Текст книги "Волшебная сказка Нью-Йорка"

Автор книги: Джеймс Данливи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

8

Поутру ослепительно синее небо. Сильный холодный ветер. Со свистом летящий за окнами. Затылок Фанни лежит на подушке, ладонь откинутой руки глядит в потолок. Разинутый рот, при каждом вдохе что-то всхрапывает в горле и в хребтике носа. Чуть заметно темнеют корни светлых волос.

Зябко и страшно. Поверх звенящей и звякающей отопительной батареи в оконную щель пробивается сквознячок. Все пересохло во рту и в носу тоже. Кларенс будет стоять посреди канареечного ковра. Как адмирал на мостике своего корабля. Палубу которого я драю. Приговоренный военным судом за опоздание на вахту. Уматывай, а то проснется. Ступня торчит из-под одеяла. Прошлой ночью мы содрали с себя всю одежду. Беги на работу, пока она у тебя еще есть.

В отделанной розовым мрамором ванной Кристиан натягивает штаны, уминая в них свисающие края рубашки. Умудрился спустить трусы в унитаз миссис Соурпюсс. Они, натурально, застряли, чаша унитаза заполнилась водой. Залил весь пол. Он и сейчас еще мокрый. Пришлось засунуть туда руку по самое плечо, чтобы извлечь проклятое тряпье. Проснулся ночью. В комнате, полной зеркал. Обливаясь холодным потом. Услышал, как деловито тренькает под кроватью ее телефон. Она сказала, не уходи далеко, мой красавчик. Поработай в свое удовольствие. У тебя не резак, а золото. Он так замечательно дергается. Упомянутый орган и оставался в ней, когда я заснул. И когда проснулся. Увидев во сне, как она лежит рядом со мной уже остывшая. Помощник Вайна снял с уставленной химикатами полки какую-то мазь и подал мне. Сказав, попробуйте, мистер Кристиан, по нашему опыту, помогает. У нее были сухие зубы и мертвый язык. Свисавший сбоку изо рта. Две холодных руки оковами сжимали мне шею. Пока снова не прозвонила внизу пожарная машина. Тогда она обратилась в Элен. И я проснулся, сжимая себя руками.

Закрывай двери потише. Теперь на цыпочках через холл. С другого его конца доносятся какие-то звуки. Это там оранжевая гостиная. Которую она разносила. Ну-ка быстро, вон в тот коридор. На столике зеркало и ваза с пластмассовыми цветами. Белая перламутровая кнопочка, нажимаем. Звук поднимающегося лифта. Внушающий человеку желание как можно быстрее удрать. От ужасов жизни. К служению смерти. Каковая, вполне вероятно, поджидает меня на улице в виде фатальной простуды.

– А-а, с добрым вас утречком, мистер Пибоди. Такой снежной бури в городе еще не бывало. Видели, как ночью полыхало. Тут рядышком, за углом. Две сирены выли, не переставая. Два человека сгорело, семеро пожарных в больнице. Вы что же, прямо так выходить собираетесь.

– Да.

– Так вы же двух кварталов не пройдете. Без сапог, без пальто.

– Я люблю свежий воздух.

– Большим надо быть энтузиастом.

Кристиан скачет из одной колеи, оставленной машинами вблизи тротуара, в другую. Пересекая расчищенные участки бегом. И перепрыгивая через сугробы, наметенные на углах. Спешит в деловую часть города. Мимо мочащихся псов, выведенных на прогулку швейцарами из богатых домов Парк-авеню. Опаздываю на сорок минут. Оба шнурка на ногах развязались. Руки слишком закоченели, чтобы завязывать. Предоставь разговаривать Вайну. Все что нужно, это подсунуть ему главную тему его жизни, и пусть сам себя слушает. Ботинки промокнут насквозь. Причиндалы обледенеют. И жалкое выражение примерзнет к лицу.

