Текст книги "Не трогай спящих"

Автор книги: Джеймс Мэйо

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц)

– Давайте поедем на vaporetto (паровой катер (итал., венец.) – прим. пер.) – сказал Графф. – Конечно, у меня есть моторные лодки. Но на катере незаметнее.

– Очень хорошо.

Они пересекли Пьяццале Рома и подошли к причалу. Графф купил билеты до Сан Тома, третьей остановки на втором маршруте, и они остановились у парапета, поджидая катер. Худа наслаждался прекрасной картиной; он всегда испытывал возбуждение, возвращаясь в Венецию.

За поворотом канала их поджидал пока ещё скрытый от глаз великолепный город, красивый, как почтовая открытка, такой переменчивый и единственный. Поджидая катер, Худ думал о розовых дворцах, отражающихся в зеленой воде каналов, о шелушащейся штукатурке, олеандрах, растущих на старинных мостовых. Перед ними в обе стороны проносились сверкающие моторные лодки. Пропыхтела баржа для мусора с диковинной надстройкой. Шум, движение, плеск воды – это придавало всей сцене необычайную живость и яркость. Несмотря на смутное беспокойство, Худ почувствовал, как к нему возвращается радостное ощущение возвращения.

Небольшой причал с навесом был забит ожидающими пассажирами – местными рабочими, священниками, туристами, итальянками со свертками. Графф что-то сказал, и Худ наклонился к нему, чтобы расслышать.

– Любопытно, – заметил Графф. – Вон там стоит портье из отеля. Отель недавно переменил владельца; они сшили новую форму, не такую, как на нем.

Худ немного выждал, а потом взглянул в ту сторону. Портье в коричневой форме стоял у конца причала. Он не обращал на них внимания, поджидая, как и все, прихода катера.

– Может быть, он просто решил пошутить, – сказал Худ. Но подумал при этом, что они совершили ошибку, воспользовавшись катером, на котором за ними так легко проследить.

Их слегка встряхнуло, когда черно-белый паровой катер ударился о пристань. Пассажиры устремились вперед. Портье со свертком подмышкой поднялся на палубу следом за ними. С шумом, вздрагивая и пыхтя, катер отвалил от пристани. Никто даже не пытался разговаривать, чтобы не перекрывать невероятный шум.

Худ с удовольствием разглядывал нависающие над каналом дворцы, похожие на старых одряхлевших благородных рыцарей, столпившихся у воды, и почувствовал, как его подавленность постепенно тает.

Они проплыли Большим каналом мимо Ка'Д'Оро, потом под мостом Риальто мимо театра Гольдони. Когда катер подошел к остановке, Графф поднялся. Они начали проталкиваться вперед, перед ними на берег сошел портье. Пройдя несколько метров по набережной он остановился, чтобы перевязать сверток, удерживая его на одном колене. Когда они повернули в тихую маленькую улочку к отелю, портье исчез.

– Один из наших друзей? – спросил Худ.

Графф пожал плечами.

– Трудно сказать.

Отель отделял от улицы большой мощеный двором со статуями и изящными пилястрами, окаймлявшими портик и террасу с видом на канал. Это был старинный дворец Висконти, где Худ останавливался в тех случаях, когда его не пугала огромная цена и хотелось тишины и уединения. Палаццо был великолепен, комфортабелен и предназначен лишь для избранных.

Джулио, менеджер и один из владельцев отеля, вышел, чтобы лично поздороваться с Худом. Они около года провели вместе в Кембридже. Помимо старого знакомства, особого внимания требовала бронь, заказанная братьями Ротстайл. Они возглавляли банк "Круга", хотя Джулио, конечно, ничего не знал о "Круге". Худу предоставили номер по освещенному солнцем фасаду, из окон открывался вид на Большой канал и часть дворца Контарини.

Когда посыльный принес чемодан и вышел, Худ закурил.

– Итак, Артур?

– Никаких следов. Самолет улетел, но служащие аэропорта ничего не помнят. Проникнуть сюда было достаточно просто, сэр, вы сами могли заметить. Частные самолеты прилетают без особой проверки. Люди здесь работают честно, но когда сезон заканчивается, ну... ведь зима уже на носу. – Он взглянул на Худа, как бы ища понимания, и пожал плечами.

