Текст книги "Месть Ронана"

Автор книги: Джеймс Бибби

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 20 страниц)

Существо уже переключило свое внимание обратно на Ронана, и воин почти парализованно таращился на два ядовитых клыка, что гипнотически зависли в считанных сантиметрах от его лица, когда болезненный вскрик Тусоны опять вернул его в чувство. Ронан смутно расслышал, как она выкликает его по имени, и вдруг понял, что она что-то ему швырнула. Выбросив левую руку в сторону, он пойман канцелярский штырь за деревянное основание и тем же самым движением всадил его в мохнатую глотку, сплошь заляпанную кровью. Существо зашипело от боли, и горячий плевок слетел с чешуйчатых губ в лицо Ронану. Счета-фактуры торчали под массивной нижней челюстью будто какие-то нелепые самодельные брыжи. Несколько секунд тварь недоверчиво глазела на воина, а затем с трудом раскрыла пасть, наглухо захлопнувшуюся от могучего удара Ронана, и ему стало видно, что покрытый кровью металлический стержень, пронзив зеленый язык, вошел твари в самое нёбо.

А затем медленно, почти неощутимо, лапа, которая держала Ронана за горло, ослабила хватку и стала соскальзывать вниз по его груди. Острые когти твари оставляли за собой полоску из четырех параллельных царапин. Красные глаза постепенно теряли свой блеск, точно угли затухающего костра. Наконец огромная голова поникла, и существо безжизненно осело на пол. Ронан какое-то время тупо на него глазел, а потом ткнул ногой. Существо не шевельнулось, и тогда Ронан перевел взгляд туда, где Тусона с мертвенно-бледным лицом сидела спиной к стене, монотонно изрыгая проклятия и обматывая чью-то чистую белую рубашку вокруг кровоточащего бедра. Затем он выглянул за дверь, где на беломраморном полу у конторки неподвижной грудой валялся Тарл, рядом осел мучительно собирал себя по кускам, ядовито бормоча что-то про мудаков, которые в разгар отчаянной схватки швыряются во врагов пирожными, после чего преспокойно ложатся прикорнуть. Тогда Ронан снова опустил взгляд на кошмарное существо, а затем поднял дрожащую руку, внимательно ее изучил, прежде чем устало соскользнуть по стене и сесть на пол.

– Могло быть и хуже, – пробормотал он себе под нос. – По крайней мере сюда только один такой забрел.

* * *

Часом позже, молчаливые и удрученные, друзья вернулись в вестибюль после напряженных поисков по всему отелю и его окрестностям. Всего они обнаружили двадцать три трупа, как персонала, так и постояльцев. Выжить удалось только заместителю директора, который, свернувшись калачиком, спал в бельевом шкафу. Они оставили его удовлетворенно мурлыкать на кухне радом с блюдечком молока, а сами, решив, что им потребуется что-то покрепче, направились в бар.

Ронан осторожно переступил через останки директора и бросил косой взгляд на мохнатое тело, покоившееся в кабинете. К его облегчению, тело по-прежнему было мертво, хотя после событий последних шести месяцев он ничуть бы не удивился, если бы клятская тварь встала и снова на него накинулась. В дальнем конце безмолвного коридора он распахнул дверь и подержал ее, дожидаясь, пока все остальные проковыляют мимо него в прохладную, тенистую роскошь коктейль-бара «Укокос». «Подходящее название, – подумал Ронан. – На вид мы теперь совсем как сборщики укокосов».

Тусона дохромала до мягкого кресла и осела в него, тогда как осел просеменил к обтянутой мешковиной кушетке у распахнутых дверей патио и со вздохом взобрался на пухлые подушки, после чего положил голову на валик и пустым взором уставился поверх пальм на мерцающий океан. Тарл устало проковылял за стойку и принялся изучать мириады бутылок и всевозможных флакончиков. Ронан, позволив двери захлопнуться, принялся мечом, который он обнаружил возле мертвого привратника и счел нужным позаимствовать, угрюмо отрубать листья большого комнатного растения в углу.