Вайн, ноги циркулем, стоит в самом центре холла. Руки сцеплены за спиной. Один глаз немного косит. Втягивает и выпячивает подергивающиеся губы. Я пролетаю через двойные качающиеся двери парадного, одним ударом распахивая обе половинки.

– Где вы, черт побери, были. Посмотрите на часы.

– Мистер Вайн. Все дело в метели. Я к ним еще не привык.

– Это не повод, чтобы в таком виде бегать по улицам. Ступайте немедленно ко мне в кабинет. Пока вас никто не увидел.

Волосы Вайна торчат пуще обычного. Из своего кабинетика высовывается мисс Мускус. Пытаюсь помахать ей ладошкой. В надежде получить ответный дружеский привет. Но ладошка застыла от холода. На столе у Вайна бумажный стаканчик и картонный контейнер с горячим кофе. На полу рулоны архитектурных чертежей.

– Итак, вчера вас на работе не было и сегодня вы тоже появились черт знает когда. По вашему у нас здесь что, состязания вольных ковбоев. Почему вы вчера не вернулись.

– Вдова, мистер Вайн, была ужасно напугана. Она страшилась за сохранность собственной жизни.

– Уезжая отсюда, она ничего не страшилась. Она даже читала какой-то паршивый журнал.

– Да, но на кладбище положение несколько ухудшилось.

– Чарли сказал, что все шло по плану, и что вы уехали с миссис Соурпюсс.

– Она попросила меня об этом. Она была в отчаянии.

– Кристиан, после того, как тело погребено и вы вышли из ворот кладбища, у вас не остается никаких обязательств перед семьей усопшего. И какого, спрашивается, дьявола вы являетесь сюда, не завязав шнурки, без пальто и, черт подери совсем, с двумя оторванными пуговицами. Я чувствую себя оскорбленным.

– Конечно, мистер Вайн, я не могу вас за это винить, вы вправе на меня обижаться.

– Ах вы не можете меня винить. И я вправе обижаться. Можете побиться о заклад, что я вправе. Достаточно посмотреть, в каком виде вы вломились сюда нынче утром. Одно это может стоить мне целого поколения клиентов. Почему вы не вернулись вчера на работу. Я ведь сказал вам, что во время метели возрастает число самоубийств, вы же знали об этом.

– Да.

– Так какого же дьявола вы себе позволяете.

– Прошу вас, мистер Вайн, не кричите, я понимаю, что опоздал. И что выгляжу несколько неопрятно. Я понимаю, что у вас много работы с самоубийцами. Но я и сам всего лишь жертва обстоятельств.

– Это вы бросьте. За кого вы меня принимаете. Ваше дело – работать. Чем вы хотите закончить, торговлей горячими сосисками с лотка. Если вам по душе канава, в конце этой улицы найдется сколько угодно свободного места. Но у меня разрывается сердце, когда я вижу, как идет прахом жизнь человека, подобного вам. Я дал вам шанс. Вы занимаете видное и сопряженное с определенной ответственностью положение. И как же вы, черт возьми, поступаете.

– Мистер Вайн, пожалуйста, не отнимайте у меня моих обязанностей.

– Назовите мне хотя бы одну причину для этого.

– Я спас жизнь вдовы. На нее покушались.

– Ни о каких покушениях Чарли мне ничего не рассказывал.

– Это случилось после.

– Что значит после.

– После кладбища. Произошла стычка.

– Каким это образом. Вы же сидели в ее машине.

– Понимаете, так уж вышло, я хочу сказать, что он мог, наверное, напасть на нас в снегопаде. Но он напал внутри.

– Внутри машины.

– Нет.

– Где же.

– Внутри строения.

– Не стройте из себя дурачка, Кристиан. Я желаю знать факты и немедленно. Иначе нам придется расстаться.

– О господи, мистер Вайн, пожалуй, правильно будет назвать это чем-то вроде придорожной закусочной.

– Закусочной.

