Текст книги "Хирургический удар (Хирургический удар - 1)"

Автор книги: Джерри Эхерн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)

Эйб вынырнул между двумя суднами, сделал быстрый вдох и снова нырнул, но теперь – глубже. Судя по светящемуся циферблату часов, он пока укладывался в график.

Внезапно свет пропал, и Кросс понял, что находится вблизи корпуса катера. Хьюз говорил ему, что по последним данным русские патрульные катера не имеют оборудования для отслеживания пловцов. Он надеялся, что Хьюз был прав.

Эйб почувствовал, что ему не хватает кислорода и ускорил подъем, вынырнув слева у кормы катера, где были расположены два мощных винта. Он посмотрел на часы – уже немного запаздывает. Кросс снова нырнул, стараясь не попасть под винты, и интуитивно поплыл вдоль корпуса. Циферблат "Ролекса" тускло светился, и он увидел, что время критическое. Кросс быстрее поплыл к носу судна. "Черт возьми", – прошептал он, вдохнул и снова нырнул. Он уже опаздывал на целую минуту.

Это, конечно, никак не отразится на установке взрывчатки. Просто останется меньше времени, чтобы уйти подальше от судна. Кроме того, всегда есть вероятность, что кто-нибудь может обнаружить место установки взрывчатки на корпусе и направит сюда водолаза. На этот случай у Эйба был нож.

Кросс услышал над собой рев.

Это, должно быть, двигатель "Неустрашимого". Эйб приставил взрывчатку к корпусу и включил магнитное устройство, надеясь, что в это время не испортил свои часы. "Ролекс" – часы очень дорогие и, если ему удастся выжить, он вряд ли сможет позволить себе удовольствие купить новые.

Кросс включил часовой взрыватель. Рев двигателя "Неустрашимого" стал громче. Пройдет несколько секунд, прежде чем советское судно отреагирует и тоже прибавит ход. Мина запущена, механизм включен. Кросс уплывал, спасая свою жизнь. Оба винта русского катера пришли в движение и судно устремилось вперед. Эйб нырнул. Легкие уже жгло от недостатка кислорода, но он продолжал погружаться. Выбора не существовало – либо задохнуться, либо быть изрубленным на куски винтами.

Кросс развернулся в воде. Силуэт русского судна быстро исчезал в черной воде. Немного подождав, Эйб поплыл вверх, и его голова показалась на поверхности. Волны в кильватере русского катера разбивались о тело Эйба. Он втянул воздух и нырнул. Еще около тридцати секунд уйдет на то, чтобы русский катер набрал скорость. Кросс по диагонали уплывал от исчезавшей кормы, стараясь подальше уплыть от катера.

Эйб посмотрел на часы и всплыл на поверхность. Как только голова Кросса появилась над водой, он сориентировался и развернулся. Он мог видеть только русский катер, закрывающий своим корпусом "Неустрашимого". Рыбацкая лодка, вероятно, маневрируя, уходила от русских. Нос советского судна приподнялся. Если Кросс установил взрывчатку в нужном месте, то она при взрыве сделает в корпусе дыру величиной с газовую плиту, и на большой скорости в нее хлынут тысячи галлонов морской воды, отправив на дно русский катер.

Эйб ждал. На мгновение он увидел языки пламени, прежде чем вода потушила их. И, несмотря на то, что он закрыл уши, его слух поразил сильный взрыв.

Нос русского судна, казалось, приподнялся. Пулеметный огонь с его палубы был направлен в сторону "Неустрашимого", отвечавшего автоматными очередями. Затем вдруг русский катер остановился. Пулеметный огонь с палубы прекратился. Корма катера поднялась вверх, а затем исчезла в волнах.

На этом все закончилось.

Эйб Кросс достал из сумки еще одну вещь. Это была ракетница, запечатанная в полиэтиленовый пакет. Он поднял ее над водой, взвел курок и выстрелил вверх.

Через секунду над палубой "Неустрашимого" взвилась ответная ракета.

Эйб поплыл к "Неустрашимому". Рыбацкое судно уже разворачивалось, чтобы подобрать его.

