Текст книги "Я, ты, он, она и другие извращенцы. Об инстинктах, которых мы стыдимся"
Автор книги: Джесси Беринг
Жанры:
Секс и семейная психология
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Другой горожанин, Томас Хогг, оказался в центре скандала, когда у соседской свиноматки родился уродливый мертвый поросенок “со светлой кожей и головой, как у Томаса Хогга”. (Пожалеем женщин Нью-Хейвена, которым мертворожденные поросята напоминали потенциальных женихов.) Обвинения против Хогга были настолько серьезны, что губернатор и его заместитель лично приволокли его к свинье, о которой шла речь, и приказали нежно погладить ее. Это было необходимо, чтобы оценить, хорошо ли знакомы эти двое. В протоколе записали: “Свинья сразу же стала проявлять признаки возбуждения, причем настолько, что излила семя”. Когда же Хогг с неохотой пощекотал соски у другой свиньи, та, напротив, не ответила ему взаимностью. По крайней мере, она не опустошила свой мочевой пузырь, как, по-видимому, сделала первая свинья. Принимая во внимание посредственное знание биологии обвинителями, первая свинья, похоже, просто выбрала неподходящее время, чтобы помочиться. Хогга казнили – как и Грейнджера и Спенсера.
Жестокие законы против скотоложцев завезли в Америку из христианской Европы, где в изобилии водились религиозные фанатики вроде Фомы Аквинского. Однако в XVIII веке в Европе произошло кое-что важное. Французского крестьянина Жака Феррона осудили за то, что он занимался сексом с ослицей. Эдвард П. Эванс писал в культовом труде “Уголовная ответственность и казнь животных” (1906), что у Феррона, несомненно, не было шансов, поскольку он совокуплялся с животным. Вскоре его в оковах вели на площадь, где для него готовили костер. Но главным отличием этого дела о скотоложестве от прежних стало то, что ослицу решили не казнить. Местные жители так любили ослицу, что затеяли ради нее отдельный процесс. Там свидетели подтвердили, что она никогда не проявляла склонности к промискуитету. Еще до суда ослице был выдано свидетельство, удостоверяющее ее репутацию. Документ был подписан приходским священником, и этого оказалось достаточно, чтобы убедить судебных чиновников оправдать животное – на том основании, что ее изнасиловали.
В наши дни процесс об изнасиловании ослицы выглядит абсурдно. Но он обозначил момент, когда люди подвергли сомнению резонность наказания, требуемого Библией. Они выбрали более рациональный путь, продемонстрировав, что и глубоко религиозное общество при рассмотрении сексуальной девиантности может оставить в стороне не имеющий отношения к делу вопрос о естественности и попытаться ответить на более важный с моральной точки зрения вопрос о вреде. Лично мне не кажется, что Феррона наказали справедливо: не было установлено, что ослица пострадала. Большинству (и мне тоже) не особенно приятно думать о мужчине с ослицей, тем более благочестивой, но любой, кто видел фаллос взрослого ишака (размером с небольшой мопед), несомненно, признает, что едва ли Феррон мог причинить физический вред означенной ослице. И если она не потеряла аппетит и не подверглась остракизму со стороны сородичей, вряд ли можно говорить о психологической травме. Тем не менее, поскольку Бог недвусмысленно предписал смерть любому существу, оскверненному человеческим семенем, по своей воле или против нее, то, что эту ослицу оставили в живых, означало, что причиненный ей (изнасилованием) вред был достаточно важен для этих людей, чтобы проигнорировать непомерно жестокий приказ Бога. Оказавшись перед дилеммой, люди задумались. И в этом заключается реальный моральный прогресс. (Конечно, человека сожгли заживо. Но первый шаг был сделан.)
Теперь, когда известно, что многие люди европейского происхождения имеют элементы ДНК неандертальцев, интересно предположить, кто из разжигателей костров былых времен сам был продигием. Я не заказывал секвенирование своего генома, а предки мои происходят из многих стран, но есть большая вероятность, что я и сам в этом смысле гибрид. (Вот видите, мое подростковое увлечение пещерным человеком было абсолютно “естественным”.) В любом случае, после того, как базовые биологические познания позволили пресечь паранойю, связанную с продигиями (вскоре после процесса по делу Феррона), христиане оставили практику принесения в жертву обвиняемых в сексе с животными.
