Текст книги "Певец из Кастагвардии"

Автор книги: Джейн Уэлч

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 34 страниц)

Каспар вздохнул, неожиданно ощутив острую тоску по Май. По густым шелковистым волосам, по запаху цветов и трав, всегда ее окружавшему… Как она могла убежать от Каспара, как раз когда он никак не может за ней последовать? Душевная боль мучила его едва ли не сильнее, чем телесная.

– Это же нечестно, – неожиданно напустился он на Урсулу. – Я ведь люблю Май всем сердцем, но долг превыше всего. Она должна меня понять, ведь верно? Сначала я обязан найти Некронд, а после этого обыщу весь мир, чтобы ее вернуть. Она ведь поймет, не может не понять?

– Господин, я не знаю, – просто ответила Урсула. – Я никогда не была влюблена и не знаю, что такое долг. Самое больше, что я знаю, – это следовать своему слову.

– А-а, – тихо протянул Каспар, слабея.

Голова кружилась. Он снова взглянул на свое колено и принялся дрожащими пальцами отрывать от раны клочки порванных штанов. Открылось красное мясо.

– Мне нужна вода. Принеси воды. И достань из седельной сумки мешочек с травами.

– Не могу, – отозвалась Урсула. – Седельная сумка на Огнебое, а он меня не подпускает к себе.

Каспар застонал.

– И всего-то мне нужно ивовой коры, чтобы обезболить рану и сбить жар… – пробормотал он в отчаянии.

Все тело его начинало гореть, в голове мутилось. Юноша нетвердо соображал, где он и как сюда попал. Он помнил только, что здесь при чем-то бурый медведь, хотя при свете дня это казалось неправдоподобным. Должно быть, ему показалось в бреду.

Урсула тем временем принесла воды и уселась с Каспаром рядом, рисуя странные узоры на земляном полу. Пальцы у нее были длинные и красивые. Каспар сначала долго пил, утоляя жажду, и в голове у него слегка прояснилось. Он понял, что нужно чего-нибудь поесть. Принять сидячее положение получилось – значит получиться и встать.

– Бедный Огнебой, – прошептал он. Урсула обернулась, робко улыбаясь.

– Господин, ты заботишься…

– Забочусь?

– Да, о своем коне.

– А, да, конечно! Конечно, забочусь. Улыбка Урсулы стала шире.

– Я долго жила в Ориаксии. Ориаксийцы ценят своих лошадей больше всего на свете. Они ими гордятся, холят их, ведь кони – основа их благосостояния. Но чтобы волноваться о коне как о человеке, такого там нет.

Хотя Урсула и старалась помочь Каспару, поддерживая его под локти, попытка встать не удалась, только забрала у юноши остаток сил. На лбу его выступил пот. Он оттолкнул руки девушки и снова свалился на землю. Урсула начала взволнованно мерить пещеру шагами.

– Я не знаю, что делать, – жалобно сообщила она.

– Промой рану, – приказал Каспар. – Все время ее промывай и меняй воду.

С двух сторон юношу грели Трог и волчонок. Вскоре он провалился в беспокойный полусон. Голова у него была тяжелая, как у пьяного. Урсула все ходила туда-сюда. Она промыла рану несколько раз, и прикосновение ее рук удивило Каспара. Он думал, прикосновение будет нежным и чувственным – но руки девушки оказались неуверенными, как будто она не привыкла трогать других людей. Промывая рану, она напевала, чтобы успокоить себя саму. Каспар и не ожидал от ее голоса с сильным ориаксийским акцентом, что в песне он окажется таким красивым и мелодичным.

Урсула напевала низким и негромким голосом, а волчонок тем временем принялся вылизывать Каспару раны. Песня успокаивала и усыпляла.

Мог ли подумать Каспар, что рана причинит ему столько беспокойства? Он и раньше бывал ранен, даже довольно часто; тело его хранило шрамы от ножей, мечей, даже один след от арбалетного болта. В Торра-Альте следы ран всегда были чем-то вроде предмета гордости. Вот Халь, например, демонстрировал свои шрамы на каждом шагу – в особенности след от меча на скуле и руку, на которой не хватало пальца. Но никто не мог сравниться по количеству шрамов с Кеовульфом, хотя тот вовсе не стремился ими похвастаться – разве что когда хотел поставить Халя на место.

