Текст книги "Эмма (пер. И.Мансурова)"
Автор книги: Джейн Остин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 35 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]
Глава 20
Джейн Ферфакс была сиротой, единственным ребенком младшей дочери миссис Бейтс.
Брак Ферфакса, лейтенанта Н-ского пехотного полка, и мисс Джейн Бейтс в свое время стал славным и радостным событием. Его герои были полны надежд на лучшее будущее, однако теперь от этих надежд ничего не осталось, кроме грустных воспоминаний… Лейтенант Ферфакс скончался во время заграничного похода, дни его вдовы вскоре после смерти мужа сократили горе и чахотка; маленькая дочь их осталась сиротой.
По праву рождения она принадлежала Хайбери, и, когда в возрасте трех лет, потеряв мать, она стала собственностью, объектом заботы, утешением и предметом обожания своих бабушки и тетки, казалось, ей самой судьбой назначено остаться здесь на всю жизнь, получить какое-никакое образование, доступное при очень скромных средствах, и вырасти в отсутствие всяких преимуществ, какие давали бы знатное происхождение и связи. Джейн Ферфакс приходилось довольствоваться дарами, полученными ею от природы: приятной внешностью, живым умом и преданными, любящими, даже обожающими ее родственницами.
Однако сочувствие к сироте со стороны одного друга ее покойного отца внесло перемены в ее судьбу. Полковник Кемпбелл в свое время очень высоко ценил Ферфакса, считая его блестящим офицером и в высшей степени достойным молодым человеком; более того, полковник считал себя в долгу перед ним после того, как Ферфакс ухаживал за ним, когда у того был тяжелый тиф, – тем самым, вероятнее всего, лейтенант спас ему жизнь. Таковы были заслуги лейтенанта, которые полковник не смог позабыть. Несмотря на то, что бедный Ферфакс умер уже несколько лет назад, по выходе в отставку и возвращении на родину полковник сделал все, что в его силах. Вернувшись в Англию, он разыскал сиротку и принял в ней участие. Человеком он был женатым, но в живых у него остался всего один ребенок, девочка, примерно одних лет с Джейн. Джейн стала подолгу гостить у них, став в семье полковника всеобщей любимицей. Не исполнилось ей и девяти лет, как безмерная любовь к ней его собственной дочери и его желание быть истинным другом вместе стали причиной того, что полковник Кемпбелл предложил взять на себя все расходы по образованию Джейн. Предложение было принято, и с того времени Джейн вошла в семью полковника Кемпбелла и жила у них постоянно, навещая бабушку и тетку лишь время от времени.
Предполагалось, что Джейн получит образование, а впоследствии станет домашней учительницей и будет учить детей в богатых семьях. Скромный капитал в несколько сотен фунтов, унаследованный ею от отца, исключал всякую возможность независимого существования. Позаботиться о ней иным способом было не в силах полковника Кемпбелла – несмотря на то, что он получал неплохое жалованье, капиталы его были весьма скромны и все до последнего пенни предназначались в приданое дочери. Однако, дав Джейн хорошее образование, он надеялся обеспечить ей безбедное существование в будущем.
Такова история Джейн Ферфакс. Ей повезло: от Кемпбеллов она не видела ничего, кроме добра, и получила блестящее образование. От постоянного общения с людьми высокоразвитыми и благонамеренными душа ее и разум приобрели все преимущества, какие дают дисциплина и культура; поскольку проживала семья полковника Кемпбелла в Лондоне, все склонности и таланты Джейн, даже самые малые, получили полное развитие благодаря первоклассным наставникам. Внешность ее и способности находились в полном соответствии с усилиями друзей; в восемнадцать – девятнадцать лет она была полностью сведуща в искусстве наставлять других, насколько возможно в столь юном возрасте. Однако к ней слишком привязались и не хотели с нею расставаться. Ни полковник, ни его жена не могли даже и помыслить о том, чтобы отпустить от себя свою любимицу, а для их дочери сама мысль расстаться с Джейн была невыносима. Несчастный день все откладывался. Было решено, что Джейн еще слишком молода, и она осталась, разделяя с ними на правах второй дочери все скромные удовольствия изящного общества и разумно сочетая развлечения с делами домашними. Лишь иногда, при мыслях о будущем, чело ее омрачалось – ведь трезвым своим умом она не могла не понимать, что рано или поздно всем этим милым удовольствиям придет конец.