Нелепо, однако, думать, что религиозная мораль не наложила отпечаток на современные законы о скотоложестве. Сам ошибочно отделяющий людей от других животных термин “скотоложество” имеет религиозные корни: он впервые употреблен в 1611 году в Библии короля Якова. Люди, безусловно, тоже животные. В наши дни скотоложество прямо запрещено в большинстве стран, а там, где это не считается преступлением, люди, занимающиеся сексом с животными, до сих пор иногда преследуются по закону о жестоком обращении с животными. К сожалению, встречаются недоумки, которые творят с животными жуткие вещи. Но бывает, что секс человека с животным не влечет очевидного вреда для животного и даже может приносить взаимное удовольствие. Судите сами, что хуже: то, что ради прибыли у скакуна-чемпиона принудительно собирают сперму, прибегая к “электроэякуляции” (это когда в задний проход животного вводят электрический стержень и бьют по простате током), или то, что зоофил ласкает половые органы любимой лошади, чтобы доставить животному удовольствие? То, что первый случай совершенно законен, а второй считается преступлением, показывает, что законы о скотоложестве направлены на регулирование девиантных желаний людей, а не на защиту животных. Когда, рассматривая закон о половом поведении, мы видим, что вопрос о вреде имеет второстепенное значение, то нам следует переосмыслить и справедливость такого закона, и практику его применения. Проблема в том, что животное не способно словесно выразить свое согласие на секс. Однако, заметьте, многие зоофилы предпочитают в этом случае занимать пассивную позицию. И все равно эти действия считаются незаконными, даже в случаях, когда животное намеренно совершает движения тазом (представьте собаку, которая имитирует спаривание с вашей ногой), что вроде бы свидетельствует о том, что желания животного и зоофила совпадают. Забавно, что столь же непростая проблема получения устного согласия животного перед тем, как его убьют ради гастрономического удовольствия человека, не вызывает бурного возмущения. Мне не нравится ни один из описанных сценариев, но, будь я жвачным животным, пусть лучше в меня войдет член толщиной с соломинку, чем меня зарежут полуметровым ножом.
Большая доля современных законов о преступлениях в половой сфере исходит из того, что лучше перестраховаться. Это вполне разумно. Нам важно защитить самых слабых членов общества – детей, животных, престарелых, инвалидов, – поэтому лучше проявить крайнюю осторожность, даже если мы будем заблуждаться относительно причиненного им вреда. В конце концов, что такое жизнь некоего воспитанного и мягкого сексуального девианта, когда речь идет о тех, кто для нас важен? Мы готовы рискнуть и уравнять этого олуха с гораздо более отвратительными персонажами. Однако когда вы принимаете тот факт, что все мы в той или иной мере являемся сексуальными девиантами, жизнь этого никому не нужного извращенца перестает быть разменной монетой. Этим олухом можете оказаться вы сами или, например, даже тот ребенок, которого вы пытаетесь защитить. Учитывая серьезные последствия познания нашей “истинной природы”, неудивительно, что вы подумали: “Говори за себя!” (я перефразирую), когда в начале главы я назвал вас извращенцами.
Проще считать, что все сексуальные девианты аморальны, включая даже некоторых, совершивших преступления, чем рассматривать отдельно каждый случай, чтобы определить причиненный вред. Альфред Кинси однажды заметил: “Уголовное право почти не знает поведения, которое запрещено на том основании, что оно противоестественно… Это уникальный аспект наших законов, касающихся полового поведения”. Когда Библия и право перестают диктовать нам, что думать о сексе (вы, должно быть, уже поняли, что я не отношусь ни к Библии, ни к праву как к источнику морального авторитета), оценка вреда может потребовать серьезных умственных усилий. Более того, вам может казаться даже, что вы и так неплохо отличаете хорошее от дурного в сексе. Но даже подсказки, которые дает интуиция, оказываются далеко не столь логичными, как нам хочется думать.
