Текст книги "Взрывоопасные сестрички"
Автор книги: Джейн Хеллер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 19 страниц)
Глава 6
Джеффри Гиршон не был красавцем в истинном смысле слова, и уж точно не таким красавчиком, как Филипп. Ростом выше шести футов, как и Филипп, он обаятельно улыбался, но черты лица его были не вполне гармоничны: слишком большой нос, тонковатые губы, печальные глаза. Однако этот доктор, которому, по моим прикидкам, было лет пятьдесят пять, показался мне весьма привлекательным. Быть может, из-за темной волнистой бородки с вкраплениями седины, широченных плеч и груди, глубокого низкого смеха. Все это придавало ему жизнерадостный добродушный вид. У меня возникло ощущение, словно я знаю его много лет, словно он тот человек, на кого я могу положиться, кому могу доверять. А то, что он не был загорелым, добавляло ему привлекательности. Я-то предполагала, что здешние кардиологи проводят куда больше времени, гоняя мячи для гольфа, чем исцеляя от инфарктов миокарда.
– Как мило, – произнес Гиршон, входя в бокс. На его шее болтался стетоскоп, а из-под халата виднелись галстук и рубашка. – Больничная палата, в которой все улыбаются.
– Это потому, что мои девочки со мной, – гордо сообщила мама.
– Вот это мне нравится, – заявил доктор Гиршон. – Люблю, когда родственники приходят все вместе, чтобы ускорить выздоровление пациента. Это очень важно, по-моему. Доктора пичкают лекарствами, проводят хирургические операции, но лишь поддержка родных и близких ускоряет процесс выздоровления.
«О, так, значит, ты – сторонник комплексного подхода», – подумала я, тронутая тем, что в таком крошечном городке, как Стюарт, живет доктор со столь передовыми взглядами, ученый муж, не чуждый духовности, чуткости и теплоты.
– Кстати, о родных и близких. Вы уже знакомы с моей старшей дочерью, Шэрон? – Мама указала на мою сестрицу.
– Старшей? – Шэрон хмыкнула, но это явно уязвило ее. – После твоих слов я чувствую себя древней, мам.
– А это моя младшая дочь, Дебора, – продолжила мама.
– Очень приятно. – Доктор Гиршон пожал мне руку. Рукопожатие у него теплое и твердое, отметила я, а его печальные, как у плюшевой собаки, глаза – располагающего бархатистого карего цвета.
– Мне тоже, – ответила я. – Как мне сказали, прошлой ночью вы проявили себя героически. Я вам очень-очень признательна.
– Мне пришлось рассказать Деборе все подробно по телефону, – объяснила Шэрон доктору. Я ожидала, что она продолжит фразу словами: «потому что она живет в Нью-Йорке, где пишет «мыльные оперы», но сестрица, взглянув на мамин сердечный монитор, лишь сообщила: – Мы с сестрой очень близки и все-все друг другу рассказываем.
– Так и должно быть, – кивнул доктор Гиршон. – Я знал много братьев и сестер, чьи отношения испортились из-за мелких недоразумений. Они цепляются за эти обиды, никак не желают через них перешагнуть и вдруг обнаруживают, что перестали друг с другом разговаривать. Даже трудно представить себе такую близорукость, верно?
Мы с Шэрон закивали, показывая, что это действительно трудно вообразить.
Улыбнувшись, доктор Гиршон приблизился к кровати:
– Ну, как мы себя сегодня чувствуем, миссис Пельц? Болей нет? Дыхание не затруднено? В груди не тянет?
– Нет, ничего похожего на прошлую ночь, – ответила мама. – Думаю, я просто нервничаю, боюсь повторного инфаркта. Понимаете, я вдруг ощутила себя такой хрупкой.
– Это абсолютно нормально. – Доктор Гиршон погладил маму по руке, а потом начал рассказывать о постинфарктном физиологическом шоке, который она, скорее всего, испытывает, и подходящей для нее группе реабилитации, и о том, что он, доктор Гиршон, всегда к ее услугам. А потом попросил нас с Шэрон выйти, пока он будет осматривать маму.
