Текст книги "Не трогай спящих"

Автор книги: Джеймс Мэйо

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц)

Девушка вышла, с восхищением осмотрелась вокруг и покачала головой. Они вошли в роскошный зал с диванами, обтянутыми генуэзским бархатом, массивным мраморным камином со скульптурой Джакометти над ним, обюссонским ковром, лаковой китайской ширмой и видом на реку. Гастон установил там три испанских двери семнадцатого века, которые смотрелись очень к месту.

Вошедший Гастон тут же заметил поданный Худом знак.

– А, мистер Худ, какое удовольствие вас видеть! – он улыбнулся и добавил: – Добрый вечер, мсье. К счастью сейчас стало немного прохладнее.

– Как поживаете, Гастон? Мы хотели бы поужинать; но после этого могли бы кое-что обсудить.

– О, мне здесь очень нравится! – с восторгом воскликнула девушка, выступая вперед. Она повернулась на каблуках. – Я с удовольствием бы осталась здесь на ночь – надеюсь, комната найдется?

– Конечно, мадмуазель.

Худ взглянул на нее. Это было что-то неожиданное – и многообещающее.

Быстро оговорили все необходимые формальности насчет машин и багажа.

– Я хочу выпить, – сказал Худ и прошел на террасу, пока девушка выбирала комнату и устраивалась. Гастон сам принес Худу двойной мартини.

– Вам вашу обычную комнату, мистер Худ, как всегда?

– Да, пожалуйста. Там все в порядке?

– Абсолютно.

Худ пригубил превосходный мартини, докурил сигарету и понес свой бокал наверх. Ванна уже наполнялась. Он поставил бокал на край ванны, разделся, нырнул в воду и блаженно вытянулся. Потом протянул руку за мартини.

Следовало согласиться, что ситуация была именно такой, какую он хотел создать. Худ полагал, что сможет справиться с тем, что его ожидает. Но по-прежнему был не совсем уверен в результатах. Энергичная девушка была скора на решения. И, безусловно, понимала, что ведет опасную игру. Она была умна и вполне могла повести себя самым непредсказуемым образом. Так что ему следует провести игру должным образом.

Он оделся и спустился вниз. Девушка вышла на террасу. При виде неё Худ испытал легкий шок. На ней было таиландское шелковое платье коричневатых тонов с единственной серебряной кашмирской брошкой, украшенной агатами, впрочем, необычайно шикарной.

– Виски с содовой, – попросила она. – Здесь очень мило, верно? Вы тут постоянный гость?

– Нет, мадмуазель. Мадмуазель... а как дальше?

– Джойс Антрим. Полагаю, мне следует называть вас мистером Ситроеном? Или Дадли Стюартом? – Она рассмеялась.

– На самом деле меня зовут Чарльз Ройс, – солгал Худ. – И я преследовал вас, чтобы выяснить, зачем вы изуродовали свой мощный "бентли".

– Мой прелестный "роллс"?

Время летело незаметно. Ужинали они в одиночестве в другой части террасы, и все было просто восхитительно. Приглушенное освещение, река, светившаяся темно-зеленым серебром, мягкий шум воды...

Им подали saumon de pate (семга в тесте (фр.) – прим. пер.), к которой Худ выбрал вино Пуйи-Фуиссе 1945 года, а потом gigue de chevreuil (седло козленка (фр.) – прим. пер.) с paillasson truffe (трюфели, выращенные на соломенной подстилке (фр.) – прим. пер.) с Романе-Конти 1943 года. Еда была божественной.

Девушка была в восторге и веселилась от души. Худу только этого и было нужно. Но она очень умело уходила от его вопросов. Когда он спросил, чем она занимается, она расхохоталась, сказала, что "навещает друзей", и все его попытки ни к чему не привели. Она знала некоторых людей, с которыми он был знаком в Лондоне, Париже и ряде других мест, но он не хотел акцентировать на этом внимание и уходил в сторону, когда начинали называться имена. Она его тоже распрашивала, с весьма умеренным любопытством. Однако когда Худ начал рассказывать о банковских операциях и жизни в Сити, скептически рассмеялась. Впрочем, и он не мог удержаться от усмешки. Она хохотала и от души веселилась.

