Текст книги "Морской орел"

Автор книги: Джеймс Олдридж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)

28

В утесе, нависшем над ними, была угроза; он напоминал о том, что в любую минуту форты могут снова открыть по ним огонь. Или со стороны лагеря вдруг начнет стрелять уцелевшая охрана. Не один Нис то и дело с опаской поглядывал наверх. Стоун и Энгес Берк тоже все время вертели головой, покуда шло распределение, кому в какую лодку садиться.

– Скажи австралос, пусть садятся ко мне, – услышал Нис голос Михали.

Все стояли толпой вокруг пяти лодок. Литтосийцев распределили просто по числу, без разбора. Одна лодка отошла уже, взяв семерых. От перегрузки она очень глубоко сидела в воде, почти до самого планшира. Она тяжело подпрыгивала, стараясь встать наперерез волнам. Но волны всякий раз поворачивали ее боком, и в конце концов она возвратилась на берег. Теперь в нее садились снова, чтобы сделать еще попытку.

Хаджи Михали вдруг побежал назад, к проволочному заграждению. Нис окликнул его и спросил, что случилось.

– Миномет, – сказал Хаджи Михали. – Мы про него забыли.

Он добежал до того места, где Стоун бросил миномет, и, ухватившись за ствол, поволок по песку. Берк, увидев это, спросил Ниса:

– Зачем это он ему понадобился?

– Хочет взять с собой, – сказал Нис.

– Он потопит лодку. Скажите, что нельзя этого делать.

– Лодка его, и миномет тоже его.

– А головы наши. – Берк ощерился совсем по-старому.

– Австралос говорит, чтобы ты не брал миномет в лодку, – сказал Нис Хаджи Михали.

– Как? Почему? Ведь они видели, какое это замечательное оружие. Они видели сами.

– Да. Но они боятся, как бы лодка из-за него не потонула.

– Ничего, – сказал Хаджи Михали. – Он будет вместо балласта. Такое хорошее оружие жалко бросать. И мины тоже захвати.

Солотерн и пистолет-пулемет Хаджи Михали еще раньше уложил в лодку.

– Мин больше не осталось, – сказал Нис. Он говорил наугад, потому что миномет перестал стрелять, когда он лежал без сознания.

– Все равно миномет еще пригодится. – Хаджи Михали старался приподнять его, чтобы уложить в лодку. Стоун покорно помог Хаджи Михали погрузить миномет в последнюю, самую маленькую, лодку. Хаджи Михали широко улыбнулся Стоуну и ухватил его за могучее плечо.

– Ну, давайте, давайте, – торопил Берк.

Нис тоже чувствовал, что надо спешить. Вместе с двумя освобожденными литтосийцами он принялся сталкивать лодку к воде. Они стащили ее с песчаного наноса и втолкнули в полосу прибоя. Когда лодка закачалась на воде, Нис ухватился за борт и влез в нее. Он распустил кливера, закрепил шкоты совсем свободно, так что ветер мог трепать их. Он стоял, держась за мачту, а остальные вели лодку по воде к свободному проходу между рифами. Другие литтосийцы и ловцы губок тоже спускали свои лодки на воду. Две лодки уже шли под всеми парусами наперерез волнам, то высоко взлетая, то круто ныряя вниз.

Спутники Ниса сели в лодку. Садились они неловко и чуть не перевернули ее. Волной их прибило почти вплотную к другой лодке, которая беспомощно барахталась рядом и никак не могла отойти от берега. Дождь утих, и теперь только слегка моросило.

Стоун влез последним. Он пробрался на нос, и тогда Хаджи Михали направил нос против волны и сам вскочил в лодку. Как только Хаджи Михали уселся на руль, Нис выдвинул киль примерно до половины. Потом он туго натянул кливер-шкоты, и кливера тотчас же надулись ветром. Никаких слов не было сказано. Все разумелось само собой.

Ветер вздул кливера, и лодку понесло вперед. Оттого, что Стоун сидел на баке, маленькая лодка глубоко зарывалась носом. Волны стали заливать лодку спереди, и Нис закричал Стоуну, чтобы он перешел на корму.