Каспар отстраненно подумал, будет ли у него шанс показать кому-нибудь след от волчьих зубов на колене. Сейчас колено горело так, будто его терзала тысяча волков. Стоило юноше закрыть глаза – и он снова оказывался в темноте, окруженный страшными зверями.

Каспар открыл глаза. Вокруг было куда темнее, и он догадался, что задремал под пение Урсулы. Однако сон не восстановил его сил – напротив, юноша чувствовал себя хуже прежнего. Рана все кровоточила, и он подумал, что так и умрет здесь, если ничего не предпримет.

– Он скоро придет, – уверенно сообщила Урсула, шагая взад-вперед. – Он же сказал, что придет.

Она помолчала, глядя наружу, потом задумчиво перевела взгляд на лук Каспара и наклонилась взять его. Каспар подумал, уж не приходилось ли Урсуле за время жизни в рабстве выходить на гладиаторскую арену. Он слышал, что есть негодяи, которым нравится, когда женщины сражаются. Может быть, Урсула знает, как обращаться с луком? Но девушка непонимающе смотрела на изогнутый кусок дерева в своих руках, повернула его то так, то сяк. Потом с интересом принялась разглядывать стрелу. Каспару она напомнила торра-альтанских новобранцев.

Урсула осторожно положила лук на прежнее место.

– Перрен скоро придет.

Каспар был слишком слаб, чтобы покачать головой.

Наконец лоскуток неба, видневшийся через вход в пещеру, совсем потемнел. Вечерний воздух был темно-лиловым. В вышине слабо поблескивала звезда.

– Волки, – прошептал Каспар одними губами. Он знал, что звери не замедлят явиться. Зубы его застучали.

Урсула подоткнула меховой плащ, накрывавший его. Каспар почему-то страшно мерз, хотя все его потное тело горело огнем.

– Ты очень горячий, – испугалась Урсула. – И они скоро придут… Я же не могу всякий раз призывать великих богов. Они гневаются на меня за мои проступки.

Каспар беспомощно смотрел в ее искаженное страхом лицо.

– Мне холодно.

Собственный голос показался ему тонким и слабым.

Урсула погладила его по руке. Каспар продолжал трястись в ознобе, и девушка нырнула к нему под плащ и обвила его своим телом. Урсула обнимала его, согревая собой, – но совсем не так, как он ожидал. Объятия ее были не материнскими и не чувственными, скорее напоминая о прижавшемся к взрослому маленьком ребенке. Урсула положила голову ему на грудь, и Каспар вскоре понял, что она плачет. На него капали теплые слезы, но юноша был слишком слаб, чтобы утешить ее или хотя бы расспросить.

Урсула казалась такой несчастной и испуганной, но все равно ее близость придавала ему сил. Долгие часы ожидания тянулись бесконечно, и Каспар отстраненно мечтал, чтобы это Май так лежала рядом с ним, головой у него на груди, и просила быть с ней этой ночью. Одолеваемый мыслями о Май, он нашел силы обнять Урсулу, крепче прижимая к себе. Она была теплой, с шелковистой кожей, и с ней было лучше, чем одному.

И тут наконец они услышали голос.

– Скорее! Ну же, что вы копаетесь, скорее!

Из груди Каспара вырвался вздох облегчения. Он ни за что бы не подумал, что звук этого писклявого голоса может его обрадовать – но это было так!

– Мы не копаемся, – отвечал другой голос, низкий и медленный.

В поле зрения появился Перрен собственной персоной.

– Смотрите, конь! – заверещал Папоротник. – Они здесь! Мы их нашли! Я вам говорил, что они здесь!

– Ничего подобного ты не говорил, – пророкотал Перрен.

– То, что конь здесь, еще не доказательство, – добавил голос Нейта.

Трог зарычал было при их приближении, но вскоре узнал своих и бросился им навстречу. Впрочем, он тут же вернулся и снова улегся рядом с Каспаром. Четыре темных силуэта возникли на пороге пещеры, и юноша с облегчением увидел, что Лана, цела и невредима, сидит у Перрена на руках.

