Текст книги "Путь мрака"

Автор книги: Джеймс Пейдж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 13 страниц)

* * *

Дарг шел со своими солдатами по длинному темному туннелю, и в голове его лихорадочно стучала только одна мысль – надо дождаться подходящего момента и броситься на ближайшего хвостатого. Солдаты тут же последуют его примеру, и хотя вряд ли они смогут отсюда выбраться, все же пусть лучше погибнут, как герои, чем будут медленно умирать в рабстве.

Дарг скосил глаза на идущего рядом с ним обезьяночеловека и тут же наткнулся на его колючий подозрительный взгляд. Да, мохнатые противники, очевидно, постоянно ожидали подвоха со стороны пленников и поэтому все время были начеку. Что же придумать? Нарочно споткнуться и в суматохе успеть прикончить хотя бы одного врага? Или вдруг упасть на землю, а потом… Но что потом, молодой командир пиктов не знал. Силы были явно слишком неравны.

Туннель опускался все ниже и ниже, становилось нестерпимо душно, и в то же время ужасная сырость пронизывала Дарга до мозга костей. Куда же эти твари их ведут? Они собираются сделать пиктов своими рабами… Ну этого, конечно, хвостатые не дождутся! Воин стиснул зубы и бросил осторожный взгляд на идущего чуть позади него солдата – на лице того была написана ненависть и решимость сражаться с врагом до конца.

Другого Дарг, собственно, и не ожидал. Он хорошо знал своих ребят. Ну что ж, значит, они еще поборются!

Пиктов привели в большой темный отсек и начали по одному запускать внутрь. «Вон он, подходящий момент!» – мелькнуло в голове у Дарга. Другой возможности уже не будет – их здесь закроют и будут морить голодом, дожидаясь, пока измученные пленники не начнут просить врагов о милости. Командир пиктов внезапно остановился и, схватившись рукой за сердце, с глухим стоном повалился на землю. Изображая не то сердечный приступ, не то нервный припадок, Дарг закатил глаза и начал корчиться на земле, судорожно дергаясь и хрипя. Двое обезьянолюдей с недовольным ворчанием принялись поднимать его, но пикт отчаянно сопротивлялся, извиваясь и кусая их за руки. Еще несколько хвостатых стражей метнулось к нему, Дарга подняли, но он тут же упал, увлекая за собой косматых. Он хотел отвлечь на себя как можно большее число врагов, чтобы дать возможность своим солдатам напасть на них сзади, но в то же время понимал, что долго так не может продолжаться, – обезьянолюди, потеряв терпение или заподозрив уловку, просто-напросто придушат его.

«Ну же, давайте! – мысленно крикнул он своим воинам, и те, словно услышав его беззвучный призыв, разом бросились на обезьянолюдей. – Бейте их, душите, рвите на куски! Живыми нам все равно не уйти, но хотя бы напоследок мы им покажем, кто такие пикты!»

В темном отсеке и прилегавшем к нему туннеле завязалась яростная схватка. Солдаты, зная, что, кроме жизни, им все равно терять нечего, дрались с таким ожесточением, что обезьянолюди в первый момент растерялись и начали отступать. Это продолжалось недолго – придя в себя, хвостатые злобно зарычали и с остервенением набросились на людей, – однако пикты все же сумели продвинуться из отсека и вырваться в главный туннель, от которого отходило несколько боковых. Здесь у пиктов появилась возможность рассеяться и не дать мохнатым противникам вновь согнать их вместе. В узких отверстиях боковых туннелей двоим было не разойтись, и пикты, первыми попавшие в них, могли продвинуться далеко в разные стороны. Тем же, кто прикрывал отход, пришлось туго. Дарг, оказавшийся в самой гуще схватки, с горечью видел, как несколько его лучших воинов упали на землю, не подавая признаков жизни.

Однако хвостатым тоже досталось. Ярость, помноженная на отчаяние, придала пиктам такие невиданные силы, что пятеро обезьянолюдей, навсегда успокоившись, валялись на земляном полу, а прямо по их телам в смертельной схватке топтались сражающиеся. Двоих хвостатых уложил лично Дарг. Пиктов обезоружили сразу же, как только они попали в ловушку, но обезьянолюди почему-то не догадались получше обыскать пленников, и у молодого командира остались два спрятанных за пазухой небольших, но острых кинжала, которые он и держал теперь в руках.

