Текст книги "Торговец смертью"

Автор книги: Джеймс Монро

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 12 страниц)

– А почему он не может этого сделать? – спросил Крейг, указывая на Грирсона.

– А, – протянул Лумис, – я так и знал, что ты об этом спросишь. Видишь ли, Сен-Бриак достаточно хитер. Телохранители и все прочее. Я имею в виду, что ты не сможешь просто позвонить ему, назначить свидание и расстрелять его в упор. Тебе понадобится добраться до него. Ну так вот, я думаю, что для тебя это будет достаточно просто. Он уже несколько недель пытается добраться до тебя. Все, что тебе будет нужно сделать – позвонить ему, сказать, что ты хочешь заключить сделку, что ты дома и хочешь выпить. Да, ещё одно. Убить его нужно тебе самому.

– Вы это уже говорили, – заметил Крейг.

– Стоит повторить, – сказал Лумис. – Он убил Ланга. Он убил Раттера. Раньше или позже он убьет и Баумера. Он почти убил твою жену, дважды пытался убить тебя и один раз – твою подружку. Для тебя единственный способ уцелеть состоит в том, чтобы убить его.

– Я могу исчезнуть, – сказал Крейг.

– Теперь уже нет, – Лумис откашлялся, деликатно прикрывшись квадратным футом белого батиста. – Я надеюсь, ты понимаешь, что я имею в виду, не так ли, сынок? Мы должны добраться до Сен-Бриака. И если мы не сможем использовать тебя в качестве исполнителя, то используем как приманку.

Крейг ничего не сказал.

– Есть ещё одна причина, – продолжал Лумис. – Ты очень подходишь для этой работы. Ты уже убивал и прежде. Как говорят во флоте, ты делаешь все четко, быстро и тихо, и ты справишься. Кроме того, ты для подготовлен. Чертовски хорошо подготовлен. Черный пояс. Карате. И я готов держать пари, что ты умеешь пользоваться пистолетом.

Крейг кивнул.

– О, ты сделаешь большое дело. Знаешь ли, сынок, когда ты отбросишь все сомнения относительно долга и выживания, то это тебя даже порадует.

Крейг выслушал все, не проронив ни слова.

_ Ну, так вот, – сказал Лумис. – Что ты на это скажешь?

– Есть ещё одна причина, – сказал Крейг. – Если меня при этом убьют, никто не сможет сказать, что я был одним из вашей команды, не так ли? Все будет списано на простую перестрелку при сведении счетов.

– Совершенно верно, – Лумис взглянул на Грирсона. – Он неплохо соображает. Он настолько хорош, что аж мурашки бегут по коже. – И снова повернулся к Крейгу. – Теперь мы заполучили тебя, сынок. И не намерены отпускать.

– Я хотел бы подумать, – покачал головой Крейг.

– И сколько ты будешь думать?

– До завтра. Давайте отложим это до завтра.

– Как хочешь, – сказал Лумис. – Пообедаем в моем клубе. Тогда ты мне все и расскажешь. – Он поднялся с кресла. – Еще одно. Мы хотели бы устроить тебе проверку. Ты не возражаешь против того, чтобы спуститься вниз?

– Нет, я не буду возражать, – согласился Крейг. – Но сначала я хотел бы кое-что узнать.

– Постараюсь сделать, что смогу, – ответил Лумис.

– На кого, черт возьми, я буду работать?

– Это отдел К в МИ-6* – сказал Лумис. – Мы в каком-то роде команда чистильщиков. Все, что попадает сюда, фильтруется и мы собираем грязь; тут настолько грязно, что только мы можем с этим справиться. Все это, естественно, совершенно неофициально. О нас никто не знает и не хочет знать. Но я должен что-то с этим делать. Это очень важно, сынок.

