Текст книги "Буря ведьмы"

Автор книги: Джеймс Клеменс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 32 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

Елена блаженствовала в лучах позднего полуденного солнца, пробивавшегося здесь даже сквозь задымленное небо. Впереди разноцветными пятнами пестрели купы весенних цветов, в изобилии росших по холмам. Итак, они спасены! Вскоре из лесу вылетела Мист и, как дурная, стала кругами носиться по влажному лугу.

– Мист, – позвала Елена, однако серая кобылка испуганно продолжала скакать, ничего не слыша и не видя. – Крал, надо ехать за остальными.

Но горец поднял руку, призывая к молчанию. Выпрямившись в седле, он все кружил и кружил по лугу, и круги эти становились все уже и уже. – Где же Мерик и Нилен? Должно быть...

Внезапно над ухом Елены что-то просвистело, и Крал медленно сполз с седла, увлекая девочку за собой. Кое-как удержавшись на широкой спине коня, Елена посмотрела вниз. Крал лежал, раскинувшись навзничь в густой траве, и у него из плеча торчала оперенная стрела. Он попытался подняться, но страшно закашлялся и снова упал. Наконец, ему кое-как удалось приподняться на локте, и он прохрипел несколько слов на лошадином языке.

Роршаф, однако, медлил.

– Ступай, бесполезный кусок дерьма! – взъярился Крал. – Рорами дестро, Роршаф, ном!

Сталион грозно всхрапнул и, взвившись свечой, развернулся. Елена в ужасе схватилась за жесткие пряди гривы, а конь стрелой понесся в луга. Вслед ему засвистели другие стрелы.

Заливаясь слезами, девочка прижалась к Роршафу, который несся и несся по пустынным лугам и холмам, как черный ураган среди зеленой травы. Куда и зачем он спешит? Елена рискнула обернуться, но увидела, лишь скрывающуюся из глаз кромку страшного леса. Перебравшись через крестовину холмов, Роршаф чуть замедлил бег, но лес уже окончательно пропал из виду. А с ним и те, кого она любила теперь больше всех на свете.

6

Оставшись в шалаше одна и раздевшись догола, Вайрани, встала коленями на подушку, обеими ладонями поддерживая живот. Перед ней на дубовой подставке стояла чаша из эбонита. По гладкой поверхности уже метались язычки темного огня, поглощавшие и без того слабый свет вокруг. Вайрани вздрагивала от каждого шороха; становилось все холодней, поскольку темный огонь забирал последнее тепло из ее тела.

Снаружи лагерь охотников почти опустел. Среди этого отважного племени не было принято разделяться в беде и охоте на мужчин и женщин, и могучие подруги в случае надобности охотились и воевали не хуже своих мужей. Все они теперь лежали в засадах, ожидая тех, кто должен был появиться из мертвого леса. В лагере остались лишь дети под присмотром двух женщин и согбенного старика.

Вайрани дождалась, пока лагерь затихнет окончательно и только тогда начала готовиться к встрече с Хозяином.

Она произнесла нужные слова, пролила кровь и стала ждать. Все было тихо, в лагере царило почти мертвое молчание.

Склонившись совсем низко, Вайрани прошептала последние заклинания и ощутила, как в огне появилось присутствие Черного Сердца. Тени в шалаше сгустились, дышать стало трудно. Вайрани стояла, не поднимая головы. Где-то вдали пронзительно залаяла собака, но скоро затихла. Вайрани ощутила, как дети завозились в ней, чувствуя приближение своего настоящего властителя. Она склонилась еще ниже, касаясь лбом края чаши, словно прося защиты и милости у Хозяина.

И он заговорил из глубины, голосом во сто крат более ядовитым, чем вся Орда.

– Зачем ты зовешь меня?

– Чтобы дать тебе знать, повелитель. Та, которую ты ждешь, на подходе. Я видела ее и испытала на себе огонь ее магии.

– И она еще жива! ?

– Я сплела свою паутину, и ей не спастись.

– Она и не должна сделать этого! – Гнев Хозяина сдавил шею Вайрани, как змея. – Если проклятое дитя доберется до равнин, то сможет затеряться в любом направлении, в любой земле. Этого нельзя допустить.

Губы Вайрани пересохли от страха.

– Я и Орда не предадим тебя, повелитель. Ты можешь верить своим слугам.

