Текст книги "Клиника «Амнезия»"

Автор книги: Джеймс Скадамор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 18 страниц)

19

Он привлек наше внимание, как только мы туда прибыли. Как он там оказался? Ведь это даже не городок, а скорее жалкая рыбацкая деревушка. Несколько прибрежных баров и крошечных гостиничек для туристов. Но купол! Казалось, он перенесся сюда откуда-то из будущего. Построенный из блестящего металла на вершине скалы, он манил нас своей недосягаемостью. К тому же Рей, хиппи-американец, владелец гостевых домиков, в одном из которых мы поселились, сказал нам, что дороги на вершину скалы нет. Туда можно добраться только вертолетом. И вот еще что интересно: Рей рассказал, что строители купола сломали крылья его попугаю. Когда он сам попытался разведать, что же там такое, его взашей прогнала охрана. А потом, когда мы возвращались с Исла де Плата, лодка Рея чуть не перевернулась, потому что к ней слишком близко подошла огромная яхта с обитателями купола на борту. С этого момента мы с Фабианом загорелись идеей пробраться туда и отомстить этим людям. В конечном итоге мы решили раз и навсегда раскрыть загадку купола на скале.

Дочь Рея, ее звали Сол, показала нам тропу, которая снизу огибала основание скалы. Но туда можно было подобраться, лишь когда начинался отлив. Сол рассказала нам, что там есть пещера, а в ней в толще скалы высечены ступеньки, и по ним можно подняться на вершину прямо к куполу. Что-то вроде тайного хода. Девочке было всего десять, и я не знал, стоит ли серьезно воспринимать ее слова, но Фабиан с самого начала поверил ей. И вот на второй или на третий день, короче, когда это случилось с Фабианом… этот несчастный случай, мы попытались забраться в пещеру.

Я опасался, понимая, что мы сильно рискуем. Время было позднее; когда мы отправились туда, приближался вечер. Начинался прилив. Риск на самом деле был велик: вода отрезала бы нас от берега, и мы не смогли бы вернуться домой. Но Фабиан настаивал. Он… в общем, мы с ним выпили, и он ни за что не хотел отступать. Мы с ним немного повздорили на берегу, и Фабиан сказал, что пойдет один, даже если я не пожелаю отправиться вместе с ним. Он очень рассердился и был не в себе. Вы знаете, каким он бывает в такие минуты. Мне ничего не оставалось, как последовать за ним.

Я перепрыгивал с камня на камень и когда спустя какое-то время посмотрел вверх, то увидел, что Фабиан исчез. Сделав еще шаг, я снова поднял голову. Он стоял в проеме пещеры как раз надо мной, и его синюю рубашку как парус надувало ветром. Я крикнул ему, чтобы он подождал меня, однако когда мне наконец с великими усилиями удалось добраться до входа в пещеру, Фабиана там уже не было. Когда я посмотрел себе под ноги, то увидел лежащие на обломке песчаника высохшие останки огромного красно-синего краба. Я еще подумал, что во время прилива вода поднимается так высоко, что даже заливает пещеру. Меня охватил ужас при мысли, какая опасность подстерегает нас. Я крикнул в темноту, обозвал Фабиана идиотом, сказал, что его бездумное поведение погубит нас.

– У тебя что, начисто отшибло воображение? – донесся до меня его ответ.

Его голос, как мне показалось, прозвучал с невообразимо далекого расстояния. Это означало одно из двух: либо акустика пещеры сбивала меня с толку, либо Фабиан удалялся от меня все быстрее и быстрее.

Я крикнул, что ничего не вижу, спросил, почему он так быстро ушел вперед. Фабиан посоветовал мне найти ступеньки. Я ответил, что не вижу никаких ступенек.

– Если ты их не видишь, это еще не значит, что их нет, – отозвался Фабиан. Мое молчание, должно быть, показалось ему красноречивее всяких слов, потому что он крикнул: – Я же говорил тебе, что тут были ступеньки. Почему мне никто не верит?

