Текст книги "Искупивший"

Автор книги: Джеймс Сваллоу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Джеймс Сваллоу

Искупивший

Красный, словно ржавчина и кровь, закат следовал за транспортником.

Он располагался высоко над истертой до блеска, зеркально отполированной линией главного рельса, отбрасывая тени из-под носа поезда, пока состав из пяти выгонов петлял по пустыне. Токамак-реактор, сердце двигателя, стоящий позади крытых вагонов, перемещал их с умопомрачительной скоростью.

Выходя на прямую, колеса пронзительно визжали и выдавали фонтаны искр, покуда состав пытался

обогнать грозовой фронт.

Сначала быстро пришел бритвенный ветер, колючая пыль и камни, величиной с кулак человека,

поднялись с равнин Пустыни Оксид. Вихри и смертельный песчаный шторм мог вмиг содрать кожу и

плоть с незащищенного тела, превратив пыль в клинки и осколки гравия в пули. Такова была жизнь на

планете Ваал, существующая согласно сложным приливам и отливам от притяжения двух огромных лун

и их переплетенной орбите. Даже сейчас, Ваал Секундус низко крался в вечерних небесах, отражая

румяный свет далекого солнца, наблюдая за бегом поезда подобно глазу терпеливого охотника.

Словно паутина, рельсы покрывали всю поверхность Ваала, лучами расходясь от космопорта в Дуговой

Скале, соединяя великую Крепость-Монастырь Кровавых Ангелов на горе Серафима, реликтовые

донжоны на Сангре и все остальные спутниковые резервации, производственные мощности ордена, сооруженные на их родном мире. Эта система была построена по необходимости; жестокие погодные

условия пустынной планеты часто заставляли приземляться воздушные суда и пески замедляли

продвижение наземных машин, в то время как поезда могли пробивать свой путь даже в самые

суровые ураганы. И все же они не стали испытывать судьбу и сервы ордена чуть сильнее прижали

акселератор двигателя, когда бегущие впереди бури ветра ударили в след составу.

За обнаженным, опаленным солнцем металлом вагона, почти все пространство было заставлено

грузами, рядами контейнеров и модулей снабжения, предназначенных для терминала на другом

конце линии. В этом составе было всего три пассажира, и они заняли для себя целый вагон. Для себя и

своего исключительного груза.

Все трое были Адептус Астартес, братьями из ордена Кровавых Ангелов.

Двое старших были ветеранами арьергарда, молчаливыми, серьезно относились к своим

обязанностям. Ни один из них не открыл лица с тех пор как они взошли на поезд в Крепости, их

командирские оскаленные шлемы постоянно осматривали интерьер вагона и наблюдали за грузом.

Третий пассажир задумывался, общались ли они меж собой по закрытому вокс-каналу, присоединиться

к которому его не пригласили. Он вошел с непокрытой головой, его шлем магнитным зажимом был

прикреплен к бедру, как раз чуть ниже изношенной кобуры болт-пистолета на поясе. Его попытки

вовлечь их в беседу встречали короткие, в одно слово ответы и он, в конце концов, сдался. Он

продолжали часами ехать под аккомпанемент из скрежета и грохота колес под ними.

Брат Рафен позволил своему взгляду дрейфовать по пейзажу глубокой пустыни, мелькающей за

исцарапанным стеклом окна и задумался: что они думают о нем? Тяжелая и проклятая правда, которая

открылась на планете Сабиен, конфронтация, которая почти привела к гражданской войне среди

Кровавых Ангелов, погибшие космодесатники, сражающиеся с космодесантниками: все это было еще

столь призрачным и в полной мере не раскрыто перед обычными воинами ордена. И все же,

некоторые частицы правды проявились в казарменных разговорах и подозрениях. Многие видели

возвращение израненной от столкновения с предателями Несущими Слово “Европы” и боевых братьев

в таком же состоянии. Воины заговорили – это было неизбежным. Рафену сказали, что Магистр ордена

Данте издаст официальное уведомление через несколько дней, но тем временем воины спрашивали и

интересовались.

