Текст книги "Корабельная медсестра"
Автор книги: Джейн Морни
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 8 страниц)
– Естественно!
– Похоже, что вы являете собой очень последовательного сторонника платонических отношений. – Голос Грэхема был полон горького сарказма. Чувствовалось, что он теряет контроль над собой. – Ведь был еще молодой Пат Нейли – «тоже платонический друг».
Гейл резко повернулась и сильно побледнев, теперь пристально смотрела на холодное и презрительное лицо Грэхема. Разъяренный взгляд Гейл зажег ответный огонь в его глазах. Поддавшись сдерживаемому до поры внутреннему порыву, он схватил ее за руку.
– Что вы за девушка, Гейл? Сначала Пат, потом этот Мэтьюсон. Пусть меня повесят, если я знаю, что о вас думать. – Его глаза горели, в нем бурлила какая-то непонятная ярость.
– Вы делаете мне больно. – Он отпустил руку Гейл и, похоже, взял себя в руки. Гейл услышала, как он извиняется. – Вы достаточно ясно дали понять, что обо мне думаете, – с горечью произнесла Гейл. – Впрочем, какая разница? – Каким-то чудом ей удалось сказать это спокойным и безразличным голосом.
– Вы абсолютно правы. – Грэхем нахмурился. – Теперь, когда помолвка расторгнута, ничего уже нельзя изменить. – Он пренебрежительно махнул рукой. – Просто неприятно разочаровываться в ком-то, кого очень ценишь. А я именно так к вам относился – я думал, вы другая.
Гейл ощутила внутри себя тягостную, тошнотворную пустоту; это было ощущение катастрофы. Она наклонилась к поручню и смотрела невидящими глазами в черную воду. Ей хотелось спросить, какое отношение она может иметь к расторгнутой помолвке, но не смогла выговорить, ни слова.
Что могло разрушить его хорошее отношение к ней? Он сказал, что высоко ценил ее раньше. Что заставило его изменить эту оценку?
Гейл повернулась и уже было открыла дрожащие губы, чтобы заговорить. Но Грэхем исчез – она была настолько захвачена волной собственных переживаний, что не заметила, как он ушел.
Это конец, повторяла себе Гейл опять и опять. Если мужчина так ясно и недвусмысленно дает тебе понять, что ты абсолютно ничего для него не значишь – надеяться больше не на что и пора оставить все мечты об этом человеке. Она подумала, что со временем душевная боль от пережитого пройдет, ведь нельзя же жить все время с кровоточащей раной в душе?
Она пыталась отвлечься работой и участием в жизни корабля. Детский праздник прошел с огромным успехом. Маленькая Салли Маунтфорд в своем «салатном» костюме получила первый приз за самый оригинальный наряд.
Потом настала пора большого концерта. Бэрри, конечно же, пригласили выступать. Чтобы, по мнению устроителей, ее выступление должно было придать всему концерту оттенок профессионального шоу.
Она появилась на сцене как раз перед перерывом и спела пару слащавых песенок. Голос ее звучал хрипловато, но слушать его было приятно, и она завоевала симпатии основной части зрителей.
В романтическом платье из сиреневого шифона она выглядела воплощением юности и красоты. Такая роль ей очень удалась в этот вечер, ее вид навевал желание сравнить ее с весенним рассветом или бутоном розы.
В антракте Гейл сходила в лазарет, чтобы сделать уколы. У нее разболелась голова, и вместо того, чтобы вернуться обратно в зал, она вышла на палубу подышать воздухом. Там было пустынно – большинство пассажиров пошли на концерт. Но когда Гейл, по дороге к своему любимому месту на носу, проходила мимо двух шлюпок, висящих на талях, из темного промежутка между ними послышалась какая-то возня. Наверное, там укрывалась пара подростков. Гейл почти прошла мимо, но тут шум прервался женским криком:
– Отпусти меня! Ты сумасшедший. Отпусти немедленно. – И в следующую секунду из-за лодки выскочила девушка. Увидев Гейл, она испуганно бросилась к ней и вцепилась ей в руку.
– Помогите мне! Не уходите. – Это была Бэрри, в состоянии полной паники. Узнав Гейл, она чуть отпрянула, но продолжала крепко держаться за ее руку.