Мне было неприятно признаться в этом, но он был прав. Как только откуда-то сверху начал просачиваться естественный свет, я увидел, что мы действительно поднимаемся вверх по ступенькам, сделанным руками человека, грубо высеченным в камне, но тем не менее реальным. Чем выше я поднимался, тем светлее становилось в пещере.

– Подожди минуту, – перебила меня мать.

– Что? – рассердился я, недовольный тем, что меня перебивают.

– Кажется, твой рассказ переходит в лирическое отступление. Не отклоняйся от главного.

– Я рассказываю о том, что случилось, – вздохнул я. – Ты обещала не перебивать меня.

– Давайте выслушаем его, – вмешался в разговор Суарес. – Мы действительно обещали не перебивать рассказчика.

– Спасибо, – поблагодарил я, не осмеливаясь смотреть на мать из опасения разнервничаться.

– Когда я наконец достиг верхних ступенек, то уже начал задыхаться. Однако я моментально забыл обо всем, как только увидел то, что ожидало нас на вершине утеса. Фабиан, должно быть, тоже был потрясен, потому что стоял, пожирая глазами клумбы с кустами роз и аккуратно подстриженные живые изгороди. По сравнению с жалкой лачугой на берегу, в которой мы поселились, все это было похоже на сказку. И к этому волшебному месту, скрытому от посторонних глаз скалой, нас привел потайной лаз. У меня возникло ощущение, будто я впервые в жизни изведал запах влажной, свежескошенной травы. Он был особенно приятен после затхлого, пропахшего рыбой воздуха пещеры.

Левая дорожка вела к молу, где на волнах покачивалась яхта, та самая, которая совсем недавно чуть не потопила нас. У нее был длинный заостренный нос, отчего она казалась… какой-то неестественной, напоминая опрокинутый вверх дном утюг или что-то подобное. Мне она не очень понравилось еще в те мгновения, когда едва не отправила нас ко дну. Теперь же она вызывала у меня нескрываемую неприязнь. Фабиан загорелся намерением прямо сейчас спуститься к молу и хорошенько осмотреть яхту. Я отговорил его, указав направо. На вершину скалы, где возвышался загадочный купол.

Я впервые смотрел на него с такого близкого расстояния. Раньше мне не доводилось видеть ничего подобного: стоящие кругом бетонные опоры, а между ними – волнистое разноцветное стекло. Над ними, отражая лучи заходящего солнца, сияла серебром крыша. Мы медленно приблизились к загадочному сооружению. С берега оно казалось самим совершенством, но с небольшого расстояния в глаза бросались детали, которых никак не разглядеть издалека. Например, крыша из проклепанных кусков листового железа. Хотя Рей рассказывал нам, что купол появился всего шесть лет назад, за такой короткий срок он заметно обветшал. Вода из переполненных водосточных труб оставила на бетонных стенах бурые и зеленые пятна. В углу одиноко ржавела какая-то современная статуя. Пруды заросли камышом и водорослями. В одном из них я заметил толстую золотую рыбку, плававшую кверху брюхом под водяной лилией.

* * *

– Только без лирики, – вновь прервала меня мать. Я поспешил перевести взгляд на Суареса и отца и теперь обращался исключительно к ним. Мать это задело еще больше. – Хватит с нас описаний. Когда только ты доберешься до самой сути?

– Ты сказала, что дашь мне договорить до конца, обещала не перебивать меня.

– Это очень серьезно, Анти. Мы собрались здесь, чтобы выяснить обстоятельства гибели человека.

К моей радости, Суарес снова встрял в разговор:

– Как я уже сказал, мы договорились выслушать его до конца. Прошу вас, не прерывайте его рассказ.

– Но он мой сын.

– И он рассказывает о том, что случилось с моим племянником. Так что если вы уважаете мое пожелание, дайте ему выговориться полностью, мадам. Если вы не хотите выслушать его, можете в любую секунду оставить нас.

Подозреваю, что мать была готова воспользоваться его предложением. Скажу честно, в душе я получил невыразимое удовольствие. В то же самое время мать не могла позволить себе пропустить хотя бы малую часть повествования.

– Как пожелаете, – ответила она, поджав губы.