Они спустились в подвал на старом и медленном лифте, и Лумис жестом пропустил Крейга вперед. Пол и стены были сделаны из твердого темного камня и слабо освещались мерцающими флюоресцентными лампами. Крейг прошел вперед по коридору, Лумис с Грирсоном немного отстали и шли следом. Он свернул за угол и пистолетный выстрел в этом каменном мешке прозвучал как удар грома, а пуля свистнула мимо его уха и срикошетила от стены. Крейг бросился на пол, несколько раз перевернулся и откатился в самый темный угол. Однако он уже заметил фигуру, стрелявшего в него человека. Его собственный писто *Военная разведка (прим. пер.) лет прогремел раз и ещё раз, затем неожиданно вспыхнул яркий свет и он увидел, что стрелял в манекен.

Лумис и Грирсон вышли из-за угла и Лумис довольно рассмеялся.

– Ты достаточно быстр, сынок, – сказал он, – теперь посмотрим, насколько ты аккуратен.

Грирсон подошел к манекену, дешевому портновскому созданию с плечами тяжеловеса и физиономией Бардо.

– Великолепно, не так ли? – спросил Лумис.

Затем он подошел поближе и посмотрел внимательнее. Вблизи того места, где у манекена предполагалось сердце, были видны две маленькие дырочки на расстоянии четырех дюймов друг от друга.

– Неплохо, сынок, – сказал он. – Так и должно быть. Одно попадание ещё может быть счастливой случайностью, но два – я должен был бы встретить тебя несколько лет назад. Тебе это действительно нравится, не так ли? Ты вошел в подвал и какой-то парень выстрелил в тебя и что же ты сделал? Закричал и позвал на помощь самую хорошую полицию в мире? Спросил меня, какого черта и в какую игру я играю? Написал своему члену парламента? Нет. Ты открыл ответный огонь. И я готов держать пари, что ты нажал на курок ещё раньше чем сообразил, что ты делаешь.

Он с бесстыдной гордостью хозяина похлопал Крейга по плечу, как человек мог бы похлопать шератоновский буфет, обнаруженный в лавке старьевщика.

– Сынок, ты быстр как компьютер и все делаешь рефлекторно.

– Вы правы, – согласился Крейг. – Я не останавливаюсь, чтобы думать. Если бы я это делал, то давно уже был мертв. Откуда я могу знать, что вы именно тот, за кого себя выдаете?

Он взглянул на руку Лумиса, все ещё лежавшую на его плече, руку, цветом и размером напоминавшую окорок.

– Ты ублюдок, – сказал тот. И добавил: – Я знал, что я тебе понравлюсь. Так случается со всеми, кто здесь появляется.

Они прошли в спортивный зал с жестким матом для занятий дзюдо, где их поджидали двое плотных мускулистых мужчин, одетых в спортивные куртки. У них был характерный вид инструкторов рукопашного боя с рельефной мускулатурой, людей, которые ничего не боятся, так как изучили все руководства вдоль и поперек, а в руководствах была предусмотрена любая неожиданность.

– Мне хотелось бы, чтобы ты показал, что ты сделал с этим парнем... он щелкнул пальцами.

– Лимманом, сэр, – подсказал Грирсон.

– И его друзьями. Эти два прекрасных парня могут изобразить его друзей. Так как они значительно лучше оригиналов, то я думаю, что ты можешь начать со свободными руками. А Грирсон изобразит Лиммана. – Он взглянул на Грирсона. – Если ты не возражаешь, мы предположим, что ты его уже ударил. Иначе это может плохо для него кончится. Ложись, Грирсон.

Грирсон лег на пол.

Крейг сказал:

– Я не думаю, что смогу это сделать.

– Почему? – спросил Лумис.

– Они могут пострадать, – буркнул Крейг.

– Им платят за риск, – ответил Лумис. – Нам всем платят за риск. Так что начинай.

Растянувшийся на полу Грирсон с изумлением наблюдал за мягкой и легкой манерой Крейга. Все было похоже на балет. Инструкторы двинулись к нему, он схватил одного, швырнул его и в том же движении атаковал второго, сбив его с ног. Первый, которого он отшвырнул, снова бросился на него и снова Крейг отшвырнул его, но на этот раз применил свой прием. Инструктор застонал и затих. Крейг оставил его в покое и повернулся к Лумису, и в этот момент Грирсон вспомнил данные ему инструкции и приготовился вскочить.