Конечно, – подумал Худ, взятка там, взятка тут, – как и повсюду.

Он отошел к окну, потом вернулся.

– А где сейчас Загора?

– Загора? Иосиф Загора?

– Да.

Худ заметил, как неожиданно изменилось поведение Граффа. Графф был явно потрясен и с трудом приходил в себя. Выглядел он встревоженным и подавленным. Потом тихо спросил:

– Сэр, он с этим связан?

– Да. Так что вам известно?

Графф нервно откашлялся и, стараясь оттянуть время, занялся пачкой сигарет. Худ никогда не видел его таким напуганным.

– Что вы о нем знаете? – спросил Худ.

– Только то, что и все. Он человек очень могущественный и очень опасный, лучше держаться от него подальше и стараться избегать его приближенных.

– А что известно насчет его убежища в горах?

– Не знаю, мистер Худ, – пожал плечами Графф. – Должен признаться, я никогда и не пытался выяснить. Это мое упущение, но иногда лучше избегать лишнего любопытства. Кажется, это большое поместье где-то на Пиав, но деталей я не знаю. Не то место, куда следует совать нос ради простого любопытства.

– А где приблизительно на Пиав?

– Точно сказать не могу. Слышал, где-то около Беллуно.

– Это туда к нему приезжают женщины? Там он проповедует как гуру?

– Да. – Графф огорченно поморщился. – В Венеции про него мало говорят. Нет, люди здесь не более добродетельны, чем в любых других местах. Но они стараются избегать неприятностей. С теми, кто оказывался неосторожен, бывали несчастные случаи, некоторые – со смертельным исходом. Проследить причины оказалось невозможно. И теперь люди предпочитают помалкивать, мистер Худ.

– В любом случае, Артур, я намерен туда попасть, где бы это не находилось. Я хочу, чтобы вы выяснили все, что сможете, и сделали это поскорее.

– Попытаюсь, мистер Худ. Но вы должны действовать очень осторожно.

– Артур, вы можете быстро с ним связаться?

– У меня есть один очень близкий друг, вы понимаете, который, может быть, захочет нам помочь.

– Тогда почему бы вам не связаться с ним прямо сейчас?

– Да, конечно. Это женщина.

– Как скоро вы сможете с ней встретиться?

Графф задумался.

– Возможно, сегодня вечером. Мы встретимся в баре Гарри в семь пятнадцать. А потом отправимся в клуб "Острич". Новое заведение, ночной бар, весьма известный. Пожалуй, не из тех, которые следовало бы вам рекомендовать, но там мы сможем кое-что выяснить о Загоре.

Уходя, он попытался улыбнуться, и Худ ещё раз отметил, как излечивает человека от страха необходимость действовать.

Худ распаковал вещи, отправился в ванну и отмокал там пятнадцать минут. Вытершись, он позвонил официанту и заказал двойной мартини. Вскоре прибыл холодный напиток в запотевшем бокале с лимонной корочкой, и Худ долго потягивал его у окна, глядя на узкую протоку и открывавшийся за ней Большой канал.

Солнце садилось, последние лучи скользили по дворцам на противоположной стороне и их крышам. Мимо проплыла гондола, гондольер, казалось, как-то неуклюже отталкивался веслом. Из залива вдали доносилась сирена океанского лайнера, оглашая мрачным стоном улицы и каналы.

Выпитый мартини не снял напряжения. Худ продолжал чувствовать себя несколько взвинченным. Он чувствовал, что следует действовать как можно быстрее, и не дело, что он стоит здесь с бокалом мартини в руках и любуется видом на Большой канал. Худ подумал об изумленной улыбке Тиары, переходящей в ужас.

Худ допил бокал и начал одеваться.