Вот и сейчас, подпустив хвостатого противника поближе, разъяренный пикт вогнал ему в горло клинок по самую рукоятку. Еще один враг с диким ревом повалился на землю, и в сердце Дарга затеплилась надежда: а вдруг им все же удастся прорваться? Одним прыжком он подскочил к обезьяночеловеку, накинувшему петлю из хвоста на шею отчаянно сопротивляющемуся пиктскому воину, и вонзил в мохнатую спину сразу оба кинжала.

Оглянувшись, командир пиктов заметил метнувшегося ему навстречу другого хвостатого, который, увидев тускло блеснувшие клинки, глухо зарычал и попятился. Высоко подняв руки с зажатыми в них кинжалами, Дарг издал громогласный боевой клич своего племени и бросился на врага. Его поддержали солдаты, выскочившие из бокового туннеля, и вскоре неистовая толпа пиктов уже уверенно теснила беспорядочно метавшихся обезьянолюдей, загоняя их к тому самому отсеку, который и должен был послужить пиктам тюрьмой.

Хвостатые, конечно, сопротивлялись, но с лавиной – иначе и не назвать – обезумевших от ярости и вкуса победы людей справиться не могли. Через несколько мгновений обезьянолюди оказались в отсеке, вход в который пикты тотчас закрыли прикрепленной к стене толстой заржавленной решеткой. Заметив кончик хвоста, торчавший из-за металлического прута, Дарг тут же схватил его и, вытянув побольше, поднес к нему кинжал.

– А ну-ка, говори, гнусная тварь, как отсюда можно выбраться, – угрожающе крикнул командир пиктов и для пущей убедительности слегка полоснул лезвием по извивавшемуся у него в кулаке живому канату. – А не то я искромсаю твой хвост на мелкие кусочки!

Обладатель мохнатого отростка жалобно взвизгнул и попытался подтянуть хвост к себе – но не тут-то было. Дарг крепко намотал его себе на руку, а трое солдат вцепились в своего командира, не давая ему сойти с места.

– Гы-гы-гыр! – заговорил наконец обезьяночеловек, но никто его, естественно, не понял. – Гы-гыр, хуру-хуру!

– Говори по-человечески! – потребовал Дарг, еще раз слегка полоснув кинжалом по хвосту.

– Э-э, хуру-журу, – простонал человек-обезьяна, яростно тыча длинным пальцем куда-то поверх плеча пикта. – Жур-хур, хур-жур.

– Понятно, – процедил Дарг и, не раздумывая, отсек кинжалом кончик хвоста. – Попробуй еще раз.

Заросшее щетиной лицо исказилось муками боли, но с его губ по-прежнему слетали лишь нечленораздельные звуки. Однако пикт уловил, что в жестах хвостатого была какая-то осмысленность – он явно указывал направление, по которому, возможно предстояло двигаться освободившимся воинам. Дарг обернулся и увидел, что мохнатая рука указывала в сторону того самого туннеля, по которому их привели сюда. Что ж, возможно, обезьяночеловек и не обманывал, но, помня о хитрости и непревзойденном коварстве этого племени, командир пиктов на всякий случай отрезал еще один небольшой кусочек живой плоти. Пусть-ка косматый подумает как следует, прежде чем врать!

Очевидно, хвосты для обезьянолюдей были дороже жизни, потому что бедняга взвыл так, что у пиктов невольно поползли по спине мурашки. Утирая мохнатой лапой слезы с лица, он принялся усиленно тыкать длинными пальцами все в том же направлении, пытаясь дополнить свои жесты неким подобием человеческой речи.

– Ту-а, ит-и, – промычал он, и Дарг перевел эти слова как «туда иди». – Та-тамм бурру… но-мно-хо…

«Там много бурусов, – понял командир пиктов. – Ну что ж, нас тоже немало, к тому же мы злые».

– Ладно, если обманул, я вернусь, – пообещал он и отек еще кусочек хвоста. – А это я возьму себе на память о приятном знакомстве.