В 2001 году психолог Джонатан Хайдт ввел в оборот термин “моральное ошеломление”: это то, что мы испытываем, когда не умеем внятно назвать причины, в силу которых считаем определенные действия аморальными. Эмоционально нагруженные тавтологии (например, “это неправильно, поскольку это отвратительно”, “ты не должен этого делать, поскольку это странно”, “это аморально, поскольку порочно” и, конечно, “это неправильно, поскольку так сказал Бог”), – лишь отзвук общественного неодобрения некоторых преступлений, которые вообще не должны считаться преступлениями, если мы отдадим приоритет вопросу о вреде. Рассмотрим следующий сценарий:
Мужчина состоит в клубе некрофилов, участники которого нашли способ удовлетворить свое желание заниматься сексом с покойниками. Каждый участник клуба завещает свое тело клубу, чтобы другие могли заняться сексом с его (ее) трупом. Мужчина занимается сексом с телом женщины, пожертвовавшей свое тело клубу.
Когда у участников исследования спросили, является ли поступок мужчины неправильным (и в случае утвердительного ответа попросили подробно пояснить свою точку зрения), большинство презюмировало причинение вреда. Участники исследования настаивали, что кто-либо от этого поступка так или иначе пострадал, хотя им сообщили: у покойницы нет родственников; клуб не заинтересован в расширении, а также не стремится навредить живым; ни один из участников клуба не испытывает душевных мук из-за своего влечения; деятельность клуба носит частный и добровольный характер; мужчина во время полового акта пользовался средствами предохранения во избежание инфекций; как и желала покойная, после секса ее тело было кремировано.
Консерваторам может даже показаться, что ущерб причинен символическим образованиям, например “Америке”, “церкви”, “обществу”, “святости уз брака”. Однако считать, будто определенное поведение “причиняет вред Америке” или “разрушает общество”, сродни наделению юридических лиц свойствами физических лиц. То есть это имеет смысл только для тех, кто может испытывать умысел. Научное определение “человека” (person) как углеродной формы жизни не имеет ничего общего с правовой дефиницией, которая позволила бы корпорации, нацеленной на извлечение прибыли, претендовать на тот же правовой статус. Точно так же боль и дистресс может ощущать лишь живой организм (человек или животное), обладающий нервной системой. Абстракция этого не умеет. Вред в половой сфере может быть причинен лишь живым существам, но не политическим партиям, государствам или мировоззрениям.
Приведенный выше пример ответственного некрофила – один из тех, применительно к которым ученые обнаружили презумпцию вреда в рассуждениях участников исследований о девиантном сексуальном поведении. Им предлагались ситуации, где исключены все возможные формы причинения вреда, однако люди, пытаясь оправдать собственное ощущение анормальности секса с животными, подростками, членами своей семьи, возвращаются к презумпции причинения вреда.
Элайджа и Майло Питерс из Праги, братья-близнецы двадцати с небольшим лет, вместе снимаются в гей-порнографии, где показывается анальный секс между ними. Близнецы Питерс не только занимаются сексом друг с другом с пятнадцати лет, но и являются романтическими партнерами. При этом Элайджа и Майло утверждают, что вне порностудии их отношения моногамны. “Мой брат – это мой бойфренд, а я – его бойфренд, – рассказывает один из близнецов. – Он – источник силы, моя единственная любовь”. В этой ситуации риск продолжения рода исключен (и потому отсутствует возможность причинить генетический вред потомству). Кроме того, близнецы Питерс добровольно и охотно занимаются сексом друг с другом и, что удивительно, не испытывают в связи с этим стыда. Они счастливы, и инцест в их случае не является настолько очевидно “неправильным”.
Нам трудно говорить о девиантном сексуальном поведении отчасти из-за отвращения. Это чувство ослабляет наши социальные навыки и заглушает человечность. Более того, отвращение – двигатель ненависти. Хорошая новость в том, что если вы понимаете, как это работает, вы можете заглушить этот двигатель. Ведь когда вы не в настроении или не испытываете симпатии к человеку, о чьей сексуальной жизни рассуждаете, секс может казаться отвратительным. А девиантный секс отвращает сильнее обычного. Но отвращение не оправдывает притеснения самих девиантов.