Потом они отправились прогуляться. Когда их руки коснулись друг друга, он поднес её пальцы к губам и поцеловал запястье под манжетом платья. При этом Худ почувствовал, как её рука прошлась у него по груди. Но тут же она рассмеялась и оттолкнула его.

Луна заливала светом все кругом.

– Давайте посмотрим парк и замок, – предложил Худ.

– Прекрасно. А чей это замок?

– Он принадлежит семейству Виллемобль. Но жить там никто не может. В замке около восьмидесяти комнат, а чтобы поддерживать парк в порядке, нужно десятка три садовников. Они уже много лет пытаются сплавить замок государству. Кроме парка там ещё и пруд, а у Гастона есть ключи.

Они подошли к "бентли", и девушка предложила ему сесть за руль.

В конце дороги фары осветили большие вычурные железные ворота. Худ вышел, отпер их и распахнул. В кустах раздалось испуганное шуршание. Девушка провела "бентли" в ворота, остановилась, и Худ их снова запер. Когда он садился на место водителя, девушка потянулась и выключила фары.

– Так будет лучше.

Худ покосился на нее.

В свете приборов её влажные розоватые губы слабо светились. Она продолжала смотреть прямо перед собой, делая вид, что не заметила паузы, хотя он понимал, что она прекрасно все заметила. Худ чмокнул её в шею и взялся за руль.

Широкая аллея, обсаженная деревьями, была испещрена яркими пятнами лунного света. Не чувствовалось ни малейшего дуновения ветерка. Худ повел машину вперед. В конце аллеи они выехали на открытое место, ярко освещенное луной, и вдали увидели замок. Вдоль берега реки тянулся каменный парапет. В боковых аллеях белели мраморные статуи. Они вышли из машины и пошли по одной из аллей. Девушка начала дурачиться, а потом побежала и вскочила на каменный парапет.

– Не глупите, спускайтесь вниз! – крикнул он.

Она сбросила туфли, и когда он шагнул вперед, чтобы схватить её, прыгнула – и Худ поймал её в свои объятия. Девушка внимательно взглянула на него и скользнула вниз.

Он поцеловал её, она обвила руками его шею. Холодные губы коснулись его губ, руки крепко обняли за плечи. Когда они отстранились друг от друга, она буквально задохнулась, и тут же вновь прижалась к нему, спрятав лицо у него на груди.

Потом она прошептала что-то, чего он не расслышал.

– Джойс, – он поднял её подбородок и снова поцеловал, потом они сели на каменную скамейку. Худ чувствовал, как девушка возбуждена. Шелк её кожи под чулками возбуждал и его. Потом она подняла ногу, согнув её в колене, и положила на его бедро. И тут же вздрогнула.

– Чарльз... нет! – Она высвободилась и рассмеялась, поддалась на какое-то мгновение и вновь вырвалась. Но в следующий миг вновь обняла его за шею.

– Я хотела сказать... да... но...

– Что "но"?

– Не здесь.

– Но почему? Иди ко мне.

– Нет, дорогой, потому что...

– Что?

– Потому что у меня особые представления о любви. Ты же будешь настолько мил, что займешься со мной любовью?

– Иди сюда и увидишь.

Она вскочила на ноги, отряхивая платье.

– Иди сюда.

Худ поднялся, но она выскользнула из его объятий и побежала к машине. Он зашагал следом, и она вновь обняла его за плечи.

– Так что это за особые представления о том, как нужно заниматься любовью? – спросил Худ.

Она рассмеялась.

– Дорогой мой, у меня особое отношение к месту. Я уже испытала множество самых различных мест. И когда вижу какое-то новое, не могу удержаться, чтобы не подумать, что мне хочется там заняться любовью. Иногда я думаю, что если этого не сделаю, то уже никогда больше такой возможности не представится! Однажды это было на операционном столе. Там столько всяких приспособлений! Можно повернуть то одну, то другую ручку. Однажды я не могла удержаться, чтобы не заняться этим в прекрасном снежном сугробе.

