355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Джеймс Уайт » Звездный врач » Текст книги (страница 2)
Звездный врач
  • Текст добавлен: 10 сентября 2016, 20:03

Текст книги "Звездный врач"


Автор книги: Джеймс Уайт



сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц)

Глава 2

Похожий на гигантскую новогоднюю елку с цилиндрическими ветками, Главный Госпиталь Двенадцатого Сектора повис в межзвездном мраке между краем Галактики и многонаселенными звездными системами Большого Магелланова Облака. На его трехстах восьмидесяти четырех уровнях были воспроизведены условия сред обитания всех разумных существ Галактической Федерации, биологический спектр которых варьировался от холоднокровных метаноидов до более привычных кислорододышащих существ, за которыми следовали всякие жуткие и удивительные создания, которые не только не дышали, но и не ели, а питались исключительно жестким излучением.

Главный Госпиталь Сектора являл собой чудо инженерной мысли и психологии. Его снабжением и функционированием ведал Корпус Мониторов – исполнительный и законодательный орган Федерации, в ведении которого также находились и все сотрудники госпиталя помимо медицинского персонала.

Однако никаких серьезных трений между военными и гражданскими членами персонала не наблюдалось, точно так же, как не было особых проблем в плане контакта между собой десяти с лишним тысяч медиков, хотя контингент их состоял почти из семидесяти различных видов существ, а стало быть, стольких же образцов жизни, запахов тела и свойств характера.

Однако свободное пространство ценилось в госпитале на вес золота, и потому здесь по возможности старались, чтобы те сотрудники, что вместе работают, вместе бы и питались – но, конечно, не одинаковой пищей.

Практикантам повезло: удалось найти два стоявших рядом свободных столика, но и не повезло одновременно: столики, стулья и столовые принадлежности оказались разработанными для малюток нидиан-ДБДГ. В большой общей столовой обслуживали теплокровных кислорододышащих членов медперсонала. Стоило окинуть её беглым взглядом, и сразу становилось ясно, что здесь вместе едят, обсуждают дела или просто сплетничают за одним столиком представители самых разнообразных видов. Неподходящая по форме и размеру столовская мебель удручала, но новичкам предстояло к этому привыкнуть. Хорошо ещё, что в данном случае они угодили за нидианские столики, – могло быть и хуже.

Челюсти мельфиан расположились на удобной высоте над столиком, а ЭЛНТ могли преспокойно кушать стоя. Тралтаны вообще всё в своей жизни проделывали, стоя на шести могучих ногах, и спали тоже стоя. Кельгиане умели втиснуть своё гусеницеобразное тело в мебель практически любой формы, а орлигиане, как и Конвей, для сидения воспользовались подлокотниками стульев. У крошек дьюатти вообще не возникло никаких сложностей с размещением, а мимикрист Данальта приобрел форму дьюатти.

– Система заказа и выдачи пищи стандартная, – сообщил практикантам Конвей. – Точно такая же, какая была на кораблях, на которых вы летели сюда. Если вы наберете на пульте код своей физиологической классификации, на дисплее появится меню на вашем родном языке, для всех, кроме Данальты. Подозреваю, что для ТОБС нет особых диетических ограничений, но какие-то пристрастия у вас, видимо, имеются? Данальта!

– Прошу прощения, Старший врач, – извинился ТОБС. Взирая в сторону открытых дверей, ведущих в столовую, он изогнулся так, как ни за что бы не удалось дьюатти. – Я отвлекся, тут, понимаете ли, столько всевозможных существ…

– Чего бы вы хотели поесть? – стараясь сохранять спокойствие, поинтересовался Конвей. ТОБС отозвался, не повернув головы:

– Да чего угодно, лишь бы это блюдо не было радиоактивным и не вызывало бы химической коррозии, Старший врач. Если бы больше ничего не нашлось, я мог бы, и притом довольно быстро, переварить материал, из которого изготовлена эта мебель. Но питаюсь я редко, и пища мне не понадобится ещё несколько дней.