Глава 2
Эти гадкие, гадкие обезьяны
У меня остались лишь смутные воспоминания о первом опыте с другим мужчиной (в тот раз – Homo sapiens), но что я помню точно, так это то, что его гораздо сильнее интересовали пальцы моих ног, чем другие части тела. На вкус и цвет товарищей нет, скажете, наверное, вы. Спасибо вам за доброту и понимание, конечно. Но если бы вам выпало несчастье увидеть мои ноги, которые напоминают цветом и формой (боюсь, иногда и запахом) облезлое брюхо дохлого опоссума, вы бы поняли, насколько неординарным было поведение этого мужчины. Для меня было загадкой, как человека при свете дня могло возбуждать нечто, на мой взгляд, отвратительное.
По сей день, принимая душ, я стараюсь не смотреть на свои ноги, и мне до сих пор трудно понять того человека. Но теперь я лучше понимаю его психологию. Во-первых, ясно, что он подофил. (Не педофил! Я был тогда молод, но не настолько.) Подофилия, или фут-фетишизм, – одно из наиболее частых проявлений сексуального парциализма, то есть полового влечения к нерепродуктивным частям тела. Ступни, пупки, зубы, носы, глазные яблоки, ушные раковины, мизинцы ног, икры, соски – на все найдется свой парциалист, для которого страсть по отношению к этой части тела затмевает (а иногда и исключает) интерес к половым органам. Мой первый неловкий опыт общения с подофилом подвел меня к тому, чтобы побольше узнать о фут-фетишизме.
Первым в душу подофила заглянул Хэвлок Эллис[14]14
Эллис назвал это явление “ретифизм”, в честь Ретифа де ля Бретона, который писал, что, будучи еще мальчиком, “вздрагивал от удовольствия”, краснел и опускал глаза при виде башмачков симпатичной девочки, будто в присутствии самой девочки.
[Закрыть]. На сей раз зоркий взгляд Эллиса обратился на гетеросексуалов среди фут-фетишистов. “Для небольшой, но все же значительной группы людей, – писал он в 1927 году, – ступня или обувь становятся самой привлекательной частью женщины, а в некоторых патологических случаях сама женщина рассматривается как относительно неважное приложение”[15]15
Далее я расскажу об истоках фетишизма более подробно. Социолог Мартин Вайнберг, проводивший исследования среди геев-подофилов из “Братства ног”, обнаружил, что большинство опрошенных прослеживают связь между своим пристрастием к ногам и конкретными событиями детства. Достаточно часто это были невинные игры с нижними конечностями собственных родителей. “Я спал валетиком с родителями, и отцовские ноги оказывались у моего лица”, – вспоминает один из участников исследования. “Я щекотал отцу ноги, – делится другой. – Мне очень нравилось, когда он смеялся… Он показывал, что ему это очень нравится, это было элементом игры”. Еще один вспоминает: “Когда мне было пять или шесть лет, я снимал с отца обувь и тер его горячие ноги… Они были мягкие и теплые, и ему это явно приносило удовольствие. Обычно он засыпал, и я мог целовать и лизать его ноги”. См.: Weinberg, Martin S., Williams, Colin J., and Cassandra Calhan “If the Shoe Fits…”: Exploring Male Homosexual Foot Fetishism // Journal of Sex Research 32, no. 1 (1995): 17–27. Мужчины в этом исследовании оказались геями, но механизм работает точно так же в случае подофилов-гетеросексуалов. Группа неофрейдистов попыталась разобраться с ситуацией шестнадцатилетнего мальчика, который с младенчества быть влюблен в ноги матери. Вначале ей казалось это милым, но к тому времени, когда ему исполнилось шесть, привязанность к ногам стала приобретать сексуальный характер: “Когда он лижет ее ноги, у него часто возникает эрекция, и он играет со своим пенисом”. См.: Bemporad, Jules R., Dunton, H. Donald, and Frieda H. Spady The Treatment of a Child Foot Fetishist // American Journal of Psychotherapy 30, no. 2 (1976): 303–316.
[Закрыть]. Я по с ебе знаю, что испытывает эта женщина. С тех пор, как Эллис заинтересовался этой темой, описания случаев фут-фетишизма находили свою аудиторию. Среди объектов изучения попадались гомосексуальные, гетеросексуальные, даже бисексуальные подофилы. Но, насколько мне известно, за всю историю подофилии была предпринята лишь одна попытка объяснить футфетишизм с точки зрения теории эволюции.