Дарг повернулся и, махнув своим солдатам рукой, решительно двинулся вперед. Возбужденно переговариваясь, пикты двинулись по туннелю, горя желанием свалить любое количество хвостатых, которые могли повстречаться им на пути. Но пока, как ни странно, никто им не попадался, и Дарга это насторожило.

«Странно, – подумал он, оглядываясь по сторонам. – Я-то думал, они тут на каждом шагу порасставлены, и прежде чем мы доберемся до своих, хвостатые твари будут так и лезть на нас изо всех нор. Значит, они почему-то покинули свои посты. Видимо, происходит нечто необычное».

Дарг обладал первоклассным чутьем охотника – выросший на угрюмом скалистом побережье, он с детства привык замечать едва различимый след, улавливать новые оттенки в привычных звуках, чувствовать запахи пищи, готовившейся на кострах, сложенных из поленьев не тех деревьев, что использовали люди его рода. Вот и сейчас, зная, что обезьянолюди должны были непременно услышать и шум сражения, и громкие крики победителей, и жалобные стоны побежденных, он недоумевал, почему никто из них не бросился хотя бы выяснить, что случилось.

«А может быть, мы не одни попали в ловушку. – Дарг вдруг воспрял духом, вспомнив, что незадолго до него в лапы хвостатых угодил Брул. – Ну, конечно же, и Копьебой, и все остальные, кого раньше захватили хвостатые твари, задали им жару. Может быть, и Кулл здесь – а вдруг он каким-то образом вышел на подземные ходы и сейчас сдирает с мохнатых их поганые шкуры?»

Мысль об этом до того взволновала командира пиктов, что он резко остановился и поднял руку.

– Стойте! – крикнул он, не боясь, что его могут услышать находившиеся где-нибудь поблизости враги. Теперь Дарга это не смущало – он был почти уверен, что по всему подземелью идут ожесточенные бои, причем верх неизменно одерживают валузийские воины. – Мы не должны прямо сейчас отправляться наверх. Где-то здесь неподалеку бьются наши товарищи, и, возможно, им необходима наша помощь. Вперед, ребята, и покажем хвостатым, что зря они искали легкой победы!

И, высоко подняв кулак с зажатым в нем кинжалом, командир пиктов бесстрашно бросился в один из совершенно темных боковых туннелей. Одобрительно загудев, солдаты тотчас помчались вслед за ним, но вскоре пыл их странным образом начал угасать. Пробежав несколько неверных шагов, пикты один за другим повалились на землю и стали делать нелепые движения руками, словно пытаясь натянуть на себя несуществующее одеяло. Внезапно им стало не до дружбы и боевого братства – холод, ледяной волной накативший на них, оказался столь жестоким, что каждый начал тянуть на себя призрачную материю. А командир так и вовсе вцепился в нее зубами.

Одеяло было невидимым и тонким, оно рвалось на куски, и Дарг, сумев натянуть на себя крохотный лоскуток, успокоился и впал в безмятежное забытье.

* * *

Кулл стоял, не в силах сделать ни шагу. Он знал, что впереди его ждет смерть, но она так завораживала, что атлант, превозмогая себя, двинулся навстречу ей, словно зачарованный слушатель, обманутый сладкозвучным пением флейты факира.

Кулл как будто видел раздувшую капюшон кобру, выползающую из узкого горлышка кувшина, – она раскачивалась в такт нежным переливам тростниковой дудочки – и он, король Валузии, раскачивался в такт вместе с ней. Ему вдруг захотелось потрогать змею – шершавую прохладную кожицу… или ту бархатистую шкурку лани, к которой так приятно было прижиматься в детстве, – о как же это было давно! – покой… умиротворение… мама…

Кулл внезапно вздрогнул, ощутив неприятный, леденящий холод под пальцами. Нет, это что-то другое! Это не воспоминания детства, не отблески памяти, корнями уходящие в прошлое. Это нечто новое, доселе неведомое, расслабляющее и одновременно будоражащее душу. Это переход…

Куда? Кулл силился вспомнить – он же учился у лучших философов королевства, он исправно читал все книги, которое они ему старательно подсовывали, он много думал о том… О чем? Как-то странно скользят мысли, они напоминают градинки, зацепившиеся за почерневший от дождя куст смоковницы… или смородины…