Хаджи Михали правил прямо в море, и кливера сильно отдувало вперед. Нис выдвинул киль до отказа и стал поднимать грот. В лодке было полно воды. Литтосийцы вычерпывали ее горстями. Лодка была так перегружена, что почти не кренилась под ветром.

Когда грот был поставлен, началось затейливое круженье между рифов. Наконец лодка очутилась у края первой подводной гряды. Нис невольно оглядывался по сторонам, не видно ли каких-нибудь следов Сарандаки или шотландского капрала, хотя он отчетливо понимал, что они погибли. Джин наверняка погиб.

Рифы Ниса не беспокоили. Хаджи Михали, как и он сам, сумел найти дорогу сюда. Найдет и дорогу обратно. Две лодки шли впереди, лавируя между рифами, вытянутыми в два длинных ряда. Остальные следовали сзади, но уже на значительном расстоянии от берега.

Дело было сделано.

Нис посмотрел на Берка, который сидел рядом с Хаджи Михали. Редкие пряди волос распластались по его черепу, точно цветочные лепестки. Вода стекала по лбу, по щекам, вдоль крыльев круглого носа и вокруг плотно сжатых губ. Рубашка хаки, намокшая до черноты, местами прилипла к телу. Глаза, как и у других, покраснели от соли. Щеки тоже покраснели, и лицо стало такое, каким оно, вероятно, было шесть или семь лет назад.

И Стоун, с рыжими волосами, рыжей порослью бороды. Лицо, красное всегда, не от соли только, открытое лицо, на котором пролегли суровые складки от холода и от всего, что было. Великан с ясной душой. Но что-то еще прибавилось к этой ясности теперь, после Хавро Спати. Великан, умевший приходить в бешенство, когда в него стреляли или чем-нибудь мешали ему.

А те в свою очередь видели перед собою Ниса, маленького черноволосого грека с расширенными зрачками. Нис, который врезался на плоскодонке в песчаный берег, потому что нужно было уничтожить береговые форты. А для этого – доставить миномет в такое место, откуда он мог бы стрелять. Он сам пришел к решению. И сам сумел его осуществить.

Нис, чьи белые руки держали грота-шкот, а глаза медленно переходили с одного на другого. Лицо у него было очень белое и казалось еще белее в черной кайме бороды. Взгляд словно жег что-то, сосредоточенный и напористый. Та сила в нем, которая заставила их пойти, и взяться, и сделать, которая вела их за собой, а ему помогала без боязни стоять под пулями. Да. Та внутренняя сила, которая делала его таким напористым и неуемным.

И дальше эти – с лицами мертвецов, освобожденные ими. Сумрачные, видевшие смерть люди.

И Хаджи Михали. Этот человек, который верховодил всем. Верховодил мягко и без усилия. Это была его затея. Отчаянная и продуманная только наполовину и только наполовину удавшаяся. Его затея. Хаджи Михали. Все они помогали осуществлению ее. Но то, что сделало это возможным, жило в ясном, немигающем взгляде Хаджи. Михали.

А Хаджи Михали в это время думал только о Сарандаки. Для него Хавро Спати, Сарандаки, Гавдос – все это было одно. Все это нагнеталось в нем против метаксистов, которые притесняли их, и эксплуатировали, и сажали в лагеря, и поэтому должно было случиться то, что случилось.

Умом или чувством он пришел к этому убеждению, но оно было в нем сейчас сильней, чем когда-либо. Метаксисты. Они виноваты во всем. Они и их старшие братья – железноголовые.

А Берк вдруг вспомнил о третьем миномете.

– Куда же все-таки девались те? – спросил он. – С пятисантиметровкой?

– Гоняют где-нибудь по морю, – сказал Нис.

– А не все ли равно теперь, – устало сказал Стоун.

И они вышли в открытое море. Хаджи Михали правил рулем, упираясь ногами в 8,1-сантиметровый миномет. (Никто, кроме железноголовых, не вспоминал никогда про эту десятую долю.) Назад Хаджи Михали не оглянулся ни разу. И никто не оглянулся.

Дело было сдельно.

И Нис думал: «А что, если железноголовые уже добрались до Литтоса?»