– А отчего ты не можешь удержаться сейчас?

Она не ответила, и они снова поцеловались.

– Подожди минутку. – Она высвободилась и ласково провела рукой по изящной крышке багажника. – Посмотри какой угол... И вот этот выступ...

Худ усмехнулся.

– Ты считаешь это особо удобным местом?

Но девушка повернулась и нырнула в машину. Когда Худ попытался было за ней последовать, она, поддразнивая его, крикнула:

– Оставайся там. Я хочу превратиться в леди Годиву.

Мгновение спустя она появилась вновь. Теперь она держала платье перед собой, чуть ниже обнаженных плеч. Улыбаясь и прижимая платье к груди, она подошла к нему, проскользнула между ним и багажником и остановилась, глядя на него. Худ должен был согласиться, что процесс соблазнения был проведен с изяществом, юмором, и присущим ей очарованием. Когда она подошла вплотную и обняла его за шею, платье упало на землю, и Худ сжал её в своих объятиях.

Ее голова откинулась назад, она ухватилась за него, откинувшись на крышку багажника, и охватила его поясницу ногой.

Худ почувствовал, как его охватывает неудержимое желание.

Наконец девушка прервала поцелуй, едва переводя дыхание.

– Чарльз... – она была полна желания и, впившись в него ногтями, издавала тихие звуки, закатываясь в экстазе. Худ был полностью захвачен страстью. Она то боролась с ним, то завлекала его ещё дальше, притягивая к себе обеими руками, потом нога, которой она обнимала его бедра, расслабилась, а руки слегка отпустили.

Наконец её ноги коснулись земли, безвольно повисла.

– Ты сделал мне больно, – сказала она. – Но это было... мм-м...

Он поцеловал её в щеку.

– По крайней мере теперь это место ты уже испытала.

– О, у фирмы "бентли" прекрасные дизайнеры.

Он рассмеялся.

– Но ты чуть не сломал мне спину выступом.

– Ты сама захотела на нем устроиться. У меня было желание продержать тебя здесь до утра, пока не придут коровы.

– Сегодня днем я принимала солнечные ванны, и коровы на меня написали, – сказала она.

– А почему ты скрывала это от меня весь вечер и не сказала, где ты была?

– Дорогой, никогда не трогай спящих.

Он рассмеялся, а она сказала:

– Если ты меня не отпустишь, я покроюсь ржавчиной.

Она подхватила с земли свое платье, подошла к машине и скрылась за открытой дверцей, чтобы одеться. Через минуту подошел и Худ. Она поднимала чулки, чтобы пристегнуть их к поясу. Худ почувствовал новый прилив желания, обогнул дверцу и поднял её.

– Я ничего не знаю о тебе, если не считать того, что мы здесь вместе! – рассмеялась она. – Дай мне сигарету и пойдем посмотрим замок.

Худ опустил её на землю и раскурил для неё сигарету. Они подъехали к большому дому, видневшемуся сквозь деревья. Но по какой-то причине ключи Худа не подходили ни к одной из дверей, и они обошли вокруг, разглядывая высокий фасад и окна, освещенные луной. На одном конце возвышалась круглая каменная башня. С криком вспорхнула какая-то ночная птица.

– В замке полно трофеев и наград. Жорж Виллемобль был известным спортсменом.

– Дорогой! – Она остановилась перед ним. – Неужели мы не сможем туда проникнуть?

– Внутрь?

– Тигровые шкуры – моя любовь.

– Тогда давай вернемся и посмотрим, нет ли у Гастона такой шкуры на чердаке.

Наступила полночь. "Бентли" тихо въехал во двор мельницы. Светилось всего несколько слабых огоньков в нижнем этаже.

Девушка взяла ключ от комнаты и поднялась к себе, а Худ попросил ночного портье принести бутылку "редерера" и остановился на террасе, глядя на реку. Когда Анри вернулся, Худ ещё немного подождал и понес ведерко наверх.

Он постучал, она слегка приоткрыла дверь и впустила его. На ней был коротенький халатик. Худ почувствовал запах духов от Диора и всего того, чем пахнет женская спальня. Потом пересек комнату, поставил шампанское и оглянулся. Девушка поворачивала ключ в замочной скважине.