Психолог Джеймс Джаннини в 1998 году обнаружил социосексуальную закономерность, которая многое объясняет в подофилии. В истории эротизация женской стопы предсказуемо повышалась, когда начиналась эпидемия венерических заболеваний, а когда эпидемия проходила – столь же предсказуемо снижалась. Любовь к женским стопам расцветала в XIII веке во время эпидемии гонореи, в XVI и XIX веках во время эпидемий сифилиса и в конце XX века – из-за СПИДа. (Мало того, что в Испании свирепствовала инквизиция, но как раз во времена судов над еретиками значительная доля населения страны еще и болела сифилисом. Учитывая происходящее, может показаться странным, что испанские художники обратились к изображениям женских ног, однако произошло именно это. Писком моды тогда стали туфельки с вырезом на носке.) Даже если вы гетеросексуал и любите дамские нижние конечности, вам все же не удастся оплодотворить стопы женщины. Идея Джаннини заключается в том, что если возбуждение направлено главным образом, но не исключительно, на нерепродуктивные части тела, то менее частые контакты с распространяющими инфекции гениталиями обозначали снижение риска бесплодия и даже смерти. Джаннини полагает, что если в далеком прошлом вспышки болезней случались достаточно часто, то люди, способные стать сексуальными парциалистами на время эпидемии, приобретали эволюционное преимущество перед теми, кто концентрировал все свое внимание на более опасных частях тела.
И все же остается загадкой, как тот подофил мог брать в рот мои кошмарные копыта. Я, конечно, стараюсь держать их в чистоте, но ноги есть ноги, и никто точно не знает, как там, например, обстоит дело с грибком. Поразительно, насколько смело во время секса мы готовы брать в рот любую часть тела, не принадлежащую нам самим. Пенисы далеко не всегда пахнут розами, а влагалище является благодатной средой для размножения бактерий. Там может обитать более четырехсот видов микроорганизмов, и у здоровых женщин во влагалище выделяются многочисленные кислоты, которые борются с грибковыми инфекциями и патогенами и придают им специфический запах[16]16
Группа ученых решила узнать, все ли вагины пахнут одинаково. Для этого они выделили “вагинальные испарения” десяти женщин. Участницы эксперимента не должны были спринцеваться в течение недели до теста, не вступать в половую связь в предшествующие двое суток, не есть чеснок и пряную пищу, потому что те влияют на генитальные жидкости. То, что нюхальщики смогли различить запахи женщин-доноров, позволило сделать вывод, что в зависимости от состава обитателей немытой промежности, все женщины на планете пахнут по-своему. См.: Keith, Louis, Stromberg, Paul, Krotoszynski, B. K., Shah, Joan, and Andrew Dravnieks The Odors of the Human Vagina // Archives of Gynecology and Obstetrics 220, no. 1 (1975): 1–10.
[Закрыть]. И это еще не все! Представители обоих полов выделяют специфические, невидимые глазу секреты, о которых лучше не знать, из желез, расположенных вокруг ануса, на лице, в паху, на коже головы и в пупке. Кроме того, есть пот, слезы, моча, зубной налет, кожное сало, ушной воск, смегма и самый грозный враг полового возбуждения – фекалии. Список ингредиентов дополняется в зависимости от пола партнера. Если попробовать на вкус мужчину, например, вы можете внезапно ощутить вкус преэякулята или спермы. Женщины в достатке производят влагалищные выделения, грудное молоко и менструальную кровь. Принимая во внимание, что мы суть ходячие фабрики по производству всякой мерзости, удивительно, что мы не только уцелели как вид, но и так усердно спаривались, что теперь нам не хватает природных ресурсов.