Возясь за стойкой бара, Тарл чувствовал, как его настроение постепенно поднимается. Старая магия знакомых запахов и названий начинала действовать. К тому времени, как он выстроил перед собой на стойке шесть требуемых бутылок и нашел в шкафчике под раковиной седьмую, он уже был почти как новенький. Да, на затылке у него вздулась шишка размером с укокос, а в висках пульсировала боль, но примерно с такой же болью Тарл столько раз просыпался по утрам, что теперь принимал ее почти как должное. Он взглянул на трех своих друзей. Они выглядели не счастливей людей, которые только-только очнулись от чудесного эротического сновидения и обнаружили, что в действительности они привязаны к столбам на арене Калазея и что какой-то гад как раз выпустил туда ленкатов. Ничего-ничего, он знал, как это исправить.

Стянув с верхней полки большой шейкер, Тарл принялся на глазок наливать туда жидкости из разных бутылок. Затем он потряс шейкер так энергично, как только позволяла его больная голова, после чего отвинтил крышку и разлил получившуюся грязно-пурпурную смесь в три высоких бокала и одну чистую пепельницу.

– Порядок, граждане, – провозгласил он. – Сейчас все ваши болячки будут излечены. Разбирайте лекарство.

Остальные приплелись к стойке со слабым энтузиазмом молодых орков по пути к ежегодному купанию. Тарл выставил два бокала вперед, пристроил пепельницу на полу перед Котиком, а затем повыше поднял свой бокал.

– Утром выпил – день свободен! – нараспев произнес он слова старинного оркского тоста, после чего энергично залудил коктейль, и остальные с неохотой последовали его примеру.

Несколько секунд никакой реакции не было. Позднее Тусона решила, что так вышло потому, что коктейль мгновенно заглушил все вкусовые ощущения, прежде чем они смогли хоть что-то такое почувствовать. Затем Ронан резко выдохнул – Тарл мог бы поклясться, что мимо него тут же пронеслась струя раскаленного воздуха – и бешено закашлялся. Тусона непременно похлопала бы его по спине, сумей она толком его разглядеть, но глаза ее почему-то собрались в кучку, а кроме того, она была слишком занята своим горлом, которое словно бы вдруг кто-то поджег. В целом впечатление было такое, как будто ты пьешь расплавленный свинец и при этом тебя методично колотят по затылку большой киянкой.

– Клят, Тарл! – только и сумела выдохнуть она. – Что это за клятская бормотень?

– Малость забористо? – ухмыльнулся Тарл, опять с энтузиазмом тряся шейкер. – Этот рецепт я нашел, когда работал в орквильском клубе «Голубой Бальрог». «Крутоверт» называется. Сидорский бренди дает ему крепость. Специальная дрянь с острова Венериче привносит горчинку. Тролльское розовое шампанское немного вспенивает, а жидкость для чистки раковин добавляет определенную изюминку. Когда у орков плохое настроение или страшный бодун, они используют его для поднятия тонуса.

Тусона уже собиралась заметить, что такие изюминки она в дерьме видала и что вместо того, чтобы поднимать тонус, это зелье дает тебе прямо под дых и сшибает на землю, но тут вдруг, к удивлению своему, поняла, что состояние ее необъяснимым образом улучшилось. Эффект киянки пропал, а жжение уменьшилось, оставляя лишь приятный жар в животе, как будто там поселился небольшой, но очень довольный дракончик. Она искоса глянула на Ронана, на лице у которого застыло изумленное выражение – примерно как у воина, внезапно атакованного невесть кем откуда-то изнутри. Впрочем, буквально на глазах напряжение уходило из его мышц, и он заметно расслаблялся. Наконец по лицу его медленно расползлась улыбка, и он испустил мощный вздох облегчения.

– Уже думал, тут мне и конец, – пробормотал он.

Тусона кивнула и погладила его по щеке.

– Никогда такой твари не видела, – вернулась она к предыдущему разговору. – Как думаешь, откуда она?

– Не знаю, – пробормотал Ронан, качая головой.