Глава 25

Возле Танкобона, у берега моря, их ожидал еще один отряд бойцов "Народного Муджахедина". Кросс, Хьюз, Бэбкок, Ирания, Мара и еще трое оставшихся от первой группы, несмотря на холодную воду, преодолевали прибой босиком. Это был наилучший выбор. В противном случае им пришлось бы провести несколько дней в сырой обуви. Муджахедины подбежали встречать их к краю прибоя. Они забрали горное снаряжение, ящики с оружием и со взрывчаткой. Кросс остановился на берегу.

Бэбкок, приняв положение "смирно", сказал:

– Джентльмены, "Неустрашимый"! – и отсалютовал.

Эйб улыбнулся и сделал то же самое. Хьюз попрощался с "Неустрашимым" жестом, которым приветствовали друг друга герои фильмов о второй мировой войне, а затем левой рукой нажал радиодетонатор.

Сначала раздался взрыв и взвился огненный шар, а потом пламя охватило "Неустрашимого". Спустя некоторое время он исчез в волнах.

– Не так ли поступал Кортес, когда завоевывал Мексику? – спросил Бэбкок Хьюза.

– Да, что-то в, этом роде. А теперь по коням, джентльмены. – Кросс взял свой автомат, рюкзак, ботинки и пошел туда, где бойцы "Народного Муджахедина" веселились, празднуя встречу. На некотором расстоянии от них стояли оседланные лошади.

Бэбкоку, очевидно, захотелось немного музыки:

– Эйб, не мог бы ты вспомнить и насвистеть мелодию из "Великолепной семерки"?

Кросс пожал плечами и углубился в себя, вспоминая мелодию. "Интересно, лошади тоже любят музыку?" – подумал он.

Они ехали двумя параллельными колоннами, снова поднимаясь в горы. Но здесь не было снега, по крайней мере – на этой высоте. Куртку Кросс положил поперек седла. На плече висел автомат. Рядом с ним на самой красивой лошади ехала Ирания.

Гнедого мерина, на котором ехал Кросс, все с иронией называли "Горячим". Эйбу приходилось постоянно подгонять его, чтобы тот не останавливался, как вкопанный, и чтобы двигавшиеся сзади лошади не врезались в него. Но, с другой стороны, такая езда не позволяла Кроссу засыпать да ходу. Он спал всего лишь несколько часов еще до встречи с катером, а этой ночью и вовсе не удалось уснуть.

Теперь их было четырнадцать человек. Группа, встретившая их у берега, состояла из одних мужчин. И еще один отряд из "Народного Муджахедина" ждал их ближе к горе Дизан.

Ирания, ехавшая рядом с ним, вдруг сказала:

– Я хочу тебя.

Кросс взглянул на нее, не зная, что ответить. Все это время они спали бок о бок, но только спали. Он целовал ее в "лендровере", руками он касался ее тела, но...

– Я знаю, что ты, должно быть, думаешь, что я потеряла стыд. Но сейчас нет времени для скромности. Завтра мы можем умереть. Ты позволишь мне спать с тобой, Эйб?

– Да, – сказал ей Кросс.

Ирания, пришпорив лошадь, умчалась вперед. Он не пытался остановить ее.

Хелен Челевски через стол передала список гостей. Уорен Карлисс взял его и откинулся на спинку стула, глядя не на бумагу, а на Хелен, зачитывавшую список:

– Сегодня вечером на банкете будут присутствовать эти специальные посланники. Да, кстати, возвращаясь к списку. Я вынуждена сказать следующее, – она посмотрела на него и улыбнулась. Этим утром она была особенно красива. – Все имена в этом списке засекречены. Если ты опубликуешь этот список в прессе, то тебе никогда больше не разрешат снимать на правительственных объектах США. А я потеряю работу, Уорен.

– Я понимаю, Хелен. Прекрасно понимаю. Все будет, как мы и договаривались. Я не обнародую ни кадра из фильма без твоего разрешения и до того, как все участники конференции не одобрят готовый фильм.

Она снова улыбнулась ему. Он подумал, что она очень красивая. Вспомнив о последней ночи, он сжал кулаки.

– Тогда все хорошо, Уорен. Мы будем принимать послов по особым поручениям правительств Сирии, Израиля, Египта, Туниса, Иордании. И, конечно, будет посол президента мистер Элиас Фэрчайлд. Почему ты так смотришь на меня? Если ты вспомнил о последней ночи... Я имею в виду...