Не все ли равно…

И он вспомнил. Король Валузии Кулл вдруг вспомнил, как в детстве мать частенько говорила ему: «Никого не бойся. Если боишься, даешь оружие против себя. Мужчины нашего рода никогда не ведали чувства страха, и тебе оно никогда не будет знакомо. Ты просто знай, что злые силы тебя не любят, они никогда не утащат тебя в свой жуткий хоровод. Но это не значит, что они забудут о тебе. И если ты когда-нибудь спросишь: доколе же вы будете виться за моею спиною? Они ответят: всегда».

Теперь он знал, что мать была не права. Теперь-то он понимал, что самые навязчивые, никогда не покидающие сознание, без конца будоражащие совесть силы – это вовсе не силы зла. А именно те, что не позволяют человеку есть падаль, вонзать нож в спину своему брату, красть кусок хлеба у своего ребенка. Бог, что ли?

«Валка, – беззвучно прошептал атлант. – Я грешен. И не слишком-то часто вспоминал о тебе. Я никогда не осознавал, что тебе тоже нелегко, что ты тоже борешься с врагами и твой бой вечен. Я просто говорил – Валка, и думал, что после этого я под защитой длани твоей. А оказывается, и ты ждал помощи от меня, так же, как и я от тебя. Я помогу тебе, но… я не знаю, как мне сейчас быть… кому и чему верить… Я боюсь».

Король несколько раз повторил последние слова. Чего я боюсь? – вдруг вспыхнуло у него в мозгу. Он обернулся и посмотрел на иссиня-бледное лицо буруса. Ему вдруг захотелось расхохотаться. Мужчина в безрукавке стоял, словно истукан, судорожно облизывая пересохшие губы. Лоб его был покрыт испариной.

– Чего ты боишься? – тихо спросил Кулл, не чувствуя ни капли ненависти к недавнему врагу. Атлант не хотел вдаваться ни в какие рассуждения, он отбрасывал все мысли, которые влекли его к прошлому. Он просто смотрел в лицо человека, который как будто недавно хотел его убить. – Похоже, ты потерял интерес к бою. В другой раз я был бы рад этому, но сейчас меня это почему-то настораживает.

Бурус посмотрел на Кулла вполне осмысленным взглядом, но ничего не ответил. Впрочем, и атлант при всем желании тоже не смог бы ему объяснить происшедшую перемену. Некоторое время они стояли молча, затем бурус вдруг дотронулся до руки Кулла.

– Там… Я не знаю… Я помню, когда-то давно ходили легенды о подземном Царстве Ненависти. Мы не слушали их, потому что знали, наше Царство Ненависти здесь на земле, и имя ему – Валузия. – Он сглотнул слюну и с трудом продолжал: – Мне помнится, в предании шла речь о каких-то не то червях, не то змеях. Впрочем, ни тех, ни других на самом деле не существует, они только мерещатся тем, кто попал под власть этого чувства – ненависти. Я не знаю, что сейчас происходит, но очень похоже на то, что мы столкнулись… – Бурус вытер холодный пот со лба и, взглянув в глаза Куллу, сказал уже более спокойно: – Во всяком случае, если все это правда, то мы сейчас в одинаковом положении.

Атлант с трудом понимал смысл доносившихся до него слов, но он знал одно – надо как-то выбраться из этой обволакивающей пелены забытья и найти путь к своим. Это самое главное. Ненависть… какая ненависть? Он готов был дружески похлопать по плечу этого молодого человека в меховой безрукавке, утешить его, сказать, что валузийцы никогда не хотели причинить зла бурусам…

Стоп! Не стоит расслабляться. Именно ненависть, о которой говорил сейчас покрытый испариной враг, привела полчища мохнатых тварей на благословенную землю Валузии. И сейчас, наверное, тяжелая кавалерия, наемники и Алые Стражи бьются не на жизнь, а на смерть, увлекаемые в кровавую гущу схватки не ради любви к Прекрасной Деве, а ради ненависти.

