Текст книги "Возвращение к людям"

Автор книги: Джеймс Гривс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 10 страниц)

Крушение

Чуть силу испытав картонного меча,

Скорей напиться пьян – вот на день все дела.

Джон Драйден (1631–1700)

Должен предупредить читателя, что сейчас мы подходим к самой трагичной странице моей жизни. Многое из того, что тогда происходило, я смог восстановить лишь по рассказам очевидцев. Мое восприятие в то время было затуманено алкоголем, и я мало что помню сам. Жертва катастрофы всегда знает меньше, чем свидетели. Вот так и со мной. Я знаю только, что за те пять лет я разрушил свою жизнь.

Когда я в возрасте тридцати одного года ушел из футбола, то неожиданно почувствовал себя как выпущенный на свободу узник. Мне не надо было больше соблюдать никаких правил и предписаний, которым я подчинялся в течение шестнадцати лет. Никаких тренировок. Делай что хочешь, ложись спать когда хочешь. Это походило на райскую жизнь. А я вел себя как последний дурак.

Два года после своего ухода из «Вест Хэма» я не притрагивался к мячу и даже близко не подходил к футбольному полю. Очень быстро я прибавил двенадцать килограммов в весе, частично из-за отсутствия физической нагрузки, но главным образом из-за неумеренного и каждодневного пьянства. Мой день обычно начинался с того, что пару часов я занимался делами, но никогда долго в офисе не задерживался, чтобы не пропустить время открытия бара.

На протяжении всей своей спортивной карьеры я пил в основном пиво, но когда ушел из футбола, то перестал придерживаться этого правила. Во время завтрака я теперь выпивал несколько больших стопок водки, помимо шести, а то и больше кружек пива. Утро я проводил в баре и в баре свой день заканчивал. Перед уходом заказывал еще пару кружек пива с булкой или каким-нибудь дежурным блюдом. Затем шел домой и отсыпался в кресле после принятого за день спиртного. Вечером я снова готов был делать обход баров в Апминстере. В общей сложности за день я выпивал кружек шестнадцать пива и что-то около восьми стопок водки. Мне казалось, в этом нет ничего дурного.

Моя жена Ирена была в ужасе от того, как страшно я физически опустился. Она первая поняла, чем мне все это грозит. А я? Я был совершенно поглощен тем, что доставляло мне удовольствие, чтобы осознать опасность происходящего. Я ведь мог остановиться в любую минуту. Так мне казалось.

В тот период у меня не было никаких материальных затруднений. Упаковочное дело, за которое я взялся на паях со своим шурином Томом по возвращении из Милана, заняв в банке тысячу фунтов, превратилось в небольшое, но процветающее предприятие с миллионным оборотом. Я входил в правление основной компании. Когда я не пил, то уделял делу максимум внимания. Часто в мои обязанности входили встречи с нужными клиентами в ресторане, и тут, конечно, не могло обойтись без выпивки. Эта часть работы тогда была для меня особенно привлекательна.

Так прошло два года. А затем я запил по-настоящему.

Я никогда не любил пить в одиночестве. Когда я только пристрастился к пиву, мне, пожалуй, больше удовольствия доставляла сама атмосфера паба, чем содержимое моего стакана. Но, начав серьезно пить после ухода из «Вест Хэма», я уже не мог ничего делать, если с утра не выпивал. Я стал тайком приносить домой водку и прятать от Ирены, чтобы она не знала, сколько я пью. Ирена видела, как я время от времени подхожу к бару, чтобы выпить коктейль, и сердилась, говоря, что я пью слишком много. А за ее спиной я подливал в свой стакан водку, которая была спрятана в кабинете или в спальне.

Ирена считала причиной участившихся выпивок мой слишком ранний уход из футбола. Конечно, она была права. Но я бы ни за что на свете тогда не признался, что мне не хватает футбола. Пока в руках у меня стакан со спиртным, я был счастлив. Но ни с того ни с сего я вдруг впадал в глубокое уныние и, если не был пьян, становился угрюмым и замкнутым. Теперь я часто добирался домой одуревшим от выпитого, совершенно не помня, где я был и что делал. В такие жуткие минуты я создавал дома для Ирены и детей сущий ад. Сознание того, что я не могу ничего ни исправить, ни остановить, вызывало во мне дикие приступы ярости. Я бил стекла в окнах, вышибал двери, иногда даже пытался ударить Ирену. Она научилась распознавать мое состояние и знала, когда лучше не попадаться мне на дороге. Это время было для нее страшным испытанием.