– Нет.

– Тогда почему?

– Ты очень красивая. Я в какой-то мере буду жалеть, когда закончатся съемки.

– Тогда между нами...

– Я не хочу, чтобы между нами все кончилось. Но я думаю, что ты захочешь.

Она странно посмотрела на него.

– Почему ты говоришь так, Уорен? – у нее перехватило дыхание. – Я имею в виду всю ту хронику, ради которой ты рискуешь. Ты не должен обнародовать этот материал, даже если конференция провалится. Ты знаешь это. И мне странно, что ты так настойчиво хочешь сделать это.

– Думаю, что люди должны знать дипломатию изнутри. Это очень ценно с точки зрения массового интереса, не говоря уже об исторической ценности.

– Я никогда не спрашивала тебя, – сказала она, закурила сигарету и облокотилась на стол, как бы изучая его, – как ты впервые узнал о конференции?

– Я говорил тебе. Ты забыла, – улыбнулся он. – У одного моего знакомого журналиста есть источники, и хотя я занимаюсь кинохроникой, я все еще остаюсь журналистом.

– Хорошо. Итак, ты покидаешь меня после того, как все закончится? Я имею в виду, что ты знал, что не сможешь остаться навсегда в Иерусалиме. Надеюсь, что у нас есть последняя ночь?

– Нет, у нас нет ночи, – сказал Карлисс, поднялся и вышел из кабинета.

Съемочная группа наконец была готова к банкету. Для этого пришлось расставить дополнительное оборудование. Отснятый материал уже сам по себе представлял интерес даже без официального банкета и созвездия знаменитостей, которые примут в нем участие.

Но именно банкет был причиной того, что он пришел.

Уорен Карлисс стоял во дворе и курил сигарету, слушая пение птиц в деревьях и ощущая тепло заходящего солнца.

Он думал о Хелен Челевски.

Она, должно быть, ненавидит его.

Уорен услышал за спиной знакомый голос:

– Мистер Карлисс, мне понадобится ваша помощь в погрузке последней партии оборудования со склада. Боксы закрыты, но что-то произошло – мой ключ не подходит.

Карлисс изучал лицо молодого директора. Американец до мозга костей: голубые глаза, улыбается из-под копны светло-рыжих волос. Он напомнил Карлиссу его младшего брата Мартина.

– О, Боб, ключ у меня. Замки поломали нам на таможне, когда мы ввозили оборудование. И мне пришлось поменять их. Извини, что я не предупредил тебя об этом.

Боб Нэш улыбнулся.

– А я уже начал беспокоиться, босс. Если мы не поставим дополнительные юпитеры и несколько микрофонов, вам, наверное, не понравится то, что мы снимем сегодня.

– Сегодня нужно работать, как было запланировано, независимо от того, хорошо это получится или плохо.

– Мне хочется, чтобы фильм вышел до того, как мы получим на это разрешение. Зрители хотят посмотреть его и, может быть, впервые понять, как работает весь дипломатический корпус и люди, которые приводят его в действие. Я думаю, мы будем гордиться этим, мистер Карлисс. Гордиться по-настоящему.

Уорен Карлисс не думал, что ему придется гордиться этим.

В фургоне было тепло, несмотря на то, что солнце уже садилось. Рака подумал, что он уже слишком привык к прохладному климату своей горной крепости.

Раух разговаривал. Ефраим, водитель такси, был за рулем. Раух сказал:

– А что если нам не удастся установить контакт со служащими? И если полиция и армия уже информированы о том, как выйти на нас?

– Мы сможем установить контакт, используя один великолепный мотив страх. По этой же причине я доверяю тебе ровно настолько, насколько доверяю. Ты, например, знаешь, что за предательство я тебя убью. Если результатом твоего предательства станет моя смерть, один из двенадцати моих "бессмертных" уничтожит тебя. Или кто-нибудь из "Международного Джихада" найдет тебя и убьет. И нет на свете уголка, где бы ты мог спрятаться. И этот служащий ощущает такой же страх, какой испытываешь ты, поэтому я спрашиваю: Раух, ты осмелишься предать меня?

