Текст книги "Корабельная медсестра"

Автор книги: Джейн Морни

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 8 страниц)

Гейл вышла из лазарета, чтобы идти к Берил и сквозь открытые двери приемного покоя увидела Грэма Бретта. Он позвал ее внутрь и дал указания насчет завтрашнего приема. Когда с этим было покончено, доктор неожиданно сказал:

– По-моему, вы были слишком жестоки с молодым Мэтьюсоном и его невестой сегодня вечером. Я видел ее недавно – бедняжка жаловалась, что ее не пускают в лазарет. Не могли бы вы быть к ним поснисходительнее? – Он улыбнулся. – Вы знаете – молодая любовь и все такое... Гейл опешила. Неужели неприступный доктор Бретт тоже поддался чарам Бэрри? По тому, как он о ней говорил, чувствовалось, что Бэрри успела добиться его расположения, а это выражение «молодая любовь»; он явно употребил его, имея в виду малоопытность этой девушки. Что бы он сказал, если бы узнал, что молодой неопытной невесте Мэтьюсона уже за тридцать и у нее есть шестилетний сын, между прочим – безжалостно ею брошенный?

– Если вы так хотите, доктор, я не буду вмешиваться, – сдержанно ответила Гейл. – Спокойной ночи, сэр.

Пока Гейл искала каюту Берил, ей пришло в голову, что это довольно странно – невеста Гарри Мэтьюсона, путешествующая в каюте на третьей палубе. Она бы ничуть не удивилась, если бы Берил оказалась в одной из роскошных кают первой палубы, или, в крайнем случае, где-нибудь на второй. Но, с другой стороны, корабль переполнен, а Берил, наверное, брала билет в последний момент. А может она покупала билет за свой счет или хотела произвести благоприятное впечатление на свою будущую свекровь.

Когда Гейл вошла в каюту, Бэрри сидела на койке и снимала лак с ногтей. На ней был короткий халатик, вполне соответствующий той роли юной неопытности, которую она разыгрывала в настоящее время.

Бэрри подняла голову и жизнерадостно улыбнулась; у нее был вид человека, готового поделиться какой-то тайной с близким другом.

– Наконец-то. Садись вот сюда, на стул. Сигарету? – Бэрри вытащила пачку и когда Гейл отказалась, закурила сама. – Ну, давай, выкладывай, – равнодушно сказала она, заметив замешательство Гейл, которая действительно не знала, с чего начать. – Я по твоему лицу вижу, что тебе не нравится вся эта история с Гарри. Но тебе ведь никогда не нравилось то, что я делаю, правда? Так что давай, начни с обвинений.

– Как я могу тебя обвинять – я про тебя почти ничего не знаю, – сказала Гейл. – Да и вообще, меня не касается то, что ты делаешь со своей жизнью. Но, прежде всего, не хочешь ли ты узнать, как поживает твой сын Пип?

Бэрри одарила ее долгим, спокойным взглядом и слегка пожала плечами.

– Обвинение номер один, – сказала она иронично. – Я знаю, что он в порядке, пока живет с мамочкой Уэст; ему с ней гораздо лучше, чем со мной. Что бы ты обо мне ни думала, Гейл, я вовсе не бездушный урод – я всего лишь не гожусь на роль матери. И это не моя вина. Я никогда не хотела становиться матерью. – Ее точеное лицо омрачилось воспоминаниями. – Никто не может идти против своей натуры, знаешь ли, и я, наверное, смогу гораздо больше сделать для Пипа, когда твердо встану на ноги, чем сейчас.

Так вот как она успокаивает свою совесть – или что там у нее есть вместо совести!

– И что Гарри, он знает про Пипа?

– Не будь наивной, Гейл. Гарри думает, что мы с ним одного возраста. Почему бы и нет? Я так и выгляжу, разве не правда? – Бэрри вызывающе вскинула голову. Сейчас она выглядела, пожалуй, еще моложе – если бы не рот с искривленной внутренним напряжением линией губ. – Я представляю, что вы с мамашей Уэст обо мне думали, когда я не ответила на это письмо о Питере. – Теперь Бэрри выглядела серьезной. – Пока они его искали, я следила по телевидению и газетам, следила до тех пор, пока не прекратились поиски. Бедный Питер. – Она вздохнула. – А потом уже не было смысла писать; мне не хотелось возвращать вас к болезненным воспоминаниям.