Черный огонь разразился дьявольским смехом. Тьма стала еще плотнее, еще мертвее, словно в шалаш вошла сама смерть. Живот Вайрани свело, и в нем стало холодно, как в самые лютые зимние морозы. Во рту появился привкус железа.

И из этого мрака вдруг вновь возник голос хозяина, возник близко, у самого уха.

– Верить? Ты просишь верить?

– Д-д-да, господин.

Голос червем вполз в самое сердце.

– Я покажу тебе, как я тебе верю.

Вайрани зажмурилась. Кровавая пена закапала с ее губ.

– О, хозяин, прошу... – Но даже через закрытые глаза она видела, как темнота обступает ее, и знала, что после этого прикосновения она будет навеки отмечена чудовищной печатью. Вайрани сжалась, свернулась и застыла, как овца под ножом.

Первое прикосновение пришлось по колену, но Вайрани глухо застонав, не двинулась с места, ибо уже знала, что Хозяин не любит, когда кто-то из его слуг отодвигается при его касании. Она слишком хорошо помнила это по своим первым урокам в подвалах Блекхолла. Поэтому женщина застыла недвижно, загнав сознание как можно глубже внутрь себя. Три зимы, проведенные в тесных клетках владений гульготалов научили ее способам, как сохранять в таких случаях рассудок. Она ушла в полубессознательную кому и уже едва ощущала, как ледяной палец скользит по внутренней поверхности ее бедра.

И там, в спасительном небытии, она лишь пела про себя те песни, которым учила ее мать среди сетей и лодок их рыбачьей деревни на продуваемом всеми ветрами северном берегу. Она вспомнила свою первую, навеки потерянную любовь и окружила себя ее плотной завесой. Здесь, в этом тайном мире никто не мог ее тронуть, никто не мог ей повредить...

Но резкая боль разрушила этот теплый кокон, боль, хуже которой она не испытывала, которая была страшнее самых страшных пыток в подвалах. Веки ее распахнулись, однако агония все равно не давала ей ничего видеть. Вайрани видела перед собой лишь черную бездну с огненными краями. И по мере того, как боль проходила, возвращалось и зрение, возвращалось, пока не возвратилось до того отчетливо, что она даже застонала перед открывшимся ей зрелищем.

Дрожащая пуповина, похожая на какое-то извивающееся морское чудовище, соединяла теперь ее матку с эбонитовой чашей. Пуповина пульсировала и вздрагивала, гоня в ее чрево черную энергию, полосуя ее внутренности раскаленным железом. Вайрани была не в силах даже кричать, стоны застывали на ее губах, и она могла только судорожно вздыхать. Магия Темного Лорда не давала ее сердцу умереть – и это тоже было страшным даром, ибо умереть в тот момент было бы счастьем.

Но постепенно боль становилась все слабее, и призрак смерти отступал все дальше. И вот голос, пьющий ее сознание, как пиявка кровь, вытягивающий ее волю, парализующий сознание, пропел:

– Посмотри же, как я верю тебе, Вайрани. Я одарил тебя новым счастьем, я забрал Орду из твоего лона и дал тебе для твоей любви кое-что новенькое.

– Мои дети! – вскрикнула она, осознав потерю. – Нет! Нет! – Новая пытка была изощренней и хуже любой физической боли.

– Не стоит плакать, женщина. Это дитя будет любить тебя не меньше, чем те. Пуповина содрогнулась в последний раз, отделилась от лона и скользнула обратно в чашу. – Ты должна радоваться новому дару.

В животе ее что-то заворочалось, и последние остатки боли ушли. На губах Вайрани появилась улыбка блаженства. Живот мерно вздымался, в то время как она, обессиленная, откинулась на подушки, гладя его согревающейся рукой.

Внутри себя она уже ощущала нечто сильное, тяжкое, наполненное черной магией Темного Лорда. Вайрани туго обхватила живот руками, пытаясь оценить силу своего не рожденного ребенка. Он был крепок, и сладкая улыбка тронула ее губы.

Хозяин был, как всегда, прав. Теплая нега разлилась по ее жилам, и на глазах женщины показались слезы счастья... Она будет... Конечно, она будет любить это дитя, и это случится уже совсем скоро.

Ее дитя, плод Темного Лорда, родится сегодня же ночью. И Вайрани удобно устроилась среди подушек в предчувствии скорых схваток.

Взмыленная лошадь Эррила плясала за фургоном.

