Текст книги "Возлюбленный враг"
Автор книги: Джейн Фэйзер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 31 страниц)
– О нет, госпожа. – Дикон покраснел. – То есть я хочу сказать – Джинни. Только полковник, вы, майор Бонхэм и я. Мы с майором Бонхэмом разделим постель, а вы, насколько я понял, будете спать с племянницей хозяйки.
– А с кем будет полковник Маршалл? – невинно спросила Джинни.
– Да ни с кем! – Дикон явно пришел в ужас от подобного. – Остальные офицеры размещены в деревне.
– Понятно.
Они вошли в крошечную гостиную, где розовощекая служанка расставляла посуду на круглом столе у окна. Алекс стоял у пустого камина с чашкой в руке.
– А, вот и ты. Выпей вина, а потом Салли проводит тебя в твою комнату, где ты сможешь привести себя в порядок перед ужином. Дикон, ты свободен до этого времени.
Джинни приняла чашку и сделала большой глоток, тут же ощутив прилив сил. Она подождала, пока Салли вслед за Диконом уйдет из комнаты, и лишь потом сказала:
– Мне не нравится делить постель с чужим человеком, я бы предпочла разделить твою.
– Не глупи, цыпленок. Ты же знаешь, что это невозможно. Мне жаль, что здесь так тесно. Будем надеяться, что на других стоянках будет получше.
– Нет ничего невозможного. Я уже сказала тебе, что мне все равно, что говорят люди; а кто осудит тебя? Может, и позавидуют, но ни твои офицеры, ни солдаты не станут судить тебя. Только не говори мне, что они не ищут женщин при любом удобном случае.
– Это, Вирджиния, совершенно иное дело, – заявил Алекс. – Конечно, ищут. Но я не буду выставлять тебя своей любовницей.
– Тогда я сама себя выставлю, – заявила Джинни, – пока ты не поймешь, что это нелепое ханжество. Глаза Алекса сузились, и он со стуком поставил чашку на стол.
– Ты угрожаешь мне, Вирджиния?
– Не понимаю, почему у тебя одного должна быть монополия на угрозы, – возразила она, хотя ей стало слегка не по себе.
Алекс прикусил нижнюю губу, задумчиво разглядывая Джинни. Она явно бросала вызов, но была такой чертовски желанной с этим воинственно приподнятым подбородком, бесстрашными серыми глазами, где таилась страсть, с вздымавшейся от быстрого дыхания великолепной грудью.
– Давай не будем ссориться по этому поводу, – сказал он наконец примирительно. – Это нелепый повод для споров. Мы найдем компромисс. Ты не будешь жить открыто в качестве моей любовницы, но мы не станем волноваться, если кто-то и заподозрит правду. Осмотрительность никак не повредит нам обоим.
Джинни вынуждена была согласиться. По правде говоря, она начала сожалеть о своих словах, как только произнесла их. Ей совершенно не хотелось выставлять себя шлюхой, и вообще она не представляла, как это делается.
– Ну а как быть с тем, что мне нужно делить постель с племянницей хозяйки? – вернулась она к своей изначальной жалобе.
– Уверен, что она спит крепко. – В его глазах блеснула искорка. – Она даже и знать не будет, там ты или нет. Ну, мы договорились, моя неряшливая цыганка?
Джинни кивнула, довольно поджав губы.
– Договорились, сэр.
Глава 7
За полчаса до рассвета Алекс проснулся, как и приказал себе за мгновение до того, как заснуть. Джинни, теплая и обнаженная, лежала, тесно прижавшись к нему. Он улыбнулся в темноте, нежно снимая мягкую, округлую руку, обвившую его шею. Его рука слегка коснулась ее груди, и Джинни застонала во сне, прижимаясь к нему; спящая, она была так же замечательно сладострастна, как и бодрствующая. Каштановый локон защекотал его нос, и он, подперев рукой голову, снял с нее простыню, не в силах противиться искушению посмотреть на нее какое-то мгновение, когда ее тело, не управляемое сейчас порывистым и вызывающим характером, незащищено и открыто его взору.