Следующие два года я пил, зная, что стал алкоголиком. Пил не потому, что хотел, а потому, что не мог уже без этого обойтись. Иногда за день я выпивал не меньше шестнадцати или двадцати кружек пива, а дома добавлял еще бутылку водки. У меня вошло в привычку держать водку около кровати, чтобы, проснувшись, сразу выпить. Тогда, я знал, у меня не будут трястись руки и организм получит «завод» на весь день. В какой-то момент мы с Иреной решили, что я смогу спастись, если снова начну играть в футбол, и я сделал попытку вернуться, выступив в местном клубе «Брентвуд», а затем в «Челмсфорде». Но играл я без особой охоты и вскоре бросил эту затею, полностью отдавшись пьянству. Иногда я ошибался в расчетах, сколько мне нужно водки и где дома можно надежно припрятать бутылку, тогда рано утром я уже стоял на ступеньках местного супермаркета, дожидаясь, когда его откроют. Дождавшись, я брал корзину, бросал туда какие-нибудь продукты, будто пришел в магазин по поручению жены, а затем спешил в секцию спиртных напитков, брал пару бутылок водки и, заплатив за все, торопился домой, чтобы влить в себя наконец спиртное.

Алкоголик всегда последним признает, что он алкоголик. Два года я изо всех сил старался обмануть себя, что алкоголизм не представляет для меня никакой серьезной опасности. Что следующий раз я брошу пить.

На следующей неделе ты, Джимбо, завяжешь с выпивкой. Снова начнешь входить в форму. Будешь играть понемногу в сквош,[21]21
  Игра наподобие тенниса.


[Закрыть] теннис, может быть, примешь участие в каком-нибудь воскресном матче. Ведь тебе всего тридцать четыре года. Брось пить и всерьез займись спортом. На следующей неделе….

Конечно, эта следующая неделя никогда не наступала. Я действительно начинал заниматься спортом. Гольф, сквош, теннис, иногда благотворительные или воскресные футбольные матчи. Но пить я продолжал, а играть был в состоянии только потому, что оправлялся после выпитого быстрее, чем большинство пьющих. Тот, кто имел возможность наблюдать тогда за моей игрой, никогда не подумал бы, что перед ним человек, который два дня подряд пил водку и пиво как воду.

Говорят, что человек становится алкоголиком тогда, когда за выпивку начинает расплачиваться не только деньгами. Теперь я мог причислить к этой категории и себя. Я заплатил за нее любовью своей жены, уважением своих детей, своей деловой карьерой. Я решил всерьез попытаться взять себя в руки и согласился пойти в частную лечебницу. В течение месяца меня постепенно избавляли от моей пагубной страсти, и я вышел оттуда убежденный, что победил чудовище с одного захода. Не вышло.

На несколько недель я оставил привычку пить в одиночестве. Это мне сделалось ненужным. Теперь я знал, что могу перестать пить, если возьму себя в руки. А пока буду выпивать умеренно. Только пару кружек в день….

Очень скоро эта «пара кружек в день» превратилась в несколько литров в день. А затем снова крепкие напитки. И опять – лечебница.

Вот так я провел следующие три года моей жизни. Выпивки. Лечебница. Выпивки. Лечебница. А в это время рушился мой мир. Раз десять, по крайней мере, я проходил лечение в частных клиниках. Я прошел через руки дюжины психиатров, платя им сотни фунтов за помощь, чтобы затем начисто о ней забыть. Я стал безнадежным алкоголиком.

Мой доктор, в прошлом участник олимпийских игр, хорошо представлял себе проблемы и трудности, с которыми сталкиваются ведущие спортсмены, внезапно оказавшиеся вне спорта; он-то и ввел меня в общество «Анонимных алкоголиков». Я сходил пару раз на их собрания, но это на меня никак не подействовало.

Сплошной треп, и больше ничего. К тому же все они уже законченные алкоголики. Я никогда не опущусь так низко, как некоторые из них. Ну а теперь, куда бы нам пойти выпить, Джимбо?..