– Конечно, нет. Нет, Рака. Я предан вашему делу. Я...

– Ты предан моим деньгам и своему собственному страху. И, возможно, ты еще предан своей нацистской молодости.

– Ты обещал, Рака...

–...никогда не касаться этого вопроса. Извини. А теперь заткнись, Рака продолжил точить свой уникальный нож, не похожий ни на какой другой.

Он посмотрел на часы.

В юности Рака был очень нетерпелив и недисциплинирован. Он научил себя терпению через пост и другие формы самоотречения. И через молитвы.

Теперь он был терпелив.

Жизнь одного человека – это ничтожная песчинка в песочных часах веков.

Рака продолжал точить нож.

Глава 26

Мехди Хамадан заказал ужин в номер. И еще он заказал свой любимый безалкогольный напиток.

Мехди сидел в плетеном кресле, его нож лежал на перилах балкона. Он медленно потягивал свой напиток. Мехди умышленно заказал ужин так рано, чтобы насладиться заходом солнца. С балкона он видел большую часть Иерусалима. Но посольство Соединенных Штатов не просматривалось. Впрочем, оно только бы испортило картину заката.

У официанта Хамадан выяснил, что легкие блюда можно заказать в номер до одиннадцати часов вечера. Он предвидел, что придется дополнительно заказать прохладительные напитки. Предстояла длинная ночь у телевизора.

А потом, уже утром, будут газеты. Американская пресса не даст полного обзора. Но вот британские газеты должны напечатать много интересного.

К следующему вечеру в новостях уже не будет ничего.

Соединенные Штаты обвинят Израиль в недостаточных мерах безопасности, повредивших такому хрупкому союзу. Израиль будет настаивать на том, чтобы их персонал предпринял мощный прорыв в посольство. Соединенные Штаты будут открыто говорить, что они за мирное решение кризиса, а частным образом требовать от Израиля предпринять все возможное и надеяться, что если попытка сорвется (а так оно и произойдет), то израильтяне не слишком энергично будут возражать против обвинений прессы в провале.

Израильтяне совершат несколько карательных экспедиций против невинных людей, нагнетая и без того напряженную обстановку на Ближнем Востоке. Соединенные Штаты потратят миллионы долларов своих налогоплательщиков и пошлют военные корабли в Средиземное море. Американский президент произнесет несколько речей для прессы, разоблачающих терроризм. Израильтяне, вероятно, воздвигнут монумент или что-нибудь подобное погибшим.

А обеспокоенные правительства узнают, что их представители нигде не смогут укрыться для заговора против поднимающегося прилива Ислама.

"Международный Джихад" подберет под себя силы Ахмеда Омани после его попытки предательства. Его, Мехди Хамадана, власть возрастет во много раз. КГБ будет довольно конечным результатом, не одобряя способов его достижения. А это тоже упрочит его власть.

Заход солнца был действительно очень красивым.

Хелен Челевски стояла перед зеркалом, довольная своим отражением. Ей было тридцать три. Фигура была лучше, чем когда она получила свою первую ученую степень. Белое, до пола, вечернее платье, простое и элегантное, открывало не очень много и не слишком мало. Белый цвет был ее любимым еще с детства. Волосы уложены безупречно. Серьги с камеями и ожерелье, которые она получила в наследство от тетки, подчеркивали ее элегантность.

Она вспомнила об Уорене Карлиссе. Какой она была глупой, что влюбилась в него. Тридцать три – а все еще одна.

Хелен отошла от зеркала. Шелест наряда наполнил ее уверенностью в себе, когда она проходила в спальню, чтобы положить все необходимое в вечернюю сумочку. И, конечно, взять часы. Они были частью ее работы. Ей придется постоянно следить за временем. Она проверила точность хода часов еще до того, как приняла душ. Иногда в посольстве было довольно прохладно. Особенно, когда на улице было жарко, как сейчас. Вероятно, и сегодня кондиционеры будут работать на полную мощность. Она взяла со спинки стула вышитую шаль и накинула на плечи.

Незамужняя тетка, которая завещала Хелен набор камей, как-то сказала ей, что красивая одинокая женщина похожа на ценное произведение искусства, закрытое в темной комнате. Нелюбимое и бесполезное.