Поддержка Суареса придала мне уверенности в собственных силах. Я продолжил рассказ, по-прежнему как можно чаще отклоняясь от главной темы. Мне хотелось проверить себя, как, впрочем, и всех остальных присутствующих.

– Мы подошли к куполу ближе, и до нас донеслись звуки джазовой мелодии и гомон человеческих голосов. Наверно, у них там происходило нечто вроде вечеринки. Через автоматические стеклянные двери мы вошли в фойе.

Внутри работал кондиционер. Все очень напоминало отель, за исключением того, что в помещении было безлюдно и отсутствовали какие-либо указатели или вывески, кроме черных пластмассовых досок, на которых можно клеить объявления о разных мероприятиях. Одно такое объявление складывались в слова: «НЕ ПЫТАТЬСЯ – ВОВСЕ НЕ ЗНАЧИТ НЕ ЗНАТЬ». За столом регистрации никого не было, и мы решили отправиться туда, откуда доносились звуки вечеринки.

Шум раздавался из зала, в который вели несколько деревянных дверей в дальнем конце фойе. Приблизившись к одной из них, мы постояли, вслушиваясь в то, что происходило в зале, однако так ничего и не разобрали, кроме невнятицы множества голосов. Я уже собрался было предложить Фабиану вернуться обратно, может, даже спуститься вниз, пробраться к яхте и осмотреть ее, но он неожиданно распахнул дверь и шагнул за порог.

Перед нами открылось внушительных размеров помещение с белыми стенами. Венецианские окна в форме полумесяца выходили в сад, за которым был виден освещенный заходящим солнцем океан. В разных местах зала, оживленно о чем-то беседуя, стояли человек тридцать. Все эти люди производили довольно странное впечатление и сильно отличались друг от друга. Я еще с порога разглядел нескольких из них: женщину в ярко-синем платье и с невероятно длинными волосами; мужчину в темном костюме с красно-белым шейным платком; юную девушку примерно нашего возраста с тремя сережками в ухе и крашеными светлыми волосами. Какая-то преклонного возраста дама расхаживала в розовых шлепанцах, тогда как остальные люди были одеты более официально; мужчины щеголяли церемониальными шпагами и сапожками со шпорами. Вдоль стен выстроились столы, накрытые голубыми скатертями. Чего только на них не было – и блюда, и подносы, и тарелки, на которых горой высились угощения. В зале витали неизвестные мне экзотические ароматы.

Я ожидал, что появление Фабиана заставит присутствующих замолчать и оглянуться. Так еще бывает в вестернах: герой входит в салун где-нибудь на Диком Западе, и все тотчас смолкают. Но этого не произошло. Мы вошли в зал, и дверь автоматически захлопнулась за нами.

Нас заметили, лишь когда мы оказались в центре зала. Краснолицый усатый мужчина, по всей видимости, распорядитель вечеринки, что-то шепнул одному из официантов. Тот подошел к нам и спросил, не желаем ли мы чего-либо. Это было сказано тем тоном, который на самом деле означает: «Что вы здесь забыли?» После чего официант проводил нас обратно в фойе и снова предложил свои услуги.

Фабиан принялся рассказывать ему, что мы потерпели кораблекрушение, нас выбросило на берег, и мы оказались в этом месте. Это он ловко придумал, однако, насколько я понял, официанта его история не убедила. Тот несколько раз недобро усмехнулся и в конечном итоге прервал Фабиана. Поблагодарив моего друга за его чудесный рассказ, он сказал, что нам нечего опасаться, потому что он здесь лишь на работе. Поэтому мы рассказали официанту всю правду и даже подружились с ним. Не успели мы опомниться, как втроем вышли в сад и закурили.

Официанта звали Эпифанио. Он родом из Гуаякиля, но университетское образование получает в Штатах. Официантом подрабатывает, чтобы скопить денег на учебу. По словам Эпифанио, ему здесь неплохо платят, хотя сама работенка довольно странная.