Все у меня рушилось. Ирена, терпеливо возившаяся со мной два года, дошла до предела и не могла больше выносить такой жизни. Я переехал к своим родителям и приходил домой, только чтобы повидаться с детьми. Том, мой шурин и деловой партнер, видел, как тяжело со мной приходится его сестре Ирене, и это он переживал болезненней, чем мое небрежное отношение к делам. У нас начались размолвки, и теперь я понимаю, что виноват в них в основном один я. Кончилось тем, что я продал свою долю в фирме, которую создавали мы с Томом в течение долгих лет. У меня остались два магазина верхней одежды и бюро путешествий – дело самое неподходящее для алкоголика, так как с ним связана необходимость устанавливать контакты с людьми, часто предоставляющая повод для выпивки. С магазинами верхней одежды я обанкротился в основном из-за экономического кризиса в стране, но пьянство тут тоже сыграло свою роль, так как соображать я стал гораздо хуже.

Близким людям было известно, что со мной творилось, но в футбольном мире об этом практически ничего не знали. Периодами я бывал трезв, и тогда, отлежавшись и подлечившись дома, мог продемонстрировать во время благотворительных или показательных матчей всплески своего былого мастерства. На Кейта Беркиншоу и Билла Никольсона большое впечатление произвела моя игра за «Тоттенхем» в показательном матче в честь Пата Дженнингза на стадионе «Уайт Харт лейн», и они даже начали уговаривать меня вернуться в клуб. Как же были бы они потрясены, доведись им увидеть, в каком состоянии я находился всего лишь за несколько дней до матча, когда заканчивался мой особенно страшный запой.

Поддавшись на их уговоры, я начал было обсуждать возможность возвращения в «Тоттенхем» с председателем Ассоциации профессиональных футболистов Дереком Дуганом, но не довел дело до конца. Я хотел играть в лиге, но боялся подвести свой бывший клуб. Я знал, что стал рабом бутылки, и мне не хотелось, чтобы мой любимый клуб вдруг оказался из-за этого в дурацком положении.

Я был благодарен «Тоттенхему», что мне первым из футболистов дали возможность сыграть свой показательный матч на «Уайт Харт лейне». В тот великолепный вечер на стадионе собралось 43 тысячи зрителей, желающих посмотреть, как я поведу команду «Тоттенхема» против «Фейеноорда». Таким образом руководство «Тоттенхем Хотспура» отметило мои заслуги за девять лет игры в клубе. Другие ведущие игроки, такие, как Дейв Маккей, Клифф Джонс и Бобби Смит, оставили клуб, заплатив лишь за право выхода из команды, и поэтому могли сами найти наиболее подходящий для себя вариант перехода. Мне же такой возможности не дали, но этот незабываемый показательный матч сторицей вознаградил меня за прошедшее.

Я хочу, чтобы все мои верные болельщики, пришедшие поддержать меня на стадион «Уайт Харт лейн», знали, что я решил тогда не тратить на выпивку ни пенни из тех денег, которые я получил после возмещения расходов по организации матча. Половину гонорара я внес в ассоциацию страховщиков «Ллойд», а другую потратил на капитальный ремонт дома.

Теперь в этом прекрасном доме живет Ирена. И она его по праву заслужила. Пока я пьянствовал, ей приходилось бороться за благополучие наших детей. Так как я все чаще пребывал в алкогольном опьянении, Ирена получила право распоряжаться моими делами и продала мою долю в некоторых предприятиях, чтобы было на что содержать дом. Затем она заняла деньги и сама вступила в дело. Сейчас мы в разводе, но отношения у нас вполне нормальные, и на выходные мы часто собираемся все вместе: наши чудесные дети, Ирена и я.

Ирена, пройдя трехгодичный курс обучения, стала медсестрой, и теперь твердо стоит на ногах, освоившись с новым образом жизни.

Молодчина моя Ирена!

Никакой брак не выдержал бы того напряжения, какое я вносил в жизнь семьи. Я мало что помню, но уверен: в моменты жестоких запоев я был не человеком, а зверем. В памяти, однако, жив кошмар белой горячки, когда меня сотрясала безудержная дрожь и преследовали жуткие галлюцинации. Стены сдвигались и обрушивались на меня, вещи оживали и превращались в наводящие ужас существа, из каждого угла на меня таращились отвратительные физиономии. Это был ад.