Ее кожа белела в предрассветной мгле, подчеркивая грациозность рук и ног, пышные изгибы бедер и груди. Сначала он был удивлен при виде таких округлостей; когда она была одета, платье скрывало их. Обнаженная, ее пышная упругая грудь была великолепна; розовые соски поразительно откликались даже на малейшее прикосновение. Невозможно было смотреть на нее, не прикасаясь, и, смиренно вздохнув, он нагнул голову, легко касаясь языком овала ее груди. Она зашевелилась, застонала, но глаза были крепко сомкнуты, хотя соски набухли, маленькие и твердые, от его ласки.
Его рука неторопливо пробежалась от талии до лодыжки, обводя впадинки, обхватывая изгибы, и он почувствовал, как тело Джинни ожило под его руками, затрепетало. Его пульсирующая плоть уже требовала высвобождения, и он скользнул рукой между ее бедер, чтобы своими прикосновениями подготовить к более острому наслаждению.
Джинни отдалась почти гипнотическому ощущению; ее тело все еще находилось в плену сна. Голова покоилась на плече Алекса, когда он, держа ее боком, обхватив рукой под согнутое колено, притянул еще ближе к себе, войдя в нее одним плавным движением. Джинни довольно вздохнула, испытывая замечательное чувство полноты, когда его плоть в мягком ритме задвигалась внутри нее. Она чувствовала, как финал подкрадывается к ней, словно вор в ночи, пыталась оттянуть его, продлить наслаждение, но он настиг, на этот раз без литавров и барабанов, скорее мягко, лирично, как слияние флейты и скрипки.
– Доброе утро, моя маленькая цыганка, – прошептал Алекс, целуя уголок ее рта. – Ты должна вернуться в свою постель, дорогая.
Не успел он договорить, как раздался пронзительный крик петуха, за ним проснулась другая домашняя птица, приветствуя новый день.
Джинни простонала, но не стала спорить. С трудом приняв сидячее положение, она стала нащупывать брошенную куда-то ночную рубашку.
– Если кто-нибудь увидит меня в коридоре, подумает, что я ходила облегчиться, – практично заметила она, надевая рубашку.
– Поторопись. Джед будет тут с минуты на минуту с водой для бритья. – Он слегка дернул ее за длинные каштановые локоны, потом энергично вскочил с постели, направившись к двери. Аккуратно приподняв задвижку, он выглянул в коридор и поманил ее. Джинни проскользнула мимо, но прежде он почувствовал, как знакомая рука пробежала между его бедер. – Бесстыжая девчонка! – упрекнул ее Алекс с тихим смешком. – Отправляйся, пока я не отбросил всю осторожность и снова не овладел тобой.
– Обещания, обещания, – пробормотала Джинни, но отскочила от него, когда он приподнял руку.
Она добралась до своей спальни как раз в тот момент, когда ее соседка проснулась. Но девушка была слишком сонной и поняла лишь, что Джинни встала раньше нее. Она предложила Джинни принести ей воды и, получив благодарное согласие, оделась и ушла, оставив Джинни мечтательно вспоминать прошедшую ночь.
Горн протрубил подъем, и Джинни подошла к окну, глядя на деревенский луг. Лагерь, казалось, проснулся моментально; слышались веселые голоса, солдаты торопливо надевали доспехи, ели и пили на ходу. Сам дом тоже уже полностью проснулся, и Джинни услышала голос Алекса, разговаривавшего с майором Бонхэмом. Раздался громкий стук в ее дверь.
– Госпожа Кортни? Вы проснулись?
Джинни широко улыбнулась, отвечая:
– Да, полковник. Было бы трудно продолжать спать в таком шуме.
– Мы выступаем через час, так что поторопитесь и позавтракайте.
Послышался звук удаляющихся шагов, и, быстро заплетя косу, Джинни схватила шляпу, хлыст, перчатки и вышла из комнаты, направившись в гостиную, где обедала прошлым вечером в компании полковника, майора и лейтенанта.
В это утро, однако, гостиная была пуста, хотя накрытый к завтраку стол свидетельствовал, что здесь изрядно поели. Она плотно перекусила хлебом и вареным яйцом, запила все пахтой и потом, вдруг осознав, что поблизости нет ни Алекса, ни офицеров, ни Джеда, который стал, судя по всему, ее неофициальным охранником, направилась по коридору в кухню.