Если они узнают правду, заговорят ли они со мной? Спрашивал он сам себя. Или еще сильнее

дистанцируются, чем сейчас? Рафен отбросил сомнения в сторону. Он ничем не заслужил жить с

такими мыслями. Он находился здесь, потому что должен был исполнить один последний,

окончательный долг. Своего рода ритуал, хотя его не найти ни в одной из книг катехизисов или боевых

обрядов.

Его взгляд вернулся обратно, и неотвратимо упал на груз. Стального, серого цвета титановый цилиндр, длинной около трех метров, с петлями и охранными рунами вдоль оси. Контейнер был подвешен в

воздухе на гибких кабелях, натянутых меж стен, потолка и пола вагона. Вместе с поездом он мягко

покачивался, поочередно натягиваться и расслабляясь звенели кабеля. Рядом со сканером крови, который закрывал контейнер, стояли три личных печати, с которых свисали пергаментные ленты.

Он видел золотую отметку печати Данте рядом с отметками старшего библиария Мефистона и брата

Корбуло от духовенства. Там должна была быть четвертая, от Сефарана из Сангвинарной Стражи, но

преторианца не было на Ваале, когда Рафен прилетел обратно со своим трофеем. Он слышал что

говорили, будто Сефаран и его воины развернулись в Глазе Ужаса с важной и секретной миссией, но

это были только слухи.

Большинство слухов, размышлял он, были врагами истины. Рафен внезапно почувствовал желание кое

в чем убедиться и быстро вскочил на ноги, притянув к себе пристальное внимание ветеранов. Не

останавливаясь, он подошел к контейнеру.

Воины обменялись молчаливыми взглядами и опустили руки на болтеры. Они не подняли их, это еще

не стало проблемой. Но когда он потянулся к отполированной стальной поверхности, то уголком глаза

уловил, что дула медленно сдвинулись.

– Отойди, брат, – сказал мрачный голос.

– Вы не вправе отдавать мне приказы, – не глядя, ответил Рафен. На предплечье силовой брони он

носил недавно присвоенный желтый шеврон, обозначающий звание брата-сержанта, присвоенное ему

по пути с Сабиена. Несмотря на возраст ветеранов-арьергарда и их почести, технически его звание

было выше. Он стащил латную рукавицу и положил голую руку на контейнер.

Ничего. Он не был уверен насчет того, что он ожидал почувствовать – какую-то ответную теплую

пульсацию, наверное? Какое-то эхо непревзойденной мощи, которую он кратко ощутил на поле боя?

Рафен хотел открыть контейнер; но ветераны никогда бы не позволили этого сделать, даже если бы он

справился со сканером крови.

Рафен ощутил возникшее противоречие. Он находился здесь по молчаливому согласию магистра Данте

и скорее всего только потому, что лорд Мефистон высказался в поддержку его просьбы. Последний

факт угнетал его так сильно, что он не мог отчетливо это сформулировать. Повелитель Смерти своим

колдовским взором видел вещи, которые ни одному человеку или трансчеловеку не были известны и

Рафен чувствовал неловкость от мысли, что библиарий мог увидеть что-то в нем.

Но это… это странное, почти траурное обязательство, которое Рафен взвалил на себя, было последним

связующим звеном между ним и его родным братом Аркио.

Бедный Аркио, умерший на ступенях разрушенного кафедрального собора мира-святыни. Бедный

Аркио, невольно совращенный силами хаоса. Брат Рафена по крови, не только по сражениям, умер от

его руки, принесенный в жертву во имя избавление ордена.

Обещание – защищать брата, данное их давно умершему отцу, не было исполнено, в тоже время его

клятва Императору человечества осталась нерушимой.

Рафен убрал руку и взглянул на покрытые шрамами, мозолистые пальцы. На мгновение, красный

солнечный свет, отраженный от пустыни, через окно окрасил руку, как будто она была испачкана

кровью. Затем наваждение спало, и он почувствовал как поезд, замедляясь, резко поворачивает.

– Мы приближаемся к Регио, – сказал один из ветеранов.