Привязанность к ней всей семьи, и особенно нежная дружба с мисс Кемпбелл, еще более служили к чести обеих сторон, учитывая то обстоятельство, что Джейн решительно превосходила свою подругу как в красоте, так и в приобретенных знаниях. Молодой женщине невозможно не заметить, что подруга щедрее одарена природой; точно так же, как и ее родители прекрасно понимали, что Джейн превосходит их дочь по способностям. И тем не менее дружбу их ничто не могло омрачить до самой свадьбы мисс Кемпбелл, которая, по странной прихоти судьбы (о, судьба часто шутит в матримониальных делах и награждает любовью скромных, а не самых достойных), завоевала любовь мистера Диксона, богатого и славного молодого человека, чуть ли не с первого дня знакомства. Девушка законным образом счастливо обрела собственный дом, в то время как Джейн Ферфакс в будущем предстояло зарабатывать себе на хлеб насущный.
Событие это произошло очень недавно – слишком недавно, чтобы менее счастливая подруга мисс Кемпбелл, то есть миссис Диксон, успела вступить на самостоятельную дорогу, хотя она уже достигла совершеннолетия и имела право сама решать, когда ей начинать трудиться. Она давно уже положила для себя начать искать работу, когда ей исполнится двадцать один год. Словно послушница, намеренная постричься в монахини, решила она принести себя в жертву и бежать от всех удовольствий света; она сознательно отказывалась от общения с людьми возвышенными, равными себе, отказывалась от покоя и надежд на лучшее будущее и смиренно готовилась наложить на себя епитимью на остаток жизни.
Здравый смысл полковника Кемпбелла и его жены заставлял их не восставать против такого решения, хотя их чувства протестовали. Покуда они живы, ей нет нужды подвергать себя лишениям, их дом навсегда останется ее домом; и ради собственного удобства они удержали бы ее при себе, однако это было бы с их стороны проявлением себялюбия. Если уж расставание неизбежно, чем скорее оно произойдет, тем лучше. Возможно, теперь им иногда казалось, что они в свое время поступили бы благоразумнее и добрее по отношению к девушке, если бы, вопреки своей склонности, не удерживали бы ее при себе и не воспитали бы в ней вкуса к довольству и праздной жизни, с которыми ей теперь предстоит распроститься. И все же, любя Джейн, они рады были воспользоваться любым разумным предлогом для того, чтобы не торопить ужасную минуту. Со времени свадьбы их дочери Джейн еще ни дня не чувствовала себя по-настоящему хорошо; несмотря на то, что силы ее полностью восстановились, полковник с женой считали своим долгом запретить ей искать себе место, принимая во внимание ее ослабленное здоровье и неустойчивое душевное состояние, ведь для выполнения ее будущих обязанностей, даже при самом благоприятном стечении обстоятельств, от нее потребуется нечто большее, чем просто крепкое здоровье и здравомыслие.
Так как она не ехала вместе с ними в Ирландию, ее письмо тетке не содержало в себе ничего, кроме правды, хотя, возможно, кое-что она утаила. Она сама решила посвятить время своего так называемого досуга Хайбери, провести, возможно, последние месяцы полнейшей свободы со своими добрыми родственницами, которым она столь бесконечно дорога. Кемпбеллы, какими бы чувствами при этом они ни руководствовались – были или нет у них скрытые мотивы, – всецело согласились с ее планом и заявили, что, по их мнению, за те несколько месяцев, что Джейн проведет на родине, здоровье ее поправится куда быстрее, чем если она останется в Лондоне или поедет в Ирландию. Словом, ее приезд был делом решенным; и жителям Хайбери, настроившимся поглазеть на такую диковину, как давно обещанный Фрэнк Черчилль, предстояло довольствоваться Джейн Ферфакс, которая всего два года не была в родных местах.