Не знаю, врал он нам или нет. Мне трудно судить. Может быть, он все выдумал. Но он, взяв с нас обещание молчать, рассказал следующее. Те, кого мы увидели в зале, – это что-то вроде членов клуба для любителей… э-э-э… устраивать банкеты. Они путешествуют по всему миру на яхте, закатывая пиры, на которых подают блюда из мяса животных, находящихся под угрозой исчезновения. Название у яхты соответствующее – «Анти-Ковчег». Обитатели купола бороздят моря, собирая по паре каждого вида живности, а потом готовят из них разные блюда. В общем, вместо того чтобы спасать, они их едят.

Эпифанио все говорил и говорил. Он сообщил нам массу подробностей. Например, на яхте есть специальный гарпун вроде тех, что в ходу у профессиональных китобоев. С его помощью члены клуба охотятся на китов. Откармливают птиц-олушей мясом собак, чтобы те меньше пахли рыбой, а затем убивают их. Варят по старинному рецепту суп из гигантских галапагосских черепах. Едят все что только можно, начиная с сердец горлинок и кончая мозгами игуаны и барсучьей ветчиной. В тот вечер в меню значились красный попугай ара и редкая разновидность краба под названием «Салли Быстроножка».

Чем дольше официант все это рассказывал, тем в большее возбуждение приходил Фабиан. Он то и дело перебивал Эпифанио, чертыхался и сыпал бранными словами. А под конец сказал:

– Нам нужно что-то с этим сделать.

Я возразил ему, мол, не представляю себе, что мы можем сделать. Разве что рассказать обо всем Рею, когда вернемся вниз. Но Фабиан совсем обезумел. Он заявил, что нам представилась редкая возможность совершить героический поступок. Дескать, мы смогли бы оправдать наше путешествие, доказать всему миру, что отправились в него не напрасно. Сказал… сказал, что непременно спустится вниз, к причалу, и угонит «Анти-Ковчег».

Прежде чем я осознал, что он задумал, Фабиан со всех ног бросился прочь из сада. Официант сказал мне, что Фабиан навлечет на себя неприятности, если попытается проникнуть на яхту, ведь там находится вооруженная охрана. Услышав это, я кинулся вслед за Фабианом. Я увидел, как мой друг пытается проникнуть на яхту. В следующее мгновение на него набросился охранник, огромный детина. Он схватил Фабиана и швырнул… швырнул его за борт. Должно быть, именно тогда он и ударился головой. Вот так он и встретил свою смерть.

Я решил ему помочь и пытался со всех ног броситься к причалу. Напрасно, ведь я еще не оправился после последнего приступа астмы. Я не мог двинуться с места, судорожно хватая ртом воздух. Наверно, я на несколько секунд лишился чувств и покатился вниз по ступенькам. Так я снова оказался в пещере.

Вот так все произошло. Как вы понимаете, никакой клиники для больных амнезией там не оказалось. Нет, Фабиан не тешил себя иллюзиями. Он погиб, пытаясь совершить благородный поступок.

Теперь вам понятно?

20

В принципе ответ на мой вопрос мог быть любым, но он был заменен звонкой пощечиной, которой наградила меня мать. Она ударила левой рукой, больно задев по скуле обручальным кольцом.

– Это тебе за самонадеянность. Неужели ты думал, что мы поверим в твою идиотскую историю? – прокомментировала она свой поступок, чуть понизив голос, как будто надеялась, что сидящие за столом не услышат ее. После этого мать повернулась к Суаресу. – Извините. Мне и в голову не приходило, что Анти способен на такую наглость.

Точных подробностей того, что произошло в следующие несколько минут, моя память не сохранила. Помню одно, в разговоре главную партию вела моя мать. Никогда не забуду такие ее выражения, как «немыслимое неуважение» и «абсолютная наивность». Пока она говорила, я молчал, тщетно бросая в сторону Суареса взгляды с мольбой о помощи. Тот намеренно тянул время – неторопливо курил сигарету, как будто непробиваемым спокойствием высказывал свое отношение к ее вспышке гнева. Наконец я вновь обрел дар речи, однако нормально заговорить не смог, потому что мою грудь сковали приступ астмы и нервное возбуждение. Поэтому то, что я произнес, прозвучало едва ли не шепотом:

– Иногда даже полезно дать людям возможность поверить в то, во что они желают верить.