– Еще? – спросил Крейг. Грирсон прыгнул на него и зажал его руку в захват. Крейг кувыркнулся вперед и Грирсон перелетел через него, продолжая удерживать его запястье. Он рухнул на землю, а Крейг отклонился в сторону и ударил его ребром ладони по руке. Боль пронзила мышцы и он ослабил свой захват. Крейг высвободился, его рука нашла горло Грирсона и начала сжимать его все сильнее и сильнее. Грирсон стал задыхаться; его глаза вылезли из орбит, ноги дергались.

– Ну и с кем я должен разделаться еще? – проворчал Крейг, поворачиваясь к Лумису. – С вами?

– Нет, нет, ты меня убедил, – сказал Лумис. – Но мы должны заняться своими делами. И ты тоже. Дай Грирсону немножко подышать.

Крейг поднялся и поставил Грирсона на ноги. Некоторое время ему пришлось того поддерживать, но наконец Грирсон смог вздохнуть уже без того ощущения, что каждый вздох нужно проталкивать через горло, сжатое стальным кольцом.

– Вы проиграли, Грирсон, – сказал Лумис и добавил, поворачиваясь к инструкторам, – Вы тоже проиграли.

Один из них промолчал, так как по-прежнему был без сознания. Второй же, в глазах которого горела смертельная ярость, кивнул:

– Да, сэр.

Грирсон хлопнул Крейга по спине.

– Пошли, – сказал он. – Я полагаю, что ты заработал выпивку.

Дальше в глубине подвала был небольшой, но роскошный бар. Лумис зашел за стойку и смешал пинту черного бархатного пива, пива "Гиннесс", налитого из деревянной бочки, и шампанское, открытое так, чтобы был минимум пены.

Крейг подозрительно посмотрел на пивную кружку.

– А что здесь внутри? – спросил он. – Испанская мушка?

– Прошу, – сказал Лумис. – Меня этот напиток вполне устраивает и я уверен, что и Грирсона тоже. Не так ли, Грирсон?

– Да, – проворчал Грирсон и позволил мягкому холодку напитка смочить его горло.

– Видишь ли, я беспокоюсь, – сказал Лумис. – Я должен беспокоиться. Вот почему я хочу прежде всего представить, как пойдут дела. Я никогда не работал прежде с таким парнем как ты. Я никогда не думал, что мне представится такая возможность.

– Я не думаю, что на свете много парней, похожих на меня, – сказал Крейг. – Если это так, то мне жаль тех, кому придется с ними столкнуться. Послушайте, через мои руки прошло огромное количество денег. Около ста тысяч фунтов. – Лумис присвистнул. – Но вы не можете заработать такую кучу денег и после этого жить спокойно. По крайней мере, я не смог.

Крейг отхлебнул ещё черного бархатного пива, поколебался, но затем продолжил.

– Я знал, что они занесли меня в свой список ещё два года тому назад. Я знал, что я должен был умереть. Вот почему я занялся дзюдо. Вы не представляете как это трудно. Для того, чтобы практиковаться, я должен был проезжать по двадцать миль – я не мог даже позволить говорить о том, где я живу. Это было бы слишком большой подсказкой. Ну, а затем пистолет. Единственный способ подружиться как следует с пистолетом – это практиковаться и практиковаться, и это тоже было не очень легко. – Он вздохнул. – Да, правильно, я делал деньги и это доставляло мне удовольствие. Меня не очень беспокоило, откуда они берутся. Нет. Это неправда. Меня вообще это не интересовало. Но это не принесло мне счастья. Об этом я тоже не очень беспокоился. До последнего времени. Я сделал свой выбор и свои деньги и я не хочу отказываться от этого. Я был готов к неприятностям. Я не думал, что это будет Элис и её бедный братец, который пострадал за меня.

Он взглянул на свою кружку.

– Вот уж не думал, что шампанское сделает меня таким несчастным.

– Это достаточно крепкая выпивка, – заметил Лумис. – Что ты собираешься теперь делать?

– Повидаться со своей девушкой, – сказал Крейг. – Если вы не будете возражать.

– Почему, черт возьми, я должен возражать, – удивился Лумис. – Мы же здесь все гетеросексуальные мужчины. Или может быть есть кто-то еще?