– Еще немного, Могвид! – понукал он. – Мы сможем, мы вырвемся! – Но он сам знал, что с языка его слетает ложь. Эррил старался не обращать внимания на приближающуюся со всех сторон Орду, но избавиться от ее свистящего шороха было невозможно. Он проникал в самый мозг. – Толчук, они близко, уже слишком близко...

– У меня большие уши, человек с равнин. Я слышу. – Огр мчался за повозкой, еще пытаясь иногда подталкивать ее. Но с каждой секундой бег его все замедлялся.

«Слишком медленно, – с ужасом подумал Эррил и рискнул посмотреть через плечо. Тропа за ними уже кишела, извивалась, сверкала красными тельцами. Впереди по сторонам всего на три корпуса лошади тоже было красным-красно. – Надо выжать из лошадей все, что возможно».

Неожиданно перед повозкой послышался громкий лай, от которого лошадь Эррила встала на дыбы, и ему пришлось приложить немало усилий, чтобы заставить ее двигаться. Там, впереди, фургон вдруг рванулся вперед, выскользнув из рук Толчука, который от неожиданности упал прямо в грязь. Правда, он мгновенно поднялся, встряхнулся и помчался дальше. А лай не стихал, прерываясь теперь порой злобным низким рычанием.

Эррил пустил лошадь в галоп.

– Толчук, один справишься? – бросил он на ходу, обгоняя огра.

Задыхаясь, Толчук кивнул валунообразной головой.

– Только убери эту колымагу и увидишь, как быстро умеют бегать огры!

Эррил натянул поводья и остановился впереди повозки. Теперь он понял, в чем дело. Огромный черный волчина метался меж лошадиных ног, кусая уставших лошадей за бабки и порой получая от них опасные удары копытами. Но лошади все же неслись быстрее, и янтарные глаза волка победно сверкали в дыму.

Может, это и был выход...

Впереди уже виднелось свободное пространство, от чего сладко пело уставшее сердце. Но между свободой и путешественниками возникала теперь страшная красная река пауков. Орда окружила их. Но как?

И только сейчас Эррил заметил в глубине леса речку, давшую на своих берегах пристанище Орде. Оставшиеся там пауки теперь отрезали их от лугов. Эррил почти беспомощно оглянулся. Кольцо замкнулось.

Могвид, казалось, тоже заметил препятствие и стал судорожно натягивать поводья.

– Фардайл! Остановись! Оставь лошадей! – надрывно кричал оборотень. – Надо остановиться! Скорее!

Фардайл, наконец, услышал крик брата и выскочил вперед лошадей, останавливая их.

Но Эррил уже видел всю глупость и опасность плана Могвида. Если они остановятся, то спастись будет и вовсе невозможно. Как только они замрут на месте, пауки просто поглотят их своей массой, а там впереди на расстоянии всего брошенного камня уже лежали спасение и свобода. Так близко! Он стиснул в руках поводья, не желая сдаваться. Что ж, если ему суждено умереть, он умрет в борьбе.

Эррил вырвался вперед фургона. У них остался только один защитник – скорость. А глупый Могвид уже готов был лишить их и этой последней возможности.

– Не останавливайте лошадей! – рявкнул Эррил. – Гоните их что есть силы! Это единственный выход!

Глаза Могвида побелели от страха и, почти не слыша приказания Эррила, он все сильнее натягивал поводья.

Эррил понял, что тратить время на споры бесполезно, и если он хочет спастись, то должен сам взять на себя управление повозкой. Прекрасно научившийся верховой езде за долгие столетия странствий, он поднялся в стременах и рывком выбросил свое гибкое тело на скамью кучера, плечом едва не вышибив оттуда Могвида. Не обращая внимания на боль, он стал вырывать поводья из рук оборотня, который так и застыл с кнутом в руке. Лицо его совсем исказилось при столь отчаянном поступке старого воина.

– Дай кнут! – крикнул Эррил. – А сам живо ступай назад и передай Толчуку, чтобы он залезал внутрь.

Потрясенный Могвид повиновался, как во сне.

– Неужели вы...

– Да, я собираюсь проскочить прямо по ним. Ну, ступай!

Могвид стал пролезать назад через тюки и коробки. Эррил отпустил поводья, сунул их под колено и взял в руки кнут. От поводьев теперь мало току. Он слегка коснулся кнутом вспотевших спин.