29

Ближе к Криту стало теплее, потому что ветер доносил теплый воздух с земли. Люди выпрямились, разогнули сгорбленные спины. Хаджи Михали, не глядя и не думая, правил прямо на бухту Литтос. Он подошел к острову в двух милях от бухты и отсюда пошел вдоль побережья. Уже была видна деревня в тени громоздившихся над нею гор. Отсюда казалось, что вся она состоит из нескольких домиков на взморье.

Чем ближе был берег, тем тягостнее становилось возвращение без Сарандаки и остальных. Хаджи Михали с самого Гавдоса ни разу не заговорил о Сарандаки. Освобожденные ловцы губок расспрашивали его. Он давал короткие, односложные ответы. Они спросили Ниса, как случилось, что Сарандаки утонул. Нис рассказал им. Но Хаджи Михали не говорил ни слова.

И вдруг, когда они подходили к Литтосу, он сказал с обычным спокойствием:

– Несправедливо вышло для Сарандаки.

Все молчали.

– Он погиб за освобождение узников с Гавдоса. Это большое дело. Но лучше, если бы это случилось в борьбе за главное. За то, чтобы пришел конец метаксистам или железноголовым. Хотя, мне кажется, это связано. Мне кажется, что так.

И больше он об этом ничего не сказал.

– Мы бедные люди, – сказал он затем Нису. – Но ты скажи австралос, что эта лодка теперь ваша, твоя и их. Можете плыть на ней куда вам угодно.

– Я скажу, – ответил Нис. – А ты что будешь теперь делать?

– Дела много. Надо приниматься за железноголовых, – сказал Хаджи Михали немного погодя.

Нис давно уже передумал все это снова. Что пользы здесь оставаться? Колоть железноголовых булавками в толстые спины – вот все, что можно делать здесь. Больше ничего. Да, да. Больше ничего. Но Нис знал хорошо, что он нарочно говорит себе это, нарочно, чтобы подкрепить свое основное решение ехать в Египет или вообще туда, где готовится окончательный разгром железноголовых. И принять участие в этом, а не в булавочных уколах. Для Хаджи Михали и такие уколы – дело, потому что у него терпения много. Но для него, Ниса, – нет. Он слишком нетерпелив, слишком томится чувством бессилия, невозможностью прямо вцепиться в горло железноголовым и метаксистам. Старшим и младшим братцам.

– Я все-таки не знаю, для чего тебе, собственно, понадобилась связь с англичанами, – сказал он Хаджи Михали, продолжая нить своих мыслей.

– Для того чтобы не действовать особняком. Иначе мы только и можем, что дергать железноголовых за волосы.

– А что же делать?

– Англичане скажут что. Им нужна будет военная помощь.

– Много вы им тут поможете, – сказал Нис.

Лодка теперь легко скользила вдоль берега к бухте Литтос, до которой осталось не больше мили.

– Мы больше всех можем помочь.

– Но чем, чем? – настаивал Нис.

– Вот таким сопротивлением, – сказал Хаджи Михали. – Только мы можем оказать настоящее сопротивление железноголовым. У нас все было готово для отпора метаксистам. Теперь мы это используем против железноголовых, вот и все.

– Вас задушат.

– Всех не задушить. Останутся другие. Есть литтосийцы. Есть крепкие люди на Ласити, и среди сфакиотов тоже немало найдется. А ты думаешь, в Дикте или даже в городах будут молчать? Нет. Нет. Но действовать могут только те, кто готовился к организованной борьбе с метаксистами. Другим это еще не под силу. Только революционеры могут выступить сразу.

– Неплохо, – сказал Нис. – Совсем неплохо. А англичане знают про это?

– А вот для того я и послал к ним Экса. Но я думаю, они и так знают. И всегда знали.

– А если знали, то не очень считались с этим, иначе бы они не поддерживали Метаксаса.

– Да, правда, – сказал Хаджи Михали, прощая англичанам былые грехи. – Но это было раньше, когда они, быть может, боялись крутых перемен. Понятно тебе? Сейчас другое дело. Было бы просто глупо не понимать этого.

– Для них, может быть, не так уж глупо.

– Почему?

– Может быть, они предпочитают метаксистов нам.

– Ну, не настолько уж они глупы, их цель сейчас – разбить железноголовых. Если кто-нибудь может помочь им в этом здесь, так не метаксисты, а мы. А это для них сейчас самое важное.