Эмма расстроилась – целых три месяца придется терпеть эту задаваку! Проявлять по отношению к ней внимание, чего совсем не хочется, и все равно делать для Джейн меньше, чем от нее ждут! Почему Джейн Ферфакс ей не нравится? Эмме трудно было ответить на этот вопрос. Однажды мистер Найтли заметил ей: все потому, что Эмма признает в Джейн по-настоящему умную и образованную девицу, такую, какой ей хочется, чтобы считали ее самое. Несмотря на то, что в то время Эмма с негодованием отвергла такое предположение, случались у нее минуты самокопания, во время которых она признавалась себе самой, что совесть у нее нечиста. Но… Эмма оправдывала себя тем, что ей никогда не удавалось По-настоящему подружиться с нею – она не знает, как это получилось. Джейн всегда была такой холодной, такой сдержанной – проявляла такое очевидное равнодушие к тому, нравится она или нет… и потом, ее тетка такая болтушка! Кроме того, с Джейн все так носятся! И почему-то все вообразили, что они с Джейн непременно должны сделаться близкими подругами только потому, что они сверстницы! Ну почему всем кажется, что они должны обожать друг друга? Таковы были доводы Эммы – за неимением лучших.
Эмма сознавала, что на деле Джейн Ферфакс совершенно не заслужила с ее стороны подобного неприязненного отношения; она так старательно раздувала все подлинные и мнимые недостатки Джейн, что всякий раз, впервые увидев мисс Ферфакс после долгого перерыва, Эмма не могла не чувствовать, что была к ней несправедлива. И теперь, нанеся спустя два дня после прибытия Джейн визит вежливости, Эмма находилась под впечатлением тех самых внешности и манер, которые она поносила все два года. Джейн Ферфакс была очень изящна, поразительно изящна! Эмма почитала изящество высшей добродетелью. Рост у нее был очаровательный, как раз такой, о котором все говорят: «высокая», но никто не скажет: «каланча»; фигурка отличалась особенной грацией; она не была полна и не казалась чрезмерно худой, хотя вследствие болезни скорее приближалась ко второй из двух крайностей. Эмма не могла не оценить ее красоты: да, верно, ее личико прелесть – черты просто точеные! Со времени прошлого приезда она еще больше похорошела. Черты лица Джейн трудно было назвать правильными, однако красота ее ласкала взор. Глазам ее, темно-серым, с темными ресницами и бровями, Эмма никогда и прежде не отказывала в похвале, но кожа, к которой Эмма привыкла придираться, называя ее слишком бледной (ей недостает румянца), была такой чистой и нежной, что румянец был тут, пожалуй, и ни к чему. Джейн обладала тем типом красоты, в котором правило бал изящество. Однако, согласившись вслух с тем, что мисс Ферфакс красива (а про себя она давно признавала Джейн красавицей), Эмма должна была бы, по чести и в соответствии со своими правилами, прилюдно восхищаться ею: изящество – все равно, внешности ли, ума ли, – редко встречалось среди обитателей Хайбери. Никакого намека на вульгарность, сплошные достоинства и заслуги.
Короче говоря, во время первого визита Эмма сидела и дивилась на Джейн Ферфакс, вдвойне довольная собой: она с удовольствием любовалась мисс Ферфакс и отныне решила воздавать ей должное. Она более не будет выказывать своей нелюбви к ней. Напомнив себе ее историю, ее теперешнее положение, приняв во внимание ее красоту, Эмма не могла не пожалеть бедняжку: когда она думала, какая судьба уготована этому изяществу, откуда суждено ей упасть в бездну, как ей придется жить, она ощущала невозможность чувствовать по отношению к Джейн что-либо, кроме жалости и уважения. Особенно если к хорошо известным частностям ее жизни, и без того вызывающим сочувствие, добавить в высшей степени возможную вероятность ее влюбленности в мистера Диксона, которую Эмма так легко домыслила сама. В таком случае ничто не могло быть более достойно жалости и более почетно, чем жертвы, которые Джейн готовилась принести. Эмма испытывала большое желание оправдать Джейн за попытку соблазнить мистера Диксона и увести его от жены или за иные неблаговидные поступки, которые поспешило приписать мисс Ферфакс ее воображение. Если и присутствует в ее истории чувство, это, скорее всего, безответная и несчастная любовь лишь с ее стороны. Джейн, вероятно, бессознательно вдыхала сладкий яд, когда вместе с подругой участвовала в беседах с ним; и теперь, наверное, она отказалась от поездки в Ирландию из самых лучших, самых чистых побуждений, преисполнившись решимости отдалиться от него и его родственников, как можно скорее вступив на стезю тяжкого труда.
