Текст книги "Сказки Нью-Йорка"

Автор книги: Джеймс Данливи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

Сцена 3
Приемная мистера Мотта

Просторная комната. Моттсидит нога на ногу в низком кресле. За ним окно. Рядом стол с множеством телефонных аппаратов. Мотт протягивает руку Крисчену. Крисчен проходит и пожимает ее.

Мотт: Ховард, ты заметил то, чего я не смог увидеть с первого раза.

Хоу: (слегка заламывая руки)Я сделал это не один, Стив. Мисс Келли точно подобрала музыку для этого случая.

Мотт: Присаживайтесь, Крисчен. (Показывая на отдаленный стул справа от себя. Хоу садится слева на том же расстоянии от Мотта.)Ну, так давайте вместе еще раз послушаем ваши чудесные идеи, Крисчен.

Хоу: Стив, только что он выдумал вещицу получше, мы не успели сообщить тебе.

Мотт: Скажите же мне поскорей.

Крисчен: «Изобретательность управляет Моттом, а Мотт управляет всем производством».

Мотт: Хорошо. Действительно недурно. Давайте еще раз, только громче. Как можно громче.

Крисчен: «Изобретательность управляет Моттом, а Мотт управляет всем производством».

Мотт:Здорово, черт побери. Превосходно. Молодежь вливает новое вино в наши устаревшие меха. Но, разумеется, вам не следует рассчитывать на большие деньги всего лишь за эту работу.

Крисчен: Я понимаю, но все же, согласитесь, что это действительно превосходно.

Мотт: О, да. Молодежь вливает новое вино. И я вижу, что вы не разыгрываете нас, дружище.

Хоу: Исключено, Стив.

Мотт: Да. Я менее всего желал бы солировать в этой беседе. И все же позвольте мне изложить вам вкратце мое отношение к вопросу. Сразу скажу, что всеми делами нашего предприятия я занимаюсь сам – и этим не пренебрегаю. Но не надо, однако, думать, что я считаю себя этаким королем своего производства, повелителем челяди. Я должен вовремя и регулярно получать сведения обо всех творческих планах и наработках, сделанных вне моего кабинета. К великому сожалению, не многие осчастливливают меня творческими идеями, а некоторые – если и осчастливливают, то идеями самого омерзительного толка. Такой способ работы мне откровенно осточертел. Мне безразлично, каково устройство вашей головы, но если в ней есть блестящие мозги, то я с радостью принимаю эту голову. (Крисчен ощупывает свою голову.)Да-да, Крисчен, с вашей головой все в порядке. Не нервничайте так. Голова – будь она хоть квадратная, или вытянутая на десять футов, или же похожая на пинг-понговый мячик – будет всегда хороша для меня до тех пор, пока она работает. И, прошу вас, не считайте меня своим повелителем. Я уверен в том, что вас ждет большое будущее, Крисчен. Давайте теперь поговорим о вашем прошлом.

Хоу: Стив, позволь Крисчену оставить его прошлое при себе.

Мотт: Если ты будешь молчать, Ховард, то это пойдет Крисчену только на пользу.

Хоу: Я хотел только сказать, что мы могли бы обсудить этот вопрос позже. Уверяю тебя, что его прошлое безупречно.

Мотт: Вот я и хочу это сейчас выяснить. Я помню, что на той вечеринке, Крисчен, вы высказали несколько очень верных мыслей, ну, разве что, быть может, в несколько неуместной обстановке. Так и где же вы работали до последнего времени?

Хоу: Стив?!

Мотт: Ховард, я не с тобой разговариваю.

Хоу: Стив, у нас очень мало времени, чтобы обсуждать сейчас эти вопросы.

Мотт: Я привык обсуждать все вопросы сразу, чтобы затем к ним больше не возвращаться. Я знаю, что вы, Крисчен, были исключены из университета?

Хоу: Но ведь Крисчен – особый случай.

Мотт: Почему же?

Хоу: Потому что он уникален в своем роде.

Мотт: Да, это так, но…

Хоу: Ну ты же сам видишь, Стив, что это (показывая рукой на Крисчена)богатейший кладезь мыслей и идей.

Мотт: Ховард, нажми, пожалуйста, ту кнопку, которая раздвигает шторы. (Хоу подходит к пульту в стене, шторы распахиваются, у окна висит бинокль.)Я не часто показываю это своим людям. Но я хочу, чтобы ты взглянул сюда, Ховард. Ты видишь баржи, которые проходят мимо статуи Свободы. Ты знаешь, что это за баржи?