– Доброе утро, хозяйка, – вежливо приветствовала она полную женщину.
Женщина подвешивала над очагом котелок с водой. Она выпрямилась и повернулась к Джинни. На ее разгоряченном лице было написано удивление.
– Чем могу быть полезна вам, госпожа?
Джинни осторожно осмотрелась. По-прежнему никого, кому не следует слышать то, что она должна сказать. Она подошла поближе.
– Мы прибыли с острова Уайт, – непринужденно заметила она. – Выражение лица хозяйки не изменилось, хотя, вытерев руки о фартук, она замерла. – Там держат под стражей короля, – сказала Джинни, внимательно следя за хозяйкой.
– Да пребудет его душа с миром, – флегматично заметила хозяйка.
– Меня взяли под стражу на острове, – продолжала Джинни. – Поместье моего отца конфисковали.
По-прежнему не последовало никакой реакции. «Хозяйка, разумеется, опасается предательства, боится, что дама, приехавшая вместе с армией парламента, пытается подстроить ей какую-то ловушку. Или же, – быстро пронеслось в голове Джинни, – она может быть ярой сторонницей парламента и тогда выдаст меня». Но почему-то Джинни отогнала эти мысли. Она должна рискнуть.
– Я встретилась с королем и везу его послание тем, кто борется под его знаменами. – Слава Богу, она оказалась права. Лицо женщины расплылось в улыбке.
– В наших краях много таких, кто будет рад услышать это послание, – тихо произнесла она.
– Не скажете, где я могу найти их?
Хозяйка заколебалась.
– Откуда я знаю, что вам можно доверять? Джинни снова огляделась. До нее доносились голоса с конного двора за кухонной дверью, но в самом доме было тихо. Она облизнула внезапно пересохшие губы и подступила вплотную к хозяйке, вытаскивая из кармана бумагу с печатью короля.
Женщина с благоговением смотрела на королевскую печать.
– Госпожа Кортни? Джинни? – послышался голос Джона из коридора, и Джинни быстро спрятала бумагу обратно в карман, повернувшись к двери с ослепительной улыбкой.
– Я в кухне, Дикон.
– Я испугался, что потерял вас, – наивно заявил Дикон, появляясь на пороге. – Джед готов отнести ваш багаж в обоз. Может он забрать его из вашей комнаты?
– Да, конечно, – ответила Джинни, поразившись, что голос ее не дрожит. Джед появился за спиной Дикона. Не задумаются ли они о том, что она была с хозяйкой наедине? И не доложат ли об этом факте полковнику? – Мы с хозяйкой обсуждали, как лучше всего сохранять грибы, – весело сказала она. – Стоит ли их сушить или лучше мариновать. Это зависит от того, что с ними потом хотят сделать. Я предпочитаю в пирогах маринованные грибы, а вот в супе сухие грибы лучше. Вы ведь согласны?
Дикон и Джед выглядели слегка озадаченными, ведь никогда раньше никто не интересовался их мнением по такому вопросу. Джинни облегченно рассмеялась.
– Пожалуй, вы не сможете различить, ведь так?
– Скорее всего так, госпожа, – согласился Джед. – Полковник ожидает вас.
– Очень хорошо. – Джинни повернулась к хозяйке с едва заметной улыбкой сожаления. – Благодарю вас за гостеприимство, хозяйка.
Женщина наклонила голову, потом вернулась к очагу, где уже закипала вода в котле. Дикон учтиво показал на дверь, Джинни вышла на раннее утреннее солнце.
Алекс стоял с офицерами, внимательно слушая капрала. Лицо полковника было мрачным. Он взглянул через плечо на Джинни, появившуюся на пороге дома, и нахмурился. Джинни озадачила эта хмурость – она вроде бы и имела отношение к ней, но не была направлена против нее, Джинни хотела бы подойти к нему, но офицеры стояли так, словно отторгали ее. К тому же и Дикон уже сложил ладони, чтобы подсадить ее в седло. Она приняла его помощь с благодарной улыбкой, наблюдая, как он возвращается к офицерам.