В результате Эмма покинула домик Бейтсов с таким умягченным сердцем и преисполненная такими добрыми чувствами, что на обратном пути уже мысленно производила смотр местных кавалеров и сокрушалась, что в Хайбери не отыскать достойного Джейн молодого человека, способного обеспечить ей независимое существование; не найдется ни одного, кого она могла бы спокойно рекомендовать ей в мужья.
Отрадное это было чувство, но продолжалось оно недолго. Прежде чем Эмма успела публично связать себя заявлением о вечной дружбе с Джейн Ферфакс или пошла бы еще дальше, отрекшись от былого предубеждения и заблуждений, она ограничилась тем, что заявила мистеру Найтли:
– Она определенно хорошенькая. Она даже больше чем хорошенькая!
Вскоре после этого Джейн с бабушкой и теткой провели вечер в Хартфилде, и все вернулось на круги своя. Эмма вновь ощутила привычную досаду. Тетка, как всегда, болтала без умолку, даже больше, чем обычно, ибо теперь к восхищению достоинствами племянницы прибавлялось беспокойство о состоянии ее здоровья; всем пришлось подробно выслушать, как мало хлеба с маслом съела Джейн на завтрак и какой крошечный кусочек баранины на обед, а также любоваться новыми шляпками и мешочками для рукоделия, которые она привезла ее матушке и ей самой. Раздражение против Джейн снова выросло в душе Эммы. Они принесли ноты, Эмму заставили играть, благодарности и хвалы, которые неизбежно сопровождали ее исполнение, показались ей неискренними, фальшивыми. За снисходительными похвалами, несомненно, крылось желание лишний раз продемонстрировать превосходство Джейн. И что хуже всего, Джейн была так холодна, так осторожна! Невозможно было вытянуть из нее, что она думает на самом деле по тому или иному поводу. Укутавшись в плащ вежливости, она, казалось, полна решимости скрывать любое живое чувство. Ее скрытность была неприятна и подозрительна.
Мисс Ферфакс не выказывала откровенности ни по одному вопросу, но наибольшую скрытность проявляла в рассказах об Уэймуте и Диксонах. Казалось, она во что бы то ни стало решила скрывать от окружающих, что за человек мистер Диксон, молчать о том, приятно ли находиться в его обществе и, наконец, хорошая ли пара мистер Диксон и ее подруга. Она отзывалась обо всем со сдержанной благожелательностью и весьма поверхностно: ничего не выделяла и не подчеркивала особо. Какая бы ни была у нее причина скрывать свои истинные чувства, ее манеры сослужили ей плохую службу. Осторожность не спасла ее. Эмма поняла, что Джейн неискренна, и к ней вернулись все ее первоначальные предположения и подозрения. Наверное, все-таки ей есть, есть что скрывать кроме собственных предпочтений – возможно, мистер Диксон был очень близок к тому, чтобы бросить одну подругу ради другой. Вернее же всего, он выбрал мисс Кемпбелл в расчете на приданое в двенадцать тысяч фунтов.
Подобная сдержанность господствовала и во время обсуждения других тем. Они с мистером Фрэнком Черчиллем были в Уэймуте в одно и то же время. Известно было, что они шапочно знакомы, но, как Эмма ни старалась, ей так и не удалось узнать от Джейн, что собой представляет этот молодой человек. «Красив ли он?» – «Да, я полагаю, что его можно назвать очень приятным молодым человеком». – «Приятен ли он в общении?» – «Все находят его очень милым». – «Производит ли он впечатление юноши разумного и сведущего?» – «На водах и в лондонском обществе трудно сказать, каков человек на самом деле. Наверняка можно судить лишь о манерах, притом при более коротком знакомстве, чем было у нас с мистером Черчиллем. Кажется, все находят его манеры подкупающими». Ну как после такого могла Эмма быть снисходительной к Джейн Ферфакс?