– Доктор Гиршон, по-моему, внимательный, – заметила я, когда мы с сестрой уселись рядом в зале для посетителей.
– Очень внимательный. Видела бы ты, как он всю ночь наблюдал за мамой. Он компетентный и добрый. Он, совершенно очевидно, был главным, но даже не пытался ни на кого давить своим авторитетом. И этим очень напомнил мне папу.
– У меня тоже возникло это же ощущение, как только я его увидела, – призналась я. – Папа, только с бородкой.
У Шэрон был задумчивый вид.
– Я не заметила обручального кольца, а ты?
Я озадаченно покачала головой.
– Ты неисправима, Шэрон. Мама лежит на больничной койке, а все, о чем ты способна думать, – это замужество. Похоже, ты рефлекторно сразу смотришь, есть ли у мужчины обручальное кольцо или нет.
– Ой, избавь меня для разнообразия от лекций насчет замужества. Я беспокоюсь о маме ничуть не меньше, чем ты. Это ведь я проторчала тут всю ночь напролет, не забыла? Но я пока что не в коме. Когда привлекательный мужчина – да еще и доктор-еврей в придачу – появляется в моей жизни, я не оставляю это без внимания. Только не говори мне, что сама не посмотрела, есть ли у него обручальное кольцо, Дебора.
– Я не смотрела.
– Ну конечно!
– Не смотрела. Честно.
– Но ты тоже считаешь его привлекательным. Ты зарделась, как только он вошел в мамину палату. И стала еще пунцовей, когда он пожал тебе руку.
– Да ну?
– Как свекла.
Как свекла? Ну, у меня и впрямь участился пульс, когда я познакомилась с Джеффри Гиршоном, но думаю, меня выбило из колеи случившееся с мамой, и я плохо владела своими эмоциями. Обрадовавшись без памяти, что мама жива, я была готова кинуться на шею человеку, спасшему ей жизнь.
– Давай сменим тему, – поспешно предложила я. – Мы ведь пообещали маме больше не ссориться.
– Ты права, – согласилась Шэрон. – Поговорим о чем-нибудь другом.
О чем-нибудь другом. Повисло неловкое молчание. Мы так много лет собачились, что теперь понятия не имели, как беседовать друг с другом, не лаясь при этом.
Наконец я спросила Шэрон, как идет ее бизнес по организации свадеб.
– Отлично. У нас все лето забито.
Я поинтересовалась, нравится ли ей по-прежнему жить в Бока.
– Конечно, это мой дом.
Я спросила, читала ли она в последнее время какие-нибудь хорошие книги.
– Нет. У меня нет на это времени.
Ответы Шэрон не отличались многословием, но она хотя бы не осыпала меня ругательствами. И только когда я осведомилась, как дела у Нормана в военном училище, она выдавила несколько фраз.
Мне следовало бы помнить, что сын – ключ к сердцу Шэрон, единственный способ разговорить ее. Несмотря на все свои невротические глупости – комплекс мученицы, стремление к совершенству, импульсивность, потрясающее неумение разбираться в мужчинах, – она удивительно хорошая и преданная мать-одиночка, проявляющая к сыну огромную привязанность, которой отродясь не питала ко мне. Как только Шэрон заговаривала о Нормане, лицо ее смягчалось, утрачивая свойственное ему выражение напряженной обреченности.
Так было и на этот раз. Обычное для Шэрон напряжение исчезло, когда она со смехом начала рассказывать мне, что первокурсников в училище называют херами, а их жуткую стрижку – обрезанием. Да, она очень скучает по Норману, пусть даже остриженному наголо. Такой сын, как он, сторицей компенсирует тот ад, через который ей пришлось пройти с его полигамным папашей.
Она так отличалась от обычной Шэрон, когда говорила о своем ребенке, была такой славной, что казалась сестрой, с которой я запросто могла бы общаться. Сидя в зале для посетителей, я на несколько мгновений забыла, что большую часть жизни мы с ней провели в состоянии войны. Несколько мгновений я действительно любила мою сестру.