– Чудесно, – кивнул Конвей и заказал себе отбивную. – И вот что еще, Данальта. Спору нет, обращаться по имени к вам приятно, но здесь, в госпитале, так не принято. Здесь принято обращаться к интернам, Младшим и Старшим врачам и даже к диагностам «доктор». Простите, вы что, заметили какое-то существо, форму тела которого не в состоянии воспроизвести?

Конвея начало раздражать то, что Данальта смотрит не на него, а в сторону дверей. Он гадал, свойственна ли подобная невежливость всем представителям вида ТОБС и, стало быть, непроизвольна. Но долго гадать ему не пришлось. На затылке Данальты появился маленький глаз и уставился на него.

– Я не всесилен, доктор, – ответил Данальта. – И у меня есть свои ограничения. Менять форму тела довольно просто, но я не могу избавиться от физической массы. Вот это, – он указал на себя, – маленький, но очень тяжелый дьюатти. А то существо, которое только что появилось в столовой, имитировать будет очень, очень сложно.

Конвей проследил за тем, куда был направлен взгляд других глаз Данальты, встал и приветственно помахал рукой.

– Приликла.

Небольшое существо, появившееся в столовой, было цинрусскийцем-ГНЛО – шестиногим, многокрылым, чрезвычайно хрупким насекомым. Сила притяжения на его родной планете была в двенадцать раз ниже земной, и только двойной набор антигравитаторов помогал цинрусскийцу не шлепаться на пол, а летать. В тех случаях, когда хрупкому Приликле грозили необдуманные движения его более массивных коллег, он мог спокойно передвигаться по потолку или стенам. Представители иных видов вряд ли сумели бы отличить двух цинрусскийцев друг от дружки, да и сами цинрусскийцы, если на то пошло, друг друга различали по особенностям эмоционального излучения. Но эмпат-ГНЛО среди сотрудников госпиталя был только один – Старший врач Приликла.

Практиканты, устроившиеся за обоими столиками, не сводили глаз с Приликлы, а тот, медленно размахивая широкими радужными, почти прозрачными крыльями, летел к ним. Когда цинрусскиец завис над столиками, Конвей обратил внимание на то, что все шесть его трубчатых лапок заметно подрагивают, да и парил Приликла как-то неровно.

Что-то беспокоило крошку цинрусскийца, но Конвей молчал: он знал, что и его собственная тревога видна эмпату как на ладони. Может быть, подумал Конвей, внешний вид цинрусскийца напугал кого-нибудь из новичков, пробудил глубоко таящуюся фобию, и теперь этот новичок излучал страх или отвращение, и, уловив эти чувства, маленький эмпат утратил координацию движений?

Нужно было это прекратить.

– Это – Старший врач Приликла, – поспешно проговорил Конвей – так, будто бы просто-напросто знакомил практикантов с цинрусскийцем. – Уроженец планеты Цинрусс, ГНЛО, обладающий высокоразвитым эмпатическим чувством, которое, помимо многого прочего, просто неоценимо в диагностике и мониторинге пациентов, пребывающих без сознания. Эмпатический орган цинрусскийцев высокочувствителен и к эмоциональному излучению существ, пребывающих в сознании, – то есть нас с вами. В присутствии Приликлы вам следует избегать внезапного и резкого проявления эмоций и даже таких непроизвольных реакций, как инстинктивный страх или неприязнь при встрече с существами, которые на ваших родных планетах являются хищниками или объектами детских фобий. Подобные чувства вам следует всячески сдерживать, поскольку у эмпата они вызывают сильнейшее сопереживание. Когда вы поближе познакомитесь с Приликлой, вы поймете, что испытывать к нему неприятные чувства попросту невозможно. Прошу простить меня, Приликла, за то, что использовал вас в качестве наглядного пособия, не спросив на то вашего разрешения.

