Текст книги "Брачные игры"

Автор книги: Джейн Фэйзер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 18 страниц)

Глава 10

—Шесть сестер, – с благоговением произнесла Честити, узнав о численности семьи доктора. – Мне всегда казалось, что и двух более чем достаточно.

– Я бы и сам удовлетворился двумя. – Дуглас остановился у скамьи из кованого железа на берегу реки. – Может, присядем?

Честити с облегчением села. Они прошли немалый путь, пока Дуглас излагал свою историю. Вопреки ее ожиданиям из его рассказа никак не следовало, что близкие отреклись от него. Совсем наоборот. С самого детства его окружали любовь и внимание. И тем не менее трудно найти другое объяснение, что отпрыск титулованной и богатой семьи остался без средств. Похоже, она ничуть не приблизилась к разгадке причин его внезапного переезда в лондонские трущобы. Не говоря уже о поисках богатой жены.

– Вас что-то беспокоит? – поинтересовался Дуглас.

– Просто пытаюсь найти подходящие слова, чтобы задать вам очень личный вопрос, – призналась Честити.

– Вот как? – В его глазах засветилась улыбка. От холода она разрумянилась, и он чуть не поддался соблазну поцеловать покрасневший кончик ее носа. – Может, лучше употребить самый простой способ что-либо узнать – спросить прямо? И заодно избежать недоразумений.

Честити расправила юбку на коленях и попробовала подойти к проблеме с другой, но почему-то очень важной для нее стороны:

– Я заметила, что вы не упомянули о жене или невесте. Неужели в вашей жизни нет и не появлялось никакой женщины? – Она следила за выражением его лица, боясь перешагнуть невидимую черту, за которой скрывался мистер Хайд.

Дуглас слегка опешил, хотя и понимал, что следовало ожидать самого непредвиденного вопроса, вполне естественного для откровенного разговора. Он попытался уклониться от ответа, отделавшись шутливым замечанием:

– Да я просто купался в женском обществе, моя дорогая инквизиторша. На мою голову свалилось больше женщин, чем в состоянии выдержать нормальный мужчина.

– Вы прекрасно понимаете, что я имела в виду. Речь не о ваших сестрах и матери. Были вы когда-нибудь женаты или, может, подумывали о том, чтобы жениться? – Она откинулась на спинку скамьи, устремив на него твердый взгляд. – По-моему, нельзя выразиться яснее.

«Посмотрим, что вы теперь запоете, господин охотник за богатой женой», – подумала Честити.

– Пожалуй, – покачал он головой. – Сказать по правде, я всегда работал, и мне не приходили на ум такие мысли. Я был слишком занят. – И прежде чем она успела развить тему, быстро добавил: – Откровенность за откровенность. А как насчет вас? Я не заметил никаких признаков мужа, но, может, у вас есть жених? Или особенно преданный друг... скажем, виконт Бригем?

Честити покачала головой, признавая поражение. Похоже, доктор Фаррел не собирается посвящать свою светскую знакомую в амбициозные замыслы, которыми он поделился с сотрудницей брачного агентства.

– Нет, ничего такого. У меня много близких друзей обоих полов, но... – Она пожала плечами. – Замужество мне пока не грозит. – Ее желудок внезапно заурчал слишком громко и настойчиво, чтобы проигнорировать его потребности. Их прогулка затянулась, и намеченные полчаса давно прошли. – Я проголодалась, – призналась она, принюхиваясь.

Ветер донес до них аппетитные запахи, затем послышался звон колокольчика и голос разносчика, предлагающего свой товар:

– Пироги... горячие пироги... подходите и покупайте. Пироги с мясом...

– Пирожки! – воскликнула Честити, вскочив со скамьи. – Где он?

– Идет сюда. – Дуглас поднялся. – Посмотрим, что у него есть. – Он сделал знак мужчине с жестяным подносом на голове.

– Что пожелаете, господа хорошие? – жизнерадостно предложил продавец и опустил поднос вниз, пристроив его на скамью. Его товар покоился на решетке, под которой тлели горячие угли. – Вот, извольте, горячая сдоба, пироги с мясом... Все с пылу с жару, как раз для такого холодного денька, как нынче.