Хелен Челевски вышла из комнаты, прошла по небольшому холлу, затем вниз по лестнице, через гостиную, дважды проверив в ридикюле свои ключи. Посольский водитель должен ждать ее внизу на улице.

Глава 27

Здесь прошел снегопад. Но когда они поднялись в горы Эль Бурс, несмотря на снег, температура была не такой уж низкой. К полуночи они остановятся, как решил Кросс, чтобы отдохнуть самим и дать передышку уставшим людям. Потом утром у них состоится встреча с еще одним отрядом повстанцев, который будет сопровождать их почти до самой цели.

Абрахам Келсоу Кросс понял, что полюбил Иранию – девушку, фамилию которой он даже не знал, и которую через немногим более сорока восьми часов покинет навсегда, если останется жив, в чем он сомневался.

Но Кросс ни о чем не сожалел.

К одиннадцати часам Кросс решил объявить привал. Ирания почти выпала из седла от изнеможения, и Эйбу пришлось перегнуться и поддержать ее, когда она соскользнула на землю.

С Дарвином Хьюзом и Люисом Бэбкоком Кросс осмотрел местность и назначил посты. Никто из них не был включен в график смен караула. Это позволит им отдохнуть, что было сейчас для них жизненно необходимым.

С автоматом в руке Кросс пошел к постели, которую он должен был разделить с Иранией. Он видел, что она была обессилена переходом, и это значило, что он не мог просить ее заняться любовью. А ему этого очень хотелось.

Эйб прошел через неосвещенный центр лагеря, кивнув Маре, которая спала с одним из мужчин из первой группы, и, наконец, увидел постель, приготовленную Иранией. Как он и ожидал, она крепко спала.

Кросс некоторое время стоял, просто глядя на нее.

Потом, стараясь по возможности не шуметь, снял оружие, снаряжение, ботинки и улегся рядом с ней. Здесь было тепло. Она подвинулась ближе к нему. Он обнял ее за плечи, ее голова прижалась к его груди, а волосы рассыпались по его телу. Они пахли духами.

Глава 28

Когда дверь открывалась, застольные разговоры на английском, французском и арабском языках смешивались и звучали как какофония. Когда дверь закрывалась, гул смолкал. Уорену Карлиссу хотелось, чтобы исчезло все.

Боб прошел к нему через небольшую переднюю, которую им отдали на время съемок, и закурил:

– Мистер Карлисс, я хотел бы кое-что проверить вместе с вами.

Правая нога директора стояла на одном из железных ящиков, покрытом пластиком и похожим на миниатюрный гробик, закрытый на висячий замок.

– Конечно, Боб, – сказал Уорен Карлисс и тоже закурил.

После того, как дверь закрыли, было невозможно определить, что происходило в большом банкетном зале.

Здесь была двойная звукоизоляция. Хелен Челевски рассказывала ему, что раньше эта комната использовалась для перемены блюд.

– О чем ты хотел спросить?

Боб выпустил дым через ноздри и постучал ногой по ящику, на котором она стояла.

– Что здесь, мистер Карлисс?

– Я считал, что будет неплохо иметь под рукой запасное осветительное оборудование.

– Ящики тяжелые. По весу похоже, что в них находятся камеры. Но все три камеры как раз сейчас работают. Две кинокамеры и одна видео.

– Ты прав, – улыбнулся Карлисс. – Это еще одна видеокамера. Ты же знаешь, какие нежные эти штуки. И я решил, что раз уж нам разрешили...

– Я могу посмотреть на нее?

– Конечно, – сказал он и стал искать по карманам ключи. Карлисс посмотрел на часы, а потом – на Боба. – Конечно, можешь. Съемки проходят нормально?

– Да, замечательно, – выражение лица и жесты Боба, казалось, смягчились. – Скоро подадут десерт. Посланник президента произносит заключительную речь.

Карлисс достал ключи. Они были в левом кармане брюк. Уорен склонился над ящиком, на котором стояла нога Боба.

Карлисс начал перебирать ключи на кольце. Он помнил номер каждого ключа и даже помнил, к какому замку подходит каждый из них. Но он продолжал искать.