Однако в конечном счете она снова вернулась к доктору Гиршону.
– Знаешь, даже если бы он был холост и доступен, я: бы не стала испытывать на нем мои чары. Если ты хочешь его.
– Шэрон, – ответила я, стараясь говорить спокойно и доброжелательно, – сейчас и вправду несколько преждевременно…
– Признай это, Дебора. Все равно этот вопрос возникнет рано или поздно. Как ты уже сказала, мы обещали маме больше не ссориться из-за чего бы то ни было или кого бы то ни было. Поэтому я пытаюсь сказать одно: если выяснится, что доктор Гиршон не женат, не гей и все такое прочее, и если он заинтересуется нами так, как мы заинтересовались им, я отойду в сторону и позволю тебе заполучить его. Ради сохранения мира.
– Позволишь мне?! – рассмеялась я.
– Да. Я – твоя старшая сестра. И я должна решать, отойти мне в сторону и оставить его тебе или нет.
Я опять покачала головой.
– Это очень щедро с твоей стороны, Шэрон, но, поскольку ты явно одержима им, думаю, тебе и забирать его.
– Одержима? Да это ты чуть в лужицу не растеклась, когда он вошел в мамину палату! Нет, Дебора, забирай ты его.
Боже! Теперь мы грыземся по поводу того, как избежать грызни!
– Почему бы нам не пустить все на самотек? – предложила я. – Уверена, в последующие несколько недель мы будем частенько видеть доктора Гиршона, ведь придется возить маму к нему на анализы, когда ее выпишут, и консультироваться с ним, если возникнут какие-то проблемы. Может, познакомившись с доктором поближе, мы обе решим, что он – вовсе не то, что нам нужно.
– Что значит «мы будем частенько видеть его в ближайшие несколько недель»? – изумилась Шэрон. – Это я буду его частенько видеть. Ты же вернешься в Нью-Йорк, как только маме станет лучше, к своей «мыльной опере».
– Ошибочка. Я остаюсь во Флориде. Я уволилась с телевидения и буду работать в Стюарте, в Историческом обществе. Так что это я буду видеть доктора Гиршона. Он станет моим соседом.
Закончив осматривать маму, доктор Гиршон вышел в зал для посетителей, чтобы просветить нас насчет ее состояния.
– Состояние вашей матери довольно неплохое, учитывая то, через что ей пришлось пройти, – начал он, поглаживая бородку. – Препараты как будто рассосали тромб, вызвавший инфаркт. Завтра утром мы сделаем ей ангиограмму, чтобы выяснить, какой из сердечных сосудов закупорен или сужен. Если все идет хорошо, она проведет еще пару дней в отделении интенсивной терапии, а потом мы переведем ее в телеметрию.
– А это что? – поинтересовалась я.
– Телеметрия? Это на шестом этаже, – ответил доктор Гиршон. – Там есть маленькая комнатушка – мы называем ее «Сердечный централ», – где техники сидят за компьютерами, постоянно следящими за сердечной деятельностью каждого пациента на этаже, даже когда они гуляют, их везут на рентген или они сидят в холле. Считайте их авиадиспетчерами, наблюдающими за движением самолетов в воздухе. – Он хохотнул. – Ваша мать может быть полностью на амбулаторном лечении, и все равно техники будут следить за сигналами, полученными с прикрепленных к ней электродов, как будто она лежит в больнице.
– Сколько времени ей придется провести здесь? – спросила Шэрон.
– Два или три дня, – ответил он. – Мы начнем проводить ей реабилитационную терапию: упражнения, диета, новые лекарства. На пятый день проведем тест па стресс. Если не будет боли или затрудненного дыхания, мы выпишем ее домой.
– Вот так просто! – Я пришла в восторг от того, как быстро нынче лечат смертельно опасное заболевание.