Они выпили пару бокалов испанской водки с апельсиновым соком у Гарри, поужинали крупными хрустящими венецианскими креветками и крабами в мягких панцирях, и добрались к половине двенадцатого до клуба "Острич". Бар выглядел как чертоги сатаны, начиная с холла, отделанного красным шелком, и кончая залом в виде каменной пещеры. Место оказалось элегантным и слегка порочным, с включенным в программу эротическим представлением. Но той, кого разыскивал Графф, там не оказалось. Они выпили ещё бутылку сухого вина, Худ оставил Граффа ждать, а сам отправился домой.

Теплый ночной воздух подействовал на Худа освежающе. Над узкой улочкой, украшенной флагами, сияли звезды, в конце её горел фонарь, был виден мост, и таинственные тени лежали на окружающих стенах. Все в нем наслаждалось древним и величественным городом, который он так любил.

Худ прошел до второго моста и склонился над парапетом. Одним из достоинств художников – абстракционистов было то, что они научили людей наслаждаться фактурой вещей – каменной стеной, изъеденным ржавчиной железом, так удачно сочетавшимся с водой и пространством. Слабый свет освещал детали – искусственные цветы, расписные шторы, украшения из оловянной фольги, мраморных купидонов. Он почувствовал одиночество, и на миг погрузился в меланхолию. Но дурное настроение было непозволительным потворством своим слабостям. Худ отбросил его, повернулся и зашагал в отель.

На следующее утро он проснулся в шесть часов. Не собираясь два часа дожидаться Граффа, он побрился, оделся, спустился вниз и вышел на Пьяцца.

В этот утренний час там было свежо и пустынно. Перед базиликой работал уличный фотограф со старинным фотоаппаратом на треноге, в шапочке с красными полосами. Худ пересек площадь и направился к Рива деи Скьявони. Паровой катер, направлявшийся на Гидекку – остров на противоположной стороне – готовился к отплытию. Подчиняясь какому-то порыву он прыгнул на борт. А потом стоял и смотрел на уходящую воду, большой розовый дворец, множество гондол, буксиры.

Катер причалил, Худ сошел на берег и зашагал вдоль набережной. Вдали виднелась церковь Сан Реденторе. Дверь была открыта. Он поднялся по ступенькам и вошел в пустынный собор. В холодном суровом церковном нефе он заметил новую статую Пресвятой Девы, с длинной цепочкой четок из электрических лампочек выглядевшей не слишком привлекательно. Пройдя в находившуюся в дальнем конце часовню, он был удивлен, увидев открытую в столь ранний час ризницу – небольшую квадратную комнату с панелями темного дерева, вдоль которых тянулись полки с раскрашенными восковыми головками святых под стеклянными колпаками. Глаза их были обращены к небу, бороды торчали вперед. Блики света их словно оживляли. Худу приходилось слышать о туристах, принимавших их за настоящие головы, помещенные в стеклянные сосуды. Он пожелал доброго утра святому Серафину и святому Лаврентию и поклонился святому Феликсу из Канталико. Постом постоял немного, глядя на росписи Веронезе, и вышел. На набережной он неожиданно почувствовал, что голоден, и следующим катером вернулся назад.

Графф позвонил ему, когда Худ завтракал перед открытым окном в своем номере, и сказал, что приедет через полчаса.

– Я все сделал, – сказал он.

Графф появился через двадцать минут, и Худ подумал, что его бодрость выглядит несколько искусственной.

– Поместье Загоры называется Куан-т'энг, что видимо соответствует древнему слову, означающему портал или главные ворота.

– Что-то вроде Шангри-ла, да? – усмехнулся Худ, но Графф не отреагировал. – Не обращайте внимания.

– Расположено оно за местечком Мас в провинции Беллуно. Я принес карту, – он как-то неумело торопливо развернул карту, сдвинул в сторону посуду и показал дорогу. От Венеции его палец продвинулся на север к Тревизо, по долине реки Пиав, а затем к северо-западу к Агордо.

– На дороге, огибающей местечко Мас, в пяти километрах от него развилка. Вы поедете по верхней, там и находится совершенно изолированное поместье. Дорога никак не обозначена. Скажете, что приехали от "Комитета Девяти". Если назовете имя баронессы ван дер Гоот, вам позволят войти.

– Ради Бога, что такое "Комитет Девяти"?