Гейл не могла смотреть на нее – на это выражение фальшивой скорби на ее лице.

– Я сомневаюсь, чтобы болезненные воспоминания прекратились так быстро, – сказала она с горечью.

Бэрри напряглась.

– Ну ладно, вы получили лишний повод меня осуждать.

В каюте стало тихо. Мысли Гейл путались, она не знала, что еще сказать. В конце концов, личная жизнь Берил ее действительно не касается, но она ведь не может стоять, сложа руки и смотреть, как за этим славным парнем, Мэтьюсоном, захлопывается ловушка?

– Бэрри, – начала Гейл, наконец. – Ты ведь не собираешься жениться на юнце, который младше тебя на десять лет, даже не сказав ему, что ты уже была замужем?

Бэрри прикурила новую сигарету от окурка старой и нервно раздавила его в пепельнице.

– Я все ждала, когда же ты спросишь. Пора поговорить об этом напрямую. – Улыбка на ее лице сменилась выражением холодной решительности. Гейл уже приходилось видеть ее такой – черты лица заострились, глаза похожи на кусочки зеленого льда.

– Начать с того, что Мэтьюсоны считают меня совершенно одинокой. – Ее губы скривились. – Я для них – дочка обедневших аристократов, пытающаяся заработать себе на жизнь. Так что, как видишь по сценарию, появление родственников не предусматривается.

– Зачем тебе понадобилось начинать с такого глупого обмана? – горячо воскликнула Гейл. Как это похоже на Бэрри – окружать себя, как коконом, какой-нибудь невероятной историей. – Наверняка ведь для австралийцев все это не так уж и важно – социальное положение, голубая кровь и все такое?

– Да, но мать Гарри не австралийка и для нее это еще как важно. Но даже моя «голубая кровь» не слишком мне помогла. Старуха почему-то меня сразу невзлюбила. – Впервые за все время Бэрри выглядела обеспокоенной. – А ее влияние на Гарри просто поразительно велико. Ты знаешь, у него не слишком сильный характер, при всех его достоинствах. Так что, – в голосе Бэрри теперь звучала решимость. – Я должна с ней справиться, честно или обманом – неважно. Я не думаю, что Гарри женится на мне против ее воли, хотя он и дал мне вот это. – Она подняла свою руку и на ней сверкнул изящный изумруд.

Гейл моргнула. Это действительно был впечатляющий камень. – В таком случае получается, что ты рисковала, отправляясь в Австралию?

– Ничего, я в любом случае не останусь внакладе, – высокомерно заявила на это Бэрри. – Я собираюсь работать на телевидении. Ты же знаешь, у меня это неплохо получалось дома. А Гарри устроил мне потрясающий контракт. У него там связи. Я, может быть, не брошу работу даже после свадьбы, если мне там понравится, там посмотрим.

Гейл смотрела на Бэрри и поражалась, насколько та уверена в будущем и самонадеянна. – А почему бы тебе не удовлетвориться просто этой работой на телевидении, зачем тебе еще и разрушать его жизнь? – твердо спросила она.

– Тут уже ничего не поделаешь, так уж получилось, что он безумно в меня влюблен. – Взгляд Бэрри стал жестким, как у ядовитой змеи, готовой к атаке.

– В таком случае он переживет известие о том, что ты была замужем и у тебя есть ребенок.

– К сожалению, его мамуля в меня совсем не влюблена, – рот Бэрри скривился в едкой усмешке, она раздраженно махнула рукой. – О чем мы спорим? Он ничего не узнает. – В тоне Берил и в том, как она смотрела на нее, Гейл почудилась скрытая угроза. Но чем Берил может ей угрожать? Как раз наоборот – Гейл может и наверняка должна раскрыть ее обман. Она уже жалела о том, что не сделала этого сразу же, при первой их встрече сегодня вечером. Не может быть и речи о том, чтобы Гейл стала ее союзницей и Бэрри должна это прекрасно понимать. Ее самоуверенность и то, как она забавлялась сложившейся ситуацией раздражали Гейл.