Я шатался по дому обросший многодневной щетиной, не зная ни какой день, ни который час. Я больше не мог себе позволить такую роскошь, как частная клиника, и, когда мне становилось совсем худо, друзья отправляли меня в наркологическое отделение психиатрической больницы в Уорли. Я бывал в ней столько раз, что, можно сказать, стал там своим человеком.

Невероятно, но меня все еще звали в футбол. Дейв Ундервуд, председатель клуба «Барнет», зная о моей беде, предложил играть у них, полагая, что футбол поможет мне излечиться от пьянства. Я начал выступать за «Барнет» в южной лиге, однако бросить пить мне не удалось.

Иногда я не пил несколько недель, но заканчивалось это безумным запоем, и в результате я неизменно оказывался в наркологическом отделении больницы в Уорли. Американский футбольный клуб «Сент-Антонио» решил как-то обратиться ко мне с предложением, и его представителю дали номер телефона, по которому он мог со мной связаться. Мне хватило пятиминутного разговора, чтобы убедить его в своей совершенной неспособности выступать за их клуб. Он, наверное, и не знал, что разговаривал я с ним, лежа на больничной койке, с трудом удерживая телефонную трубку в трясущихся руках.

Естественно, что на Флит-Стрит узнали о моем пьянстве, и я решил сам публично в нем признаться. Я отнюдь не искал внимания публики, но раз уж на Флит-Стрит правда обо мне стала известна, то я подумал, не использовать ли это на благо себе. Я понимал, что если все узнают о моей болезни, то будут с утроенным вниманием следить за мной, и надеялся, что гордость, возможно, поможет мне тогда справиться с чудовищем.

Но мне нужна была поддержка. И я снова обратился, на этот раз с полной ответственностью, к «Анонимным алкоголикам».

Меня зовут Джимми Гривс. Я – профессиональный футболист. И – я алкоголик….

Трезвый … хотя бы сегодня

Взгляни на этот день, ведь это – жизнь.

Самая жизни жизнь.

Из индийской поэзии

При чтении этой главы у вас может создаться впечатление, что я почти с благоговением отношусь к «Анонимным алкоголикам». И вы будете правы. При всяком удобном случае я готов, если можно так выразиться, возносить хвалу этому обществу.

Когда мое несерьезное отношение к «Анонимным алкоголикам» наконец стало меняться, я был законченным алкоголиком, живущим без руля и без ветрил. Они спасли меня от верной гибели и помогли начать совершенно новую жизнь.

Теперь я живу только одним днем. Это заповедь «Анонимных алкоголиков». Надо прожить двадцать четыре часа без выпивки. В этом моя главная задача. Только один день.

Алкоголизм – это хитрая болезнь, она может подкрасться и завладеть вами, когда вы этого меньше всего ожидаете. Всем членам общества «Анонимных алкоголиков» – и старым и молодым – постоянно напоминают об опасности, которая таится во фразе: «Сегодня одна рюмка – и все», потому что вчерашняя трезвость не гарантирует того, что будешь трезвым завтра. Вчера и завтра больше не существуют в моей жизни. Я живу только сегодня. И сегодня я трезв.

Кто думает, что сокращение «АА» обозначает «Ассоциация автомобилистов», не так уж далек от истины. «Анонимные алкоголики» приходят на помощь потерпевшим катастрофу, в которой были покалечены и тело и душа; они берут на буксир пострадавшего, чтобы вернуть его к нормальной и здоровой жизни.

Я прошел лишь начальную стадию излечения, но уже достаточно знаю об «Анонимных алкоголиках», чтобы настойчиво советовать каждому, кто страдает пристрастием к спиртному, последовать моему примеру, и как можно быстрее. Не нужно бояться признаться в том, чего обычно стыдятся: в своей слабости и беспомощности.

огромная сила воли. Организация «Анонимные алкоголики» – это сообщество самых обыкновенных людей, которые своей откровенностью и доверием поддерживают друг в друге надежду и решимость победить в борьбе с их общим врагом. И что, наверное, еще более важно: кто бы ни обратился в «АА», его всегда встретит понимание. Только алкоголик может понять страхи, опасения и сомнения другого алкоголика.

