Текст книги "Шамал. В 2 томах. Т.1. Книга 1 и 2"

Автор книги: Джеймс Клавелл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 59 страниц) [доступный отрывок для чтения: 21 страниц]

– Когда это случилось со мной, я обделался прямо в штаны.

– А?

– Я тогда летел из Кувейта, на 47G2, еще в старые времена, в шестидесятые годы. – 47G2 был маленьким трехместным вертолетом с кабиной, похожей на мыльный пузырь, и поршневым двигателем Белла, сейчас это главная рабочая лошадка для дорожной и обычной полиции. – Чартер был заказан для врача и инженера из «ЭксТекс». Им нужно было добраться до оазиса за Вафрой, где произошел несчастный случай – какой-то бедолага попал ногой под бур. В общем, летим мы без дверей, как обычно, на дворе лето, жара градусов под пятьдесят и сухо, для человека и вертолета так погано, как только может быть погано в пустыне – хуже, чем в австралийской глубинке, и намного. Но нам посулили двойную оплату и премию, так что мой старый приятель Форсайт меня записал добровольцем. Для пустыни денек выдался еще не самым худшим, Эд, хотя ветер жег как раскаленная железка, налетал порывами и подличал по обыкновению, знаешь, то вдруг завихрится и песок подымет в пылевую тучу, то смерч закрутит. Я был на высоте примерно триста футов, заходил на посадку, когда мы попали в пылевую тучу – пылинки такие мелкие, что и не разглядишь. Как эта пыль забралась ко мне под очки, ума не приложу, только вот в один момент у нас все нормально, а в следующий – все начали кашлять и плеваться, а мне оба глаза так засыпало, что я ослеп начисто, как Костыль Пит в мультике про Микки-Мауса.

– Да брось ты!

– Нет, честно. Богом клянусь! Ни хрена не вижу, глаз открыть не могу, а пилот я один, и два пассажира на борту!

– Господи, Скрэг. Сразу оба глаза?

– Оба глаза, и нас мотало по всему небушку к чертям собачьим, пока я машину кое-как не выровнял, а сердце назад за грудину не вернулось. Док глаза мне прочистить не может, и каждый раз, когда пытается, или я пытаюсь, нас кидает так, что мы чуть кверху брюхом не переворачиваемся – ты же знаешь, как с этими G2-ми трудно. Они, вслед за мной, тоже в панику, а толку от этого никакого. Тогда-то я и сообразил, что наш единственный шанс – сажать машину вслепую. Ты говорил, тебе было страшно, что ж, когда наши полозья опустились на песок, у меня в мочевом пузыре не оставалось ни капли, ни единой капелюшечки.

– Господи, Скрэг, так ты и в самом деле его посадил? Совсем как сегодня, только взаправду, слепой от пыли на оба глаза? Без вранья?

– Я заставил их все мне говорить, так же, как с тобой сегодня… по крайней мере, врач мне говорил, тот второй бедолага грохнулся в обморок. – Рассказывая, Скраггер ни на секунду не выпускал из глаз платформу, на которую они должны были садиться. – Как она на твой взгляд? – спросил он.

– Пара пустяков.

«Сирри-1» лежала прямо по курсу, посадочная площадка раскинулась над водой. Они могли разглядеть начальника посадочной площадки и обязательную команду пожарных, выстроившуюся рядом. «Колдун» [15]15
  Ветроуказатель.


[Закрыть]надулся наполовину и не шевелился.

Обычно Скраггер доложил бы в центр радиолокационного контроля и начал постепенно снижаться. Вместо этого он сказал:

– Сегодня мы останемся сверху, приятель, зайдем под большим углом и опустим машину вниз.

– Зачем это, Скрэг?

– Так, для разнообразия.

Восси нахмурился, но промолчал. Он еще раз пробежался взглядом по шкалам приборов, высматривая неожиданные показания. Ничего не обнаружил. За исключением некоторой странности в поведении старика.

Когда они заняли нужную позицию высоко над платформой, Скраггер щелкнул передатчиком:

– HST вызывает центр радиолокационного контроля Киш, ухожу с тысячи к «Сирри-1».

– Вас понял, HST. Доложите, когда будет готовы к взлету.

– HST.