Дуглас взглянул на Честити, которая, глотая слюнки, указала на покрытый золотистой корочкой пирожок:

– Вон тот, пожалуйста.

Торговец завернул пирожок в обрывок газеты и протянул ей.

– Мне то же самое. – Дуглас полез в карман, вытаскивая мелочь.

Он взял свой пирожок и расплатился. Честити снова села на скамью и впилась зубами в горячую, пропитанную маслом сдобу, стараясь не запачкаться.

Дуглас рассмеялся и вытащил из кармана большой накрахмаленный платок.

– Салфетку, сударыня? – Он вручил ей платок картинным жестом.

– Спасибо, – поблагодарила она с набитым ртом, вытирая подбородок. – Ужасно вкусно, но слишком много масла.

Трапеза на скамейке не располагала к разговору, и некоторое время они молчали, поглощенные едой. Наконец Честити скомкала газету и удовлетворенно вздохнула:

– Чудесные пирожки!

– Угу, – промычал Дуглас, забрав у нее из рук тазету, чтобы выбросить в урну вместе со своим обрывком. – Вы не могли бы вернуть мне платок? Спасибо.

Он взял платок, вытер руки и рот и убрал его в карман. В воздухе пролетела снежинка и опустилась на траву у его ног, за ней другая.

– Пикник на свежем воздухе в декабре – нечто новенькое, – провозгласил он. – Пора возвращаться, пока вы не примерзли к скамейке.

– Я немного согрелась от еды. – Честити встала и спрятала руки в муфту. Она так и не получила ответа на самый важный вопрос и теперь гадала, не сожалеет ли Дуглас о своей откровенности. Может, он надеется, что она забыла о причине их маленькой прогулки?

Они двинулись к выходу из парка, и Честити, сделав несколько шагов, твердо спросила:

– Вы собирались просветить меня насчет вчерашнего дня. Дуглас усмехнулся. Напрасно он надеялся, что сумеет отвлечь ее от главной темы. Он наслаждался ее обществом, как и в первый вечер, и хотел бы сохранить с ней легкие дружеские отношения, вдруг с удивлением осознав, что для него очень важно, как она воспримет обещанный им рассказ. Что-то изменилось в его представлении о Честити Дункан. Он больше не мог воспринимать ее как пустую и избалованную дамочку. А что, если он неправильно понял ее реакцию на увиденное в больнице Святой Марии и принял вполне естественный шок за отвращение только потому, что не ожидал ничего другого?

Ему отчаянно не хотелось говорить ей правду, рискуя разрушить их крепнущую дружбу, но, взглянув на ее решительное выражение, упрямую складку пухлых губ и вызов, сверкавший в глубине ореховых глаз, Дуглас понял, что она не позволит ему смолчать. Что ж, так тому и быть.

– Вам показалось странным, что я веду прием больных в городских трущобах? – начал он с вопроса.

– Еще бы! Вы же говорили, что у вас практика на Харли-стрит. – Честити остановилась, глядя на него снизу вверх со смесью любопытства и настороженности. Ее шляпку припорошило снегом, и страусовое перо поникло под его тяжестью.

– Пойдемте. – Он взял ее под руку, увлекая вперед. – Скажите мне, Честити. Что, по-вашему, может заставить врача лечить бедных, нищих людей?

Честити нахмурилась. Она догадывалась, что он проверяет ее и многое зависит от ее ответа.

– Кто-то же должен, – проговорила она. – То, что они бедны, еще не значит, что они не болеют. Скорее наоборот, судя по тому, что я видела.

– И каких врачей, по-вашему, они заслуживают? Честити задумалась, глядя на свои ноги, ступавшие по свежевыпавшему снегу.

– Обычных, полагаю, – подняла она на него глаза. – А разве бывают другие?

– Да, неквалифицированные.

– О! – Она начала понимать, куда он клонит. – Вряд ли такая работа хорошо оплачивается.

Дуглас улыбнулся скорее горькой, чем веселой улыбкой.

– Лекарства тоже недешево стоят.

– О! – опять повторила она, вспомнив, что почти все пациенты выходили из его кабинета с теми или иными лекарствами. Теперь она поняла. – Выходит, вы должны еще и обеспечивать их лекарствами.