– Не стоит извинений, друг Конвей. Я чувствую, что вы встревожились и именно поэтому принялись просвещать практикантов на мой счет, и я вам очень за это признателен. Но эта группа не излучает никаких неприятных чувств. Их эмоциональное излучение составлено из изумления, недоверчивости и сильнейшего любопытства, которое я с превеликой радостью удовлетворю.

– Но вы все ещё дрожите… – возразил Конвей. Как ни странно, цинрусскиец не обратил на его замечание никакого внимания, – Кроме того, я чувствую присутствие ещё одного эмпата, – продолжал Приликла, порхая над столиками. Наконец он повис над головой псевдодьюатги с лишним глазом. – По всей вероятности, вы – новичок-мимикрист, прибывший с планеты Фотаун. С нетерпением жду возможности посотрудничать с вами, друг Данальта. Это моё первое в жизни знакомство с представителем чрезвычайно одаренного вида ТОБС.

– И я тоже впервые встречаюсь с ГНЛО, доктор Приликла, – отозвался Данальта, и имитируемое им тело дьюатти расплылось по стулу, демонстрируя тем самым благоприятную реакцию на комплименты Старшего врача. – Однако мои эмпатические способности по развитию и чувствительности далеки от ваших. Они у представителей моего вида появились наряду со способностью изменять форму тела при встрече с хищниками. В отличие от дара, присущего представителям вашего народа, которым вы пользуетесь как первичной системой невербального общения, мои способности находятся под волевым контролем. Поэтому я способен снижать уровень эмоционального излучения, достигающий моих нервных рецепторов, а то и вовсе ограждаться от этого излучения, если оно мне слишком неприятно.

Приликла согласился с тем, что ограждение себя от неприятных чужих эмоций – дело в высшей степени полезное, и они, забыв о Конвее, погрузились в беседу об окружающей среде родных планет – о Цинруссе, где царили мягкий климат и малое притяжение, и о Фотауне – планете страшноватой и недружелюбной, родине ТОБС. Остальные практиканты, для которых и Цинрусс, и Фотаун были всего лишь названиями, слушали их разговор с неподдельным интересом и лишь изредка прерывали его вопросами.

Конвей, не хуже других умевший сохранять спокойствие, когда больше ничего делать не оставалось, принялся за отбивную, пока она окончательно не остыла из-за того, что её непрерывно обмахивал крылышками Приликла.

Он нисколько не удивился тому, что двое эмпатов сразу нашли общий язык: таков был закон природы. Если существу, чувствительному к проявлению чужих эмоций, случалось словом, делом или бездействием вызвать враждебность со стороны окружающих, эта враждебность возвращалась к нему бумерангом. Поэтому в личные интересы эмпата входило окружение себя самой приятной атмосферой, какую только можно было создать. Видимо, Данальта несколько отличался в этом смысле от Приликлы, если мог по собственному желанию отключаться от неприятного эмоционального излучения.

Не удивился Конвей и тому, что ТОБС так много знал о Цинруссе и уроженцах этой планеты, эмпатах. Данальта уже успел продемонстрировать свою потрясающую осведомленность обо всех и обо всем. Но вот что искренне изумило Конвея, так это то, что Приликла, оказывается, многое знал о Фотауне, и у Конвея было такое подозрение, что знания эти приобретены цинрусскийцем совсем недавно. Но откуда? От кого?

Углубившись в поглощение десерта, Конвей размышлял о том, что про родную планету ТОБС в госпитале знали очень немногие. Он размышлял и время от времени краешком глаза поглядывал на Приликлу, продолжавшего не слишком уверенно порхать над столиком. Конвей давно научился не смотреть на несимпатичные и дурно пахнущие блюда, поедаемые другими существами, а практиканты с аппетитом их поглощали. Итак… Если бы сведения о Фотауне и прибывшем с этой малоизученной планеты ТОБС просочились по системе сплетен, то система работала бы, что называется, на всех оборотах. Но почему же сведения получил только Приликла и больше никто?

– Я испытываю любопытство, – сообщил Конвей, как только в разговоре возникла очередная пауза.