Они приготовились к заходу на посадку под крутым углом, который обычно использовался, когда место посадки было окружено высокими зданиями или деревьями. Скраггер сбросил точно необходимое количество мощности. Вертолет начал плавно опускаться, безукоризненно управляемый пилотом. Девятьсот футов, восемьсот, семьсот, пятьсот… четыреста… триста… Вибрацию в органах управления оба пилота почувствовали одновременно.

– Господи, – охнул Восси.

Однако Скраггер уже круто качнул машину носом вниз и вдавил рычаг управления общим шагом винта в пол. Вертолет тут же и очень быстро полетел вниз. Двести футов, сто пятьдесят, сто, вибрация усиливалась. Глаза Восси прыгали со шкалы на шкалу, на посадочную площадку, опять на приборы. Он напрягся и застыл на своем сиденье, мозг истошно вопил: рулевой винт вышел из строя или коробка передач рулевого винта…

Посадочная площадка неслась им навстречу, люди внизу в панике бросились врассыпную, пассажиры замерли, испуганные неожиданной крутизной снижения, Восси вцепился руками в край сиденья, чтобы удержаться. Теперь вибрировала вся приборная панель, тон двигателей поменялся. В любую секунду Восси ждал, что рулевой винт откажет полностью, и тогда им конец. Альтиметр показывал шестьдесят футов… пятьдесят… сорок… тридцать… двадцать, и его руки потянулись, чтобы схватить ручку управления и начать выравнивание, но Скраггер опередил его на долю секунды, перевел двигатели на полную мощность и идеально выровнял машину перед посадкой. На секунду вертолет, казалось, застыл неподвижно в трех футах над площадкой под оглушительный вой двигателей, потом опустился, ударившись, но не слишком сильно, рядом с наружным краем круга, юзом протащился вперед и остановился в шести футах от центра.

Скраггер выругался себе под нос.

– Господи, Скрэг. – Восси едва мог говорить. – Это было идеально.

– О нет, ничего подобного, я промахнулся на шесть футов. – С усилием Скраггер отлепил руки от рычагов управления. – Заглуши двигатель, Эд, и как можно быстрее! – Скраггер открыл дверцу со своей стороны, быстро выскользнул наружу, прошел назад к дверце салона, не обращая внимания на хлеставшие его воздушные потоки от винта, и открыл ее. – На секундочку задержитесь на своих местах, – прокричал он поверх ослабевающего воя реактивных двигателей; его спина покрылась потом от облегчения, когда он увидел, что все сидят пристегнутые и никто не пострадал. Пассажиры послушно остались в своих креслах, лица у двух из них были нездорового серого цвета. Четыре японца бесстрастно смотрели на него. До чего же невозмутимый народ, черт их возьми, подумал он.

–  Mon Dieu,Скрэг, – выкрикнул де Плесси. – Что случилось?

– Не знаю, думаю, рулевой винт… как только лопасти остановятся, мы тут же…

– Черт бы тебя побрал, Восси, что за игры ты тут затеял! – Это был Гафари, иранский начальник посадочной площадки, его перекошенное от ярости лицо тряслось рядом с окном пилота. – Как ты посмел выполнять учебные упражнения на этой платформе? Я доложу, что ты использовал опасные приемы пилотирования!

Скраггер круто повернулся.

– Машину пилотировал я, а не капитан Восси! – Разом огромное облегчение, которое Скраггер испытал от того, что безопасно посадил машину, смешалось с его давней неприязнью к этому человеку, и он потерял контроль над собой. – Вали отсюда, Гафари, вали немедленно, или я тебя отделаю раз и навсегда! – Его руки сжались в кулаки, и он был готов это сделать. – ВАЛИ ОТСЮДА!

Остальные в ужасе наблюдали за этой сценой. Восси побледнел. Гафари, выше ростом и тяжелее, чем Скраггер, поколебался мгновение, потом затряс кулаком у лица Скраггера, поливая его проклятиями на фарси, потом крикнул по-английски, желая его спровоцировать:

– Чужеземная свинья! Как ты смеешь браниться на меня, угрожать мне! Да я добьюсь, чтобы тебя отстранили от полетов за опасное пилотирование и выкинули вон из Ирана. Вы, собаки, возомнили, что наше небо принадлежит вам…

Скраггер метнулся вперед, но перед ним неожиданно вырос Восси и своим огромным торсом остановил его.