– И чтобы продолжать их лечить, я должен иметь средства, – заключил он.

Честити вытянула губы, безмолвно свистнув в знак понимания.

– Вы хотите сказать, что те бедняги из Эрлз-Корт и есть ваша основная забота, Дуглас? Что вы собираетесь лечить богатых только для того, чтобы заботиться о бедных?

– Совершенно верно. – Он не мог определить, как она отнеслась к его откровению, но ему нравилось, что она хотя бы пытается взглянуть на ситуацию под разными углами.

Честити подняла на него сияющий взгляд, улыбнувшись с такой искренней теплотой и пониманием, что его сердце воспарило.

Она вытащила руку из муфты и вложила ее в его ладонь.

– По-моему, вы делаете замечательное дело, Дуглас, просто великолепное.

Ей вдруг стало неловко при мысли, что она невзлюбила доктора вначале и презрительно отзывалась о нем в разговоре с сестрами. В сущности, она оклеветала хорошего человека. По-настоящему хорошего. И его резкость, высокомерие и даже грубость по отношению к ней ничуть ее не оправдывают. Человек, который так самоотверженно помогает тем, кто действительно нуждается в помощи, может позволить себе иронические замечания о богатых ипохондриках. И конечно же, ему нужна богатая жена, чтобы выполнить его миссию.

Что ж, она поможет ему найти такую.

Дуглас улыбнулся и крепче сжал ее руку:

– Теперь вы понимаете, почему я просил вас хранить молчание?

– Ну, это я всегда понимала, – кивнула Честити. – Чего я не могла понять, так что вы там делаете. Вы не произвели на меня впечатления альтруиста, посвятившего себя благородной миссии.

– Едва ли я могу претендовать на столь высокое звание, – усмехнулся Дуглас, взглянув на часы. – Нам придется нанять экипаж. В три часа придет богатый пациент, и я не хотел бы заставлять его ждать.

– Конечно. – Честити отняла у него свою руку. Внезапно ее пробрала дрожь, несмотря на теплое пальто, и она подняла воротник.

Дуглас снял свой теплый шарф и остановился, повернув ее лицом к себе. Он обмотал шарф вокруг ее шеи и заткнул концы за отвороты пальто, действуя быстро и деловито, с сосредоточенной морщинкой на лбу. Но, когда его руки переместились ей на плечи, расправляя мягкую шерстяную ткань, его движения замедлились. Внезапно он склонил голову и чмокнул ее в кончик носа. У Честити перехватило дыхание, но она постаралась сделать вид, будто ничего особенного не произошло. Дуглас поднял голову и рассмеялся.

– Ваш бедный носик покраснел от холода. Мне давно уже хотелось согреть его, – объяснил он свой поступок.

– Вот еще! Невинный повод для подобных выходок! – чопорно произнесла Честити, отстранившись от него и неосознанно потирая кончик носа затянутой в перчатку рукой. Шарф хранил тепло и запах его кожи, и ее щеки внезапно загорелись, несмотря на холод.

– Я хотел как лучше, – отозвался Дуглас с ухмылкой, в которой не содержалось даже и намека на раскаяние.

Он окинул взглядом улицу и, вложив в рот два пальца, громко свистнул, подзывая кеб. Когда тот подъехал, Дуглас открыл дверцу для Честити, которая проворно забралась внутрь, лишив его шанса подхватить ее за талию, затем влез сам и сел напротив.

– Все время забываю, что вы не любите, когда вам помогают, – заметил он. – Я не люблю фамильярности, – попыталась она принять высокомерный вид, но без особого успеха. Дуглас только улыбнулся в ответ, и Честити ощутила приступ раздражения, грозивший нарушить установившуюся между ними гармонию. – Есть еще один вопрос, на который хотелось бы получить ответ. – Она слегка прищурилась. – Почему вы так грубо обошлись со мной? Дело ведь не только в том, что я раскрыла ваш секрет, не так ли?

Дуглас взглянул на ее решительно сжатый рот и мог поклясться, что в ореховых глазах полыхает пламя. Она хочет получить ответ? Что ж, ему есть что сказать, только вряд ли его слова придутся по вкусу мисс Дункан.