– А я знаю, – вмешался Тарл, разливая из шейкера по бокалам какую-то вязкую зелень. – Гебраль говорит, совет «Оркоубойной» опять за свое взялся. – Эффектно вытряхнув последние капли из шейкера в свой бокал, он взглянул на Тусону. – Ты сказала, у тебя было ощущение, будто эта тварь специально за Ронаном охотилась. Тогда это точно должны быть они. Кто бы еще позаботился такую первоклассную машину убийства к нему подослать? Ведь если бы не Ронан, они бы сейчас уже половиной всего Среднеземья владели. Нам следовало чего-то такого ожидать. Я хочу сказать, вряд ли они собирались ему за все хорошее отправить коробку шоколадных конфет и приглашение на званый ужин. Логично?

Тусона кивнула.

– Логично, – согласилась она. – Надо бы нам поскорей с этими старперами разделаться.

– Клятская правда! – согласился Ронан. Затем он взял свой бокал и с сомнением изучил новый коктейль. Зеленая гадость давала легкие изумрудные пары и выглядела никак не безвредней стрихнина. Тем не менее отказ от Тарловой стряпни выглядел бы в тот день немного малодушным, так что Ронан зажмурился и опорожнил бокал. Впрочем, второй коктейль оказался куда мягче первого, и он испустил вздох облегчения.

– И что ты теперь намерен делать? – через плечо поинтересовался Тарл. Закончив со вторым коктейлем, он уже занимался следующим, яростно кромсая фрукты, обнаруженные им в холодном буфете под стойкой.

– Да ничего особенного. Просто их убить. Только я еще не знаю, как именно.

– Пусть Тарл им пару-другую коктейлей смешает, – предложил осел. Пристроив пепельницу между передними ногами, он развалился на полу.

– Я так прикидываю, хорошо бы домой в Вельбуг направиться, – неуверенно проговорила Тусона. – Надо с Антраксом переговорить. Он раньше был в контакте с «Оркоубойной», и магической силы у него больше, чем у любого другого в тех краях. Уж он-то наверняка знает, как до совета добраться.

– Верно мыслишь. Можем завтра на рассвете отправиться. А потом, если мы… – Тут Ронан внезапно умолк, когда у него внутри словно бы взбурлил небольшой вулканчик. Несколько секунд ему казалось, будто по всему животу разливается раскаленная докрасна лава, и он ничуть бы не удивился, если бы изо рта у него повалил густой дым. Судя по изумленному выражению на лице Тусоны и тому, как ее брови вдруг исчезли где-то на затылке, она испытывала те же неповторимые ощущения.

– Красотища, правда? – ухмыльнулся Тарл. – Я его в «Пьяной студентке» на Разнуздяй-Бульваре отрыл. Там он называется «Замедленное действие».

– Название подходящее, – выдохнул Ронан. – О многом говорит. – Он осторожно втянул воздух в ненадолго забуксовавшие легкие, а затем стал с опаской наблюдать, как Тарл разливает из большого стеклянного кувшина третий коктейль. Этот был буровато-желтый, полный маленьких фруктовых ломтиков.

– А это что за зверь?

– «Вчерашний завтрак». Изобретен Скорпионом Джо, барменом «Старой заставы» на Сенной площади в Гоблинвиле. Виски, арак, содовая, побольше фруктов, а сверху чуть-чуть «желтого браннадина».

– Хорошо бы, – пробормотала Тусона, бросая на Ронана взгляд типа «вот мы и влипли». Затем они взяли бокалы и потянули в себя адское зелье, но, к их обоюдному удивлению, коктейль оказался легким, прохладным и совершенно изумительным.

– Клят! – воскликнул Ронан. – А ты свое дело знаешь! Этот просто классный!

– Учитесь, ребята, пока я жив, – посоветовал Тарл.

– С этим родиться надо, – отозвалась Тусона.

Тарл улыбнулся и снова принялся изучать обширную коллекцию бутылок за стойкой.

– Раз мы завтра в очередной ваш клятский поход выступаем, – сказал он, – я полагаю, сегодня надо бы хорошую отвальную устроить. Так-так, а тут у нас что?