Худ проснулся в собственной постели в семь часов утра. Солнце светило в открытое окно. Два часа назад вернувшись в свою комнату, он оставил шторы не опущенными, и свет дня помог ему проснуться. Но его способность настраивать свой мозг и просыпаться в точно заданный час как всегда сработала отлично.

Он ощущал приятную усталость, своеобразное всепроницающее чувство удовлетворения, испытываемое мужчиной после ночи, проведенной с женщиной. Он мог бы проспать и до полудня, но решил, что непозволительно снова упустить девушку.

Худ вскочил с постели, позвонил коридорному и заказал черный кофе. Позавтракать он мог внизу, расположившись так, чтобы видеть, как она будет спускаться вниз, или, по крайней мере, видеть её "бентли". Когда официант принес кофе, Худ стоял под душем.

– Прекрасное утро, сэр.

– Кажется неплохое. – Худ накинул халат и вышел из ванной. Он налил кофе, взял чашку, подошел к окну и стоял там, прихлебывая кофе и глядя на лужайку, протянувшуюся вдоль реки.

Теперь, – размышлял он, наступил самый трудный момент. Девушка была прекрасна, легкомысленна и весела. Но несмотря на все любовные утехи она прекрасно уходила от всех его попыток узнать о ней побольше, узнать, где она была и куда собирается дальше. Каждый раз она искусно и умело уходила от ответа и делала вид, что ей становится скучно, когда он заговаривал об этом. Не так-то просто будет с ней остаться. А ему следовало осмотреть её багаж и проделать много чего еще.

Худ допил кофе и, не теряя времени, оделся. Потом спустился во двор. Видимо "бентли" поставили в гараж... И тут из сада вышел Гастон с розами в руках.

– Все в порядке, мистер Худ? Вы всем довольны?

– Абсолютно, Гастон.

– Говорили, что погода портится. Что-то не похоже.

– Вы не знаете, мадмуазель Антрим ещё не спускалась? – спросил Худ.

– Она уехала, мистер Худ. Уехала очень рано, где-то около пяти.

Худ ехал в Париж, а небо все темнело. Когда он добрался до французской штаб-квартиры Ай-Си-Си, пошел дождь. Его провели в отдельный кабинет, откуда он заказал разговор с сэром Клеймором в Лондоне.

– Подождите пятнадцать минут, сэр, – сказала телефонистка.

– Хорошо. – Он повесил трубку.

По окну хлестали потоки воды. Да, похоже, бабье лето кончилось. По площади Согласия мчался поток машин. Огромные красно-зеленые флаги какого-то африканского государства тяжело свешивались с металлических мачт у дворца Тюильри и напротив него. Худу они показались отвратительными. Скопление автомашин и чувство хаоса, которое часто возникало у него в этом городе, только усиливали мрачное настроение.

Зазвонил телефон, небольшая пауза – и голос Клеймора:

– Ну? Что она сказала?

– Очень жаль, но нам не повезло. Она исчезла.

– О, Господи!

– Нам слишком поздно сообщили. Когда я приехал в отель, она уже уехала, и пришлось за ней охотиться.

– Где она была до этого?

– Не знаю.

– А куда направилась потом?

– Пока не смог узнать. Она очаровательна и чертовски умна. Я прочесал все окрестности, но без толку.

– Чарльз, вы должны её найти!

– Должен признаться, я полагаю, что она нас обманывает. Но не знаю, зашло ли это дальше простой неосторожности.

– Но с кем? Кто это?

– Мне чертовски не хочется говорить, что я думаю по этому поводу.

– Что вы хотите сказать? – Голос Клеймора звучал жестко и почти грубо.

Худ затушил сигарету в пепельнице. Он знал, что Клеймору это не понравится.

– Это Загора.

– Боже мой! – Голос Клеймора стих до шепота. – Откуда вы знаете?

– Ну... из того, что она говорила, из кое-каких намеков. Это только мои подозрения, я могу ошибаться. Я покрутился возле его дома в Фонтенбло, но там все закрыто.