– По привычке, – заявил он.

Она недоверчиво уставилась на него:

– По привычке? Вы хотите сказать, что привыкли хамить людям?

– Ну хорошо, – решительно сказал он, задетый ее язвительным тоном. – Если вам так уж хочется знать, у меня сложилось определенное мнение о дамочках из высшего общества, и поскольку оно бесит меня, боюсь, я дал выход накопившемуся раздражению.

– Какое мнение? – Честити подалась вперед, вглядываясь в его лицо.

Дуглас вздохнул:

– Я так часто сталкивался с предубеждениями представителей нашего круга, что пришел к выводу о самодовольстве, предвзятости и ограниченности этих людей, а женщин в особенности.

– Что? – Честити продолжала ошарашенно взирать на него, пока не сообразила, что сидит с разинутым ртом, и поспешно закрыла его. – Женщины в особенности, – повторила она. – Никогда не слышала более высокомерного, несправедливого и нелепого утверждения. И вы еще беретесь рассуждать о самодовольстве и предвзятости... – Она шумно выдохнула, с отвращением покачивая головой. – Воистину, врач, исцели себя.

Едва заметная улыбка тронула уголки губ Дугласа, в черных глазах сверкнули веселые искорки.

– Виноват, каюсь. – Он поднял руки, признавая поражение. – Если бы я знал, что разбужу настоящую львицу, то следил бы за своими словами.

– Дело не в том, что вы говорите, а в том, что думаете, – запальчиво пояснила Честити.

–Я готов признать, что в каждом правиле есть исключения, – торжественно произнес Дуглас, но серьезность его тона не соответствовала улыбке, которая стала еще шире. – Да и как иначе, когда одно из исключений я вижу перед собой?

Честити попыталась изобразить праведное негодование, но в его улыбке заключалось нечто такое, что делало ее гнев совершенно невозможным. Какое-то неотразимое сочетание лукавства и раскаяния. Ее губы невольно изогнулись.

– В вашем правиле гораздо больше исключений, чем вам кажется, – погрозила она ему пальцем. – Насколько я помню, вы встречались с моими сестрами.

– О да, – кивнул он. – К сожалению, мне не удалось побеседовать с ними, но не сомневаюсь, что они очень умные, образованные и вдумчивые женщины.

Честити сложила на груди руки.

– Вы ведь читали «Леди Мейфэра»? Что вы скажете о женщинах, которые печатаются там? По-вашему, они тоже самодовольны, ограниченны и не желают думать?

– Пожалуй, нет, – снизошел он. – Но некоторые из статей рассчитаны как раз на таких женщин. Вы же не станете отрицать очевидное.

Честити решила проглотить шпильку. Они и сами часто высказывались в том же духе о светских дамах, представлявших львиную долю их читательниц.

– А суфражистки? – вызывающе спросила она. – Их вы тоже считаете самодовольными и недалекими?

– Нет, – признал он.

– А что вы думаете об их требованиях? Должны женщины иметь право голоса? – Честити говорила слишком напряженно, словно она устраивала ему проверку.

Дуглас не спешил с ответом, догадываясь, что затронутая тема очень близка сердцу мисс Дункан. Не приходилось сомневаться, на чьей она стороне.

– В принципе я не против, – осторожно сказал он.

– Но на практике – да. – Она откинулась назад со вздохом, видимо, означавшим: «Я так и знала».

– Нет, постойте, – он поднял палец, – вопрос очень сложный. Большинство женщин, которых я знаю, не хотят голосовать и не знали бы, что делать, будь у них такое право. Моя мать и сестры считают себя достаточно важными персонами в своей области, и не без оснований.

– В своей области, – повторила Честити. – Обычный аргумент. У женщин свой мир, у мужчин – свой, и они никогда не пересекаются... И все прекрасно знают, какой из миров могущественнее и важнее, – добавила она, сознавая, что начинает говорить нравоучительным тоном, совсем как Констанс. Обычно она старалась войти в положение противоборствующих сторон, но в присутствии Дугласа Фаррела ее почему-то поражала односторонняя слепота.