– Мистер Вайн, прошу вас, вы так произносите это слово, что мне становится не по себе. Ну, может, и не совсем закусочная. Здание было очень поздней григорианской архитектуры.

– Еще две секунды, Кристиан, и я позвоню миссис Соурпюсс.

– Прошу вас, в этом нет никакой необходимости. Я расскажу вам все подробнейшим образом. На нас набросился ее муж.

– Муж, Кристиан, если вы запамятовали, лежал в гробу.

– Я говорю о втором муже, о том, который был до покойника.

– Вы хотите сказать, до усопшего.

– Да, и миссис Соурпюсс страшно переживала его кончину.

– Вздор.

– Нет, правда, мистер Вайн, эта смерть проняла ее до печенок. Она умоляла меня достать ей бутылку виски. И немного выпила. Мне пришлось помочь ей подняться по ступенькам. Чтобы сохранить ее достоинство. Спросите у Чарли. Дело не в чаевых или в чем-то подобном. Но она сказала, делайте что хотите, только не оставляйте меня одну. Мистер Вайн, вы же знаете, для меня все это ново. Я хотел как лучше. Я полагал, что должен действовать, основываясь на собственном суждении.

– Если оно способно привести вас в забегаловку, ни в коем случае. Мистер Соурпюсс был мультимиллионером. Там могли оказаться газетные репортеры. И я бы просто погиб. Мой сотрудник в забегаловке с самым близким усопшему человеком. Они бы от меня мокрого места не оставили.

– Не надо так расстраиваться, мистер Вайн.

– Расстраиваться. Я торчал здесь, дожидаясь вас. Ночью послал к вам домой машину, и квартирная хозяйка плюнула водителю в лицо. Едва он упомянул ваше имя. Расстраиваться, видите ли, не надо.

– Ну хорошо, пусть. Увольняйте меня. Как-нибудь я расплачусь с вами за похороны Элен. Снег буду на улицах чистить. Но я вам одно скажу, мистер Вайн, я выплачу долг до последнего пенни. Я всю дорогу бежал бегом. Без пальто, по жуткому холоду, лишь бы добраться сюда как можно скорее.

– Сядьте, Кристиан, сядьте. Выслушайте меня. Я вынужден доверяться людям. Я из кожи готов вылезти, чтобы дать вам возможность себя проявить. Потому что вы один из самых достойных людей, каких я когда-либо знал. Но посмотрите, в каком виде вы явились сегодня на работу. Вы уже подвели меня. Дважды.

Темные мерцающие глаза Вайна. Глядят далеко за пределы этого мира. Озирая его державу. Он стоит посреди вестибюля и ждет. И подданные его приходят один за другим. В руки его предавая плоть свою. Каждый принимает помазание его печалью. Тихо опускаясь на атлас в зеленом свете, среди горящих свечей. Его одиночество манит вас. Приидите. И покойтесь с миром.

– Корнелиус, этой ночью я возвратился домой. Присел на кухонный столик. Растрескавшийся и выщербленный, потому что сделан он из фарфора. На нем стоял пакет с молоком. И лежал кусочек засохшего кекса. Дочь иногда заходит ко мне, после того как сделает все уроки. Я размышляю о том, что случилось за день. И порой она некоторое время стоит рядом со мной. Я ощущаю щекой ее волосы. Точь в точь, как ее мать. Когда она стряпала, и я подходил, чтобы поцеловать ее, нос у нее был выпачкан в муке. В этой женщине была вся моя жизнь. Я каждый день оплакиваю ее смерть, в душе. На этом самом столе она готовила верхнюю корочку для пирога. И сейчас рука моя сама ложится на место, где, я знаю, лежала ее. Я любил эту женщину, я любил ее.

Глаза Вайна наполняются слезами. Он отворачивает поникшую голову. Опирается ладонями о край письменного стола. Пальцы растопырены. Белый лунный серп на кончике каждого блестящего ногтя. Мягкая ткань пиджака туго облекает спину. На улице нарастают и снова стихают стрекот и свист сгребающего снег бульдозера. Слышится музыка.