– Что? – спросила мать. – Что ты сказал?

Я умоляюще посмотрел на Суареса:

– Именно это вы говорили мне вот здесь, сидя в этом кресле.

Мои слова завели мать еще больше.

– Анти, каких бы разговоров вы ни вели, все равно не может быть никаких оправданий!..

Я сделал вид, что не слышу ее, и сосредоточил внимание на Суаресе. За то время, пока мать набрасывалась на меня подобно взбудораженной птице, готовой в любое мгновение пустить в ход клюв, в нем, похоже, произошла какая-то перемена. Угасающее пламя поддержки, которое я так хотел видеть в его глазах, похоже, вспыхнуло с новой силой. Наверно, мой умоляющий взгляд и приступ астмы сделали свое дело. Сделав еще одну глубокую затяжку, Суарес прервал поток красноречия моей матери:

– Успокойтесь, пожалуйста.

Одарив его непонимающим взглядом, мать тем не менее замолчала на полуслове.

– Ваше смущение подкупает своей искренностью, мадам, – продолжил тот с улыбкой. – Я тронут вашим желанием уличить сына во лжи, но, похоже, в том нет необходимости. Лично мне рассказ Анти показался крайне интересным. Как, впрочем, и оценка, которой вы его удостоили.

Подобное выражение лица я уже видел у него и раньше. Мне потребовалась лишь пара секунд, чтобы вспомнить, при каких обстоятельствах. Точно такое же отвращение я дважды видел на лице Фабиана в Педраскаде.

Помолчав, мать заговорила снова:

– Я поражена тем, что вы поощряете безумный полет фантазии моего сына. Мне казалось, главное для вас – докопаться до истины.

– Истину мы установим в любом случае. Но, признаюсь, я бы солгал, сказав, что мне не понравилось то, о чем поведал нам ваш сын.

– То, что он поведал, просто курам на смех, – возразила мать. – Банкеты. Тайные общества. Яхты. Да кто в такое поверит?

– Дорогая моя, будь я даже согласен с вашими словами, чего я, разумеется, не сделаю, мне следовало бы сказать вам: я уже давным-давно избавился от злосчастной привычки верить абсолютно правдоподобным вещам.

Суарес позволил себе еле заметно улыбнуться – почти угасший огонь его былого «я», воспламененный сегодняшним разговором, – однако эта слабенькая улыбка тут же погасла.

– Боюсь, это лишь подтверждает подозрения, которые я испытывала в отношении вас и вашего гибкого взгляда на истину. Принимая во внимания те экстравагантные идеи, которые мне излагал сын после того, как проводил у вас выходные, я, признаюсь честно, не раз задумывалась над тем, стоит ли и дальше позволять ему бывать у вас. Теперь вижу, что мои опасения не были беспочвенными.

Мать резким движением поставила бокал на стол, выплеснув себе на руку немного вина. Однако тотчас вытерла его салфеткой.

Суарес медленно и как-то зловеще переключил все свое внимание на нее.

– Как мне кажется, я достаточно ясно выразился в самом начале нашей встречи: надеюсь, что мне не придется сегодня никого ни в чем обвинять. Было бы ужасно, если бы мы с вами сделали великую личную трагедию – особенно для меня, если вы не возражаете против этого – еще более мучительной, обрушив друг на друга шквал взаимных обвинений. Давайте не забывать: эти события произошли главным образом по вине вашего сына. Прошу вас, позвольте мне договорить. Теперь я понимаю, что несу некоторую ответственность за случившееся. Верно и то, что я до известной степени поддерживал Анти в его потворстве фантазиям Фабиана, покате носили невинный характер. И я не отрекаюсь от моих слов, – добавил он, прежде чем мать успела что-либо возразить. – Даже при том, сколь вольно Анти предпочел их истолковать.

– Но это же просто безумие! – заявила моя мать. – Вы можете привести конкретные факты?

Суарес в ответ пожал плечами, вложив в это движение всю мыслимую небрежность, и снова потянулся за оливками.

Мою мать, разумеется, это не могло не задеть, и она тут же повернулась к отцу.