– Знаю, – отозвался Приликла, и его лапки сразу задрожали ещё сильнее. – Ведь я эмпат, друг Конвей.

– А у меня, – усмехнулся Конвей, – за годы нашей совместной работы также развились эмпатические способности, когда дело касается вас, мой маленький друг. Есть проблема.

Это прозвучало не как вопрос, а как заявление, и порхание Приликлы стало ещё менее устойчивым. В итоге цинрусскиец вынужден был приземлиться на спинку одного из свободных стульев. Заговорил эмпат, старательно подбирая слова. Конвей понимал, что Приликла так поступает не потому, что хочет что-то утаить, а исключительно из соображений сохранения приятного уровня эмоционального излучения в непосредственной близости.

– У меня состоялась продолжительная беседа с другом О'Марой, – сообщил Приликла, – во время которой я получил весьма волнующие сведения.

– Какие же? – Конвей почувствовал себя в роли земного дантиста. Вытянуть информацию из Приликлы было столь же затруднительно, как вырвать больной зуб.

– Уверен, со временем я свыкнусь с этим, – ответил эмпат. – За меня не беспокойтесь. Дело в том, что я… что меня назначили на должность, требующую гораздо большей ответственности и авторитета, нежели та, что я занимал прежде. Прошу понять меня, друг Конвей, я согласился на это назначение неохотно.

– Примите мои поздравления! – воскликнул Конвей. – А неохотно – это вы зря. Вам же хуже от таких эмоций. О'Мара ни за что не предложил бы вам новую работу, не будь он на все сто уверен, что вы с ней справитесь. И что же это за работа?

– Мне бы не хотелось рассказывать о ней здесь и сейчас, друг Конвей. – Приликлу трясло, как в лихорадке. Он явно изо всех сил старался удержаться и не сказать чего-то неприятного. – Не время и не место говорить о работе.

Конвей отхлебнул кофе. В столовой о работе говорили всегда, как и обо всем прочем, и им обоим это было отлично известно. Более того, присутствие новичков ни в коей мере не должно было смущать Приликлу – практикантов, безусловно, должен был заинтересовать разговор профессионалов, старших по должности, на тему, содержание которой сейчас им было бы не до конца понятно, но со временем они бы его поняли. Конвей никогда прежде не видел, чтобы Приликла вел себя подобным образом. Любопытство его было столь велико, что эмпата с каждым мгновением трясло все сильнее и сильнее.

– Так что же вам сказал О'Мара? – решительно вопросил Конвей. – Конкретно.

– Он сказал, – торопливо отозвался Приликла, – что я должен принять на себя большую ответственность, научиться отдавать приказы и, как он выразился, «навалиться на работу всем телом». Но, друг Конвей, вес моего тела ничтожен, мускулатура у меня практически отсутствует, и, пожалуй, особенности мыслительных процессов Главного психолога трудны для моего понимания. Но теперь я вынужден извиниться и покинуть вас. Неотложные дела ждут меня на «Ргабваре». К тому же, так или иначе, обедать я собирался там, на корабле-неотложке.

Конвею незачем было становиться эмпатом, чтобы понять, что эмпату неловко и что ему не хочется больше отвечать на вопросы.

Вскоре после того, как Приликла улетел, Конвей передал практикантов с рук на руки преподавателям, которые терпеливо дожидались, пока новички пообедают, и успел потратить ещё несколько минут на раздумья, прежде чем за соседний столик водворилась троица медсестер-кельгианок. Они принялись постанывать и выразительно шевелить шерстью. Разговор шел скандальный, кельгианки перемывали кости кому-то из своих сородичей. Конвей отключил транслятор, чтобы не слушать и не отвлекаться.