– Мне кажется, мы могли бы прийти к согласию. – В голосе Дугласа послышались примирительные нотки. – Я не против самой идеи, просто не стал бы претворять ее в жизнь, пока женщины не получат образование, которое позволит им найти себе применение в областях, являющихся в настоящее время прерогативой мужчин. – Он откинулся назад, довольный, что нашел дипломатичный способ изложить свои взгляды.

Но его собеседница, похоже, так не считала.

– Неудивительно, что вы до сих пор неженаты, – сделала она вывод. – Едва ли возможно при таких отсталых и консервативных взглядах найти женщину, отвечающую вашим строгим запросам. Ни одна женщина не сочтет привлекательным мужчину, который имеет такое невысокое мнение о женском поле. – Она снова сложила руки на груди и отвернулась к окну, давая понять, что разговор окончен.

Дуглас поскреб кончик носа.

– А я-то надеялся, что мы с вами подружимся. Неужели я настолько ужасен и неисправим, что недостоин вашей дружбы, мисс Дункан?

– Но я не считаю вас ужасным, – запротестовала Честити. – Просто мне не нравятся ваши взгляды.

– О, если так, – вздохнул он с явным облегчением, – я постараюсь измениться.

– Если вы изменитесь, то станете другим человеком, – неосторожно заметила Честити, когда экипаж остановился возле ее дома.

Дуглас спрыгнул на землю и подал ей руку, чтобы помочь спуститься. Затем расплатился с извозчиком и проводил ее до самой двери.

– Ваш шарф. – Честити взялась за длинные концы свисавшего спереди шарфа. _

– Позвольте мне, – принялся он разматывать шарф. Они стояли так близко на верхней ступеньке, что она ощущала его теплое дыхание на своей щеке.

– Готово, – произнес Дуглас, держась за шарф, еще остававшийся у нее на шее. – Друзья, мисс Дункан?

– Конечно, – кивнула она.

Он коснулся губами ее щеки дружеским поцелуем, каким она обменивалась со многими мужчинами, но затем что-то произошло. Дуглас потянул за концы шарфа, приблизив ее к себе ближе, и накрыл ее губы своими губами. Глаза Честити закрылись, и вопреки всякой логике и здравому смыслу она вернула поцелуй. Они тут же отпрянули друг от друга, уставившись один на другого в ошеломленном молчании.

Честити прижала затянутую в перчатку руку ко рту, не отрывая от Дугласа взгляда. Он смущенно улыбнулся.

– Будем считать наш порыв залогом дружбы, – произнес он не слишком уверенно.

Честити ухватилась за предложенное объяснение.

– Да, конечно, дружбы. – Она сняла шарф и протянула ему. – Мы не обсудили наши планы на Рождество.

– Действительно, – согласился он. Честити быстро заговорила:

– Мы все, по крайней мере я с сестрами, поедем четырехчасовым поездом с вокзала Ватерлоо накануне сочельника. Если вас устроит, можете присоединиться к нам. Можно, конечно, приехать и на следующий день, но я не уверена, что будут ходить поезда.

– Я буду счастлив сопровождать вас с сестрами, – поклонился он.

– А ваш камердинер?

Дуглас рассмеялся, ослабив возникшее между ними напряжение:

– Честити, как вам могло прийти в голову после нашего разговора, что у меня есть камердинер?

– Я уже имела возможность убедиться, что вы не совсем тот человек, каким кажетесь, – усмехнулась Честити. – Конечно же, я не думала, что вы привезете с собой слугу, Дуглас, но моя обязанность – спросить.

– Не представляю почему. – Он взял у нее ключ и вставил в замок.

Дверь распахнулась.

– Спасибо. – Честити попыталась проскользнуть внутрь, но он протянул руку и коснулся ее щеки тыльной стороной ладони. Мимолетное прикосновение тем не менее было глубоко интимным.

– До свидания, Честити. – Он вручил ей ключ, кивнув Дженкинсу, появившемуся из глубины полутемного холла.

– Спасибо за пирожок, – поблагодарила Честити, сознавая, как глупо звучат ее слова, и вошла в дом, закрыв за собой дверь.