Медленно и аккуратно вытащив большую бутылку из-за батареи других, Тарл уставился на нее с таким почтением, с каким эльф обычно изучает пакет отборной травки с острова Венериче. Тяжелая полупрозрачная бутылка была сделана не из стекла, а из фигурного кварца. На толстом горлышке имелась выцветшая черная этикетка, на которой можно было разглядеть несколько значков уродливого оркского шрифта, а внутри медленно плескалась густая темная жидкость.

– Ну и ну! – с энтузиазмом воскликнул Тарл. – Вы только гляньте! Бутылка «Блин санцедара»! Двадцатилетней выдержки! И почти полная!

– Блин чего?

– «Санцедара». «Блин санцедара». В переводе это что-то вроде «твоему желудку кранты». Это оркский ликер, сброженный из… гм, я лучше не буду говорить вам, из чего он сброжен, потому что тогда вы до него даже десятиметровым штыкарем[4]4
  Длинная остроконечная палка, которую хранят в караульных помещениях у главных ворот идуинских городов и используют с безопасной высоты городских стен, тычками прогоняя оттуда всяких нежелательных элементов вроде прокаженных, разносчиков чумы и торговых агентов.


[Закрыть] не дотронетесь. Но если я вам просто его налью, то это единственный способ живыми на небесах побывать.

Ронан с подозрением глянул на бутылку:

– Ты точно уверен, что живыми?

– Точно, – ответил Тарл. – Хотя завтра утром вам наверняка смерти захочется. – Протянув руку к длинной узкой полке над стойкой, он взял оттуда три изящных стаканчика. – Я уже целую вечность этого дела не пивал, – продолжил он затем, аккуратно отмеряя три порции. – С тех самых пор, как однажды посидел в орквильском «Бочонке», что на 16-й линии. Ох и нажрался же я тогда. Просто до неприличия. Если честно, все ботинки себе в тот раз обоссал.

– Ничего неприличного. Все мы после этого дела плохо целимся.

– Нет, ты не понимаешь. Ботинок на мне не было. Я их снял и на специальную полку над стойкой поставил. – Тарл покачал головой и улыбнулся светлому воспоминанию, после чего наклонился и плеснул немного ликера в ослиную пепельницу. Несколько секунд он с любовью наблюдал, как Котик лакает спиртное, а затем выпрямился и торжественно поднял стаканчик.

– «Кагалом кляту забухер», как орки говорят. В примерном переводе – «чтоб тебе в жизни не протрезветь».

Ронан с Тусоной тоже подняли стаканчики и неуверенно переглянулись.

– Послушай, – начала Тусона. – Мы немного выпьем и расслабимся. Но перебирать не будем, ага? Ведь нам завтра рано вставать и в дорогу. Ладно?

– Ладно, – согласился Тарл, после чего все они от души друг другу заулыбались, чокнулись и дружно хлопнули по стаканчику.

* * *

На другой день, где-то около часа, непривычно тихие и до смерти измочаленные, друзья двинулись в путь. Впереди медленно семенил низкорослый осел. Свешивая уши на морду, он отчаянно и безуспешно пытался спрятать от яркого солнца жутко налитые кровью глаза. Дальше брел Тарл с бледным лицом, трясущимися руками и тупой головной болью. Впрочем, для него эти симптомы означали всего-навсего приход очередного дня. Еще дальше, почти зажмурив глаза и крепко прижимая руку ко лбу, в котором словно бы молот колошматил по наковальне, плелся Ронан. Его черная кожа сделалась нездорового серого цвета, и хотя денек был не жарче обычного, на лице у него выступил обильный пот. Скорбную процессию завершала мертвенно-бледная Тусона, чьи растрепанные волосы паклей прилипли к черепу, а живот то и дело опять угрожал поднять бунт.

Они мучительно волоклись по жаркой и пыльной дороге, и в голове у каждого металась одна-единственная мысль: «Больше никогда… нет-нет, клянусь… больше никогда…» Позади остался склеп, который некогда был отелем, полным счастливых отпускников, а ныне – некрополь выпотрошенных, гниющих трупов – наглядных доказательств силы и свирепости того жуткого порождения самых черных помыслов, каким был кобрат.