– Простите, Кристиан. Я просто перенервничал. Я не знаю, что с вами делать. Если я задам вам еще вопросы, получится только хуже, я знаю. Я хотел бы, чтобы мы были друзьями. Не только потому, что нас объединяет утрата женщин, которых мы любили, но и потому, что я вижу в вас начатки будущего величия. Дело, которым я занимаюсь. В нем вся моя жизнь. Каждое утро я встаю в шесть часов. Объезжаю наши филиалы. Чтобы выяснить, не случилось ли где пожара или чего похуже. И потом работаю до поздней ночи. Видите бумажный пакет, в нем мой ланч. Бутерброды, которые я готовлю прежде чем лечь спать. Первые несколько пенни в моей жизни я заработал, похоронив домашнюю птичку приятеля. Выставил ему счет на семь центов. И даже предложил на выбор коробку из под сигар или обувную. Он предпочел обувную, она была подешевле. Я выкрасил ее в черный цвет, вымочив вату в синьке, которую взял у матери. Мне всегда хотелось заниматься именно этим делом.

– Мистер Вайн, не могу ли я попросить у вас немного кофе.

– Разумеется, можете. Кофе достаточно. Если вам не хватит, мы еще за ним пошлем.

– Спасибо. Большое вам спасибо.

– Пожалуйста, Кристиан.

Вайн снимает трубку зазвонившего телефона. Прижимает ее к уху плечом. Одной рукой придерживает на столе блокнот, другой пишет. Тихое журчание его голоса. А в дверях появляется мисс Мускус. В том же самом коричневом платье, волосы собраны на затылке. Награждает меня кислой улыбочкой. Никто меня нынче не любит. Вот потеряй-ка эту работу и попроси у миссис Соурпюсс денег взаймы. Ночью она мне язык чуть ли не в глотку засунула. От банка такого дружелюбия не дождешься.

Вайн кладет трубку. Дописывает в блокноте несколько слов. Мисс Мускус, держась за дверную ручку, наклоняется вперед. У нее маленькие уши. Мускулистые икры. Лакированные туфельки на высоких каблуках, походка чуть косолапая, голубиный шаг. В детстве я полагал, что это такой новомодный способ спортивного бега. Пока не треснулся мордой об землю.

– Мистер Вайн, простите, что прерываю вас и мистера Кристиана, но вест-сайдский филиал забит под завязку.

– Вы хотите сказать, исчерпал все свои резервы.

– Да, это я и имела в виду. Они просили узнать, не можем ли мы, начиная с семи вечера, разместить еще двоих, говорят, что с лицами проблем не будет.

– Кристиан, вы как, сегодня вечером свободны.

– Да, сэр, разумеется. Целиком и полностью.

– О'кей, мисс Мускус, берем. Похоронная процессия Марио отбывает у нас в два тридцать. А тащить их в Южный Куинс неудобно. Я сам все обговорю с вест-сайдским отделением.

– Очень хорошо, мистер Вайн. Я около пяти выйду купить еды, и если мистера Кристиана это устроит, могу и ему принести что-нибудь.

– Вы согласны, Кристиан. На ланч времени не будет.

– Да, сэр.

– Мисс Мускус, позаботьтесь о Корнелиусе, посмотрите, нельзя ли подыскать для него другую обувь. Да, и брюки ему следует отгладить.

– Конечно, мистер Вайн. Пойдемте со мной, мистер Кристиан.

– И Корнелиус. Будьте на высоте.

– Да, сэр, мистер Вайн.