– Фардайл, оставь лошадей и мигом в повозку!

Волк уже спешил повиноваться, нутром поняв план Эррила. Мелькнули четыре заросшие густым мехом лапы, и волк оказался в фургоне вместе с братом.

Оставался один Толчук.

– Поторопите огра, – начал Эррил, но тут вся повозка грузно просела под тяжестью взобравшегося тела.

– Он внутри! – провизжал Могвид.

Но с огром в фургоне лошади заметно сбавили скорость, а это было самым опасным.

– Выкидывайте все! – приказал Эррил. – Все, без сожаленья!

Не поворачиваясь больше, он слышал, как шлепались наземь тюки и коробки, но жалеть о них у Эррила не было времени. Он дико вскрикнул и стегнул лошадей изо всех сил, прося у них про себя прощения за такую жестокость. Первой вступила в красную реку его освободившаяся от седока кобыла.

И смерть несчастного животного не была напрасной. Ее появление обратило все внимание Орды именно на нее и отвлекло кровожадную армию от фургона.

Эррил направил повозку в сторону, откуда основная масса подалась к упавшей в судорогах лошади.

Он взмахнул кнутом над мокрыми спинами коней, выжимая из них последнее.

– Пошли же! – понукал он сквозь стиснутые зубы, и повозка въехала прямо в кишащую массу.

Лошади, словно почувствовав грозящую им опасность, понесли сами. Гордые животные отчаянно перебирали ногами, стараясь не касаться земли, но все равно давили пауков копытами, и было видно, как из-под них поднимается слабый зеленый дымок ядовитого пара. И этот яд, эта боль лучше любого кнута гнала животных дальше. Эррил опустил занесенный хлыст, понимая, что в нем теперь нет смысла.

Большего он сделать не мог.

Он видел, как пауки уже стали карабкаться вверх по коже, которой были обернуты лошадиные ноги. Впереди, в дыму и солнечных лучах, манило спасение. Они прорвались уже до середины паучьего моря. Эррил стиснул кулак. Победа так близка! Они должны вырвать ее!

Но лошади неуклонно замедляли бег, их сердца сдали после долгого дня гонки и страхов. А дымок все вился впереди, обещая свободу и передышку. Но Эррилу казалось, что отныне весь мир состоит лишь из дыма и яда.

Около его плеча показалась голова Толчука. Огр молча смотрел на дорогу. Все слова были все равно бесполезны.

– По крайней мере, девочка спаслась, – тихо пробормотал Эррил.

– Да и мы еще живы, – отозвался огр. – И пока мы двигаемся, надежда есть.

Но при этих словах, умирая, рухнула в грязь правая пристяжная. Упряжь оторвалась, а вторая, судорожно дергаясь, запуталась между ног трупа. Потом грохнулась и она. Лошади даже не пытались подняться, лишь пару раз жалобно вытянули шеи, глядя на повозку с печалью в больших измученных глазах. А потом жизнь навсегда покинула их тела.

Лес молчал, пропитанный смертью.

Спасение лежало впереди, совсем рядом, но было столь же недостижимо, словно находилось в тысячах лиг.

Повозку неожиданно качнуло, и Эррил схватился рукой за стенку фургона, чтобы удержаться на месте кучера. Краем глаза он увидел, что огр выскочил через боковую стенку.

– Что ты делаешь? – крикнул воин.

В когтистых руках Толчука сверкнул нож. Он поспешно перерезал упряжь и вонзил когти в покрытые пауками спины лошадей. Двумя движениями он отбросил мертвые тела прочь с дороги, как ребенок отбрасывает надоевшую игрушку. Но пауки уже висели на его руках и ногах.

– Толчук... – простонал Эррил, и стон его застрял в пересохшем горле. Что он мог сказать теперь? Смерть уже была и снаружи и внутри повозки.

– Пока есть движение, есть надежда, – упрямо повторил Толчук, быстро впрягся в повозку и сделал один шаг по ядовитому месиву. Потом еще один. Фургон тяжко вздрогнул и тронулся с места.

Эррил скорчился на сиденье, не имея никакой возможности помочь несчастному товарищу. Никогда еще за все столетия он не чувствовал себя таким бесполезным и таким беспомощным! Все, что он мог делать, это наблюдать, как вздуваются на спине мускулы огра и слышать, как печально звенят колокольцы фургона.