– Мне сказали, это очень влиятельные люди из числа сторонников Загоры. Эта группа пользуется его постоянной благосклонностью.

– Баронесса как-то связана с голландским премьер – министром?

– Это его сестра. Но слова "Комитет Девяти" и имя баронессы служат только опознавательным сигналом. Он должен быть дополнен вопросом, который вам зададут. Звучать он будет так: "Вы хотите принять Учение?". На что следует ответить: "Да – чтобы познать светоносный Путь".

– Понял. – Худ закурил, повторяя про себя все фразы. До сих пор все напоминало достаточно стандартную процедуру. – Очень хорошо, Артур.

Графф произвел на него впечатление. Он должен был подобраться достаточно близко, чтобы получить подобную информацию. Однако выглядел Графф каким-то несчастным.

Худ ещё раз посмотрел на карту. Место выбрано просто идеально пересечение международных автострад на стыке границ трех стран – Италии, Австрии и Югославии, причем буквально рядом – Адриатическое море.

– Очень хорошо, Артур. Возможно, вы мне ещё понадобитесь, тогда я с вами свяжусь. – Худ внимательно посмотрел на Граффа. – Что случилось?

– Откровенно говоря, я не ожидал, что удастся получить эту информацию. И мне это не нравится. Думаю, её мне предоставили с определенной целью.

– Да?

– Вас хотят заманить в ловушку.

– Артур, я должен воспользоваться этой возможностью.

– И когда вы собираетесь туда отправиться?

– Как только вы достанете хорошую машину.

– Тогда поехали в гараж.

Внизу Худ оставил в сейфе Джулио свои документы и отправился на катере на Пьяццале Рома. Из трех предложенных машин он остановился на черном "мерседесе 220 СЕ". Механик сказал, что его немного беспокоит зажигание, которое следует отрегулировать, и пришлось немного задержаться. Потом Худ сел за руль, попрощался с Граффом и рванул с места.

День был солнечным и безветренным. Проезжая по дамбе, Худ проверил приемистость автомобиля и убедился, что он набирает 80 миль в час за тридцать секунд; совсем неплохо. Потом посмотрел на часы: двадцать минут двенадцатого. До Беллуно он сможет добраться к половине второго – или к двум. Потом минует городок Мас. А после этого останется только найти Куан-т'энг.

В конце дамбы он повернул направо, миновал мост через канал и направился в сторону Триеста, а потом, примерно через милю, свернул налево к Тревизо. Машин было немного. Вдоль дороги стояли толстые платаны, живые изгороди отделяли её от полей кукурузы и овощей. На пыльной местности преобладали серовато-зеленые и желтые цвета, мелькали крытые красной черепицей деревенские дома. Дорогу оживляли только рекламные щиты.

Он доехал до Тревизо, по мосту перебрался через Силе. Остановившись у светофора, пережидал поток машин из аэропорта, и вдруг почувствовал напряжение. Какой-то предупредительный звонок прозвучал в мозгу, сигналя: опасность. Это ему не нравилось.

Худ поехал дальше. Перед самым Витторио Венето он заметил низкий серый "мазерати", не отстававший от самой дамбы. Машина была куда быстроходнее, чем у него. Худ притормозил у сквера. "Мазерати" с двумя мужчинами внутри проехал мимо.

Худ вышел, закурил и направился к газетному киоску. Он купил "Стампу" и "Оджи" и долго разглядывал в них фотографии. "Мазерати" не возвращался. Солнце палило пыльную площадь. Снимки в газетах как всегда показывали изнанку итальянской жизни. Он выбросил сигарету, сел в машину и поехал дальше. Потом повернул направо, остановился у кафе, съел на террасе сэндвич и выпил пива. Нигде не было никаких признаков "мазерати". Худ немного помедлил и двинулся дальше.

Вскоре после выезда из города дорога полезла вверх. Слева крутой откос, спускался к каскаду маленьких озер, тянувшихся от Санта Гроче. На склонах появились сосны. Плодоносная земля резко отличалась от голых каменистых скал, лежавших впереди. Худ подумал, что это очень похоже на подъем на Бреннерский перевал. Потом возле Понте нелли Альпи река Пиав, описав большую дугу, прошла слева под мостом, а он свернул и поехал вдоль долины.