– Если вкратце, то это довольно обычное дело, – согласился он. – Артерия – нечто вроде трубы, и убрать то, что затыкает эту трубу, – все равно, что прочистить вашу раковину. Проблема в том, что люди с закупоркой артерии склонны к рецидивам. Я уже объяснил это вашей матери.
– И как она к этому отнеслась? – поинтересовалась я. – Мама не привыкла болеть. Она всегда отличалась независимостью.
– И снова обретет свою независимость, – заверил нас доктор Гиршон. – Но вначале она обязательно будет испытывать депрессию. Ей придется осознать, что она тоже смертна. Вероятнее всего, она будет злиться. Обычный «Ну почему я?» синдром. И задаваться вопросом, почему она обречена на фамильные болячки. Она может даже винить себя за то, что годами скрывала свои эмоции. И конечно, ей придется учиться жить свободно, без дамоклова меча над головой. Но я всегда буду рядом. Мы все трое будем рядом, верно?
Доктор Гиршон положил левую руку мне на плечо, а правую – на плечо Шэрон, как тренер своим ведущим игрокам, чтобы поддержать их.
– Будем, – ответили мы с Шэрон доктору, продолжавшему говорить, поучать и теребить нас, напоминая, что мы – команда, и все вместе поможем восстановить здоровье Леноре Пельц.
«Бог ты мой, да этот мужик совсем не похож ни на одного из врачей, с которыми мне доводилось сталкиваться», – подумала я. Никакой грубой фамильярности. Никакой властности Хозяина Замка. Никаких попыток скрыться от семьи пациента. О таком докторе можно только мечтать, пожалуй, он способен расположить к себе и как мужчина.
«Прекрати это! – обругала я себя. – Ты не сделаешь ничего, что нарушит перемирие с Шэрон, независимо от того, приятно ли тебе ощущать руку Джеффри Гиршона на своем плече».
– А теперь возвращайтесь к вашей матери, – порекомендовал он нам. – Я же иду домой, но непременно загляну к ней утром.
– А если ночью ей станет хуже? – спросила я.
– Не волнуйтесь. Тогда меня вызовут.
– Дайте нам номер вашего телефона, чтобы мы могли связаться с вами напрямую, – твердо заявила Шэрон. – Хотя нам неловко тревожить вашу жену и детей.
Доктор Гиршон, улыбнувшись, покачал головой:
– Жены нет, детей тоже. Есть всего лишь огромный дом в Сьюел-Пойнте, который я оставил себе после развода. Моя жена перебралась в Аспен.
Я старательно избегала взгляда Шэрон.
– И все же лучше, чтобы меня вызвали из госпиталя, – продолжил он. – Кроме того, я не думаю, что у вашей матери ночью возникнут серьезные проблемы. Что же касается вас, – кивнул он нам с Шэрон, – вам я предписываю хороший сон. Вам обеим выпали не самые легкие двадцать четыре часа. Слава Богу, что вы есть друг у друга.
– Да, – ответила я, потрепав старшую сестренку по спине.
– Это точно, – отозвалась она, ткнув меня локтем под ребра.
– Ваша мама – счастливая женщина, у нее такие любящие дочери. Любящие и очень симпатичные, смею заметить.
Глава 7
Мы с Шэрон провели с мамой еще часок. В какой-то момент зашла Вики, медсестра, вытурившая нас из маминой палаты за плохое поведение, сообщив, что ее дежурство закончено и она идет домой, а на ее место заступает ночная сестра. Мы поблагодарили Вики за заботу о нашей маме и сказали, что будем рады видеть ее, посвежевшую и отдохнувшую, в понедельник утром.
Вскоре после этого мы решили, что пора дать маме отдохнуть. Поцеловав ее на ночь, мы покинули больницу. Мы обе совершенно выдохлись, поэтому перед тем, как направиться домой, зашли в «Праунброкер», популярную в Сьюел-Пойнте забегаловку.