Но только ли сегодняшняя битва зиждется на ненависти? Нет, все таковы. Алый Страж никогда не вспомнит, что тот, в кого сейчас летит его копье, бегал с ним когда-то в детстве, веселый, лопоухий, удивлявшийся любому чуду на свете, – стрекозам, кружащим по вечерам у потайного отверстия в заборе, где можно было подслушать заветные беседы девочек. Рыбам, которые не боялись его рук, когда он погружал их в тихий прохладный ручей. Да мало ли чему удивлялся тот безымянный друг детства, когда в последний миг вспоминал глупые, невинные свои шалости, ощущая теперь только ненависть к поразившему его врагу.

Ненависть… Кулл поежился, пытаясь стряхнуть с себя бремя ненужных воспоминаний. И – не смог. Потому что их не было. Сколько раз он убивал, сколько раз по приказу короля валузийские солдаты уничтожали целые народы, – но он не мог вспомнить ни одного случая, чтобы в бой его вела ненависть. Ярость атаки, жажда справедливого отмщения, неприятие навязанных противником условий войны… Да мало ли что еще? Но только не ненависть. Ее Кулл никак припомнить не мог.

Он оглянулся на буруса и увидел, что тот сполз на землю, судорожно хватая ртом воздух. «А вот тут, наверное, этого чувства хватило через край, – подумал Кулл. – Плохо сейчас, видно, бедняге приходится». Ну что ж, за все надо платить, – и с этой мыслью король склонился над распростертым телом мужчины, пытаясь хоть как-то привести его в чувство. В тот момент он не думал ни о каком коварстве, он лишь слегка потрепал по щекам угрюмого парня в меховой безрукавке. Но то, что произошло потом, превзошло все его ожидания.

– Ы! – вдруг крикнул бурус. – Ы-ы-ы! Ты!

– Я? – доверчиво перепросил Кулл.

Бурус не договорил и, упав на землю, начал корчиться и извиваться. Он силился что-то сказать, но с его губ срывались лишь слабые хрипы, а глаза дико поблескивали в полумраке,

– Да что с тобой? – Кулл попробовал приподнять его за плечи, но вдруг отшатнулся. На губах буруса появилась зеленоватая пена, затем изо рта вялыми толчками потекла кровь. Тело его конвульсивно задергалось, в широко раскрытых глазах застыл ужас, лицо исказилось предсмертными муками.

Кулл прижался спиной к ледяной стене пещеры, пытаясь унять бившую его дрожь. Он закрыл глаза, чтобы больше не смотреть на умирающего, но вместо темноты увидел какие-то яркие блики, сначала беспорядочно замелькавшие перед ним, а затем начавшие складываться в странные картины. Они постоянно менялись, и с такой скоростью, что Кулл не успевал рассмотреть ни одну из них. Тогда он открыл глаза, чтобы остановить этот неистовый жуткий водоворот становившихся все более яркими образов, и – вновь увидел их, теперь уже совершенно отчетливо.

Сначала перед атлантом появились очертания какого-то дворца, смутно показавшегося ему знакомым. Ну да, это же дворец правителя Валузии! Вот его башни, хрустальные шпили, золоченые крыши, его высокие стрельчатые окна, цветущие сады, журчащие фонтаны… Но как будто чего-то не хватает… Почему-то не видно часовых на башнях, нет отрядов Алых Стражей вокруг, нет дозорных на высоких городских стенах… И все же это тот самый дворец, где Кулл еще недавно восседал на топазовом троне. Внезапно вокруг прекрасных зданий вспыхивает пламя, оно неистовствует, пожирая все, что можно. Какие-то зловещие тени начинают метаться, образуя неистовый хоровод смерти… Они поднимаются все выше и выше по стенам, лезут в окна…

Неужели бурусы штурмуют Хрустальный город, и Кулл видит сейчас все это наяву? Их лица, горящие дикой яростью, мелькают все ближе и отчетливей, но Кулл почему-то не узнает в них знакомых черт бурусов. Где же их отборные воины, обезьянолюди? И почему захватчики вооружены – ведь бурусы не используют оружия! Атлант увидел широкие мечи и длинные кинжалы и окончательно понял, что видит не бурусов.