Они двигались. Пусть еле-еле, но все же двигались. Кровь бешено стучала у Эррила в висках, и каждый шаг казался ему вечностью.

Он видел, как пауки все больше облепляют Толчука, но, к счастью, их большая часть отвлеклась на трупы двух павших коней, которые представляли собой более лакомую добычу, чем толстая жесткая шкура огра. Однако на столбообразных его ногах угнездилось уже немало тварей. И, даже будь кожа Толчука такой же прочной, как хотя бы древесная кора, и это, в конце концов, не помешало бы яду Орды проникнуть в его кровь. С кучерского сидения Эррил с ужасом видел облачка зеленого дыма, поднимавшиеся в воздух от бедер огра, когда пауки пытались прокусить его кожу в поисках наиболее уязвимого места. Они взбирались все выше и выше, добравшись уже до лопаток.

Толчук держался уже из последних сил.

Неожиданный порыв ветра на мгновение отнес дым от дороги. Сладчайшая Матерь! Луг был уже лишь на расстоянии вытянутой руки. Эррил вскочил. В дыму и отраве он и подумать не мог, что спасение так близко.

– Мы почти пришли! – крикнул он, стараясь хотя бы так ободрить выбивающегося из сил огра.

Толчук поднял лицо, увидел луг и напрягся в последнем порыве. Зрелище зеленых полей, казалось, удвоило его силы. Его сильные ноги отмахали последние несколько шагов, и фургон мягко покатился по влажной траве.

Как только ноги огра коснулись травы, пауки в страхе попрыгали с него, поспешно убираясь в спасительную для них сень леса. Орда явно боялась покидать свое мрачное убежище. Однако огр продолжал тащить повозку до тех пор, пока вокруг не стала расстилаться лишь свежая чистая трава.

Наконец, Толчук остановился. Ноги его дрожали, он кое-как высвободился из упряжи и хотел подойти к фургону, но закачался и рухнул на колени в пестрый от цветов луг.

Эррил спрыгнул и подбежал к нему. Обожженная пожаром кожа огра была вся в белых точках и шрамах от укусов, лицо его исказила гримаса боли, а из глотки вырывался нутряной надрывный кашель. Эррил склонился над ним, и Толчук с трудом поднял тяжелые веки над янтарными глазами.

– Мы вышли... вышли? – прошептал он.

Эррил положил руку ему на плечо, и там, где его пальцы коснулись белых шрамов, почувствовал, как их начало жечь нестерпимым огнем. Можно было представить, от какой боли страдает огр!

– Ты спас нас, дружище. Только ты. Твое сердце и твое мужество.

Толчук кивнул.

– Хорошо. Я ведь говорил, что у нас толстая шкура. – И с этими словами он снова закрыл глаза и повалился на землю. Но не успел Эррил припасть к его груди, чтобы проверить, бьется ли это храброе сердце, как сзади послышался негромкий голос:

– Прочь от своего демона! И не мешай нам пронзить его стрелами!

Эррил выпрямился и увидел толпу человек в двадцать, одетую в зеленые охотничьи куртки. Люди медленно поднимались из травы, держа наготове натянутые луки. Инстинктивно рука Эррила потянулась к мечу, но он вовремя сообразил, что так эту битву ему не выиграть.

Он молча разглядывал окружившие его решительные лица.

Было не время для сражения.

И Эррил поднял вверх единственную руку, открывая единственную ладонь всем понятным жестом сдачи побежденного.

Вайрани все еще лежала под толстым одеялом на мягких подушках, когда услышала топот множества людей, бегом возвращавшихся в лагерь. Послышались торжествующие победные кличи и радостные возгласы приветствий. Кто-то ворвался в шалаш, и Вайрани невольно выставила вперед руку, защищая живот.

Полог шалаша отдернули, и в проходе показалась Бетта. Крупная женщина, одетая в мужской охотничий костюм, шумно ворвалась внутрь. Глаза ее сверкали, на губах играла широкая улыбка. Она подошла и опустилась рядом с Вайрани на одно колено.

– Мы поймали их! – воскликнула она, едва не дрожа от восторга. – Всех изловили!

Лучших новостей нельзя было и придумать.

– Всех? – на всякий случай уточнила Вайрани.

Бетта кивнула.

– Ты была права. Они появились с огромным демоном, запряженным в повозку! С когтями, с клыками, прямо смотреть страшно! Но, к счастью для нас, он, как вышел, так и свалился.