Мне хотелось бы рассказать немного подробнее об этом обществе. Постараюсь быть не слишком скучным. И надеюсь, что все здесь написанное поможет тому, кого мучают те же проблемы, уяснить себе суть общества «Анонимных алкоголиков». Если я смогу помочь хотя бы одному человеку выбраться из ада, познакомив его с тем, что делают «Анонимные алкоголики», тогда унижения и страдания, испытанные мною за последние пять лет, не столь уж бессмысленны.

Задумав эту книгу, я просмотрел официальные статистические данные об алкоголизме. Оказалось, что только в одной Великобритании насчитывается 500 тысяч человек, страдающих этим заболеванием. Я надеюсь, что мой рассказ о пережитом убедит хотя бы некоторых из них, что «АА» – именно та организация, которая в состоянии помочь им вернуться к нормальной жизни.

Общество «Анонимных алкоголиков» возникло в Америке в 1925 году, можно сказать, случайно. Билл У., маклер, больной алкоголизмом, неожиданно обнаружил, что его самого меньше тянет пить, когда он старается убедить других во вреде пьянства. Однажды, будучи проездом в Акроне, штат Огайо, он встретил Боба С, врача, тоже страдавшего от разрушительного действия алкоголизма. Поддерживая друг друга в минуты слабости, они постепенно излечились от пьянства и решили таким же способом помочь другим алкоголикам покончить со своей зависимостью от спиртного.

Теперь в Соединенных Штатах более миллиона членов «АА». Во всем мире их насчитывается более 28 миллионов. Вступить в это общество может каждый. Никаких вступительных тестов, никаких взносов, никаких церемоний посвящения, и никто не обязан называть свою фамилию – все члены сохраняют анонимность. В некоторых группах практикуется наставничество: там к новичкам прикрепляют уже зарекомендовавших себя членов, и они помогают вновь пришедшим, уделяя им особое внимание на начальной стадии излечения. Но есть и другие группы, как та в Брентвуде, к которой принадлежу я, где новым членам сразу же предоставляют полную самостоятельность, но сотоварищи всегда готовы прийти на помощь в момент кризиса или отчаяния.

У нас проводятся два типа собраний. Одни – закрытые, только для членов общества; там обычно председательствует вызвавшийся вести собрание доброволец. Он объявляет тему для обсуждения, затрагивающую какую-нибудь из проблем алкоголизма, и все мы делимся своими наблюдениями и мыслями, высказываем различные точки зрения. Есть еще и так называемые открытые собрания, где присутствуют гости. На них, как правило, бывает два или три выступающих, и пришедшие на собрание посторонние могут понаблюдать за нашими методами взаимопомощи в борьбе с общим недугом.

Уяснив себе, что общество «Анонимных алкоголиков» существует, чтобы помогать, а не вмешиваться в чужую жизнь, страдающие алкоголизмом проникаются доверием к своим товарищам по несчастью, которые откровенно и понятно рассказывают о своих трудностях. Новички видят, что другие члены общества прошли через то же, что и они, хотя раньше им казалось: никто, кроме них, не испытывал таких кошмаров. Они встречают не порицание и не покровительственное отношение, а понимание.

Могу сказать с полной искренностью, что никогда в жизни я не встречал столько любви, понимания и поддержки со стороны чужих людей, как в обществе «АА». Там нет ни расовых, ни религиозных, ни политических барьеров. Христиане, евреи, белые, черные, желтые – все мы собираемся вместе, связанные единой целью. Мы все – алкоголики на различных стадиях выздоровления, и мы помогаем друг другу добиться полного освобождения от алкогольного рабства. Никакие мы не калеки, а просто люди с определенной человеческой слабостью, которую мы осознали и с которой решили бороться сообща.

Каждый член общества «Анонимных алкоголиков» должен выполнить программу оздоровления, которая называется «Двенадцать ступеней». В ней указаны этапы, которые проходит алкоголик по пути излечения от недуга, опираясь на свое сознание и волю, на поддержку «Анонимных алкоголиков» и божью помощь.