– Я хотел бы встретиться с человеком по фамилии Макларен, – сказал Крейг, и когда Лумис спросил, зачем ему это нужно, попытался объяснить.

– Я встретил его на Сицилии, – сказал он и рассказал о том, что там случилось.

– Очень хорошо, это хорошая история, но зачем ты хочешь его видеть? не отставал Лумис.

– Вы наверняка много слышали о вещах или событиях, которые существенно меняют жизнь человека – об этом любит писать "Ридерс дайджест", и я не обвиняю Макларена в том, как сложилась моя жизнь, но он единственный человек, который знает, кем я был прежде и что из меня получилось. Мне хотелось бы знать, проделал ли он то же самое.

– Проделал что? – спросил Грирсон.

Крейг, занятый своими мыслями, пожал плечами; эти мысли не имели ничего общего со счетами на погрузку, таможенными декларациями или текущим ремонтом легкого оружия.

– Он говорил мне о том, что представляет из себя наш мир и он был прав. По крайней мере, когда он говорил об окружающем мире. Я сделал именно то, что по его мнению должен был сделать. Я не думаю, что в этом есть его вина. Ведь это сделал я сам. Мне хотелось бы знать, продолжает ли он учить других. Иной раз я не могу удержаться от чувства, что он хотел бы пойти тем же самым путем, что и я.

– Предположим, что он не сделал этого? – спросил Лумис.

Крейг пожал плечами.

– Это не имеет никакого значения; сейчас уже слишком поздно начинать. Мне просто хотелось знать. – Он снова пожал плечами и сказал, – Послушайте. Я сделал массу вещей, прежде чем встретился с ним. А после этого я проделал ещё больше. И я никогда не вспоминал о них. Никогда. Но я действительно вспоминал этот чертов лагерь, и его пение, и как я смотрел на этих бедных придурков-солдат, танцующих под луной. Мне хотелось бы знать, что с ним стало теперь.

– Он знает твою фамилию? – спросил Лумис.

Крейг покачал головой.

– Он знал меня просто как Джона. Я знаю его фамилию потому, что он представлялся шотландским стрелкам.

Лумис поворчал и задумался. Немного погодя он сказал:

– Мне кажется, тут все правильно. Но мне хочется, чтобы ты рассказал это ещё кое-кому, прежде чем я приму решение.

– Кому?

Лумис насмешливо посмотрел на него.

– Психиатру.

– Вы думаете, я сошел с ума? – спросил Крейг. – Я не собираюсь убивать его. Я просто хочу поговорить.

– Мне наплевать, сумасшедший ты или нет, – сказал Лумис. – Мне ты нужен таким, каким ты есть. Если ты считаешь себя чайником, можешь им и дальше оставаться до тех пор, пока работа не будет закончена. И, видишь ли, разговор с Маклареном может как-то изменить ситуацию. А я не могу рисковать. – Он повернулся к Грирсону. – Пойди и найди Уэтерли.

Уэтерли присоединился к ним в баре. Это был маленький румяный и белокурый человек, очень напоминавший Пиквика, известного героя романа Диккенса; он выпил пинту черного бархатного пива и выслушал историю про Макларена, Лумис тем временем отодвинулся в сторону и читал затрепанный роман в бумажной обложке "Смерть в пурпурном ордене". Немного погодя психиатр оставил Крейга и оторвал Лумиса от его книги.

– Всегда одно и то же, – пожаловался он. – Вы требуете, чтобы я ответил через несколько минут, когда мне нужно несколько дней, чтобы разобраться.

Лумис задумчиво посмотрел на обложку книги. Да действительно, там были изображены пурпурные ордена.

– Ну, ладно, – фыркнул Уэтерли. – Он достаточно здоров, но находится под воздействием большого эмоционального напряжения, скорее всего, страха. Человек, которого зовут Макларен, важен для него в определенном смысле, который мне трудно объяснить. Можно сказать, что он представляет для него какого-то супер-Крейга – реализацию всех надежд и забот Крейга.

– Мне нет дела до вашей научной кабалистики, – сказал Лумис. – Это нужно срочно.

Уэтерли вздохнул.