– Чего это ты тут нежишься с Урсулой? – возмущенно завопил Папоротник. – Благородный Огнебой ранен, а ты…

– Я знала, что вы придете, – с тихой гордостью сказала Урсула, будто возвращение друзей вернуло ее веру в жизнь. – Я сразу так и сказала. Мастер Спар мне не верил, но я знала.

Нейт забрал у Перрена свою сестренку и с отвращением взглянул на Каспара.

– Понятно, она же рабыня. Она не могла тебе отказать. – Мне было холодно, – чуть слышно отозвался Каспар, не имея ни сил, ни желания оправдываться.

– Ты же до сих пор ничего не сделал для своего коня! – продолжал возмущаться Папоротник. – Ничего! Я просто поверить не могу! Валяется как ни в чем не бывало, обнимается с девушкой и собаками… Собаки и девушки, вот и все, о чем думают такие, как ты!

– Я в самом деле не мог, – начал было Каспар, но понял, что оправдывается перед лёсиком, и вовремя оборвал себя. – Папоротник, пойди и промой Огнебою раны. Слава Матери, что вы нас нашли.

– Ага, я тебе все-таки нужен! Я могу сделать что-то, что другие не могут. Теперь ты это понял! – приосанился Папоротник, бросая на Нейта гордый взгляд. – Во мне нуждаются, вот так! А ты всего-навсего предатель и убийца. Надо было оставить тебя волкам. Но пойду-ка я займусь конем; кроме меня, это никто не может сделать.

Огнебой вскоре слегка поубавил гордость Папоротника, хорошенько лягнув его; но на худой конец лёсику удалось хотя бы расседлать коня и принести седельные сумки. Там не было никакой еды, зато лежали лекарства. Правда, никто не знал, как их применять, кроме того же Папоротника. Лёсик немедленно вытащил наружу листья кровяники и сунул их Каспару.

– Вот, пожуй это. Мне всегда помогало от слабости.

Перрен сел у входа, закрывая его собой, и пещера погрузилась во тьму. Ночь была долгой и холодной, никто почти не спал – снаружи доносился жуткий волчий вой. Лана жалась к Урсуле, Каспар возносил про себя благодарственные молитвы, что девочка осталась жива. Он надеялся, что уже в скором времени сможет отвезти ее к Керидвэн и Брид.

У юноши недоставало сил слушать сбивчивый рассказ Папоротника о том, как они чудесно спаслись. Кажется, волки все увязались за Каспаром и Урсулой, оставив остальных в покое. Перрен нес на руках Лану и, как ни странно, Нейта тоже, утверждая, что у пастуха в запасе есть для них история. Похоже, если бы не любовь горовика к историям, Нейт этой ночью был бы съеден волками – или еще раньше убит тем же Перреном.

– Это я сбил волков со следа, – хвастливо заявил Папоротник.

– Ничего подобного. Просто они все погнались за мастером Спаром, – огрызнулся Нейт, но от слуха Каспара не ускользнуло, насколько иначе пастух теперь его называет. Подумать только, мастер Спар!

– Тебе никто не верит, потому что ты предатель, – злился лёсик. – Спар сейчас будет тебя судить по справедливости!

Но Каспару вовсе не хотелось делать ничего подобного. У него едва хватало сил, чтобы понимать, о чем идет речь.

Перрен настоял на том, чтобы Нейт рассказал свою историю, и ужасно расстроился, когда выяснилось, что юноше особенно нечего сказать.

– Я же все уже объяснил, – протестовал он. – Мы думали, что помогаем барону Годафриду, убивая волков в торра-альтанских горах. Еще нам сказали, что медведей тоже надо убивать, потому что вы, колдуны из Торра-Альты, хотите натравить их на нас следом за волками. А потом нас прибрал к рукам этот Мамлюк, работорговец, и подключил к ловле медведей на продажу. Урсула забирала медведей, которых мы ловили, и дальше я не знаю, что с ними происходило.

– А ты не знаешь, кто мог этим всем заправлять? – не без труда выговорил Каспар.

За эту ночь он успел промерзнуть до костей, хотя тело его все горело огнем от лихорадки.

Нейт дернул плечом.

– Наверное, Мамлюк. Кто же еще.