Нис согласился. Он спорил с Хаджи Михали так же, как недавно Стоун спорил с ним. Ему нужно было, чтобы его самого все время убеждали. И он обрадовался, поняв, что Хаджи Михали смотрит на дело так же, как и он. Ему хорошо запомнилось, с каким цинизмом даже Стоун толковал об этом. Но сейчас дело было не в интересе англичан к внутренней политике Греции. Дело было в том, что здесь они могли найти существенное подкрепление в борьбе против железноголовых. Вся Греция будет против железноголовых. Вся Греция, кроме метаксистов. Да, да, да.

Разговор между тем сделался общим, все литтосийцы и ловцы губок, сидевшие в лодке, приняли в нем участие, и все сказанное было повторено с начала, с обстоятельным перечислением всех за и против. Нис слушал краем уха. Он смотрел на приближающуюся деревню и думал: а что, если туда пришли железноголовые?

– Наверно, уже сидят там и ждут нас, – сказал Берн. Он отгадал мысли Ниса.

– Не знаю, – сказал Стоун. – Я знаю только, что я хочу спать.

– Выспишься, – сказал Берк. – Мы для того так и стараемся, чтобы ты мог поспать спокойно, а наутро познакомиться со всей немецкой армией.

– Устал я, – сказал Стоун.

– Вот, вот. Особенно у тебя, должно быть, шея устала.

Нис рассказал им, что лодка теперь в их распоряжении.

– Все равно придется подождать английского майора, – сказал Стоун.

– Того, который с Талосом? – спросил Нис. – Они не пожалеют, что не попали в Хавро Спати.

– Да, с этим чертенком не выйти бы им живыми, – сказал Берк.

– Мне жаль Макферсона и другого инглези, – сказал Нис.

– Все равно – не здесь, так в другом месте, – сказал Стоун.

– Помнится, Макферсон что-то такое говорил, что вот пришли сюда воевать против немцев, а кончили тем, что воюем против каких-то греков. Он понимал, в чем тут дело.

И Стоун и Берк усомнились в том, что Макферсон понимал. Но они промолчали. Говорить было уж некогда, потому что лодка огибала песчаную косу, замыкавшую бухту. Узники с Гавдоса оживленно переговаривались, стараясь разглядеть, не видно ли на берегу тех, кто был на первых лодках.

– А вдруг здесь железноголовые? – сказал Нис по-английски.

– Вот и я об этом думаю, – сказал Берк.

И они повернули в закрытую бухту, чтобы пройти последние пятьдесят ярдов, отделявшие их от берега.

30

Но железноголовых не было. Зато литтосийцы высыпали на берег всей деревней, включая женщин и детей. Они издали завидели подходившие лодки и ждали теперь на пологом берегу, там, откуда отчалили лодки. Толпились небольшими кучками. Без шума, без криков. Но как только лодка вошла в бухту, голые ребятишки ловцов губок бросились в воду и поплыли ей навстречу. Хаджи Михали кричал им:

– Эй, губки, вы мне весь киль залепите.

А они гнались за лодкой глубоко и подолгу ныряя, плывя не в воде, а под водой, как их учили старшие.

– Где Сарандаки? – кричали они.

– Началось, – сказал Хаджи Михали.

Он повернул и направил лодку прямо к берегу. Потом сам спрыгнул в воду, и все остальные последовали его примеру. От неожиданного холода у Ниса стянуло внутренности, и тут он почувствовал, насколько он ослабел. Но он твердо брел по воде, подталкивая лодку к берегу, откуда уже бежали на подмогу.

Теперь со всех сторон поднялись крики, посыпались вопросы. Где остальные? Удалось ли все, как хотели? Где Сарандаки? Где другие заключенные с Гавдоса? Есть там железноголовые? Двое освобожденных литтосийцев, которые приехали с ними, окликали кого-то по имени. И со всех сторон спрашивали про Сарандаки. Сарандаки.

– Спарити, – повторял один из узников. – Я Спарити. Есть тут кто Спарити?

Никто не отзывался. Видимо, этих людей было трудно узнать. Но Нис все ждал, что вот-вот случится что-то. Наконец вперед выступила черноволосая, белолицая женщина, по виду крестьянка, и сказала просто:

– Я твоя двоюродная сестра.

