Текст книги "Пенитель моря"

Автор книги: Джеймс Фенимор Купер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 19 страниц)

Глава XXXIII

– Опасность миновала, – произнес Пенитель Моря, вставая на ноги и подходя к тому месту, где исчезли офицеры. – Теперь нам остается положиться на свою ловкость и мужество. Не будем, однако, унывать, капитан Лудлов! Смотрите, наша «Морская Волшебница» не покинула своих слуг.

Лудлов бросил взгляд по тому направлению, куда указывал контрабандист. Он увидал качавшееся в волнах изображение «Волшебницы». Эту свою эмблему моряки с бригантины принесли с собою и на «Кокетку», когда шли к последней на помощь. Перед тем, как броситься в бой, они прикрепили к ней фонарь.

Лудлов молча смотрел, как Пенитель бросился в волны, поплыл к продолжавшему еще гореть фонарю и скоро возвратился вместе с эмблемой бригантины, которую и водрузил на плоту. Голос Пенителя звучал бодро.

– Смелее! – вскричал он. – Мы, правда, находимся на ненадежном плоту, но и плохой парусник имеет часто счастливое плавание. Говори же, развлекай нас, Сидрифт! Пусть возродится твоя веселость и энергия!

Но Сидрифт изменил на этот раз лестной аттестации Пенителя. Он только ниже наклонил голову к плечу Алиды и не отвечал ни слова.

Несколько мгновений Пенитель с нежным участием смотрел на эту группу. Затем, взяв капитана за руку, он отвел его в сторону, чтобы своими словами не встревожить пассажиров.

Хотя опасность от взрыва и миновала, но положение казалось безнадежным.

– У нас нет средств для продолжительного плавания, капитан Лудлов! – тихо проговорил Пенитель. – Мне случалось плавать на всевозможных судах и во всякую погоду. Но это наше плавание надо отнести к разряду наиболее тяжелых.

– Мы не можем скрывать от себя, что подвергаемся величайшей опасности, – ответил Лудлов, – хотя было бы желательно скрыть это от наших пассажиров.

– Здешние моря мало посещаются кораблями. Если бы дело происходило где-нибудь в Ламанше или даже в Бискайском море, то можно было бы еще надеяться встретить какой-нибудь корабль. Но здесь всю надежду мы должны возложить лишь на французский фрегат или на бригантину.

– Французы, без сомнения, слышали взрыв. Но, может-быть, они думают, что мы спаслись на шлюпках в виду близости земли. У них нет теперь побуждений оставаться вблизи здешних берегов.

– Разве нельзя надеяться на помощь со стороны ваших офицеров? Неужели они покинут своего командира?

– Ну, на них плохая надежда! Корабль за это время настолько ушел от берега, что еще до рассвета мы будем в открытом море.

– Положение скверное! – согласился Пенитель. – На каком же мы приблизительно расстоянии находимся от земли, и с какой стороны она лежит?

– Земля от нас к северу, а нас несет к юго-востоку. Теперь, надо полагать, мы на несколько миль в открытом море.

– Я этого и не предполагал. Но, может-быть, нам поможет прилив?

– Да, прилив может отнести нас обратно к земле. Но что вы скажете о небе?

– Оно не предвещает нам ничего хорошего, хотя и опасного в нем как-будто не видно. На рассвете подует с моря ветер.

– И прибавьте: разведет волнение. Сколько, спрашивается, времени может продержаться этот на скорую руку сколоченный плот, особенно в случае качки? А наши пассажиры, как они обойдутся без пищи?

– Вы рисуете мрачные картины, капитан! – сказал Пенитель, железное сердце которого в первый раз дрогнуло при последних словах Лудлова. – К сожалению, я сознаю, что вы правы, хотя я дорого дал бы за то, чтобы иметь возможность сказать противное. Впрочем, я думаю, эта ночь будет для нас спокойной.

– Для корабля и даже для шлюпки, но не для плота, особенно, такого, как наш. Видите, он расшатывается от малейшей волны.