Но Каспару это казалось маловероятным. Человек, измысливший такой грандиозный план, вряд ли сам стал бы марать руки, проводя его в жизнь. Юноша попробовал поймать взгляд Нейта, чтобы понять, лжет тот или нет, – но от головной боли не смог сфокусировать зрение.

– Надо бы пустить ему кровь, – яростно высказался Нейт.

– Кровь! – проскулил Папоротник, приходя в ужас от подобной мысли.

– Холодно, – простонал Каспар. Перрен положил ему на лоб тяжелую руку.

– По-моему, все наземные создания слишком легко умирают, – сообщил он с печальным вздохом. – Однажды у нас был человек, пришедший с самого севера, оттуда, где весь мир белый и голубой от снега и льда. Он прожил достаточно долго, чтобы успеть рассказать пять сотен историй. Но даже он в конце концов умер. Он протянул дольше всех.

– Перрен, ты думаешь, что ободрил нас? – горько спросила Урсула, снова нырнула под плащ к Каспару и принялась согревать его в объятиях.

На следующее утро нужно было продолжать путь, но Каспар еще не мог ходить. Огнебой был не в состоянии нести всадника. Конь сильно хромал и сам ковылял с трудом.

– Немного походить ему только на пользу – выведет из раны заразу, – решил Каспар, преодолевая собственную слабость при виде раны скакуна.

Он попросил Перрена нести себя на плечах вместе с Ланой. Нейта поставили во главу колонны, чтобы он был всегда на виду.

Они шли на восток, к морю, где Перрен, по его словам, чувствовал Некронд. И наконец путь привел их к крутому обрыву, откуда им открылся вид на неоглядную морскую гладь, позолоченную закатным солнцем.

Перрен задохнулся от восторга.

– Море! – вскричал он гулко. – Великие воды Матери, великое лоно, великое, великое нечто, связующее воедино части Ее тела! Текущее, бурлящее, связующее и разделяющее, соединившее нас! – торжественно восклицал горовик.

Остальных широкое водное пространство восхищало всего-навсего своей красотой.

В сердце Каспара забрезжила надежда, что здесь наконец-то его странствие подойдет к концу. Морригвэн послала его на восток, и вот он достиг самых восточных пределов Торра-Альты. Внизу мерцали огоньки прибрежной деревушки, и юноша мечтал, что там они найдут помощь… и Некронд.

Но это оказались огоньки сторожевой башни на утесе. Когда путники подошли к ней достаточно близко, то увидели россыпь других огней, еще ниже: светились окошки домов и огоньки на мачтах кораблей, стоявших на якоре за пределами бухты. Каспар слез с плеч Перрена, чтобы взглянуть с обрыва на деревню, раскинувшуюся внизу, и понял – что-то здесь не так. По всей линии побережья дымили огни на маяках.

– Тебе лучше закрыть чем-нибудь лицо и руки, – обратился юноша к горовику, чья серая складчатая кожа походила на камень. – Мы скажем людям, что ты переболел оспой, но прикрыться все-таки надо. Иначе народ испугается.

Они остановились, и Урсула разорвала кусок ткани, чтобы сделать Перрену повязки. Она тщательно замотала его ноздреватое темное лицо и руки, оставив открытыми только глаза. Когда с маскировкой было покончено, на плечи горовику накинули меховой плащ Каспара, который скрадывал странности его здоровенной фигуры. В это время Папоротник тщательно обнюхивал сухую траву на верхних уступах.

– Волк! – неожиданно взвизгнул он как сумасшедший. – Он тут! Я чую его запах!

От сторожевой башни к ним уже спешили вооруженные люди.

– Вот они, – указал на Каспара и его друзей крепкий мужчина. – Те самые. Вон тот – труп трупом, просто вылитая утопшая старуха Греб.

ГЛАВА 18

В лицо Каспара было нацелено сразу несколько багров и разделочных ножей.

Староста Моевкиной Бухты подозрительно прищурился.

– Баронский сын, говоришь? И что же делает господин баронский сын в компании таких оборванцев? – Взгляд его брезгливо пробежал по лицу Перрена, замотанному тряпками, и староста что-то пробормотал насчет заразной оспы. Потом ткнул пальцем в Папоротника. – Да еще и гном какой-то.