– Может быть, вам понравятся сливы, госпожа. Думаю, в поездке вам захочется пить. – Хозяйка неожиданно появилась на пороге дома со свертком в руках. Подойдя к Джинни, она протянула его. Внутри действительно были сливы, и в тот момент, когда Джинни брала их, женщина едва слышно прошептала. – Рыжий лис отведет вас к тем, кого вы ищете. – Она вернулась в дом, оставив Джинни озадаченной. Рыжий лис – кто это или что это?
Алекс подошел к ней, лицо его было серьезным. Он рассеянно погладил нос Джен, прежде чем заговорить о деле.
– Боюсь, что сегодняшняя поездка будет неприятной.
– Отчего? – Джинни затрепетала от страха, подумав, не связано ли это с ней лично.
– Вдоль дороги между Уинчестером и Ньюбери шли бои. – Он помолчал, нахмурившись. – Не настоящие бои, а стычки и потасовки. Последствия разбросаны вдоль дороги. Вид будет неприятный.
– Тела? – услышала она свой голос как бы со стороны.
– И хуже, – ответил он без обиняков, – Я пощадил бы тебя, если б мог, но мы должны добраться до Лондона кратчайшим путем, и нам не удастся избежать этого зрелища. Ты поедешь в середине строя и постараешься не смотреть по сторонам. Это самое большее, что я могу сделать для тебя.
– Понимаю. – Джинни расправила плечи. – Мне знакомы и болезни, и смерть, Алекс.
– Да, знаю, но я надеюсь, что ты не знакома с жестокостью, с кровавой местью.
Джинни вздрогнула; ей было слегка не по себе. Алекс, насколько мог, готовил ее к тому, что просто невозможно было представить, дай сама она слышала достаточно рассказов об этой войне, чтобы понять, что он не преувеличивает. Живя на острове, они избежали в какой-то степени и боев, и оккупации, но она знала об опустошенных землях, изнасилованных и убитых женщинах, детях, умирающих от голода. Она не смогла найти подходящего ответа и промолчала.
Алекс кивнул и отправился к Буцефалу.
– Отдайте приказ бить в барабаны, майор. Сегодня мы пойдем под бодрящую музыку боя, чтобы не забывать, почему происходят подобные вещи.
При первых же звуках барабана Джинни почувствовала, как волосы на затылке встали дыбом, кожа головы ощутила мелкие уколы, словно иглой. Воины в строю, казалось, стали выше, шаг их более энергичным, словно в подтверждение целеустремленности, и Джинни не могла не восхищаться командиром, который держал руку на пульсе этой военной машины из двухсот человек и точно знал, как бороться с неизбежно отрицательным эффектом при виде последствий боя.
Они подошли к стенам Уинчестера через три часа и на пути не заметили никаких особых признаков войны. Солнце только-только достигло своего утреннего апогея, и Джинни, без всякой мысли обозревая окрестности, подняла глаза на крепостной вал, когда они приблизились к городским воротам. Черные вороны, стервятники с криками кружились в небе, и, вздрогнув, Джинни поняла почему. Крепостной вал являл собой тошнотворную картину. Он был утыкан пиками, на острие каждой – по голове. Эти головы уже с трудом напоминали человеческие – глазницы были пустыми, волосы развевались на ветру, словно высохшая солома. Эдмунд, Питер и она сама, их головы могли оказаться в ряду этих отрубленных голов, оставленных как ужасающее напоминание о предательстве, до тех пор пока плоть не будет полностью склевана и останется лишь голый череп.
Они миновали средневековую каменную арку, салютуя охране. А в самом городе было еще страшнее. На рыночной площади стояли виселицы, на которых болтались тела роялистов. Трупы едва успели остыть.
– Почему? – прошептала Джинни, сдерживая комок тошноты, поднимавшейся в горле. – Что они сделали? Алекс посмотрел на нее.
– Они воевали не на той стороне.
– Всего лишь? Ты бы оправдал резню по этой причине? – Она в ужасе смотрела на него. Этот человек, который так нежно, так удивительно любил ее сегодня утром, всего несколько коротких часов назад, мог относиться к такой жестокости с холодным безразличием!