– Вижу, капитан, что вы не шутите. Вполне согласен с вами, что наше положение едва ли может быть хуже, и что у нас остается одна надежда – на бригантину.

– Но как она будет искать плот, о существовании которого ничего не знает?

– Я глубоко верю в ее бдительность…

– Единственно, что мы можем еще сделать для спасения, это снять лишний груз с нашего плота да закрепить его покрепче.

Пенитель согласился с этим. Множество мелких снастей, мешавших свободному ходу плота, а также железные рейки, прикрепленные к реям, полетели в воду. Это значительно облегчило плот, который теперь мог лучше поддерживать своих пассажиров.

Тем временем Пенитель с помощью своих двух молчаливых и дисциплинированных матросов занимался скреплением и перестановкой разных обломков снастей с целью придания плоту возможной прочности.

Альдерман и Франсуа помогали ему по мере сил и способностей.

Когда же работа была закончена, подошедший Лудлов молча признал, что все возможное, чтобы отдалить минуту катастрофы, было сделано. Никто не говорил ни слова. Среди глубокой тишины слышалось только ровное дыхание матросов, которые, несмотря на весь ужас своего положения, крепко заснули, утомившись от трудов.

Когда наступил рассвет, каждый старался ориентироваться в своем положении, пытаясь узнать, на что можно надеяться и чего надо опасаться.

Океан был спокоен, хотя широкое волнение, так свойственное ему, заставляло предполагать, что земля была далеко. В этом скоро все убедились, когда дневной свет прогнал остатки ночи. Кругом, насколько только хватал глаз, простиралась темная водная гладь.

Вдруг крик радости вылетел из груди Сидрифта и заставил повернуть взоры всех на запад. Прошло еще немного времени, и все бывшие на плоту увидали вдали чуть заметные паруса, блестевшие при свете утра.

– Это французский фрегат! – заметил контрабандист. – Надо сознаться, что хотя француз и враг, но ему не чуждо чувство сострадания.

– Вероятно, это он, так как наша судьба не тайна для них! – ответил Лудлов. – К несчастью, мы ушли от него слишком далеко. Да, те, которым еще недавно мы так дорого продавали свою жизнь, теперь исполняют долг гуманности.

– А вот дальше и разбитый корвет, видите, под ветром? Блестящий мотылек обжег свои крылышки и не может лететь по своей воле. Таков уж удел человека. Он пользуется своими силами, чтобы самому уничтожить средства, необходимые для его же безопасности.

– Не правда ли, незнакомец маневрирует в благоприятном для нас направлении? – спросила капитана Алида, стараясь прочесть в его глазах ответ на свой вопрос.

Лудлов и Пенитель напряженно всматривались в далекое судно. Через минуту они в один голос ответили, что фрегат направляется прямо на них.

Это известие значительно ободрило путешественников, а негритянка, не сдерживая своей южной натуры, разразилась шумными восклицаниями восторга.

Чтобы дать знать о себе незнакомцу, привязали несколько белых платков к шесту, футов в двадцать длиною, и этот импровизированный флаг подняли над плотом, после чего все терпеливо стали ожидать результатов.

С каждой минутой корабль становился виднее. Скоро можно было различить людей, стоявших на реях. Наконец корабль приблизился на пушечный выстрел.

– Мне не нравятся его маневры! – заметил, нахмурив брови, Пенитель. – Он как-будто хочет бросить свои поиски. Если бы он продолжал итти этим курсом еще хотя бы десять минут!

– Нельзя ли как-нибудь дать знать ему о нас? – вмешался альдерман. – Мне кажется, что сильный мужчина способен подать свой голос и на такое расстояние, особенно, если от этого зависит его спасение.

Оба моряка отрицательно покачали головой. Но альдерман, нисколько не смущаясь этим, побуждаемый угрожающей опасностью, издал зычный крик, к которому постепенно присоединились оба матроса, а потом и Лудлов. Кричали до тех пор, пока не охрипли.

Несмотря на то, что марсовые с французского фрегата, как можно было с уверенностью предположить, избороздили вдоль и поперек поверхность океана, не было видно никаких признаков, что плот ими был замечен. Корабль продолжал, однако, приближаться и находился теперь на расстоянии, не превышавшем половину английской мили.

