Текст книги "Избранные сочинения в 9 томах. Том 1 Зверобой; Последний из могикан"

Автор книги: Джеймс Фенимор Купер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 58 страниц) [доступный отрывок для чтения: 21 страниц]

Пауза длилась несколько минут, в течение которых Зверобой и индеец совещались на делаварском наречии. Затем они снова взялись за весла, стараясь по возможности не производить шума. Ковчег медленно направился на запад, к вражескому лагерю. Подплыв на близкое расстояние к берегу, где мрак был особенно густой, судно простояло на месте около часа в ожидании Хетти. Охотник и индеец полагали, что, как только девушка решит, что ей больше не грозит преследование, она направится именно в эту сторону. Однако и этот маневр не удался. Ни единый звук, ни единая промелькнувшая по воде тень не указывали на приближение пироги. Разочарованный этой неудачей и сознавая, как важно вернуться в крепость, прежде чем она будет захвачена неприятелем, Зверобой направил судно обратно к «замку», с беспокойством думая, что его старания овладеть всеми пирогами, находившимися на озере, будут сведены на нет неосторожным поступком слабоумной Хетти.

Г л а в а X

Но в этой дикой чаще

Кто может глазу доверять иль уху?

Скалистые провалы и пещеры

На шелест листьев, крики птиц ночных,

Треск сучьев резкий, завыванья ветра

Протяжным отвечают эхом.

Джоанна Бэйлли

[46]46
  Перевод Л. Рубинштейна


[Закрыть]

Страх и в то же время расчет побудили Хетти положить весло, когда она поняла, что преследователи не знают, в каком направлении им двигаться. Она оставалась на месте, пока ковчег плыл к индейскому лагерю. Потом девушка снова взялась за весло и осторожными ударами погнала пирогу к западному берегу. Однако, желая обмануть преследователей, которые, как она правильно угадала, вскоре сами приблизились к этому берегу, Хетти направилась несколько дальше к северу, решив высадиться на мысе, который выдавался далеко в озеро, приблизительно в одной миле от истока.

Впрочем, она хотела не только замести следы: при всей своей простоте Хетти Хаттер была одарена от природы инстинктивной осторожностью, которая так часто свойственна слабоумным. Девушка отлично понимала, что прежде всего надо не дать ирокезам возможности захватить пирогу. И давнее знакомство с озером подсказало ей, как проще всего сочетать эту важную задачу с ее собственным замыслом.

Как мы уже сказали, мыс, к которому направилась Хетти, выдавался далеко в воду. Если пустить оттуда пирогу по течению в то время, когда дует южный ветерок, то, судя по всему, эта пирога должна была, плывя прямо от берега, достигнуть «замка», стоявшего с подветренной стороны. Хетти решила так и поступить.

Не раз наблюдая за движением бревен, проплывавших по озеру, она знала, что на рассвете ветер обычно меняется, и не сомневалась, что если даже пирога и минует в темноте «замок», то Зверобой, который утром, несомненно, будет внимательно осматривать в подзорную трубу и озеро и его лесистые берега, успеет остановить легкое суденышко, прежде чем оно достигнет северного побережья.

Девушке понадобилось около часа, чтобы добраться до мыса. И расстояние было порядочное, да и в темноте она гребла не так уверенно. Ступив на песчаный берег, она уже собиралась оттолкнуть пирогу и пустить ее по течению. Но не успела она еще этого сделать, как вдруг услышала тихие голоса, казалось доносившиеся со стороны деревьев, которые высились позади нее. Испуганная неожиданной опасностью, Хетти хотела снова прыгнуть в пирогу, чтобы искать спасения в бегстве, как вдруг ей почудилось, что она узнает мелодичный голос Джудит. Наклонившись над водой, чтобы лучше слышать, Хетти поняла, что ковчег приближается с юга и непременно пройдет мимо мыса, ярдах в двадцати от того места, где она стояла. Это было все, чего она желала; пирога поплыла по озеру, оставив ее на узкой береговой полоске.