В видениях Вайрани не присутствовало никакого клыкастого демона, но это могло быть просто очередной выходкой проклятой ведьмы.

– А девочка? Ну, девушка... Видели вы девушку верхом на лошади?

– Тоже бедняжка. Она, видать, пленница какого-то черноволосого великана. Мы уничтожили его метким выстрелом, а она уж спасется как-нибудь сама собой. – Бетта гордо рассмеялась. – Я сама видела, как она стрелой умчалась далеко в поля.

Вся кровь Вайрани так и стыла в венах с каждым словом охотницы... Нет, только не это! Этого не должно было случиться! Ведьма опять ускользнула! И ужас этого открытия, видимо, отразился на лице Вайрани.

– Что с тобой? – обеспокоилась Бетта, и улыбка сошла с ее широкого лица.

– Ребенок... Девушка... – простонала Вайрани. – Эта девушка – дьявол, приведший всех. Она носит обличье невинности, как маску, но именно она убила моих детей! – У Вайрани началась истерика... – О, верьте мне, верьте!

Бетта распахнула глаза и суеверно приставила ко лбу большой палец, защищаясь от черных сил.

– Да я и верю. И то, что остальные тоже дьяволы, только подтверждает твои слова, – Бетта вскочила на ноги. – Оставайся здесь, я дам знать другим. Мы, конечно, попытаемся выловить дьяволицу в наших полях, но кто знает, каковы ее намерения и что она может придумать? Вдруг она решит освободить своих друзей? Надо приготовиться!

Вайрани протянула к женщине дрожащую руку.

– Нет, надо сразу же отправиться на поиски! Немедленно! Сию же секунду!

Но Бетта покачала головой.

– Нет. Скоро ночь. А ночью искать раненого зверя в густой траве – дело пустое. Уж мы, охотники, это знаем. На рассвете мы отправимся на поиски. Если она еще в наших землях, мы выследим ее... или убьем. Словом, можешь не волноваться.

Вайрани растерялась, не зная, как убедить охотницу в том, что поиски надо начать сейчас же. Она лихорадочно соображала, что предпринять, но в этот момент по животу ее прошел острый спазм. Она громко застонала, и Бетта участливо нагнулась над ней. Но едва кончилась первая схватка, пришла вторая, и Вайрани откинулась на подушки, визжа и кусая губы.

Бетта присела рядом, откинула одеяло и положила тяжелые руки на содрогавшийся живот Вайрани. Пошла третья схватка, тягучая волна боли разорвала промежность, и по ногам роженицы хлынула горячая жидкость. Неожиданно по всему шалашу поплыл чудовищный запах падали.

– Это воды, просто воды, – попыталась успокоить ее Бетта, брезгливо зажимая нос рукавом. – Ребенок идет, но что-то не в порядке... Она вскочила и широко распахнула полог. – Надо позвать бабку да заодно сказать Йозе о дьяволице. – И с этими словами охотница убежала.

Оставшись одна, Вайрани снова натянула одеяло и приподнялась на локтях до очередной схватки. Между ног дымилась зеленовато-черная жидкость, заляпавшая все подушки. Она пахла гниением и падалью. Это были не воды, но разложившаяся плоть мертвого ребенка.

Вайрани опять легла навзничь. Она уже имела один раз подобные роды в подвалах Блекхолла. Ее много пытали тогда, а однажды ночью просто распяли на алтаре, и на нее возлегло крылатое чудовище. Несколько лун спустя в одиночестве на каменном полу донжона, она родила мертвого младенца. Тогда тоже шли черные воды, а из матки пахло смертью. Но в тот раз она все равно взяла трупик на руки, поцеловала и стала укачивать, стеная и плача. Когда-то давно в другой жизни она уже потеряла горячо любимого младенца, но смерти второго перенести была не в силах. Она кричала так громко, что Хозяин сжалился над ней и забрал у нее трупик. Используя черную магию, он превратил малыша в Орду. Вместо одного ребенка их стало много, и Черное Сердце вернуло их обратно в ее лоно, чтобы они никогда не покидали его навсегда. На глазах Вайрани показались слезы счастья при одном воспоминании об этом блаженстве.

Но новая боль, раскалывавшая бедра, оторвала Вайрани от приятных воспоминаний. Теперь она чувствовала, как ребенок рвется из матки, и на лице ее, покрытом потом боли, появилась счастливая улыбка.