Мисс Мускус кивает, приглашая Кристиана следовать за ней. Что он и делает. Проглотив остатки кофе. Мимо ее кабинетика. Мимо часовни. В дверях которой стоит, прижав к лицу платочек, женщина. С покрасневшими глазами и носом. В черной вуали поверх черных волос. Сзади нее – мужчина, положивший руку ей на плечо. Стайка детишек на сиденьях часовни. В последнем ряду молятся три коленопреклоненных монашенки. Мимо проплывают еще два скорбных лица с остановившимися, полными страха глазами. Нам сюда. Опять эта дверь, ведущая к трупам. Пожарное снаряжение. Как бы объяснить мисс Мускус, что я туда не хочу. Впрочем, мы входим в другую дверь.

– Сюда, мистер Кристиан, вы здесь уже бывали.

– Нет.

– Вы хорошо себя чувствуете.

– Да. Все в порядке.

– Это кладовка, мы здесь держим припасы. Помещения для прощаний связаны с бальзамировочной через тот коридор. Мистер Вайн предпочитает держать эту дверь постоянно закрытой. Потому что скорбящие утаскивают любую вещь, которая не прикована цепью. Поотвинтили у нас все купленные за границей дверные ручки из старинного хрусталя. Вы какие носки предпочитаете.

– Шерстяные, если можно.

– У нас и шелковые есть, если они вам больше нравятся.

– Нет, шерстяные будут в самый раз.

Подол платья мисс Мускус приподнимается, открывая мускулистые ноги, когда она склоняется над большим комодным ящиком. Вытянув его из-под занимающего всю стену стеллажа. Два открытых гроба стоят на козлах, один обтянут лиловой тканью, другой малиновой. Башмаки, рубашки, костюмы. Очень похоже на флотский цейхгауз. Раз тут столько добра, может, попросить у нее трусы. Ну вот, он опять торчком. Самое время. И трусов нет, чтобы не дать ему разгуляться. Она непременно заметит.

– Вот эти должны подойти. Какой у вас размер обуви.

– Пятнадцать-девять. И двойной первый в ширину.

Мисс Мускус держит в руке пару черных туфель. С заостренными носами. И в щегольских дырочках. Вроде тех, которыми молодец, лезущий вверх по служебной лестнице, давит пальцы оставшихся ниже. Надо немного наклониться вперед. Чтобы его не было видно. Орган, черт бы его подрал. А то она может счесть это оскорблением. Между тем, как я намеревался всего лишь порадовать ее.

– Садитесь, мистер Кристиан.

– Да, конечно.

– Снимайте обувь. И дайте мне ваш пиджак. Я попробую подобрать для него пуговицы.

Кристиан снимает обувь. Мускус ищет пуговицы. Засовываю носки в карман. Где они приятным комочком, прохладным и влажным, приникают к бедру. Если ты уделал одну незнакомую женщину. У органа возникает потребность уделать другую. Зад у нее, как два глобуса. Просто слюнки текут. Где-то стучат молотки. И что-то пилят. Вайн обратил похоронное дело в отрасль тяжелой промышленности.

– Ну, как вам туфли.

– Отлично.

– Смотрите. Пуговицы не совсем как ваши, но ничего заметно не будет.

– Да.

– Снимайте брюки.

– Прошу прощения.

– Вы разве не хотите, чтобы я их погладила.

– По-моему, они и так ничего.

– Мистер Вайн любит, чтобы брюки у всех были со стрелкой.

– Но это же твид. Некоторая мешковатость для него, что называется, de rigueur.

– Не знаю, что это за ригор, но мистер Вайн любит, чтобы была стрелка. Это займет не больше минуты.

– Мисс Мускус, у меня под брюками нет ничего, кроме подола рубашки. Я сегодня утром так спешил на работу, что забыл о нижнем белье.

– Не страшно. Я лишена предрассудков. Да и вряд ли вы от меня ожидали иного.

Кристиан стоит, расстегивая штаны. Мисс Мускус отворачивается. Откашливается, вновь выдвигая ящики и укладывая в них непригодившуюся обувь. Подол рубашки Корнелиуса красивыми складками драпирует торчащий орган. Мисс Мускус берет протянутые ей брюки. Глядя мне прямо в глаза. Кожа ее покрыта персиковым пушком. Мой голый и твердый долдон не покрыт ничем.