Еще раз бросил взгляд на часы, кивнул.

– Что?

– Ничего, Боб. Лучше убери ногу.

Карлисс вставил ключ в замок и повернул его. Крышка замка щелкнула. Он поднял ее.

Дверь в конце передней открылась. Вошла темноволосая женщина в темном платье служанки с накрахмаленным белым передником и отделанным кружевами чепчиком. За ней вошли еще двое мужчин. Один лысеющий, очень высокий и худой, в ливрее дворецкого. Второй – в белом пиджаке прислуги, совсем молодой.

– Эй, ребята. Вы ошиблись комнатой... – сказал Боб, вставая с колен у ящика.

Карлисс посмотрел на Боба.

– Мне очень жаль, старик.

Девушка бросилась между ними и в ее руке появился автомат.

– Черт возьми, Карлисс!

Девушка передернула затвор "Узи" и сунула ствол Бобу под нос.

– Руки!

– Мистер Карлисс!

Карлисс стал в полный рост, глубоко затянулся и закрыл глаза. Он слышал, как что-то упало с глухим звуком. Когда он открыл глаза, Боб лежал на полу. Из его левого виска вытекала кровь, открытые глаза остекленели.

Уорен Карлисс снова закрыл глаза.

Мухаммед Ибн аль Рака следил за секундной стрелкой "Ролекса", которая приближалась к двенадцати.

– Ефраим, пора.

Мотор фургона ожил. Раух начал открывать дверцу. Рака сказал:

– Нет. Теперь ты больше не будешь меня бояться, – и, подавшись вперед, схватил Рауха за нос, откинув его голову назад. Раух попытался закричать, но Рака перерезал ему горло своим ножом. Все еще согнувшись – его рост не позволял выпрямиться в фургоне – Рака шагнул вперед, вытер кровь с ножа о белую рубашку немца, и, открыв дверцу, вытолкнул труп наружу. Когда он уселся на переднее сиденье, Ефраим уже ехал. Рака следил за временем.

Женщина в платье служанки ждала у двери, ведущей в главный зал. Ее чепчик валялся у ног, на которых были черные чулки и черные туфли. Одной рукой она держала "Узи", а другой пыталась ослабить белый воротник платья.

Человек в ливрее передавал подсумки с запасными магазинами юноше, который укладывал их в сервировочный столик-тележку, покрытый скатертью. Потом – два "Узи", а за ними – какой-то автоматический пистолет. Автоматы спрятали в столик, а пистолет исчез под бельм кителем юноши. Карлисс понял, что смотрит на все происходящее как будто через объектив камеры.

Лакей передал подсумок с магазинами девушке, и она повесила его через плечо.

– Ключи!

Карлисс бросил лакею связку ключей, которыми он открывал первый и второй ящики. Тот открыл третий ящик и стал раздавать защитные очки с темными стеклами. Такие очки он бросил и Уорену. То же самое лакей сделал и с прозрачными маленькими контейнерами, похожими на наперсток. Карлисс натянул очки до самого подбородка. Открыл контейнер и увидел, что там находятся затычки для ушей странной формы, под цвет кожи.

Лакей тоже натянул очки, а затычки положил в карман жилетки.

Юноша уже ушел через заднюю дверь, закрыв ее за собой. Его тележка теперь тарахтела меньше, потому что была нагружена.

Карлисс с озлоблением посмотрел на часы. Все происходило точно по плану.

Рака достал из-под рубахи девятимиллиметровый советский пистолет. Он был влажным от пота. Рака передернул затвор и положил оружие под правое бедро. Ефраим повернул в узкую улочку. Рака посмотрел на часы.

– Потише, пока ты не угробил нас. Все идет по графику.

Рака закрыл глаза. Сейчас Ибрахим катит свою тележку по служебному коридору, потом через остальные двери войдет на кухню. Потом достанет из-под кителя униформы пистолет.

Хала и Рива бросят мыть грязную посуду и возьмут из тележки автоматы. Остальной персонал кухни закроют в холодильной камере для мяса, чтобы позже выдать это за жест великодушия.

Ибрахим, Хала и Рива выйдут из кухни через черный ход. Женщины подойдут к главному входу посольства с двух сторон. Ибрахим дойдет с Халой до конца здания, а потом, спрятав пистолет, один пойдет к воротам.