Глава 21
Эмма не могла простить Джейн Ферфакс подобной холодности; но, так как мистер Найтли, который также был приглашен в тот вечер, не углядел в поведении обеих девиц ни раздражения, ни обиды, а лишь надлежащее внимание и любезность, на следующее утро, вновь зайдя в Хартфилд – у него были дела с мистером Вудхаусом, – он весьма одобрительно отозвался о вчерашнем вечере. Если бы мистер Вудхаус в то время вышел из комнаты, он высказался бы более открыто, однако отзыв был достаточно недвусмыслен, чтобы Эмма все поняла. Мистер Найтли привык считать, будто она несправедлива к Джейн, и теперь с большим удовольствием отмечал, что она встала на путь исправления.
– Очень приятный вечер, – начал он, разъяснив мистеру Вудхаусу все необходимое, когда тот наконец заявил, что все понял, и бумаги были убраны. – Я прекрасно провел время. Вы с мисс Ферфакс доставили нам такое удовольствие своим музицированием! Не ведаю большей роскоши, сэр, чем целый вечер наслаждаться обществом двух молодых красавиц, которые услаждают слух то своей игрой, то приятной беседой. Уверен, Эмма, мисс Ферфакс в восторге от вчерашнего вечера. Вы все предусмотрели. Я очень рад, что она, по вашему настоянию, так много играла, поскольку у ее бабушки инструмента нет, для нее отрадна всякая возможность помузицировать.
– Ваше одобрение греет мне душу, – ответила Эмма улыбаясь, – но полагаю, ни один гость Хартфилда не может пожаловаться на недостаток внимания.
– Да уж, милая, – отец поспешил поддержать ее, – что-что, а принимать гостей ты умеешь! Ни одна хозяйка не сравнится с тобой во внимательности и любезности. Могу даже попенять тебе: ты слишком внимательна. Вот вчера, например, гостей несколько раз обносили булочками, тогда как и одного раза было бы вполне достаточно.
– Да, – сказал почти в тот же миг мистер Найтли, – гости в вашем доме окружены заботой. И вы нечасто грешите отсутствием хороших манер и проницательности. Поэтому я думаю, вы поймете меня.
Эмма бросила на него лукавый взгляд, означающий: «Я прекрасно вас поняла»; однако вслух сказала только:
– Мисс Ферфакс очень сдержанна.
– Я всегда указывал вам на эту ее черту: она действительно немного сдержанна. Однако, по-моему, ее сдержанность проистекает от застенчивости, которую, при надлежащем стремлении с вашей стороны, вполне можно преодолеть. Ту же сдержанность, что имеет в своей основе благоразумие и осторожность, следует уважать.
– Вы находите ее застенчивой? Я – нет.
– Дорогая моя Эмма, – он придвинул свой стул поближе к ней, – надеюсь, вы не собираетесь утверждать, будто провели неприятный вечер?
– О нет, что вы! Я поражалась собственному упорству в попытке узнать побольше и потому задавала много вопросов, однако в результате на удивление мало узнала.
– Я разочарован, – только и ответил он.
– Надеюсь, – примирительно заявил мистер Вудхаус, – вечер всем понравился. Лично я по лучил большое удовольствие. В какой-то момент мне показалось, будто камин слишком жарко натоплен, но потом я отодвинул кресло – чуточку, самую малость – и больше уж не беспокоился оттого, что мне жарко. Мисс Бейтс была очень разговорчива и добродушна, как и всегда, хотя она, пожалуй, слишком уж тараторит. Однако она очень мила, и миссис Бейтс тоже – на свой лад. Я люблю старых друзей. Мисс Джейн Ферфакс мне тоже очень нравится: она очень хорошенькая и хорошо воспитана. Настоящая леди! Думаю, мистер Найтли, у нее нет оснований быть недовольной вчерашним вечером, ведь ее собеседницей была сама Эмма!