* * *

К вечеру следующего дня заместитель директора отеля увлеченно преследовал мышь по подлеску, когда шуршание в окрестных кустах выдало ему первое предупреждение о близкой опасности. Он тут же замер, навострил уши и стал прислушиваться, шаря янтарными глазами по сторонам. Шерсть у него на загривке встала дыбом. Несколько секунд он держал стойку, а затем громко зашипел и мигом взобрался на высокую пальму.

Безопасно устроившись на ветке метрах в пятнадцати от земли, замдиректора немигающими глазами смотрел, как шестерка мощных мохнатых убийц неслышно выбралась из кустов и стремительно проскочила через входную дверь отеля. Он терпеливо ожидал, и когда они в конце концов опять появились в поле зрения, замдиректора изрыгнул из себя несколько кошачьих угроз, но опасливо, негромко, так чтобы его не услышали. Дальше он, по-прежнему не слезая с ветки, стал наблюдать за тем, как шесть убийственных тварей обшаривают окрестности, напряженно принюхиваясь. Через некоторое время они, похоже, нашли, что искали, после чего волчьей стаей понеслись по пыльной дороге вверх по холму. Когда замдиректора увидел, что они отваливают, он еще раз мяукнул, но уже с вызовом. Но только через очень долгое время после их исчезновения он осмелился спуститься с пальмы и снова начать нервно рыскать по территории, которая отныне безраздельно принадлежала ему одному.

ГЛАВА 3

Тяжкой в те времена была доля юмориста, выступающего с эстрадными номерами. Хуже всего в оркских пьяных берлогах приходилось. Если ты справлялся по-настоящему блестяще, тебя в живых оставляли. Да, такие дела. Но гномские ночные клубы были немногим лучше. Я несколько раз бывал там с гастрольными турне. Каждое такое турне у нас называлось «последней гастролью артиста»…

Горемычная жизнь Тарабука Дряхлого

– Знаете, кто меня больше всего раздражает? Я вам скажу. Немертвяки, вот кто. Вечно слоняются по округе, ноют и причитают. Так и хочется им сказать – да что вам, покойникам, не живется? Есть у меня друг, Билли его зовут. Так он, значит, призрак. И всю дорогу жалуется, что у него свободного времени нет, потому что детишки то и дело всякую всячину хотят, сестры без конца его вызывают, а у него ведь еще и теща на горбу… Так я ему говорю – тебе надо в призрачный профсоюз обратиться!

Тут Тарабук Дряхлый против обыкновения сделал паузу и подождал смеха, но, как он и ожидал, смеха не последовало. Никто даже не прыснул. Тогда, по-прежнему невозмутимый, он поволокся дальше.

– Есть у него братец Ральф – тоже призрак. Так однажды вечером мы с ним в таверне сидели, и какой-то дебошир Ральфу в бакенбарды вцепился. Да так, что начисто оторвал. Я у хозяина спрашиваю: «Как же их теперь обратно приделать?» А он мне: «Даже не знаю. Я бы лично не взялся. Опасное это занятие – нечистой силе баки вкручивать».

Тарабук жизнерадостно улыбнулся и с интересом оглядел просторную пещеру, где располагался гномский ночной клуб «Золотая жила», а многие ряды суровых гномских физиономий ответили ему ледяными взорами. На галерке кто-то кашлянул, и звук этот, отразившись от резных каменных стен, только подчеркнул тишину. Тарабук понял, что безнадежно проваливается. Впрочем, ничего другого он и не ожидал. В гномских клубах ему выступать уже доводилось. Из этих гномов легче было все зубы вытянуть, нежели смех, но по крайней мере они хорошо платили и отсюда можно живым выбраться.

– Похоже, у вас тут тоже с призраками проблемы. Администратор этого славного заведения мне сказал, что дух Денция, древнего короля эльфов, недавно на гигиену местных сортиров жаловался. Ничего, ребята, вы не единственные, кого эта тревожная тень Денция беспокоит.