Дуглас шагал по Харли-стрит как в тумане, пытаясь осмыслить случившееся. После разрыва с Марианной он старался не увлекаться женщинами своего круга. Тому, кто раз обжегся, надо держаться с ними вдвойне осторожно, думал он, поднимаясь по лестнице в свою приемную на втором этаже. С тех пор как он начал вылазки в трущобы Эдинбурга, все свои духовные и физические силы он отдавал их обитателям, отчаянно в нем нуждавшимся. Он имел любовницу, миловидную и нетребовательную куртизанку, довольную тем, что он оплачивал ее жилье и расходы в обмен на сексуальные услуги. Но их договоренность не предполагала взаимных чувств, и она без особых сожалений перебралась к следующему покровителю, когда Дуглас уехал из Эдинбурга.

Покинув родной город, доктор оставил там процветающую клинику с персоналом, который обучил сам, и надежным источником финансирования в виде созданного им фонда. Дуглас приехал в Лондон, полный идей, но без денег, и женитьба на богатой женщине представлялась ему идеальным решением проблемы. Брак по расчету, основанный на взаимной выгоде, без романтических иллюзий с их ловушками и западнями, его устраивал. Однако флирт с достопочтенной Честити Дункан не входил в его планы и мог стать препятствием для осуществления его главной цели.

Дуглас удивленно нахмурился, увидев, что дверь в его приемную распахнута настежь. Он еще не обзавелся регистратором, а до назначенного приема оставалось не менее получаса. Он шагнул внутрь, громко окликнув:

– Есть здесь кто-нибудь?

– О, дотторе. – Из смежной комнаты появилась Лаура Делла Лука с образцами тканей в руках. – Я хотела проверить кое-какие идеи. Сторож впустил меня, когда я сказала, что помогаю вам с оформлением приемной.

– Понятно.

При таком отношении сторожу лучше забыть о рождественской премии, подумал Дуглас с вполне оправданным раздражением. Он не желал, чтобы эта женщина, да и любая другая, расхаживала по его приемной, словно полноправная хозяйка. Впрочем, справедливости ради он мог легко себе представить Лауру, отметающую все возражения сторожа как не заслуживающие внимания.

– По-моему, такая ткань идеально подойдет для комнаты ожидания, дотторе, – щебетала Лаура, не замечая его молчания и отсутствия энтузиазма. Она протянула ему образец набивной ткани из хлопка. – Только вообразите ее на стульях. Кстати, я видела в одном очаровательном магазинчике в Кенсингтоне несколько чудесных кресел с подлокотниками, которые будут прекрасно смотреться в чехлах из предлагаемого мною материала. Надо будет сделать оборку внизу, чтобы спрятать ножки... Ножки так вульгарны, вы не находите?

– Мне всегда казалось, что они необходимы, – сухо заметил Дуглас.

– О, разумеется, – небрежно взмахнула рукой Лаура, – но мы ведь не обязаны оскорблять свое зрение вульгарными вещами, даже если они необходимы, не правда ли, дотторе? – Лаура погрозила ему пальчиком. – А вот это будет восхитительно смотреться на окнах, со шнуром и кистями подходящего оттенка. – Она представила на его обозрение другой образец, выглядевший точно так же, как первый.

Дуглас пригляделся:

– Разве вы показываете мне не одну и ту же ткань?

– Нет-нет... разве что для мужского глаза. – Она нетерпеливо тряхнула головой. – Видите, здесь совсем другой рисунок, да и расцветка отличается. Тут золотистый фон, а там голубой.

– Понятно, – кивнул Дуглас, вспомнив дворец на Парк-лейн. Там тоже преобладали голубые с золотом тона, но помещение по крайней мере не выглядело как деревенская кондитерская.

– А еще мы повесим на окна прелестные кружевные занавески. – Лаура с триумфом продемонстрировала ему отрез белого кружева. – Только представьте, дотторе, как будет красиво. – Она поспешила к одному из высоких окон, повесив на одну руку кружево, а на другую набивное полотно. – Какая прелесть!

– Да, – произнес Дуглас слабым голосом. Боже правый, такие финтифлюшки в приемной солидного врача. Да он станет посмешищем среди представителей его профессии!