Приликла ни за что бы так не нервничал только из-за того, что его повысили в должности. Ему и прежде не раз случалось сталкиваться с высочайшей степенью ответственности и на терапевтическом, и на хирургическом фронтах. И против того, чтобы отдавать приказы, он прежде ничего не имел. Верно, он не располагал такой массой тела, которой можно было бы навалиться на работу, но зато он всегда давал распоряжения в такой вежливой, безобидной форме, что его подчиненные скорее бы померли, чем огорчили бы Приликлу отказом выполнить его указания. Новички неприятных эмоций не излучали, равно как и сам Конвей.

А что, если предположить, что Конвей расстроился бы, если бы Приликла поведал ему подробности о своей новой работе? Да, этим можно было бы объяснить нетипичное поведение эмпата. Мысль о том, что он мог ранить чувства другого существа, была бы Приликле крайне неприятна, а особенно – если это существо было его близким другом, как Конвей. И, вдобавок, скорее всего Приликла не хотел распространяться на предмет своего нового назначения в присутствии новичков. Вернее – одного из новичков.

Вероятно, не сама по себе новая должность так тревожила Приликлу, как то, что он узнал во время беседы с О'Марой, – что-то такое, что касалось Конвея и о чем цинрусскиец явно не желал рассказывать. Конвей посмотрел на часы, поспешно встал из-за стола и извинился перед медсестрами.

Ответы на мучившие его вопросы – а также, как он знал по опыту, и множество новых вопросов – ждали его в кабинете Главного психолога.

Глава 3

Кабинет Главного психолога во многом напоминал средневековую камеру пыток, и сходство не ограничивалось только разнообразием инопланетянских сидений и прочих приспособлений для отдыха, оборудованных всевозможными креплениями. Оно ещё более усиливалось за счёт присутствия хозяина кабинета – каменноликого Торквемады в темно-зеленой форме Корпуса Мониторов, сидевшего за письменным столом. Майор О'Мара указал Конвею на стул, удобный для землянина.

– Садитесь, доктор, – сказал он и улыбнулся, что было для него совершенно нетипично. – Отдохните немного. В последнее время вы то и дело мотаетесь на своей неотложке, и я вас совсем не вижу. Давно пора нам хорошо, обстоятельно поговорить.

У Конвея тут же пересохло во рту. «Что-то будет», – подумал он. Но что же он такого натворил, что упустил для того, чтобы заслужить подобное обращение?

Черты лица Главного психолога оставались непроницаемыми, словно поверхность каменной глыбы, но за его пристальным, изучающим взглядом, как хорошо знал Конвей, скрывался блестящий аналитический ум – настолько блестящий, что О'Мару спокойно можно было причислить к рангу телепатов. Конвей молчал, О'Мара тоже.

Будучи Главным психологом крупнейшего в Федерации многопрофильного госпиталя, О'Мара нёс ответственность за психическое здоровье многочисленного медперсонала, члены которого принадлежали к более чем шестидесяти видам. Несмотря на то, что ранг майора, присвоенный ему из соображений исключительно административного характера, не ставил его на слишком высокую ступень в иерархии управленцев госпиталя, авторитет Главного психолога был поистине безграничен. Для О'Мары любой сотрудник являлся потенциальным пациентом, а значительная часть работы возглавляемого им Отделения Психологии заключалась в том, чтобы подбирать конкретных врачей для конкретных больных.

Даже при условии высочайшей взаимной терпимости и уважения среди сотрудников могли возникнуть опасные ситуации на почве невнимательности или недопонимания. Кроме того, у того или иного существа могла развиться ксенофобия, невзирая на самый тщательный психологический скрининг, которому подвергались кандидаты на прохождение стажировки в стенах госпиталя. Ксенофобия грозила сотруднику потерей профессионального уровня, нарушением его умственного состояния, а порой – тем и другим сразу. К примеру, земному врачу, страдавшему подсознательной боязнью пауков, было бы крайне сложно создать пациенту-цинрусскийцу адекватные условия для лечения. Ну а если бы кому-то вроде Приликлы пришлось лечить такого пациента-землянина…

