким столом, вместе со старейшинами, любезно пригласила их Нуйн. – Я распоряжусь, чтобы оленину не подавали.

В руках она держала связку длинных ключей, а глаз не сводила со Свирели, которую Брид не выпускала из рук. Каспар вспомнил, что семена у ясеня напоминают по виду ключи.

Одна из старейшин взяла Каспара за руку и шепнула ему на ухо:

– Идем, сядь со мною. – Она была стройная, с очень печальными глазами. Каспар взглянул на руну у нее на поясе и узнал Сайлле, дух ивы. Расскажешь, почему вы считаете, что должны вернуться, когда по закону вам следует оставаться здесь. Вы ведь обманули смерть от волчьих зубов. Скажи, почему ради вас мы должны нарушить правила?

– Потому что если Брид не вернется домой и не найдет себе преемницу, Троица погибнет. Тогда люди забудут, как поклоняться Великой Матери, и уничтожат ее.

– Значит, ты просишь не за себя? А самому-то тебе, зачем назад? Необходимо лишь возвращение твоей спутницы.

Об этом Каспар раньше не думал. Он почувствовал, что вот-вот расплачется от скорби по утерянной жизни.

– Да, – честно сказал он. – Я не могу представить вам причины, по которой должен вернуться. Но вот Брид должна оказаться дома непременно.

– Тебе больно, мальчик, – склонила голову Сайлле. – Отхлебни сладкого питья, отведай вкусной еды, и ты забудешь боль. Людям всегда бывает тяжело, когда они здесь оказываются. Слишком часто они в своей жизни скрывают правду о своих желаниях, и потому после смерти высвободившиеся страсти глубоко вгрызаются в их души. Печально это видеть.

– Но где они? – спросил Каспар. – Где все люди? Тут кругом только старейшины и лесничие, а прислуживает им лишь крохотная горстка смертных.

– В лесу, разумеется – если не считать тех, что находятся в замке Абалон. Все должны отправляться в лес. Иные задерживаются там надолго, прочие спешат. Все должны преодолеть опасности леса прежде, чем достигнут Аннуина.