– И золоченые столики у каждого кресла, – вдохновенно продолжала Лаура. – Для удобства, как вы понимаете. Я уже кое-что присмотрела. – Она широко раскинула руки. – С цветочными натюрмортами на стенах мы создадим здесь атмосферу красоты и уюта, идеально подходящую для больных и страждущих.

Скорее для будуара стареющей дамы! Дуглас поморщился. Но если он так скажет, вряд ли его слова пойдут на пользу его ухаживанию. А вот если он будет кивать, улыбаться и тянуть время, вполне возможно, что затея умрет естественной смертью.

– Подождите, пока услышите, что я придумала для вашего кабинета.

Лаура устремилась в смежную комнату. – Здесь мы повесим такие же кружевные занавески от солнца и плотные шторы из золотистого гобелена с вишневой бахромой и кистями, которые будут прекрасно сочетаться с темно-красной кожаной мебелью и поверхностью письменного стола, обтянутой кожей того же цвета. И разумеется, ковер! Во весь пол, с рисунком из красных, золотистых и голубых тонов. Да, это будет великолепно. Только представьте себе, дотторе.

Дуглас представил и содрогнулся. Неужели она думает, что он будет обследовать больных в помещении, смахивающем на бордель? Он прочистил горло, пытаясь найти деликатный способ отвлечь ее от безумной идеи, но Лаура не замечала его мучений:

– Здесь мы повесим картины... Итальянских художников, разумеется. Ничто не может сравниться с итальянской живописью. Никаких репродукций, естественно, так что мне придется заняться украшением стен лично. Обойдется недешево, но затраты себя оправдают.

Дуглас снова прочистил горло.

– Мои средства не беспредельны, синьорина. Лаура небрежно отмахнулась:

– О, мы, итальянцы, умеем торговаться. Не беспокойтесь, дотторе. Я все устрою.

– Очень любезно с вашей стороны, мисс Делла Лука... Лаура... взять на себя все хлопоты, но боюсь... – Он взглянул на часы. – Я жду пациента с минуты на минуту и должен подготовиться.

– Да-да, конечно, у вас столько дел, дотторе. Не смею вас задерживать. – Она вернулась в приемную и принялась собирать образцы тканей, разбросанные повсюду. – Но вы не сможете добиться успеха без надлежащего окружения. Разве можно представить личного врача королевы в такой убогой обстановке? Боже, ни в коем случае. – Она издала смешок.

– Королевы? – тупо переспросил Дуглас, гадая, откуда могла взяться такая идея.

Лаура рассмеялась и похлопала его по плечу:

– Да будет вам, дотторе. У всех есть свои амбиции, а вы не из тех, кто довольствуется малым. Я прочитала это в ваших глазах.

Наверное, по-итальянски, подумал Дуглас, продолжая смотреть на нее с застывшей улыбкой. Ему уже начинало казаться, что улыбка приклеилась к его лицу навечно и он никогда не избавится от этой гримасы.

– Вы должны предоставить такие вещи мне, – заявила Лаура непререкаемым тоном. – У вас есть более важные заботы, дотторе... ах, никак не привыкну называть вас по имени... Так вот, Дуглас, можете спокойно заниматься мужскими делами, а я займусь женскими. И не возражайте.

– Вы слишком добры, – выдавил он. – Позвольте проводить вас.

Он проводил ее вниз по лестнице и дальше, на улицу, затем решительно закрыл дверь, удержавшись от соблазна запереть ее на замок. Его остановила мысль, что будущему пациенту едва ли понравится запертая дверь.

Он вернулся к себе, поражаясь, как в кругу его новых знакомых могли оказаться две столь разные женщины, как Честити Дункан и Лаура Делла Лука. И впервые за все время ощутил укол сомнения. Стоят ли деньги Лауры и ее очевидное желание посвятить себя карьере мужа такой цены, как брак?

Дуглас решительно отогнал от себя предательские мысли. Не он первый, не он последний, люди идут на подобные компромиссы с давних времен. Лаура – именно то, что ему нужно. Вряд ли они будут проводить много времени вместе. Он даст ей то, чего она ждет от брака, а она даст ему то, в чем нуждается он.

Но личный врач королевы? Боже правый. Это уж чересчур. Пусть тешится своим набивным ситцем, если ей угодно, но всему есть предел.