Хоу: Знаю, Стив.

Мотт: Это мой маленький урок тебе.

Хоу: Я все понял, Стив.

Мотт: Сегодня ты еще здесь, но завтра можешь быть там.

Хоу: Я все понял.

Мотт: Ну, раз всем все понятно, то давайте все же выясним, каково прошлое Крисчена. В конце концов, я не покупаю это прошлое, я беру себе только будущее. Тем не менее, прошлое дает некоторое представление о будущем.

Крисчен: Мистер Мотт, я принимал посетителей корпорации «Лесные звезды». Посетителей похоронного бюро.

Мотт: (поворачиваясь от Крисчена к Хоу)Ховард.

Хоу: Да, Стив.

Мотт: Ховард!

Хоу: Да, Стив.

Мотт: Ховард, я с вами разговариваю!

Хоу: Я слышу, Стив.

Мотт: Как ты ко всему этому относишься?

Крисчен: Меня исключили из школы за ложь и жульничество. Я не получил университетского диплома. В последнее время я делал все, чтобы сопроводить людей к их последнему пристанищу. И до сих пор ничто не омрачило моих трудов – я не считаю свою прошлую деятельность неприличной или недостойной меня. Кроме одного момента.

Хоу: Но это в природе человеческих отношений, Стив.

Мотт: Ховард, у меня есть глаза и уши. Исключения – в природе всяческих отношений. Запомните три вещи. Жизнь существует для того, чтобы жить. Десять центов это всегда десять центов. Последнее и главное: доллар всегда доллар. Когда я говорю о деньгах, это с моей стороны не признак меркантильности. Я меняю сорочку три раза в день. Вчера я летел на самолете из Вашингтона, и стюард спросил меня, не имею ли я отношения к дому Моттов, у которых есть семейный склеп на кладбище Троггс-Нэк. Когда я подтвердил это, он сообщил мне, что его отец заботится о нашем склепе. Вот такой вот жизненный курьез. И сейчас молодой человек по имени Крисчен говорит мне, что он лжец и обманщик, не имеет образования и легко может сопровождать людей к их последнему пристанищу. Вы очевидно полагаете, что империя Мотта – это морг. Да за кого вы меня принимаете в конце концов? Почему вы сразу не сообщили мне эти факты?

Хоу: Не позволяй фактам водить тебя за нос, Стив.

Мотт: Успокойся, Ховард!

Хоу: Я всегда думал, что новые факты имеют весомое преимущество над старыми.

Мотт: А я всегда думал, что старые факты влияют на новые, и не нужно быть королем, чтобы сметь думать так.

Хоу: Ты ошибаешься.

Мотт: Повтори, Ховард.

Хоу: Ты несправедлив к людям.

Крисчен: (медленно подымаясь)Мне лучше уйти.

Мотт: Постойте, Крисчен. Мы еще не закончили.

Крисчен: (стоя)Но я не хочу быть камнем преткновения между вами. Не хочу разрушать вашей дружбы. (Мотт и Хоу переглядываются. Мотт издает сдавленный смешок, фыркает. Хоу раскрывает рот от удивления.)Я понимаю, что здесь империя, но разве в ней нет места для хорошей мужской дружбы?

Мотт: У вас прямо-таки привычка задавать прямолинейные вопросы.

Крисчен: Я же должен прийти к какому-то положительному выводу. Вот и все объяснение.

Мотт: Ваши слова не звучат как слова лжеца и обманщика. Мне только хотелось бы узнать, почему вы стоите. В ногах правды нет. Садитесь, пожалуйста. Я не хотел оскорблять ваши чувства, но мне кажется, что вы, зная наверняка, что выглядите милым и невинным человеком, злоупотребляете нашим доверием и держитесь крайне заносчиво в общении с людьми. К вашему сведению, я давно подметил, что вы стараетесь меня надуть. Ну хотя бы с помощью этой вашей елейной фразочки о дружбе двух людей. Да-да. Я учуял ваши истинные намерения еще на вечеринке у моего сына. Сейчас я вижу, что там вы успели хорошо изучить мои слабые места. К вашему великому сожалению, мне удалось случайно подслушать ваши нелестные слова о моем доме (Крисчен своим видом являет саму невинность.) – да-да, Крисчен, не корчите невиннейшую физиономию – вы говорили о моей семье как о ярком примере новоиспеченной процветающей буржуазии. И уж, пожалуйста, не стройте себе иллюзий: отправляя вас к мистеру Хоу, я вовсе не хотел действительно предложить вам работу. Да, не скрою, я был потрясен вашим смелым поведением, но не думайте, что я позволю вам одурачить себя.