Секрет “успеха” заключается в эволюции мозга: мы научились смиряться с отвратительными телами других. Это достаточно развитая операционная система. Страсть и отвращение являются разнонаправленными силами, первая из которых толкает нас к оргазму, а вторая – отталкивает от него. У этой динамической связи древние корни. Секвенирование ДНК показывает, что последний общий предок людей, мышей и крыс (неожиданный взгляд на книгу Стейнбека “О мышах и людях”) топтал землю около 87 миллионов лет назад. Тем не менее, чувство отвращения присуще современным крысам в той же степени, что и людям. Если позволить здоровому половозрелому самцу крысы бесконтрольно спариваться с самкой в период течки, а после сделать ему инъекцию вызывающего тошноту вещества (например хлорида лития), он совершенно потеряет интерес к сексу. Ничто иное не вызовет того же эффекта, даже удары током и другие жестокие наказания. Только чувство отвращения! Причем оно влияет лишь на его желание спариваться. Хлорид лития не влияет на социальное поведение крысы. Иначе говоря, самец будет столь же дружелюбен со своими приятелями, но никаких ужасных виляний бедрами он совершать не будет достаточно долго, потому что в прошлый раз он отвратительно себя почувствовал.
Раз уж мы заговорили о нашем животном наследии, одно из самых интересных описаний взаимодействия между сексом и отвращением у людей относится к “теории управления страхом”. Она гласит, что любая реакция отвращения, касающаяся секса, происходит от страха смерти. Ведь секс настолько физиологичен, что, безусловно, напоминает нам о том, что мы животные. И, как и у всех животных, у нас билет в один конец – к могильным че рвям, и это очень пугает. Сторонники теории управления страхом утверждают, что если мы станем слишком долго размышлять о развитии событий в подобном ключе, страх парализует нас настолько, что мы едва ли будем в состоянии действовать адаптивно. Ученые, придерживающиеся этой точки зрения, считают, что испокон веков люди изобретали культурно обусловленные версии бессмертия, что помогало справиться с этим экзистенциальным страхом. (Не забывайте, что это якобы происходит подсознательно.) И, похоже, мысли о сексе и собственной смертности доставляют нам некоторые неудобства.
В одном исследовании, например, после того, как люди некоторое время размышляли о смерти, они предпочитали более абстрактные и мягкие определения секса (“заниматься любовью” вместо “совокупляться”). Говорят, любовь и романтика “символически бессмертны”, и этот подход помогает снизить тревожность. Якобы поэтому нам нравятся рекламные слоганы вроде “Бриллиант – это навсегда”, а строки Эмили Дикинсон “Любимые не могут умереть. // Любовь в себя вмещает Вечность” эхом отзываются в сердцах. (Сравните эти сантименты с шекспировскими огненными метафорами из “Отелло”, например о “двуспинном звере”, или с описанием любовной пары – “резвей козлов, блудливей обезьян”[17]17
Пер. М. Лозинского. – Прим. пер.
[Закрыть].) Согласно этой теории, язык Шекспира вызовет у вас особое отвращение, если вы увидите эти цитаты сразу после того, как вам сказали о неоперабельной опухоли мозга и нескольких оставшихся месяцах жизни. Как и у другой известной теории, трактующей о подсознательных тревогах, у теории управления страхом есть свои пределы. Мне кажется, в ней что-то есть. По крайней мере, она бы могла объяснить, почему [республиканец] Рик Санторум считает, что от однополого брака один шаг до брака с представителями других биологических видов. Вот бедолага! Наверное, его всякий раз повергает в ужас собственная эякуляция, напоминающая ему, что и он – тоже животное.
Чтобы понять, как все устроено, не обязательно прибегать к сложной психодинамике. Хотя мы давным-давно избавились от мышиных хвостов и усов, нам, животным эпохи постмодерна, лучше не слишком задумываться о секретах и запахах. Даже самые крепкие отношения могут пострадать, если вам придется объяснять партнеру, почему во время орального секса у вас такое лицо, будто вы глотнули уксуса. К счастью, большинству удается преодолеть сенсорные барьеры благодаря способности мозга “дезинфицировать” неприятные ситуации. А те, кто излишне брезглив, с эволюционной точки зрения оказываются в проигрышной ситуации и могут кончить свои дни в чистоте и опрятности генетического тупика. Зигмунд Фрейд писал, что сила сексуального влечения охотно проявляется в преодолении отвращения[18]18
Пер. М. Вульфа. – Прим. пер.
[Закрыть]. Действительно, впоследствии выяснилось, что наше желание (а иногда и рвение) ощутить на языке или даже проглотить продукты чужой жизнедеятельности связано исключительно с перепадами полового возбуждения. Когда мы возбуждены, то с радостью направляемся к “шведскому столу” всевозможной органики. Я серьезно! Есть научные данные.