Ресторан был забит битком – типичная ситуация во Флориде в феврале, – но мы получили место за двадцать минут, а еще через двадцать принесли наш заказ. Слишком усталые, чтобы беседовать, мы молча ели, лишь изредка перекидываясь словами насчет моего переезда в Стюарт. Я рассказала Шэрон о предложенной мне Мелиндой Карр работе. То, что я бросила карьеру на телевидении ради «какой-то развалюхи на берегу», как изволила она обозвать Убежище, привело сестру в изумление. Я объяснила, что мне необходимо сменить обстановку, работа смотрителя упала мне в руки, и я рада обосноваться в Стюарте, поскольку теперь буду поближе к маме, если она вдруг снова приболеет. Естественно, фраза о том, чтобы находиться поближе к маме, вызвала небольшую свару. Шэрон тут же заявила, что это она всегда заботилась о маме, тогда как я вечно заботилась только о себе и вообще не умею заботиться о ком бы то ни было. Что в переводе означало: я представляю собой угрозу, приехав сюда и узурпируя принадлежащую ей постоянную роль Хорошей Дочери.
«Да она в ужасе», – сообразила я, слушая ее сольное выступление. Я-то думала, Шэрон обрадуется, что разделит груз заботы о маме со мной. Шэрон же перепугалась до полусмерти, что после многих лет, когда мама принадлежала только ей, теперь придется уступить маму мне.
Бог ты мой, подумала я, да ведь это рецидив соперничества за папу. Снова.
Около девяти мы расплатились, встали из-за стола и направились к выходу мимо симпатичного ресторанного бара. Шэрон вдруг дернула меня.
– Что такое? – спросила я.
– Посмотри-ка, – указала она на сидевшую в углу бара парочку. Мужчина и женщина о чем-то горячо спорили. Мужчина активно жестикулировал, а женщина промокала глаза салфеткой, причем ни один из них не притрагивался к стоящим перед ними бокалам с шампанским.
– Не могу разглядеть… – прищурилась я.
– Это доктор Гиршон, – прошептала Шэрон.
И точно, это был мамин кардиолог, только без белого халата. И с ним сидела Вики, медсестра, в довольно вызывающем красном платье.
– А нам он сказал, что идет домой, – заметила Шэрон, пока мы стояли в дверях и наблюдали за парочкой.
– Похоже, они с Флоренс Найтингейл встречаются, – отозвалась я.
– Это ненадолго. Конечно, я не умею читать по губам, но судя по всему, он сообщил ей, что между ними все кончено.
– Вики выглядит очень расстроенной, – согласилась я. Как раз в этот момент Вики швырнула мокрую салфетку доктору Гиршону в физиономию. Салфетка на мгновение повисла у него на бороде, потом спланировала на пол. – Пошли, Шэрон, оставим их. Рвать с кем-то, отношения и так довольно трудно, зрители совершенно ни к чему.
Я повернулась, но сестра не двинулась с места.
– Тебе не кажется, что нам нужно поздороваться? Дав доктору Гиршону знать, что мы за него болеем, окажем ему тем самым моральную поддержку.
– Мы вполне можем сделать это завтра в больнице, – возразила я.
– Пожалуй.
Кинув последний взгляд на парочку у бара, Шэрон позволила мне увести ее из ресторана.
Когда на следующее утро мы встретились с доктором Гиршоном, он выглядел таким же жизнерадостным, как вчера.
Вики выглядела ужасно.
Маме стало гораздо лучше физически, судя по показателям приборов. Эмоционально, однако, она сильно сдала, совершенно убежденная, что малейший мускульный спазм, колики, слабое недомогание свидетельствовали о втором инфаркте.
Доктор Гиршон проявил редкую терпимость и понимание. Усевшись на край кровати, он гладил маму по руке, ласково заверяя ее, что она правильно поступает, вызывая сестру при ощущении дискомфорта – любого дискомфорта. Он был с ней добр и нежен; это тронуло меня до глубины души и навело на мысль, что Гиршон вовсе не бессердечная скотина, грубо порвавшая с Вики в «Праунброкере», а истинный джентльмен, благородно положивший конец связи, не имевшей будущего.