Худ посмотрел вниз. Когда-то бурная река стала печальным серым призраком. Гидроэлектростанции перегородили с обеих сторон её притоки, широкое русло заполнил хаос серых камней с несколькими жалкими протоками в центре.

Он миновал Беллуно. Потом, увидев знак, указывающий поворот к Масу, вдруг обнаружил, что проколол заднее колесо. В багажнике нашелся только старый разболтанный домкрат от "рено", и при замене колеса возникли трудности. Кое-как управившись, Худ вернулся в Беллуно, купил новый домкрат и залил полный бак. Это его немного задержало.

Дорога после Маса не позволяла разогнаться. Лишь ближе к вечеру он добрался до развилки и круто повернул на верхнюю дорогу. На длинном участке дорога шла относительно ровно. Справа тянулся спуск к крутым скалам, поросшим редкой травой. Слева тянулась высокая проволочная изгородь, обтянутая непрозрачным материалом, не позволявшим заглянуть внутрь.

Худ сбросил скорость до двадцати миль. Поверх изгороди он ничего не видел, если не считать верхушек деревьев. Поместье было полностью изолировано. Потом за поворотом появилась каменная арка с высокими деревянными воротами, видимо, въезд. Никаких знаков или табличек не было. Арка была похожа на римскую и казалось, что она была специально доставлена сюда и заново установлена. Это была очень красивая вещь – она указывала на богатого владельца, установившего её на своей земле.

Худ вышел, опустил стекло и нажал клаксон. Ему хотелось, чтобы сигнал прозвучал не слишком агрессивно. Открылась калитка в воротах и появился человек, уставившийся на него.

– Buon giorno (добрый день (итал.) – прим. пер.), – сказал Худ. Учитель Загора ждет меня. Откройте.

Человеку пришлось пригнуться, чтобы выглянуть наружу. Плотный мужчина с густыми черными бровями был совершенно безгубым; не итальянец, – решил Худ, – и не цыган. Хмыкнув, тот закрыл калитку.

Худ оставил мотор на холостом ходу. Ничего не происходило. Он ещё раз нажал на клаксон. И снова ничего. Худ уже собирался уезжать, когда мужчина появился снова, снял болты и запоры и распахнул сначала одну половину ворот, потом – вторую.

Худ включил передачу и нажал на газ, решив проскочить ворота с ходу ехать дальше. Однако под аркой пришлось резко нажать на тормоза, – дорогу перегородил шлагбаум у дальнего конца арки. Позади него мужчина с грохотом захлопнул ворота и начал издавать какие-то нечленораздельные звуки. Худ понял, что он глухонемой.

Под аркой была встроена сторожка. Пока Худ ждал, когда поднимется шлагбаум, в окне за занавеской он разглядел рослую женщину с телефонной трубкой в руках. Видимо, та звонила в замок.

Мужчина прошел мимо машины, вошел в сторожку и немного погодя шлагбаум поднялся. Худ проехал внутрь.

У дальнего конца ворот дорога резко поворачивала и дальше шла между двумя низкими белыми изгородями. Неожиданно Худ почувствовал себя совершенно беззащитным. Что-то в этом приеме заставило его насторожиться, по спине пробежал холодок. Ощущение опасности было таким сильным, что он повернул голову, но никого не увидел.

Теперь он был внутри, но чувствовал, что нелегко отсюда выбраться.

Глава 5

Худ вел машину по дорожке. Слева поднималась отвесная скала. Одолевало чувство одиночества. Через открытое окно не доносилось ни звука. Когда изгороди кончились, дорога повернула налево, обогнула скалу, и перед ним открылся чудный вид на обширное поместье.

Слева вздымались скалы, которые он только что обогнул, в центре дорога вела к зеленому откосу, на которой возвышался большой богатый дом, а справа словно парил в воздухе зазубренный скалистый пик, похожий на клык. Вдали тянулись горные хребты.