Вдруг он свернул в сторону, повернувшись к плоту бортом. Было ясно, что он отказался от дальнейших поисков. Заметив эту печальную истину, Лудлов в тревоге закричал:

– Кричите все разом! Это наше последнее средство!

Раздались дружные восклицания. Один Пенитель не принимал участия в общем хоре. Скрестив на груди руки, он с печальной улыбкой наблюдал, как напрасно надсаживались его друзья.

– Вы добросовестно старались, – сказал он, когда крики замолкли, – но не успели в своей попытке. Оно и понятно: шум волн и командные слова на корабле могли заглушить и более сильный звук. Я не хочу давать вам напрасной надежды, но все-таки сделаю с своей стороны попытку.

С этими словами, приставив руку в виде рупора, Пенитель испустил такой оглушительный крик, что казалось невозможным, чтобы на корабле не услыхали его. Трижды повторил он свой сигнал, хотя с каждым разом слабее.

– Они слышат! – вскричала Алида. – Я вижу какое-то движение в парусах!

– Это просто крепчает ветер, надувая их сильнее! – печально ответил Лудлов. – С каждым мгновением они удаляются от нас все дальше и дальше.

Увы! Это было так. Еще с полчаса наши друзья с тоскою смотрели вслед уходящему кораблю. Вдруг на последнем загрохотал выстрел. Распустив паруса, фрегат стал по ветру и полетел на юг, где виднелись в отдалении верхние паруса разбитого корвета. Исчезла последняя надежда на помощь со стороны неприятельского крейсера.

Тогда самые сильные духом поникли головою.

– Скверные предвестники, – пробормотал сквозь зубы Лудлов, обращая внимание Пенителя на темные плавники трех – четырех акул, время от времени начавших показываться на поверхности волн и притом совсем вблизи от плота. – Животные инстинктом чуют нашу беспомощность.

– Моряки, действительно, думают, что у этих чудовищ есть какой-то тайный инстинкт, почти безошибочно приводящий их к добыче. Роджерсон, – прибавил Пенитель, позвав одного матроса, – у тебя обыкновенно водятся в карманах рыболовные принадлежности. Нет ли у тебя чего-либо для этих прожорливых рыб?

Роджерсон вытащил крючок достаточной величины и привязал его вместо веревки к обрывку каната.

Приманкой послужил кусок кожи, снятой с одного из обломков снастей, и весь аппарат был брошен в воду. Голод увеличивал прожорливость чудовищ. Одно из них с быстротою молнии накинулось на воображаемую добычу. Толчок был так внезапен и силен, что несчастный матрос, не успевший выпустить из рук каната, полетел со скользкой доски, на которой стоял, прямо в море.

Все это произошло так неожиданно, что никто из присутствовавших не мог подать помощи.

Раздался пронзительный крик. Несчастный на один миг остановил на застывших от ужаса пассажирах свой потухший взор, в котором выражалась предсмертная тоска и нечеловеческий ужас. В следующее мгновение он исчез, и в то же время волны над ним окрасились в красный цвет. Исчезли и прожорливые чудовища, и только темное пятно на поверхности воды, недалеко от неподвижного плота, служило грозным напоминанием того, какая участь ожидает и оставшихся в живых пассажиров.

– Какая страшная сцена! – сказал, невольно содрогаясь, Лудлов.

– Парус! – вскричал Пенитель.

Радостно отозвалось в сердцах всех это единственное слово после той драмы, которая только-что произошла на их глазах.

– Моя храбрая бригантина ищет нас!

– О, если бы она имела больше удачи, чем ее предшественник, недавно покинувший нас!

Взоры всех впились в белое отдаленное облачко, в котором Пенитель так уверенно признал «Морскую Волшебницу». Только моряк может так угадывать. С плота виднелись лишь верхушки парусов, ничего другого нельзя было различить на таком далеком расстоянии. Направление бригантины было не вполне благоприятное для наших скитальцев, так как корабль виднелся под ветром. Тем не менее Пенитель и Лудлов уверили своих спутников, что судно обнаруживает намерение итти против ветра.