«Ух ты, а ведь теперь он и впрямь свободен», – подумала я, наблюдая, как доктор старается приободрить маму. Теперь он наверняка будет искать новую подружку.
Словно угадав мои мысли, доктор Гиршон подмигнул мне.
Сделанная маме ангиограмма показала, что у нее был микроинфаркт, следовательно, ни в каких дополнительных процедурах нужды нет. Во вторник днем ее перевели в телеметрическое отделение больницы, где она провела три дня в одноместной палате, любуясь рекой Святой Люсии и уминая печеную треску, пока та не полезла у нее из ушей. Доктор Гиршон навещал маму ежедневно: утром и вечером. И совсем не случайно мы с сестрицей всякий раз тоже там присутствовали.
Во вторник вечером, осмотрев маму, доктор сообщил, что намерен сделать небольшой перерыв в обходе и перекусить в больничном кафетерии. И спросил нас с Шэрон, не хотим ли мы составить ему компанию. Ах, какая неожиданность – мы согласились! В процессе поглощения сандвича с тунцом и ледяного чая доктор Гиршон поведал нам душещипательную историю о том, как решил стать кардиологом. А закончив повествование, предложил нам с Шэрон звать его Джеффри.
В среду утром он объявил, что мы можем забирать маму домой. Пока она собирала вещи, Гиршон выписал ей рецепты – на тенормин, липидор и нитроглицерин, – а также проинструктировал нас, что ей нужно ежедневно принимать по таблетке детского аспирина и витамин Е в капсулах.
– Аспирин вы можете купить где угодно, но вот витамины – только у меня в кабинете, – пояснил он. – Они изготовлены для меня по специальной формуле под брэндом «Хартли Гиршон».
– «Хартли Гиршон»? – повторила я.
– Название дурацкое, согласен, – усмехнулся он. – Но сами витамины весьма неплохие – это моя попытка выступить в роли врача-бизнесмена. Я создал с партнером небольшую компанию после того, как пациенты засыпали меня жалобами на то, что им приходится покупать кучу всяких витаминов в аптеках. Я хотел обеспечить их чистым витамином Е, без синтетических наполнителей и прочей ерунды.
– Очень мудро с вашей стороны, Джеффри, – восхитилась Шэрон. – Но почему именно витамин Е, а не какой-нибудь другой?
– Витамин Е – активный антиокислитель, то есть он предупреждает образование тромбов и способствует их рассасыванию, снижает артериальное давление и поддерживает сердечнососудистую систему в целом. А также замедляет старение, хотя вам, дамы, не стоит беспокоиться об этом.
Доктор Гиршон нацарапал на рецепте что-то еще.
– Это напомнило мне кое-что: думаю, давно пора вам обеим обзавестись моим домашним номером телефона. Звоните в любое время, если возникнет необходимость.
– Но, по вашим словам, вы предпочитаете, чтобы вас официально вызывали из больницы, – напомнила я.
– Я передумал, – улыбнулся он. Доктор протянул бумажку. Мы с Шэрон бросились за ней, но сестра опередила меня, сложила рецепт в крошечный квадратик и спрятала в сумочку.
Возвращение мамы домой создало новые проблемы. Мы с Шэрон полагали, что, оказавшись дома, в родной обстановке, она передохнет пару дней и снова станет прежней, независимой, не терпящей опеки мамой и даже снова вернется к работе мирового судьи. Но мама, безропотно принимая лекарства, придерживаясь обезжиренной диеты без холестерина и соли, предписанной доктором Гиршоном, послушно вышагивая по купленной нами для нее беговой дорожке, прежней не стала. Она превратилась в испуганное дитя, семидесятипятилетнюю бабульку, и вела себя так, словно ей вынесли смертный приговор, а не выдали отличный сертификат здоровья.
– Не позвонить ли доктору Гиршону? – предложила Шэрон в первые выходные, когда мама пожаловалась на боль в груди.