О, этот ребенок живой!

В проеме шалаша показалась согбенная старуха. В руках она несла два горшка с горячей водой и гору чистого тряпья под мышкой.

Но запах гнилых околоплодных вод ударил ей в нос, и старуха застыла. Постояв немного, она пробурчала что-то себе под нос, однако все-таки заставила себя подойти к роженице.

– Ну, милая, не бойся, – прошепелявила она. – Я принимаю младенцев вот уже сорок зим, и уж кое-что знаю о том, как мы приходим в этот мир. Все будет хорошо.

Но Вайрани видела нехорошую озабоченность на старом лице и понимала, что старуха почуяла запах смерти.

– Да-да, – послушно закивала головой несчастная.

Бабка поставила горшки с водой около подушек и, достав из кармана порошок сушеной мяты, насыпала в один.

– А зовут меня Гредди, хотя можно кликать и просто тетушка Ди, – бормотала она, размешивая жидкость. – Ты расслабься, милая, а я пока позабочусь о тебе и о младенчике.

Снова страшная боль согнула Вайрани пополам. Она закричала, моля о помощи у тетушки Ди. Но уже едва чувствовала, как старуха положила ей на лоб тряпку, смоченную в воде, а потом встала между ее раскинутых ног. Но боль ушла так же внезапно, как и появилась. Задыхаясь, Вайрани упала в подушки снова.

Бормоча что-то себе под нос, старушка согнула в коленях и развела пошире ноги Вайрани.

– А теперь слушай меня внимательно, милая. Тужься, когда я буду говорить тебе «йа». Поняла? – Старуха внимательно посмотрела меж напрягшихся ног Вайрани. – Но только никак не раньше, слышишь?

– Я постараюсь, – прошептала Вайрани, с трудом убирая мокрые волосы, прилипшие к разгоряченному лицу. – Тетушка Ди нахмурилась.

– Нет. Не постараешься, а будешь делать, как я велю. Поняла? И не пытайся меня обмануть.

– Хорошо, бабушка, – сглотнув слюну, согласилась Вайрани.

– Вот и молодец. – Лицо старухи снова нырнуло вниз, чтобы получше рассмотреть, как идет младенец. – А что это все означает? – недовольно спросила она, засовывая руку все глубже в чрево.

Вайрани поняла, что повитуха спрашивает о тех знаках власти Темного Лорда, которые были выжжены на ее влагалище.

– Я... Я не знаю, – пролепетала она, но тут новая боль набросилась на нее, как зверь, пронзив молнией все тело. Роженица изогнулась на подушках.

– Тихо! – прикрикнула бабка, но голос ее доходил до Вайрани словно издалека. – Тихо! Я уже вижу головку, но потерпи, а не то потеряешь ребенка!

И эти слова Вайрани услышала. Она не может, не должна потерять младенца на этот раз! Прикусив губы, бедняжка стала подчиняться командам тетушки Ди, вся сосредоточившись на том, чтобы произвести на свет живого младенца.

– Почти... Почти... – шептала бабка. – Мне казалось, что ребенок мертв, но... посмотрите-ка, как этот дьяволенок рвется в мир!

Но Вайрани не слышала пришепетываний старухи. В последних муках рождения она схватила руками подушки, разрывая ткань ногтями... Через несколько секунд шалаш огласил пронзительный крик, означавший, что младенец вышел наружу.

Вайрани рухнула на спину, как тряпичная кукла, и какое-то время лежала почти бездыханно, пока мысль о ребенке не заставила ее вновь подняться на локте.

Бабка подозрительно молчала.

Испуганная мыслью, что случилось нечто ужасное, Вайрани приподнялась на подушках, но облегченно вздохнула, увидев бабку с ребенком. Восемь его членистых ножек оплели лицо тетушки Ди, и младенец цепко висел у нее на голове. Через мгновение старуха упала и, несколько раз судорожно дернувшись в мучительной агонии, испустила дух. Младенец взмахнул четырьмя ножками, суша их перед тем, как полететь, потом низко загудел и смачно впился в морщинистую шею, погружаясь все глубже и глубже в старую плоть. По полу струями потекла кровь. Ах, дети всегда едят так неопрятно...

И Вайрани нежно улыбнулась, глядя на сына. Такое счастье видеть, как твой ребенок ест в первый раз!