– Неужели! – Голос Клеймора был едва слышен. – Этот тип причинил нам массу неприятностей. Он источник коррупции и прочих ужасных вещей. Он заморочил голову множеству добропорядочных женщин, и нет нужды вам говорить, что это были самые известные и талантливые женщины. Просто ужасно видеть, какого положения ему удалось достичь. Я постоянно слышу о его происках, и при всем этом его превозносят, как святого.

– Видимо, они очень близок к дьяволу.

В телефоне послышался гудок. Клеймор сказал:

– Чарльз, мне придется поговорить с премьер – министром. Он звонил несколько минут назад, в ужасном настроении, так что должен сказать, удовольствия это не доставило. В конце концов мне удалось как-то сгладить углы, хотя Бог весть какой ценой. Пока он знает все только в общих чертах и надеется, что вам удастся справиться. Чарльз, вы должны найти ее; обратитесь за помощью к вашим друзьям из службы безопасности, привлекайте кого сочтете нужным.

– Ладно.

– Желаю вам удачи – ради нашего общего спасения. – Клеймор повесил трубку.

Худ поднялся, опять закурил и прошелся по кабинету. Потом снова взглянул на скопление автомашин внизу – чертовски символичное зрелище. Потом снова позвонил в Лондон, на этот раз Кондеру, в Особое разведбюро, одно из самых засекреченных правительственных учреждений, в которых он работал.

Когда их соединили, Кондер сказал:

– Я пытался вас разыскать. Откуда звоните?

– Из Ай-Си-Си.

– Была предпринята попытка похитить вторую девушку. Фиктивный звонок в больницу, все сделано очень умно. К счастью, мы успели вовремя. А как у вас успехи?

– Она исчезла. Я рассказал Клеймору.

– Подождите минутку, – Кондер положил трубку на стол. Послышались отдаленные шумы, потом последовала продолжительная пауза. Худ слышал чьи-то голоса. Наконец снова раздался голос Кондера.

– Я только что получил информацию. Частный самолет типа "Бичкрафт Супер Х-18" сегодня днем покинул аэропорт Мериньяк в Бордо с тремя мужчинами и девушкой на борту. Они очень быстро скрылись, но нам удалось установить, что самолет направился в Венецию.

– В Венецию? Значит, к Загоре?

Голос Кондера звучал мрачно.

– Чарльз, мне чертовски неприятно говорить, но похоже ты прав.

Глава 4

"Каравелла" компании "Эр Франс" летела на высоте 25 000 футов. Погода там была великолепной.

– Хотите выпить, сэр? – обратилась стюардесса к Худу.

– Виски с содовой, – попросил Худ и поспешно добавил: – только без льда.

Она вернулась в нос самолета, чтобы приготовить напитки, и деловито задернула штору. Худ отложил в сторону "Ле Монд" и закурил.

– Мадам, мсье, слева вы можете видеть Женеву, – раздался из динамиков голос по-французски, потом все то же повторили на совершенно неразборчивом английском.

Худ взглянул на озеро и железнодорожные пути, пересекающие серый-коричневый коврик страны внизу. В нескольких тысячах футов под ним маленький серебристый самолет парил в полуденном воздухе, подобно юркой маленькой серебристой рыбке.

Стюардесса принесла бокал.

– Спасибо, – кивнул Худ. Она улыбнулась, готовая поболтать. Для путешествий в Венецию был не сезон: в салоне первого класса летел только один пассажир и у неё не было много работы.

Худ отхлебнул виски и поудобнее устроился в кресле. В его распоряжении оставалось около часа, своеобразный отдых перед тем, что ждало впереди. Ему хотелось бы испытывать лучшие чувства к своей работе. Но с самого начала все шло ни к черту, и теперь он не мог отделаться от ощущения, что на всем задании лежит печать обреченности.

Мысленно он вернулся на две недели назад к своему разговору с Кондером.

Худ провел то утро, изучая досье Загоры, потом они пообедали в ресторане Брукса и вернулись в штаб – квартиру Особого разведбюро.