– Я не гном, – обиженно отозвался лёсик, но Перрен пихнул его, заставляя молчать.

– В последнее время появляется много странного народа, – продолжал староста, постукивая своим посохом Каспара по плечу. – Последний, кто нас навещал, был шикарно одетый малый, самый настоящий дворянин на вид, настоящее не придумаешь. Он нам оставил добрые денежки, чтобы мы не упустили шайку оборванцев вроде вас. Сказал – они спустятся с гор. Разбойники, изгои, которых барон разыскивает за предательство. Приказал задержать, когда появятся.

Он повернулся к своим людям:

– Ну что, парни, кому мы больше верим – этому хромому бродяге, шныряющему в горах с каким-то отребьем, или приличному господину в красном плаще и с тугим кошельком на поясе? Кто из них сын нашего доброго барона?

Посох старосты уперся Каспару в грудь.

– На вид ты сущий разбойник. А твой конь! Ни один знатный торра-альтанец не запустит свою лошадь до такого состояния. Он же хромой!

Каспар хотел было объяснить, что конь хромает из-за раны, полученной в недавней схватке, но находился в слишком большом замешательстве. В кои-то веки он жалел, что рядом нет Халя. Голова Каспара кружилась, мысли разбредались, нога пульсировала болью. Он ужасно устал объяснять, что он – тот, кто он есть, и все равно никто не верил. Вот если бы здесь был Халь…

Как и отец Каспара, Халь просто воплощал собой дворянскую надменность, какая бы на нем ни оказалась одежда. И рана только добавила бы ему убедительности… Каспар никогда не понимал, почему Халь все время ноет, что без полных доспехов никто не принимает его всерьез. Это была сущая ерунда.

Он тоскливо смотрел на крючковатый нос старосты и молчал, а Трог сновал у мужланов под ногами, обнюхивая их сапоги. Староста постучал посохом по полу и указал им на дорогу к деревне.

– Пока мы это дело не выясним, вам всем придется пойти с нами.

Конвоируемые вооруженными людьми, они могли только подчиниться. Их повели к деревне, то и дело тыча в спины и понукая. Каспар не мог идти быстро и опирался на руку Перрена. Наконец все подошли к освещенному пятачку перед трактиром под названием «Голодный рыбак», стоявшему на самом берегу. Двери его были широко открыты, вокруг толпился народ.

Похоже, здесь собралась вся деревня. Вместо того чтобы дружно пропивать свою награду, люди что-то горячо обсуждали – кажется, какие-то недавние события. В толпе выделялся здоровяк лет тридцати с широкой белозубой усмешкой. Даже прибытие отряда с пленниками не отвлекло всеобщего внимания от его рассказа.

– Ну да, прямо на борту. В старину Дерри вселился какой-то демон, а может, это эль ему ударил в голову – но он в самом деле так и набросился на нашу пассажирку! Я хотел его урезонить, но он и на меня навалился, и дрался как сумасшедший – так что мне пришлось его выкинуть за борт! Я думал, он освежится и придет в себя, а он возьми да и пойди ко дну, да так быстро – мы не успели его вытянуть. А бедная старуха Греб! Мы ее выловили возле самых Русалочьих Врат, мертвую и раздутую – при том что эта самая Греб крутилась на причале, когда мы отплывали, я своими глазами видел.

– Это все новолуние! Никогда нельзя выходить в море в эти дни, – вмешалась какая-то бабка. – Такие беды никогда не случаются под доброй луной.

Наконец селяне поняли, что происходит что-то еще, и начали оборачиваться на Каспара и его друзей. Толпа стремительно окружила их. Старый рыбак торжественно заявил:

– Ну вот, нас же предупреждали о шайке разбойников. Попались, негодяи! За последние три дня у нас спятил Дерри и потонула старая Греб. Надо бы вывезти этих подлецов в море, за Русалочьи Врата, да каждому – по камню на шею, пока они еще что-нибудь не натворили.

– Я сын барона Бранвульфа, – прохрипел Каспар. – Троньте меня – и отец вам отомстит!

Староста недоуменно покачал головой, разглядывая носки своих начищенных сапог, потом искоса взглянул на Каспара.