Крисчен: Что вас заставляет так скверно думать обо мне?..

Хоу: Стив, я не встречал человека более чистосердечного, чем Крисчен.

Мотт: Ты, наверное, полагаешь, Ховард, что этот тип – самый чистосердечный человек на свете, потому что он не стесняется говорить всем в лицо, что он лжец и обманщик! А также потому, что он обливался потом в своем вонючем похоронном бюро, стараясь отправить людей на тот свет! И надо же, с помощью бодрой музыки он умудрился выдавить из-под себя пару изречений! Ховард, не будь наивным, милый мой. Этот проходимец готов хоть всю ночь напролет изумлять твое воображение еще и не такими лозунгами. И один будет лучше другого!

Хоу: В таком случае, Стив, мне очень горько, что ты так легкомысленно пренебрегаешь уникальным даром.

Мотт: Все потому, Ховард, что я хорошо знаю этого негодяя.

Хоу: Но почему же ты, Стив, ничего не сказал мне?

Мотт: И вы не изумлены всем этим, Крисчен?

Хоу: А я думал, Стив, что ты только сегодня познакомился с Крисченом.

Крисчен: Что бы вы ни сказали обо мне сейчас, мистер Мотт, я чувствую, что мне действительно лучше уйти.

Мотт: Хотите поскорее смыться, чтобы поносить нас за нашей же спиной? Будете всем рассказывать, какие мы тут зажравшиеся говнюки?!

Крисчен: Какое вы имеете право говорить мне подобные вещи, мистер Мотт? Вы, видимо, полагаете, что мне нечем защититься?

Мотт: О! Да вы мне угрожаете?!

Крисчен: Я не угрожаю вам.

Хоу: Да объясните же мне все, наконец.

Мотт: Вы наверняка думаете, что если вы начнете нападать на меня, то я побоюсь заговорить вслух о вашем прошлом?!! То, что случилось между вами и вашей женой, – это ваше личное дело…

Крисчен: Спасибо за одолжение.

Мотт: Но чем вы занимались там, где я сам…

Хоу: Стив, оказывается, в этой истории есть и светлая сторона. Я и не знал, что Крисчен женат.

Мотт: Он не женат.

Хоу: Почему же ты заговорил о его жене?

Мотт: Ее уже нет.

Хоу: Ты хочешь сказать, что она умерла?

Мотт: Вот поэтому Крисчен и устроился работать в похоронное бюро.

Хоу: Прости, Стив, но это выше моего понимания.

Крисчен: Все очень просто, мистер Хоу, – мистер Мотт не хочет иметь дела с кладбищенскими ворами и извращенцами.

Мотт: Ну хватит, достаточно.

Крисчен: Я пришел сюда с искренним намерением получить хорошую работу и зарабатывать хорошие деньги.

Мотт: У меня хватит мужества еще раз сказать вам прямо в лицо, что я насквозь чую всю вашу подлую натуру и жалею, что и так позволил вам слишком долго находиться в этом помещении и выматывать мою душу до сих пор.

Крисчен: (тихо, задумчиво)Абсурд.

Мотт: Чтоб я еще раз когда-нибудь связался с этими британцами!

Хоу: У нас все же есть еще шанс спасти ситуацию. Я думаю, что, несмотря на те жуткие вещи, которые вы тут друг другу наговорили, все мы, в конечном счете, неплохие люди – давайте смотреть на вещи трезво. Все-таки из этой истории мы можем извлечь нечто конструктивное для себя, чтобы, наконец…

Мотт: …чтобы, наконец, прекратить все эти твои слюнявые нежности, Ховард.

Хоу: Со мной еще никто не разговаривал здесь в таком тоне, ни разу за три года моей службы.

Мотт: Ладно, Ховард, это были мои лирические отступления.

Крисчен: Вы меня страшно оскорбили, мистер Мотт, но я все же благодарен вам за правду.

Хоу: Вот с этого мы и начнем. Если хоть одно правдивое слово было произнесено, то мы стали чуточку лучше, не так ли? Может быть, всё может быть… (Взгляд старого доброго Хоу судорожно бегает от Крисчена к Мотту.)Как будто и воздух стал свежее. Чуточку, ну хотя бы немножко. Может быть, всё может быть… Не тот ли это случай, когда благостная судьба бесцеремонно вторгается в человеческую жизнь, жизненные пути ранее незнакомых людей переплетаются, и люди дают волю чувствам, когда слова уже бессильны выразить их душевные приключения…

Крисчен: Я никогда не подымал руки на мою жену, не то что бы… Даже когда она скончалась, я не смел прикоснуться к ней, мистер Мотт.