Значительная часть ответственности О'Мары состояла в том, чтобы выявлять и ликвидировать подобные ситуации среди сотрудников госпиталя, в то время как его подчиненные следили за тем, чтобы такие истории не повторялись. А следили они за этим с такой строгостью, что земляне, осведомленные в собственной истории, могли бы назвать их работу Второй Инквизицией. Однако если судить по тому, что по этому поводу говорил сам О'Мара, истинная причина высокого уровня психической стабильности сотрудников крылась в том, что они попросту слишком боялись Главного психолога, чтобы позволить себе такую роскошь, как даже скромный невроз. Неожиданно О'Мара улыбнулся и сказал:

– Пожалуй, вы переусердствовали в тактичном молчании, доктор. Мне бы хотелось поговорить с вами, и, хотя я обычно этого не допускаю, вы можете мне отвечать. Нравится ли вам ваша работа на корабле-неотложке?

Как правило, Главный психолог разговаривал насмешливо, резко – на грани с грубостью. Порой он объяснял – именно объяснял, а не извинялся за такую свою манеру – это тем, что с коллегами он имеет право расслабиться и быть самим собой – то бишь вспыльчивым мерзким типом, но с потенциальными пациентами ему приходилось выказывать сочувствие и понимание. Зная об этом, Конвей нисколько не порадовался тому, что О'Мара с ним разлюбезничался.

– Очень нравится, – осторожно ответил Конвей.

– А ведь поначалу она вам не очень нравилась, – заметил О'Мара, не спуская глаз с Конвея. – Насколько мне помнится, доктор, вы считали, что назначение вас на должность заведующего кораблем-неотложкой унижает достоинство Старшего врача. Нет ли у вас каких-либо проблем с офицерами экипажа или с подчиненными-медиками? Может быть, вам бы хотелось произвести какие-то замены в персонале?

– Я так думал до того, пока не понял специфики работы на «Ргабваре», – ответил Конвей сначала на первый вопрос. – Проблем никаких нет. Работа идет чётко, команда Корпуса Мониторов работает слаженно, а члены бригады медиков… Нет, пожалуй, я не могу высказать никаких предложений по заменам.

– А я могу. – На миг голос Главного психолога приобрел язвительность. Казалось, он готов сказать нечто такое, что Конвею не слишком пришлось бы по душе. Но О'Мара тут же улыбнулся и продолжал:

– Наверняка вы уже думали о тех недостатках и неудобствах, которые создает для вас необходимость постоянного дежурства на неотложке. Наверняка вас должно раздражать то, что срочные вызовы отвлекают вас от подготовки к плановым операциям. Кроме того, заведование неотложкой означает, что вы не имеете возможности принимать участие в работе над рядом проектов, которые вас наверняка интересуют. Исследовательская работа, преподавание, передача вашего опыта другим медикам – всем этим вы могли бы заниматься вместо того, чтобы мотаться по всей Галактике на спасательные операции, и…

– Значит, заменить решено меня, – гневно прервал О'Мару Конвей. – И кто же станет моим преемником?

– Бригаду медиков «Ргабвара» возглавит Приликла, – отозвался О'Мара. – Но он согласился на это назначение при единственном условии: если оно не слишком сильно огорчит его дорогого друга Конвея. Он был просто-таки непреклонен, что крайне нетипично для цинрусскийца. И хотя я велел ему ничего вам не говорить до тех пор, пока вы не будете обо всем оповещены официально, он наверняка незамедлительно помчался прямой дорогой к вам.

– Помчался. Но сказал мне только о том, что его повысили в должности. Он нашел меня в столовой с группой практикантов. И, похоже, гораздо больше, чем я, его заинтересовал эмпат-мимикрист Данальта. Но я понял, что наш маленький друг чем-то сильно взволнован.