– Что случилось? – спросила Гейл, когда ей удалось, наконец, спуститься вместе с окаменевшей от страха девушкой вниз по крутым сходням. – Кто это был?
Бэрри на удивление быстро пришла в себя.
– Я не знаю.
– Ты должна знать. – Гейл понимала, что та лжет. – Наверняка вы поднялись туда вместе.
– Ничего подобного. Я вышла подышать воздухом после моего номера. На меня кто-то напал.
– Я тебе не верю, – сказала Гейл, зная склонность Бэрри к фантастическим выдумкам. – Это был Гарри Мэтьюсон, так ведь?
– Я тебе сказала, – упрямилась Бэрри. Если Грэхем узнает, что Гарри постоянно преследует ее, пытаясь убедить вернуться к нему, ее версия того, как была расторгнута помолвка, рухнет. Предполагалось, что Гарри безумно влюблен в Гейл, которая отбила его у Бэрри. Грэхем и сам проявлял повышенный интерес к этой миловидной медсестре, пока Бэрри не выставила ее эдакой, неразборчивой в средствах, охотницей за мужчинами.
Все же Гарри здорово напугал ее сегодня. До сих пор он ни разу не распускал руки. Сегодня его дикий вид и нелепые угрозы действительно напугали ее. Она вздрогнула.
– Бэрри, если это действительно был незнакомец, то я должна доложить об этом случае по начальству, – сказала Гейл. Бэрри одарила ее ненавидящим взглядом.
– Ну ладно. Только я не хочу затевать новый скандал. Гарри был не в себе, он сам не понимал, что говорит. Если Грэй узнает, что Гарри приставал ко мне – будет ужасная сцена, давай не будем его огорчать лишний раз. – Бэрри внимательно следила за лицом Гейл. – Мы не будем объявлять о нашей помолвке до самого Мельбурна. Ты ведь знаешь, я надеюсь, что Грэй покинет корабль в Мельбурне вместе со мной.
Гейл ощутила, как волна дрожи прокатилась по ее спине. Ей вдруг стало холодно посреди этой влажной духоты.
– Доктор Бретт оставляет судно? Но это невозможно, пока ему не найдется замена.
– Это все уже устроено, – высокомерно бросила Бэрри. – Странно, что ты ничего не знаешь об этом.
Прежде, чем Гейл оправилась от удара, Бэрри оставила ее, направляясь к залу, где продолжался концерт.
На следующее утро они пришли в Коломбо, но Гейл была не в состоянии радоваться этому долгожданному событию. А ведь она давно мечтала повидать Цейлон.
Гейл все еще чувствовала себя какой-то онемевшей от того, что услышала вчера от Бэрри.
Она ждала возможности спросить у сестры Мак Манус – правда ли, что доктор Бретт оставляет корабль в Мельбурне. Такая возможность должна была скоро представиться – главная медсестра пригласила ее с собой на берег. Фостер и Энн Даунинг прекрасно справятся с работой в лазарете, пока они гуляют по Коломбо. Задолго до обеда они уже были свободны и вскоре отправились на берег. Будь Гейл настроена повеселее, она бы порадовалась местному колориту, выраженному в сочетании цветов национальной одежды, грациозности маленьких парусных лодок, снующих в гавани и в той общей атмосфере жизнерадостности и веселья, которая окружала темнокожих местных торговцев, предлагающих разнообразнейший товар – бухарские ковры, резную слоновую кость, драгоценные украшения, потрясающих расцветок сари и многое другое.
Они добрались на рикше до Четем-Стрит и прогуливались по современному торговому району, когда сестра Мак Манус сказала:
– Жаль, что у нас маловато времени, чтобы успеть в Канди – там есть на что посмотреть; но я боюсь, что сегодня нам придется ограничиться только Маунт Лавинией.
На широких, чистых, обсаженных деревьями улицах «Города-Сада» причудливо смешались Восток и Запад. В уличных пробках перемешались сверкающие автомобили последних марок, экзотического вида рикши и тысячи велосипедистов. На тротуарах среди людей в европейской одежде выделялись местные женщины в ярких сари.