– Эй, старина, ну надо же, как бывает? Эй, ты уж извини, Скрэг, – безмятежно произнес он, – только нам бы лучше взглянуть на рулевой винт. Скрэг, эй, Скрэг, старина, рулевой винт, а?

Прошло несколько секунд, прежде чем взгляд Скраггера очистился. Сердце колотилось в груди, он видел, что все на него смотрят. Огромным усилием он подавил в себе гнев.

– Ты… ты прав, Эд. Да. – Он повернулся в Гафари. – У нас… э… у нас возникла аварийная ситуация. – Рот Гафари начал издевательски кривиться, и ярость снова заклокотала в Скраггере, но на этот раз он справился с ней.

Они прошли к хвосту. Вокруг уже собралась толпа работников нефтяной платформы, европейцев и иранцев. Рулевой винт остановился. Одна из его лопастей была дюйма на четыре короче, разлом торчал острым концом. Когда Восси потрогал главный подшипник, оказалось, что тот болтается совершенно свободно – огромная сила биения, вызванного разбалансировкой лопастей винта, разрушила его. За спиной Восси один из пассажиров подбежал к краю платформы и его буквально вывернуло наизнанку.

– Господи, – пробормотал Восси, – да я его двумя пальцами могу сорвать.

Гафари нарушил молчание своим ревом:

– Очевидный недосмотр при обслуживании, поставивший под угрозу жи…

– Замолчите, Гафари, – сердито оборвал его де Плесси. – Merde,мы все живы, и мы все обязаны жизнью капитану Скраггеру. Никто не мог этого предвидеть, стандарты компании S-G самые высокие в Иране.

– Я доложу об этом происшествии, мистер де Плесси, и…

– Да, пожалуйста, доложите и помните, что я буду с огромной похвалой отзываться о мастерстве нашего пилота. – Разгневанный де Плесси выглядел впечатляюще. Гафари он терпеть не мог, считая его подстрекателем, который в один момент открыто выступал за Хомейни и подталкивал рабочих к забастовке, при условии, что поблизости не было поддерживающих шаха военных или полицейских, а в другой раболепствовал перед шахскими властями и наказывал рабочих за малейшую провинность. Чужеземная свинья, вон как? – Не забывайте также, что это совместное франко-иранское предприятие, а Франция не… как бы это выразиться… Франция не осталась недружелюбной к Ирану в тяжелый для вашей страны час.

– Тогда вы должны настоять, чтобы Сирри обслуживали только французы, а не старики! Я немедленно доложу об этом происшествии. – Гафари повернулся и зашагал прочь.

Прежде чем Скраггер смог сказать или сделать что-нибудь, де Плесси положил руки ему на плечи и поцеловал в обе щеки, а потом с той же сердечностью пожал ему руку.

– Спасибо , mon cher ami [16]16
  Мой дорогой друг (фр.).


[Закрыть]!

Раздались громкие приветственные крики французов, которые поздравили друг друга, а потом обступили Скраггера и по очереди торжественно его обняли. Затем вперед выступил Касиги.

–  Домо [17]17
  Спасибо (яп.).


[Закрыть],– произнес он официальным тоном, и, к еще большему смущению Скраггера, все четыре японца разом поклонились ему, вызвав новый взрыв приветствий со стороны французов и многочисленные похлопывания по спине.

– Спасибо, капитан, – торжественно сказал Касиги. – Да, мы понимаем, и благодарим вас. – Он улыбнулся и протянул ему свою визитку, держа ее обеими руками и сопровождая все это еще одним легким поклоном. – Ёси Касиги, компания «Тода Шипинг Индастриз». Благодарю вас.