– Ему было от чего разволноваться, – кивнул О'Мара. – Он знал, что, соглашаясь возглавить «Ргабвар», он займет ваше место, а также и то, что на его место уже назначен Данальта. А вот ТОБС об этом пока не знает, поэтому Приликла и не мог вам в подробностях рассказать о своей новой работе: ведь если бы Данальта узнал о своём назначении из вторых рук, он бы мог оскорбиться. ТОБС – редкостно талантливые существа. Изучение их психопрофиля показывает, что в обращении с ними нужно учитывать массу тонкостей. Но если работа будет предложена Данальте с соблюдением всех формальностей, думаю, он будет просто в восторге.

Есть ли у вас какие-либо серьезные возражения по поводу этих перемен, доктор? – спросил О'Мара.

– Нет, – отозвался Конвей, гадая, почему это он не злится и не слишком сильно переживает из-за утраты должности, которая была предметом зависти его коллег и которую он сам находил исключительно интересной и требующей высочайшего профессионального уровня. – Ничего не имею против, – чуть более печально добавил он, – если эти перемены действительно необходимы.

– Необходимы, – отозвался О'Мара вполне серьезно и продолжал:

– Я не привык говорить комплименты, как вам известно. Моя работа состоит в том, чтобы сотрясать мозги, а не раздувать их. Кроме того, я не привык обсуждать причины, согласно которым я принимаю то или иное решение. Но сейчас дело не совсем обычное.

Главный психолог сидел, положив на стол крупные, с короткими пальцами, руки. Говоря, он наклонил голову и словно бы внимательно рассматривал свои пальцы.

– Во-первых, – сказал он, – вы возглавляли бригаду медиков «Ргабвара» во время, так сказать, первого брачного полета этого корабля. С тех пор было произведено много успешных спасательных операций, были улучшены процедуры лечения и реабилитации спасенных существ, и теперь вы покидаете доведенный до совершенства корабль-неотложку, на борту которого вряд ли может случиться что-то ужасное, поскольку перемены в составе медицинской бригады минимальны. Приликла, Мерчисон и Нэйдрад остаются на своих местах, не забывайте об этом. А Данальта… Что ж, два эмпата в одной бригаде, один из которых не так хрупок, как второй, и вдобавок способен по собственному желанию изменять форму тела и проникать в недоступные для других отсеки кораблей, потерпевших аварию, – в критических ситуациях это весьма немаловажно.

Во-вторых, есть Приликла. Вам не хуже меня известно, что он – один из наших лучших Старших врачей. Однако по причинам психологического и эволюционного характера он невероятно хрупок, боязлив и напрочь лишен честолюбия. Назначение его на должность, связанную с колоссальной ответственностью и необходимостью пускать в ход собственный авторитет на месте катастрофы, заставит его привыкнуть отдавать приказы и принимать решения без помощи начальства. Догадываюсь, что его приказы вряд ли будут звучать как приказы, но, думаю, выполняться они будут беспрекословно, так как никто не захочет ранить чувства Приликлы возражениями. Однако со временем он привыкнет руководить коллективом и будет пользоваться этой привычкой не только во время вылетов неотложки, но и в промежутках между ними; в стенах госпиталя. Согласны?

Конвей вымученно улыбнулся и ответил:

– Я рад, что нашего маленького друга сейчас здесь нет, потому что мое эмоциональное излучение далеко не приятно. Но я согласен.

– Отлично, – кивнул майор и тут же продолжал:

– В-третьих, существует Старший врач Конвей. В данном деле крайне важна объективность, потому я и говорю о вас в третьем лице. Он – человек во многом странный и остается таковым с тех пор, как начал свою работу в госпитале. В первое время вел себя несколько заносчиво и самоуверенно, однако был небезнадежен. Тем не менее предпочитал одиночество и, похоже, больше любил общество сотрудников-неземлян. Подобное поведение с психологической точки зрения подозрительно, однако оно имеет очевидные преимущества при работе в многопрофильном госпитале, где…

– Но Мерчисон не… – вмешался Конвей.