Он проезжал лужайки, подстриженные кусты и разбросанные тут и там античные статуи. Вращались поливальные машинки, но нигде не было видно ни души. Над домом он заметил купол. Дорога нырнула в цветущие кусты, повернула вплотную к дому – и Худ затормозил, воскликнув про себя:

– Бог мой!

На широкой террасе, окружавшей дом, он увидел человека, отмахивавшегося от огромной птицы, носившейся вокруг его головы. По фотографиям в досье Особого разведбюро Худ узнал Загору.

Тот был ростом примерно шесть футов пять дюймов и не носил никакой одежды, если не считать кожаной набедренной повязки. Смуглая кожа резко контрастировала с ослепительно белыми зубами. Нестриженные волосы собраны сзади в узел, как это делают сикхи.

Птица оказалась грифом. Он с шумом отлетел прочь и уселся на каменный парапет. Загора рассмеялся, что-то бросил птице и поднял руку, чтобы стереть пот со лба, но сделала это недостаточно быстро. Птица, казавшаяся миг назад очень неуклюжей, неожиданно одним взмахом крыльев поднялась в воздух и оказалась над ним. Ее лысая голова дернулась и ударила клювом. В руке Загора держал толстый кусок мяса и вовремя откинулся назад, чтобы увернуться. Им снова овладел приступ смеха. Птица била крыльями у него над головой, стараясь схватить мясо, а он старался ей не дать. Казалось, между ними существует какой-то уговор – словно и человек, и птица, знали, что не могут заходить слишком далеко и не должны слишком провоцировать друг друга.

Тело Загоры блестело от пота. Он ещё раз уклонился от удара клювом и резким взмахом швырнул мясо в один из кувшинов, стоявших на террасе. Гриф взмахнул крыльями и сел на край кувшина. Голова его нырнула в кувшин, шея дернулась – и голова появилась снова. Гриф не мог достать мясо через узкую горловину.

Загора смотрел на него, тяжело дыша и усмехаясь. Гриф спрыгнул с кувшина, подошел к нему и издал отвратительный крик, приняв явно угрожающую позу. Загора перестал смеяться и отступил на шаг. Лысая голова и шея птицы опустились, и Худ подумал, что она собирается атаковать.

Загора шагнул к большому каменному кувшину. Тот оказался на фут выше его головы. Загора прижался к нему плечом, обхватил обеими руками и невероятным усилием чуть оторвал от пола. Жилы на его шее вздулись от напряжения, глаза выкатились, зубы стиснулись.

Он медленно приподнимал кувшин, потом просунул под него сначала одну руку, потом и другую. Потом с невероятным напряжением, – руки его дрожали, колени подгибались, – поднял кувшин над головой на вытянутых руках. Худ затаил дыхание. Чтобы проделать такое, Загора должен быть неимоверно силен.

Потом Загора сделал шаг вперед и швырнул кувшин вниз. Тот с глухим стуком рухнул на лужайку и раскололся пополам. Загора, задыхаясь, что-то прокричал. Гриф взметнулся над кувшином, схватил мясо и уселся с ним на верхушке дереве метрах в пятидесяти. Загора отвернулся, тяжело дыша и смеясь пересек террасу и исчез в доме.

Худ долго молча сидел за рулем. Потом включил зажигание и осторожно тронулся с места. Было о чем подумать.

Дорожка обогнула дом и оборвалась перед небольшим бассейном. Худ вышел из машины. Дверной звонок был сделан в виде когтя. Он потянул его и подождал, пока дверь открыл маленький высохший человечек с пергаментным лицом. Он был бос и одет в подпоясанное кимоно шафранового цвета. Человек молча поклонился и широко распахнул дверь.

Худ вошел в холл с двумя массивными колоннами в центре, сводчатым потолком и широкой аркой, сквозь которую были видны другие колонны и арки. В помещении царила атмосфера роскоши. В воздухе чувствовался слабый аромат тлевших где-то благовоний. Стояла тишина.

Худ остановился и огляделся. Перед ним стояла великолепная бронзовая нимфа работы Риччо, стоившая целое состояние.

– Добро пожаловать, сэр.