– Верно, сэр. А Эмме вечер должен был понравиться, так как ее собеседницей была мисс Ферфакс.
Видя, как он расстроен, Эмма захотела хотя бы немного смягчить его огорчение и с искренностью, к которой никто не сумел бы придраться, заметила:
– Она на редкость изящна, от нее просто глаз невозможно оторвать. Я всегда с восхищением наблюдаю за ней и от всего сердца жалею ее.
Мистер Найтли, казалось, был не слишком доволен ее словами. Но прежде чем он ответил, в разговор вмешался мистер Вудхаус, который был не в состоянии так скоро отвлечься от визита Бейтсов:
– Ужасно жаль, что они вынуждены жить в столь стесненных обстоятельствах! Очень, очень жаль! И я частенько думал, какой бы подарок – недорогой, но ценный – могли бы мы им преподнести. Сегодня у нас закололи молодую откормленную свинью, и Эмма собирается послать им ногу или филейную часть – там самое постное и нежное мясо. Как вам известно, хартфилдские свиньи славятся на всю округу. Да, это настоящая свинина. Ты, милочка, скажи, чтобы они непременно разделали ее на куски и слегка обжарили, как принято у нас, без единой капли жира, только упаси их бог делать жаркое! Свиное жаркое не в состоянии переварить даже самый крепкий желудок. Наверное, лучше послать им ногу. Ты не согласна со мной, дорогая?
– Милый папочка, я послала им половину задней части целиком. Я знала, что вы так и захотите. Ножку они, как вы догадываетесь, засолят, и вкус у нее будет отменный, а филей их кухарка приготовит так, как они сами пожелают.
– Совершенно верно, милочка! Какая ты умница! Мне такое решение и в голову не приходило, но ты рассудила верно. Только бы они не пересолили окорок. Если окорок не пересолен да как следует отварен – так, как обычно делает наша Сэрль, – да подан с вареной репой, морковкой и пастернаком… да если не переедать, то такое блюдо я вовсе не сочту вредным для здоровья.
– Эмма, – сказал тут мистер Найтли, – у меня для вас новость. Вы любите новости, а я по дороге к вам узнал нечто такое, что, по моему мнению, непременно вас заинтересует.
– Новости? О да, я обожаю узнавать что-то новое. Что же случилось? Почему так улыбаетесь? Где вы услышали новость? В Рэндаллсе?
Мистер Найтли сумел лишь ответить:
– Нет, не в Рэндаллсе. Я и близко не был в Рэндаллсе.
Тут дверь распахнулась, и в комнату вошли мисс Бейтс и мисс Ферфакс. Рассыпаясь в извинениях, спеша с новостями, мисс Бейтс сама не знала, с чего начать. Вскоре мистер Найтли понял, что упустил момент и не сумеет сейчас и словечка вставить.
– Ах, дорогой мой сэр, как поживаете, хорошо ли почивали? Милая мисс Вудхаус! У меня просто нет слов! Такое чудное мясо! Вы, право, слишком добры к нам. Скажите, вы уже слышали новость? Мистер Элтон женится!
Новость была настолько неожиданной – Эмма даже и не вспоминала последнее время о мистере Элтоне, – что она даже слегка вздрогнула, услышав его имя, а щеки ее покрылись легким румянцем.
– Именно эту новость я и собирался вам сообщить: думал, вам будет интересно, – прошептал мистер Найтли с несколько заговорщической улыбкой, словно намекая на их прошлые размолвки.