Но главным впечатлением дня стал огромный восточный базар. Если Аден показался Гейл городом из библейской истории, то это место было совсем как в сказках Тысячи и одной ночи – женщины с закрытыми лицами и мужчины в тюрбанах среди груд всевозможного товара.
У них было слишком мало времени, чтобы посмотреть все заслуживающее внимания в этом удивительном городе. Они поймали такси и отправились к Маунт Лавинии, в излюбленное место отдыха горожан и туристов, посещающих Коломбо, расположенное в семи милях от города.
Скоро город остался позади: Гейл с удовольствием вдыхала пряный воздух, пока они ехали по заросшим цветами и деревьями окрестностям столицы.
Обедали они под тентом на террасе гостиницы. Отсюда была видна двухмильная полоса золотого пляжа. Кокосовые пальмы вытягивали свои сухопарые стволы на фоне искрящегося под ярким солнцем моря.
Гейл рассеянно смотрела на всю эту красоту. То немногое, что они успели увидеть в самом Коломбо и его окрестностях, при других обстоятельствах наверняка очаровало бы Гейл и развеяло ее мрачное настроение, но сейчас она больше была занята мыслью о том, не пора ли уже расспросить сестру Мак Манус о возможном увольнении Бретта на берег? Гейл решила подождать, пока кончится обед, может, тогда ее начальница будет разговорчивее.
Гейл с трудом дождалась окончания обеда и, когда они вышли прогуляться по пляжу, сказала:
– Сестра, могу я вас спросить кое о чем, что касается доктора Бретта?
– Спросить вы, конечно можете. Другое дело – смогу ли я вам ответить.
– Я слышала прошлой ночью, что доктор Бретт увольняется с корабля в Мельбурне. Ведь этого не может быть, правда?
Сестра Мак Манус как-то странно на нее поглядела. – А разве он вам не говорил? – сказала она. Сердце Гейл провалилось вниз, как скоростной лифт. – Я полагаю, что теперь об этом можно рассказать – после того, как он принял решение, – продолжала она. – Доктора Бретта срочно вызывают на операцию в Мельбурнской Клинической Больнице – очень тонкую операцию, которую он может произвести лучше, чем большинство врачей.
– Доктор Бретт? Я думала, он избегает оперировать. – Гейл вспомнила, что как-то он говорил ей об этом. – Довольно долго так и было, к сожалению. В свое время он мог стать одним из самых знаменитых наших хирургов среди специалистов по мозгу. Он был, без преувеличения, блестящий хирург.
– Доктор Бретт? – переспросила пораженная Гейл и, затаив дыхание, стала слушать грустный рассказ сестры Мак Манус.
Пациентка умерла на столе. Это была не его вина. Операция уже не спасала положения, и пациентка все равно бы умерла. Она выбрала минимальный шанс, который ей давала операция. Грэхем Бретт принял все это так близко к сердцу, что отменил все операции и ушел работать на судно, где от него редко требовалось бы делать хирургические операции.
– Я искренне рада, что он согласился взять этот случай в Мельбурне, – закончила – сестра. – Успешная операция, а я не сомневаюсь в том, что она будет успешной, вернет ему веру в свои силы и восстановит в нем то, что было разрушено.
Трагическая история подействовала на Гейл. Но при этом ей стало немного легче – ведь это совсем другое дело, чем если бы он оставался на берегу, чтобы быть с Бэрри. Из дальнейших расспросов она узнала от сестры Мак Манус, что давний коллега Бретта, практикующий в Мельбурне, написал ему в Порт-Саид, умоляя согласиться сделать очень специфическую операцию его жене. Между судном и главным управлением компании начался оживленный обмен телеграммами и разговорами по рации, в результате было решено обеспечить в Мельбурне замену для главного врача «Юджинии».
Они шли по упругому желтому песку. Гейл спросила:
– Сестра, эта операция – он тогда оперировал девушку, с которой был помолвлен? Сестра Мак Манус посмотрела на нее с интересом. – Так он вам рассказывал? – Он однажды упомянул девушку – девушку, которая умерла. – Да, это она, – сестра Мак Манус тяжело вздохнула. – Это полностью изменило его жизнь. Я молю Бога, чтобы в этот раз все прошло удачно. Вера в него его друга, конечно, должна помочь. А когда он вернется к настоящей работе, то, я думаю, он сможет по кусочкам восстановить свою разрушенную карьеру.