Гейл поднялась. В маленькой каюте было душно от табачного дыма.

– Но теперь тебе, так или иначе, придется сказать им! – тихо проговорила она. – Тебе крупно не повезло, я думаю – ты никак не могла предвидеть подобное совпадите. – Неожиданно для Гейл, Бэрри рассмеялась.

– Да ты, никак, угрожаешь мне? – Бэрри спокойно занялась ногтями на ногах. – Действительно, я не могла этого предвидеть и сперва немного испугалась. Но на самом деле наша встреча ничего не меняет.

Раздражение Гейл росло.

– Но ты ведь не воображаешь себе, что я помогу тебе обмануть Мэтьюсонов?

– Считай, что ты уже мне помогаешь, потому что если ты будешь мне мешать, я просто заберу Пипа у твоей матери.

У Гейл приоткрылся рот в немой гримасе изумления – такого поворота она никак не ожидала. Вот почему Бэрри была так уверена в себе! Такие вещи были вполне в ее духе, очевидно, она сразу догадалась, как защитить себя от возможного разоблачения. Гейл вдруг почувствовала, как на нее навалилась скопившаяся за день усталость.

– И что ты собираешься с ним делать? – спросила она; ей удалось заставить свой голос звучать ровно, хотя саму Гейл колотила легкая дрожь. – Ты можешь пренебрегать порядочностью и честностью, но я точно знаю, что ты никогда не станешь усложнять себе жизнь. Ты относишься к нему как к обузе со дня его рождения, а теперь, когда ты собираешься и крепче встать на ноги, он будет мешать тебе еще больше.

– Ничего, как-нибудь управлюсь, – самоуверенно кивнула головой Бэрри. – У меня есть тетка в Ливерпуле. Помнишь мою тетю Минни? Правда, за это нужно будет ей платить. Вообще-то, будет жаль, если придется это делать, но у меня нет выбора. Не будь дурочкой, милая. – Она соскользнула с койки и стояла теперь напротив Гейл, как будто стряхнув с себя вид простодушия и невинности. В ее взгляде читалась решительность женщины, много повидавшей на своем веку, а губы застыли в горькой и презрительной усмешке.

– Что тебе за дело до этих Мэтьюсонов? – с вызовом спросила она. – Кроме желания мне навредить, что еще заставляет тебя лезть в это дело?

Гейл замешкалась с ответом. Действительно, как бы ни были ей симпатичны Мэтьюсоны, они все равно – чужие люди и их благополучие должно значить для Гейл гораздо меньше, чем счастье Пипа и матери.

– Я вовсе не ищу случая тебе навредить, – наконец заговорила она. – Просто я считаю непорядочным для себя молча наблюдать, как ты разрушаешь человеческую жизнь. Ведь он же совсем еще мальчик по сравнению с тобой.

По лицу Бэрри было видно – ее разъярило упоминание о ее возрасте.

– В таком случае, даже еще лучше, что у тебя нет выбора, – с издевкой сказала она. – И не думай, что я блефую. Раз уж мы заговорили о возрасте, то послушай, что я скажу: я действительно приближаюсь к тому этапу жизни, когда женщина или срывает куш или сходит с дистанции. – Она посмотрела Гейл прямо в глаза и, отчетливо выговаривая слова, медленно произнесла:

– Я выхожу замуж за Гарри. И если ты мне будешь мешать, то я найду способ отомстить, не беспокойся.

Гейл смотрела на лицо Бэрри и жалела, что Гарри не может увидеть его таким, каким оно было сейчас – злобным и постаревшим, с жестко прочерченными линиями возле глаз и рта. Возможно, Бэрри прочитала чувства Гейл в ее взгляде – она отвернулась; взяла щетку и стала расчесывать свои пышные белокурые волосы.

– Я вижу, ты мне веришь, – в ее голосе прозвучало торжество. – Мне этого достаточно.

– Нет, я действительно верю, что ты можешь это сделать, – сказав это, Гейл тихонько открыла дверь и вышла.