– Да, – Рафен сдался и отвернулся.

Ваал был экстремальной планетой, от замерзших полярных регионов, покрытых густыми,

отливающими металлом снегами, до иссушающего радиоактивного пояса экватора и по человеческим

меркам большая часть его поверхности едва была пригодна для жилья. Его ландшафт – редкие,

изолированные жилища, наследие давно отгремевшей атомной войны, единственным напоминанием

о которой остались пепелища уничтоженных городов, лежащих подобно надгробным камням там, где

их еще не поглотили ржавые пески.

Тысячи лет тому назад, глубоко в пустыне, куда не отваживались ступить даже самые закаленные

племенные кочевники, первые технодесантники Кровавых Ангелов построили комплекс, известный как

Регио Пятьдесят Один. Свое название на Высоком Готике он получил из древних Терранских легенд, Регио был опорой вне стен великой Крепости-Монастыря. С орбиты, его можно было увидеть в самом

центре клубка линий, врезанных в пустыне, двадцати километровые очертания напоминали каплю

крови. Верхний уровень объекта был феррокритовым диском, усеянным посадочными ангарами и

порталами, окруженный крепкой зубчатой стеной и ощерившийся орудиями. Однако это был только

обращенный во внешний мир фасад. Скелет здания уходил глубоко вниз и вширь, к коре Ваала,

разрастаясь в сеть под жгучей пустыней подобно корням кактуса. Там были сотни подуровней и

бессчетные километры туннелей, пещероподобные залы, обитаемые бараки и лаборатории. На

многие из глубочайших ярусов вот уже сотни лет не ступала нога человека.

Здесь, в арсенале Кровавых Ангелов, под командованием брата Инкараэля, Магистра Клинка,

содержался механический завод, где обслуживались и освящались для вечной службы во имя

Императора орудия и боевые машины ордена. Армия технодесантников, сервов ордена и нанятых

ремесленников сохраняли наследство из драгоценного боевого обмундирования ордена. Там

находились гениальные умы Регио, которые создавали такие орудия как болтган Ангелуса. Они

поддерживали сон дредноутов ордена между войнами и сохраняли бесценное устройство

Стандартных Шаблонных Конструкций, которое позволяло Кровавым Ангелам строить уникальную

марку Ваальских танков “Хищник”. Не единожды редкая СШК становилась желанным объектом как

внутри, так и снаружи Империума и технодесантники Регио яростно оберегали свои секреты.

Комплекс исполнял еще одну функцию. Он был хранилищем трофеев оружия и технологий, которые

сочли столь важными или столь опасными, чтоб открыто демонстрировать их в реликвариях

Крепости-Монастыря. Говорили, что между сражением вместе со своими боевыми братьями и

исполнением своего священного долга, технодесантники Арсенала выберут изучение вражеского

вооружения и археотеха так же охотно, как их братья затачивают кромку боевого ножа.

Рафен смотрел на амбразуры и наблюдательные башни Регио, поднимающиеся из песков пока

транспортник подъезжал ближе, следуя по серебряному рельсу к раззявленной пасти входящего

туннеля. Повсюду поднималось влажное, раскаленное сияние пустыни, придавая комплексу

призрачные черты, несмотря на надвигающийся, сердитый, бритвенный ветер.

Его глаза уловили движение. Вверху, на поднятом посадочном диске, толпа рабочих-илотов натягивала

сегментированный купол над припаркованной на нем крылатой машиной, в качестве защиты от

надвигающейся бури. Это было не стандартное судно, как “Громовой ястреб” или “Грозовой ворон”, используемые орденом, оно больше походило на канонерский катер, излюбленный отщепенцами и

каперами. Когда тот исчезал из поля зрения, Рафена поразила символика корабля. Корпус был окрашен

в такой темный оттенок красного, что был почти черен.