Так мы и сделали. Точнее, сделала Шэрон. Она набрала его домашний номер и, когда он взял трубку, обрисовала ему ситуацию. Доктор ответил, что, скорее всего, волноваться не о чем, но ей следует привести маму в реанимацию и он там встретит их. Я бы тоже поехала с ними, но у меня уже были определенные планы: я условилась встретиться с Мелиндой и обсудить сроки переезда в коттедж смотрителя. Кроме того, мы с Шэрон договорились, что будем возить маму в больницу, к врачу и в бакалею по очереди. А вернувшись в Бока, Шэрон будет приезжать в Стюарт дважды в неделю (в выходные она устраивала свадьбы). Я буду помогать маме в отсутствие Шэрон. Взвесив все, мы разумно разделили обязанности по уходу за мамой. Или мы делили что-то еще? Или кого-то?
Воскресная экскурсия в реанимационное отделение прошла, слава Богу, без происшествий, во всяком случае, в отношении маминой сердечной деятельности. Что же до сердечных дел моей сестрицы, то это другая история.
– Он пригласил меня! – сообщила Шэрон, когда мама ушла подремать.
– Кто? – с невинным видом поинтересовалась я.
– Да Джеффри, конечно! Я сидела в зале ожидания больницы, когда он пришел, уселся рядом и объяснил, что мама сейчас проходит следующую фазу, психологическую. Кстати, выглядел он чудесно. Никакого врачебного халата, брюки хаки и ярко-зеленая рубашка-поло. Эдакий небрежный выходной наряд, знаешь?
Я кивнула, почувствовав весьма специфические ощущения в животе.
– Короче, – прочирикала Шэрон, – Джеффри сказал, что у него есть два билета на оперу в драматический театр Стюарта, и спросил, не хочу ли я составить ему компанию.
– И что ты ответила? – Я изо всех сил старалась выглядеть любопытной, а не алчущей.
– Сказала, что не могу, – с сожалением вздохнула Шэрон. – Во-первых, спектакль состоится вечером в следующую субботу, а у меня в семь тридцать свадьба в Делрей-Бич. Во-вторых, ты не забыла: я отхожу в сторону и предоставляю Джеффри тебе?
– Шэрон, ты говоришь так, будто он тебе проходу не дает. Я вовсе не желаю стоять на пути…
– Я делаю это ради мамы, – оборвала она меня, – чтобы не расстраивать ее. Если между ее «девочками» не вклинится мужчина, будет меньше поводов для ссор, верно?
Я уставилась на сестру. На сей раз она действительно проявила благородство. Интересно, удалось бы мне повести себя так благородно, если бы я имела счастье получить приглашение от Джеффри Гиршона?
В понедельник днем, через пару часов после того, как Шэрон собрала свои чемоданы от Луи Вюиттона и отбыла в Бока, мама снова решила, что у нее второй инфаркт. Я не знала, что предпринять. С одной стороны, мне не хотелось надоедать доктору, поскольку он осматривал маму вчера, но при этом я опасалась совершить ошибку, которая повредила бы ее здоровью. И я позвонила доктору в кабинет. Секретарь попросила меня подождать. Ожидание показалось мне вечностью. Наконец взяла трубку дама, представившаяся как медсестра доктора Гиршона, спросила, в чем дело, и велела привести маму к ним. Мы с мамой загрузились в «Дельту 88» и отправились к врачу. Я поняла, что мама изменилась, когда она позволила мне сесть за руль.
Кабинет доктора Гиршона располагайся на Оцеола-стрит, уютной милой зеленой улице в нижней части Стюарта, неподалеку от госпиталя. К сожалению, сам кабинет не был ни уютным, ни милым, а огромным и безликим, потому что доктор Гиршон, как большинство врачей, пытающихся выжить в век глобализации, не имел отдельной практики. Он входил в группу из шестидесяти докторов различных специальностей – урологов, дерматологов, гастроэнтерологов, и так далее. Когда мы вошли, мне показалось, что мы попали на Склад Ипохондриков.