– Вы используете все те же слова, что и я, но они имеют другое значение, – сказал он. – Ему недостает его жены, ему недостает его друзей, он боится потерять свою девушку. Он очень горячий, вспыльчивый человек. Людям, которые столкнутся с ним, может крепко достаться.

– Это случится, как только я найду этих людей, – сказал Лумис. – Так что делать с этим Маклареном?

– Если он действительно является воплощением супер-Крейга и жизнь у него тоже не сложилась, то Крейг будет чувствовать себя не так плохо. Если же он преуспел...

– Что вы имеете в виду, когда говорите "преуспел"?

– Крейг думает, что он может быть школьным учителем. По его оценкам это означает высокую степень успеха. Если это так, то я не советовал бы проводить эту встречу. С другой стороны, если с точки зрения Крейга он потерпел неудачу, то встреча может оказаться полезной для ваших целей.

– Я выясню, чем он занимается, – сказал Лумис, все ещё разглядывая обложку своей книжки.

– Он дал мне адрес Макларена.

Лумис не глядя протянул руку.

– Это не имеет никакого значения, – заметил Уэтерли, – но я могу заверить вас, что с анатомической точки зрения такое строение это молодой женщины совершенно невозможно.

Казалось, что это огорчило Лумиса.

– У нас у всех есть мечты, – сказал он. – Да, у всех. Иначе у вас не было бы работы. .

– 126

Глава 1

1

В тот же вечер Грирсон вез Крейга на своей "лагонде" в студию "Экспресс Телевижн Компани". Рука у него только что перестала болеть и настроение было отвратительным. Он ненавидел Крейга и то, с каким легким презрением тот швырнул его и чуть-было не покалечил, и теперь для него было делом чести добиться, чтобы тот был поражен, если не запуган.

Большой, мягко мурлыкающий автомобиль должен был по всем стандартам произвести впечатление и такое же впечатление производило водительское умение Грирсона, когда он гнал машину в сторону Хемпстеда сквозь усиливающееся движение по улицам Лондона; затем через Хит и к северу в сторону магистрали А1, заставляя стрелки компрессора, тахометра и спидометра карабкаться все выше и выше до тех пор, пока они не достигли отметки в сто миль и продолжали подниматься выше; автомашина, которая была достойна умелых рук, находилась в умелых руках. "Ну, погоди, подонок" мысленно кричал Грирсон на Крейга. И он проходил повороты так, что все четыре колеса шли юзом, а тахометр только чуть вздрагивал, а он все жал и жал на педаль газа. Крейг, который все это время молчал, прислушиваясь к работе двигателя, повернулся к Грирсону.

– Вам следует почистить клапана, – сказал он.

Какой-то миг Грирсон был настолько зол, что чуть было не разбил машину, а затем, ослабив нажим своей правой ноги, рискнул взглянуть налево. Крейг явно смеялся над ним.

Грирсон снова резко нажал на педаль газа и машину бросило вперед, потом он ослабил нажим и они оба расхохотались.

– Очень хорошо, – сказал он. – Сдаюсь. Полагаю, что вам приводилось водить и "Ле Ман".

– Нет, – покачал головой Крейг. – Мне хотелось, но не пришлось. Обычно я водил "ягуар" типа "Е", но потом поменял его на "бристоль". Моя жена... он поколебался, – предпочитала крышу над головой. У вас тоже неплохая игрушка.

– Сто десять миль – это её потолок, – сказал Грирсон. – При её возрасте грешно требовать большего. – Он ещё немного сбросил скорость. Теперь запоминайте. Я – парень, присланный рекламной компанией, потому что они хотят взять меня на работу, а я сказал, что хочу просмотреть запись. А вы – мой старый приятель, который оказался здесь, потому что я вас пригласил. Это означает, что все будут обращать внимание только на меня.

– Меня это устраивает, – сказал Крейг. – Представьте себе. Старый Макларен. Старый телевизор, – В его голосе звучала ирония и Грирсон снова взглянул на него. Крейг не выглядел рассерженным; просто это его немного забавляло или вызывало сожаление.

– Как вас зовут? – спросил Грирсон.

– Джон Рейнольдс.

– Профессия?