Затем поезд оставил убывающий день и погрузился в темные глубины входящего туннеля. Он

почувствовал, как имплантант оккулоб напрягся в его глазах, покуда те стремительно подстраивались

под резкое падение окружающего освещения. Снижая скорость, состав грохотал и скрежетал. С

финальным шипением тормозов, транспортник резко остановился и огромные люки в стенах вагона

откинулись подобно рампам, позволяя сервитором начать цикл разгрузки. Космодесантник вышел на

платформу и огляделся. Рафен никогда не посещал прежде Регио и он оказался полной

противоположностью изукрашенным интерьерам Крепости Монастыря. Дизайн комплекса отличался

тяжелыми, брутальными чертами, каждая поверхность была вырезана из плотного камня, громоздкая

по форме и назначению. Здесь хватало регалий, но они были более военными, более практичными, чем искусные орнаменты ордена и знаки отличия в Великом Приделе, огромном зале для аудиенций и

Безмолвной Обители.

Первое что он увидел – сдвоенный знак Кровавых Ангелов и Адептус Механикус; капля крови,

обрамленная крыльями, была в несколько раз больше чем череп киборга и шестеренка, и стояла выше, символически показывая, кто держит в руках власть над этим миром.

– Подобно закаленной в бою стали, наша преданность испытана временем, – сказал голос, грубый от

звучания через имплантант вокс-кодера.

Рафен развернулся и увидел приближающегося Адептус Астартес в красной броне, но не в алой

Кровавых Ангелов, а более радикального цвета, как предупреждающий красный в символе тревоги.

Только одна часть его доспеха, его левый наплечник, был правильного цвета. На нем был знак ордена, но заключенный в шестеренку, повторяющийся в других местах на броне воина.

Технодесантник даже не попытался снять шлем, но неглубоко поклонился сержанту. Движение

казалось странно подготовленным. Силовая броня Кровавого Ангела была оборудована тяжелым

комплексом серво-рук, торчащих из ранца, они слегка двигались при ходьбе. Две из них оканчивались

огромными клешнями манипуляторов, в то время как третья несла толстый барабан модуля с

инструментами. У него не было видимого оружия.

– Я брат Криксос, военный кузнец арсенала Ордена, – нараспев произнес он, – добро пожаловать в

Регио, сержант Рафен. Магистр Клинка шлет свои наилучшие пожелания, но я сожалею, обязанности

заставили его отбыть в другое место. Я буду вместо него завершать это… это обязательство.

Рафен при этом нахмурился, но ничего не сказал. Намерения технодесантников иногда сложно было

понять со стороны. Дело было не в доверии – эти воины были Адептус Астартес и Кровавыми Ангелами

по своей сути – но также были и отличия.

Каждый боевой брат, который ступил на путь к званию военного кузнеца, сначала отсылался во

владения Марса, где его обучали жрецы Адептус Механикус тайным знаниям духов-машин и

технологии. Они были в такой же степени слугами Императора на Золотом Троне, как и

приверженцами культа Бога-Машины; череп и шестеренка Механикус на броне Криксоса как раз это и

выражала, показываю двойственную преданность своему родному ордену и своим учителям. Можно

было честно сказать, что братья, которые называл Регио своим родным домом, стояли чуть в стороне

от остальных Кровавых Ангелов из-за того, кем они были.

Изумрудные линзы шлема Криксоса спокойно взирали на Рафена. Его шлем был необычно

модифицирован, усиленные бронепластины и дополнительные датчики сенсоров, отсутствовала

свирепая дыхательная решетка как у шлема Рафена, типа VII Аквилла. Криксос немного развернулся, чтоб подозвать тяжелого сервитора с подъемными отвалами вместо рук и илот прошелся мимо

Рафена, вверх в вагон, где начал работу по переносу контейнера. Поддерживая молчание, два

арьергард-ветерана настороженно стояли в стороне. Их работа сделана, подумал Рафен.

Криксос, кажется, почувствовал его мысли.

– Я возьму на себя охрану оружия, – огласил он, формальным, заключительным тоном, -

Вы можете возвращаться в Крепость и отдыхать, уверенные в том…

– Я буду следить до самого конца, – перебил его Рафен. Его пронзило внезапное, острое чувство.