Пока доктор Гиршон осматривал маму, я болтала с его медсестрой, той самой, с которой говорила по телефону. Джоан, дама лет пятидесяти, с волосами мышиного цвета, зачесанными назад, и довольно солидным седалищем, поведала мне, что работает с доктором уже десять лет.
– Значит, вы знали его жену, – закинула я удочку в процессе беседы, догадавшись, что медсестра любит посплетничать. – Его бывшую жену, я имею в виду.
– Франсину? – Она закатила глаза. – Я отлично знала ее. Бедняжка. Она наркоманка.
– Ой! Мне очень жаль! И к чему же она пристрастилась?
– К обуви.
– Прошу прощения?
– Она покупает обувь. Очень дорогую обувь. Ничего не может с собой поделать. И с сумочками у нее тоже проблема. Думаю, можно сказать, она пристрастилась к аксессуарам. Едва не разорила доктора.
– Как это грустно!
– Грустно то, что она продолжает доставать его с деньгами, хотя он и отдал ей все. Конечно, кроме «порше», «Гаттераса» и дома здесь, в городе.
Спортивный автомобиль, яхта и дом стоимостью в миллион долларов на реке. Совершенно очевидно, что доктор Гиршон не бедствует.
– Ладно, пожалуй, пора заняться делом, не то доктор мне голову оторвет, – сказала Джоан. – Характерец у него не сахар.
– Вы проработали с ним десять лет. Получается, не такой уж у него и скверный характер.
– Скверный. Но в этой работе есть преимущества. Я хотела поинтересоваться, какие именно, когда в приемную вошел сам доктор. Джоан быстро вернулась за свой стол.
– Наша пациентка сейчас выйдет, – проинформировал меня доктор. – Она одевается.
– Я очень признательна вам за то, что вы приняли нас сегодня. – Мои щеки залились краской, как в тот раз, когда я впервые увидела его. Возможно, он так на меня действовал из-за сходства с моим отцом.
Или то, что мы вверили ему жизнь нашей матери, окружало его неким божественным ореолом в моих глазах. А может, я так реагировала, поскольку Шэрон первой сочла его привлекательным, а в результате я, по привычке, сочла его трофеем. Или все дело в том, что у меня не было любовника после Филиппа, который вообще не в счет. И я просто соскучилась по мужскому обществу, и мне хотелось иметь любимого человека.
Но, по какой бы причине моя физиономия ни принимала пунцовый оттенок, не стану отрицать, что в обществе Джеффри я чувствовала себя живой.
Так что я внимательнейшим образом слушала, как он оценивает состояние здоровья моей матери.
– Как я и подозревал, это не физическая проблема, – сказал Джеффри. – Это психическое и моральное состояние.
Я поинтересовалась, как отвлечь ее от мрачных мыслей.
– Было бы неплохо, если бы вы некоторое время пожили здесь, Дебора. Я знаю, Шэрон живет в Бока, но считаю, что вашей матери необходим кто-то, кто был бы рядом. Кто-то, с кем можно поговорить, заняться делами.
Улыбнувшись, я сообщила ему, что неопределенное время буду жить в Стюарте, а через пару недель перееду в коттедж смотрителя при Убежище.
– Фантастика! – с энтузиазмом воскликнул Джеффри. – Я очень рад. – Помолчав, он продолжил с таким видом, словно его только что осенило: – Дебора, у меня есть два билета на спектакль в драматическом театре на субботу. Не составите ли мне компанию? Если вы не заняты.
Занята? Ха-ха!..
Мне жутко хотелось пойти с Джеффри в театр. И не важно, что он первым делом пригласил Шэрон. Не имело значения и то, что он не упомянул о том, как сначала предложил то же самое Шэрон. Не имело значения даже то, что я терпеть не могу оперу. Но я, конечно, отклонила приглашение. Если уж моя сестрица ради мамы устояла перед ним, то и я, черт возьми, устою.