– А ты, как обычно, отмалчиваешься!

– Я думаю, – ответил тот.

Суарес не без удовольствия наблюдал за этим коротким диалогом. Готов спорить, он с трудом сдерживал довольную усмешку.

– Ты точно не хочешь вина, Анти? – в очередной раз поинтересовался он.

Я с грустным видом покачал головой, стараясь ничем не выдать ликования. Не знаю почему, но Суарес вновь оказался на моей стороне. У меня камень с души свалился. Я наконец смог вдохнуть полной грудью. Легкие снова наполнилась кислородом, и мне стало легче, даже несмотря на то что меня мутило от запаха вина, табачного дыма и оливок. Однако долгожданный финал еще не наступил.

Лицо Суареса вновь приняло серьезное выражение.

– К сожалению, Анти, твоя мать права. Мы еще не закончили. Как бы мне ни нравилась твоя история, мы с тобой знаем, что до ее конца ты еще не добрался.

Я судорожно сглотнул.

– Возможно, ты об этом не знаешь, но я специально ездил в Педраскаду, пока ты лежал в больнице. Ну как, не ожидал? Разве у меня не могло возникнуть желания увидеть собственными глазами то место, где встретил свой последний час мой племянник? Получилось так, что я выяснил, что это за таинственный купол на скале. Хочешь, расскажу тебе о нем? Это загородный дом, который принадлежит человеку, возглавлявшему нашу страну два или три президентских срока тому назад. Уйдя в отставку, он предается давней своей страсти – изучению звездного неба и астрономии в целом. Ничего загадочного там нет. Ну а поскольку владелец купола еще не самый продажный из тех политиков, что стояли у кормила власти в нашей стране, то банкеты, о которых ты рассказал нам, не в его духе. Насколько мне помнится, именно успехи в деле охраны окружающей среды были предметом его гордости – это немногое, чего он достиг за время своего пребывания у власти. Хочу предупредить ваши возможные вопросы и скажу, что, по моему мнению, он вряд ли страдает на заслуженном отдыхе потерей памяти. Если не ошибаюсь, именно избирательная память в свое время во многом способствовала его успеху.

Суарес усмехнулся собственной шутке, после чего вновь перехватил мой взгляд.

– Я тронут твоим рассказом, Анти. Аплодирую тебе. Но сейчас, если ты не возражаешь, мы выслушаем реальную версию событий.

– На самом деле?

– Это всего лишь формальность. Скучная, утомительная, я это понимаю, но совершенно необходимая. Как бы банально ни звучало, но мне будет интересно выслушать любую твою историю. Начиная с сегодняшнего вечера ты можешь вспоминать о том, что случилось в Педраскаде, как тебе заблагорассудится. Даю тебе на это мое благословение. Добавь его ко всему, что тебе нравится. Это твоя прерогатива. Но прежде всего, пожалуйста, изложи нам реальные факты.

Голос его приобрел неожиданную твердость:

– Прямо сейчас.

На этот раз я заговорил очень тихо и очень быстро, избегая смотреть на присутствующих. Меня больше не перебивали.

– Мы всегда рассказывали друг другу выдуманные истории, такая у нас была привычка. Мне казалось, мы оба прекрасно понимали, когда заходим в вымысле слишком далеко, знали, когда следует остановиться. Но в Педраскаде ситуация вышла из-под контроля. Фабиан без конца рассказывал истории, причем все более и более невероятные. А я… я старался не отстать от него.

Это началось еще во время поездки. Утром мы должны были сесть на поезд и оправиться в горы. Фабиан исчез на всю ночь, оставив меня одного в маленьком городке на краю света. Кругом лишь горы и туман. Я ночевал в гостинице, которая принадлежала какой-то безумной женщине. Там во дворе повсюду были развешаны бесчисленные клетки с птицами. От страха я не знал, куда деться. Ночью я практически не сомкнул глаз. Я был готов в любую минуту бежать из гостиницы и один, без Фабиана, вернуться домой. На следующее утро, когда Фабиан наконец объявился, он даже не извинился. Начал нести какую-то чушь о борделе, в котором якобы провел ночь. Он-де спал с какой-то проституткой, но денег ей не заплатил и едва унес ноги от ее сутенера. Я жутко рассердился на него и решил ему отплатить.