Нежелание отдавать. Может быть даже страх? Технодесантник замешкался, перед тем как

окончательно осторожно кивнуть.

– Как пожелаете.

Шипящий, медленный сервитор появился из открытого вагона с подвешенным меж отвалами

контейнером и ушел заранее запрограммированным курсом. Криксос пошел вслед за ним и Рафен

тоже.

Они спускались на нижние уровни завода на борту огромной наклонной платформы, размером с арену

для дуэлей. Стальной настил скрипел от резонанса с массивными барабанами, вращающимися под

ногами, медленно опуская их в наклоненную шахту на тяжелых колесах по направляющим каналам, вырезанным в камне.

Стоящий в центре платформы сервитор с пустыми глазами имел мезоморфическое строение тела

жителя одного из миров с большой гравитацией, приземистый и с хорошо развитой мускулатурой.

Невидящим взглядом раб уставился в никуда, командный модуль перфокарт, имплантированный в его

грудь, тикал как часы. Рафен секунду наблюдал за ним. Казалось неправильным, что этот раб, банальное существо с вычищенными мозгами везет оружие в место покоя – где должны были

проводиться ритуалы и церемонии, описываться великие обстоятельства и хроники. В конце концов, он

возвращался к себе домой.

Вместо этого, долг обязал его быть почти незаметным, оставаться в тени, и от этого Рафену было

нехорошо. Так много воинов умерло, чтоб привести его к этому моменту, и не воспеть их жертву

парадами и гимнами было все равно, что принизить их честь.

Но этот выбор делал не он. Конклав Ангелов, в массе своей из рядов ордена, личное собрание

советников и доверенных лиц командора Данте, приказал иное. Кровавые Ангелы были смертельно

поражены, не в первый раз случалась такая вещь, и даже не произошло худшего, но обстоятельства

были тревожными. Ненадолго над Орденом смутно нависала тень гражданской войны, ужас, который

не видели с чудовищных дней Ереси Хоруса десять тысяч лет тому назад. Хотя угроза сплоченности в

конечном счете исчезла, шок от возможности такого развития событий все еще резонировал, и

множество старших офицеров среди боевых братьев Рафена желали чтоб все упоминания об этом

инциденте были похоронены и выброшены из истории, вырезаны подобно раковой опухоли.

Неблагоразумно отрицать произошедшее, подумал он. Битва, может быть, и была выиграна, но ее

последствия еще долго будут затухать.

– Брат-сержант? – Он осознал, что рядом стоит Криксос. – Так как вы здесь, меня занимает один вопрос.

Губы Рафена сжались.

– Я отвечу, если смогу.

– Что там произошло? На Сабиене? Нам рассказали очень немногое. Многие из моих братьев

технодесантников не вернулись.

Он сразу же подумал о брате Люцио, настойчивом и преданном технодесантнике, которого он считал

своим братом. Теперь мертв, мертв потому что преданность Люцио выбрала ложного пророка, и он

никогда об этом не узнает. Он изгнал лицо воина из разума.

– Нас испытывали, – ответил сержант, – и мы устояли.

– Правда?

Он мог сказать, что такого ответа было недостаточно для Криксоса, даже близко – но военный кузнец не

настаивал на дальнейшем.

Платформа спускалась еще километр, пока с вибрацией не остановилась и толстые стальные двери

открылись, чтоб впустить их на двадцать седьмой подуровень Регио. Сервитор засеменил внутрь и

Рафен почувствовал, как его пульс ускорился, когда взглянул на знаки вокруг себя.

Они предстали перед одним из великих залов арсенала, где оружейники, созидатели мечей и кузнецы

брони обслуживали оружие Кровавых Ангелов. Ниже, через решетчатый настил он мог видеть

верстаки, где фигуры в робах склонились над болтганами и ракетными установками, ухаживая за ними

с нежностью родителей, нянчившихся с чадом. На верхнем уровне, вдоль прохода демонстрировалось

почтенное вооружение, многие образцы были закрыты пуленепробиваемыми панелями из

закаленного стекла или мерцанием защитных энергетических полей.