Они сидели в тени большого пляжного зонта, каждая погруженная в свои собственные мысли, пока сестра Мак Манус не решила, что они должны хотя бы мимоходом глянуть на гостиницу Гэлл Фэйс – очень популярное среди туристов место. Они могут выпить там чаю перед возвращением на корабль.
Они вернулись в Коломбо на такси и скоро уже были в оживленном вестибюле огромной гостиницы. Помещение было наполнено жужжанием больших вентиляторов под потолком, голосами людей, говорящих на разных языках и звоном кубиков льда в стаканах.
Решив выпить чаю в относительной тишине и покое гостиничной террасы, они прошли через ресторанный зал, приготовленный для ужина и танцев. Именно сюда, скорее всего, пойдет вечером Грэхем Бретт.
Будет ли с ним Бэрри? Ее сердце опять защемила тоска. Кто же еще кроме Бэрри, может оказаться здесь вместе с ним?
ГЛАВА 11
Последующие несколько дней не случилось ничего примечательного. По-прежнему стояла невыносимая жара. Гейл постоянно возвращалась в уме к тому разговору с сестрой Мак Манус и все ждала, может быть, Бретт сам расскажет ей о своем намерении покинуть корабль в Мельбурне. Доктор в общении с Гейл был очень официален и подчеркнуто вежлив. Никакого намека на дружелюбие и расположенность. Иногда, страдая от этой бездушной вежливости, Гейл чувствовала, что готова потребовать от него объяснения тем непонятным вещам, которые он наговорил ей в ту ночь. Но на работе все время кто-нибудь мешал, да ей и не хватало смелости, чтобы обратиться к нему с подобным требованием.
Наконец «Юджиния» вошла в широты с умеренным климатом. Жара спала, солнце светило по-прежнему ярко, но уже не испепеляло своими лучами. Корабль заметно оживился. Пассажиры уже не валялись целыми днями в защищенных от солнца местах, хватая ртом воздух, как выброшенные на берег рыбы. Они стали появляться на игровой площадке; возобновилась танцы по вечерам.
Для Гейл, однако, эта перемена не принесла большого облегчения. Она называла себя сумасшедшей за то, что переживает за человека, который ее так мало уважает и низко ценит. Но перестать беспокоиться за Грэма Гейл не могла – она чувствовала себя виноватой за то, что своим молчанием способствует обману. Но роль доносчицы ее отталкивала. Кроме того она помнила угрозы Бэрри насчет Пипа и матери.
Гарри Мэтьюсон тоже тревожил ее. Гейл надеялась, что Бэрри получила урок и теперь не даст Гарри застать ее где-нибудь одну и устроить сцену.
Сам Гарри выглядел несчастней обычного и Гейл временами даже бывало стыдно оттого, что она избегает его. Но он все чаще бывал навеселе после ужина и Гейл вовсе не улыбалась перспектива успокаивать полупьяного молодого человека с его непредсказуемыми вспышками ярости.
Теперь ей приходилось брать с собой на вечернюю прогулку по носовой палубе кого-нибудь из подруг. Как-то раз не найдя никого, с кем она могла бы побыть на палубе, Гейл вернулась в свою каюту и решила сесть за письмо к матери.
Она вывела «Мама, дорогая, « и думала, как ей начать письмо, но мысли ее отвлеклись. Гейл сидела, глубоко задумавшись, с ручкой в руке, когда с мостика донесся звон колокола. Вскоре она почувствовала какое-то изменение в движении корабля. Странные звуки доносились с палубы – топот ног и возбужденные крики.
Гейл открыла дверь.
– Человек за бортом! – сказал ей кто-то, пробегая по коридору.
– Мы остановились. – Гейл последовала за остальными на палубу и протиснулась сквозь толпу поближе к поручням. Мощный прожектор шарил по воде, освещая спасательный буй и маленькую лодку, рыщущую около корабля. Из разговоров в толпе до слуха Гейл несколько раз донеслось слово «акула». Она вздрогнула. Ей стали мерещиться зловещие треугольники плавников, рассекающие воду около того места, где шли поиски.