– Ну, вы видели секретную информацию, – сказал Кондер. – Не знаю, что ещё можно добавить. Загора – человек весьма многосторонний. То, что он известен как отец Загора или Учитель, приводит в бешенство ортодоксальных атеистов среди его хозяев в секретных службах.

Родился он где-то в Карпатах, где именно, неизвестно. Происхождения он самого простого и долго был простым бродягой. И вдруг всплыл одним из многочисленных в тех местах "святых людей". Он исполнял религиозные обряды, истязал плоть, привлек к себе внимание и, разумеется, был арестован.

– В этот момент и началась его настоящая карьера. Как рассказывают, он произвел глубокое впечатление на офицеров службы безопасности, которые его допрашивали. Помимо его личных качеств и естественной проницательности годы бродяжничества дали ему сверхъестественную способность проникать в человеческую природу. Он работал над собой и развил невероятную способность подавлять сознание человека.

– Вы прочитали в досье, как его обучили и внедрили в ряды духовенства. Мы думаем, именно этот человек был в свое время законспирирован в румынском городе Сибиу.

В этот период Загора, если это был он, жил жизнью бедного православного священника. Носил черную рясу, на груди у него висел большой серебряный крест, длинные волосы были разделены посередине, как у Христа. Едва ли у него были какие-то деньги. Он снова начал бродить по святым местам и оказывал всяческую помощь людям, ещё более бедным, чем сам. Вокруг него начали собираться преданные ему последователи. Говорили, что он исцеляет людей и творит чудеса. Женщины приходили к нему, оказавшись в беде, или просто чтобы его послушать.

– Во время войны он исчез. А потом появился в Австрии. Порвав с духовенства, стал действовать как гуру, Учитель – мистик.

– Сменились хозяева?

Кондер пожал плечами.

– Как бы там ни было, слухи о его святой жизни в прежние годы и таинственной силе быстро распространились. Все больше людей приходило к нему, но теперь уже богатые, а не бедные, и в основном женщины.

Кондер помолчал. Худ всегда думал, что тот был слишком увлечен своим делом для профессионального охотника за шпионами. Кондер ненавидел другую сторону; и позиция его была совершенно логичной. Он не слишком переживал из-за мрачности нездорового мира, в котором жил, в отличие от многих коллег.

Кондер продолжил:

– Теперь Учитель Загора обладал огромной властью над людьми, особенно над женщинами, и не над теми, чья пора расцвета миновала, или никому не нужными вдовами. Шикарные и красивейшие молодые женщины из высшего общества приезжали из Парижа, Рима, Стокгольма, Лондона, Нью – Йорка, Лиссабона, чтобы припасть к его ногам. Он стал знаменитым гуру. Как вы имели возможность слышать, Чарльз, о нем заговорили на авеню Фош, на Итон-сквер, на Восточных шестидесятых улицах, в Страндвагене, на Виа Джулия.

Конечно, все было сделано осторожно и очень искусно. Перед новичками Загора воздвиг различные барьеры. На первом этапе чрезвычайно трудно было попасть в круг его последователей. Загора знал, что это лучший способ проникнуть в высшие сферы, и последовательно осуществлял тщательный отбор.

Тщеславие толкало женщин приобщиться к избранному кругу. Но ревность мешала признаться, что гуру приходится делить с соперницами, и потому они особо не распространялись. Защитная система была организована исключительно надежно. Мужья, которые могли бы возмутиться, что их распросов избегают, не проявляли любопытства и стремления проникнуть в чисто женский мир. Но другие мужчины, которых приводили к Загоре их жены и дочери, подпадали под его влияние; над ними явно работали без их ведома.

Худ спросил:

– В досье Загоры говорится о методах "хлыстов". Что это такое?

– "Хлысты" – антиправославная сибирская секта, одно время действовавшая в строгой тайне. Их учителя проповедовали, что достигнуть святости можно через грех. Кажется, так действовал Распутин.

– Это объясняет очень многое!

– Довольно древняя доктрина. Вызывает многочисленные протесты, но Загора не обращает на них внимания.

– А что он делает? – спросил Худ.

Кондер потушил сигарету.