Они стояли и смотрели друг на друга. Обоим было неловко, и они не знали, как быть. Оба не говорили ни слова.

А над вторым узником плакала маленькая старушка в черном одноцветном платье, повязанная шалью, как носят рыбачки, и в критских башмаках с загнутыми носами. Старенькая, старенькая. Разговор у них тоже не клеился.

– Ты совсем старик, – сказала она ему, с тоской глядя на него.

– Я не так стар, мать, – почтительно возразил он.

– Чтоб им всем провалиться в пекло, – сказала она, думая о метаксистах.

– Где же дочь Акселя, моя жена?

– Сидит дома и вся дрожит, боится, что тебя нет.

– Пойдем, мать, – сказал он.

Они прошли через толпу взрослых и ребятишек, которые молча стояли кругом, деликатно ожидая конца этой сцены. Но когда узник и старуха стали подниматься по тропке, ведущей к деревне, многие побежали за ними, посыпались вопросы о Гавдосе, о Сарандаки и других; женщины расспрашивали о прочих, кто был в лагере на Гавдосе, и он говорил что-нибудь о каждом… Кроме Сарандаки.

Женщины не плакали, только вдруг у какой-нибудь вырывался стон облегчения. Ему задавали все новые и новые вопросы. Когда приедут остальные? Потом все побежали назад и окружили Хаджи Михали.

Ниса и Хаджи Михали забрасывали теми же вопросами.

Где Сарандаки?

Где Лактос, сын Менианда?

– Я ведь никого по имени не знаю, – повторял Нис, – спросите Хаджи Михали.

– А Спатиса не было там… винодела Спатиса?

– Спросите Хаджи Михали.

Ниса оставили в покое, и он молча побрел вслед за австралийцами вверх по тропке. Он думал, что делать дальше. Что дальше? Ждать тех, что ушли на лодке Талоса? Ехать без английского майора? Поскорей пробираться в Египет? Ну да, конечно. Пока сюда не пришли железноголовые. И так очень уж долго Литтос остается незамеченным.

Тут он услышал голос Хаджи Михали: пусть все литтосийцы соберутся на площади, где сушат сети, и там он расскажет им обо всем.

И один за другим они потянулись на площадь, послушать рассказ Хаджи Михали.

Он стоял среди толпы, разбившейся на неравные кучки. Ловцы губок – их было человек десять или двенадцать – держались в стороне.

Всю площадь запрудили литтосийцы, главным образом женщины. Нис присел на камень позади Хаджи Михали. Стоун и Берк сели тоже.

Хаджи Михали рассказал обо всем очень просто. Он рассказывал по порядку, простыми словами, как позволяет греческий язык. И когда он дошел до гибели Сарандаки, он и об этом сказал просто, без всякого пафоса, и сейчас же перешел к рассказу о том, как Нис приставал к берегу. После этого он сделал короткую паузу и потом закончил свой рассказ. Многие женщины теперь плакали в голос, почти выли, и не умолкали, даже когда Хаджи Михали заговорил опять.

– Очень это жаль, – сказал он, – что все, что мы тут готовили прошв метаксистов, пришлось использовать не совсем по назначению. Но это было необходимо. Вы сами понимаете. Железноголовые придут на Гавдос, может быть уже пришли. Они и сюда придут тоже. И, уж конечно, они сразу же повесили бы антиметаксистов. Потому что метаксизм очень похож на их собственные порядки.

Он продолжал, и временами казалось, что он говорит сам с собой.

– У нас уже появилась надежда, что мы сумеем одолеть метаксистов. Но тут железноголовые затеяли эту страшную войну против всех. И теперь все наши силы должны быть направлены главным образом против железноголовых. С метаксистами еще не покончено. Но железноголовые – старшие братья. Железноголовые проглотили метаксистов, и потому нужно прежде всего разбить железноголовых. Но чтобы разбить железноголовых, нужна большая армия, и потому мы должны действовать вместе с инглези. Вместе со всеми, кто борется против железноголовых. Сейчас против них борются англичане – значит, мы должны быть с англичанами. Вот Экса вернется и скажет, какой военной помощи инглези потребуют от нас.