В этой эпохе еретиков и мутантов, ведьм и инопланетян, каждый Адептус Астартес шел своим путем, был живым воплощением гнева Императора. Они были Ангелами Смерти, все как один, фигурами из

легенд, широко шагавшими по всем полям сражений, чтоб противостоять всем, кто угрожает

безопасности Империума. И там где они проходили, им преклонялись. Рафен вспомнил миры, где

население падало на колени, почитая проходящих мимо Кровавых Ангелов. Он и его братья были

аватарами Бога-Императора Человечества и их облик, их броня, само оружие, все это было святой и

священной иконой.

Он видел вооружение, которое подчеркивало правдивость этого идеала. Болтер из конфликта за

Алконис, хорошо детализированная медная филигрань и платиновые завитки букв, обрамленные

золотом капли крови, вырезанные из красного нефрита, свисали на исполненных по обету цепях с

рукояти и дула. Цепной меч с ручкой, обернутой задубелой орочьей кожей, каждый отдельный зубец

клинка нес на себе выжженное лазером слово из Вермиллионовой Литании. И там, столь близко, что у

него замерло дыхание, сдвоенный боевые ножи, которые принадлежали самому великому Ралдорону

и громовой молот, который был в руках боевого великомученика Зораэля в момент его смерти. Они

взирали на него, и он видел инструменты героев, которыми они ковали легенды на протяжении десяти

тысячелетий непрерывной войны.

Это были не просто устройства для убийства, но объекты религиозного мастерства. По-своему, они

были столь же целомудренны как мощи умерших святых или освященная книга молитв. Везде вокруг

него были музейные экспонаты, менее древние из которых датировались эпохой Очищения,

некоторые были столь стары, что могли принадлежать временам до Эпохи Объединения. И все же, тут

не было реликвий, не в прямом понимании слова. Тут не было хрупких предметов, застывших во

времени, на которые можно было смотреть с расстояния и размышлять о том, что они ничего не стоят.

Каждое отдельное боевое оружие было готово к битве, всего лишь нужно было призвать их на службу.

Каждая пушка была заряжена и готов к стрельбе, каждый меч был остро заточен.

Это был арсенал, галерея смертельного искусства – и не было более подходящего места для ноши, которую он взял с собой.

– Тут, – сказал Криксос, останавливаясь перед пустым альковом. Эта секция коридора утопала в тенях, подсвеченная только полосками люмина в потолке. Что-то в глубинах и оттенках мрака беспокоило

Рафена. Он был столь стигийским, что даже его оккулобы не могли всмотреться в него. Криксос, кажется, не замечал и Рафен отмел эту мысль, вслушиваясь как технодесантник в открытую передавал

короткий импульс бинарного лингвакода. В ответ на звук, потайной шов в алькове заскрипел и отошел, роняя потоки собранной пыли. Внутри было ограниченное, похожее на крипту пространство, с низким

алтарем на котором виднелась серия креплений, явно предназначенных для титанового контейнера.

– Брат-сержант Рафен, – начал последнюю финальную формальность Криксос, – твое владение орудием

подошло к концу. Именем Регио и властью Магистра Клинка, я готов принять его. Отдашь ли ты мне его

добровольно, во имя вечного правления Императора, во имя чести Сангвиния?

– Я… – Теперь, когда пришло время сказать слова, Рафен почувствовал тот же самый тяжелый клубок

эмоций в груди. Как только он отдаст орудие, последняя ниточка связи между Рафеном и Аркио будет

перерезана. Отдать его было почти то же самое, что и предать память своего единокровного брата. Он

нахмурился; он никогда не позволит, чтоб это произошло. Отдай его, сказал сам себе Рафен. Ты

исполнил свой долг.

– Я добровольно отдам, – наконец произнес Кровавый Ангел и его руки скрестились на груди, чтоб

образовать аквилу.

– Так провозглашено, – сказал Криксос, не комментируя возникшую паузу. Он махнул сервитору и илот

приблизился к крипте.