Она почему-то сразу подумала о Гарри Мэтьюсоне. Гарри или Бэрри! Но с какой стати это должен быть кто-то из них, при том, что на корабле шестьсот человек команды и полторы тысячи пассажиров?
Тут Гейл пришло в голову, что может понадобиться ее помощь. Если миссия этой маленькой лодки завершится успешно, то у нее появится работа. Она пошла в лазарет, где Эни >Даунинг уже наполняла горячей водой грелки.
– Доктор Бретт и старшая медсестра уже спустились на нижнюю палубу, – сказала она. – А у мисс Харкорт истерика. Это Гарри Мэтьюсон, она была с ним.
Гейл остановилась, как вкопанная, услышав, что ее подозрения оправдались, но быстро взяла себя в руки и стала успокаивать разволновавшихся пациентов. Слух ее, тем временем, напряженно ловил звуки, доносящиеся снаружи. Время шло – и с каждой пролетающей секундой уменьшалась надежда.
Эни Даунинг покачала головой и сказала:
– Не похоже, чтобы... – Громкий, дружный крик раздался на верхней палубе. Гейл застыла на месте.
– Они нашли его! Его вытащили из воды! – Гейл выскочила на палубу и опять стала пробиваться к поручням. Радостные крики толпы оглушили ее, когда маленькая шлюпка, пропав из поля зрения людей на верхней палубе, подошла к борту корабля. Кто-то сказал:
– Они поднимают его на нижнюю палубу. – Она выбралась из толпы и отправилась вниз. Гейл была без формы и ее задержали, было, стюарды, пытающиеся оградить нижнюю палубу от зевак, но кто-то из персонала узнал Гейл, и ей разрешено было пройти через заслон.
Фостер делал искусственное дыхание неподвижно лежащему на палубе человеку. Грэхем Бретт стоял на коленях рядом с ним в луже воды. Сестра Мак Манус поддерживала миссис Мэтьюсон. Она облегченно вздохнула, увидев Гейл.
– Сестра, займитесь, пожалуйста, миссис Мэтьюсон. – Она передала ее с рук на руки Гейл. Мать Гарри была в полуобморочном состоянии. Отведите ее в каюту и будьте наготове в лазарете.
Миссис Мэтьюсон порывалась остаться, но сестра Мак Манус сказала ей, что она отвлекает их от Гарри. Тогда она позволила Гейл увести себя наверх.
– Не бойтесь – успокаивала ее Гейл. – Все будет хорошо; главное – они нашли его. – Она оставила мать Гарри под присмотром стюардессы и отправилась в лазарет.
Все было готово, но время шло, и никто не появлялся. Гейл и Эни Даунинг поглядывали друг на друга в молчаливой тревоге. Наконец, в дверях появилась маленькая процессия. Сперва показались носилки, рядом с которыми шла сестра Мак Манус. Она держала руку Гарри. Гейл внутренне разразилась благодарной молитвой – раз старшая медсестра проверяет его пульс – значит он жив! Следом вошли доктор Бретт и Фостер, оба серые от усталости.
До всеобщего сведения было доведено, что произошел несчастный случай и, хотя кое-кто отнесся к этому скептически, публике пришлось принять официальное разъяснение.
Все знали, что в последнее время молодой Мэтьюсон много пил и Бэрри, бывшая с ним, говорила, что он был «навеселе». Предполагалось что он, дурачась, забрался на поручень и не удержал равновесия. Гейл понимала, что Бэрри, возможно, единственный человек, который точно знает, что произошло на самом деле; официальная версия, по мнению Гейл, не соответствовала истинной.
Грэхем Бретт и другие слышали первые слова Гарри после того, как он пришел в себя.
– Зачем? Бога ради, зачем? – простонал он. – Теперь опять придется через это пройти.
Миссис Мэтьюсон, несмотря на то, что ее сын был вне опасности, выглядела очень встревоженной. Гейл беспокоилась за ее рассудок – эта женщина очень боялась, что Гарри опять попытается свести счеты с жизнью.