– Мисс Мускус, мне хочется от души поблагодарить вас за все, что вы для меня делаете.

– Всегда к вашим услугам.

– Сколько я понимаю, вам очень нравится ваша работа.

– Да, нравится. Здесь так интересно. И так почетно работать с великим человеком вроде мистера Вайна.

Мисс Мускус раскладывает приделанную к стене гладильную доску. Втыкает вилку в две маленьких дырочки. Укладывает и расправляет брючины. Снимает с руки золотой браслет. Спрыскивает тряпочку водой из бутылки.

– А что вы делали перед тем, как заняться погребальным бизнесом.

– Пыталась стать манекенщицей. Но, видимо, у меня недостаточно красивая внешность. Мне всюду говорили, что с фигурой у меня все в порядке, а вот лицо подвело. И я вернулась в школу, чтобы закончить учебу.

– По-моему, вы очень красивая.

– Ну, не знаю, спасибо.

– Вы увлекались спортом.

– Да, очень. Я больше всего успевала по основам гражданственности и физкультуре. Была капитаном болельщиков, потом маршировала с оркестром. Выиграла чемпионат Бронкса по упражнениям с жезлом и ежегодный кубок, учрежденный мистером Вайном.

– Подумать только.

– И он предложил мне работу. С тех пор я ни разу об этом не пожалела. Здесь можно встретить таких известных людей. Вот прямо сейчас в третьем покое лежит усопший, которого убила жена, ударила доской по голове. О них во всех газетах писали, в ней всего весу было девяносто восемь фунтов, а в муже целых двести. Просто чудо, как ей это удалось. А во втором покое, рядом с часовней, мальчик, которого убила та банда. Хорошего воспитания, из хорошей семьи. Они кололи его ножами, пока он не умер. И в лицо, и в тело. Двадцать две колотых раны. Мистер Вайн сам готовил его. Я вам потом покажу, он просто восхитительно выглядит. Даже и не найдешь, куда его ткнули. Ну вот, теперь вашим брюкам надо с минуту посохнуть.

Мисс Мускус вешает штаны Кристиана на козлы для гроба. Надевает браслет. Поворачивается ко мне лицом. Я сижу, подол рубашки торчит. Точь в точь ее носик. Плечи ее чуть сутулятся. Когда она проходит мимо, чтобы запереть еще одну дверь, ту, что у нас за спиной.

– Мне не хочется, чтобы кто-нибудь вошел сюда, мистер Кристиан, пока вы в таком виде. Люди могут легко прийти к неправильным выводам. Если войдут. У нас сегодня такая суета и беготня.

– Мисс Мускус, могу я вас кое о чем попросить.

– О, разумеется.

– Я надеюсь, вы не обидитесь.

– Не обижусь.

– Вы не могли бы дотронуться до меня.

– Вот так просьба. То есть я, конечно, не то чтобы обижаюсь, но как-то не понимаю, что вам ответить.

– Вы хотите сказать, что не дотронетесь.

– Мы же все-таки на работе. И вообще это как-то нахально с вашей стороны. Кроме всего прочего, я вас почти не знаю.

– Это помогло бы вам узнать меня лучше.

– Видите ли, я не из тех, кто возбуждается по малейшему поводу.

– Я просил всего лишь о трогательном дружеском жесте.

– Уж больно вы шустрый. С чего вы вообще взяли, что я занимаюсь такими делами.

– Какими.

– Ну вот этими, трогаю.

– А вы не занимаетесь.

– По-моему, это касается только меня.

– Речь шла всего лишь о маленькой ласке, для препровождения времени, пока подсыхают брюки.

– Мне кажется, что вам не следовало позволять себе подобную фамильярность, мистер Кристиан, тем более в таком костюме, как ваш. Я знаю, есть девушки, которые ведут себя развязно, только я не из них, хоть у меня и широкие взгляды. Но я на вас не обиделась.