– Мы думаем, он давно перерос уровень простого агента. Видимо, большую часть своего метода он разработал сам. Не представляю, чтобы он просто занимался сбором информации, как какой-нибудь заурядный атташе по культуре или шофер в ООН, хотя, конечно, он не пропускает того, что течет ему в руки. Похоже, он занимается чем-то гораздо более тонким и более сложным... Чем-то таким, что куда труднее просчитать.

– Например?

Кондер помолчал. Казалось, что он ищет подходящую формулировку.

– Созданием утечек информации... ложной информации... распространением вредных слухов – не обязательно политических, но и касающихся международного бизнеса, производственных секретов, финансовой активности, интересов и намерений европейских фирм.

– Разве это может принести какую-либо пользу?

– Конечно. После таких утечек возникло множество неразберихи, грубых ошибок, новых междоусобиц. Да вы и сами помните...

Худ внимательно посмотрел на него.

– К этому выводу нас привел целый комплекс фактов. В досье этого нет, так как факты слишком мелкие и слишком разрозненные, и мы только сейчас начали сопоставлять очевидные вещи. Но все указывает на то, что Загора обладает огромным искусством промывать мозги и управлять людьми.

– Постепенно мы стали понимать, что через своих сектантов Загора стал способен дискредитировать, скажем, премьерминистра в одной стране, вызвать подозрения против главного советника в другой, подорвать доверие к любой ключевой фигуре, преждевременно раскрыть финансовую операцию или разрушить любое соглашение, неугодное его заказчикам. Загора точно знает те шаги, которые могут посеять непонимание, замешательство или соперничество, и в состоянии причинить неизмеримый вред. Боже мой! Следить за ним значительно труднее, чем за обычными авантюристами от политики или бизнеса. Его поклонники становятся настоящими агентами и исполнителями его воли...

– И где же находится его убежище? В Доломитовых Альпах? – спросил Худ.

– Не знаю. Не уверен...Мы предполагаем, что оно где-то к северу от Венеции.

– В досье упоминается Диана Андермир, но я не обнаружил...

– Да. Документы уничтожили, – Кондер снова закурил. – В его резиденции в Фонтенбло имело место садистская оргия с участием многих известных женщин. Загору обвинили в изнасиловании. Каким-то образом дело удалось замять и все кончилось ничем, как бывает во Франции. Позднее до нас дошли слухи, что жертвой была Диана Андермир, но к тому времени она уже умерла. До этого она какое-то время встречалась с Загорой и называла его "своим учителем".

– В её смерти не было ничего необычного? – поинтересовался Худ.

– Она была одна в отеле, это бесспорно. Смерть казалась вполне естественной. В качестве причины были названы сердечная недостаточность и чрезмерное истощение. Хотя один из врачей, которого нам удалось найти, говорил что – то о так называемой "смеющейся смерти".

– Боже мой!

– Это какая-то таинственная болезнь центральной нервной системы. Довольно страшная. У человека начинается неконтролируемый смех, и он смеется до тех пор, пока не умрет. Никто о ней толком не знает. Во всяком случае, никто не рвется этим заниматься. И она умерла от сердечного приступа, в этом смысле свидетельство о смерти выглядит вполне убедительным. Можно представить, что все чертовски хотели спустить дело на тормозах, чтобы избежать осложнений. Ее родители в этот момент были в Боливии, где до них невозможно было добраться. К тому времени, когда нам стало известно, все было кончено. Приехала её тетка, тело кремировали и она улетела обратно, забрав урну с прахом. Все совершенно законно, и все вели себя безупречно, но у нас сложилось впечатление, что формальности уладили как – то уж очень быстро.

– Известно что-нибудь еще?

Кондер бросил на него внимательный взгляд.

– Еще только одно. Неофициальная информация. Загора – безжалостный убийца.

Теперь, когда стюардесса забрала у него пустой бокал, Худ вспомнил холодок в голосе Кондера. Вид у него был явно недовольный.