Худ обернулся. Три симпатичных девушки в простых платьях с высокой талией и низким вырезом, очень походивших на моду времен Директории, стояли в нескольких шагах. Они были босиком и падавший на них сзади свет выдавал, что под платьями ничего не надето.

– Добрый вечер. – Худ не нашелся, что ответить.

– Вы здесь, чтобы встретиться с Учителем? – спросила одна из девушек.

– Да.

– Не желаете пройти с нами? – Жестом она показала дорогу и скрылась под аркой. Там оказался широкий низкий диван с подушками, большой канделябр, шестиугольный бассейн в центре, а позади него – коврик из леопардовой шкуры. В центре бассейна бил фонтан, вся обстановка выглядела необычно экзотически.

– Прошу, – сказала девушка, легонько коснувшись его руки. Две другие шагнули вперед и в следующее мгновение уже расстегивали ему рубашку, развязывали галстук и снимали пиджак.

– Подождите! – Худ отпрянул назад. – Это очень мило, но зачем?

– Вас нужно подготовить к встрече с Учителем, – сказала все та же девушка. – Таковы правила. Мы здесь, чтобы помочь вам. – У неё были прекрасные волосы и чистые голубые глаза. Худу трудно было не смотреть на её грудь, почти не прикрытую платьем.

– Духовно я готов к встрече, – заверил он. Такого приема он не предвидел и теперь лихорадочно думал о пистолете в кобуре на поясе.

Девушка покачала головой.

– Таковы правила. Им должен подчиняться каждый.

Худ торопливо шевелил мозгами. Если он откажется, это станет неважным началом. Быстрым движением он перебросил пистолет под пиджаком из кобуры в нагрудный карман и после этого с улыбкой подчинился.

Девушки действовали деликатно и умело, и Худ чувствовал себя, как Абдул-Гамид в своем гареме. Они сняли с него башмаки, носки и рубашку, осторожно расстегнув молнию, стянули брюки, а потом, после небольшой паузы, одновременно накинули полотенце ему на плечи, мягко его подтолкнули – и Худ увидел свои эластичные гонконгские трусы в их руках. Это было сделано мгновенно и заставило бы разинуть рот от удивления любого карманного воришку. Худ почувствовал, что ему хочется аплодировать. Девушка смотрела на него открыто и серьезно. – А теперь, пожалуйста... – сказала она.

Основное беспокойство у Худа вызывал пистолет. Одна из девушек складывала его вещи на низеньком столике. Он повернулся было туда, но девушка повторила: – Прошу! – и взяла его за руку.

Худ решил подчиниться правилам игры и позволил отвести себя в бассейн с фонтаном. С него сорвали полотенце и теперь он стоял совершенно голый. Худ обладал по этой части обширным опытом, но прыжки в снежный сугроб после финской сауны или купание в рисовой шелухе в Японии не имело с этим ничего общего.

Девушка зачерпнула воды из бассейна и вылила на него. Вода оказалась удивительно свежей. В руках у другой девушки появилась губка, его принялись мыть, и через несколько минут все стало казаться совершенно естественным. Худ полностью отдался блаженству. Девушки изящно двигались вокруг, голубоглазая красавица время от времени что-то шептала другим. Она была очаровательна. Глядя на упругое тело и короткую стрижку, Худ предположил, что ей лет девятнадцать.

Потом его вытерли досуха, отвели на диван и обнаженный Худ вытянулся, снова полностью отдавшись умелым рукам. Его натерли отдававшими молоком бальзамами и принялись массировать. Процедура была длительной и приятной. После неё он почувствовал себя невероятным и свежим. Усталость от поездки как рукой сняло.

Красотка протянула ему халат, Худ твердо собрался отказаться и вернуться к своей одежде, но обнаружил, что столик и одежда исчезли.

– Вещи доставят в вашу комнату, сэр, – сказала девушка. – С Учителем вы можете встретиться в этой одежде.

– Этого тоже требуют правила? – спросил Худ.

Она кивнула.

– Очень хорошо.

Ничего не поделаешь, он шагнул вперед, накинул халат, она помогла его одеть и завязала пояс. Худ подумал, что девушка очень мила, и в какой-то миг заметил краску, залившую её щеки, но она тут же отвернулась.