Значит, кроме них у Валузии есть и другой враг, который или был заодно с бурусами, или просто воспользовался подходящим случаем – ведь валузийская армия, в своем основном составе, покинула столицу, двинувшись к южным рубежам королевства. В Хрустальном городе осталось не так уж много защитников, но все они опытные и храбрые воины, и врагам, по-видимому, будет не так просто одолеть их. Но почему же не видно сражения?

Неведомые захватчики уверенно лезут по стенам, проникают в окна и не встречают никакого сопротивления… Кулл вновь закрыл глаза, надеясь, что страшное видение исчезнет, но оно лишь стало еще отчетливее. Теперь он уже мог разглядеть даже мельчайшие детали одежды и вооружения тех, кто осаждал дворец.

И тут он все понял.

То, что яркими картинами представало перед изумленным атлантом, было отражением событий далекого прошлого – нападение предков валузийцев на бурусов и захват их дворца. Да, ведь человек в меховой безрукавке рассказывал ему, что люди Буру-Теш не умели воевать и не оказали нападавшим никакого сопротивления. Они просто строили системы подземных ходов, чтобы в случае опасности уйти. Вот и теперь они просто ушли. Ушли, чтобы через много лет вернуться и покарать тех, кто отнял у них страну…

Король очнулся и недоуменно огляделся. Но что же тогда происходит сейчас? Почему его неожиданный спутник – бурус – корчится в предсмертных муках? Что за неведомые силы свалили такого крепкого парня с ног? Может быть, кто-то третий вступил в борьбу, приняв сторону валузийцев? Кто он? Ставленник Светлых богов или мерзкая тварь Великой Тьмы, приспешник Неназываемого?

Яркое видение штурма опять промелькнуло в сознании Кулла и исчезло. Боги словно подсказывали королю ответ, но он никак не мог понять его значение. Атлант стоял, по-прежнему прислонившись к стене и закрыв глаза, будто ожидая продолжения странных событий. Он был потрясен, хотя уже давно перестал чему-либо удивляться. Еще какое-то время назад Кулл твердо знал, что ему предстоит делать всю его дальнейшую жизнь – жребий и долг короля беспощадно, до последнего мгновения бороться с врагами Валузии и верить в победу, в справедливость этой борьбы. А сейчас он не был уверен ни в чем. Кого считать врагом? Что такое справедливость? У каждого народа своя правда и право решать свою судьбу!

Атлант с трудом заставил себя открыть глаза и взглянуть на неподвижно лежащего буруса, застывшего с необыкновенно спокойным, умиротворенным выражением лица. Как будто наконец свершилось то, о чем долго мечтал человек в безрукавке. Сколько же прошло времени с тех пор, как они оказались в этой странной узкой пещере? Мгновение, день, вечность?

Нет, это не трещина в скале – это трещина во времени.

Кулл опустился на корточки рядом с бурусом и слегка дотронулся до обнаженного плеча мужчины. Тот не шевельнулся, и атлант провел рукой по его холодной щеке. Никакой реакции не последовало, и король, вздохнув, поднялся на ноги и огляделся. Наверное, стоит выбраться отсюда побыстрее, решил он. Выйти из темноты пещеры наружу, постараться подняться по скале и оглядеться. А как действовать дальше, видно будет.

Может статься, там, наверху, его поджидают обезьянолюди, но это теперь уже не волновало атланта. Теперь король почему-то не мог себе представить, что бурусы проявят к нему хоть какую-то враждебность. После того, что он увидел, почувствовал и понял в ледяном мраке, атлант внутренне изменился. Но перемена произошла не только с ним, в короле росла уверенность: все изменилось вокруг, все будет по-другому.

Он посмотрел в глубь трещины, но ничего не увидел. Его руки коснулись глухой стены, и Кулл понял, что в этом направлении идти бесполезно. Ледяного холода он уже не ощущал – должно быть, те силы, что погубили буруса, отступили. А он, Кулл, им не нужен. Хоть кричи, они больше не появятся, атланту это казалось совершенно ясным.

Он сделал шаг в противоположную сторону, удивившись, каким невесомым вдруг стало его тело. Свет, попадавший в пещеру, был слабым и призрачным, но Кулл хорошо различал дорогу. Дойдя до узкого выхода из трещины в скале, он остановился и оглянулся. За спиной царила мертвая тишина, и атлант, постояв еще немного, медленно шагнул на нависший над пропастью небольшой выступ.