– Может, нам и не стоит торопиться, а то самим же хуже будет. Если ты в самом деле тот, за кого себя выдаешь, докажи это.

Каспар вытянул руку с кольцом-печаткой, но вилланы смотрели без особого воодушевления. Любой кабалланский дворянин сразу узнал бы рисунок на кольце, но этим неотесанным мужикам переплетение линий ничего не говорило.

– Ну, красивая штучка, нечего сказать, – высказался один из них. – Но может, она вообще оловянная. Или ты ее стащил где-нибудь.

– Как же я должен доказывать? – отчаянно спросил Каспар.

Он не понимал, как вообще допустил такое унижение. Нога его болела, голова кружилась, и никак не получалось придумать что-то убедительное. Что заставит этих болванов поверить?

Деревенский староста долго смотрел на Каспара и пятерых его спутников.

– Никогда в жизни не встречал такого странного народа. Вас можно было бы повесить просто за ваш подозрительный вид, но в тебе, парень, есть что-то особенное. Ты мне, можно сказать, нравишься. Я спокойно не усну, пока не узнаю наверняка, кто ты такой. Если бы рыбаку нужно было доказать, что он рыбак, я попросил бы его сплести сеть или наживить крючок… А торра-альтанские дворяне, говорят, превосходные лучники? Где же твой лук? Все знают, что лорды Торра-Альты – лучшие стрелки в мире.

Каспар не сдержал усмешки, как ни странно, польщенный – не за себя, за весь свой род. Хоть мужланы ему самому и не верили, к дому барона они относились с почтением.

– Мой лук там, у седла. Покажите мне цель – я готов доказать свою знатность.

Толпа, похоже, не разделяла симпатий своего старосты. Среди селян поднялся недовольный ропот. Они только что потеряли двоих земляков и хотели хоть на ком-нибудь выместить злобу и страх.

– Подвесим его девчонку за руки на мачту во-он того кеча! – Рыбак показал на дальний конец причала. – И посмотрим, перестрелит ли он веревку. Расстояние хорошее, и на море качка. Если промажет – значит они все врут и заслужили виселицы. А если попадет в веревку – тогда никто не усомнится.

– А что, если он подстрелит девчонку? – возразил староста.

– Тогда, значит, он не торра-альтанский лорд, – простодушно сообщил еще один рыбак.

Перрен угрожающе замычал, и Каспар ощутил, как напряглись каменные мускулы горовика.

– Нет, – прошептал он, оттесняя Перрена в страхе, что тот раскроит кому-нибудь череп. – Это мои люди, я не хочу кровопролития. Лучше сделать, как они просят. Я докажу им.

Темные глаза Урсулы умоляюще смотрели на Каспара.

– Но ведь это так далеко… А что, если ты…

Девушка не высказала вслух страшного предположения и отважно вздернула подбородок. Ее повели на причал и связали ей руки над головой. Один из моряков влез на мачту и подтянул веревку так, что ноги девушки не касались палубы. Волны покачивали кеч, и тело Урсулы моталось туда-сюда.

Каспар должен был перестрелять узел меж ее кистей, а расстояние до кеча и в самом деле было немалое. Нейт яростно протестовал.

– Не смей! Ты ее убьешь! Нельзя даже пытаться. Я видел, как люди промахиваются по оленю с пятидесяти ярдов – а здесь не меньше ста! Ты не сможешь. Посмотри только на себя – весь мокрый, руки трясутся!

– Скорее, Спар, – ныл Папоротник, которого, кажется, не пугала сложившаяся ситуация. – Я чую его запах. Он здесь был.

Каспар постарался освободить свой разум от всего лишнего, усилием воли отключился от шума и глубоко вдохнул. Теперь во всем мире для него существовала Урсула и тугое натяжение тетивы верного лука. Нужно было всего на один миг собрать силы и призвать удачу.

Издалека он не видел выражения лица девушки, но это было и к лучшему: страх в ее глазах мог бы стать помехой. Абеляр говаривал, что стрельба из лука на девять десятых состоит из умения и на одну десятую – из веры. Каспар тренировался в этом искусстве каждый день уже много лет. Он выбросил из головы все ненужные мысли о страхе Урсулы. Каспар знал, что попадет. Конечно, он сделает это! Много раз он без труда поражал цель с седла галопирующего коня; морская качка ненамного труднее. Только нужно приноровиться к ритму волн.