– Да ничего такого страшного, мистер… э… мистер Касиги, – ответил Скраггер, стараясь преодолеть смущение; гнев у него прошел, и он полностью овладел собой, хотя и пообещал себе, что как-нибудь отловит Гафари одного на берегу. – Мы… э… у нас есть все необходимое, чтобы держаться на воде, и места было полно, так что мы могли сесть и на воду. Это наша работа, наша работа безопасно посадить машину. И Эд тоже. – Он широко улыбнулся Восси, понимая, что, вклинившись между ним и иранцем, молодой человек спас его от потасовки, из которой он вряд ли вышел бы победителем. – Капитан Восси сделал бы то же самое. Это было не слишком опасно… я просто не хотел, чтобы вы промокли, хотя вода приятная и теплая, правда, никогда не знаешь про всякие там «челюсти»…

Напряженность исчезла, и все они рассмеялись, хотя и немного нервно: воды залива и устья рек, в него впадавших, кишели акулами. Теплая вода и изобилие пищевых отходов и канализационных вод, которые страны Персидского залива тысячелетиями сбрасывали в него, привлекали рыб всех форм и видов, особенно акул. И поскольку все пищевые отходы и продукты жизнедеятельности с нефтяных платформ сбрасывались прямо в море, акулы обычно держались поблизости.

– Вам доводилось видеть здесь крупные экземпляры, капитан?

– А как же. У берегов острова Харк, например, живет здоровая акула-молот. Я работал на тамошней базе пару лет, и она мне попадалась на глаза, ну, раз или два каждые несколько месяцев. В ней было футов двадцать пять, может, тридцать. Гигантских скатов я видел много, но из крупных акул – только ее.

Де Плесси передернулся.

–  Merdeна всех акул. Меня на Сирри одна чуть не сцапала, а я, как вы это говорите, просто балакался у берега. Но акула ринулась на меня прямо по мелководью, причем с такой скоростью, что аж выбросилась на берег. Было в ней метра два с половиной. Мы всадили в нее шесть пуль, но она продолжала биться и все пыталась до нас добраться. Умирала несколько часов, да и потом ни один из нас не рискнул к ней приблизиться. Фуф, акулы! – Он оглянулся на сломанную лопасть. – Я, скажем, очень рад, что оказался на платформе.

Все согласились. Французы заговорили между собой, жестикулируя, потом двое пошли вытаскивать из вертолета какие-то корзины с крышками, а третий отправился помогать человеку у ограждения, которого все еще рвало. Рабочие разошлись. Японцы ждали и смотрели.

Восси суеверно коснулся лопасти.

– На удачу, а, Скрэг?

– Почему бы и нет? Если и ты, и пассажиры остались целы, значит, посадка прошла нормально.

– Почему лопасть обломилась? – спросил де Плесси.

– Не знаю, дружище, – ответил Скраггер. – У «Сирри-3» пролетала стая мелких морских птиц, по-моему крачек. Одна из них могла попасть в винт и создать точку концентрации напряжения. Я совершенно ничего не почувствовал, но, с другой стороны, это никак и не ощущается. Я знаю, что винт был в идеальном состоянии сегодня утром, потому что мы оба его проверяли – обычная процедура. – Он пожал плечами. – Форс-мажор.

–  Oui. Espèce de con!Я, скажем, не люблю быть в такой близи от форс-мажора. – Нахмурившись, он посмотрел на посадочную площадку. – Сможет 206-й или «Алуэтт» вывезти нас отсюда партиями?

– Мы пошлем за другим 212-м, а нашу птичку припаркуем вон там. – Скраггер показал на внутреннюю часть площадки рядом с высоко торчащей работающей буровой вышкой. – В багажном отделении у нас есть колеса, так что большого труда это не составит, и у вас задержки не будет.

– Хорошо. Хорошо, тогда я вас оставлю. Пойдемте со мной, – важно обратился де Плесси к остальным пассажирам. – Думаю, нам всем не помешает чашка кофе и бокал холодного «Шабли».

– Я полагал, что на всех платформах действует сухой закон, – сказал Касиги.

Брови де Плесси взлетели вверх.

– Так и есть, мсье. Разумеется. Для иранцев и нефранцузов. Конечно. Но наши платформы французские, и на них действует Гражданский кодекс Наполеона. – Он добавил с величественным видом: – Нам следует отпраздновать наше благополучное прибытие, и сегодня вы гости милой Франции, поэтому мы можем вести себя цивилизованно и немного изменить правилам – для чего же еще и существуют правила, как не для того, чтобы им изменять? Разумеется. Прошу вас, потом мы начнем осмотр и проведем брифинг.

Все последовали за ним, кроме Касиги.

– А вы, капитан? – спросил он. – Чем вы займетесь?

– Мы будем ждать. Вертолет доставит сюда запчасти и механиков, – ответил Скраггер, чувствуя себя не в своей тарелке: ему не нравилось быть в такой тесной компании с японцами, он никак не мог погасить в себе воспоминания о стольких друзьях, погибших на войне такими молодыми, тогда как он до сих пор жив-здоров, и постоянный, неотвязчивый вопрос: почему они, а не я? – Мы подождем, пока вертолет ремонтируют, потом отправимся домой. Почему вы спрашиваете?

– Когда это произойдет?

– До захода солнца. А что?

Касиги бросил взгляд через плечо на сломанную лопасть.

– С вашего разрешения, я бы хотел вернуться с вами.

– Это… это капитану Восси решать. Официально он капитан этого рейса.

Касиги повернулся к Восси. Молодой пилот знал, что Скраггер недолюбливает японцев, но понять этой неприязни не мог. Сегодня перед самым взлетом он сказал:

– Черт, Скрэг, Вторая мировая закончилась миллион лет назад. Япония теперь наш союзник, единственный большой союзник, который у нас есть в Азии.

Но Скраггер сказал тогда:

– Оставь ты эту тему, Эд.

И Восси ее оставил.

– Вам… э… лучше будет вернуться вместе с остальными, мистер Касиги, никто не знает, сколько времени мы тут пробудем.

– Вертолеты заставляют меня нервничать. Я бы предпочел полететь с вами, если вы не возражаете. – Касиги опять повернулся к Скраггеру, каменный взгляд темных глаз на многое повидавшем лице. – Ситуация была очень опасной. У вас почти не было времени, и все же вы авторотировали на высоте едва в триста футов, чтобы идеально сесть на это мушиное пятно. Это невероятное мастерство. Единственное, чего я не понимаю: почему вы были под крутым углом, почему заходили на посадку сверху, под большим углом? – Он перехватил взгляд, который Восси бросил на Скраггера. Ага, подумал он, ты задаешь себе тот же вопрос. – В такой день, как сегодня, для этого нет никаких причин, не так ли?

Скраггер в упор смотрел на него, встревоженный еще больше.

– Вы летаете на вертолете?

– Нет, но я провел в них достаточно времени, чтобы знать, когда ситуация по-настоящему опасная. Мой бизнес – это танкеры, следовательно, нефтяные промыслы, здесь, в заливе, в Ираке, в Ливии, на Аляске – повсюду. Даже в Австралии. – Касиги дал поднявшейся волне ненависти прокатиться над ним. Он привык к ней. Он знал ее причину, потому что вел теперь большие дела в Австралии, очень большие дела. Часть этой ненависти заслужена, подумал он. Часть. Ну да ладно, австралийцы изменятся, им придется измениться. В конце концов, нам принадлежит значительная часть их сырьевых ресурсов на много лет вперед, а скоро будет принадлежать еще больше. Любопытно, что экономическими методами нам так легко удается добиться того, чего мы не смогли добиться методами военными. – Пожалуйста, почему вы сегодня решили заходить на посадку под большим углом? При обычном заходе на посадку мы бы сейчас все были под водой, на самом дне. Так почему?

Скраггер пожал плечами, ему хотелось прекратить этот разговор.

– Командир, – спросил Восси, – почему?

– Повезло.

Губы Касиги сложились в полуулыбку.

– Если вы позволите, я бы хотел вернуться с вами. Жизнь за жизнь, капитан. Пожалуйста, сохраните мою визитку. Может быть, однажды я смогу быть вам полезен. – Он вежливо поклонился и зашагал прочь.

11.56.– Взрывчатка на Сирри, Скрэг? – Де Плесси был потрясен.

– Возможно, – ответил Скраггер так же тихо. Они стояли на дальнем краю платформы, далеко от всех, и Скраггер только что сообщил де Плесси то, что прошептал ему Абдулла.

Второй 212-й уже давно прибыл и ожидал, когда де Плесси даст команду заводить двигатель, чтобы отвезти его и его группу на Сирри, где они должны были обедать. Механики уже разобрали большую часть хвоста на скраггеровском 212-м и с головой ушли в ремонт. Восси внимательно наблюдал за их работой. Новый винт и коробка передач уже были установлены.

Через секунду де Плесси беспомощно произнес:

– Взрывчатка может быть где угодно, в любом месте. Даже небольшое ее количество способно вывести из строя всю насосную систему. Мадонна, это был бы идеальный ход, чтобы отнять у Бахтияра – или Хомейни – последние шансы вернуться к нормальной жизни.

– Да. Но будьте осторожны, используя эту информацию. И, ради всех святых, держите ее при себе.

– Разумеется. Этот человек подошел к вам на «Сирри-3»?

– В Ленге.

– Да? Тогда почему вы не сказали мне об этом сегодня утром?

– Времени не было. – Скраггер огляделся, чтобы убедиться, что их по-прежнему никто не слышит. – Что бы вы ни предприняли, будьте осторожны. Этим фанатикам ровным счетом наплевать на все, человеческая жизнь для них не стоит и пенса, и если они узнают об утечке информации, о том, что кто-то настучал… трупы будут плавать по всему заливу отсюда до Хормоза.

– Согласен. – Де Плесси был сильно встревожен. – Вы кому-нибудь говорили?

– Нет, приятель.

–  Mon Dieu,что мне делать? Служба безопасности… да какая служба безопасности может у нас быть в Иране? Хотим мы этого или нет, мы в их власти. – Помолчав, он добавил: – Спасибо вам, уже второе за сегодня. Должен сказать, что я ожидал серьезного саботажа на Харке и в Абадане, – левым на руку добавить побольше хаоса, – но я никак не думал, что они и сюда доберутся.

Он задумчиво облокотился на перила, глядя вниз на море, лениво плескавшееся у опор платформы. Кругами ходили акулы, подъедая плавающие в море отбросы. Теперь нам угрожают террористы. Хранилища и насосные станции Сирри – хорошая мишень для диверсии. А если на Сирри что-нибудь произойдет, мы потеряем годы тщательного планирования, годы поставок нефти, в которой Франция отчаянно нуждается. Нефти, которую нам, возможно, придется покупать у этих вонючих англичан с их вонючими месторождениями в Северном море – как они смеют быть такими везучими со своим миллионом триста тысячами баррелей в день, да еще прибавлять добычи!

Почему нефти нет около наших берегов или у Корсики? Эти растреклятые англичане с их двуличным, двоедушным подходом к жизни! Прав был де Голль, что не пускал их в Европу, а теперь, когда мы, по доброте сердечной, их приняли, хотя все мы знаем, что они лживые ублюдки, они и думать не думают делиться своей удачей с нами, своим партнером. Они только притворяются, что в ЕЭС они вместе с нами, – они всегда были и будут против нас. Великий Шарль был прав на их счет, но как же невероятно он ошибся с Алжиром. Если бы Алжир до сих пор был нашим, нашей землей и потому с нашей нефтью, мы были бы богаты, довольны, а Британия, Германия и все остальные вылизывали бы нам пятки.

Тем временем, что мне делать?

Отправляйся на Сирри и пообедай. После обеда ты лучше соображаешь. Благодарение Богу, мы все еще можем снабжаться через разумные, цивилизованные Дубай, Шарджу и Эль-Шаргаз. Каждый день из Франции свежий бри, камамбер, бурсен, свежий чеснок и масло и настоящее вино, без которого мы с тем же успехом просто могли бы отдать здесь Богу душу. Ну, почти с тем же, осторожно добавил он и тут заметил, что Скраггер внимательно на него смотрит.

– Да, mon brave [18]18
  Мой храбрец (фр.).


[Закрыть]?

– Я говорю, что вы собираетесь предпринять?

– Распоряжусь провести учебную тревогу для охраны, – ответил он величаво. – Похоже, я забыл пункт 56/976 нашего первоначального франко-иранского контракта, который гласит, что каждые шесть месяцев в течение нескольких дней безопасность предприятий должна проверяться на предмет всех и всяческих проникновений посторонних лиц для… э… к вящей славе Франции и… э… Ирана! – Чистые глаза де Плесси просияли от красоты этой уловки. – Да. Разумеется, мои подчиненные забыли напомнить мне об этом, но теперь мы все дружно впряжемся в эту работу с подлинно французским энтузиазмом. Везде, на Сирри, на платформах, на берегу, даже в Ленге! Les crétins [19]19
  Недоумки (фр.).


[Закрыть]!Как они смеют думать, что им удастся саботировать то, во что вложены годы труда. – Он огляделся по сторонам. Рядом по-прежнему никого не было. Остальные члены группы собрались возле второго 212-го. – Мне придется рассказать все Касиги из-за его танкера, – тихо проговорил он. – Возможно, это и есть их цель.

– А ему можно доверять? Я имею в виду, сделать все без лишнего шума.

– Да. Иначе нельзя , mon ami.Нам придется его предупредить, да, нам придется это сделать. – Де Плесси почувствовал, как в животе у него заворчало. Боже, подумал он, всполошившись не на шутку, надеюсь, это просто голод, и меня не ожидает разлитие желчи, хотя после всего, что я сегодня пережил, это было бы не удивительно. Сначала у нас едва не случилась авария, потом наш лучший пилот едва не подрался с этим мешком навоза Гафари, а теперь еще и революция стучится в двери. – Касиги спрашивал, нельзя ли ему полететь с вами. Когда вы будете готовы?

– До захода солнца, но ему совсем не обязательно нас ждать, он может вернуться с вами.

Де Плесси нахмурился.

– Я понимаю, почему вы не любите японцев. Я, скажем, до сих пор не выношу немцев. Но мы должны быть практичными. Он хороший клиент, и раз уж он попросил, я был бы вам признателен, если бы вы… если бы вы… э… попросили Восси его отвезти, mon cher ami.Да, теперь мы близкие друзья, вы спасли наши жизни, и мы вместе пережили форс-мажор! И он – один из наших очень хороших клиентов, – твердо добавил он. – Очень хороших. Благодарю вас , mon ami. Яоставлю его на Сирри. Когда вы будете готовы, вы сможете забрать его оттуда. Расскажите ему все, что вы рассказали мне. Отлично, значит, решено, и будьте уверены, что я расскажу о вашем мастерстве властям и самому лорду Гаваллану в самых лестных выражениях. – Он вновь просиял. – Ну, мы полетели, я увижу вас завтра.

Скраггер посмотрел ему вслед. Выругался про себя. Де Плесси был самым главным, так что поделать Скраггер ничего не мог и позже днем весь путь до Сирри просидел в салоне вертолета, потея и ненавидя быть пассажиром.

– Господи, Скрэг, – ошеломленно вскинулся Восси, когда Скраггер сказал ему, что полетит сзади. – Пассажиром? С тобой все в порядке? Ты уверен, ч…

– Просто хочу посмотреть, на что это похоже, – раздраженно ответил Скраггер. – Заталкивай свою задницу на капитанское сиденье, забирай этого гада с Сирри и сажай машину в Ленге, словно перышко, черт подери, а не то я тебе такого понапишу в отчете…

Касиги ждал на вертолетной площадке. Укрыться от солнца было негде, ему было жарко, донимала пыль. Песчаные дюны тянулись за его спиной до трубопровода и комплекса нефтехранилищ, грязно-бурые от пыли. Скраггер смотрел на песчаных дьяволов – небольшие песчаные смерчи – танцующих над землей, и благодарил свою судьбу за то, что он мог летать и не должен был работать в таком месте. Да, вертолеты – это всегда много шума, постоянная вибрация, и никогда не знаешь, что они выкинут, думал он, и да, я скучаю по полетам в высоком небе, в самолете, один на один с целым небом, пикирования и перевороты, то падаешь камнем, как орел, то вновь взмываешь ввысь, но полет – это всегда полет, и я до сих пор терпеть не могу сидеть в этом чертовом пассажирском салоне. Ради всех святых, здесь лететь еще хуже, чем в обычном самолете! Он ненавидел летать, не управляя машиной, и никогда в этом случае не чувствовал себя в безопасности; и это лишь добавило ему дискомфорта, когда он махнул рукой Касиги, чтобы тот садился рядом с ним, и с грохотом захлопнул за ним дверцу. Оба механика дремали в сиденьях напротив, их белые комбинезоны были покрыты пятнами пота.