Рака открыл глаза.

Ефраим повернул еще раз. Рака уже видел ограждения, стоявшие по краю короткого въезда в посольский комплекс. Огромные железные ворота были закрыты.

Ефраим, наверное, уже подходит к будочке охранников. Женщины, Хала и Рива, должны быть на своих позициях.

Джамаль и женщина с ним должны подготовить светозвуковые гранаты.

Рака посмотрел направо. По улице к ним приближался полугрузовой "Мерседес" с четырьмя "бессмертными". Он посмотрел влево. Приближался "Кадиллак"-лимузин с развевающимся египетским флажком.

Лимузин, замедлив ход, повернул к воротам посольства.

Рака посмотрел на часы. Он услышал выстрелы из открытых окон фургона.

Все четыре двери лимузина открылись, и из них появились восемь "бессмертных". Раздались звуки автоматной стрельбы. "Кадиллак" задом отъехал в переулок. Его двери оставались открытыми настежь.

Распахнулись главные ворота. Со стороны посольского комплекса раздались автоматные очереди.

– Теперь поспеши, Ефраим, – спокойно сказал Рака.

Фургон рванул вперед. "Мерседес" сделал крутой поворот вправо и въехал через раскрытые ворота во двор посольства. "Кадиллак" был уже на улице. Рака лишь на мгновение увидел его в боковом зеркале машины.

Женщина в черном платье служанки и в белом переднике что-то сказала на своем языке. Карлисс предположил, что это был фарси. Человек в ливрее кивнул и взял из кармана жилетки затычки в уши. Свои женщина уже воткнула в уши. Она распустила темные волосы и они рассыпались по плечам.

Женщина подняла передний край платья и стала разматывать что-то, обернутое поверх комбинации. Это была темная шаль.

Человек в ливрее надел очки. Карлисс сделал то же самое, потому что в руках у лакея было что-то похожее на большие яйца. Карлисс знал, что это должно было быть, хотя сразу и не узнал. Это были специальные гранаты, которые при взрыве издают звук большой громкости и образуют яркую вспышку света. Если человек не защищен специальными очками и затычками для ушей, то он временно слепнет и глохнет от взрыва.

Женщина тоже надела защитные очки. Она открыла дверь, и лакей бросился в зал. Она побежала за ним. Карлисс упал на колени, закрыл глаза и заткнул уши руками. Ему говорили, что "беруши" только частично нейтрализуют силу звука.

Фургон врезался в предохранительный барьер. Хала и Рива вышли со своих позиций с обеих сторон здания. Четверо "бессмертных" выскочили из машины, на ходу стреляя из автоматов. Фургон резко остановился у главного входа здания посольства. И Рака выпрыгнул из фургона.

– Правоверный Ефраим. Да прославится твое самопожертвование, пока солнце светит правоверным, дорогой друг, – Рака отбежал от здания в глубь двора. Фургон с четырьмя ведущими колесами стал разгоняться, достиг первой ступеньки и начал взбираться по лестнице.

Рака следил за происходящим под прикрытием "Мерседеса". В левой руке он держал детонатор.

Фургон достиг верхней ступеньки. Одетые в форму морские пехотинцы стреляли в него из автоматических винтовок "М-17". Рака нажал кнопку детонатора.

Взрывчатка была расположена по всему корпусу машины, даже внутри дверных панелей и с внутренней стороны крыши. Машина представляла собой гигантскую осколочную гранату.

Взвился огненный шар и покатился по арочным навесам, закрывавшим лестницу. Кричали люди, пораженные осколками. Один из морских пехотинцев покатился по ступенькам, охваченный пламенем. Все окна посольства разлетелись вдребезги. Один осколок ударил в капот "Мерседеса". Рака вышел из своего укрытия. Рива стояла рядом с телом Халы, пробитым осколками.

Рака оглянулся и посмотрел на ворота. Они закрывались, а ограничительные барьеры поднимались на место. "Кадиллак", тоже начиненный взрывчаткой, стоял между главными и внутренними воротами, блокируя въезд.