Следующие два часа протекли бесконечно долго. С замиранием сердца друзья наблюдали движения бригантины. Они сознавали, насколько их спасение зависело от самых разнообразных и случайных обстоятельств, и каждое это обстоятельсто отмечалось в их сознании с невыразимой тревогой. Наступил штиль, и бригантина, равно как и плот, должна будет отдаться неведомым морским течениям. Переменись ветер, и они могут разойтись, один другого не замечая. Усиление ветра повлекло бы за собою вероятную гибель хрупкого плота, даже прежде, чем подоспела бы помощь. Наконец, можно было бы предполагать, что моряки бригантины, узнав об участи «Кокетки», сочтут погибшими и тех, кто покинул ее.

Но все как-будто благоприятствовало спасению. Ветер продолжал дуть ровный и спокойный. Притом намерение бригантины пройти мимо них было так очевидно, что надежда опять воспрянула в них.

Корабль, продолжая итти под ветром, настолько приблизился к плоту, что даже незначительные подробности в снастях его виднелись теперь отчетливо.

– Мои верные матросы ищут нас! – вскричал контрабандист в порыве сильнейшего волнения. – Они скорее обойдут весь берег, чем покинут нас.

– Они проходят мимо! Поднимите выше флаг! Они, может-быть, заметят его!

Маленький флаг развернулся, и через несколько минут самого жгучего ожидания несчастные с ужасом увидели, что и эта последняя надежда покидает их.

Бригантина прошла уже мимо и виднелась довольно далеко впереди, не давая никакой надежды на возвращение. Тут у самого Пенителя упало сердце.

– Я боюсь не за себя, – сказал он со скорбью. – Моряку не все ли равно, в каком море он встретит свою холодную могилу! Но для тебя, дорогая Эдора, я желал бы другой участи, – обратился он к Сидрифту. – Ах, бригантина поворачивается! «Волшебница» чувствует, где ее дети!

Бригантина остановилась на несколько минут, затем повернулась к плоту.

– Если она и теперь не заметит нас, мы погибли безвозвратно! – сказал Пенитель, делая знак своим друзьям сохранять молчание.

Затем, приложив руку ко рту, он закричал, напрягая всю силу своей богатырской груди:

– Эй, «Морская Волшебница»! Эй!

Казалось, маленькое судно услышало голос своего командира, так как оно снова изменило курс в сторону плота.

– Эй, «Морская Волшебница»! Эй! – повторил Пенитель с еще большею силою.

– Алло!

Этот ответ донесся по ветру замирающим звуком. Направление бригантины вновь изменилось.

– «Морская Волшебница»! Эй! – закричал в третий раз Пенитель с неестественной силой, после чего бессильно опустился на бревно.

Эти слова еще звучали в ушах путешественников, как вдруг оглушительный крик потряс воздух. Момент спустя стройный нос бригантины повернулся к плоту и прямо направился к тому месту, где на волнах развевался его белый флаг.

Прошло не много времени, прежде чем красивое суденышко приблизилось к нашим друзьям, но для последних это время было исполнено и надежды, и невольных опасений.

Через несколько минут плот уносило течением по необъятному простору, но уже без пассажиров.

Первым чувством Пенителя, когда его ноги ступили на палубу бригантины, была, конечно, глубокая благодарность. Пройдя несколько шагов, он поднял взоры и с любовью опустил свою руку на кабестан. Потом он ласково улыбнулся стоявшему в ожидании приказаний экипажу и скомандовал с оттенком в голосе одновременно и авторитета, и радости:

– Распустить марселя! Натянуть шкоты у парусов! Пусть они будут так же плоски, как борт этого судна. Друзья мои, прикрепите сюда изображение нашей «Волшебницы»! Мы отправляемся к берегу.

Глава XXXIV

На следующий день утром открытые окна Луст-ин-Руста говорили о присутствии хозяина. Всюду господствовало оживление. Негры с обеспокоенными лицами бегали взад и вперед. Напротив, у тех, кто в данную минуту прохаживался перед виллой, замечалось выражение и счастья и в то же время какой-то затаенной печали.

В кабинете альдермана ван-Беврута происходил секретный разговор с контрабандистом.

– Мои минуты сочтены, – говорил моряк, выходя на середину кабинета и смотря прямо в лицо своему собеседнику. – Разговор наш должен быть краток. Я могу пройти проход только с приливом. К тому же вы должны согласиться, что я не могу оставаться здесь до той поры, пока недавние происшествия не сделаются достоянием всей провинции.

– Хвалю вашу осторожность. Как жаль, что теперь, когда крейсера «Кокетки» уже не существует на белом свете, вы не приготовили хорошенького груза.

– Я пришел к вам по другому делу. Между нами были отношения, о которых вам, кажется, угодно было позабыть, альдерман ван-Беврут?

– Вы разумеете ту незначительную ошибку, которая была допущена в последнем вашем счете? Я вновь проверил, все объяснилось, и ваша точность установлена так же хорошо, как в лучшем английском банке.

– Установлена или нет, но с теми, кто в ней сомневается, я не имею дел. Мой девиз – доверие, а главное правило – честность.

– Это именно то, что я хотел сказать, друг мой! Я не питаю ни малейшего недоверия к вам. Но вы знаете, точность есть душа торговли, подобно тому как барыш – цель ее. Что вы хотите от меня?

– Много лет назад альдерман ван-Беврут вступил в тайные торговые сношения с моим предшественником, которого он считал моим отцом, некоторый был им лишь по тем заботам, которые он расточал мне, сыну его друга.

– Признаюсь, последнее обстоятельство – новость для меня! – ответил коммерсант, опустив голову. – Но что касается первого, то действительно тому уже будет лет двадцать пять, и из них двенадцать – я веду сношения с вами. Не буду, конечно, утверждать, что за это последнее время операции мои были менее удачны. Барыши были сносные. Я становлюсь стар. Пора бросить опасную торговлю. Еще три – четыре дела, – и все будет покончено у нас.

– Это случится раньше, чем вы полагаете. Вероятно, история моего предшественника не секрет для вас. Изгнание его из флота Стюартов за то, что он не хотел подчиняться их тирании, приезд его в здешнюю колонию вместе с единственною своей дочерью и решение заняться свободной торговлей, как средством к существованию, не раз ведь служили темою наших разговоров.

– Гм! У меня добрая память лишь на то, что касается торговых дел, господин Пенитель, но я совершенно не помню прошлых событий. Тем не менее решаюсь сказать, что все, о чем вы говорили сейчас, действительно произошло.

– Вы знаете, что мой покровитель, покидая сушу, увез с собой все, что было при нем?

– Он увез добрую шхуну отборного табака, скрытого под балластом. Вот уж подлинно он не был обожателем разных там «Волшебниц» или элегантных бригантин. Зачастую королевские крейсеры принимали достойного купца за скромного рыболова.

– У каждого свой вкус. Но вы забыли упомянуть о самой драгоценной части груза!

– Может-быть, о тюках с куньим мехом? Этот товар в то время начал входить в цену.

– Я разумею его дочь.

Альдерман вздрогнул.

– У него в самом деле была дочь, у которой было преданное сердце, – в смущении промолвил он, – он она умерла, говорили вы, в морях Италии. Отца я не видел со времени последнего приезда его. дочери к нашем берегам.

– Она умерла на одном из островов Средиземного моря к величайшему горю ее друзей, имевших, впрочем, утешение найти второй ее образ в лице ее… дочери.

Альдерман в глубокой тревоге поднялся со своего места.

– Ее дочь? – медленно повторил он.

– Да, дочь, повторяю еще раз. Эдора и есть именно дочь этой несчастной женщины. Должен ли я вам назвать имя отца?

Альдерман затрепетал всем телом и, закрыв лицо руками, опустился бессильно в кресло.

– Где доказательство? – пробормотал он наконец.

– Вот!

Альдерман взял документ, поданный ему собеседником, и наскоро пробежал его глазами. Это было письмо, написанное альдерману матерью Эдоры вскоре после ее рождения.

Слова умирающей были трогательно нежны. Упреков и в помине не было. Все письмо ее было проникнуто прощением. Она извещала Миндерта о рождении его дочери. Оставляя дочь на попечение отца, умирающая поручала свое дитя любви и заботам Миндерта…

– Почему вы так долго скрывали от меня эту тайну? – спросил взволнованный коммерсант. – Зачем, скажите, легкомысленная голова, вы заставили меня играть недостойную роль перед глазами моей же собственной дочери?

– Рождение Эдоры было скрыто по воле деда. Быть-может, это было сделано вследствие негодования, а может-быть, из чувства гордости. Если же причиною была любовь, то с своей стороны молодая девушка могла вполне оправдать ее.

– С какого времени Эдора знает правду о себе?

– Лишь недавно. После смерти нашего общего друга молодая девушка была отдана на мое попечение. Вот уже год, как она знает, что она не сестра мне. До сих пор она думала, как и вы, что она и я происходим от одного отца. Необходимость часто заставляла меня держать ее на бригантине.

– Вот заслуженное наказание за мою ошибку! – пробормотал альдерман. Контрабандист сделал шаг вперед.

– Альдерман ван-Беврут! – произнес он сурово. – Вы получите свою дочь из моих рук такою же, какою была ее мать в ту пору, когда отец привез ее под ваш кров. Мы, контрабандисты, имеем собственные понятия о том, что хорошо и что худо. Но самое чувство благодарности, если уже не мои принципы, обязывало меня быть покровителем дочери моего благодетеля, а не оскорбителем ее.

– Благодарю вас, благодарю от всей души! – с живостью вскричал альдерман. – Я приму свою дочь и дам ей приданое, с которым она может сделать выгодную партию.

– Вы можете выдать ее за своего любимца-патрона! – спокойно, но с оттенком печали ответил Пенитель. – Она более чем достойна его. Молодой человек согласен на этот брак, так как ему известно все, касающееся Эдоры. Я подумал об этом браке еще тогда, когда судьба привела его на мою бригантину.

– Вы, право, слишком честный человек для этого скверного мира, господин Пенитель! Идите, покажите мне эту очаровательную парочку, чтобы я дал ей свое благословение.

Контрабандист медленно повернулся и, растворив двери, сделал кому-то знак войти.

В комнату вошла Алида, ведя за руку Сидрифта, на этот раз одетого в женское платье. Альдерману часто приходилось видеть мнимую сестру Пенителя, но никогда еще она не казалась ему столь прелестною, как в данную минуту. Ее фальшивые бакенбарды были теперь сняты и обнаружили удивительную свежесть лица, несмотря на действие солнечных лучей, которым оно по необходимости должно было подвергаться. Густые локоны черных шелковистых волос рассыпались в живописном беспорядке по ее плечам, окаймляя ее веселое и шаловливое личико, обнаруживавшее, однако, доброту и задумчивость.

Чудную парочку представляли обе молодые девушки… При взгляде на них в сердце альдермана одну минуту любовь дяди боролась с новым чувством, овладевшим им. Но голос природы был слишком властен, чтобы можно было противиться ее зову. Подозвав свою дочь, старый коммерсант склонил на ее плечо свою седеющую голову и заплакал, как ребенок, слезами радости.

Два часа спустя все собрались на берегу бухты Коув в тени векового дуба. Бригантина виднелась в бухте под несколькими парусами.

От нее отчалила и скоро пристала к берегу лодка. В ту же минуту около нее на берегу выросла стройная фигура Пенителя. Протянув руку, он помог Зефиру выйти из лодки.

– Мальчик будет счастлив здесь! – сказал Лудлов. – Алида и Эдора научат его обычаям и привычкам этой простой и патриархальной страны.

– Боюсь, как бы он не начал тосковать по «Морской Волшебнице», – возразил Пенитель. – Капитан Лудлов, есть у меня еще одна обязанность, которою я не должен пренебречь, хотя вы, может-быть, и не поверите чистоте моих побуждений. Я слышал, что Алида де-Барбри отдала вам свою руку?