– Нет, я не оправдываю этого, – сказал он. – Генерал Колни действительно мясник. Он так и не усвоил известный принцип: небольшое запугивание действует лучше, чем поток крови. Люди становятся безразличными к наказанию, когда не видят справедливости в нем и не знают, как избежать его.
– Значит, ты возражаешь только против числа казненных, – медленно сказала она, – но не против самой казни.
– Это необходимо, – коротко ответил он. – Если мы будем чересчур чувствительными, война никогда не закончится. Мятежники должны понять, что они борются за уже проигранное дело.
Интересно, ей тоже придется платить за то, что она боролась? Многим она уже поплатилась. Потеряла дом, состояние, была выброшена без гроша в кармане и без защиты в этот жестокий мир. Оставалось только обратиться за помощью к семье Кортни – они не смогут ей отказать. Только она лучше умрет, чем сделает это. Но это наказание было следствием прежней деятельности и ее самой, и ее отца. А как же ее нынешняя роль посланника короля, распространяющего как раз тот призыв, который и должен быть предотвращен этой жестокостью, а именно, что дело не проиграно и королю по-прежнему нужна их поддержка? Да, она заплатит, если ее раскроют. Такова жестокая реальность войны.
Остановились у военных казарм, и снова Джинни с дрожью смотрела на грозные каменные здания – теперь она немного представляла, что происходит за их стенами. Она осознала, что прислушивается, не раздаются ли крики, что рассматривает лица проходящих мимо людей, выискивая какие-то скрытые признаки того, что они причастны к пыткам и убийствам. Она не знала, как могут проявиться такие признаки, да и вообще не видела никого, кроме фермеров, спешащих по делам так спокойно, словно они снова были на своих полях.
– Я должен встретиться с генералом Колни, – сказал Алекс, когда кавалерийский отряд остановился. – Тебе с ним знакомиться неинтересно, так что…
– Напротив, – перебила его Джинни. – Я очень хотела бы сказать ему, что думаю об устроенной им резне.
Губы Алекса дрогнули.
– Какая же ты неукротимая маленькая строптивица! Однако, хоть я и уверен, что ты достаточно легко сможешь поставить его на место, думаю, было бы разумнее не лезть на рожон. Помимо всего прочего, я ниже его чином, и если ему вздумается принять личное участие в твоей судьбе, я ничего не смогу сделать, чтобы помешать ему. Уверен, ты понимаешь меня.
– Да, – сказала Джинни уже гораздо спокойнее. Смысл его слов понять было нетрудно. – Чем мне заняться?
Алекс засмеялся.
– Какой удивительно покорной ты вдруг стала.
– Это не смешно, – возразила Джинни. – Как ты можешь шутить над такими ужасами?
Веселость исчезла с его лица.
– Ты еще не видела самого худшего, – предупредил он. – А забавляешь меня только ты, и ничто больше. – Джинни не ответила, ибо ничего подходящего не пришло ей в голову, и Алекс продолжил: – Если хочешь, можешь посетить город с Джедом. Только не ходите на рыночную площадь. Думаю, ты увидишь много интересного.
– А ты не боишься, что я сбегу от Джеда? – поинтересовалась Джинни с некоторой долей серьезности. – На улицах может быть многолюдно.
– Нет, я не боюсь этого, – ответил Алекс. – Чтобы преуспеть в подобном предприятии, нужно быть похитрее, чем вы, госпожа Кортни.
Джед выслушал приказ сопровождать госпожу Кортни по городу с лаконичным бурчанием, и Джинни решила, что он, наверно, предпочел бы провести время в казарме, обмениваясь новостями со своими приятелями. Его и винить нельзя – сопровождение какой-то дамы по улицам было унылой альтернативой элю и солдатским байкам. Сама она, однако, оказалась зачарованной. Никогда раньше ей не приходилось бывать в таком большом городе, как Уинчестер. Количество торговых лавок и их разнообразие приводили ее почти в состояние растерянности. А если кому-то не хватало лавок, то с каждого угла неслись зазывные крики уличных торговцев. Жители города занимались своими повседневными делами так спокойно, словно рыночная площадь и не была увешана казненными роялистами, словно они не замечали, что в городе размещен гарнизон парламентских войск.