Десять "бессмертных", Риза и Ибрахим штурмовали здание посольства через огромные разбитые окна. Двое "бессмертных" с автоматами "АКМ" перестреливались с охраной, находившейся на крыше. Рака спрятался в "Мерседесе", крыша которого была пуленепробиваемой. Он молился, чтобы осколки не повредили двигатель. Автомобиль завелся, и Рака двинулся вперед. Он слышал, как визжат пули, отскакивая от крыши машины. На заднее сиденье сели два его "бессмертных".

Рака доехал до лестницы, где на когда-то полированном граните валялись куски фургона и части человеческих тел. Оба "бессмертных" выскочили из машины, стреляя длинными очередями по крыше посольства. Рака, пригибаясь, вылез из-за руля и побежал под прикрытие навеса. Вместе они пошли по ступенькам.

Карлисс вытащил ушные затычки и снял очки. Он бросил их на мраморный пол. Мужчины и женщины, его съемочный персонал, слуги, служащие посольства и иностранные гости катались по полу, безумно кричали, закрывая глаза. Некоторые пытались подняться, но, натыкаясь на других, тут же падали.

Отовсюду раздавались звуки стрельбы. Скоро здесь будет Рака. Карлисс двигался по комнате, внимательно присматриваясь. Наконец он увидел ее. Белое платье, как и все вокруг, было в каких-то пятнах. Она то плакала, то безумно кричала и прижимала руки к глазам.

Карлисс опустился перед Хелен на колени и прижал ее голову к своей груди. Ее рыдания поутихли.

Уорен ничего не говорил ей.

Она все равно ничего бы не услышала.

Дверь, ведущая в переднюю, с шумом открылась, как от пинка.

Мухаммед Ибн аль Рака стоял посреди дверного проема с двумя вооруженными автоматами мужчинами. Когда он вошел в зал, к нему присоединились еще несколько вооруженных людей. Рака, казалось, что-то искал.

Потом Карлисс увидел, что Рака заулыбался и направился к нему. Карлисс продолжал стоять на Коленях, держа Хелен Челевски, и качая ее, как больного ребенка.

Рака остановился примерно в метре от него.

– Уорен, ты все устроил очень хорошо.

– Ты обещал, что никто не будет убит. Что это за стрельба?

Рака не ответил, оглядывая зал и улыбаясь.

– Что касается твоего брата, я освободил его лично перед тем, как покинул горы Эль Бурс. Я освободил Мартина от всех земных забот и трудностей.

Рака повернулся и пошел к двери.

Уорен Карлисс плакал.

Глава 29

Несколько человек из морской пехоты Большого Сатаны и персонала посольства, которых Рака очень подозревал в принадлежности к ЦРУ, забаррикадировались на верхнем этаже и на крыше, разместив там снайперов.

Вокруг забора собрались несколько мужчин и женщин в гражданском, полиция, "Моссад" и подразделение армейского летучего отряда, по своим функциям аналогичного британским специальным воздушным подразделениям коммандос.

Но не было представителей средств массовой информации.

Рака говорил в громкоговоритель, стоя в большом коридоре, проходившем по всей ширине передней части здания. Здесь висели портреты американских президентов и евреев – Бен Гуриона и Голды Мейер. Позже он прикажет убрать их отсюда.

– Я требую, чтобы было выполнено следующее: морские пехотинцы и персонал Службы безопасности, забаррикадировавшиеся на верхнем этаже и на крыше, должны быть эвакуированы вертолетом. Они должны оставить оружие на крыше. Если к зданию приблизится более одного вертолета, все заложники будут казнены. Я требую, чтобы официальные представители правительства еврейских оккупантов Палестины были доставлены на расстояние слышимости моего голоса для обсуждения важных вопросов. Я требую, чтобы представители Большого Сатаны прибыли сюда с той же целью. Я требую, чтобы сюда были доставлены представители прессы и других средств массовой информации, и чтобы не было никаких попыток препятствовать представителям средств массовой информации как местных, так и иностранных. Я требую бесперебойного водо– и электроснабжения посольского комплекса, и требую, чтобы не предпринимались никакие преднамеренные помехи во вред этому зданию. Все это от имени "Международного Джихада", от имени борцов против гнета Большого Сатаны, евреев, их лакеев и других фашистских диктатур.