– Директор компании, – сказал Крейг. – Продаем всякие большие игрушки.

– Как называется рекламная компания?

– "Дженсен, Кальдекорт и Трю".

– Роджер, – сказал Грирсон. – Когда все закончится, у Макларена будет вечеринка. Я договорился, что мы подъедем к нему, если ты не против.

– Посмотрим, – кивнул Крейг.

– Дайте мне знать, – сказал Грирсон. – Теперь расскажи мне подробнее о твоей компании, ты, грязный подонок.

Студия компании "Экспресс Телевижн" представляла собой большое здание с застекленным фасадом, расположенное среди лужаек, фонтанов и цветов. Вокруг было довольно много рощиц типа хертфордширских, которые создавали соответствующее обрамление и скрадывали некоторую угловатость здания, и сейчас весенним вечером его стеклянные стены излучали тепло многочисленных огней. У входа стоял швейцар в форме, которая представляла нечто среднее между формой офицера флота и патрульного королевских бронетанковых войск; широкие двери – безукоризненно чистые стеклянные поверхности – открывались автоматически, в лифтах пахло гвоздикой, а работники студии были так преданы своей работе, так поглощены ею, так счастливы от того, что они служат катодной трубке, что двое мужчин просто почувствовали стыд, что ничего не знают о телевидении.

Одному из сотрудников, Слетеру, было поручено просветить их. Он ввел их в курс дела в течение пятнадцати минут, затем пригласил в свой кабинет, где налил по большой порции розового джина, а потом повел в студию – через путаницу осветительных кабелей, звуковых установок и камер в укромный уголок, из которого они могли в почтительном молчании наблюдать, как делается запись.

Крейг наблюдал за длинной процессией исполнителей: танцовщицы, одетые как райские птички; два комика в футболках; четверо молодых людей, целиком состоявших из зубов и электрических гитар, и шотландец по имени Арчи Макфи, который рассказывал шотландские анекдоты мягким голосом горца и философствовал на тему о стремительности городской жизни и о том, как плоха она по сравнению с журчанием ручья, в котором водится форель, и криками выпи посреди вересковых зарослей. Настоящее имя философа было Макларен.

Когда репетиция закончилась, Слетер вновь отвел их в свой кабинет, где угостил сендвичами с жареными цыплятами и бутылкой мозельского вина, а затем провел в просмотровую комнату, где они смогли посмотреть всего "Храброго шотландца", сценарий и главная роль в котором принадлежали Арчи Макфи. Грирсон предпочел бы посидеть с сотрудниками студии, но Крейг, ещё не совсем готовый к этому, весь сконцентрировался на экране.

Сначала промелькнул знак компании, затем ревущий дизель пролетел через мост, затем прошли волынщики, как почетная стража, грохоча подвешенными на поясе барабанами, потом под аплодисменты публики появился Арчи Макфи, рассказывающий истории и афоризмы о мудрости жителей гор и восторженно повествующий о серых холмах и пурпурном вереске. Следом появились танцовщицы, исполнившие модернистский танец, а затем комики в футболках. Рекламная пауза. Еще Арчи. Затем шотландский тенор, слегка замаскированный под принца Чарли. Снова комики. Птички из райского хора. Рекламная пауза. Зубастые молодые люди с гитарами. Снова Арчи, на этот раз поющий протяжную мелодию с завываниями для команды танцоров, причем все мужчины были загримированы под принца Чарли, а женщины – под Флору Макдональд, но в этот раз они танцевали настоящий танец, что служило сотым доказательством того, что Макларен называл упадком культуры, умершей вместе с войной. Затем вступил оркестр, мелодия которого перешла постепенно в твист, потом хор (все полураздетые Флоры Макдональд) также начал отплясывать на заднем плане, появились и начали мигать звезды, музыка смягчилась, тогда Арчи вышел вперед и снова напомнил о криках кроншнепов и плеске воды, в которой водится быстрая форель. И затем все кончилось и публика умирала от смеха, глядя, как две девушки из хора пытаются научить Арчи танцевать твист и его шотландская юбка кокетливо заворачивается, а репутация катится вниз.