– Но вы-то, вы-то откуда узнали? – вскричала мисс Бейтс. – Где вы могли услышать новость, мистер Найтли? И пяти минут еще не прошло, как я получила записку от миссис Коул… да, верно, и пяти минут не прошло, ну, может, десять минут… и я тут же надела капор и жакет и приготовилась выйти из дому… пришлось только спуститься в кухню и еще раз напомнить Патти насчет окорока… Джейн ждала меня в коридоре. Помнишь, Джейн? Потому что матушка испугалась, что у нас в хозяйстве нет достаточно большого горшка для засолки. Так что я обещала ей спуститься в кухню и спросить, а Джейн сказала: «Может, мне пойти вместо вас? Мне кажется, вы слегка простыли, а Патти как раз вымыла кухню». – «О, моя милая», – сказала я… да, и тут как раз принесли записку. Невеста мистера Элтона – некая мисс Хокинс. Вот все, что я знаю. Какая-то мисс Хокинс из Бата. Но, мистер Найтли, пожалуйста, не скрывайте от нас, где вам удалось узнать эту новость. Ведь сразу после того, как мистер Коул рассказал об этом миссис Коул, она тут же села и написала мне. Кстати, родители мисс Хокинс…
– Полтора часа назад я заходил к мистеру Коулу по делу. Когда я вошел, он как раз читал письмо от Элтона. Разумеется, он немедленно передал мне его содержание.
– Да… теперь понятно… надо же… давненько нам не приходилось слышать ничего более интересного. Мой дорогой сэр, ваша доброта по отношению к нам поистине не знает границ. Матушка шлет вам привет и наилучшие пожелания. Она не устает благодарить вас и говорит, что вы буквально подавляете ее своей щедростью.
– Мы считаем нашу хартфилдскую свинину, – ответствовал мистер Вудхаус, – и, надо сказать, справедливо считаем, лучшей, ибо она превосходит всякую другую свинину, так что для нас с Эммой нет большего удовольствия, чем…
– Ах, дорогой мой сэр, как говорит матушка, наши друзья слишком добры к нам. Если только бывают на свете люди, у которых, несмотря на то, что сами они небогаты, есть все, что они ни пожелают, так это, я уверена, мы. Нам можно по праву сказать: «Межи наши прошли по прекрасным местам, и наследие мое приятно для меня».[4]4
Псалтырь, 15: 6.
[Закрыть] Значит, мистер Найтли, вы своими глазами видели письмо… что же…
– Письмо было кратким. В основном он объявляет о своей помолвке, но, разумеется, его послание отличается живостью, ибо повествует о радостном событии. – Он бросил лукавый взгляд на Эмму. – Он пишет, что несказанно счастлив… Забыл точные слова… впрочем, всем и так известно, что пишут в подобных случаях. Словом, он сообщает, что, как вы и сказали, он намерен жениться на некоей мисс Хокинс. Судя по стилю его письма, я сделал вывод, что дело уже решенное.
– Мистер Элтон собирается жениться! – воскликнула Эмма, обретая дар речи. – Все, безусловно, будут рады его счастью.
– Он еще слишком молод для того, чтобы обзаводиться семьей, – заметил мистер Вудхаус. – Лучше бы ему не торопиться. Мне казалось, ему и так живется неплохо. Мы всегда рады были привечать его в Хартфилде.
– Мисс Вудхаус, у нас появится новая соседка! – оживленно продолжала мисс Бейтс. – Матушка так довольна! Она говорит, что для нее невыносимо было видеть, как старый домик викария стоит без хозяйки. Вот уж правда, новость так новость! Джейн, ты еще никогда не видела мистера Элтона! Ничего удивительного, что тебе не терпится познакомиться с ним.
По виду Джейн никак нельзя было предположить, что она сгорает от любопытства познакомиться с мистером Элтоном.
– Да, верно, я никогда не видела мистера Элтона, – ответила она, несколько задетая словами тетушки. – Что же, он… высокого роста?
– Кто же ответит на такой вопрос? – воскликнула Эмма. – Мой батюшка скажет «да», мистер Найтли – «нет», ну а мы с мисс Бейтс ответим, что росту он скорее среднего. Когда вы проживете с нами немного дольше, мисс Ферфакс, вы поймете, что в Хайбери мистер Элтон считается эталоном совершенства и в смысле внешности, и в смысле ума.