Тарабук сделал паузу. Это был один из его лучших приколов, и тут даже от гномов он ожидал хоть какой-то реакции, однако его опять встретила стена молчания. Он нервно прищурился, стараясь приглядеться к залу в мутном свете двух факелов, что дымно оплывали в креплениях по обе стороны от небольшой каменной сцены. Странным образом у него создалось впечатление, что на сей раз он ни в чем не виноват. Не считая молодого гнома в первом ряду, который с серьезным видом на него глазел и даже делал какие-то заметки в блокноте, юмориста попросту никто не слушал. Несколько сот научных сотрудников сидели за круглыми столиками, сжимали в руках пенные кружки пива «мордой об стол» и якобы праздновали День Основания, хотя по масштабам веселья скорее можно было подумать, что это похороны. Гномы кучковались двумя группами, от души глотая эль и время от времени мрачно посматривая на членов другой группы. Насколько Тарабук понял, здесь назревали неприятности. Пожалуй, самое время было отсюда сматывать.

– Ладно, ребята, публика вы просто замечательная, но хватит вам от моего тупоумия страдать. Представление закрывается. Спасибо, что слушали. Тарабук Дряхлый вам доброй ночи желает!

Со своего почетного места среди публики Нафталин наблюдал, как пожилой юморист шаркает прочь со сцены, однако мысли его были далеко, и он не воспринял ни единого слова из всей комической репризы. Затем Нафталин рассеянно захлопал, и скучковавшаяся вокруг него группа последовала его примеру. Эти вялые и краткие аплодисменты стали, пожалуй, лучшим приемом, какого Тарабук Дряхлый когда-либо удостаивался (и были впоследствии описаны в его прискорбно неточной биографии как бурные и продолжительные, переходящие в овацию). Когда хлопки стихли, Нафталин бросил взгляд в другую половину зала на враждебную группу ученых, скучковавшихся вокруг своего лидера Аминазина, и озабоченно нахмурился.

Директор был крайне озабочен – и не без причины. После его малоприятного визита в Отдел Генетики пару недель тому назад стали ходить слухи о том, что высокое начальство в их родном городе Миртесене под Ледяными горами на дальнем севере собирается освободить его от обязанностей главы научно-исследовательского центра в Тарараме и передать их Аминазину из Генетики. Другие слухи предполагали, что у Аминазина есть претензии на лидерство и что после смещения Нафталина он рассчитывает превратить научно-исследовательский институт в независимое предприятие, фактически в собственную вотчину. Так или иначе, все обитатели Тарарама раскололись на две взаимно подозрительные и весьма неустойчивые группы поддержки, причем, насколько мог судить Нафталин, самым тревожным здесь было то, что число его сторонников за последние несколько дней заметно уменьшилось. Один за другим ученые бросали его, выстраиваясь за Аминазином. Поначалу директора поддерживало подавляющее большинство, но сегодня в «Золотой жиле» вокруг его противника уже собралось почти столько же гномов, и противник этот теперь сидел за столиком в дальнем конце зала, самодовольно потягивая эль.

Нафталин тайком начал считать. За исключением Азалептина, брата Аминазина, все научные сотрудники Тарарама собрались здесь, в «Золотой жиле», чтобы отпраздновать очередную годовщину основания их исследовательского центра Кельвином, сыном Цельсина и отцом науки преципитинфелицитологии. Теперь, когда гнусный комедиант закончил, поднялся гул разговоров, гномы толклись у длинной каменной стойки в задней части зала, заказывая выпивку, или подходили к соседним столикам, чтобы поболтать с друзьями и коллегами. Все это несколько затрудняло подсчет, и тем не менее Нафталин был совершенно уверен, что не ошибся. Результат оказался крайне прискорбным. Похоже, на данный момент у него было большинство всего в четыре голоса. Учитывая Азалептина, оставалось три. Стоит теперь всего-навсего паре его сторонников перейти в другой лагерь, у него уже не будет большинства, и если Аминазин в полном согласии с их законами бросит ему вызов, в Тарараме появится новый директор.