Остановились у лавки с пирогами, и она жадно рассматривала выставленный товар; от аппетитного аромата мяса и золотистого печенья у нее потекли слюнки.
– Думаю, уже полдень, – сказал Джед, разгадав ее мысли. – Вам нужно подкрепиться. – И он двинулся в магазин.
Джинни покраснела от смущения.
– Джед, мне нечем расплатиться. Да я и не особенно голодна.
– Полковник дал мне денег и сказал, что я должен купить все, что вам понравится, – невозмутимо ответил денщик.
Он купил пирожки, положив два медных фартинга на прилавок, и передал один пирог Джинни. Он был горячим, пар выходил через небольшую щелку в хрустящей корочке. Джинни, решив, что дальнейшие возражения будут излишними и бесполезными, вонзила зубы в пирог с довольным вздохом, высосав густой сок и не дав ему пролиться на подбородок. Чувствуя себя совершенно довольной, она вышла с Джедом из лавки с пирожками в руке, а когда с ними было покончено, Джед купил ей пряник и напиток из черной смородины у уличного торговца. В городе, несмотря на все увиденное ею, преобладала праздничная атмосфера, и они остановились посмотреть на танцующего медведя, огромного, неуклюжего и трогательного, пытающегося двигаться на задних лапах. Джинни смеялась и хлопала вместе с остальными, но потом решила, что ей больше нравятся жонглеры. Ее поразила их ловкость, и она пожалела, что у нее нет монетки, чтобы бросить в переданную по кругу поношенную шапку. Но ей казалось неразумным тратить деньги Алекса таким образом, тем более что его самого здесь не было, чтобы насладиться развлечением. Когда они вернулись к казармам, то обнаружили, что отряд уже построен. Джед покраснел, глядя на полковника, уже сидевшего на коне. Он поспешил к нему через площадь, Джинни следовала за ним.
– Прошу прощения, полковник, но я забыл о времени. – Став по стойке смирно, он отдал честь.
– О, это моя вина, – быстро сказала Джинни. – Мне было так интересно, что я забыла обо всем. Понимаете, там были жонглеры.
– Да, я понимаю, – ответил Алекс, слегка улыбнувшись. – Посади госпожу Кортни на лошадь, Джед. Нам нужно пройти двадцать миль до Ньюбери, и у нас не возникнет желания останавливаться, если все, что я слышал, – правда.
Праздничное настроение Джинни померкло при этих словах, и она вспомнила, что ожидает их на пути.
Она никогда не забудет долгие часы этого дня. Барабан продолжал бить, но барабанщик играл траурную мелодию, словно был не в силах повторить бодрую утреннюю игру. Мрачная тишина прерывалась лишь звуками барабана, топотом сапог и стуком копыт. Вокруг царило полное опустошение посевы кукурузы и пшеницы уничтожены, сады вырублены, дома стояли без крыш и кое-где еще дымились. И повсюду были тела, обезображенные и брошенные в канавах, и мухи жужжали над запекшейся, почерневшей кровью. Трупы висели вниз головой на деревьях или лежали вдоль дороги, без одежды, оставленные на съедение одичавшим собакам.
Джинни пыталась закрыть глаза, забиться подальше в середину колонны офицеров, спрятаться за широкую спину майора Бонхэма. Но какая-то упрямая часть ее натуры вынуждала смотреть на то, что один человек может сделать с другим человеком; вынуждала запомнить на всю жизнь, каких зверей делает из людей война. Эти растерзанные тела уже ни за кого не боролись; невозможно сказать, на чьей они были стороне, в смерти нельзя отличить кавалера от «круглоголового». Птицы и собаки тоже такого различия не делали.
– Почему нельзя их похоронить? – услышала она свой голос, внезапный в царившей тишине, первый человеческий звук за это время, показавшееся ей вечностью.
– В конце концов, их похоронят, – ответил Алекс.
– То, что останется после собак и стервятников, – сказала она с горечью. – В Уинчестере много солдат. Почему нельзя прислать их похоронить мертвых?
– Скоро это будет сделано, – сказал он, словно успокаивая капризного ребенка.