В ходе исследования, проведенного в Дании, большинство студентов-гетеросексуалов указало в анкете, что, находясь в возбуждении, они готовы попробовать грудное молоко. Сделать это в спокойном состоянии нашлось гораздо меньше желающих. А большинство студенток сообщило, что они могли бы проглотить сперму, пылая от страсти, но когда они не в настроении, многим хватило бы и одной мысли, чтобы покрыться мурашками от отвращения. Перспектива попробовать на вкус чей-либо пот, слезы или слюну, напротив, не вызвала неприятия ни у мужчин, ни у женщин. А вот к чему оказался не готов почти никто (ни мужчины, ни женщины), вне зависимости от уровня возбуждения, – так это к тому, чтобы попробовать менструальную кровь. Большинство студенток указало, что они согласились бы, будучи возбуждены, попробовать на вкус смегму мужчины, но подобную мысль допустило лишь 3 % студентов.
Эти результаты легко объяснить с точки зрения эволюции. Когда система работает без сбоев, возбуждение помогает отключить адаптивное чувство отвращения на время, достаточное для размножения. (Так обстоит дело с гетеросексуалами. Гомосексуалам это просто позволяет заниматься сексом.) Однако анкетирование – не лучший способ узнать что-либо о поведении, направляемом сильными эмоциями. Даже если гетеросексуал, опьяненный страстью, и готов попробовать на вкус смегму другого мужчины, сам он может этого и не знать – или не упомянуть об этом в анкете. Более сообразительные исследователи сначала создают условия, чтобы участники эксперимента пришли в возбуждение, а после пытаются узнать, как это состояние влияет на их поведение. В рамках одного исследования гетеросексуальным мужчинам вначале показывали порнографию, и лишь после этого начинался тест. Ученые во главе с Ричардом Стивенсоном желали знать, снижает ли половое возбуждение чувство отвращения исключительно в сфере секса – или вообще гасит отвращение как таковое. Их эксперимент можно представить как сравнение гипотезы “местного наркоза” отвращения с гипотезой “общего наркоза”. Для этого ученые подвергли уже сильно возбужденных мужчин всевозможным стимулам и сравнили то, как они оценивали отвратительность мерзких сексуальных стимулов, со стимулами, которые были мерзкими в общем.
На осязание, например, воздействовали так: участникам эксперимента предлагали сунуть руку в ведро с презервативами, смоченными лубрикантом (для сексуального отвращения), или в кастрюлю с холодным гороховым супом с ветчиной (для общего отвращения). Или предлагали участникам прослушать записи звуков, сопровождающих оральный секс или рвоту. (Бывает, что первое и второе случается одновременно, но не будем усложнять.) Для органов обоняния предназначался запах тухлой рыбы (сексуальное отвращение) или фекалий (общее отвращение). Для глаз предлагалось изображение шрама на теле женщины или гниющая помойка. К счастью для участников, ученые решили не испытывать их органы вкуса. Как сказал бы мой отец, это было бы “немного слишком”.
Результаты подтвердили справедливость теории “местного наркоза”. Половое возбуждение, по крайней мере у мужчин, делало их нечувствительными только к сексуальным неприятностям, но не ко всему отвратительному. Даже когда мы заняты не самыми чистыми делами у себя в постели, мы все так же чувствительны к тошнотворным неплотским стимулам. Когда вы на грани оргазма, вам не мешает, что парень или девушка из клуба, с которыми вы накануне познакомились, со вчерашнего дня не принимали душ и от них странновато пахнет. Но если вы переместитесь в спальню, срывая друг с друга одежду, и вдруг учуете трупный запах из-под кровати, это наверняка положит конец вашим чувственным наслаждениям, и вы будете рады убраться оттуда подобру-поздорову.