Сжимая пивную кружку так крепко, что любое живое существо на ее месте тут же бы задохлось, Нафталин злобно уставился на своего врага. Так, словно он это почувствовал, Аминазин тоже обратил на него глаза. Несколько секунд генетик просто смотрел, а затем на губах у него заиграла подлая улыбочка. Поднявшись, он отвесил в сторону Нафталина поклон, издевательски низкий и искренний, после чего круто развернулся и зашагал прочь из пещеры.

Гнев переполнил Нафталина, и он вскочил на ноги. Эль выплеснулся из кружки на гладкую каменную столешницу, однако, ослепленный красным туманом ярости, он этого даже не заметил. Да как Аминазин смеет так с ним обращаться? Как он вообще смеет? Нафталин все еще директор и намерен в этом качестве оставаться! Он последует за Аминазином и открыто бросит ему вызов, а не станет втихомолку вынашивать планы и плести интриги. Они сегодня же поставят вопрос на голосование! Подобной решительности будет вполне достаточно, чтобы продемонстрировать, что он может положиться на оставшихся у него сторонников, и Аминазин еще многие месяцы не осмелится снова с ним потягаться. Он ему покажет!

С грохотом опустив кружку на стол, Нафталин устремился сквозь толпу вслед за Аминазином. В высоком коридоре снаружи никаких его следов не оказалось, однако Нафталин знал, что его враг мог вернуться только в свой драгоценный Отдел Генетики, а потому, повернув налево, поспешил к лестнице, что вела вниз к лабораториям. Другие гномы, члены низших каст, занимавшиеся в жилых помещениях своими делами, низко и почтительно кланялись, когда директор мимо них проносился, но Нафталин в спешке никакого внимания на них не обращал.

Добравшись до главного коридора, он зашагал мимо гладких колонн из черного камня, что тянулись там по обе стороны аж до самого высокого потолка. В северном конце коридора широкая и обшарпанная мраморная лестница вела вниз от причудливого сводчатого прохода, устремляясь непосредственно к научно-исследовательским уровням в самом сердце горы Тор-Тарарам. Через каждые несколько метров на гладко обтесанных стенах лестницы были закреплены оплывающие факелы, и пламя их колебалось от тока воздуха. Здесь уже никто по дороге не попадался, и шаги директора зловеще отзывались позади.

У подножия лестницы он вошел в Главную Аудиторию, просторную пещеру с высоким потолком, полную стульев и скамей. По обе стороны сводчатые проходы вели в более старые отделы: Алхимию, Физику, а также Машины и Механизмы слева, Некромантию, Медикаменты и Биологию справа. Проход прямо впереди вел – в самый новейший отдел – Генетику.

Возбужденно бормоча себе под нос, директор уверенно шагал вперед, пока не добрался до крепкой железной двери, единственному входу в отдел. Отперев ее, он пошел дальше по коридору, осматривая темные и безмолвные лаборатории на предмет двух братьев, но нигде не было ни души.

Подойдя к первой же из солидных металлических дверей, которыми были снабжены клетки для экспериментальных животных, он не на шутку удивился, найдя ее настежь распахнутой. В клетке было пусто, голый каменный пол внутри на славу отдраили, и Нафталин вдруг сообразил, что на сей раз здесь не слышно привычной звериной разноголосицы. Не висела здесь и жуткая вонь экскрементов. Осталась лишь тишина, которую нарушали его собственные шаги, да слабый запах плесени, прилипший к камню как пропадающее воспоминание.

Директор направился дальше по медленно опускающемуся коридору, однако все клетки, мимо которых он проходил, были пусты, а все комнаты безлюдны. Если бы не редкие факелы, мерцающие в вырезанных прямо в скале канделябрах, создалось бы впечатление, будто сотрудники этого отдела много недель назад закрыли его и покинули.

Озадаченный Нафталин почувствовал, что его странным образом надули. Аминазин с Азалептином не стали бы так запросто сворачивать свои исследования. Но и в другое помещение они перебраться не могли – по крайней мере без его ведома. Или могли? Что же они предприняли?