Я никогда не был набожным человеком. Хотя я испытываю глубокое уважение или даже зависть к верующим, которые черпают силы и убеждение в религии, но меня не совсем устраивает философия и роль церкви в современном мире. В то же время нельзя сказать, что я нерелигиозный человек. Я действительно верю, что существует высшая Сила. У человека столько слабостей, что, я уверен, где-то должно быть что-то или кто-то с более высокоразвитыми сознанием и волей. И я не иду со своей верой в церковь, а ношу ее в своем сердце.

После вступления в общество «АА» я стал духовно более зрелым, у меня появились воля и целеустремленность.

Я был воспитан в католической семье, и во время турне со сборной Англии обычно заходил раз-другой в церковь со своим другом Нобби Стайлзом, который был сущим демоном на поле, а вне его – человеком очень религиозным, ответственным и серьезным. Со школьных лет у меня-таки не выработалось привычки ходить в церковь, разве что на свадьбы, крестины или похороны.

Может быть, ирландским голкиперам, в ворота которых влетело десять из сорока четырех голов, забитых мною в международных матчах, не очень приятно будет узнать, что свое происхождение я веду от ирландцев. Одно время я искал причину пристрастия к алкоголю в своей родословной, ошибочно полагая, что алкоголизм я мог унаследовать от кого-нибудь из предков. Мои родители выпивали очень редко, а брат и сестра, получившие дипломы учителей, совершенно не употребляют спиртных напитков. Недавно моя сестрица стала директором школы, что свидетельствует, насколько светлая и разумная у нее голова. Мой отец тоже очень серьезно и ответственно относился к своей работе машиниста лондонской подземки.

Я нашел подтверждение своей наследственной теории в том, что мой дед по материнской линии любил крепко выпить. Для него ничего не стоило без всяких последствий влить в себя такую дозу пива, которая любого другого свалила бы с ног. Однако он сумел вовремя остановиться и не превратился в алкоголика. Он был, как говорится, «выпить не дурак». Может быть, свою страстишку я унаследовал от него? Но эту мысль постарались изгнать из моей головы многочисленные врачи-психиатры, лечившие меня; они уверяли, что алкоголизм не может быть унаследован. Врачи упирали на то, что мы наследуем гены, а не характеры. Поэтому в своей болезни я должен винить только самого себя. И только я сам могу себя спасти, а помогут мне мои друзья из общества «Анонимных алкоголиков».

Теперь я живу один и, отказавшись от пристрастия к выпивке, пристрастился к телевизору. В конце дня я обычно усаживаюсь у этого ящика и провожу вечера напролет в своей небольшой холостяцкой квартире, смотря программы ТВ. Это помогает мне прожить день, затем еще день без выпивки.

Но только стремящийся вылечиться алкоголик может сказать, сколько времени занимает на экране телевизора реклама спиртных напитков.

Ну вот, опять какой-то парень умирает в пустыне от желания выпить пива. Наконец у него в руках кружка ледяного пенистого пива, и он с жадностью его тянет. И я через пару секунд могу испытать то же самое… Ты действительно можешь выпить кружку такого же пива, Джимбо. Но не сегодня, эх….

Эта реклама – поистине дьявольское искушение для алкоголика. Особенно мне не нравится, что слишком часто там стараются создать впечатление, будто выпивка может сделать человека интересней, неотразимей для противоположного пола и удачливее. Я – живое доказательство того, что в действительности все наоборот. Кто-то обязательно должен сказать людям правду об алкоголе и его возможных последствиях. На пачках сигарет напечатано предупреждение об опасности курения. Почему бы этого не делать и на бутылках со спиртным?

Помимо телевизора и моих новых друзей по «АА» меня занимает еще одно дело: когда наступает футбольный сезон, я играю за клуб «Барнет» как почетный его член. Я назвал себя «почетным членом» не потому, что хочу выказать свое покровительственное отношение к этой команде. «Барнет» – отличный маленький клуб, и я более чем благодарен ему за то, что там в меня верят, хотя знают всю правду обо мне. Сейчас я получаю от футбола гораздо больше удовольствия, чем за всю свою прежнюю футбольную карьеру. Игра стала для меня освобождением от напряжения и страха в противоположность тому, чем она была в бытность мою игроком высшей лиги. Тогда футбол становился причиной многих неприятностей в жизни, и выпивка служила мне чем-то вроде подпорки. Теперь же опорой, помогающей преодолеть кризисные моменты, стал для меня футбол.