Кстати, в исследовании Стивенсона в категории “обоняние” сравнивались запахи тухлой рыбы и фекалий, и это была единственная пара, которую возбужденные респонденты мужского пола нашли одинаково приятной (или одинаково неприятной, в зависимости от того, как вы на это посмотрите). Это не так уж удивительно, если учесть, что половое возбуждение снижает отвращение ко всем телесным выделениям, не отдавая предпочтения тому или другому их источнику. Не считая некрофилов, запах разлагающегося трупа скорее окажет отталкивающий эффект. Но даже живые тела источают множество запахов, которые не особенно нравятся большинству из нас. И я говорю не только о “рыбном” запахе, который может оказаться барьером к оргазму для мужчин-гетеросексуалов. Насколько мне известно, у женщин тоже есть анус, и напоминающий об этом запах может быть психологическим препятствием к сексу для мужчин и для женщин, для геев, лесбиянок и гетеросексуалов.
Из-за того, что у мужчин-гомосексуалов есть некоторые “анатомические ограничения” и единственный возможный для них вариант полового сношения – анальный секс, геи часто становятся мишенью дешевой риторики, целью которой является вызвать отвращение с налетом морализаторства. “Это скверно, потому что это мерзко”, – вот самый очевидный пример “морального ошеломления”. И тем не менее, если изображать геев как падших существ с целым букетом инфекционных заболеваний, которые целыми днями заняты фекалиями, это оказывается поразительно эффективной стратегией, из-за которой гетеросексуалы не воспринимают геев как равных. Например, когда речь о геях заходит на сайтах, новостных порталах и онлайн-форумах, аудиторией которых являются консерваторы (они и правда очень любят нас обсуждать), то один за другим появляются антифекальные комментарии, главной мыслью которых является “я против экскрементов, а поэтому и против геев”. На сайте Free Republic некий посетитель оставил следующий комментарий к статье о гей-параде: “Человек самоопределяется через похоть по отношению к вонючим анусам других мужиков… Это омерзительное поведение, из-за которого распространяются ужасные болезни, а они раздуваются от гордости”. Другой прибавил: “Не надо было давать гомосексуалам особые права вроде гражданского партнерства, не говоря уже о браке и законе ‘Не спрашивай, не говори’ (Don’t Ask Don’t Tell), с которого все началось. Среди нас есть невежи и идиоты, которые хотят задобрить их, говоря: ‘Я знаю одну пару, и они очень приятные’… Вот идиоты… С каких это пор Конституция предоставляет особые права за заразный фекальный секс?”
Когда романтические отношения между геями преподносятся в таком контексте, реакция отвращения позволяет без труда представить их аморальными. Сопротивление “засилью геев” стало главной стратегией в патриотической борьбе против, как бы помягче сказать, “зла”. Да-да, серьезно! Все, что имеет даже отдаленное отношение к геям – будь то телеведущий Андерсон Купер, хихикающий во время выпуска новостей, Барни Фрэнк, наклонившийся, чтобы завязать шнурки, или возмутительный поворот сюжета в сериале “Американская семейка” (Modern Family), – решительно все вызывает злословие о геях и их задних проходах.
Вызвать чувство отвращения у человека можно и для того, чтобы повлиять на его политические взгляды. Это старый трюк. Вот что в 1938 году писал автор иллюстрированной книги для юных немцев: “Вы только взгляните! Эти вшивые бороды! Эти грязные оттопыренные уши, засаленная одежда… От евреев исходит неприятный сладковатый душок. Если у тебя хороший нюх, ты сразу распознаешь еврея”. (Издателя этой книги позднее казнили как военного преступника: он сыграл ключевую роль в пропаганде антисемитизма.) Если человек не сознает, что им манипулируют, этот прием срабатывает безотказно. Психологи Йоэль Инбар, Дэвид Писарро и Пол Блум показали, как чувство отвращения заставляет людей, обычно вполне толерантных, принимать исключительно ханжескую точку зрения. Участниками исследования были студенты обоих полов из Корнелльского университета. Случайным образом их разделили на две группы (“вонючая” и “невонючая”). Каждого из участников попросили в одиночестве заполнить анкету об отношении к широкому спектру социальных и политических проблем. Для “вонючей” группы в комнате незаметно распыляли “ароматизатор” из магазина розыгрышей. (Как я понял из разговора с одним из авторов исследования, запах напоминал давно не мытый общественный туалет.) Студенты из “невонючей” группы заполняли анкеты в той же комнате, однако их обоняние испытанию не подвергалось.