Мотт: Прекратите пускать нюни, и вообще перестаньте оправдываться и затягивать давно решенное дело.

Крисчен:Единственное и последнее, что вы должны знать о моей жене, – это то, что ее смерть была ударом судьбы, и много разных странных событий произошло со мной после ее смерти…

Хоу: Я поражен силой личности Корнелия, Стив, и я уверен в том, что те слова, которые ты сказал ему, были вызваны лживыми фактами, которые, по всей вероятности, просто плод твоего воображения.

Мотт: Но почему же тогда эти факты столь очевидны, Ховард? А главное, кто сказал тебе, что мы не постараемся скрыть их от дурного глаза?..

Хоу:Извини, Стив!!!

Мотт: Для меня самого большая неожиданность, что я позволил себе копаться в чьем-то прошлом. Простите меня, Крисчен.

Крисчен: Может быть, и я наговорил здесь много того, о чем не стоило распространяться.

Мотт: Ну я так точно совершил этот грех.

Хоу: Да мы все этим грешны.

Крисчен:А теперь мне действительно лучше уйти. (Подымается.)

Мотт: Ваше место здесь, Крисчен.

Хоу: А вот и долгожданный конструктивный момент, добытый из небольшой конфузии!

Мотт: Вы нужны нам, Крисчен.

Хоу: Стив, как я рад, что ты сказал это!

Мотт: А я рад, что совершил поступок, достойный короля.

Занавес.

Действие 3
Нокаут

Сцена 1. Ринг

Традиционный ринг: квадратная площадка, устланная белыми матами и ограниченная бордовыми канатами. На стенах развешаны фотографии боксеров – одни демонстрируют свои мускулы, другие улыбаются белозубым оскалом – и те, и другие готовы в любой момент дать вам в морду. Запах свежего пота и набухших от теплой влаги полотенец. Кушетка из черной кожи, на которой боксеры так любят разваливать свои колоссальные волосатые ноги. Пять часов пополудни, четверг, майский день того же года. Майк О’Рурк сидит на кушетке и читает газету, закинув ноги на стол рядом с телефоном. Корнелий Крисчен врывается как ветер на арену, куда обычные люди побаиваются и шагу ступить, чтобы не схлопотать по роже.

О’Рурк: О, кого я вижу, Корнелий!

Крисчен: Привет.

О’Рурк:Где пропадал, что поделывал? Тебя не было целую неделю, если не две?

Крисчен: Занимался словоблудием.

О’Рурк: Одобряю. За бабки?

Крисчен: За бабки.

О’Рурк: Тем более одобряю. Молодчина, ты быстро усвоил, что Америка – свободная страна.

Крисчен: А как же!

О’Рурк: Снова одобряю. Можно задать тебе вопрос?

Крисчен: Валяй.

О’Рурк: Вчера ночью я имел разговор с женой. Ну, знаешь: нужно иной раз чуточку поболтать, когда не спится. Вопрос к тебе сейчас будет очень щекотливый, прямо скажем, интимный. Ты не против, если я задам тебе маленький щекотливый вопросик? Обещай не ржать, если тебе он покажется смешным.

Крисчен: Обещаю.

О’Рурк: Как ты думаешь, может ли баба забеременеть, моясь в ванной? Ну ты понимаешь меня?! Ну, если кто-то мылся в этой ванной до нее. У тебя есть время подумать. Я не тороплю с ответом. Вчера я сказал жене, что такого быть не может. Это немыслимо. (Крисчен снимает дешевые бежевые перчатки, дав себе время подумать.)На такой вопрос с ходу не ответишь, и не пытайся, я даю тебе несколько дней на раздумье. Я согласен даже немного пожить в невежестве. (О’Рурк разворачивает газету, пробегает глазами вверх-вниз по странице. Крисчен снимает вторую перчатку.)Ну вот скажи мне, Корнелий, у тебя ведь есть девушка? Хотя я не удивлюсь, если ты до сих пор в поиске.

Крисчен: Да.

О’Рурк: Что да? У тебя уже есть кто-то на примете?

Крисчен: Да.

О’Рурк: А, ну вот и отлично. Это, кстати, все очень серьезно для тебя, шутки в сторону, в этом городе тебе нужны друзья. Обзаводись поскорее девкой, и тогда твои дела пойдут в гору.