– Да, я счастлив…

– Вы не спрашивали у нее объяснений по поводу, помните, загадочного исчезновения. Ваша благородная доверчивость заслуживает быть вознагражденною. Я прибыл к вашим берегам исключительно с той целью, чтобы восстановить права Эдоры на имущество ее отца. Сначала я опасался противодействия со стороны Алиды, но скоро мне пришлось приятно обмануться в своих ожиданиях. Она была похищена из своего павильона моими агентами и пленницей перевезена на бригантину.

– Я уже раньше догадывался, что ей известна история ее кузины, и что она согласилась принять участие в ее возвращении к друзьям…

– И вы только отдали должное ее беспристрастию. Чтобы побудить Алиду извинить мою смелость, а с другой стороны, – и с целью успокоить ее тревогу, я сообщил ей тайну Эдоры. Тут и Эдора в первый раз узнала всю правду о себе. В лице же Алиды мы приобрели благородную и великодушную союзницу вместо мстительной соперницы.

– Я так и знал, что Алида – воплощенное великодушие! – в восторге вскричал Лудлов, поднося руку зардевшейся, девушки к своим губам. – Потеря имущества на самом деле приобретение, так как благодаря ей я узнал все лучшие качества моей невесты.

– Тс! – прервал альдерман. – Зачем так громко говорить о потере, какого бы рода она ни была? Конечно, надо подчиняться тому, чего требует справедливость. Но к чему объявлять во всеуслышание, много или мало приданого дается за такой-то молодой девицей?

– Потеря состояния будет возмещена! – ответил контрабандист. – Эти мешки полны золота. Приданое моей воспитанницы будет вручено тотчас же, как она сделает свой выбор.

– Успех и благоразумие! – вскричал коммерсант. – Подобная предусмотрительность весьма похвальна, господин Пенитель! Эти деньги, надеюсь, на законном основании переходят к Эдоре от ее дяди?

– Конечно!

– Воспользуюсь кстати этой минутой, чтобы коснуться одного важного для меня вопроса. Я слышал, ван-Стаатс, что союз, который раньше предполагался, вами отвергнут?

– Признаюсь, холодность прекрасной Алиды разрушила мою любовь! – ответил молчаливый патрон, вообще заговаривавший лишь тогда, когда того требовали обстоятельства.

– Еще я слышал, что вы пробыли две недели с моею дочерью на бригантине, и за это время ваши чувства к ней вполне определились?

– Войти в вашу семью, ван-Беврут, моя мечта!

– Эдора, дитя мое! Этот джентльмен мой особенный друг, и я поручаю его твоему вниманию. Вы уже несколько знакомы между собой. С целью лучше узнать друг друга вы останетесь здесь вместе на один месяц. Больше я ничего не могу пока сказать.

Молодая девушка, к которой относились слова альдермана, попеременно краснела и бледнела, ее выразительное личико меняло оттенки подобно итальянскому облаку. Тем не менее она продолжала хранить упорное молчание.

– Вы только-что так кстати приподняли покрывало, скрывавшее до сих пор тайну, сильно меня беспокоившую! – сказал Лудлов, обращаясь к Пенителю. – Не можете ли заодно сказать, от кого это письмо получено мною?

При этих словах черные глаза Эдоры внезапно сверкнули. Она посмотрела на Пенителя и улыбнулась.

– Это одна из тех женских проделок, которые практиковались на моем судне! – ответил Пенитель. – Мы думали, что командир королевского крейсера, заинтригованный неизвестной корреспонденткой, будет менее ретиво следить за нашими действиями.

– И этот прием проделывался неоднократно?

– Признаюсь. Однако, мне надо спешить. Через несколько минут начнется отлив, и проход сделается невозможным. Эдора, надо же нам решить судьбу этого мальчика. Вернется ли он на море или проведет свою жизнь в борьбе со случайностями, составляющими удел сухопутных жителей?

– Кто этот мальчик? – спросил альдерман.