Как только Гейл вышла, Бэрри бросила причесываться, включила яркую лампу над зеркалом и стала пристально разглядывать свое отражение. Все, что касалось ее возраста, действительно тревожило Бэрри. Гейл не могла выбрать более удачного способа уязвить ее. Интересно, подействует ли ее угроза разлучить Пипа с бабушкой? Неужели ей удалось так легко напугать Гейл? Бэрри уже не чувствовала себя в полной безопасности, ведь буквально несколько слов, сказанных Гейл, могут разрушить все ее планы.

Она подумала, что никогда не могла понять Гейл с ее четкими представлениями о том, что хорошо, а что плохо. Вдруг она решит, что открыть обман, на который так легко попался молодой Мэтьюсон – это ее долг – что тогда?

Бэрри вспомнила, как просто Гарри поверил, что имеет дело с совсем молодой девушкой, впервые встретившись с ней на одной из вечеринок в Лондоне. Ей не пришлось врать – скорее всего, если бы Бэрри призналась ему в тот вечер, что она вдова и у нее есть шестилетний сын, он бы просто не поверил.

Сама же Бэрри не питала иллюзий. Гарри Мэтьюсон может оказаться последним ее шансом, и она не должна его упустить.

Она выключила лампу. Теперь Берил жалела о том, что не нажала на Гейл сильнее и не добилась от нее обещания молчать.

Выйдя от Бэрри, Гейл пошла прямиком в свою каюту. Там она без сил опустилась на край койки и сорвала с головы шапочку. Голова ее раскалывалась от боли. Она чувствовала себя смертельно уставшей и опустошенной. В какое ужасное положение она попала! Теперь ей придется смотреть, как день за днем на ее глазах Гарри становится жертвой этой ужасной женщины.

Однако должна ли она была что-то изменить, даже если бы не было угрозы со стороны Бэрри? Роль доносчицы ей претила. Может, даже лучше, что она связана этой угрозой и решение принято за нее. Рисковать тем, что Бэрри сделает, как обещала, она не могла. Мать просто не переживет этого.

Все же она чувствовала себя предательницей по отношению к молодому Мэтьюсону. К симпатии, которую испытывала Гейл к этому юноше, теперь, однако, примешивалось легкое раздражение. Неужели он сам не видит того, что так очевидно для его матери, а именно – что Бэрри влюблена не в него, а в состояние Мэтьюсонов? Он сам будет виноват во всем, что может с ним случиться. Он заслужил это – нельзя быть таким слепым глупцом.

Гейл тут же поняла, что на самом деле так не думает. Это была все-таки нечестная игра – немалый опыт обольщения, накопленный Бэрри, против неопытности и искренности совсем молодого человека.

Оставалось надеяться на то, что миссис Мэтьюсон сама с этим разберется. Может быть, ее влияние на сына, в конце концов, возьмет верх. Вперед еще много времени и много чего может случиться до конца рейса.

ГЛАВА 5

– Доброе утро! – услышала Гейл еще до того, как успела открыть глаза.

Это была стюардесса, она включила свет и поставила на столик поднос с утренним чаем.

– Отвратительная погода с утра, – сказала она. – Сильный ветер, да еще и дождь в придачу. Я полагаю, у вас будет полно работы. Половина пассажиров наверняка сляжет от морской болезни, а вторая половина будет раздумывать – не сделать ли им то же самое.

По мере того, как день набирал силу, предсказание стюардессы все более и более себя оправдывало. Корабль покинул спокойные воды пролива и вышел в бурный Атлантический океан.

Гейл носилась по палубам, нагруженная таблетками, едва поспевая на постоянно поступающие вызовы из кают. У нее совершенно не было времени думать о Бэрри и их вчерашнем разговоре.

Сначала Гейл сама испытывала легкие признаки укачивания и даже приняла несколько таблеток из тех, что они давали жалующимся на морскую болезнь. Палуба сильно раскачивалась и временами резко уходила из-под ног, вызывая томительное ощущение пустоты где-то в районе желудка.

Возможно, ей помогли таблетки, а может Гейл была слишком занята, чтобы прислушиваться к собственным ощущениям – так или иначе, к середине дня она поняла, что морская болезнь ей не грозит и даже почувствовала голод.

После обеда она вспомнила, что обещала Гарри Мэтьюсону проведать Бэрри и отправилась на третью палубу. Не успела она подойти к дверям каюты Бэрри, как оттуда вышел доктор Бретт.