Крисчен: Да, со временем пойдут.

О’Рурк: Отлично. Ты наверняка уже встретил какую-нибудь смазливую бабу.

Крисчен:Мы дружили еще в детстве, задолго до переезда в Европу.

О’Рурк:Эх, беззаботное детство! Моя жена напоминает мне мое беззаботное детство. И я не способен увидеть в ней что-либо еще. (Крисчен на секунду сильно и резко сжимает ладони, перетряхивает плечами, будто вздрагивая, чуть-чуть приподымается на носках.)Как ты себя чувствуешь?

Крисчен: Не плохо.

О’Рурк: Ну, выглядишь ты хорошо… Послушай меня, с тех пор, как ты вернулся, ты что-то не нравишься нашей боксерской команде. Тобой интересуются. Всякий раз, после того, как ты сходишь с ринга, Адмирал спрашивает меня, что случилось с тобой, Крисчен. Он уверен, ты что-то имеешь против нас. И еще он говорит, что тебе лучше было бы оставаться в Европе. Я намекнул ему о том, что с тобой стряслось. На это Адмирал твердо сказал, что ты представляешь угрозу для Соединенных Штатов. Как ты думаешь, Крисчен, он прав?

Крисчен: Да.

О’Рурк: (повышая голос)Что?! Ты хочешь сказать мне, что я разговариваю с уголовником?! В таком случае можешь проваливать. Ну а теперь, серьезно, Корнелий. Скажи мне честно, как ты теперь относишься к американским девчонкам?

Крисчен: Бляди, все до одной.

О’Рурк: Эй-эй, я не советовал бы тебе произносить вслух это слово, пока ты в моем заведении.

Крисчен: А почему бы и не произнести?

О’Рурк: Потому что это вранье. Моя жена американка. И, по твоему мнению, выходит, что она блядь. Ты именно это сказал на днях Адмиралу, после чего с ним случился припадок. Правда, когда он оправился, он согласился с тобой. А затем добавил, что если он еще хоть раз увидит тебя на ринге, убьет тебя за твою болтовню. Он разозлился не на шутку. Сказал, что такие, как ты, подстрекают черножопых и жидов к захвату государственной власти…

Крисчен: Прекрасно.

О’Рурк: Что значит «прекрасно»? (Клятвенно кладет руку себе на грудь.)…А также к высылке ирландцев [2]2
  О’Рурк, судя по фамилии, ирландского происхождения.


[Закрыть]из Америки. Вот видишь? Как ты думаешь, кто поддерживает в этом городе порядок и справедливость? Подожди, не отвечай – я тебе скажу правду об Адмирале. Он должен быть здесь с минуты на минуту. Собирался сделать у нас маникюр. Адмирал – он ви-ай-пи и просто хороший человек. Весь Нью-Йоркский порт находится под его контролем. Порт, который приносит огромную прибыль городу и стране. Он патронирует всю береговую линию Нью-Йорка, и его безмозглая шпана здесь периодически продырявливает друг дружке головы. Может ты спросишь меня, зачем Адмирал придет сюда? За тем, чтобы сделать здесь себе маникюр! Ты ведь не ханжа, Корнелий? Ты ведь знаешь, что мужчинам тоже нужно делать маникюр? Или, может быть, ты думаешь, что все мы тут пидорасы ? (Бродячий философ Крисчен увлеченно и с профессиональной наработкой настукивает кулаками по боксерской груше.)Ну, что же ты молчишь? Может, ты и вправду считаешь всех нас гнойными пидорами?

Крисчен: Ага.

О’Рурк: Я бы не советовал тебе говорить здесь и об этом тоже.

Крисчен: А почему бы и не говорить?

О’Рурк: Потому что это брехня – вот почему! Послушай, ну если я был бы пидор, то откуда взялись бы десять моих детей, которых я вынужден кормить, – это же надо понимать. У меня просто нет времени, чтобы быть геем. Понимаешь? Стоит мне прийти домой, устроиться отдохнуть в кресле, как все детки сидят уже у меня на голове, сводят папочку с ума. У меня нет времени даже на нормальный секс. Вот поэтому я и обалдеваю от этой ванной, зачавшей ребенка. Ну, ты же образованный человек, Корнелий, ответь же мне на мой простой вопрос!

Крисчен: По законам физики это возможно.