Совершив этот самоотверженный поступок, Хетти не сочла нужным удалиться. Деревья со склонившимися ветвями и кустарники могли бы скрыть ее даже при полном дневном свете, а в темноте там ничего нельзя было разглядеть даже на расстоянии нескольких футов. Кроме того, ей достаточно было пройти каких-нибудь два десятка шагов, чтобы углубиться в лес. Поэтому Хетти не двинулась с места, в тревоге ожидая последствий своей уловки и решив окликнуть пассажиров ковчега, если они проплывут мимо, не заметив пирогу.

На ковчеге снова подняли парус. Зверобой стоял на носу рядом с Джудит, а делавар – у руля. По-видимому, судно подошло слишком близко к берегу в соседнем заливе в надежде перехватить Хетти. И теперь беглянка совершенно ясно расслышала, как молодой охотник приказал своему товарищу изменить направление, чтобы не натолкнуться на мыс.

– Держи дальше от берега, делавар, – в третий раз повторил Зверобой по-английски, чтобы и Джудит могла его понять, – держи дальше от берега, мы здесь зацепились за деревья, и надо высвободить мачту из ветвей… Джудит, вот пирога!

Он произнес последние слова с величайшей серьезностью и тотчас же схватился за ружье. Догадливая девушка мигом сообразила, в чем дело, и сказала своему спутнику, что пирога эта, наверное, та самая, в которой бежала ее сестра.

– Поворачивай баржу, делавар! Правь прямо, как летит пуля, пущенная в оленя… Вот так, готово!

Пирогу схватили и привязали к борту ковчега, спустили парус и остановили ковчег при помощи весел.

– Хетти! – крикнула Джудит. В ее голосе звучали любовь и тревога. – Слышишь ли ты меня, сестра? Ради бога, отвечай, чтобы я еще раз могла услышать твой голос! Хетти, милая Хетти!

– Я здесь, Джудит, здесь, на берегу! Не стоит гнаться за мной, я все равно спрячусь в лесу.

– О, Хетти, что ты делаешь! Вспомни, что скоро полночь, а по лесу бродят минги и хищные звери.

– Никто не причинит вреда бедной полоумной девушке, Джудит. Я иду помочь моему отцу и бедному Гарри Непоседе. Их будут мучить и убьют, если никто не позаботится о них.

– Мы все заботимся о них и завтра начнем с индейцами переговоры о выкупе. Вернись обратно, сестра! Верь нам, мы умнее тебя и сделаем для отца все, что только возможно.

– Знаю, что вы умнее меня, Джудит, ведь я очень глупа. Но я должна идти к отцу и бедному Непоседе. А вы со Зверобоем удерживайте замок. Оставьте меня на милость божию.

– Бог с нами везде, Хетти: и на берегу и в замке. Грешно не надеяться на его милость. Ты ничего не сможешь сделать в темноте – ты собьешься с дороги в лесу и погибнешь от голода.

– Бог не допустит, чтобы это случилось с бедной девушкой, которая идет спасать своего отца. Я постараюсь найти дикарей.

– Вернись только на эту ночь. Утром мы высадим тебя на берег и позволим тебе действовать по-твоему.

– Ты так говоришь, Джудит, и так ты думаешь, но не сделаешь. Твое сердце оробеет, и ты будешь думать только о томагавках и ножах для скальпировки. Кроме того, я хочу сказать индейскому вождю кое-что, и все наши желания исполнятся; я боюсь, что могу позабыть это, если не скажу тотчас же. Ты увидишь, он позволит отцу уйти, как только услышит мои слова.

– Бедная Хетти! Что можешь ты сказать свирепому дикарю, чтобы заставить его отступиться от кровожадных замыслов?

– Я скажу ему слова, которые напугают его и заставят отпустить нашего отца, – решительно ответила простодушная девушка. – Вот увидишь, сестра, он будет послушен, как ребенок.

– А не скажете ли вы мне, Хетти, что вы собираетесь там говорить? – спросил Зверобой. – Я хорошо знаю дикарей и могу представить себе, какие слова способны подействовать на их кровожадную натуру.