Каспар сравнял ритм дыхания с качкой и отпустил тетиву.

Толпа выдохнула, как один человек. Урсула упала на колени на палубу и быстро вскочила на ноги. Каспар осел на руки Перрену, в ушах его звенели восторженные крики. Теперь, когда испытание было позади, юноша понял, как же сильно его мутит. Он сел на землю и ткнулся лбом в колени, чтобы не свалиться в обморок.

– Чистый выстрел! Веревка перерезана точно на месте узла! – донесся крик рыбака с дальнего конца причала.

Оттолкнув руки помощи, сразу потянувшиеся со всех сторон, Урсула взобралась на мачту и вырвала из дерева стрелу. Она быстро выпрыгнула на берег, не глядя ни на кого, и поспешила прямиком к Каспару. Он думал, встречаясь с ней взглядом, что увидит в глазах девушки осуждение – но Урсула вся сияла от восторга.

– Господин, вот твоя стрела, – почтительно сказала она. Нейт все не мог прийти в себя от изумления.

– Во всем королевстве больше нет таких стрелков!

– Ну, есть еще несколько, – честно ответил Каспар. Староста не знал, куда девать глаза, весь красный от волнения.

– Примите наши извинения, сир. Тот, другой, говорил так убедительно…

Каспар хотел продержаться еще немного и доиграть свою роль до конца, но напряжение забрало у него последние силы, и он свалился на бок, постанывая и держась за раненое колено. Мир кружился и расплывался у него перед глазами.

– Была бы жива старуха Греб, она бы вас живо вылечила, – с сожалением пробубнил кто-то из селян.

Остальные закивали, демонстрируя друг другу зажившие раны от багров и ножей – рубцы, которые послужили бы к их чести среди воинов крепости.

– Надо прижечь ему рану спиртным, – догадался кто-то. К Каспару просеменила старуха с бутылкой бренди и щедро плеснула ему на колено. Юноша дернулся, с трудом подавив крик: он не ожидал такой резкой боли. Чьи-то руки схватили Каспара и держали, пока старуха прижигала рану еще раз. Жар боли пронзил его до самого паха, но Каспар стерпел и позволил поднять себя на руки. Его отнесли в дом и уложили в постель, где он стремительно заснул – и проспал около двух дней, сам о том не зная.

Когда Каспар наконец пробудился, ему было куда лучше. Все еще прихрамывая, он спустился вниз, в общую залу, где застал своих друзей за обеденным столом. Урсула вскочила, чтобы поприветствовать его, вся светясь от радости. Юноша не хотел вокруг себя суеты и поспешно велел ей садиться и продолжать трапезу. Он подсел к столу и принялся намазывать ломоть свежего хлеба маслом, без сомнения, только что доставленным из близлежащего Йотунна.

Вскоре в трактир явился староста – проведать, как здоровье Каспара. Он учтиво поклонился от порога, заискивающе улыбаясь и подталкивая вперед невзрачного вида старушку – ту самую, что прижигала Каспару рану. Та засеменила к юноше, держа обеими руками чашу с подозрительного вида мутной жидкостью.

– Отвар донника для вас, сир. Старуха Греб всегда его применяла. Говорила, для крови хорошо. А это вам еще свежей травки, чтобы запас был.

Каспар с сомнением взглянул на мутный отвар и изобразил на лице благодарную улыбку.

– Спасибо, я твою доброту не забуду.

Он взял старухины дары, сунул пучок донника в карман, а чашу поставил на стол перед собой.

– Сейчас вот закончу завтракать – и приму.

Она заулыбалась, в самом деле радуясь, что смогла быть полезной. Каспар испытал облегчение, когда старушка наконец ушла: он не собирался пить эту бурду, не очень-то доверяя бабкиным талантам врачевателя. При первой же возможности он намеревался вылить отвар в окошко, только чтобы старуха не заметила: Каспар не хотел ее обижать.

Он повернулся к старосте, смиренно ждавшему у порога, и пригласил войти.