Смрад разложения пропитал неподвижный воздух, и пирог с пряником, съеденные с большим удовольствием, восстали в ее желудке. Она прижала руку ко рту, молча молясь о том, чтобы у нее хватило сил выдержать, чтобы она не унизила себя при всех рвотой, но более всего о том, чтобы ей не пришлось спешиться и оказаться среди мертвых.
Алекс смотрел на нее, и в глазах его были и понимание, и сострадание. Ее лицо стало восковым и покрылось испариной, плечи опустились. Как хорошо он знал, что она сейчас переживает! Когда он впервые столкнулся с ужасами войны, его много часов выворачивало наизнанку. Ему было бесконечно стыдно за свою слабость, ведь он собирался стать военным. А Вирджиния Кортни, судя по всему, справлялась с этим лучше. Мрачная решимость исходила от высокой, стройной фигуры, и он вновь почувствовал восхищение, которое так притягивало его к гордой, бесстрашной молодой женщине, бросавшей вызов завоевателям с присущей ей иронией и изобретательностью.
Они прошли двадцать миль до Ньюбери за пять часов. Солдаты шли энергично, торопясь оставить позади смерть и разрушение. Джинни, в конце концов, погрузилась в некое подобие транса, автоматически двигаясь в такт шагу Джен. Она не привыкла скакать так быстро и долго, как в эти последние два дня, и где-то в подсознании мелькнула мысль, что, когда эта езда закончится, ее тело отомстит за столь необычную нагрузку. Не то чтобы она была очень хрупкой, как раз наоборот. Ходьба под парусом, плавание, лазание по скалам сделали ее сильнее, чем большинство женщин, но длительная езда верхом требовала работы других мышц, поэтому, увидев впереди маленький торговый городок, расположившийся у подножия холма, она испытала огромное облегчение.
– У тебя снова все затекло? – Алекс спешился с завидной легкостью и подошел к Джен, на которой Джинни продолжала сидеть, не в силах заставить свои мышцы пошевелиться.
Она вздохнула.
– Думаю, я не создана для того, чтобы быть солдатом.
– Потом будет легче, – пообещал он, снимая ее и удерживая одной рукой за талию, чтобы она не упала. – Завтра воскресенье, день отдыха, и у тебя будет время прийти в себя.
– Я почему-то не представляла, что для тебя существуют выходные, по крайней мере, на войне.
– Даже на войне мы находим время для молитвы, – серьезно заметил он. Джинни посмотрела на него с некоторым удивлением.
– Значит, ты набожен?
– Сам я не склонен к чтению Библии, если ты это имеешь в виду. Но многие пошли на эту войну из религиозных побуждений, и пока я среди них, буду уважать их веру.
Джинни хорошо знала, о чем он говорит. Многие опасались, что король Карл по требованию своей жены-француженки, набожной католички Генриетты-Марии, восстановит в стране католическую церковь. Именно этот страх во многих случаях привел к тому, что стали раздаваться требования о свержении короля. Другие, подобно Алексу, воевали по политическим мотивам.
– И, кроме того, – продолжил Алекс, – совместная молитва нравственно укрепляет солдат.
– А, – сказала Джинни с понимающей улыбкой, – я была уверена, что у полковника должны быть и военные соображения.
– Не насмехайся надо мной, – сказал он с притворной угрозой. – Пойдем в гостиницу и посмотрим, какие покои мы сможем предложить тебе на этот раз.
Гостиница была намного просторнее, чем постоялый двор в Ромсее, и Джинни получила небольшую комнату в свое полное распоряжение. Она была значительно проще, чем комнаты на первом этаже, но там ей опять пришлось бы делить с кем-нибудь постель, поэтому она была вполне довольна предложением хозяйки Браун.
– Я должна искупаться, – решительно сказала Джинни. – От меня несет лошадьми, и я вся в пыли. Могу я сделать это без охраны, полковник?
Алекс взглянул на нее, прищурившись. Она, похоже, пришла в себя после душевных мук во время поездки. Он намеревался представить ей больше свободы во время этой остановки; бледное, подавленное создание казалось неспособным воспользоваться новой свободой. Но сейчас он уже засомневался, однако решил, что такой риск он может себе позволить. Его люди были повсюду, она не сумеет бежать незамеченной.