О’Рурк: (повышая голос)По законам чего? Иди ты со своей физикой, со всякой хуйней! Ты скажи просто, могла эта чертова баба подзалететь или нет? Ты обязан ответить мне, потому что я всю ночь спорил об этом со своей женой и не мог заснуть. Она ведь и разбудила меня специально для того, чтобы сказать мне об этой сраной дуре, которая умудрилась забеременеть, сидячи в ванной. Я велел жене заткнуться Христа ради, ведь Рождество уже прошло и к нашим детишкам не явится сегодня ночью ни молочный человечек, ни ледяной… ни какой другой человечек, просто какая-то ебнутая дура забеременела, драя свою вонючую жопу в засранной ванной.

Крисчен: Тем не менее, это возможно – это всё, что я могу тебе сказать.

О’Рурк: Я разочаровался в тебе, Крисчен. Я сказал своей жене, что если кто-нибудь может разобраться в этом деле, это только ты. Ты изучал физику в университете. Про всякие там эмбрионы и микробы. (Звонит телефон. О’Рурк снимает трубку.)«Беллевю Морг», управляющий О’Рурк слушает. Нет. Да. Да. Майкл О’Рурк. Слушаю вас. Адмирал будет здесь с минуты на минуту, но я не позволю вам превращать мое заведение в публичный дом. (Повышая голос.)Женщинам здесь находиться запрещено. Это частный мужской клуб. Кто я такой? Я – главный инструктор по боксу. Кто вам сказал, что мы нетрадиционной ориентации? Нет, мы все спим с хорошенькими женщинами. Да. И я только что дискутировал с одним молодым человеком по этому поводу. С Корнелием Крисченом, если вы его помните, он долгое время жил в Европе. Да, а теперь вернулся. Рассказывает о тамошних женщинах. Говорит, что англичанки развращены донельзя и тому подобное. Извините, но вас это не касается: вам на них не придется жениться. Они занимаются этим, наверное, потому что им так нравится. Ну-ну. Да, мы вместе туда поедем. Ну, конечно, на яхте. Да, и в следующий раз скажите Адмиралу, чтобы он не звал своих девочек сюда, я пускаю вас к себе в последний раз… Здесь только мужчины. (Крисчену)Правда-правда, Крисчен, здесь только мужики. (по телефону)Это мужской клуб. Для настоящих мужчин. (Крисчену)Это, ха-ха, так и есть, Корнелий. (по телефону)Да нет у нас тут никаких пидоров! Да-да, Адмирал должен сейчас подойти. Адмирал никогда не обманывает меня, даже когда пьет чай. Я всегда уверен в том, что в его чашке. Правда, я изредка спрашиваю его, почему он не добавляет в чай молоко. Да, вы правы, в этом городе не ни одного честного человека. Кроме Адмирала, разумеется. (Вешает трубку.)Слушай, Корнелий, у меня родилась отличная идея. Адмирал ведь считает себя одним из самых крутых боксеров. Он демонстрирует всем свой кулак, похожий на пиратский крючок, вживленный вместо утраченной кисти, и говорит, что непобедим. (О’Рурк склоняется к Крисчену, как бы доверяя ему секрет.)Я думаю, что Адмирал намеревается здесь скоротать часок-другой в компании с очаровательной маникюршицей. У меня есть идея. Ты ведь страшно его рассердил. Своими идиотскими высказываниями ты ему нагрубил. А он не выносит грубости. Ему в жизни никто никогда не грубил. Я придумал, как уладить дело. Надо устроить так, чтобы ты вышел на ринг, ну, всего лишь на один-два раунда. Как ты на это смотришь? Я, пожалуй, даже для острастки скажу ему, что ты на самом деле еврей и называешься Крисченом [3]3
  См. сноску 1.


[Закрыть], чтобы скрыть свое иудейское происхождение. Тебе нравится моя идея?

Крисчен: (переступает одной ногой воображаемый канат на ринге)Не знаю. Я и так достаточно скрытен.

О’Рурк: Ничего-ничего, это будет даже забавно. Притворись на некоторое время. Позволь ему насладиться победой, позволь нокаутировать тебя. Подыграй ему. Вместе с ласками маникюршицы твое падение произведет на него колоссальное впечатление. Адмирала это просто ошеломит. Ты на веки вечные станешь другом всех ребят с береговой линии, которая, как ты уже знаешь, принадлежит Адмиралу. Ну что же, ты согласен? Да – О, Боже! – и ты наверняка удостоишься того, что Адмирал возьмет тебя на свою яхту.

Крисчен:Я уже выдержал столько побоев в жизни, что не уверен, смогу ли я и дальше притвориться мальчиком для битья.