Он лежал в постели, замкнувшийся в себе, отказывался принимать посетителей и выглядел так, будто считает всех окружающих своими смертельными врагами. Даже Гейл не смогла пробиться к нему через эту стену отчуждения.
Однажды, сидя у его постели, она заметила, как мрачно и озадаченно смотрит на него доктор Бретт.
Переполох, возбужденный происшедшим, быстро улегся отчасти потому, что через два дня они подошли к Фримантлу. Группы ликующих австралийцев наблюдали приближение родной земли с радостными криками. Часть пассажиров заранее начала прощаться с попутчиками. Для Гейл это было напоминанием о предстоящем ей уже совсем скоро расставании с любимым человеком.
Как все это будет? Как она скажет ему «Прощайте»? Во Фримантле она не спускалась на берег – слишком много было работы. Грэхем Бретт тоже постоянно дежурил, хотя, обычно, на стоянках он проводил только неотложный прием больных.
Миссис Мэтьюсон проводила много времени с Гарри, который все еще лежал в лазарете. Ее ни на минуту не отпускал страх и тревога.
Гейл принесла Мэтьюсонам поднос с чаем и пирожными. Когда она, чуть позже, вернулась за посудой, то застала мать и сына погруженными в разговор и не стала им мешать.
– Послушай меня, мой мальчик, – миссис Мэтью-сон убрала пустую чашку на поднос. – Ты должен узнать правду после всего, что случилось. Я была неправа, пытаясь скрыть ее от тебя.
– Если это что-нибудь о Бэрри, то можешь и дальше держать ее при себе, – грубо оборвал мать Гарри.
– Чтобы ты сделал еще одну попытку? О, нет, – у нее скривились губы. – Ты должен знать, чего она стоит на самом деле. Нет, постой. – Гарри нетерпеливо взмахнул рукой. – Я была права в моих подозрениях. Я наняла частного агента по расследованию...
– Что? Что ты сделала?
– Наняла детектива, еще в Лондоне, когда увидела, как разворачиваются события; когда ты привел ее познакомиться со мной. – Миссис Мэтьюсон кивнула. – Мы интересуемся родословной даже у собаки, когда берем ее в дом. Я заподозрила, что та родословная, которой она хвастает – подделка и обман. Так же, как и вся она. Вот отчет агента.
В тот момент, когда Гарри начал читать, в маленькую палату вошел Грэхем Бретт. Так же, как и Гейл, незадолго до этого, увидев, что они заняты какими-то личными делами, он повернулся и собрался уходить. Миссис Мэтьюсон порывисто позвала его.
– Не уходите, доктор, пожалуйста. Это и вас касается. – Она подобрала брошенный Гарри на пол листок.
– Я чуть было не потеряла моего сына.
– Мама! Ты не должна этого делать! – Гарри вскочил с постели и покраснел, увидев, что мать подает донесение агента Грэхему Бретту, который смотрел на всю эту сцену с некоторым недоумением. Он видел, что мать Гарри перевозбуждена и, возможно, не осознает своих поступков. Бретт покачал головой.
– Мое право прочитать это не выглядит бесспорным, – сказал он, отказываясь читать бумагу, зажатую в руке миссис Мэтьюсон.
– Тогда я сама скажу вам. – Она была непоколебима. – Это донесение частного детектива. В нем – факты о девушке, которая пыталась выйти замуж за Гарри. Она – вдова летчика, ее фамилия – Уэст, ей – тридцать три года и у нее есть шестилетний сын.
– В конце концов, какое в этом преступление? – закричал Гарри. На лице Бретта застыло выражение сильнейшего замешательства.
– Я поговорила с ней, конечно, – продолжала миссис Мэтьюсон. – Я согласилась не выставлять ее на всеобщее посмешище при условии, что она расторгнет помолвку и вернет кольцо.
– Вы знаете, это действительно меня не касается, – сказал Бретт твердо. – Действительно, с моей стороны имело место некоторое сочувствие, вызванное обманным путем, но, если не считать моей самоуверенности, пострадавшей от того, что меня так легко провели, то я никак в это не вовлечен. Уверяю вас. – Миссис Мэтьюсон встретилась с ним глазами.
– Ну, что ж, я рада это слышать, мой дорогой доктор, – сказала она с чувством.