– Не инопланетянка, – закончил за него О'Мара. – Это я понимаю. Процесс старческого маразма ещё не поразил меня настолько, чтобы я не замечал, что она – землянка-ДБДГ и к тому же весьма привлекательная женская особь. Однако, помимо Мерчисон, вашими близкими друзьями являются такие существа, как Старшая медсестра кельгианка Нэйдрад, Старший врач мельфианин Эдальнет, Приликла, ну и еще, конечно, диетолог СНЛУ с непроизносимым именем с триста второго уровня и вдобавок диагност Торннастор. А это о чем-то говорит.

– О чем это говорит? – спросил Конвей, отчаянно желая, чтобы Главный психолог хоть на миг умолк и дал ему время подумать.

– Вы и сами могли бы догадаться, – резко отозвался O'Мapa. – Прибавьте к этому чрезвычайно успешную работу Конвея в течение многих лет, и то, что ему удавалось проследить за множеством интереснейших и необычных пациентов с момента заболевания до выздоровления, и то, что он не боялся брать на себя личную ответственность за собственные профессиональные решения. А теперь налицо все признаки того, что он, вероятно, может потерять свой высокий профессиональный уровень.

Пока что дело не зашло слишком далеко, – поспешно продолжал Главный психолог, не дав Конвею возразить. – На самом деле пока этого не замечают ни его коллеги, ни он сам, и работает он по-прежнему успешно. Однако я самым тщательным образом исследовал его личное дело, и для меня совершенно очевидно, что в последнее время Конвей откатывается на обочину и должен…

– На обочину? Здесь? – Конвей против воли расхохотался.

– Все на свете относительно, – раздраженно буркнул O'Мapa. – Если вас не устраивает слово «обочина», давайте назовем происходящее всё более рутинной реакцией на совершенно неожиданные события. Короче говоря, я абсолютно убежден в том, что данному индивидууму совершенно необходимо радикально сменить место работы и круг обязанностей. Начать эти перемены целесообразно со смещения с поста заведующего кораблем-неотложкой, оказания минимальной психологической помощи, за которой последует период сознательной переоценки…

– Мучительной переоценки, – уточнил Конвей и снова рассмеялся, сам не понимая почему. – Любые переоценки всегда должны быть мучительны.

Мгновение O'Мapa пристально смотрел на Конвея. Медленно выдохнув через нос, он язвительно проговорил:

– Я не сторонник ненужных страданий, Конвей, но если вам так нестерпимо хочется помучиться во время переоценки ценностей, что ж – ваша воля, мучайтесь.

От Конвея не укрылось, что майор вернулся к своей обычной саркастической манере разговора. Судя по всему, O'Мapa перестал видеть в нем пациента, что приятно – нет, пожалуй, все-таки неприятно – утешало. Но разум Конвея метался в поисках ответа: чем же ему грозило столь внезапное и странное изменение в положении дел, и пока связного ответа он не находил.

– Мне нужно подумать обо всем этом, – сказал он.

– Естественно, – сказал O'Мapa.

– И ещё мне хотелось бы какое-то время остаться на «Ргабваре», чтобы проинструктировать Приликлу насчет…

– Нет! – O'Мapa хлопнул ладонью по крышке стола. – Приликла должен научиться работать самостоятельно, как в своё время пришлось научиться вам. Только так он добьется наилучших результатов. Вам следует держаться подальше от неотложки и не разговаривать с цинрусскийцем. Можете только попрощаться с ним и пожелать удачи – не более того. Я хочу, чтобы вы как можно скорее покинули госпиталь. Через тридцать часов на задание вылетает разведывательный корабль Корпуса Мониторов, так что на долгие прощания у вас попросту нет времени.

Не думаю, – насмешливо продолжал O'Мapa, – что я могу воспрепятствовать вашему долгому прощанию с Мерчисон. Приликла наверняка уже проговорился ей о вашем срочном отлете. Вряд ли кто-либо еще, кроме него, мог бы проговориться об этом в более мягкой форме, поскольку Приликле было сказано обо всем, что произойдет с вами в течение ближайших нескольких месяцев.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю