Текст книги "С/С том 8. Никогда не знаешь, что ждать от женщины. Снайпер. Двойник"

Автор книги: Джеймс Хедли Чейз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 31 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

Глава 4

Мы сидели в машине возле забора дома Бретта. Вокруг было спокойно и темно. Мы не видели ни машины, ни стены, ни друг друга, словно находились в абсолютном вакууме.

– Ну что ж, – тихо начал Паркер. – Вы знаете, что делать. Начинайте. Свистните, когда будете возвращаться, – я включу фонарь, чтобы вы нашли веревку.

Я тихонько вздохнул. Даже теперь я не нашел в себе сил отказаться от этого рискованного мероприятия.

Я боялся промахнуться, и если попадусь, то тюрьма светила мне надолго. Уж Редферн не упустит шанс. Он только и ждал промаха с моей стороны.

Паркер включил маленькую лампочку, спрятанную в машине.

Неясно вырисовывались руки и контур головы.

– Вот шифр сейфа, – сказал он. – Его легко запомнить.

Я записал его на карточку. «Полный оборот направо, пол-оборота влево, опять полный оборот направо и еще пол-оборота назад».

– Между оборотами, Джексон, делайте остановки, чтобы дать время запору вернуться назад. И ради Бога, не торопитесь.

– А монеты? – спросил я.

– Вы только и думаете об этом, – проворчал он.

Паркер был прав, время действительно было неподходящим, чтобы думать о постороннем.

– Возьми подавись!

Он дал мне два сотенных билета. Я сложил их в маленькие квадратики и положил в портсигар. В этот момент я с удовольствием дал бы ему пинка, вышвырнул из машины и уехал, но мне хотелось еще раз увидеть Веду. Я снова ощущал на губах вкус ее поцелуя.

– Открыв сейф, вы найдете пудреницу на второй полке. Вы обязательно увидите ее. Это маленькая золотая вещица. Сотни женщин носят такие же. Кинжал положите на место.

– Можно было бы избежать всех этих сложностей, если бы ваша девушка спала с замком на лодыжках. Вам следовало сказать ей об этом.

Паркер открыл дверцу и скользнул в темноту, я последовал за ним. Минуту мы стояли, прислушиваясь. Все было тихо. Меня мучил вопрос, спустили ли собаку, так как она сидела у меня в печенках.

– Готовы? – нетерпеливо спросил Паркер, – нам нужно кончить это дело раньше, чем выглянет луна.

– Да, – сказал я, вертя в руках налитую свинцом трость.

Хотел бы я сейчас держать в руках милый моему сердцу пистолет.

Паркер размотал веревку, я взял в руки крюк. С третьей попытки крюк прочно уцепился за проволоку.

– Что ж, в добрый час, – сказал я. – Держите ушки на макушке. Может случиться так, что меня пристукнут раньше, чем я доберусь до сейфа.

– Не делайте глупостей, Джексон.

Я не видел его лица, но, судя по голосу, он говорил сквозь зубы.

– Вы не вытянете у нас больше ни цента, пока не принесете пудреницу.

– Я передам ее вам, если будете ждать моего возвращения на стене.

– Будьте внимательны. Ни до чего не дотрагивайтесь. Не должно остаться ни одной улики.

Я вскарабкался по веревке до заграждения из проволоки.

Она была туго натянута, и мне пришлось напрячь внимание, чтобы не задеть рукавом, когда я буду разрезать ее. С этим я справился сравнительно быстро.

– Порядок, – сказал я и вскарабкался на стену.

Я посмотрел в сторону дома, но это было все равно, что увидеть муху, ползущую по луне.

– Вот футляр, – сказал Паркер. – Обращайтесь с ним осторожно.

Я наклонился и пошарил в воздухе рукой, пытаясь нащупать футляр, который должен был подать Паркер.

– Он у меня, – прошептал я, положив его в карман. – Темно, как у негра в желудке, – мне понадобится время, чтобы отыскать тропинку, ведущую к дому.

– Не надо ничего искать, – торопливо сказал Паркер, – вы найдете ее в нескольких метрах от стены. Она приведет вас прямо к служебному входу.

– Вы в этом уверены? – прошептал я и, спустив веревку с обратной стороны, скользнул вниз.

Стоя у стены, одной ногой на газоне, прислушался. Ничего не было слышно, кроме стука сердца и моего дыхания. Я размышлял, что делать дальше: либо остаться на месте и, выждав время, сказать Паркеру, что не смог открыть сейф, либо что несгораемый шкаф хорошо охраняется, либо еще что-нибудь в этом роде.

Мог я пойти, выполнить работу и вернуться. С риском нарваться на сторожей и собаку. Если они поймают меня с пудреницей, никто не спасет меня от Редферна.

Я решил идти до конца. Конечно, я подозревал, что вся эта история могла оказаться блефом чистой воды – субъект, подобный Герману, не поставил бы на карту столько денег, чтобы вызволить женщину из переделки, в которую она себя сама впутала.

Эго было не в его стиле. Пудреница, или другая вещь, которую он хотел взять из сейфа Бретта, стоила кучу денег.

Другого объяснения просто не было, и быть не могло. Если Герман платил за эту вещь бешеные бабки, значит, знал, за что. Я был противен сам себе, что стал неразборчив в делах, за отсутствие денег, за весь этот город Сан-Луи Бич. На карту поставлена моя жизнь или, во всяком случае, свобода. Если справлюсь с этим заданием, немедленно исчезну, как говорится, погружусь на подводную лодку и не высунусь до тех пор, пока не иссякнут деньги. Игра стоила свеч!

Понадобилось несколько секунд, чтобы эти мысли пронеслись в моей голове. Я направился по тропинке в направлении к дому. На мне были туфли на каучуковой подошве, производившие меньше шума, нежели призрак. Я постоянно прислушивался, двигаясь с фонариком в одной руке и налитой свинцом тростью во второй, готовый ко всем неожиданностям. Через некоторое время тени деревьев скрыли меня. В глубине, слева от меня, я различал контуры дома – большая темная масса на фоне неба.

Я продолжал красться по тропинке, вьющейся вокруг дома, не переставая думать о собаке-волке. Это было чертовски неприятно, идти, вот так, в темноте, и ждать, что в любую секунду на тебя набросится пес. Такая тварь передвигается почти бесшумно, ползком, и когда ее замечаешь, это первое и последнее, что ты видишь, так как ее клыки вонзаются в горло.

Когда я подошел к дому, рубашка на мне была мокрой и нервы были натянуты как струна. Тропинка привела прямо к ступенькам террасы. Из плана я знал: чтобы достичь служебного входа, необходимо пройти вдоль террасы, мимо ряда дверей, подняться на несколько пролетов, миновать вторую террасу и повернуть за угол. Там и ждал меня сейф.

Я стоял и смотрел на террасу до боли в глазах. Сначала я вообще ничего не видел, но потом начал различать широкие белые ступени и балюстраду. Я продолжал слушать и вглядываться в темноту, так как знал, что, когда окажусь в незащищенном месте, предпринимать какие-нибудь шаги будет уже поздно.

Теперь, когда я был возле дома, был виден луч света, пробивающийся из одного окна, и слышны звуки танцевальной музыки. Эта музыка еще больше подчеркивала мое одиночество. Я все еще не решался покинуть свое убежище, так как у меня было предчувствие, что все это не так просто, как кажется.

Я продолжал вглядываться и тогда, когда увидел приближающегося сторожа.

Выглянула луна.

Сторож остановился возле неподвижной глыбы, которая могла оказаться чем-то вроде большой каменной птицы на пьедестале. Он стоял в тени этой птицы и почти не был заметен. Некоторое время он стоял и вглядывался в парк, потом медленно пошел вдоль террасы, удаляясь от служебного входа.

Самое время рискнуть, так как он мог сделать полукруг и вернуться назад. Взбежав по ступенькам, я оказался на террасе. Я еще раз взглянул на сторожа, укрывшись за балюстрадой. Он перешел на другую сторону и теперь напряженно всматривался в парк, словно капитан с мостика корабля.

Я не стал ждать. На цыпочках одолел следующий пролет лестницы и оказался прямо перед окнами. Теперь я ясно слышал радио. Луи Армстронг был на пути к тому, чтобы разодрать персидский ковер силой звука своей волшебной трубы. Но у меня не было времени наслаждаться прекрасной импровизацией знаменитого музыканта.

Я прошмыгнул мимо застекленных дверей и завернул за угол, как и было указано в плане. Находясь в нескольких метрах от служебной двери, я услышал шаги. Ощутив резкий толчок сердца, я прижался к стене. Шаги направлялись в мою сторону.

– Гарри, ты там? – позвал голос из темноты.

Я был уверен, что узнал его. Он принадлежал коротышке-сторожу, с которым мы столкнулись утром.

– Да, – ответил второй.

Теперь я мог видеть обоих. Один наклонился над балюстрадой, глядя на второго, стоящего внизу.

– Все спокойно?

– Вполне. Здесь так темно, хоть глаз выколи.

– Будь начеку, Гарри, как бы чего не вышло.

– Какая муха тебя укусила, Нэд? – Голос второго сторожа казался раздраженным. – С ума что ли сошел?

– Да. Будь повнимательнее, раз я тебе говорю. Я все думаю о тех молодчиках.

– Ах, эти! Они ведь заблудились. Каждый раз, когда кто либо собьется с дороги и заедет сюда, ты начинаешь что-то выдумывать. Брось ты это, мой тебе совет.

– Мне не понравились их физиономии, я все думаю, что, когда педик меня разыгрывал, другой глядел в оба. Это меня-то и настораживает.

– Ладно, ладно, я сейчас сделаю еще круг по парку.

– Возьми собаку, – сказал Нэд. – Кстати, где она?

– Привязана, но я схожу за ней. Найду тебя через полчаса.

– О’кей.

Я слушал все это, затаив дыхание.

Нэд стоял как вкопанный, повернувшись ко мне спиной, внимательно вглядываясь во тьму. Я начал медленно скользить вдоль стены, удаляясь от нее, пока не потерял их из виду.

Еще несколько шагов – и я достиг двери. Аккуратно пошарив по ней, пока не нащупал ручку, повернул, но она была заперта. Осторожно переложив трость в другую руку, я достал ключ, который дал мне Паркер. Посветить я не решался. Нащупав замочную скважину, прислушался. А что, если Нэду взбредет в голову идея прогуляться сюда.

Я медленно вставил ключ. Замок, слегка звякнув, открылся. Мне же этот звук показался ружейным выстрелом. Я ждал, прислушиваясь, но все было тихо. Я снова повернул ручку, дверь на этот раз поддалась, и я вошел. Очутившись в доме, я почувствовал себя более уверенным, холодным и твердым, как кусок льда, а главное, недосягаемым для собаки, которую боялся больше всего. К тому же я четко знал, куда надо идти, так как накануне подробно изучил план. Включив фонарик и держа в другой руке трость, я быстро пробежал по коридору и оказался перед дверью кабинета Бретта.

На этаже горел свет. Внезапно наверху пронзительно завизжала женщина. Я отступил назад.

– Не надо этого делать! Ой! Грубиян! – кричала девушка.

«Это слуги», – подумал я, вытирая пот. Женщина взвизгнула еще раз, и над головой послышались быстрые шаги. Опять раздался визг, стукнула дверь, и все стихло. Я ждал продолжения, но все было спокойно. Я подумал, что людишки Бретта неплохо веселятся в отсутствии хозяина.

Нажав на ручку двери, ведущей в кабинет Бретта, я вошел и закрыл за собой дверь.

Сейф был там, где и полагалось по плану, так же как и провод, спускавшийся на пол за его задней стенкой. Если бы я не знал, где его искать, то вряд ли нашел, так искусно он был замаскирован.

Я перерезал сигнализацию, ожидая, что сейчас дом наполнится звоном, но все было тихо. Похоже, Паркер тщательно обследовал домишко Бретта либо сигнализация всегда была отключена. Я этого не знал и знать не хотел. Вытащив из кармана карточку, занялся шифром. Я выполнил все указания Паркера по отпиранию сейфа и потянул дверцу на себя.

Я ждал, что какую-нибудь деталь упустил и сейф не откроется, но все обошлось благополучно. Я осветил стальной ящик: на второй полке, в углу, лежала маленькая золотая коробочка, невероятно модная и безобидная на вид. Я взял ее, взвешивая на ладони.

Мне показалось, что для такой маленькой коробочки она слишком тяжела. Я хотел открыть, но не смог, так как не обнаружил застежку. Секунду-другую я поиграл с ней, потом сунул в карман. Нельзя было терять ни минуты. Мне еще нужно было выйти из дома и добраться до стены.

Кинжал был единственным звеном, которое не соединялось в цепочке повествования Германа: девушка не брала кинжал Бретта, и пудреница ей не принадлежала. В этом я был уверен так же, как и в том, что Паркер – педераст.

Я видел кинжал. Вид у него был вполне натуральный.

Конечно, я ничего не смыслю в античности, но прекрасно различаю золото, когда оно мне попадается. Кинжал был золотым, и это делало клинок очень ценным. Но зачем Герман велел положить такую ценную вещь в сейф Бретта? Вещь, которая, я был уверен, не принадлежала Бретту. Почему ей нельзя было найти замену? Почему мне было поручено, украв из сейфа пудреницу, оставить там вещь более дорогую? Что-то было не так.

Я внимательно осмотрел футляр. Может, меня провели и никакого кинжала там нет?

Я попытался открыть, но мне это не удалось. Он был слишком тяжел, чтобы казаться пустым.

Когда я продолжал осмотр, мне почудилось, что тот футляр, который показывал мне Герман в конторе, был уже и короче. Вдруг я услышал звук, от которого мой лоб покрылся холодным потом: из футляра доносилось отчетливое, но едва уловимое тиканье.

Я чуть не выронил коробочку из рук.

Неудивительно, что прохиндеи рекомендовали мне действовать поаккуратнее. Теперь я знал, почему. Это была адская машинка!

Они приготовили бомбу в футляре, считая, что в спешке я не замечу подмену. Я засунул коробочку в сейф с такой скоростью, на которую был способен.

Я понятия не имел, когда бомба должна взорваться, но понимал, что, когда это произойдет, все содержимое сейфа превратится в пыль.

Вот, значит, как они хотят уладить дело?

Бретт никогда не узнает, что находилось в сейфе. Для этого и был задуман взрыв. Коварный план, достойный Германа. Но когда я вспомнил, как перелез через стенку, как крался по парку и сколько это заняло времени и нервов, меня прошиб холодный пот.

Я захлопнул дверцу сейфа.

Моей единственной мыслью было убраться с этого места как можно быстрее. Возможно, я и паникер, но любой другой на моем месте поступил бы точно так же. Вообще-то любая бомба – дерьмо, но бомба, приготовленная любителем, – это полное дерьмо.

Я уверен, что это дело рук Паркера, который установил взрыватель на минимальное время, только чтобы успеть отъехать от дома. Но разве можно так рассчитать время, чтобы я успел все сделать?

У меня было сильное подозрение, что чертов механизм рванет в любой момент.

Я метнулся к двери и столкнулся лицом к лицу с охранником Нэдом.

В экстремальных ситуациях реакция у меня мгновенная. Прежде чем охранник осознал, что происходит, я зажал ему шею, заглушая крик.

Его реакция отставала от моей на километр.

Он позволил моим рукам задержаться на шее несколько секунд, затем вывернулся, цепко ухватив меня за запястье. Нэд оказался сильным, как буйвол. Главное, что мне следовало сделать, – помешать ему вызвать напарника.

Освободившись, он двинул меня чугунным кулаком. Боль привела меня в ярость.

Я врезал ему пару раз по корпусу, который твердостью не уступал бетону. Набрав побольше воздуха в легкие, он зарычал, но получил еще один удар.

Уйдя от следующего, он навалился на меня, и мы оба упали на ковер. Там мы сцепились, как пара разъяренных буйволов. Я продолжал молотить охранника в грудь, зная, что долго он не продержится.

Я дважды ударил его головой об пол, но он изловчился и нанес мне такой удар под ложечку, что я чуть не потерял сознание.

Он издал вой, который сделал бы честь пароходной сирене.

Если прибежит второй охранник, да с собакой в придачу, мне хана, – подумал я, продолжая душить.

Он отвалился в сторону и застонал.

Надо признать, что его удары тоже не подарок.

Вспыхнул свет. Вошел второй охранник. Казалось, вопрос уже решен.

Я оттолкнул Нэда ногой и встал на колени. Подняв глаза, я увидел направленный на меня кольт, казавшийся и смертоноснее и размером побольше, чем гаубица.

– Не двигаться, – сказал Гарри дрожащим от страха голосом.

Я замер.

В это время Нэд с трудом поднимался на ноги.

– Что здесь происходит? – спросил Гарри.

Он был тоже неслабый парнишка, правда, с отекшей физиономией.

Мой мозг лихорадочно пытался вычислить, когда же грянет взрыв.

– Присмотри за ним, – прохрипел Нэд, – пока я переведу дух. Я его в порошок сотру. Говорил же я тебе, что это тот же тип!

Гарри смотрел на меня, разинув рот, но палец не отпускал со спускового крючка.

– Давай лучше вызовем полицию, – сказал он.

Нэд сочно выругался.

Он двинул меня в бок, прежде чем я успел уклониться.

От мощного удара я перелетел через всю комнату, еще не сознавая, что это меня спасло.

И тут шарахнула адская машинка.

Шум был ужасный, погас свет, засвистел воздух, посыпались штукатурка и стекла. Комната зашаталась.

Я плохо соображал, голова трещала. Посмотрев на руки, увидел, что сжимаю только фонарик, дубинки в руках не было. Нужно поскорее рвать отсюда когти, но больно хотелось посмотреть, что же с охранниками?

Можно было не беспокоиться: оба были накрыты бронированной дверцей сейфа, от взрыва слетевшей с петель.

Спотыкаясь, я выбрался из-под обломков стекла и штукатурки прямо на террасу. Я был оглушен, шатался из стороны в сторону, как пьяный, но голова заработала. Мне хотелось надуть Германа, не дожидаясь, пока он сделает то же самое со мной. Взрыв облегчил задачу.

Я добрел до каменной птицы, восседавшей у парадного входа, забрался повыше, и туда, где крылья соединялись с туловищем, вложил пудреницу в углубление. Потом заставил себя доковылять до того места, где ждал Паркер.

Ноги не слушались. Пересечь лужайку казалось делом невероятным, так как не было никакой уверенности, что я вообще когда-нибудь доберусь до стены. Луна сияла прямо над головой, и парк был залит серебряным светом. Можно было различить каждую травинку, каждый камешек. Все было видно как на ладони, но я заметил только одну деталь: волкодав несся на меня как экспресс. Я испустил вопль, который услышали, наверное, в Сан-Франциско, и развернулся, чтобы встретиться с хищником лицом к лицу.

Собака мчалась через лужайку: земля комьями летела из-под ног, глаза горели, как угли, зубы в лунном свете блестели.

Я и сейчас часто вижу, просыпаясь в холодном поту, эту собаку, как она преследует меня, чувствую ее зубы у себя на горле.

Тварь резко затормозила в нескольких метрах от меня и припала к земле перед прыжком. Врать не стану, меня разбил паралич. Я был весь мокрый и дрожал от ужаса. Потом прозвучал выстрел, просвистела пуля.

Собака, визжа и клацая зубами, упала.

Ничего не оставалось делать, как бежать к стене и перевалиться через гребень. Потом Паркер обхватил меня за талию и потащил к машине. Я втиснулся на переднее сиденье и захлопнул дверцу в тот момент, когда Паркер выжал сцепление.

– Жми на все железку, – заорал я, – они гонятся за нами. А у них машина.

Я хотел напугать его так, чтобы он стал задавать вопросы не раньше, чем мы отъедем на безопасное расстояние.

Паркер раскачивался из стороны в сторону, но что у него не отнять, классно вел машину. Мы так круто вписывались в повороты, что резина на колесах визжала. В конце дороги он внезапно затормозил и повернулся ко мне.

– Пудреница у вас? – воскликнул он, хватая меня за руку. – Где она, черт побери! У вас?

Я прижал его руки к себе и оттолкнул Паркера с такой силой, что он едва не вылетел через боковое стекло.

– Будьте прокляты вы и ваша бомба, гнилое отродье! Вы же меня чуть не убили!

– Она у вас? – как попутай повторял он, размахивая кулаками.

– Взрывчатка превратила ее в пыль! Она отправила ко всем чертям сейф и все его содержимое!

Когда он набросился, прицельным прямым в челюсть я надолго вырубил из Паркера сознание.

Глава 5

Войдя в столовую, я увидел свое отражение в зеркале над камином. Мое лицо было бледным, как гипсовый слепок. Волосы свисали на глаза, рукав пиджака разорван, а сквозь прореху в штанине просвечивало тело. Из ссадины под глазом текла кровь, а то место, куда двинул мне Нэд, было багрово-синим и распухло. Паркер болтался у меня через плечо – одного взгляда было достаточно, чтобы понять, как нам обоим досталось.

Герман сидел в кресле лицом к двери, лицо было таким жестким и холодным, как осенний тротуар. В другом кресле, у камина, устроилась Веда Руке. Ее взгляд был отсутствующим. На ней было белое платье без бретелей, которое держалось то ли силой воли, то ли системой присосок – одно из тех хитроумных изделий текстильной промышленности, от которых боишься отвести глаз, чтобы не пропустить что-либо интересное.

Я перегрузил Паркера со своего плеча в свободное кресло. Ни Герман, ни Веда не проронили ни слова. Напряжение в комнате возросло до предела.

– У Паркера был приступ, и мне пришлось его угомонить, – объяснил я.

Я начал приводить себя в порядок.

– Пудреница у вас? – спросил Герман.

– Нет, черт побери!

Я подошел к столу, наполнил стакан и сел в кресло. Мне было понятно, что я не должен был сюда возвращаться, а должен был бы отделаться от Паркера, забрать пудреницу и, когда все успокоятся, стать хозяином положения. Но таким образом я мог потерять Веду. Пока оставался хоть какой-то шанс на ее взаимность, я и думать о подобном не смел.

Герман не шелохнулся, но подлокотники скрипнули – так сильно он их сдавил.

Я бросил скользящий взгляд на Веду.

С ее лица сползла маска безразличия, уголки губ приподнялись.

Я осушил стакан одним глотком. Когда стакан опустел, Паркер застонал, задвигался и попытался встать.

Никто не посмотрел в его сторону. Как я понял, мне бы и слова никто не сказал, очутись он даже на дне морском.

– У меня ее нет, – сказал я Герману, – и я объясню, почему ее нет. Прежде всего вы меня надули! Вы с нашим приятелем сами не рискнули лезть за этой проклятой пудреницей. Пораскинув мозгами, вы нашли ловкий ход, как вам выйти сухими из воды: встретили козла отпущения, которого прочно подцепили на крючок, чтобы он стал для вас таскать каштаны из огня. Здорово придумано! Это могло стать сделкой, но ее нельзя назвать так, ибо многое скрыли от меня. Вы выбрали именно меня, потому что в тот момент я был в затруднительном положении. Вы понимали, что полиция только и ждет случая, чтобы рассчитаться со мной. Но промахнулись, потому что не попытались узнать, на что я готов ради денег. Вы знали, что некто Джексон был замешан в нескольких сомнительных делишках, и поэтому побоялись выложить карты на стол и рассказать мне все. Вы думали, что если предложите мне такую сумму за работу, то колени мои задрожат от счастья. Действительно, ради тысячи долларов я готов разнести в пыль даже сейф Бретта. Но вы недостаточно проницательны, чтобы это понять.

Веда сделала резкое движение. Это могло быть знаком предупреждения, но могло быть просто непроизвольным жестом.

Я не мог правильно оценить значение этого жеста и продолжал:

– Ведь не думаете же вы, что я попался на удочку, поверив вашей галиматье: сомнамбулизму и кинжалу Челлини. Смею вас уверить, не поверил. Я понял, что пудреница принадлежит Бретту. А вы ее по каким-то соображениям хотите украсть. Мне нужны были деньги, а на остальное – наплевать. Но как только я открыл сейф, услышал одновременно тиканье в футляре и шаги охранника. Я сунул футляр в сейф и набросился на него тогда, когда он вошел. Пудреницу в сейфе я заметил, но не успел забрать. Конечно, я мог бы справиться с охранником, но пришел второй. В хорошенький переплет вы меня втравили! Но тут взорвалась бомба. Дверь сейфа отлетела и придавила их. Чудесная адская машинка! Тот, кто сделал ее, может занести мою похвалу в актив. Все в комнате было разрушено. Я оставался там до тех пор, пока не убедился, что от сейфа осталась только пыль. Пудреницы больше не существует.

Я встал, подошел к столу и налил еще виски.

Паркер сидел в кресле с ногами, прижав колени к подбородку. Бледный, осунувшийся, он глядел на меня с ненавистью.

– Надеюсь, вы не поверили ему, – сказал он Герману и Веде противным резким голосом.

– Поезжайте и взгляните сами и на дом, и на сейф, и на охранников. Это убийство, Герман, – предложил я.

– Оставим в покое охранников, их не воскресить, – резко сказал Герман. – Почему вы оставили пудреницу в сейфе, услышав шаги сторожа?

– Вы считаете меня круглым идиотом? Только они держат улики при себе. Я мог взять пудреницу позже. Когда расправился бы с охранниками.

– С другой стороны, – тихо сказал Герман, – вы, Джексон, могли положить пудреницу в карман, а потом заявить, что не брали.

Герман правильно думал, что я собираюсь улизнуть с пудреницей. Он мог твердить это хоть до посинения, но доказательств у него не было.

– Что ж, вы можете обыскать меня и убедиться, что я говорю правду.

Герман подал знак Паркеру:

– Пошарь у него в карманах!

Обыскивая, Паркер готов был расчленить меня на куски. Я чувствовал горячее дыхание на своем затылке, в то время как его пальцы ощупывали подкладку пиджака. Это было неприятно, и мне все время казалось, что он меня вот-вот укусит.

– Ничего нет, – сказал он со злостью. – Этого следовало ожидать от такого мерзавца.

– Ладно, – сказал я, отстраняясь. – Вы оба разочарованы. Могу вас понять. Я выполнил то, о чем мы договаривались, и не заставляйте меня ждать вознаграждения. Я не намерен нести издержки за ваше недоверие ко мне. Вы перехитрили самих себя.

Паркер обернулся к Герману. Его аж затрясло от злости.

– Я просил вас не связываться с этим типом. Я вас предупреждал? А сколько раз твердил, что человек с его прошлым не может быть надежным. Вы, Герман, знали, каким негодяем он был и каким остался. Даже сейчас мы не знаем, говорит ли он правду.

– Не нервничайте, Доминик, – сказал Герман и обратился ко мне. – Паркер прав, мистер Джексон, мы не знаем, лжете вы или нет.

Он вытащил из кармана пистолет:

– Не думайте, что я боюсь крови, приятель. Никто не знает, что вы здесь. Мы зароем вас в саду, и пройдут годы, прежде чем вас отыщут. А может, и не найдут вовсе, так что не шутите.

– Я рассказал вам все. Если вы меня не поняли, это ваше дело. И не тычьте в нос пистолетом, к добру это не приведет.

– Садитесь, мистер Джексон, – сказал он тихо. – Мы спокойно все обсудим.

Он, казалось, только что обнаружил присутствие Веды.

– Оставьте нас, дорогая, нам нужно поговорить с мистером Джексоном наедине.

Она быстро вышла. Комната без нее стала опустевшей. До меня еще доносились звуки удаляющихся шагов, когда возле моего уха раздался свист рассекающегося воздуха. Я пригнулся, но было уже поздно.

Перед тем как Паркер вырубил меня, я заметил положение стрелок моих часов: они показывали одиннадцать вечера. Очнулся я только в половине двенадцатого.

Паркер брызгал водой в лицо. Я помотал головой, как после тяжелого похмелья. Она болела, и чувствовал я себя хреново. Меня не удивило, что я оказался привязанным к стулу. Герман суетился возле, разглядывая меня со всех сторон.

– Теперь, мистер Джексон, поговорим о пудренице. На этот раз скажете правду или опять соврете?

– Ничего нового я сказать не могу.

– Ахиллесова пята вашей истории очевидна – вы достаточно опытны, для того чтобы оставить пудреницу в сейфе. Вы спрятали ее где-то в комнате, чтобы при первой же возможности быстро забрать оттуда, когда разделаетесь с охранниками. Нет, пудреницу вы никогда не оставили бы в сейфе, мистер Джексон.

Он был прав, черт побери, но доказать не мог. Я с презрением смотрел на него.

– Я оставил пудреницу в сейфе, а бомба все уничтожила.

– Посмотрим, удастся ли нам изменить вашу точку зрения? – сказал Герман.

Я был круглым идиотом, вернувшись сюда, и самое обидное – знал, почему так поступил. Теперь понимаете, что я имел в виду, когда говорил, что, если мне в голову втемяшится какая-нибудь женщина, жди неприятностей. Конечно, я должен был предвидеть, что ничего хорошего мое возвращение не принесет, но, вспомнив о Веде в белом платье, я не мог поступить иначе.

– Скажите по-хорошему, где пудреница, иначе мне придется поговорить с вами по-другому.

– Я внимательно посмотрел, содержимое сейфа превратилось в пыль.

Я попытался освободить руки, но веревка была крепкой.

Подняв мой подбородок двумя пальцами, Герман сказал мне на ухо шепотом:

– Вам лучше сознаться, где вещица.

Я пялился на стоящего возле камина Паркера, и злорадная улыбка была достойным ответом.

– Мне нечего добавить, старина, – сказал я, готовясь быть задушенным.

Моя память напомнила, что когда я во время первого знакомства увидел руки Германа, то подумал, что кровь брызнет у меня из ушей, если эта скотина захочет меня задушить.

Почти так и произошло.

Как раз в тот момент, когда мне показалось, что череп готов лопнуть, Герман ослабил хватку.

Я набрал воздуха в легкие и попытался прогнать множество бриллиантов, плясавших у меня перед глазами.

– Где пудреница, мистер Джексон?

Его голос звучал как бы издалека, и это меня беспокоило. Я ничего не ответил.

– Наша пытка будет намного круче, чем это умели делать в инквизиции.

Я чувствовал, как трещат челюсти. Затем словно что-то вспыхнуло в голове, и из ноздрей потекла кровь. После этого я потерял сознание. К глазам подступила темнота, мне еще раз плеснули в лицо водой. Переведя дух, я вынырнул на поверхность. Герман был все еще здесь и тяжело дышал.

– Ох, и глупец же вы, Джексон. Большой глупец! Скажите, где пудреница, я отдам заработанные вами деньги, и вы сможете уехать. Я строг, но справедлив. Так где же пудреница?

Я облегчил душу руганью и снова попытался вырваться, но тщетно. Еще несколько секунд нехватки воздуха, резкой боли и нестерпимого чувства полного бессилия. Я снова потерял сознание.

Стрелки часов на камине показывали полночь, когда я снова открыл глаза. В свете настольной лампы на другом конце комнаты Паркер читал книгу. На столе возле его локтя лежала кожаная дубинка с набалдашником. Ни единым движением я не выдал, что пришел в себя. У меня была уверенность, что, заметив это, он скажет Герману и тот начнет снова работать над моим измученным организмом.

Что же касается шеи, то она болела так, словно на нее обрушился небоскреб. Кровь все еще шла у меня из носа. Я чувствовал себя свежим и бодрым, как покойник десятидневной давности.

Услышав скрип отворившейся двери, я закрыл глаза и застыл как манекен в витрине. Потом почувствовал запах – Веда остановилась рядом со стулом. Чуть позднее я услышал, как она подошла к Паркеру.

– Вы не должны были приходить сюда, – сухо сказал он. – Вы должны еще лежать в постели.

– Он что-нибудь сказал?

– Еще нет, но скажет.

Он казался слишком уверенным, даже чересчур.

– Он приходил в сознание?

– Не знаю. Меня это не интересует. Идите спать.

Ее шаги направились в мою сторону. Я открыл глаза и увидел, что Веда сменила белое платье на желтый брючный костюм. На мгновение наши взгляды встретились, и она отвернулась.

– Он еще без сознания, – сказала она Паркеру, – и выглядит неважно.

– Джексон выглядит еще не так, как будет выглядеть, когда вернется Корнелиус. Послушайте, Веда, вам не стоит здесь находиться.

– Где Герман? – Она словно не слышала, что он сказал.

– Поехал к дому Бретта, узнать, не обнаружилось ли чего.

– Но что может обнаружиться? Там ведь была полиция, верно?