Из лазарета доктор пошел прямиком в приемную и сел на свое обычное место за столом. Он чувствовал себя так, будто его ударили ниже пояса. Если бы источник его информации был бы менее надежен, он никогда бы не поверил услышанному.
Его понимание всей этой истории, в которую замешана молодая сестра Уэст, оказалось в корне неправильным. Уэст! Интересно, миссис Мэтьюсон сказала, что фамилия Бэрри тоже Уэст. Но, конечно же, она довольно широко распространена. Обычное совпадение.
Бэрри сказала, что Гейл отбила у нее Гарри. Из рассказа миссис Мэтьюсон следует, что она сама была вынуждена расторгнуть свою помолвку под угрозой скандала и Гейл тут вообще ни при чем.
Его бросило в жар, когда он вспомнил, как напал, да, именно напал на бедную девушку в тот вечер на носовой палубе. Каково ей было выслушивать его несправедливые обвинения? Казалось – стены приемного покоя не смогут вместить того отвращения, которое он испытывал к себе в эту минуту. Он вышел на палубу.
Непростительно! Ни одна девушка не простит того, что он ей наговорил, и бесполезно будет извиняться. Он попытался собраться с мыслями; было очень трудно, почти невозможно, осознать Бэрри, с ее невинным очарованием, такой, какая она есть на самом деле. Тридцатитрехлетняя женщина с сыном шести лет! Но каковы бы, ни были се возраст, положение и характер, все показывало на то, что этот влюбленный юнец, Гарри Мэтьюсон, пытался из-за нее покончить с собой. Более чем очевидно, что Бэрри лгала о том, что Гарри ее больше не любит.
И зачем, зачем Бэрри понадобилось клеветать на Гейл? На корабле царило какое-то нервное предвкушение скорого конца плавания, хотя до Мельбурна было еще шесть дней хода, а многие пассажиры собирались плыть до конца маршрута, в Сидней.
Гарри Мэтьюсону позволили подниматься с постели. Судя по всему, его отношения с матерью наладились.
– Я был полным идиотом, Гейл, – сказал он ей как-то с застенчивой мальчишеской улыбкой. Гейл сидела на подножке его палубного кресла. Она проходила мимо и ненадолго остановилась с ним поболтать.
– Знаете, у меня, оказывается, очень умная мать. Гейл не знала, что именно привело его к такому заключению, но она была рада, что Гарри, наконец, признал этот очевидный факт.
На самом деле, когда мать Гарри открыла правду о Бэрри ему и Грэхему, Гарри сильно с ней поскандалил. Сначала его разъярило то, что она впутывает в это Грэхема.
– Зачем позволять еще одному хорошему человеку становиться жертвой этой хищницы? – спросила миссис Мэтьюсон. – Я люблю доктора Бретта. Он хороший человек.
– Что уж такого ужасного в том, что она сделала? – упирался Гарри. – Куча народу прикидывается не теми, кто они есть на самом деле, чтобы сорвать куш. – Миссис Мэтьюсон знала, что его глубоко ранило это разоблачение, хотя он и пытался как-то выгородить Бэрри. – Мы не первые, кого провели на этом свете.
– Говори только за себя. Я никогда ей не верила, а когда все открылось, представляешь, каково мне было узнать, что у меня чуть не появился шестилетний внук?
Секунду на лице Гарри отражалась борьба противоположных эмоций, наконец, он горько рассмеялся.
– Ты у меня хитрая и опытная мамаша, но кто мог поверить, что у нее может быть такой большой ребенок?
Тревога миссис Мэтьюсон начала развеиваться. Гейл радовалась, что Гарри, по крайней мере, внешне исцеляется от своего любовного недуга, хотя и не знала причины начавшейся в нем перемены. Ей было интересно, что же произошло между Бэрри и Гарри, в ночь его «несчастного случая». Что бы там ни было, Гейл ощущала, что вся эта история с Бэрри сделала его взрослее.
Теперь Гейл выходила на работу с постоянным ощущением, что каждый проходящий день приближает ее к пропасти, в которой таится отчаяние. Она воспринимала приближающийся момент расставания с Грэхемом, как конец жизни.