– Дитя, одинаково дорогое нам обоим, – ответил контрабандист. – Его отец был моим искренним другом, а мать его долгое время ухаживала за Эдорой в пору ее детства. До сих пор мы оба посвящали ему свои заботы. Пусть же теперь он сам сделает выбор между нами!

– Он не покинет меня! – порывисто произнесла встревоженная Эдора. – Ты мой приемный сын. Никто, кроме меня, не может руководить твоим юным умом. Ты нуждаешься в женской нежности, Зефир, и ты ведь не захочешь покинуть меня?

Мальчик взглянул на волнующуюся Эдору, потом остановил нерешительный взгляд на спокойных чертах Пенителя.

– Мы отправимся в море, – сказал он, – а когда вернемся сюда, привезем много любопытных вещей, Эдора! Прощай же пока, Эдора! – произнес он, целуя ее.

– Эдора, прощай! – произнес мужественным и печальным голосом Пенитель. – Дольше медлить я не могу. И без того мои люди проявляют признаки нетерпения. Если мне суждено в последний раз видеть этот берег, то ты, надеюсь, не забудешь тех, с кем столько времени разделяла и горе, и радости?

– Погодите минутку! Не покидайте нас так скоро! Оставьте мне это дитя. Не говоря уже о скорби, которую я испытываю, оставьте мне его, как память о прошлом!

– Мой час пришел. Бриз свежеет, и мне пора уходить!

Молодая девушка растерянно осмотрелась. Казалось, она прощалась со всеми радостями твердой земли.

– Куда же вы отправляетесь? – спросила она глухим голосом. – Когда возвратитесь?

– Это зависит от судьбы. Мое возвращение может быть надолго отсрочено. Может-быть, я даже совсем не вернусь. Итак, прощай, Эдора! Будь счастлива со своими друзьями, которых нашла!

В глазах молодой девушки снова мелькнуло растерянное выражение. Схватив протянутую руку Пенителя, она с силою сжала ее в своих руках, почти не сознавая того, что делала. Потом, опустив эту руку, она бросилась к Пенителю и судорожно обвила руками его шею.

– Мы уедем вместе! Я – твоя, возьми меня! – вскричала она.

– Ты сама не знаешь, что говоришь, Эдора! – возразил Пенитель, едва сдерживая волнение. – У тебя здесь отец, друзья, будет муж.

– Оставьте меня! – в исступлении закричала молодая девушка, отмахиваясь от Алиды и патрона, когда последние подошли как бы для того, чтобы удержать ее от опрометчивого шага.

Контрабандист освободился из объятий Эдоры. С гигантскою силою он приподнял одной рукой девушку.

– Подумай, – сказал он, – ты хочешь итти за осужденным, человеком вне закона!..

– Я хочу быть с тобой!

– Иметь жилищем корабль, пуститься по бурному океану!..

– Твое жилище будет и моим. Я хочу подвергаться тем же опасностям, которые будут угрожать и тебе!

Крик радости и гордости вырвался у Пенителя.

– Так ты в самом деле моя! – вскричал он. – Что значат права твоего отца перед таким чувством! Буржуа, прощай! Я буду обращаться с твоей дочерью более честно, чем ты – с дочерью моего благодетеля.

С этими словами Пенитель поднял свою подругу, как перышко, и, несмотря на порывистое движение Лудлова и патрона, старавшихся удержать их, он сбежал со своей дорогой ношей к лодке. Секунду спустя они уже были на воде, и юный Зефир с торжествующим видом махал своей матросской шапочкой.

Бригантина, как-будто сознавая, что произошло, быстро повернулась и, прежде чем стоявшие на берегу успели опомниться, лодка уже повисла на ее талях. На корме бригантины стоял Пенитель. Одной рукой он обнимал Эдору, а другой посылал прощальный привет группе, неподвижно стоявшей на берегу. Молодая девушка, все еще взволнованная, с своей стороны посылала издали последнее «прости» Алиде и своему отцу.

Наклонившись на бок под влиянием ветра, бригантина вышла на средину пролива и понеслась по направлению к открытому морю, оставляя за собой длинную пенившуюся полосу воды…