Когда они поднялись в воздух, Скраггер наклонился поближе к Касиги.

– Иначе как в спешке рассказать не получится, поэтому слушайте: возможно, что Сирри, одна из платформ или, может, даже ваш корабль подвергнется террористическому нападению. Де Плесси попросил меня предупредить вас.

Воздух со свистом вырвался изо рта Касиги.

– Когда? – спросил он, перекрывая сильный шум в салоне.

– Не знаю. Де Плесси тоже не знает. Но это более чем возможно.

– Как? Как они намерены осуществить диверсию?

– Понятия не имею. Оружие или взрывчатка, может быть, бомба с часовым механизмом. Так что вам лучше усилить охрану.

– Она и так оптимальна, – тут же ответил Касиги и увидел, как в глазах Скраггера промелькнула злость. Какое-то мгновение он не мог понять почему, потом вспомнил, что он сказал секунду назад. – А, извините, капитан, я и не думал хвастаться. Просто у нас всегда очень высокие стандарты в этой области, а в этих водах мои корабли ведут себя… – он едва не сказал «как на войне», но вовремя спохватился, сдерживая раздражение, которое у него вызывала чувствительность собеседника. – В этих водах все ведут себя более чем осторожно. Пожалуйста, извините меня.

– Де Плесси хотел, чтобы вы были в курсе. И еще, чтобы вы держали эту информацию при себе и не привлекали в помощь иранцев.

– Понимаю. Я буду надежно оберегать вашу информацию. Еще раз спасибо.

Касиги увидел, как Скраггер коротко кивнул, затем откинулся на спинку сиденья. Большая часть японца тоже хотела коротко кивнуть в ответ и все на этом закончить, но поскольку австралиец спас жизнь его спутникам и ему самому, позволив им таким образом и дальше послужить своей компании и своему лидеру, Хиро Тоде, он чувствовал, что его долг – попробовать залечить вражду.

– Капитан, – произнес он так тихо, как только мог, чтобы шум двигателей не заглушил его слова, – я понимаю, почему австралийцы ненавидят нас, японцев, и приношу извинения за все сингапурские Чанги, все бирманские железные дороги и все злодеяния. Могу лишь сказать вам правду: все это широко преподается в наших школах и не забывается. Нашему народу стыдно, что эти вещи имели место.

Это правда, зло подумал он. Совершение этих злодеяний было глупостью, даже хотя эти дураки и не понимали, что творят злодеяния – в конце концов, враги были трусами, большинство из них, и, как овцы, сдавались в плен десятками тысяч, утратив свои права человека, согласно бусидо, нашему кодексу, который гласит, что для солдата нет большего бесчестья, чем сдаться врагу. Несколько ошибок, совершенных горсткой садистов, кучкой необразованных крестьян, служивших охранниками в лагерях, большинство из которых к тому же были тупыми пожирателями чеснока, корейцами, – и все японцы обречены страдать вечно. Это позор Японии. И еще один, самый глубокий позор из всех, заключался в том, что наш верховный военачальник не выполнил своего долга и поэтому принудил императора к позору, которым было прекращение войны.

– Прошу принять мои извинения за всех нас.

Скраггер не мигая смотрел на него. После паузы он просто сказал:

– Извините, но я не могу. С одной стороны, мой бывший партнер Форсайт был первым, кто вступил в Чанги; он так никогда и не оправился от того, что там увидел; с другой, слишком многие из моих друзей, не только военнопленные, лишились жизни. Слишком многие. Я не могу забыть. И более того, я не хочу. Не хочу, потому что, если бы я забыл, это было бы для них последним предательством. Мы предали их в дни мира – какого мира? Мы предали их всех, так я думаю. Извините, но так я чувствую.

– Я понимаю. И все же между нами может быть мир, между вами и мной. Нет?

– Может быть. Может быть, со временем.

А, время, подумал Касиги, погружаясь в свои мысли. Сегодня я снова был на грани смерти. Сколько времени у нас осталось, у тебя, у меня? Разве время не иллюзия, а вся жизнь не иллюзия внутри иллюзии? А смерть? Предсмертное стихотворение его почитаемого предка-самурая выразило все это совершенно: Что есть облака, / Как не оправдание неба?/ Что есть жизнь, / Как не побег от смерти?