– Слушай меня внимательно, Джинни. Пока мы расквартированы здесь, ты можешь делать все, что захочешь, если только тебе не вздумается отправиться одной в мужской лагерь. И ты не должна отходить далеко от гостиницы. Если ты захочешь пойти дальше, в поле, то спросишь моего разрешения.
– И ты дашь его? – Несмотря на боль и утомление, в ее голосе все еще звучал вызов и серые глаза горели, не желая смириться с волей человека, взявшего ее в плен.
Алекс вздохнул.
– Посмотрим. Но ты не отправишься далеко без сопровождения, я тебе это обещаю. – Внезапно он улыбнулся, потянувшись, чтобы стряхнуть пыль, которая белым облачком поднялась над ее плечом. – Должно быть, ты определенно нуждаешься в купании, моя маленькая цыганка. Может, когда ты будешь лучше пахнуть, тогда и настроение у тебя улучшится.
Джинни негодующе ахнула, но поняв, как это забавно, неохотно засмеялась.
– Вам тоже не мешало бы принять ванну, полковник, по тем же причинам.
– Насос на конном дворе вполне подойдет мне, – весело ответил он и улыбнулся, – Поскольку не я один воспользуюсь возможностью раздеться под холодным душем, тебе лучше бы исключить конный двор из своего маршрута, если ты намерена прогуляться. Не думаю, что Дикон, например, сумеет когда-нибудь оправиться от смущения.
– Ну, тогда я буду наблюдать с верхнего этажа, – заявила ему Джинни с милой улыбкой. – Моя комната выходит окнами во двор, и я нахожу восхитительной перспективу лицезреть много сильных мускулистых мужчин во всем блеске того, чем их наградила природа. – Глаза ее были широко раскрыты, и она провела языком по губам.
– Не могу не чувствовать, – сказал Алекс задумчиво, – что тебя недостаточно часто пороли в детстве. Смотри, как бы я не решил исправить это упущение.
– Не советовала бы вам, полковник, – мгновенно откликнулась Джинни. – Ведь вам когда-нибудь нужно и поспать. – Через мгновение она исчезла, оставив Алекса, качающего головой с удрученной, а может, и с одобрительной улыбкой. Вирджиния Кортни была совершенно неустрашимой. Джинни, довольная исходом этой пикировки, отправилась на кухню в поисках хозяйки. Та немедленно откликнулась на просьбу леди принять ванну. У огня была наполнена водой лохань, вокруг нее поставили ширму, чтобы создать подобие уединения, Джинни пошла за чистой одеждой и снова вернулась на кухню, где теперь остались лишь хозяйка и две служанки.
– Имея столько кур, хозяйка, вам, должно быть, приходится опасаться рыжего лиса, – непринужденно заметила Джинни, начиная расшнуровывать лиф. Показалось ли ей, что спина хозяйки слегка напряглась? Ее слова могут быть восприняты как совершенно невинные, просто было немного странно говорить о рыжем лисе, когда сошло бы упоминание просто о лисе.
– Он мало беспокоит нас, госпожа, – ответила хозяйка.
– Возможно, есть и такие люди, которые ему были бы рады, – сказала Джинни. Оставшись в рубашке, она пошла за ширму, не дожидаясь реакции на эти слова. Лучше оставить все как есть и подождать, взойдут ли брошенные семена.
Ванна оказалась совершенной благодатью, и Джинни долго лежала в воде, слегка прислушиваясь к тому, что происходит на кухне. Одна из служанок появилась с кувшином воды, который она вылила на Джинни, и та с наслаждением потянулась. Каким-то образом уверенность в том, что завтра ей не придется скакать верхом, успокоила боль в костях и мышцах, влила в нее новую энергию. Во время этой остановки она должна связаться со сторонниками короля, если намеревается выполнить его поручение раньше, чем попадет в Лондон. Даже если она не сможет увидеть их сама, то нужно по крайней мере рассказать о словах короля о надежде и поддержке кому-нибудь, кто сможет передать их дальше. Если жена хозяина гостиницы не проявит желания понять намек, то следует воспользоваться свободой, чтобы побродить вокруг и поговорить с другими жителями городка, среди которых непременно окажутся сторонники короля.