– Оно наконец вернулось домой, – Рафен озвучил свои мысли, – после такого долгого отсутствия.

– Да, – голос появился из тьмы позади них, подобно вытащенному из ножен клинку, -

орудие принес домой тот, кто последний пролил им кровь.

Потрясенные Рафен и Криксос шокировано отреагировали, рука сержанта схватилась за кобуру болт

пистолета, серво-доспех технодесантника развернул дуло лазгана к источнику звука.

– Подходяще, – продолжил голос, когда его обладатель вышел из теней, подступая к ним твердым, размеренным шагом, игнорируя неловкость. Глаза Рафен встретили угрюмый взгляд пепельного лица.

Черные волосы ниспадали на широкие плечи воина и намек на что-то – скрытая угроза – играла на его

губах.

– Милорд… – Тон Криксоса изменился и Рафен почти смог представить себе выражение смущения на

лице технодесантника.

– Я пришел, чтоб стать свидетелем, – ответил он на не заданный вопрос.

Вновь прибывший остановился перед Рафеном и Кровавый Ангел не отвернулся, когда

непоколебимый пристальный взгляд десантника опустился на него. Он понял, что смотрит в глаза

легенде; или, как сказали бы некоторые из его братства, кошмару.

Генное проклятье Кровавых Ангелов, смертельный недостаток был наследием их давно умершего

примарха и проявлялся в них в виде Красной Жажды и Черной Ярости.

Две стороны одной и той же траурной монеты, обе объединено подталкивали нормальных боевых

братьев к безумию берсеркеров, из которого не мог вернуться ни один, если их железный

самоконтроль незаметно ускользал. Рафена затронули края этой великой ярости на Сабиене и

воспоминания об этом моменте до сих пор холодили его сердца, когда он возвращался к нему. Он

взглянул в пропасть, глубоко в своей душе и отпрянул от края, пока не стало слишком поздно – но не

многим так везло. Проклятье лежало на сердце каждого Сына Сангвиния, как на Кровавых Анеглах, так

и на преемниках… и некоторые заходили слишком далеко в безумии. Слишком далеко даже для

последнего шанса на искупление в Роте Смерти. Когда этот ужас забирал разум и душу боевого брата, оставалось только лезвие Топора Палача.

И это лезвие сейчас покоилось на плече стоящего перед Рафеном воина, того, кого они называли

Избавителем Потерянных, старшего капеллана.

– Я Асторат, – нараспев произнес он и в этот раз обнажил зубы, – твое имя известно мне, брат Рафен.

Асторат Мрачный. Имя похоронным звоном гудело в мыслях Рафен. Словно мифический призрачный

жнец из Старой Ночи, Асторат был Тем Кто Выбирает Павших, вечно путешествуя по галактике в

поисках той родни Сангвиния, которая потерялась в Ярости. Он носил мастерски сработанную броню

цветов кроваво-темно-красного, медного и золотого. Пластины напоминали узлы мышц, лишенные

кожи – Рафен видел подобный дизайн у лорда-псайкера Мефистона, но на этом похожесть двух

великих Кровавых Ангелов заканчивалась. Библиарий горел изнутри невидимым ощущением мощи,

эфирная аура говорила о его сверхъестественной силе, в то время как аура Астората была мрачной и

затененной. Было сложно ее измерить, почти невозможно описать словами… но, казалось, что она

была подобна темному облаку в воздухе, там где стоял старший капеллан, зловещее и торжественное

окружение взбудоражило в Рафене зловещие воспоминания.

Странный удар злости внезапно пробежался по нему, ему почти что-то физических усилий стоило не

прорычать вопрос Асторату. Как много моих родственников умерло от твоей руки? Старший капеллан

почти незаметно кивнул, как будто подтверждая что-то для себя, и развернулся к Криксосу.

– Ты раздумываешь, почему я здесь? – Он махнул рукой. – Мои крылья. Они были серьезно повреждены

во время столкновения на Каскол Тринус. Я приехал на Ваал, чтоб технодесантники Икараэля

полностью отремонтировали их.