– Не знаешь ли, куда поехал тот странник, пытавшийся меня оговорить?

Староста замотал головой.

– Не знаю, сир. Ясно только, что обратно в горы.

– А волк? – ввязался в разговор Папоротник. – Как насчет волка?

– Не знаю ни про какого волка. – Староста выглядел озадаченным.

– Он и не выглядит как волк, – попытался объяснить Каспар. Нервы у него были на взводе из-за непреходящей ноющей боли в колене, и он не подумал, что пояснение звучит неправдоподобно. – Мы ищем высокого человека, одетого в волчьи шкуры, – хотя, похоже, сейчас он где-то разжился другим нарядом.

Папоротник презрительно фыркнул.

– Никакой он не человек. Запах-то волчий. Это точно.

– Я же говорил, что видел волка! – торжествующе выкрикнул старый рыбак, сидевший в углу за кружкой. – Я всем говорил насчет волка – а они не верили! Настоящий огромный волчара возле дома старухи Греб.

После завтрака Каспар и его друзья отправились осматривать окрестности. Каспар тяжело дышал, хромая все сильнее. Папоротник то и дело опускался на колени и обнюхивал дорогу. В очередной раз нюхая землю, он взвился вверх, как ужаленный.

– Он тут был! – Лёсик взял след и зарысил к северу, приговаривая: – Он здесь был, был, один раз, а может, даже два.

За Папоротником заспешил волчонок, который по пути остановился, задрал острую морду и завыл.

На отшибе горбились серые крыши самых крайних домов. Они стояли за пределами деревни, на нижних уступах скал. Путники постучали в двери, но не получили ответа ни из одного домика. Но вскоре на утесе они повстречали парнишку, собиравшего яйца чаек. Он, как выяснилось, зарабатывал этим на жизнь. При виде Каспара с компанией он едва не выронил корзинку от неожиданности. Мальчик застенчиво объяснил, что тут вообще-то редко кто ходит, но вот высокий всадник в красном плаще в самом деле проезжал несколько дней назад.

– Во-он туда поехал. – Он махнул рукой на север, к вершинам скал.

Селяне дали путникам с собой в дорогу много вяленой и сушеной рыбы. Вся деревня высыпала провожать Каспара и его друзей до самой околицы; рыбаки и их жены махали им вслед с немалым облегчением. Огнебой, отдохнув и отъевшись, рвался вперед, но Каспар все еще не решался сесть на него верхом и вел коня в поводу, беспокоясь о его хромоте.

Едва они отошли от деревни, как Папоротник уже принялся жевать соленую рыбу, бормоча, что это вовсе не то же самое, что есть настоящих животных.

Хотя Урсула, как обычно, была погружена в свои мысли и шла с опущенной головой, Перрен и Нейт дружно ругали лёсика и обзывали его сумасшедшим. Слегка смягчились они, только когда тот завопил, что снова напал на след. Бегая кругами, он то припадал к земле, то снова вскакивал, без конца крича о волке. Каспара это очень скоро начало утомлять.

На второй день после выхода из Моевкиной Бухты местность по пути начала меняться. Берег стал более пологим, бесплодная почва утесов сменилась мягким дерном. Здесь-то путники и встретили более или менее четкие следы. Отпечатки ног, обутых в остроносые длинные башмаки, по мнению Каспара, не могли принадлежать никому, кроме высокого обманщика.

– Может, это простой пастух ходил или еще кто-нибудь, – усомнился Нейт, когда они переходили неглубокую речку.

Огнебой остановился попить.

Папоротник одарил Нейта сердитым взглядом.

– У тебя что, носа нет? А, да, конечно! Ты до сих пор пытаешься сбить нас со следа, чтобы мы не нашли твоего хозяина. Ты же предатель.

Нейт оскалился и двинулся на Папоротника, который в страхе отскочил за спину Перрена. Горовик медленно перевел взгляд с Нейта на Каспара.

– Он больше не предатель и не хочет им быть. Он знает, что ты сын барона, и верит в твои добрые намерения, но в глубине сердца все равно тебе не доверяет. Нейт не понимает, почему твой отец не уничтожил черномордых волков и до сих пор позволяет им терзать окрестные земли. Он зол из-за несчастий Овиссии.