Он сделал паузу, но никто ничего не сказал, и он продолжал:

– Если говорить о Сарандаки и других, мы никогда не рассчитаемся за них сполна. Жизнь Сарандаки – дорогая цена для такого малого дела. Но все наше большое дело состоит из малых дел. И если человек способен рассуждать, да и чувствовать тоже, он знает, что про метаксистов нам ни на минуту нельзя забывать. Англичане не могут примириться с железноголовыми, и точно так же мы не можем примириться с метаксистами и с железноголовыми тоже.

Он подходил к концу. Он додумывал все это для самого себя.

– Мы готовимся, пока Железноголовые еще не пришли. Они могут прийти завтра, послезавтра, в любой день. Самое важное для нас сейчас – это дождаться ответа от англичан. А тогда мы будем точно знать, что нам нужно делать. В конце концов мы зависим от чужой большой силы, без нее железноголовых не одолеть. Но мы должны делать свое дело здесь, потому что это важно для нас самих. Так же, как и раньше. Тогда мы шли против Метаксаса. Теперь мы идем против обоих братьев, старшего и младшего. И это будет наш расчет за Сарандаки и других. Малыми делами – такими, как Гавдос.

– Мы потеряли три лодки. Я не знаю, где Талос из Сирноса. Он не пришел в бухту Хавро Спати, и я ничего не знаю о нем. Мы потеряли две большие плоскодонки и лодку Лактоса, сына Менианда. А свою лодку я должен отдать австралос и инглези за ту помощь, которую они нам оказали. Вот тот, с рыжими волосами, это он заставил замолчать форты. А Нис, сын Галланоса, сумел привести лодку к берегу, потому что из минометов с моря стрелять нельзя. Я дал обещание и сдержу его. Лодка принадлежит им. Они не могут ждать, пока вернется. Экса. Железноголовые скоро придут сюда.

– Вместо Экса приехали другие, – сказал кто-то из толпы.

Это сразу подвело черту и поставило точку. Все сошли со своих мест и окружили Хаджи Михали, как будто кончился урок и теперь речь уже пойдет о другом.

– Из Египта приехало четверо, – сказала какая-то женщина. – Они сидят в той хижине, где склад губок.

– А Экса не вернулся, – сказал один мальчик.

– Они знают что-нибудь об Экса? – Хаджи Михали как будто сразу опомнился. Он уже проталкивался сквозь толпу, видимо решив сразу же идти к хижине.

– Они ничего не говорят. Они ждали тебя.

– Это англичане прислали их.

– Они скажут только тебе, – сказала та же самая, женщина. – У них есть оружие, и двое из них – афиняне. Они не разговаривают, только все время просят есть, – целую гору съели, пока дожидались тебя.

Хаджи Михали шел, не останавливаясь. Люди, мимо которых он проходил, громко разговаривали между собой, кое-где плакали женщины. Ловцы губок стояли в стороне, группой человек в пятнадцать, обособленной и неподвижной.

Хаджи Михали подошел к ним.

– Мне очень жаль, – сказал он. – Примите мою дружбу.

– Я принимаю ее, Хаджи Михали, – сказала одна женщина.

Она была такая же загорелая, как и мужчины, с широким квадратным лицом и волосами, наполовину выгоревшими от солнца. У нее была большая грудь, натянувшая жиденькую ткань бумажного платья. Глаза, похожие на терновые ягоды, были сухи. Это была жена Сарандаки.

– Когда теряешь такого человека, нет слов утешения даже для жены его, – сказал Хаджи Михали.

– Я понимаю твои чувства, – сказала она.

Остальные дожидались в стороне. Там были двое мужчин, совершенно седые, хоть и не старые еще (ловцы губок не доживают до старости), женщина со скуластым лицом и целая куча черных от загара ребятишек. У всех большие, широко раскрытые глаза.

– Вы теперь останетесь в Литтосе, – сказал он им.

Никто не ответил. Жена Сарандаки только пожала плечами в знак того, что у нее нет другого выхода.

– Прими мою дружбу и располагай мною, – сказал опять Хаджи Михали.

– Благодарю тебя, – сказала она.

И Хаджи Михали пошел дальше, к хижине, где был склад губок.

Нис рассказал Берку и Стоуну о тех четверых, что прибыли из Египта, и они все пошли за Хаджи Михали посмотреть, в чем там дело.