– Тогда не стойте так далеко от меня.

– Милость господня, приходится. У меня еще работы по горло.

– Я все любуюсь вашими пальцами. Они так изящно сужаются к ногтям. И этот мягкий персиковый пушок. Он у вас и на предплечьях тоже, и на лице, не так ли. Прошу вас, можно мне. Просто потереться об него. Прошу вас.

– Обыкновенные волоски и ничего больше.

– Прошу вас. Подойдите поближе.

– Вы меня даже еще никуда не пригласили.

– Я только и мечтаю куда-нибудь вас пригласить. Ну, подойдите же. Всего одно прикосновение.

– Я помолвлена и скоро выйду замуж.

– Он тоже похоронщик.

– Нет, он продавец. И знаете, мне кажется, вы только притворяетесь таким наглецом. Вы совсем не похожи на людей подобного рода.

– Мисс Мускус, я теперь один в этом мире. И такие вот шаловливые нежности, чистые и безгрешные, часто бывают способны вырвать меня из объятий уныния, в которое я порой погружаюсь.

– Милость господня, я сожалею, конечно, что вы такой одинокий, но любой человек временами впадает в уныние. Не всякому же сразу дается все, чего он желает. Вы меня просто удивили. Не ожидала от вас, вы такой образованный, приехали из Европы. И вообще это непорядочно, приплетать сюда вашу жену. Она была одной из самых красивых усопших, какие к нам когда-либо поступали. Простите. Но так мне кажется. Вот, пожалуйста, вы уже можете надеть брюки.

– Весь этот город против меня.

– И вовсе нет. Вовсе нет, если вы не жалеете сил. И пожалуйста, не думайте, будто я не оценила того, что вы мне сказали. Я бы с удовольствием вас потрогала, если бы мы имели время узнать друг друга получше. Мистер Вайн говорит, что вы очень умный. И что вам предстоит долгий путь, но вы доберетесь до самой вершины.

– Да как спрыгну оттуда.

– А вот это цинизм.

– Как ваше имя, мисс Мускус.

– Элейн. Друзья зовут меня Персиком.

– Ах, Персик, может быть вы хотя бы погладите меня по щеке.

– Вы никак не поймете. Мне бы хотелось, чтобы вы сначала как-то справились со смертью вашей жены. А уж потом.

– Уж потом.

– Ну, потом. Потом я не знаю. Милость господня, времени-то. Мне пора за работу.

В отглаженных брюках я наблюдаю, как в похоронное бюро Вайна струйкой втекают школьники, как мисс Мускус разбивает их на пары, которым предстоит до вечера сменяться у гроба. По тихому сигналу звонка. Родственники курят в вестибюле. Чуть повизгивая, открывается и закрывается дверь уборной. Мисс Мускус приносит масленку, я смазываю петли. Она улыбается мне. Отчего мой долбак снова встает. Потом ко мне подходят два мальчика.

– Мистер, вы тут работаете.

– Да.

– Мы вот из дому растение принесли, в горшке, и хотели поставить его рядом с гробом нашего друга, который скончался, а нас не пускают. Вы не могли бы его где-нибудь поставить от нас. Они все с розами пришли. Конечно, наше растение не такое шикарное. Но на цветы у нас денег нет.

– О'кей, малыши. Идите за мной.

Кристиан входит в прощальный покой. Мертвый мальчик, руки уложены одна на другую. И обвиты молитвенными четками. Чуть заметные розовые следы на лице. Там где входил нож. Белый, ничем не закрытый гроб под балдахином из папоротниковых ветвей. Чуть светится красная лампочка, как у ночной медсестры. Подушка из цветов. Маленькая светлая головка, вьющиеся волосы. Кристиан снимает с растения обертку и ставит его в середину задрапированного зеленой тканью алтаря.