Потом, когда мы добрались до побережья, один парень, с которым мы познакомились в поезде, почему-то решил подарить нам весь свой запас травки.

Тут я в нерешительности посмотрел на мать. Услышав подобное откровение, она поерзала в кресле, удивленно изогнула одну бровь, однако перебивать не стала.

– Наверное, он просто проявил свойственную ему щедрость. Но, как бы то ни было, Фабиан был в восторге от подарка и, пока мы с ним находились в Педраскаде, все время курил траву. Я так думаю, для него это была возможность полностью раскрепоститься. Увы, его стало не узнать.

В Педраскаде Фабиан как будто… как будто снова вернулся в детство. Да, пожалуй, именно так. Он долгими часами играл с Сол, дочерью Рея. Называл ее своей маленькой сестренкой. Это было очень странно, но, с другой стороны, я впервые в жизни видел его таким счастливым. Так что я не слишком переживал по этому поводу.

Затем, на второй день, в Педраскаду приехала женщина-датчанка, океанолог, и заняла домик рядом с нашим. Она нам сразу понравилась. И еще она показалась нам… какой-то таинственной. Загадочной.

Она передвигалась вдоль побережья вслед за тушей мертвого кита. Каждый вечер приливом кита выбрасывало на берег, и она обрезала с него мясо, чтобы получить целый скелет, выполняя заказ какого-то музея. Это занятие стало для нее своего рода охотой.

Мы с Фабианом изо всех сил старались подружиться с ней, но она была очень сдержанной, почти неприступной. Стоило нам поинтересоваться ее личной жизнью, как она тотчас замыкалась. Она явно не желала сближаться с нами. И когда она весь день, сидя на корточках у кромки воды, занималась тушей кита, мы с Фабианом устраивались неподалеку и наблюдали за ее работой. Просто забавы ради мы принялись… придумыватьей прошлое. Даже придумали для нее новое имя – Салли Лайтфут. По названию одного вида краба, обитающего на Галапагосах.

Наконец, на второй вечер, Салли немного расслабилась и поведала нам кое-какие факты из своего подлинного прошлого. Ей нелегко пришлось в жизни. Ее угораздило выйти замуж за жуткого типа, который постоянно избивал ее. Когда она подала на развод, ее муженек так рассвирепел, что разделочным ножом отрезал ей палец вместе с обручальным кольцом. Этот подонок заявил, что раз она не желает больше оставаться его женой, то он позаботится о том, чтобы ей больше никогда в жизни не надеть обручальное кольцо.

Понимаю, это ужасно. Салли, по всей видимости, все еще не оправилась после этого жуткого случая, и мне стало стыдно, что мы так донимали ее расспросами о прошлой жизни. Но Фабиан повел себя странно. Судя по всему, он увидел в ее истории некий вызов. Ему казалось, будто она поставила себе целью отнять у него его законное право на исключительность. В ответ он рассказал всем, кто собрался в тот вечер вокруг костра, реальную историю о том, как погибли его родители. Мне кажется, он впервые поведал об этом правдиво.

– В чем же заключалась его правда? – тихо проговорил Суарес.

Я помедлил с ответом.

– Он признался, что чувствует себя виновным в смерти родителей. Дело в том, что у отца была интрижка с жившей в их доме горничной – Фабиан как-то раз застукал их в ее комнатке. По его собственным словам, ему следовало рассказать об увиденном матери, и тогда родители не поехали бы в тот выходной в горы. Он вбил себе в голову, что своим молчанием убил собственную мать. Или способствовал тому, что она бесследно пропала.

Наконец я поднял голову. Отец неловко катал в кольцах косточку от оливки. На лице матери выражение злости и раздражения сменилось тревогой. С Суаресом произошло нечто ранее не виданное – он плакал.

– Анти, прошу тебя, продолжай, – произнес он, стряхивая со щеки слезинку.

Я немного помедлил.

– Со мной все в порядке. Пожалуйста, продолжай, – снова попросил он.