– Ну хорошо, – доверчиво ответила Хетти, понижая голос. – Хорошо, Зверобой, вы, по-видимому, честный и добрый молодой человек, и я вам все скажу. Я не буду говорить ни с одним из дикарей, пока не окажусь лицом к лицу с их главным вождем. Пусть донимают меня расспросами, сколько им угодно. Я ничего не отвечу, а буду только требовать, чтобы меня отвели к самому мудрому и самому старому. Тогда, Зверобой, я скажу ему, что бог не прощает убийства и воровства. Если отец и Непоседа отправились за скальпами, то надо платить добром за зло: так приказывает библия, а кто не исполняет этого, тот будет наказан. Когда вождь услышит мои слова и поймет, что это истинная правда, – как вы полагаете, много ли времени ему понадобится, чтобы отослать отца, меня и Непоседу на берег против замка, велев нам идти с миром?

Хетти, явно торжествуя, задала этот вопрос. Затем простодушная девушка залилась смехом, представив себе, какое впечатление произведут ее слова на слушателей. Зверобой был ошеломлен этим доказательством ее слабоумия. Но Джудит хотела помешать нелепому плану, играя на тех же чувствах, которые его породили. Она поспешно окликнула сестру по имени, как бы собираясь сказать ей что-то очень важное. Но зов этот остался без ответа.

По треску ветвей и шуршанию листьев было слышно, что Хетти уже покинула берег и углубилась в лес. Погоня за ней была бы бессмысленна, ибо изловить беглянку в такой темноте и под прикрытием такого густого лиственного покрова было, очевидно, невозможно; кроме того, сами они ежеминутно рисковали бы попасть в руки врагов.

Итак, после короткого и невеселого совещания они снова подняли парус, и ковчег продолжал плыть к обычному месту своих стоянок. Зверобой молча радовался, что удалось вторично завладеть пирогой, и обдумывал план дальнейших действий. Ветер начал свежеть, лишь только судно отдалилось от мыса, и менее чем через час они достигли «замка».

Здесь все оказалось в том же положении; чтобы войти в дом, пришлось повторить все сделанное при уходе, только в обратном порядке. Джудит в эту ночь легла спать одна и оросила слезами подушку, думая о невинном заброшенном создании, о своей подруге с раннего детства; горькие сожаления мучили ее, и она заснула, когда уже почти рассвело. Зверобой и делавар расположились в ковчеге. Здесь мы и оставим их погруженными в глубокий сон, честных, здоровых и смелых людей, чтобы вернуться к девушке, которую мы в последний раз видели среди лесной чащи.

Покинув берег, Хетти не колеблясь направилась в лес, подгоняемая боязнью погони. Однако под ветвями деревьев стояла такая густая тьма, что подвигаться вперед можно было лишь очень медленно. С первых же шагов девушка побрела наугад. К счастью, рельеф местности не позволил ей уклониться далеко в сторону от избранного направления. С одной стороны ее путь был обозначен склоном холма, с другой стороны проводником служило озеро. В течение двух часов подряд простосердечная, наивная девушка пробиралась по лесному лабиринту, иногда спускаясь к самой воде, а иногда карабкаясь по откосу. Ноги ее скользили, она не раз падала, хотя при этом не ушибалась. Наконец Хетти так устала, что уже не могла идти дальше. Надо было отдохнуть. Она села и стала спокойно готовить себе постель, так как привычная пустыня не страшила ее никакими воображаемыми ужасами. Девушка знала, что по всему окрестному лесу бродят дикие звери, но хищники, нападающие на человека, были редки в тех местах, а ядовитых змей не встречалось вовсе. Обо всем этом она не раз слышала от отца. Одинокое величие пустыни скорее успокаивало, чем пугало ее, и она готовила себе ложе из листьев с таким хладнокровием, как будто собиралась лечь спать под отцовским кровом.