Его сразу же оглушил невообразимый шум, а неяркие лучи заходящего солнца, на несколько мгновений ослепили его. Прижавшись к скале и стараясь не потерять равновесия, король взглянул вниз и увидел яростное сражение, развернувшееся на каменном плато. Легкая кавалерия, оставленная там Куллом, когда он со своим отрядом поднимался по горной тропе, ожесточенно рубилась с толпой беспорядочно скачущих обезьянолюдей. Они применяли свои излюбленные приемы – накидывали, словно арканы, длинные хвосты на шеи всадникам, стаскивая их с коней, мощными руками ловили на лету стрелы и копья. Валузийцы, однако, не уступали им, и бились столь яростно, что обезьянолюди то тут, то там падали замертво. Боевые кличи людей, вой и визг их мохнатых противников, ржание коней и громкие стоны раненых разносились далеко окрест и, казалось, поднимались к самым небесам.

«Сколько ненависти, – подумал вдруг Кулл, с каким-то новым, неведомым ранее чувством, глядя на кровавую бойню. Странно, но он почему-то совсем не ощущал в себе привычного боевого азарта воина, полководца, варвара, наконец. И тем более никакого желания немедленно спуститься вниз и ринуться в гущу битвы на подмогу своим воинам. – Сколько чудовищной злобы и напрасной ненависти…»

Отсюда, с высоты, все происходящее казалось ему каким-то нереальным – он как будто наблюдал за сражением игрушечных солдатиков. Куллу вдруг захотелось вернуться в пещеру, где произошло то, что, возможно, перевернет всю его жизнь. Там он многое понял, хотя и не успел еще все полностью осознать.

Он взглянул на небеса, расцвеченные причудливыми красками заката, вздохнул полной грудью и вдруг сделал шаг вперед, застыв над самой пропастью. Птицы плавно кружили рядом с Куллом, и он, казалось, парил в воздухе вместе с ними. Атлант по-прежнему не ощущал тяжести своего тела, словно там, во мраке скалистой пещеры, он, незаметно для себя, совершил переход в какой-то другой, совершенно отличный от реального мир.

– Нет!

Король услышал вдруг чей-то голос, показавшийся ему странно знакомым. Может быть, он принадлежал погибшему бурусу, вместе с которым они вошли в трещину? Или это его собственный голос, звучавший как в сознании самого Кулла, так и. в порывах ветра, шелесте птичьих крыльев, отзвуках дикой, кровавой битвы внизу?

– Нет! Ты обязан идти до конца! Ты правитель Валузии, в твоем королевстве бушует война, твои воины сражаются с теми, кого ты уже не считаешь врагами. Но валузийцы этого еще не знают, и ты должен быть вместе с ними. Ты не можешь допустить бессмысленной гибели и тех и других. Ступай!

Внезапно ощутив чье-то присутствие, Кулл обернулся и различил смутную тень в проеме скалы. Она слегка подрагивала, излучая слабое свечение. В сгущающихся сумерках атлант узнал в бесплотном видении очертания человека в меховой безрукавке. «Бурус жив! – Король напрягся, пристально вглядываясь в полумрак. – Или…»

– Нет, я умер, – прозвучал ясный, но: какой-то далекий и бесплотный голос. – Я вошел туда, в Царство Ненависти, и теперь меня больше нет.

– Но я же отправился туда вместе с тобой, – недоверчиво прошептал Кулл. Он хотел было подойти поближе к бурусу, но почувствовал, что его ноги словно приросли к скалистому выступу. – Я видел жуткие картины… Наблюдал, как предки валузийцев напали на столицу Буру-Теш. И решил, что схожу с ума… Но я вернулся! Или ты хочешь сказать, что я тоже умер?