Гейл попыталась утешить себя тем, что на берегу, доктор может и должен вернуться к любимой работе и обрести утраченную веру в себя. Гейл радовали подобные мысли о будущем Бретта, несмотря на то, что она не могла надеяться стать частью этого будущего. Продолжая думать о Грэхеме, Гейл вдруг поняла, что ошибка, которую он может совершить, связав свою жизнь с Бэрри, все равно рано или поздно сделает его несчастным.
Гейл решила встретиться с Бэрри, и ей скоро представилась такая возможность. Как-то вечером, выйдя на палубу, она сразу же заметила их – пару, которая так мучительно занимала ее мысли в последнее время. Они стояли у поручней и, сблизив головы, сосредоточенно о чем-то разговаривали. Гейл собиралась повернуть в другую сторону, но тут Грэхем выпрямился и ушел, оставив Бэрри одну. Гейл без колебаний подошла к ней. Повернувшись на звук шагов, Бэрри поразила ее мрачным и тяжелым выражением лица, обычно такого милого и безоблачного на людях. Может быть они поссорились?
Бэрри тут же изобразила на лице фальшивую улыбку.
– Ну вот! А то мы почти не видимся, – издевательски сказала она. – Ты даже не зашла поблагодарить меня за то, что я отпустила Гарри. Ведь ты этого хотела?
– Давай не будем тратить время попусту, – сказала Гейл. – Я не хочу знать, что тобою движет, но все, что касается Гарри, относится также и к доктору Бретту. – Она смотрела прямо в ее холодные зеленые глаза.
– Опять суешь свой нос, куда не просят? Тебе это не поможет; ты сама знаешь, – Бэрри нахмурилась. – Гарри я не любила. Но на этот раз ты играешь с огнем. Мы с Греем просто сходим с ума друг от друга. Мне очень жаль, если эти слова делают тебе больно, но, в самом деле – не позволяй ревности толкнуть тебя на какой-нибудь глупый поступок. Это ни на шаг тебя к нему не приблизит.
Гейл и сама понимала, что будет выглядеть в глазах Бретта не лучшим образом, если выложит ему информацию, унижающую девушку, к которой он так сильно привязан. Она, тем не менее, решила пренебречь угрозами Бэрри и предложить ей ультиматум.
– Я хочу знать – ты сама расскажешь ему свою биографию, или мне это сделать за тебя?
– Опять за свое! Слушай, Гейл, это делается однообразным, – в голосе Бэрри прозвучало раздражение, она отвернулась и стала смотреть на океан.
Бэрри была озадачена. Последние пару дней она как раз размышляла – не наговаривает ли эта молодая красотка чего-нибудь против нее на ушко Грэю. Теперь стало ясно, что этого не могло быть. Ее светлые брови нахмурились.
– Послушай, – она опять повернулась к Гейл, – не будь дурочкой. Я знаю, что когда две женщины добиваются одного мужчины, то в ход идет все, что угодно. Но забрасывая меня грязью, ты ничего не выигрываешь, а потерять можешь много. Я сказала тебе, что я сделаю, если ты поведешь себя глупо. Как, по-твоему, стоит тебе рисковать? – ее голос сорвался в крик и пара молодых офицеров, проходящих мимо, повернули к ним головы.
Гейл избегала ее взгляда. Она не знала, что ответить Бэрри. Может быть, действительно не стоило рисковать счастьем маленького Пипа и матери, но сама мысль о том, что Грэхем женится на этой женщине, была для Гейл непереносима.
Бэрри наигранно засмеялась. – Не дури, Гейл. Живи сама и давай жить другим, – сказала она. – В конце концов, я не прикидываюсь в этот раз и Грэй – самый лучший человек в мире. Я думаю, он не переменился бы ко мне даже если бы узнал. Можно подумать – я скрываю что-нибудь ужасное, вроде того, что я сидела в тюрьме. В моем бедном и унылом прошлом, от которого я сбежала, нет ничего противозаконного. – На ее лице появилось выражение жалости к себе.
– Ему не понравится обман, в этом я уверена, – твердо сказала Гейл. – Что будет, если он сам все узнает? А скорее всего так и случится. Ну почему ты сама ему не сказала! Все могло бы быть проще и для тебя и для него.