Рафен осознал что катер, который он видел по прибытию, мог быть только “Судьбой”, личным судном

Астората. И все же, казалось, слишком обыденным верить, что старший капеллан прибыл на планету за

чем-то таким незначительным, как ремонт черного прыжкового ранца, который он обычно носил. Тем

не менее, даже без темных дуг, нависающих над его плечами, он все еще оставался огромным и

пугающим.

Кровавый Ангел рассматривал его. Во многом Асторат была суровым зеркальным отображением

идеалов их примарха, антитезой ликующей крылатой торжественности Сангвиния. Балансом тьмы

рядом со светом, живым олицетворением ярости, за которой он навечно был обречен следовать.

– Это дело не ваша забота, старший капеллан, – сказал технодесантник.

– Мне кое-что нужно, – ответил Асторат. игнорируя слова Криксоса, – перед тем как этот ритуал

завершится.

Он кивнул в сторону контейнера.

– Я должен увидеть.

– Орудие запечатано по приказу лично самого лорда Данте, – настаивал Рафен, – твоя власть не выше

его!

– Это произойдет здесь и сейчас, брат. И кто вы такие, чтоб останавливать меня?

Еще до того как они оба смогли воспрепятствовать, старший капеллан оттолкнул Криксоса в сторону и

остановил сервитора. Сняв перчатку, Асторат сорвал печати и приложился к сканеру крови. К

удивлению Рафена, контейнер дал ему доступ и медленно изогнулся открываясь.

Бледный, медовый свет разлился изнутри, изгоняя тени и мрак. Каждый мускул в теле Рафена

напрягся, когда теплое сияние коснулось его, нежно, словно солнечный свет.

Темные воспоминание о Сабиене пробудились в нем, в то время как Криксос прирос к месту,

недвижимый словно статуя.

Внутри контейнера было орудие.

Копье из золоченого металла, древко было вылеплено в форме крылатой фигуры в одеяниях высшего

сангвинарного жреца, с выбитым рисунком изящной печати чистоты с личной эмблемой-молнией

Императора. Оно перерастало в пустотелое лезвие, в форме капли, и металл, казалось, испускает

стабильное сияние.

Потерянное в хаосе, который последовал за расколом Империума во время Ереси Хоруса, оно на

тысячелетия превратилось в миф, легенду, пока не была отправлена экспедиция раз и навсегда вернуть

его. Копье наконец-то завершило свое великое путешествие сквозь световые года, время и войны. Это

было орудие примарха, которое, несмотря на все случайности, Рафен обратил против армий

губительных сил и использовал, чтоб изгнать демоническое существо. Это было копье, которое убило

его родного брата, клинок, который давным-давно лично Император выковал в подарок своему

ангельскому сыну.

– Гаста Фаталис, – с ноткой благоговения прошептал Асторат, – копье Телесто. Именем Трона, что за

прекрасное…

Он протянул руку в контейнер.

– Нет… – Слова слетели с губ Рафена до того как он успел их остановить. – Нельзя.

– Ты не вправе отдавать мне приказы, – ответил Асторат, эхом к Рафену вернулись сказанные ранее им

слова. Старший капеллан нежно положил ладонь на древко орудия и Рафен увидел, как оно слегка

задрожало в момент касания. Асторат не обладал сверхъестественным взором псайкеров, но

некоторые говорили, что у него был свой собственный, особый дар, инстинкт, который приводил его в

места, где проклятье ярости и жажды становилось сильнее. Рафен задумался о том, что Асторат

испытал в этот краткий миг, подойдя так близко к артефакту, который был сделан для рук их примарха

и генетического отца. Он почувствовал ту же связь, что и Рафен? Рев крови в ушах, словно призыв? Его

воспоминание об этих чувствах было необыкновенным и внушающим страх. Это было не тем, что он

осмелился бы повторить.

Рука Астората двигалась по лезвию в форме капли и что-то там нашла, маленькое обесцвеченное

пятнышко на золоченом металле. Но как такое было возможным? Задумался Рафен. Лезвие сжигало