Он заметил Гейл и спросил:

– Ну что, держитесь?

– Да, спасибо, доктор.

– Хорошо. Вам, наверное, сегодня здорово пришлось побегать. Если будет время, загляните к нашей маленькой мисс Харкорт. Бедную девочку здорово скрутило.

– Я как раз собиралась повидать ее по просьбе Гарри Мэтьюсона, – сказала Гейл. Он придержал ее за руку, направляя в каюту Бэрри.

– Да, загляните к ней – может вам удастся ее немного подбодрить. Она выглядит такой одинокой.

– Одинокой? – Гейл выделила это слово голосом немного сильнее, чем хотела. – Но ведь с ней на борту ее жених и его мать.

– Тем не менее, сейчас она одна, болеет и, кроме того, чем-то сильно расстроена, – холодно ответил Бретт.

Симпатия, прозвучавшая в его голосе, когда он говорил про Бэрри, разозлила Гейл. Эта притворщица наверняка просто разыграла перед доктором одну из своих сцен. Гейл считала несправедливым, что именно ей приходится тратить время на то, чтобы утешить Бэрри.

Около койки хлопотала стюардесса.

– А вот и сестра пришла помочь вам, – приговаривала она, как будто успокаивая капризного ребенка. – Я на минуту выйду, пока сестра побудет с вами. Сейчас вернусь. – Стюардесса пошла к выходу, но поравнявшись с Гейл, задержалась и сказала:

– Ей совсем плохо, бедняжке. Доктор Бретт выглядел очень озабоченным, когда смотрел ее.

– Ну, как мы себя чувствуем, мисс Харкорт? – профессионально спросила Гейл в ожидании, пока выйдет стюардесса. Когда за той закрылась дверь, Гейл быстро добавила:

– Не надо, не отвечай, я и так вижу. Мне жаль, что тебе так плохо. – Голос Гейл выражал искреннюю заботу – профессиональный инстинкт возобладал над личной неприязнью. С первого же взгляда было ясно, что Бэрри сильно страдает от морской болезни. Ее даже вряд ли можно было назвать сейчас красивой – без грима и с растрепанными волосами.

– Отвратительно себя чувствую, – простонала Бэрри. – Я думаю, доктор уже никогда не придет.

– Он очень занят сегодня. Но он сам попросил меня за тобой присмотреть, – сказала Гейл, давая понять, что она пришла к ней не по собственному желанию. Прошлой ночью она решила, что будет избегать Бэрри, насколько это возможно.

– Он такой обаятельный – этот доктор, я имею в виду – такой добрый и милый, – пробормотала Бэрри. Ее тщеславие явно было подогрето тем интересом, который проявил к ней этот привлекательный мужчина. – Он был так внимателен и, по-моему, даже лично заинтересован. – Бэрри вздохнула и закрыла глаза. – Я, должно быть, ужасно выгляжу.

– Я бы не стала об этом беспокоиться на твоем месте, – сказала Гейл с усмешкой. – Врачи привыкли видеть женщин в самом ужасном состоянии.

– Все равно, мне надо привести себя в порядок прежде, чем он навестит меня снова, – кокетливо сказала Бэрри.

Гейл чуть было не ответила ей, что доктор, скорее всего, будет занят с теми пациентами, которые слишком больны, чтобы заботиться о своем внешнем виде. Однако она сдержалась и просто сказала:

– Я не думаю, что доктор Бретт будет делать сегодня повторные посещения. Разве что в исключительных случаях.

– Ну, значит, он считает меня исключительным случаем, – с видом явного удовольствия сообщила Бэрри. – Он определенно сказал мне, что зайдет вечером.

Смутное раздражение, которое Гейл испытывала по отношению к доктору Бретту, стало совершенно явным, когда она вышла из каюты Бэрри и направилась в лазарет. Он вовсе не был похож на человека, легко поддающегося женским чарам – тем не менее, все выглядело так, будто обычная тактика обольщения, испробованная на нем Бэрри, дает свои результаты.

Послеобеденное время прошло в такой же суматохе, как и утро. Гейл кончила свое дежурство в приемном покое. На этот раз хлопот, связанных с вечерним приемом, было больше – из-за качки было много пациентов с легкими травмами.

Гейл надеялась, что по ней не видно, до чего она устала сегодня, но доктор Бретт, посмотрев на нее в конце приема, вдруг сказал:

– Боже правый. До чего же вы бледная. Вы похожи на привидение, девочка. Небось, за весь день ни разу не были на свежем воздухе?

– Только когда выводила несколько раз людей на палубу – призналась Гейл.

– Ага, – он внимательно смотрел на Гейл. Выберитесь-ка на палубу на полчасика. Это приказ. – В этот момент корабль так сильно качнуло, что они оба еле удержались на ногах.

Подождите немного. Вы не доберетесь наверх одна при такой качке. – Он посмотрел на часы. – У меня есть десять минут. Пойдемте, я провожу вас. Мне тоже не повредит глоток свежего воздуха. Накиньте что-нибудь потеплее и пойдем.

Гейл сама не ожидала, что предложение доктора так ее взволнует. Что в этом такого особенного? Она думала о докторе, пока спешила в свою каюту за пальто. Гейл все еще была сильно взволнована, когда они вышли на блестящую мокрую палубу и Бретт крепко взял ее за руку. Наклонив головы, они пробирались к корме, борясь с ветром.

– Только сумасшедший согласится на такую прогулку, – голос Бретта был едва различим за ревом ветра. – Но это здорово. Воздух в колоссальных количествах.

– Замечательно! – крикнула в ответ Гейл. Рядом с ним она чувствовала себя в совершенной безопасности, а радостное возбуждение заставило ее забыть об усталости.

На корме они укрылись от ветра за стеклянными стенами обзорного павильона и оттуда стали смотреть на бушующую в темноте стихию.

Здорово разыгралось, но вы молодец – не боитесь. – Он посмотрел на нее, и Гейл подняла навстречу его взгляду мокрое от дождя и соленых брызг лицо.

– Мне нравится. – Она смотрела ему в лицо и видела, как с ним происходит уже знакомая ей перемена – взгляд, еще секунду назад такой открытый и дружелюбный, вдруг затуманился, как будто сам вид причинял ему боль.

– В чем дело? – вырвалось у Гейл против ее воли. Он тут же отвернулся в смущении. Впервые за все время ей показалось, что между ними, наконец, наладилось какое-то взаимопонимание, покончившее с этой его непонятной антипатией. Разочарование Гейл, когда она увидела, что на самом деле его отношение к ней не изменилось, было огромно. Она просто не могла сдержать в себе глупое восклицание.

Бретт, будто извиняясь, тронул Гейл за руку.

– Я должен вам рассказать, – голос его звучал глухо и как-то сдавленно. – Я не большой мастер скрывать свои чувства. Просто иногда вы бываете очень похожи на одного человека... – Он замолчал, как будто споткнувшись. Помолчав секунду, он продолжал. – Порой сходство просто поразительно.

Так вот в чем дело. Как и подозревала Гейл, всему виной то, что она похожа на какую-то девушку из его прошлой жизни. Но она-то тут причем? Почему она должна страдать из-за того, что пробуждает в Бретте какие-то неприятные воспоминания?

– Мне очень жаль, что это так, – сдержанно сказала она вслух. – Я все ломала голову, что я такого натворила, чтоб вызывать в вас эту неприязнь.

– Неприязнь? О нет! – он сильнее сжал руку на ее плече. – Только не неприязнь, поверьте мне. Сперва это сходство причиняло мне боль и очень сильную. – Его голос зазвучал тише. – Вы понимаете, это была девушка, на которой я собирался жениться. Но произошел несчастный случай – трагедия, изменившая всю мою жизнь. Извините меня за то, что я все это вам рассказываю, но, по-моему, я должен это сделать, чтобы вы поняли меня и простили. Вам наверняка бросилась в глаза моя реакция на ваше появление.

– Еще как. Я решила, что принадлежу к тому типу девушек, который вас особенно раздражает.

– Нет, – быстро сказал Бретт. – Как раз наоборот, девушки вашего типа, по-моему, самые привлекательные.

– Вы ужасно на меня смотрели, – сказала Гейл. – У меня до сих пор мурашки по коже бегают.

Бретт рассмеялся несколько неожиданно для Гейл.

– Бросьте, сестра Гейл. Я не такое уж чудовище.

Когда она услышала, что Бретт назвал ее по имени, сердце Гейл вздрогнуло. Она нравится ему, несмотря на это несчастное совпадение. Это было ясно по тому, как он с ней сейчас говорил. Если бы Гейл была ему безразлична, разве стал бы Бретт возвращаться к своим болезненным воспоминаниям, чтобы все ей объяснить? Чтобы – сделать это, он поделился с ней чем-то очень личным, тщательно охраняемым от посторонних.

– Я должен признаться, что первая наша встреча там, в главной конторе, сильно на меня подействовала. Но этот шок уже проходит. Я понимаю, что вы – это вы и никто другой. И поверьте, – дружелюбная улыбка прогнала остатки мрачности с его лица. – Я вовсе не чувствую себя несчастным каждый раз, как гляжу на вас. – Он протянул ей руку. – Ну что, простили меня? Будем друзьями?

Гейл посмотрела ему в глаза. Они смотрели открыто и дружелюбно; еще в них было какое-то ожидание, будто Бретту было важно добиться ее прощения.

– Да, конечно, конечно я вас прощаю. – У нее слегка перехватило дыхание.

– Спасибо, Гейл Уэст. – Он по-прежнему смотрел прямо ей в глаза. – Я мог бы знать заранее, что вы так же благородны, как и милы. – Он взял ее под руку. – Пойдемте, мне пора возвращаться.

Они двинулись к выходу из павильона и тут Гейл, поддавшись импульсу, спросила:

– Вы можете ответить мне на один вопрос? – Они задержались перед самым выходом. – Конечно. – Эта девушка, та самая, на которую я так похожа – что с ней случилось? – Она сразу почувствовала, как напрягся Бретт и поняла, что совершила ошибку, задав подобный вопрос. Он как будто окаменел, и некоторое время хранил молчание. Гейл почувствовала, как между ними нарастает какое-то напряжение.

– Она умерла, – сказал Бретт, наконец, и вывел ее наружу, навстречу бушующей природе.

Оказавшись после ужина, наконец, у себя в каюте, Гейл подошла к зеркалу и сама удивилась тому, как бодро и жизнерадостно она выглядит. После рабочего дня вроде сегодняшнего, она должна была бы просто с ног валиться от усталости, но вместо этого она чувствовала радостный подъем и ее глаза возбужденно блестели.

Она быстро разделась и легла в койку – ведь завтра ее опять ждала работа и ей надо хорошенько выспаться.

Сон не шел к Гейл. Она опять и опять вспоминала, как Грэм Бретт сказал, что ему нравятся девушки именно ее типа, как он назвал ее по имени и как разрешилось между ними это страшное недоразумение. Мысли Гейл невольно перенеслись на девушку, которая, по словам Бретта, была так на нее похожа. Видимо, какая-то тайна была связана с ее смертью. По тому, как напрягся Бретт, услышав ее вопрос тогда, на палубе, можно было заподозрить, что он каким-то образом причастен к этой смерти.

Но какой смысл забивать себе голову всем этим? Гейл в раздражении оттого, что никак не может заснуть, перевернула нагревшуюся от ее щеки подушку. Неужели грустная история Грэма Бретта способна довести се до состояния бессонницы? И, главное, – с какой стати она так радуется тому, что не вызывает неприязни у Грэма Бретта?

Внезапная догадка заставила ее вздрогнуть и сесть в постели.

– Я люблю этого человека! – Она тут же попыталась найти какие-нибудь аргументы, опровергающие это открытие. Как она может увлечься человеком, само присутствие которого заставляет ее внутренне напрягаться? Что это – естественная реакция на его враждебное к ней отношение? Неприязнь порождает неприязнь; вполне естественно, что она должна его недолюбливать.

Гейл опять улеглась; сердце ее учащенно билось в груди. Никакие рассуждения не помогут ей дольше обманывать себя насчет истинной природы ее чувства к Бретту.

На следующее утро погода немного утихомирилась, но у медицинской команды по-прежнему было много работы. Гарри Мэтьюсон, тоскующий по своей невесте, постоянно требовал, чтобы Гейл отправилась к ней в каюту и узнала, как ее здоровье. Гейл тут же перепоручила это стюардессе – сама она была слишком занята в то утро.

После обеда Гейл вызвали в каюту на четвертой палубе, где она обнаружила беременную женщину, которая жаловалась на приступы боли в животе. Беглого осмотра было достаточно, чтобы понять, что у пациентки скоро начнутся родовые схватки. Гейл сидела, успокаивая испуганную женщину, в ожидании, пока для нее приготовят место в лазарете, когда в каюте появился доктор Бретт. Выслушав ее доклад, он кивнул головой и сказал:

– Я хотел бы, чтобы вы помогли мне принять роды. У вас есть диплом акушерки, и я думаю, больше опыта в этом деле, чем у сестры Мак Манус. У нас на борту, знаете ли, не так часто рождаются дети.

Гейл смотрела, как он разговаривает с пациенткой, пытаясь подбодрить и успокоить ее. Какой он добрый, как волнующе звучит его низкий голос и как эта грустная улыбка смягчает черты его проницательного лица. Гейл непроизвольно приложила руку к груди и сквозь накрахмаленную ткань форменной сорочки ощутила частое биение своего сердца. Не может быть никакого сомнения – она влюблена!

Позже, когда Гейл дежурила у постели роженицы в лазарете, Бретт наведывался туда несколько раз и спрашивал у нее о состоянии пациентки. Из его обращения с Гейл пропала формальность и напряженность и каждый раз он прощался с дружеской улыбкой, как бы укрепляя то новое взаимопонимание, которое возникло между ними прошлым вечером.

Как замечательно это будет – работать рядом с ним все долгое время путешествия! Радостное предчувствие немного омрачалось мыслью о Бэрри.

У Гейл за всеми хлопотами дня как-то не было времени думать обо всем, что связано с ее бывшей родственницей.

Только к полуночи пациентка наконец разрешилась от бремени. Гейл занялась ребенком. Когда она, наконец, освободилась, оставив роженицу на попечении Эни Даунинг, было уже три часа ночи.

– Я решила, что вы обязательно захотите посмотреть на Гибралтар, дорогая. Я знаю, вы поздно легли вчера, но все же... – Голос стюардессы разбудил Гейл. Было позднее утро. Она вспомнила, что доктор решительно запретил ей показываться в лазарете раньше полудня, давая ей возможность выспаться после долгого дежурства.

– Его уже видно? – Гейл вскочила и глянула в иллюминатор. – Господи, да он же будет по левому борту; я ничего отсюда не увижу!

Стюардесса подала ей халат.

– Идите в каюту для стюардов. Там никого нет. – Гейл быстро сунула ноги в тапочки, одела халат и выскочила из каюты. Сквозь иллюминатор ее взгляду открылась величественная Скала, вздымающаяся из темно-синего моря, испещренного бликами. Крепость, стены которой переходили в отвесные стены утеса, в своей живописной суровости казалась символом власти, могущества и исторической романтики.

Они входили в Средиземное море; Гейл не отрывалась от иллюминатора до тех пор, пока величественная древняя скала не пропала из виду.

Вернувшись в каюту, она выпила чаю, оделась и решила провести остаток свободного времени на палубе.

Трудно было поверить, что по этой же самой палубе совсем недавно она под руку с Бреттом пробиралась, вся мокрая от дождя и морских брызг, на корму под завывание ветра. Тогда там не было ни единой живой души, а сейчас палуба расцветилась пестро одетыми людьми всех возрастов, радующихся солнцу и хорошей погоде и развлекающихся каждый на свой манер.

Добравшись до площадки в центре палубы, Гейл заметила Бэрри. Та полулежала в шезлонге, вытянув ноги и выглядела просто потрясающе в свитере цвета зеленого нефрита и короткой белой юбке. Над ней склонился офицер, поглощенный беседой с Бэрри. Гейл не сразу узнала его в белой форменной одежде. Он стоял, поставив одну ногу на подножку шезлонга и упираясь ладонями о колено.

Гейл вздрогнула от неожиданности, узнав в нем Грэма Бретта. Она бесшумно проскользнула мимо них в своих легких больничных туфлях, впрочем, она могла не беспокоиться – они были слишком заняты разговором, чтобы ее заметить.