Самолет начал снижаться, раздался стук опущенных для торможения закрылков. Они плавно приближались к аэропорту, солнце освещало желтые и зеленые поля, залитые водой. Доломитовые Альпы, казавшиеся прежде гигантскими конусами неандертальских противотанковых заграждений, исчезли из виду. Сама Венеция ещё не просматривалась.

Из динамиков раздался металлический голос стюардессы:

– Будьте добры не покидать своих кресел и воздержаться от курения, пока...

Колеса ударились о землю и самолет покатил к стоянке. Взлетную полосу заливало яркое солнце.

Худ шагал к небольшому деревянному зданию аэропорта, радуясь, что это не огромный международный аэровокзал, состоящий из коридоров длиною в целые мили, забитых растерянными пассажирами. Венецианский аэропорт "Марко Поло" представлял собой всего лишь пару больших зданий барачного типа. Тут было ещё одно преимущество: если Графф, – человек из службы безопасности "Круга", – его встречает, то без труда заметит слежку.

Высокий итальянец из иммиграционной службы без вопросов поставил штамп в паспорте и вернул его. Худ подхватил чемодан с ленты транспортера и повернулся к молодому таможеннику, сидевшему напротив.

– Niente (ничего нет (итал.) – прим. пер.).

Молодой человек бросил на Худа безмолвный печальный взгляд и пометил мелом его чемодан. Худ прошел через стеклянную дверь. В наружной зоне аэропорта толпилось с полдюжины людей, два шофера поджидали у стойки обмена валюты.

Худ сразу же заметил круглое лицо Граффа, но смотрел мимо. Правда, в следующее мгновение Графф двинулся ему навстречу, протягивая руку. Видимо, все было чисто.

– Как поживаете, Артур? – Худ облегченно пожал ему руку. Он прекрасно понимал, как сильно рассчитывает на опыт и поддержку Артура Граффа, хорошо знающего местные условия.

– А как вы поживаете, сэр? – спросил в ответ Графф, невысокий толстяк с оливковой кожей, голубыми глазами и редкими черными волосами. Он отличался бесконечным добродушием, находчивостью и огромным числом друзей, большим, чем у любого человека, известного Худу. Графф был одним из лучших агентов "Круга" в Европе.

– Отлично, Артур. Вы прекрасно выглядите.

Они вышли на солнце и зашагали к машине.

– Боже мой, как хорошо после Лондона! Артур, вы просто не знаете, как вам повезло.

– Да, я знаю, – рассмеялся Графф.

Стоявший неподалеку автомобиль оказался большим "доджем" 1952 года выпуска.

– Извините за машину, сэр. Я взял её у Курца. Думал, так будет лучше: не так заметно.

– Конечно, а почему бы и нет?

Но, укладывая чемодан в багажник, Худ взглянул на Граффа. Старая машина казалась лишней предосторожностью, если, конечно, ничего не происходило. Графф был частично в курсе дела, но всю информация по делу ему не сообщали. Настороженность Худа нарастала.

Они выехали из аэропорта и направились по пыльной проселочной дороге в сторону Местре. Деревья отбрасывали на проезжую часть изящные тени. Мимо пролетали крытые красной черепицей крестьянские домики и неубранные кукурузные поля. Потом, повернув на перекрестке налево, они выехали на прямую, как стрела, дамбу и помчались в сторону Венеции. Графф вел машину быстро, та, несмотря на возраст, вела себя отлично. Худ прекрасно понимал, что сейчас ему придется полностью положиться на Граффа. Графф продолжал болтать о своей поездке этим летом с молодой женой в Готтенбург, а Худ слушал, отвечая почти автоматически.

По обе стороны дороги расстилалось серовато – стальное море. Вдали появились зелень, величественные здания и колокольни, а потом, когда они миновали дамбу, потянулись портовые краны и склады. Потом они въехали под зеленые своды Пьяццале Рома.

– Это просто предосторожность, сэр, – сказал Графф, доставая чемодан Худа. – Не думаю, чтобы кто-нибудь следил за нами.

Худ осмотрел улицу, взглянув поверх крыши машины. Мчащиеся мимо автомобили, автобусы, остановка, поток пешеходов – ничего необычного. Графф передал чемодан Худа посыльному и велел отнести его наверх.