– Совершенно верно, мисс Вудхаус, так и будет. Он превосходный молодой человек… Кстати, Джейн, милочка, если ты помнишь, я вчера говорила тебе, что он точно одного роста с мистером Перри. А мисс Хокинс… рискну предположить, что она достойная девица. Он всегда так подчеркнуто внимателен к моей матушке… В церкви он всегда усаживает ее на скамью, отведенную для семьи викария, чтобы ей было лучше слышно, ведь матушка глуховата, как вам известно… Она все слышит, но ей часто надо повторять несколько раз. Джейн говорит, что полковник Кемпбелл тоже глуховат. Он надеялся, что ему помогут ванны – теплые ванны, но, по словам Джейн, они не принесли заметного улучшения. Знаете, полковник Кемпбелл – наш настоящий ангел-хранитель. И мистер Диксон, кажется, очаровательный молодой человек, вполне достойный своего тестя. Такое счастье, когда встречаются хорошие люди – а они всегда встречаются. Вот теперь поженятся мистер Элтон и мисс Хокинс. Или взять Коулов – прекрасная пара! Да и Перри, признаться, не встречала еще более достойной и счастливой четы, чем мистер и миссис Перри. Я говорю, сэр, – продолжала она, поворачиваясь к мистеру Вудхаусу, – по-моему, на свете мало отыщется мест с таким прекрасным обществом, как в Хайбери. Я всегда говорю, что нам очень повезло с соседями… Знаете, мой дорогой сэр, если и есть что-то, чему матушка отдает предпочтение, так это свинине – жаркому из филейной части или запеченному окороку…
– Полагаю, – поспешно вмешалась Эмма, – он не пишет о том, кто такая мисс Хокинс, кто ее родители и давно ли они знакомы? Но по всему видно, что их знакомство не может быть очень долгим. Он уехал всего четыре недели назад.
По этому поводу никто ничего сообщить не мог, и, задав еще несколько вопросов, Эмма сказала:
– Вы молчите, мисс Ферфакс, но я надеюсь, что и вам наши новости небезынтересны. Ведь вы в последнее время успели так много услышать и узнать на сходную тему! Несомненно, мисс Кемпбелл сделала вас поверенной в своих сердечных делах, поэтому мы ни за что не поверим, что новости о мистере Элтоне и мисс Хокинс вам безразличны.
– Когда я познакомлюсь с мистером Элтоном, – отвечала Джейн, – тогда мне, несомненно, будет интересно. Но для этого, полагаю, прежде всего необходимо с ним познакомиться. А поскольку мисс Кемпбелл вышла замуж несколько месяцев назад, то, боюсь, мои впечатления несколько поблекли.
– Да, он уехал всего месяц назад, вы верно заметили, мисс Вудхаус, – вмешалась мисс Бейтс, – вчера было ровно четыре недели… Что же касается мисс Хокинс… Я всегда полагала, что и здесь, у нас, отыщется молодая леди… Не то чтобы я… Однажды миссис Коул пыталась мне намекнуть… но я немедленно сказала: «Нет, ну что вы! Мистер Элтон, конечно, достойнейший молодой человек, но не до такой же степени…» Короче говоря, в такого рода вопросах я недогадлива. Однако я и не стремлюсь приписывать себе качества, которыми я не обладаю. Вижу только то, что у меня под носом. В то же время никто бы не удивился, если бы мистер Элтон попросил руки… Ах, я все говорю, а мисс Вудхаус, по своей доброте, терпит мою болтовню. Как здоровье мисс Смит? Кажется, она уже совсем поправилась. Есть ли свежие новости о миссис Джон Найтли? Ах! Маленькие детки… Джейн, ты знаешь, мне всегда казалось, что мистер Диксон чем-то похож на мистера Джона Найтли. Я имею в виду, внешне – высокий, и что-то этакое во взгляде… и не очень разговорчивый.
– Вы в корне не правы, милая тетушка! Они совсем не похожи друг на друга.
– Как странно! А мне казалось… Но ведь за глаза судить трудно, а часто и невозможно. Воображаешь себе невесть что… По твоим словам, мистера Диксона нельзя назвать красивым в строгом смысле слова.
– Красивым? Что вы! Вовсе нет… он определенно некрасив. Я же говорила вам, что он некрасив.