– Я думаю, что в лице Арчи мы нашли удачного исполнителя, – сказал Слетер. – Конечно, он неплохо показал себя в шоу на местном уровне, но мне кажется, что сам он немного переигрывает, не так ли? Он пойдет программу в следующем месяце. Этот легкий налет философии производит впечатление на публику. Вы не находите, что он искренен? Он действительно человек из народа, но к тому же образованный. И аудитория знает это. Вы не можете обмануть аудиторию.

Тут лицо Слетера приняло религиозное выражение, словно он искренне верил в то, что сказал.

– Мы сейчас пойдем выпьем, чтобы дать Арчи время переодеться, продолжил он, – а затем встретим его и отправимся на вечеринку. Вы ведь поедете с нами?

Крейг кивнул.

– О, отлично. Мне хотелось бы, чтобы вы рассказали вашим людям, что мы не только показали вам хорошее шоу, но и дали возможность хорошо провести время.

Затем снова было мозельское и визит в сопровождении очень важных персон в гримерную звезды, где Арчи принял их как равных – а разве они тоже не были весьма важными персонами? – и открыл для них шампанское. Четверо полураздетых молодых людей, теперь потерявших свои гитары, но продолжавших сверкать зубами, позволили, чтобы их представили. И каждый был исключительно мил, и в атмосфере всеобщей расслабленности Крейг впервые после того как попал в студию, ощутил чувства, которые мог разделить.

– Ну, не забудьте о вечеринке, – сказал Слетер. – Это в Челси. Я надеюсь, вы найдете дорогу?

– Мы можем ваз подвезти, – предложил Крейг. – А вы покажете нам, где это.

Слетер поколебался, потом согласился. У компании, пославшей Грирсона, были такие внушительные счета... "Лагонда" также произвела на него впечатление, как это и было задумано.

Крейг спросил, может ли он сесть за руль, и Грирсон без особого желания согласился. Слетер пробормотал что-то о том, что Тем устроит ему нагоняй, и о стоимости аренды студии за минуту, но затем сел в машину в надежде выяснить, в чем заключаются собственные интересы Грирсона, и тот достаточно благополучно что-то ему наврал, тогда как водительское мастерство Крейга оказалось достойным автомобиля и "лагонда" ревела от удовольствия, мчась по пустынным освещенным луною дорогам. Только однажды возникла довольно рискованная ситуация, когда Крейг протискивался между двумя тяжелыми грузовиками, но он переключился так мягко, сменил передачу так точно перед тем, как рвануться вперед, что Грирсон улыбнулся от удовольствия, удивляясь, почему вдруг Слетер так притих. Тот не произнес больше ни слова, пока они не приехали в Чейни Уок, и затем первым выбрался из машины.

Квартира Макларена была расположена на первом этаже и была такой же большой и блестяще обставленной, как театральная сцена. Она была полна света, воздуха и легкомысленного веселья, все двери были открыты настежь; все присутствующие были шведами, датчанами и финнами, за исключением одной служанки, которая была испанкой. Слетер снова вернулся к жизни, принес им индюшку и ветчины, добавил приправы в салат и налил шампанского; тем временем машина за машиной прибывали другие гости и он мог представить этих влиятельных сумасшедших двум симпатичным девушкам, сказать Арчи, что тот был великолепен, и отправиться домой к своей жене, которая постоянно его пилила, своему какао и романам Энтони Троллопа.

Вечеринка доставила Крейгу большое удовольствие. Он пил целый вечер и выпивка снимала накопившееся напряжение; вид Пучелли, смерть Каделлы, испытания, которые как бомбы обрушил на него Лумис. Теперь он снова был Джоном Рейнольдсом, которого интересовали станки и штампы, болты и гайки, который танцевал с симпатичными девушками, время от времени целовал то одну, то другую в оранжерее, которая казалось и была построена специально для этого, изображал преданного спутника Грирсона и поджидал, когда толпа немного рассосется и он сможет потолковать с Маклареном по душам и спросить, какого черта он все это изображает.