– Нет, ты жив, потому что в тебе не оказалось ненависти, когда ты входил в преддверие ее обители, – печально произнес призрак. – А во мне была. Это я передал тебе то, что увидел сам, – то, как валузийцы напали на наших предков. Я сам не знал, как это происходило, но здесь мне открылось все. Я прикоснулся к полю вековой ненависти, и зрение времени и пространства было дано мне. Я начал видеть сквозь века и века, а в сердце моем зажглось пламя такой ненависти, что я не мог не сгореть в том огне. Ты должен был разделить мою участь… Я хотел показать тебе будущее, король, отчего и твое сердце воспламенилось бы ненавистью. Перед твоим внутренним взором предстали бы одна за одной картины гибели твоей страны, твоего королевства, твоего народа. И триумфа Буру-Теш. Ты должен был увидеть, как бурусы прошли по городам, деревням и полям твоих подданных и вместо цветущего края после нас осталась лишь выжженная пустыня. И как в панике бежали от нас несчастные жители, каким ужасом и скорбью наполнилась земля побежденной Валузии. Но я не успел представить все это. Поэтому ты здесь, а я… скажем так, далеко отсюда.

– Что это за Царство Ненависти? – мрачно спросил Кулл. – Я впервые услышал о нем от тебя, бурус, пока ты еще был человеком.

– Пока на земле между людьми существует вражда, будет существовать и Царство Ненависти. Оно сжигает всех, кто к нему приблизится. А когда пламя ненависти в мире людей достигает определенного накала, толща земли начинает трескаться, и из глубин неудержимо поднимаются потоки невидимой силы, обжигающе-ледяной, уничтожающей всех, кто попал в ее поле. Мы долгие годы копили и взращивали в себе ненависть к валузийцам, и вот теперь выплеснули ее. И земля ответила.

Он замолчал, безмолвствовал и Кулл, глядя на слабое свечение, исходившее от призрака буруса. Атлант чувствовал себя опустошенным.

– Как тебя зовут? – вдруг спросил он, и сам удивился своему вопросу.

– Сейчас – никак, – послышался легкий смешок. – А среди смертных меня называли Бур-Термир. Бурусы не открывают своих имен посторонним, потому что когда чужой произносит твое имя, ты попадаешь под его власть. Совсем немного, но попадаешь. А теперь мне это совершенно не важно – ни у тебя никогда не будет власти надо мной, ни у меня над тобой. Мы оба уже мертвы. А то, что ты пока еще жив, – это только вопрос времени.

– Ты в этом уверен, Бур-Термир? – усмехнулся Кулл. Он уже начал понемногу приходить в себя. Вновь взглянув вниз, он увидел, что обезьянолюди со всех сторон теснят валузийцев, постепенно загоняя их к обрыву. Что ж, медлить нельзя!

– Конечно, – призрак вышел, наконец, из проема и приблизился к атланту. – Неужели ты до сих пор не понял, что в войне между Буру-Теш и Валузией не может быть ни победителей, ни побежденных? Ведь тебе известно не хуже, чем буру-сам, что мы имеем все права и на месть валузийцам, и на землю Валузии. И в то же время справедливость требует признать, что нынешние обитатели королевства ни в чем не виноваты. Но примирение невозможно, и значит, останется только один выход – перебить друг друга. Окончательно погубить два народа.

– Ты говоришь так, потому что сам уже умер, – возразил Кулл. – Но это не дает тебе права решать за всех остальных. Твои соплеменники могут опомниться и выбрать себе другую судьбу.

– Глупец! – презрительно усмехнулся Бур-Термир. – Мой народ желает только одного – стереть вас всех с лица земли. Ну а твои валузийцы, должно быть, надеются уничтожить нас всех до единого, а затем вновь забыть о бурусах и продолжать спокойно жить на земле, которая им не принадлежит. И вы, и мы полны ненависти друг к другу. Понимаешь, о чем я?

– То, что ты говоришь, уже не имеет никакого значения, – покачал головой атлант. – Ты мертв.

– Мертва лишь моя земная оболочка, – жестко произнес призрак. – А ты, пока жив, не забывай о Царстве Ненависти. И валузийцы, и бурусы сейчас целиком находятся в его власти. Они могут сколько угодно грызть друг другу глотки, но это ничего не изменит. С каждой пролитой на землю каплей крови в ней будут образовываться все новые и новые трещины, и ледяные потоки, которые вскоре хлынут оттуда, уничтожат вас всех, без разбору.