– Фабиан почему-то вбил себе в голову, что мы с Салли объединились против него. Она так разозлился на меня, что даже не пустил спать в наш домик, и мне пришлось ночевать на берегу. Когда я на следующее утро проснулся, то Салли уже куда-то уехала, ни с кем не попрощавшись. Но Фабиан вместе с Сол увлекся глупыми играми в искателей сокровищ и едва ли обратил на это внимание. Я решил какое-то время побыть один и отправился прогуляться по городу. Это было особенное место – улицы, где по колено увязаешь в грязи, потому что накануне шел сильный дождь, где вокруг тебя никого нет, кроме рыбаков и местных хулиганов, однако в конечном итоге я отыскал бар, в который и зашел выпить пива. Там я познакомился с одним любителем серфинга, который приехал в город на несколько дней. Он предложил мне покурить. Не знаю, что это было такое, но после его сигареты мне сделалось плохо, и я решил поскорее уйти из города. Возвращаться в нашу хижину мне не хотелось.

Потом мне вспомнился рассказ Рея о том, что прямо под его туристическими домиками протекает подземный ручей. Не зная, чем заняться, я отправился на поиски водопада, который якобы был продолжением этого ручья. Мне захотелось показать Фабиану, что я и один могу неплохо проводить время.

Место оказалось ужасным – обычная выгребная яма, поросшая водорослями, где плавало всякое дерьмо. «Водопад» оказался жалким ручейком, вытекавшим из бетонной трубы. Принюхавшись, я предположил, что это либо утечка из городской канализации, либо где-то в воде разлагается дохлое животное. В моем отупелом состоянии после выкуренной в баре сигареты я тем не менее попытался искупаться в этом мерзком водоеме, однако от вони меня вырвало.

Когда я возвращался к нашему домику, вокруг моего вонючего лица роем кружились мухи. Я все больше и больше злился на Фабиана. Вся поездка по его милости превратилась в бестолковое сидение на идиотском пляже, в бесполезную трату времени. Мне подумалось, что Фабиан напугал Салли своей агрессивностью, вот она и поспешила уехать. Потом я вспомнил, что он фактически бросил меня ради игр с десятилетней девчонкой, оставив на целый день Одного. Это по его милости я искупался в гнусной жиже выгребной ямы. Чем больше я думал об этом, тем сильнее разгоралась во мне обида.

Я нашел его в еще более жутком состоянии. Фабиан снова напился. А еще он вернулся к своей привычке протирать лицо ватой, смоченной в спирте, и поэтому выглядел ужасно. Хуже того, он поссорился с Сол. В принципе ничего страшного – она упала в глубокую лужу у подножия скалы, когда они искали там крабов, – но мне удалось использовать это как повод для обвинений, которые я не замедлил обрушить на него, когда вернулся в нашу хижину. Я обвинил его в том, что он предает нашу дружбу, почти все время проводит с Сол. Я разозлился настолько, что не отдавал отчета своим словам. Я дошел до того, что обвинил Фабиана в том, будто он… покусился на невинность девочки.

В отместку я сказал ему, будто провел ночь с Салли. Будто мы с ней оставались вместе целый день, занимаясь любовью под струями прекрасного водопада. Это была, конечно же, чушь, но мне хотелось отплатить ему за ту боль, которую он причинил мне. Фабиан был в уязвимом состоянии, и я не сомневался, что он мне поверит. Как и следовало ожидать, мой рассказ вызвал у него приступ ярости. Тут-то все и началось.

Мы наговорили друг другу кучу гадостей, но мне кажется, главным образом потому, что наконец-то на нас начал сказываться наш побег. Последствия этого шага не заставили себя ждать. События начали развиваться так, что перестали напоминать игру. Мы, естественно, вспомнили клинику Меносмаля, и Фабиан наорал на меня. По его словам, я сфабриковал эту злополучную газетную вырезку вовсе не для того, чтобы помочь ему. Что все наше путешествие я задумал лишь для собственной выгоды, а отнюдь не ради его блага. Потом он бросился к подножию утеса и попытался вскарабкаться наверх, к куполу.