– Ну вот, малыши.

– Огромное вам спасибо, мистер. Он был нашим лучшим другом. Мы не питаем зла к его убийцам. Он все равно умер. Так что чего уж теперь. Но мы хотим, чтобы полиция их поймала. И чтобы они получили по заслугам.

Темнеет. Вайн покидает свой кабинет. Унося рулоны чертежей. Мисс Мускус придерживает перед ним раскачивающуюся дверь. Я проверяю температуру и развожу людей по нужным им прощальным покоям. Принимаю пальто, вешаю их в маленькой гардеробной. Двое дают мне по четвертаку. Читаю газету во время долгого визита в сортир. Где некогда я размышлял и грезил наяву. О том, как я явлюсь в этот новый мир. И озаренный солнцем пронесусь над хайвэями, раскинув руки крестом. Над землей, усыпанной деньгами. И закричу от радости, набивая ими карманы. И богатый и сильный, вскарабкаюсь на небеса. Вместо того, чтобы сидеть здесь. Всеми покинутый, с прохудившейся задницей. Глядя на черно-белые заголовки. В конурке со стальными серыми стенами. Изнывая в надежде на то, что мисс Мускус опустится на колени и возьмет его в рот. Да только каждому хочется дуть в свою дуду, не в твою. Какой бы радостный гимн она ни играла.

Понемногу люди уходят в холодную ночь, где лед хрустит под колесами автомобилей. Уносят свои печали домой, чтобы лечь с ними спать. Сижу голодный до десяти, когда возвращается мисс Мускус и приносит еду. В большом буром бумажном пакете. Я жду, откинувшись в стоящем у стенки кресле. Сложив руки на лоне. Облизываясь, пока она вытаскивает опрятные белые сверточки. И раскладывает их, не разворачивая вощеной бумаги. Булочки с тмином и вирджинской ветчиной. Контейнер горячего кофе, кексы с корицей. Пара маринованных огурчиков и прямоугольные картонные тарелочки с картофельным салатом.

– Надеюсь, вам понравится то, что я принесла. Ну и денек сегодня. И холодина же там. Ноль градусов. Так поздно кто из скорбящих уже вряд ли придет. Я заперла входную дверь. Нет, вы только подумайте, кто-то все же звонит с улицы. Пойду открою. Вы ешьте.

Что-то странное. Заставляющее человека подняться. Именно в тот миг, когда он с наслаждением набил себе рот едой, она комом встает в горле так что приходится ее проталкивать силой. Надо пойти, посмотреть. Входят два полисмена. Уважительно снимают фуражки, останавливаются, что-то спрашивая. Мисс Мускус машет рукой в мою сторону. Сдвигаю мошонку немного влево, поближе к ноге. Хорошо бы отлить. Вся троица поворачивается, чтобы взглянуть на меня. Господи, теперь-то я что натворил. Не считая непристойного предложения насчет дотронуться. Только-только почувствовал себя здесь как дома. Начал получать искреннее удовольствие от приглушенного шепота, жутковатых негромких стенаний. Горе, мир и покой. Синие мундиры приближаются.

– Вы Корнелиус Кристиан.

– Да.

– Мы из полиции. Не делайте глупостей и поднимите руки повыше.

– Прошу прощения.

– Вы арестованы по подозрению в убийстве. Обыщи его, Джо.

Кристиан медленно поднимает руки. Мисс Мускус отшатывается, забыв закрыть рот. Полицейский, стоя за спиной Кристиана, охлопывает его сверху вниз по телу. И по карманам. Извлекая из одного еще влажный комочек носков. Из прощального покоя выходит скорбящая, согбенная голова ее резко вздергивается, и прижатый к лицу платочек падает на пол. Достаточно пустякового происшествия, чтобы все их скорби как ветром сдуло. Когда тебя сажают в тюрьму. Другие обретают свободу. И глядят на тебя.

 
И
Бормочут
Милость
Господня