– Как вас зовут? – спросил Худ.

– Маларен.

– Как озеро?

– Да.

– Совсем неплохо.

– Пожалуйста, пойдемте со мной, – девушка откинула портьеру у другой арки и провела его в маленькую комнату.

Сквозь единственное окно проникал угасающий свет. Худ обратил внимание на прекрасный интерьер – сиреневый мраморный пол, большой краснолаковый с золотом китайский Будда, небрежно положивший руку на согнутое колено. Позади покрытого шелковым покрывалом дивана стояла черная лакированная ширма, едва не заставившая Худа вскрикнуть от восторга, и кресло работы Делануа, достойное стать украшением роскошной коллекции. На маленьком столике стояла курильница для благовоний из яшмы.

В арке появился Загора. Даже в большом проеме он казался гигантом. Черная ряса, как на православном священнике, на шее – длинная серебряная цепь, на ногах сапоги. На лице – выражение острого любопытства.

Гуру неловко шагнул вперед. Черты лица его были резкими, нос слишком большим, длинные спутанные волосы спускались на плечи. Кожу покрывал темный загар, руки были большими и грубыми.

Но глаза его производили удивительное впечатление. Какое – то мгновение они оставались полускрытыми под густыми нависающими бровями. Потом вдруг сверкнули – маленькие карие глаза, подвижные и беспокойные, которые, казалось, заглядывали в самую душу, выведывая все её тайны. Худ почему-то подумал о глазах мандрила, ужасной африканской обезьяны: в глазах Загоры светился острый ум, но одновременно – звериная жестокость. В следующее мгновение их выражение сменилось доброжелательностью и пониманием, и снова их заполнили хитрость и злоба.

Худ понял, что ему пришлось столкнуться с исключительным экземпляром, с человеком, обладавшим большой магнетической притягательностью и дьявольской силой. Он почувствовал привычный холодок, предупреждающий о надвигавшейся опасности.

– Ты прибыл ко мне, сын мой? – спросил Загора, изучая Худа.

Худ понял, что придется вести игру до конца.

– Учитель, я принес вам искренние приветствия от комитета Девяти, сказал он. – Меня зовут Чарльз Худ. Я старый друг баронессы ван дер Гоот, которая меня и прислала. Очень любезно, что вы согласились принять меня.

Загора кивнул.

– Вы хотите постичь учение?.

– Да, Учитель, чтобы познать светоносность Пути.

– У вас есть для меня сообщение?

– Нет.

Загора стоял совершенно неподвижно. Потом, указав Худу на стул, подошел к столу, взял из вазы большое яблоко и откусил верхушку. Бросил надкушенное яблоко на стол, он вытер руки о грудь и стал мерять шагами комнату, говоря при этом с полным ртом.

– Сын мой, вы испытываете душевные трудности? Вам нужно освободить самого себя, освободить свой ум, чтобы принять Великую Универсальную Сущность. Светоносность пути существует через освобождение, через отбрасывание всего лишнего. Таким символом стало сбрасывание вашей одежды. Вас умастили маслом, так будет умащена ваша душа, когда обретет великую свободу. Тот, кто знает род человеческий и тем не менее призывает к покорности, станет Путем, который вберет в себя все миры. И, став на Путь мира, с ним в душе, вы сможете достичь полного и вечного блаженства.

Гуру перестал ходить по комнате, взял стул и сел.

– Осмелюсь полагать, что ваш прагматический британский ум, мистер Худ, не принимает мистических иносказаний. Вы ведь англичанин, мистер Худ, не так ли? Да, Да, тут не может быть никакой ошибки. Я испытываю величайшее восхищение перед английской нацией. В английском характере есть мистическая черта, которая глубоко скрыта, до неё трудно добраться и при неосторожной попытке её коснуться она исчезает, как след от дыхания на холодном бокале с вином. Это одна из причин того, что мое учение так привлекательно для англосаксонского ума. Нигде больше понятие греха не определено так четко. В представлениях латинских народов оно туманно и неопределенно, как и многое другое. Английская точка зрения на грех значительно глубже...