О’Рурк: Не бойся, все будет хорошо. Это всего лишь игра.

Крисчен: Я… Но такие вещи обычно разрушают душу.

О’Рурк: Я буду судьей. Ты взойдешь на ринг с таким видом, как будто ты твердо решил убить его. Несколько ударов левой в челюсть, легеньких, слабеньких, чтоб, не дай Бог, не свалить его. Стукни в живот. Покажи ему, что ты умеешь держать удар, а потом расслабься, как бы выйди из игры и позволь ему одолеть тебя.

Крисчен: Он заподозрит обман и остановит схватку.

О’Рурк: Он – не остановит. Особенно в присутствии маникюршицы.

Крисчен: Не знаю. Я вообще-то против насилия.

О’Рурк: А кто тебя насилует? Назови это иначе – насильственным омоложением Адмирала. Ну, а чего же ты хочешь – у него длинные руки, у связи далеко за пределами Нью-Йорка. Он гарант справедливости и порядка. А тебе в Нью-Йорке еще жить и жить, Крисчен.

Крисчен: Спасибо. Только что ты говорил, что они там каждый день убивают друг друга.

О’Рурк: Но ведь это справедливые убийства – разве ты не видишь разницы в том, когда убивают просто и когда убийства контролирует сам Адмирал? Итак. (Встает, чтобы продемонстрировать свои слова.)Удар левой в челюсть Адмирала. Правой в живот. На секунду ослабь защиту. Он врежет тебе ответный, и ты упадешь. Затем, шатаясь, подымись и дай ему власть поколотить тебя до конца раунда.

Крисчен: Это противоречит моим принципам – я не приношу себя в жертву таким бесславным способом.

О’Рурк: Послушай, ну а какой жертве ты говоришь? Мы все в каком-то смысле жертвы. До отъезда в Европу ты был одним из самых мощных боксеров, каких я только видел в своей жизни. Что случилось с тобой?

Крисчен: Хорошо, я буду драться с Адмиралом.

О’Рурк: Отлично. (О’Рурк пристально и долго рассматривает Крисчена.)А ты знаешь, ты очень изменился, Крисчен. Раньше ты был настоящим мордоворотом. (Крисчен тренирует нижние удары левой и правой руками с заметным достоинством профессионала.)В Европе нет истинных моральных ценностей – наверное, вся проблема в этом. Видимо, ты устал сражаться с их безнравственностью. Все мои друзья, которые побывали там, в один голос рассказывают одно и тоже: про то, как они там научились врать, красть и жульничать, даже те, кто жил в маленьких чудных деревушках старой доброй Англии. Я всегда говорил, что любой англичанин завсегда рад обмануть или украсть – это заложено в их подлой природе. В Америке они совершенно обнаглели, не бояться чинить подлости и уже даже этого не скрывают. (Поворачивается, чтобы открыть дверь. Входит Адмирал, на нем боксерский халат, повязанный белым поясом, махровое полотенце на шее, новенькие боксерские ботинки с ободком белых, но, к сожалению, грязных носков, боксерские перчатки на веревке перевешены через руку.)А, ну вот и наш Адмирал. Как дела? Проходи и садись. У меня тут Корнелий Крисчен.

Адмирал: Я не слепой.

О’Рурк: Ну зачем ты так? Крисчен все же не самый скверный из парней. Он, конечно, иногда ведет себя некрасиво, вольнодумствует – ну, так это европейская закваска, что с них взять?

Адмирал: Никогда не говори мне о Европе. Я плачу налоги.

О’Рурк: Мы все платим налоги, Адмирал.

Адмирал: (презрительно смотря в сторону Крисчена, который разминает плечи вращением, не только сидя на заднице, но даже и не сняв халата)Я не желаю платить налоги, чтобы кормить таких мудаков, как этот. Понаехали к нам тут и критикуют мою страну.

О’Рурк: Он всего лишь сказал, что все американские женщины – бляди.

Адмирал: И страшно расстроил меня тем, что я был вынужден согласиться с ним, таким мудаком.

О’Рурк: Слушайся Адмирала, Крисчен. Он научит тебя, как заслужить у него прощение. Ну-ка, ну-ка, подожди, Адмирал. Как это? А что ты скажешь о моей жене? Что она тоже блядь? Как ты можешь говорить так? Она мать десятерых детей.

Адмирал: Я не говорю о женах.

О’Рурк: Но моя жена – женщина!

Крисчензастегивает крючки на боксерской груше.