В лучшие времена моей спортивной карьеры многие считали меня очень спокойным игроком, воспринимающим футбол почти бездумно и без особых переживаний. На самом же деле я жил во время игры на нервах и в душе никогда не чувствовал себя тем уверенным и самонадеянным парнем, каким мог показаться на поле.

Пока сам не испытаешь, что значит быть в большом футболе, невозможно понять, какую огромную нагрузку – и нервную, и физическую – испытывает в наше время профессиональный футболист. Много пишут, что актеры или певцы находят в бутылке возможность избавиться от напряжения, которого требует от них профессия. Думаю, что футболисты высокого класса подвержены еще большим перегрузкам.

Ричард Бартон, к примеру, мог выучить написанную кем-то роль и сыграть ее перед зрителями лучше всех в мире. Он вполне заслуженно получал в конце представления и аплодисменты, и признание. Но ведь публика уже с первого момента представления была готова принять его игру, и все другие актеры, взаимодействуя с ним, помогали ему и всегда произносили свои слова точно в тех местах, что и на репетициях.

Футболисты тоже репетируют неделями, но, когда выходят на свою сцену, зрители часто бывают настроены против них, а на поле выступает еще одна «труппа» из одиннадцати человек, старающаяся изо всех сил помешать их игре. Трудно выдать представление, достойное звезды, если только что твоего собрата, такую же звезду, ударил защитник ногой сорок пятого размера. Интересно, как бы талантливейший Ричард Бартон смог вести свою роль, если бы каждый раз, когда он собирался что-либо произнести, кто-нибудь ударял его по голени.

Есть в футболе еще один момент, отсутствие которого в театре облегчает работу актера, – это всегда готовый засвистеть судья и тренер противника, орущий со скамьи у боковой линии: «Сломай ему его чертову ногу!». Да-да, в свое время я не раз слышал, как вот с такими призывами обращались к своим игрокам, чтобы запугать соперника.

На меня не так-то легко было напустить страх на поле. Но я всегда испытывал облегчение, если после игры оставался целым и невредимым, особенно в шестидесятые годы, когда игроки таких команд, как «Лидс Юнайтед», били без разбору по всему, что двигалось.

Сейчас я с удовольствием исполняю роль игрока середины поля в команде «Барнет», раздавая пасы в стиле Ривелино. Забивать голы я теперь предоставляю другим. Я уже отдал должное этой работе в высшей лиге.

Когда я публично признался, что я – алкоголик, реакция общественности поразила меня. Я получил сотни писем с выражением поддержки, участия и понимания не только от близких, товарищей, но и от совсем незнакомых людей, моих почитателей и болельщиков.

Я думал, что, когда станет известно о моей беде, с трибун на меня посыплются насмешки, и действительно шутников нашлось немало, но в их шуточках почти никогда не было какого-то грязного умысла: «Мечтаешь о пиве Джим?…», «Не ходи, Гривси-детка, в бар…», «Снова наклюкался, Джим?» (это если я ошибусь и пропущу пас). Вот что обычно отпускали в мой адрес, но, как правило, весело и беззлобно.

Немало моих давних знакомых убеждены, что скоро я снова примусь за старое, тут нет с их стороны никакой недоброжелательности, просто они настолько привыкли за последние пять лет видеть меня в подпитии, что убеждены, что я не в состоянии избавиться от этой пагубной страсти.

Не подозревая того, подобным отношением к моим трудностям они помогают мне с ними справиться. Гордость побуждает меня доказать их неправоту.

Как бы я хотел вычеркнуть из своей жизни последние пять-шесть лет и стать таким, каким был прежде. Но это так, преходящая мысль, которую я всегда незамедлительно «отпасовываю в сторону». Прошлое остается прошлым, и я не могу повернуть стрелки часов вспять. Мне бы только хотелось попросить прощения и понимания у всех, кому я мог причинить боль или неприятности в течение пяти потерянных лет.

Я твердо решил не возвращаться туда, где человека ждет деградация и разложение: я уже побывал на дне.

Следующий час я обойдусь без выпивки. И потом тоже останусь трезвым.

Хотя бы на сегодня.