Внезапно недоумение сменилось твердой уверенностью в том, что здесь творится что-то по-настоящему скверное. У последнего поворота налево Нафталин перешел на неловкий бег и резко затормозил в самом конце коридора рядом с пятнадцатисантиметровой толщины дверью по правую руку, которая вела в старую клетку с кобратами. Дверь была раскрыта, а клетка, подобно всем остальным, пуста.

Развернувшись обратно, директор сделал пару быстрых шагов по коридору к двери по другой стороне, но расположенный за ней кабинет Аминазина оказался совершенно пуст. Там не осталось не то что стола или стула, но даже клочка бумаги. Кабинет превратился просто-напросто в голую прямоугольную пещеру, и только следы на толстом ковре пыли показывали, что здесь вообще кто-то бывал.

Вконец озадаченный, Нафталин медленно покачал головой, а затем помедлил и прислушался. Он услышал далекое ритмичное гудение, низкий, почти неслышный звук, который при желании можно было даже почувствовать. Казалось, он исходит из-за стены справа, так что директор, приложив ухо к холодному камню, прислушался еще напряженней. Теперь он лучше разобрал глухую пульсацию. Подобный шум могла бы производить гигантская пчела, замурованная в глухой каменной клетке. Стоя с прижатым к камню левым ухом, Нафталин рассеянно глазел в самый конец коридора. И тут он вдруг понял, что там виднеется тонкая вертикальная линия, слишком прямая, чтобы счесть ее трещиной в скале. Заинтригованный, Нафталин выпрямился и подошел взглянуть поближе.

К своему окончательному изумлению, он понял, что глазеет на контуры двери. Эта дверь была чуточку приоткрыта, иначе она составляла бы одно целое с косяком и была бы практически неразличима. И в самом деле, в свой прошлый приход сюда он ее не заметил.

Но что она тут делала? Нафталин видел планы Отдела Генетики, когда его еще только строили, и за этой стеной никаких помещений оборудовать не предполагалось! Да, в недрах горы было немало естественных пещер, пока еще недоступных и неизученных, однако их нельзя было утилизировать без разрешения директора. Или можно?

Нафталин опасливо протянул руку – и при одном его прикосновении дверь плавно и беззвучно растворилась. Хотя и сработанная из твердого камня сантиметров тридцати в толщину, она была так славно сбалансирована и висела на таких превосходных петлях, что открывалась без малейших усилий. За ней находился прямой каменный коридор метров двадцати в длину с деревянными дверями по обеим сторонам и металлической дверью в самом конце. Здесь не было заметно никаких факелов, однако зловещий голубоватый свет, казалось, сочился из самой скалы, придавая ей металлический глянец.

Почти убежденный в том, что видит сон, Нафталин стал нервно прокрадываться по коридору. Первая дверь направо была приоткрыта, и за ней находилась еще одна пустынная лаборатория, полная, однако, сверкающего оборудования. Мраморные столешницы загромождали булькающие колбы и реторты, вокруг которых были разложены испещренные рунами бумаги и раскрытые блокноты. Раковины были завалены грязными чашками Петри и пробирками, а в воздухе висел резкий аммиачный запах, характерный для активно действующей лаборатории. Зато дверь, что располагалась по другую сторону коридора, оказалась плотно прикрыта. Нафталин ухватился за ручку и прислушался. Пульсирующее гудение здесь было еще слышнее, и даже казалось, что оно идет именно отсюда. Еще мгновение директор медлил, а затем, переведя дыхание, толчком распахнул дверь.

Расположенное за ней помещение оказалось совершенно пустым, если не считать единственной массивной машины, водруженной на каменный постамент в самом его центре. Машина громко гудела, а стальной стержень, что тянулся от нее к задней стене, поблескивал в мутном свете, крутясь так быстро, что глаз не мог за ним уследить. Два солидных медных провода в гномскую руку толщиной, прикрепленные к металлическим прутьям на верху машины, тянулись под потолком, исчезая в воздуховодах, проделанных в правой стене.