Набрав ворох сухих листьев, чтобы не спать на сырой земле, Хетти улеглась. Одета она была достаточно тепло для этого времени года, но в лесу всегда прохладно, а ночи в высоких широтах очень свежи. Хетти предвидела это и захватила с собой толстый зимний плащ, который легко мог заменить одеяло. Укрывшись, она через несколько минут уснула так мирно, словно ее охраняла родная мать.

Часы летели за часами, и ничто не нарушало сладкого отдыха девушки. Кроткие глаза ни разу не раскрылись, пока предрассветные сумерки не начали пробиваться сквозь вершины деревьев; тут прохлада летнего утра, как всегда, разбудила ее. Обычно Хетти вставала, когда первые солнечные лучи касались горных вершин. Но сегодня она слишком устала и спала очень крепко; она только пробормотала что-то во сне, улыбнулась ласково, как ребенок в колыбельке, и, продолжая дремать, протянула вперед руку. Делая этот бессознательный жест, Хетти прикоснулась к какому-то теплому предмету. В следующий миг что-то сильно толкнуло девушку в бок, как будто какое-то животное старалось заставить ее переменить положение. Тогда, пролепетав имя «Джудит», Хетти наконец проснулась и, приподнявшись, заметила, что какой-то темный шар откатился от нее, разбрасывая листья и ломая упавшие ветви. Открыв глаза и немного придя в себя, девушка увидела медвежонка из породы обыкновенных бурых американских медведей. Он стоял на задних лапах и глядел на нее, как бы спрашивая, не опасно ли будет снова подойти поближе. Хетти обожала медвежат. Она уже хотела броситься вперед и схватить маленькое существо, но тут громкое ворчание предупредило ее об опасности. Отступив на несколько шагов, девушка огляделась по сторонам и невдалеке от себя увидела медведицу, следившую сердитыми глазами за всеми ее движениями. Дуплистое дерево, давшее когда-то приют пчелиному рою, недавно было повалено бурей, и медведица с двумя медвежатами лакомилась медовыми сотами, оказавшимися в ее распоряжении, не переставая в то же время ревниво наблюдать за своим третьим, опрометчивым малышом.

Человеческому уму непонятны и недоступны все побуждения, которые управляют действиями животных. Медведица, обычно очень свирепая, когда ее детеныши подвергаются действительной или мнимой опасности, в данном случае не сочла нужным броситься на девушку. Она оставила соты, подошла к Хетти футов на двадцать и встала на задние лапы, раскачиваясь всем телом с видом сварливого неудовольствия, но ближе не подходила. К счастью, Хетти не вздумала бежать. Поэтому медведица вскоре снова опустилась на все четыре лапы и, собрав детенышей вокруг себя, позволила им сосать молоко. Хетти была в восторге, наблюдая это проявление родительской нежности со стороны животного, которое, вообще говоря, отнюдь не славится сердечной чувствительностью. Когда один из медвежат оставил мать и начал кувыркаться и прыгать вокруг нее, девушка опять почувствовала сильнейшее искушение схватить его на руки и поиграть с ним. Но, снова услышав ворчание, она, к счастью, отказалась от этого опасного намерения. Затем, вспомнив о цели своего похода, она повернулась спиной к медведице и пошла к озеру, сверкавшему между деревьями. К ее удивлению, все медвежье семейство поднялось и последовало за ней, держась на небольшом расстоянии позади. Животные внимательно следили за каждым ее движением, как будто их чрезвычайно интересовало все, что она делала.

Таким образом, под конвоем медведицы и ее медвежат девушка прошла около мили, то есть по крайней мере втрое больше того, что могла бы пройти за это время в темноте. Потом она достигла ручья, впадавшего в озеро между крутыми, поросшими лесом берегами. Здесь Хетти умылась; утолив жажду чистой горной водой, она продолжала путь, освеженная и с более легким сердцем, по-прежнему в сопровождении своего странного эскорта. Теперь дорога ее лежала вдоль широкой плоской террасы, тянувшейся от самой воды до подножия невысокого склона, откуда начиналась вторая терраса с неправильными очертаниями, расположенная немного выше. Это было в той части долины, где горы отступают наискось, образуя начало низменности, которая лежит между холмами к югу от озера. Здесь Хетти и сама бы смогла догадаться, что она приближается к индейскому лагерю, если бы даже медведи и не предупредили ее о близости людей. Понюхав воздух, медведица отказалась следовать далее, хотя девушка не раз оборачивалась назад и подзывала ее знаками и даже своим детским, слабеньким голоском. Девушка продолжала медленно пробираться вперед сквозь кусты, когда вдруг почувствовала, что ее останавливает человеческая рука, легко опустившаяся на ее плечо.

– Куда идешь? – спросил торопливо и тревожно мягкий женский голос. – Индеец, краснокожий, злой воин – там!

Этот неожиданный привет испугал девушку не больше, чем присутствие диких обитателей леса. Правда, Хетти несколько удивилась. Но ведь она была уже отчасти подготовлена к подобной встрече, а существо, остановившее ее, казалось самым безобидным из всех когда-либо появлявшихся перед людьми в индейском обличье. Это была девушка немного старше Хетти, с улыбкой такой же ясной, как улыбка Джудит в ее лучшие минуты, с голосом, звучавшим, как музыка, и выражавшим покорную нежность, которая так характерна для женщины тех народов, где она бывает только помощницей и служанкой воина. Красота – не редкость среди американских туземок, пока на них не легли все тяготы супружества и материнства. В этом отношении первоначальные владельцы страны не многим отличаются от своих более цивилизованных преемников.

На девушке, так внезапно остановившей Хетти, была миткалевая мантилья, доходившая до талии; короткая юбка из голубой шерсти, обшитая золотым позументом, спускалась чуть ниже колен. Гамаши из той же ткани и мокасины из оленьей шкуры дополняли наряд индианки. Волосы, заплетенные в длинные черные косы, падали на плечи и на спину и были разделены пробором над низким гладким лбом, что смягчало выражение глаз, в котором хитрость сочеталась с простодушием. Лицо у девушки было овальное, с тонкими чертами, зубы ровные, белые. Голос у нее был нежный, как вздохи ночного ветерка, что вообще характерно для женщины индейской расы, но он был так замечателен в этом отношении, что девушке дали прозвище Уа-та-Уа, которое по-английски можно перевести: «Тише, о тише!»

Короче, это была невеста Чингачгука. Ей удалось усыпить бдительность своих похитителей, и она получила разрешение прогуливаться в окрестностях лагеря. Эта поблажка, впрочем, вполне соответствовала обычаям индейцев, к тому же они знали, что в случае бегства нетрудно будет отыскать девушку по следу. Следует также напомнить, что ирокезы, или гуроны, как правильнее называть их, не догадывались о том, что на озере появился ее жених. Да и сама она ничего об этом не знала.

Трудно сказать, кто из девушек обнаружил больше самообладания при этой неожиданной встрече – бледнолицая или краснокожая. Во всяком случае, Уа-та-Уа лучше знала, чего она хочет. Когда она была ребенком, ее отец долго служил как воин у колониального начальства. Сама она прожила несколько лет по соседству с фортом и выучилась английскому языку, на котором говорила отрывисто, как все индейцы, но совершенно бегло, и притом очень охотно, в отличие от большинства представителей своего племени.

– Куда идешь? – повторила Уа-та-Уа, ответив ласковой улыбкой на улыбку Хетти. – В той стороне злой воин. Добрый воин далеко.

– Как тебя зовут? – совсем по-детски спросила Хетти.

– Уа-та-Уа. Я не минг, я добрая делаварка – друг ингизов [47]47
  И н г и́ з – англичанин.


[Закрыть]. Минги жестокие, любят скальпы для крови; делавары любят для славы. Иди сюда, здесь нет глаз.

Уа-та-Уа повела свою новую подругу к озеру и спустилась на берег, чтобы укрыться под деревьями от посторонних взоров. Здесь девушки сели на упавшее дерево, вершина которого купалась в воде.

– Зачем ты пришла? – тревожно спросила молодая индианка. – Откуда ты пришла?

Со своей обычной простотой и правдивостью Хетти поведала ей свою историю. Она рассказала, в каком положении находится ее отец, и заявила, что хочет помочь ему и, если это возможно, добиться его освобождения.

– Зачем твой отец приходил в лагерь мингов прошлой ночью? – спросила индейская девушка с такой же прямотой. – Он знает – теперь военное время, и он не мальчик, у него борода. Шел – знал, что у ирокезов есть ружья, томагавки и ножи. Зачем он приходит ночью, хватает меня за волосы и хочет снять скальп с делаварской девушки?

Хетти от ужаса едва не упала в обморок.

– Неужели он схватил тебя? Он хотел снять с тебя скальп?

– Почему нет? Скальп делавара можно продать, как и скальп минга. Губернатор не знает разницы. Очень худо для бледнолицего ходить за скальпами. Не его обычай. Так мне всегда говорил добрый Зверобой.

– Ты знаешь Зверобоя? – спросила Хетти, зарумянившись от удивления и радости. – Я его тоже знаю. Он у нас в ковчеге с Джудит и делаваром, которого зовут Великим Змеем. Этот Змей тоже красивый и смелый воин.

Хотя природа одарила индейских красавиц темным цветом лица, щеки Уа-та-Уа покрылись еще более густым румянцем при этих словах, а ее черные, как агат, глаза засверкали живым огнем. Предостерегающе подняв палец, она понизила свой и без того тихий и нежный голос до едва слышного шепота.

– Чингачгук! – сказала она, произнося это суровое имя такими мягкими горловыми звуками, что оно прозвучало почти как музыка. – Его отец Ункас, великий вождь Махикани, самый близкий к старому Таменунду! Ты знаешь Змея?

– Он пришел к нам вчера вечером и пробыл со мной в ковчеге два или три часа, пока я не покинула их. Я боюсь, Уа-та-Уа, что он явился сюда за скальпами, так же как мой бедный отец и Гарри Непоседа.

– А почему бы и нет? Чингачгук – красный воин, очень красный, скальпы приносят ему славу. Он, конечно, будет искать их.

– В таком случае, – серьезно сказала Хетти, – он не менее жесток, чем все другие. Бог не простит краснокожему то, чего не прощает белому.

– Неправда! – возразила делаварская девушка с горячностью, граничащей почти с исступлением. – Говорю тебе, неправда! Маниту улыбается, когда молодой воин приходит с тропы войны с двумя, с десятью, с сотней скальпов на шесте! Отец Чингачгука снимал скальпы, дед снимал скальпы – все великие вожди снимали скальпы, и Чингачгук от них не отстанет.

– Тогда его должны мучить по ночам дурные сны. Нельзя быть жестоким и надеяться на прощение.

– Он не жесток, не за что его винить! – воскликнула Уа-та-Уа, топнув своей маленькой ножкой по песку и тряхнув головой. – Говорю тебе, Змей храбр. На этот раз он вернется домой с четырьмя – нет, с двумя скальпами.

– И для этого он пришел сюда? Неужели он отправился так далеко, через горы, долины, реки и озера, чтобы мучить своих ближних и заниматься этим гадким делом?

Этот вопрос сразу потушил загоревшийся было гнев оскорбленной индейской красавицы. Сперва она подозрительно оглянулась по сторонам, как бы опасаясь нескромных ушей, затем пытливо поглядела в лицо своей подруги и наконец с девической кокетливостью и женской стыдливостью закрыла лицо обеими руками и рассмеялась таким музыкальным смехом, что его следовало бы назвать мелодией лесов.

Впрочем, боязнь быть услышанной быстро положила конец этому наивному изъявлению сердечных чувств. Опустив руки, это порывистое существо снова пытливо уставилось в лицо подруги, как бы спрашивая, можно ли доверить ей важную тайну. Хетти не могла похвастать такой ослепительной красотой, как Джудит, но многие считали, что внешность младшей сестры больше располагала в ее пользу. На ее лице отражалась вся неподдельная искренность ее характера, и в то же время в нем не было неприятного выражения, которое часто бывает свойственно слабоумным. Повинуясь внезапному порыву нежности, Уа-та-Уа обняла Хетти с таким чувством, непосредственность которого могла сравниться только с его горячностью.

– Ты добрая, – прошептала молодая индианка, – ты добрая, я знаю. Так давно Уа-та-Уа не имела подруги, сестры, кого-нибудь, чтобы рассказать о своем сердце! Ты моя подруга, правда?

– У меня никогда не было подруги, – ответила Хетти, с непритворной сердечностью отвечая на горячие объятия. – У меня есть сестра, но подруги нет. Джудит любит меня, и я люблю Джудит. Но мне бы хотелось иметь и подругу. Я буду твоей подругой от всего сердца, потому что мне нравится твой голос, и твоя улыбка, и то, как ты судишь обо всем, если не считать скальпов…

– Не говори больше о скальпах, – ласково перебила ее Уа-та-Уа. – Ты бледнолицая, а я краснокожая – у нас разные обычаи. Зверобой и Чингачгук большие друзья, но у них неодинаковый цвет кожи, Уа-та-Уа и… Как твое имя, милая бледнолицая?

– Меня зовут Хетти, хотя в библии это имя пишется «Эсфирь».

– Почему? Нехорошо так. Совсем не надо писать имена. Моравские братья пробовали научить Уа-та-Уа писать, но я им не позволила. Нехорошо делаварской девушке знать больше, чем знает воин; это очень стыдно. Мое имя Уа-та-Уа, а я буду звать тебя Хетти.

Закончив к обоюдному удовольствию предварительные переговоры, девушки начали рассуждать о своих надеждах и намерениях. Хетти рассказала новой подруге более подробно обо всем, что она собиралась сделать для отца, а делаварка поделилась своими планами, связанными с появлением юного воина. Бойкая Уа-та-Уа первая начала задавать вопросы. Обняв Хетти за талию, она наклонила голову, заглядывая в лицо подруги, и заговорила более откровенно.

– У Хетти не только отец, но и брат, – сказала она. – Почему не говоришь о брате, а только об отце?

– У меня нет брата. Говорят, был когда-то, но умер много лет назад и теперь лежит в озере рядом с матерью.

– Нет брата, но есть юный воин. Любишь его, почти как отца, а? Очень красивый и храбрый; может быть вождем, если он такой, каким кажется.

– Грешно любить постороннего мужчину, как отца, и потому я стараюсь сдерживаться, – возразила совестливая Хетти, которая не умела скрывать свои чувства даже с помощью простых недомолвок, хотя ей было очень стыдно. – Но мне иногда кажется, что я не совладала бы с собой, если бы Непоседа чаще приходил на озеро. Я должна сказать тебе всю правду, милая Уа-та-Уа: я упала бы и умерла в лесу, если бы он об этом узнал.

– А почему сам не спросит? На вид такой смелый, почему не говорит так же смело? Юный воин должен спросить девушку: девушке не пристало говорить об этом первой. И у мингов девушки стыдятся этого.

Это было сказано горячо и с благородным негодованием, но не произвело особого впечатления на простодушную Хетти.

– О чем спросить меня? – встрепенулась она в сильнейшем испуге. – Спросить меня, люблю ли я его так же, как своего отца?! О, надеюсь, он никогда не задаст мне такой вопрос! Ведь я должна буду ему ответить, а это меня убьет.

– Нет, нет, не убьет, – возразила индианка, невольно рассмеявшись. – Быть может, покраснеешь, быть может, будет стыдно, но ненадолго; затем станешь счастливее, чем когда-либо. Молодой воин должен сказать девушке, что он хочет сделать ее своей женой; иначе она никогда не поселится у него в вигваме.

– Гарри не захочет жениться на мне. Никто и никогда не женится на мне.

– Почему ты знаешь? Быть может, каждый мужчина готов жениться на тебе, и мало-помалу язык скажет, что чувствует сердце. Почему никто не женится на тебе?

– Говорят, я слабоумная. Отец часто говорит мне это, а иногда и Джудит, особенно если рассердится. Но я верю не столько им, сколько матери. Она только раз сказала мне это. И при этом горько плакала, как будто сердце у нее разрывалось на части. Тогда я поняла, что я действительно слабоумна.

В течение целой минуты Уа-та-Уа молча глядела в упор па милую, простодушную девушку. Наконец делаварка поняла все; жалость, уважение и нежность одновременно вспыхнули в ее груди. Вскочив на ноги, она объявила, что немедленно отведет свою новую подругу в индейский лагерь, находившийся по соседству. Она внезапно переменила свое прежнее решение, так как была уверена, что ни один краснокожий не причинит вреда существу, которое Великий Дух обезоружил, лишив сильнейшего орудия защиты – рассудка.

В этом отношении почти все первобытные народы похожи друг на друга; Уа-та-Уа знала, что слабоумные и сумасшедшие внушают индейцам благоговение и никогда не навлекают на себя насмешек и преследований, как это бывает среди более образованных народов.

Хетти без всякого страха последовала за своей подругой. Она сама желала поскорее добраться до лагеря и нисколько не боялась враждебного приема.

Пока они медленно шли вдоль берега под нависшими ветвями деревьев, Хетти не переставала разговаривать. Но индианка, поняв, с кем имеет дело, больше не задавала вопросов.

– Но ведь ты не слабоумная, – говорила Хетти, – и потому Змей может жениться на тебе.

– Уа-та-Уа в плену, а у мингов чуткие уши. Не говори им о Чингачгуке. Обещай мне это, добрая Хетти!

– Знаю, знаю, – ответила Хетти шепотом, стараясь выразить этим, что понимает всю необходимость молчания. – Знаю: Зверобой и Змей собираются похитить тебя у ирокезов, а ты хочешь, чтобы я не открывала им этого секрета.

– Откуда ты знаешь? – торопливо спросила индианка; на один миг ей пришло в голову, что ее подруга далеко не так уж слабоумна, и это немножко раздосадовало ее. – Откуда ты знаешь? Лучше говорить только об отце и Непоседе; минг поймет это, а ничего другого он не поймет. Обещай мне не говорить о том, чего ты сама не понимаешь.

– Я это понимаю и должна говорить об этом. Зверобой все рассказал отцу в моем присутствии. И так как никто не запретил мне слушать, то я слышала все, как и тогда, когда Непоседа разговаривал с отцом о скальпах.

– Очень плохо, когда бледнолицые говорят о скальпах, очень плохо, когда молодые женщины подслушивают. Я знаю, Хетти, ты теперь любишь меня, а среди индейцев так уж повелось: чем больше любишь человека, тем меньше говоришь о нем.

– У белых совсем не так: мы больше всего говорим о тех, кого любим. Но я слабоумная и не понимаю, почему у красных людей это бывает иначе.

– Зверобой называет это обычаем. У одних обычай – говорить, у других обычай – держать язык за зубами. Твой обычай среди мингов – помалкивать. Если Хетти хочет увидеть Непоседу, то Змей хочет увидеть Уа-та-Уа. Хорошая девушка никогда не говорит о секретах подруги.

Это Хетти поняла и обещала делаварке не упоминать в присутствии мингов о Чингачгуке и о том, почему он появился на озере.

– Быть может, он освободит Непоседу, и отца, и меня, если ему позволят действовать по-своему, – прошептала Уа-та-Уа Хетти, когда они подошли уже настолько близко к лагерю, что могли расслышать голоса женщин, занятых работами по хозяйству. – Помни это, Хетти, и приложи два или даже двадцать пальцев ко рту. Без помощи Змея не бывать твоим друзьям на воле.

Она, конечно, не могла придумать лучшего средства, чтобы добиться молчания Хетти, для которой важнее всего было освобождение отца и молодого охотника. С невинным смехом бледнолицая девушка кивнула головой и обещала исполнить желание подруги. Успокоившись на этот счет, Уа-та-Уа не стала более мешкать и, нисколько не скрываясь, направилась к лагерю.