В начале вечеринки Макларен держался несколько отчужденно, был вежлив, но сдержан, словно лорд Честерфильд среди поэтов, но затем он стал постепенно меняться и сначала превратился в орущего деревенщину, затем в угрюмого Гарри Лаудера, вслух подсчитывающего стоимость индюшек, ветчины, виски и вина и придающего значение каждому слову. Большинство из его гостей было по-видимому знакомо с этой его манерой и, не обращая никакого внимания, продолжало пить и веселиться до тех пор, пока он не отправился на диван, где пристроил свою голову на коленях у одной из танцовщиц, угощавшей его виски из большого стакана.

Крейг поцеловал ещё одну девушку, угостил Грирсона ещё одной шуткой и отправился на диван.

– Весьма милая вечеринка, мистер Макларен, – начал он.

– Зови меня Арчи, – сказал Макларен. – Я перестал быть Маклареном десять лет назад.

– Мы встречались ещё до этого, – сказал Крейг, – Сицилия, май 1943 года.

– Боже мой, вы тоже были там? – спросил Макларен и повернулся к хористочке. – Ты видишь, какой я старый? Где ты была в мае 1943-го? А вообще-то ты уже была?

Девушка влила ему в рот очередную порцию виски.

– Мы с вами были в резервном лагере, – напомнил Крейг. – У вас была бутылка виски и мы выпили её. Это было очень хорошее виски.

– Боже мой, конечно, – сказал Макларен. – Припоминаю. В ту ночь танцевали шотландские стрелки.

– Правильно, – кивнул Крейг. – Они очень грустили, потому что большинство их друзей погибли.

– И они должны были погибнуть, – продолжил Макларен, – но оставшиеся в живых танцевали здорово.

– Они были прекрасны, – сказал Крейг.

– Да, конечно. В тех обстоятельствах они и должны были быть прекрасны. А вы тоже были солдатом, не так ли?

– Служба специальных судов, – сказал Крейг. – Я – Рейнольдс.

– Вы – шотландец?

– Из Джордии.

– Да, конечно. Я вспоминаю ваш акцент. Кстати, куда он подевался?

– Вы посоветовали мне избавиться от него и стать джентльменом.

– И вы сделали это? Я очень рад.

– А как вы?

– Я сделал тоже самое. Это конечно не преступление – быть бедняком, но иной раз может им и оказаться. Я думаю, что я где-то украл эту цитату. А вы не бедствуете?

– Нет, – сказал Крейг.

– Тогда я дал вам хороший совет.

– Да, я действительно богат, – кивнул Крейг. – Конечно, мне пришлось много рисковать...

– Вам нравилось рисковать, – сказал Макларен. – Я вспоминаю, как вы рассказывали мне об этом с вашим смешным акцентом. Вам действительно нравилась опасность. Вот почему я посоветовал вам сделать опасность своей работой. Вам повезло. На свете не так много людей, которые это могут.

– А вы можете?

– Я боролся за то, чтобы выжить, – покачал головой Макларен, – и действительно выжил. Затем я опять вернулся в университет заниматься философией, потому что она мне нравилась. Кроме того, я занимался культурой моего народа, потому что это мне тоже нравилось. А потом я работал учителем, журналистом, агентом бюро путешествий, продавцом – и это мне совсем не нравилось. Теперь я проституирую дух моего народа и делаю на этом деньги. И это доставляет мне не больше удовольствия, чем все остальное. Это вас шокирует?

– Нет, – сказал Крейг.

– Эти молодые люди, от которых пахло смертью, танцующие на развалинах греческого замка – романтизм девятнадцатого века, немецкий романтизм – это уже больше не работает. С этим все кончено...э...как вас...

– Рейнольдс.

– Извините меня, Рейнольдс. Все кончено, включая вас и меня.

– Я так не думаю, – сказал Крейг. – Ничего не кончено до тех пор, пока вы можете бороться за то, что вам нужно.

Макларен покачал головой.

– Это тоже романтизм, – сказал он. – Вы опоздали. Мы уже приехали к последней остановке, старина.

Он сказал это довольно самодовольно и снова устроился на длинных мускулистых бедрах танцовщицы, лаская их кончиками пальцев.

– Простите, – обратился он к Крейгу с истинной старинной вежливостью горца, – а вы не желаете одну из этих?