Адмирал: (в сторону Крисчена)Он наверняка еще и женат, а мне, черт побери, не хочется брать на себя ответственность за его семью после его скоропостижной гибели.

О’Рурк: (приставляя палец к губам, чтобы утихомирить гнев Адмирала. Пытается сменить тему.)Адмирал, ты не будешь против, если по вечерам это заведение будет превращаться в шикарный бар? Я хочу этим заняться.

Адмирал: Только в том случае, если в твой бар не будут заходить эти злонамеренные господа – боюсь, вокруг тебя таких много.

О’Рурк: Ну, я прошу тебя, перестань, пожалуйста, Адмирал. Мы все живем как большая свободная семья. Вдохни воздух свободы!

Адмирал: Какой еще воздух? Майк, ты что совсем свихнулся?

О’Рурк:Не будь таким жестоким, Адмирал. Мы все хотим быть счастливыми. Ты же пытаешься повергнуть наши души в уныние, потому что сам никак не можешь приспособиться к этой жизни. У Корнелия есть масса интересных идей в голове.

Адмиралворчит.

О’Рурк: Ну как мне с тобой разговаривать, когда ты в таком настроении? Он рассказал мне сегодня много забавных вещей. Например, как лондонские власти предпочитают не трогать местных блядей, и они ошиваются там повсеместно. Мог бы ты позволить нашим блядям прогуливаться прямо по береговой линии Нью-Йорка, Адмирал? Мы хотим услышать ответ.

Адмирал: Не болтай ерунды!

О’Рурк: А это не ерунда. Согласись, что думать над этим все-таки полезнее, чем трахаться на боксерском ринге вместо того, чтобы свободное время использовать на улучшение своих жизненных и профессиональных качеств. Адмирал, мы хотим увидеть хоть немногих английских женщин в Америке. Ты ведь контролируешь иммиграцию. Ввези-ка нам хоть бы парочку англичанок. Крисчен говорил мне две недели назад, что американские женщины не возбуждают его. Его только англичанки возбуждают. Так ведь, Корнелий?

Адмирал: Почему же он тогда не сваливает? Я уже переплатил налоги сверх меры на людей, которые портят ландшафт моей прекрасной страны.

Крисчен: (бьет по груше)Тебе-то как раз следует платить налогов раза в три больше.

Адмирал: Что, черт побери? А ты-то вообще платишь налоги?

Крисчен: Я живу в Чистилище.

Адмирал: Остроумно. Теперь я действительно хочу видеть тебя на своей яхте.

Крисчен: Да… Что и говорить, многие адмиралы хотят ко мне пришвартоваться.

Адмирал: Надоел ты мне со своим вольнодумством. (Пауза недовольства.)Вольноблудством.

О’Рурк: Что это еще за слово – «вольноблудство»? Откуда ты его выискал? У нас запрещены дурные слова.

Адмирал: Всего один день на моем корабле, как ты на это смотришь?

О’Рурк: Кстати, Адмирал, Корнелий служил во флоте.

Адмирал: Плавал с лягушками?

О’Рурк: У него есть воинская нашивка.

Адмирал: На жопе.

О’Рурк: Пардон, но у меня две такие нашивки. Ты не смеешь оскорблять нашего офицерского достоинства, Адмирал.

Адмирал: Надо еще сперва выяснить, кто нашил вам ваши нашивки.

О’Рурк: (резко встает по стойке «смирно», демонстрируя армейскую выправку, и отдает честь; полуоборванный шелковый халат трепещет от напряжения тела, несколько обнажая его.)Встал якорь! Полный назад! Крепи шпангоуты! Прицельный огонь по берегу! Уничтожить все амфибии! (О’Рурк сноровисто выполняет воображаемую команду «Встал якорь!»)Ну как, Адмирал?

Адмирал: Я пришел сюда вовсе не затем, чтобы выслушивать твою идиотскую трескотню!

О’Рурк: До меня дошли слухи, что черножопые и жиды смеют занимать все сидячие места в вагонах метро. Нормальному человеку сесть негде. Я предлагаю облить их всех бензином и поджечь.

Адмирал: Вот это ты правильно сказал, продолжай в том же духе.

О’Рурк: Но сперва уничтожим всех ирландцев.

Адмирал: Подонок.

О’Рурк: Ну а как же тогда поступим с ирландцами?!

Адмирал: (нацеливая свой властный, авторитарный палец в сторону Крисчена)А ты должен усечь, что тебе подобные вещи произносить запрещено.