Текст книги "Хирургический удар (Хирургический удар - 1)"

Автор книги: Джерри Эхерн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц)

– Кроме того, полковник Лидбеттер поручил мне сказать вам, сэр, что дает возможность исполнить то, что вы хотели сделать пять лет назад, но поймет вас, если у вас э-э... если у вас не хватит... не хватит мужества выполнить это.

Эйб Кросс сел. Опустил ноги на пол. Сержант Либрай прошел между патрульными береговой охраны и протянул левую руку.

– Вот твои шнурки. Все остальное находится в комнате для хранения личных вещей. Оставь себе зажигалку. Желаю тебе удачи.

Кроссу показалось, что Либрай улыбался, когда повернулся и пошел к выходу.

Когда они сели в представительский "Плимут", он спросил о своей машине, и ему ответили, что о его машине и обо всем остальном позаботятся. Он не совсем понял, что это значит.

Серый представительский "Плимут" мчался с включенным маленьким красным опознавательным фонарем всю дорогу до самого озера, а затем около крытого аквариума повернул в сторону Мэйгз Филд. Там их уже ожидал вертолет, на котором не было не только опознавательных знаков военно-морских сил, но и вообще никаких. Кросс, офицер и двое из береговой охраны поднялись на борт. Ветровка Кросса была еще влажной, и поэтому ветер пронизывал его словно ножом. Люк закрылся, и вертолет почти мгновенно поднялся в воздух.

Кросс смотрел вниз на город и видел голубую изменяющуюся поверхность озера Мичиган, переходящую в прямоугольные бетонные поля, клочки земли с тусклой зеленой травой, крыши домов и автострады. Затем город, занимавший все поле зрения, начал исчезать, постепенно вытесняемый сооружениями аэропорта О'Хэйр.

Вертолет приземлился. Весь полет прошел в полном молчании. Теперь офицер сказал:

– Сэр, прошу следовать за нами.

– А что, если я скажу нет?..

Офицер, у которого были светло-русые волосы, голубые глаза и такие розовые щеки, что, казалось, бритва никогда не касалась их, ничего не ответил. Кросс передернул плечами.

– Пошли, сынок, – сказал он и вышел из вертолета.

Пройти пришлось совсем немного от вертолета до маленького двухмоторного реактивного самолета, опять же без всяких опознавательных знаков. Кросс поднялся на борт самолета, а офицер и два матроса остались. Он уселся во вращающееся кресло, пристегнул ремень безопасности и закрыл глаза. Если для полета нужны реактивные двигатели, то у него будет достаточно времени, чтобы поспать. А ему это было необходимо. Человек в широких серых брюках, ветровке и теннисных туфлях вышел из кабины пилота, отделенной красной ширмой, и закрыл дверь фюзеляжа. Кросс спросил его:

– Куда мы летим?

Человек просто отвернулся и, пройдя по салону, скрылся в зашторенном дверном проеме.

Эйб Кросс проснулся. Во рту было сухо и неприятно. Руки мелко дрожали, когда он попытался поднять их с коленей. Болел живот и, чувствуя, что его сейчас "пронесет". Кросс встал и пошел в хвостовую часть искать туалет. В пассажирском салоне никого не было. Когда он нашел туалет, он уже больше не мог терпеть.

После того, как террористы забрали его часы, Кросс купил себе другой "Ролекс" и даже, когда баксы были на исходе, он и не думал закладывать или продавать их. Он посмотрел на часы и пожалел, что не взглянул на них раньше, когда садился в самолет. Была почти сплошная облачность, и под самолетом едва просматривалось что-то похожее на фермерские поля и клочки пустыни. Кросс снова откинулся на спинку своего кресла, положив руки на живот, и попытался уснуть.

Когда перед посадкой самолет начал снижаться, Кросс проснулся. Он подтянул привязной ремень и уставился в окно. Он знал это место. Однажды он уже был здесь шесть лет назад, а точнее, когда проходил обучение по выживанию в пустыне вместе с несколькими парнями из сил быстрого реагирования подразделения "Дельта". Это было в Неваде, как он предполагал тогда, хотя никогда не был уверен в этом. У этой местности не было своего названия, а при нем ее называли "площадка 18". В редкие часы, когда ему удавалось отдохнуть, он слышал разговоры о том, что это место было когда-то убежищем одного мультимиллионера, которому казалось, что приближается ядерная война и наступает конец света. Лишь 10 процентов комплекса находились над землей. Крохотный островок среди пустыни. Почти сотня миль до гор, а, ближайший город находился прямо за горами. 90 процентов сооружений были расположены под землей. Когда Кросс был здесь прошлый раз, ему разрешалось посещать только три верхних этажа.

Самолет коснулся земли и после набольшей пробежки остановился. Кросс отстегнул ремень. Тот же человек, которого он уже видел, появился из-за ширмы, закрывавшей кабину пилота.

– Полет прошел хорошо. Но еда, прохладительные напитки и обслуживание оставляют желать лучшего, – сказал Кросс.

Парень, наверное, второй пилот, даже не глянул на него. Просто открыл дверь, опустил трап, прошел в пилотскую кабину и задернул за собой ширму.

Кросс встал и, увидев, что снаружи нет ни одного встречающего, начал спускаться по трапу. Последняя ступенька была довольно высокой, а ноги после полета плохо слушались. Прежде чем сделать последний шаг, он на мгновение задержался. На поле все еще никого не было, и он видел лишь бетонные конструкции, которые составляли наземную часть "площадки 18". Направляясь в здание, Кросс услышал звук закрывающейся двери самолета. Он повернулся и, прищурившись от солнца, посмотрел на самолет, который выруливал на дальний конец взлетного поля. Кросс стоял, наблюдая за ним в течение нескольких минут. Во рту было все так же отвратительно. Самолет сделал разворот и начал разбег. Когда их разделяли несколько сот ярдов, Кросс на прощание послал пилотам непристойный жест, согнув руку в локте. Он наблюдал, как белый самолет, взлетев и сделав круг, казалось, исчез за горизонтом. Лишь яркое солнце матовым блеском отражалось на консолях крыльев самолета.

Кросс повернулся и пошел в направлении блочных конструкций. Тогда, в полицейском участке, он решил не утруждать себя и не вставлять шнурки в туфли, и поэтому сейчас, преодолевая значительное расстояние, он чувствовал себя неуклюже. Кросс сказал себе, что именно поэтому он чуть не споткнулся, выходя из самолета. Он сел на взлетно-посадочную полосу, выудил из карманов джинсов шнурки и сигареты, а из рубахи – подаренную зажигалку, прикурил и принялся зашнуровывать туфли. Он был так увлечен, что если бы кто-либо, увидев его из здания, проявил достаточно прыти, то мог бы взять его за этим занятием голыми руками.

Концы шнурков оказались разной длины и он, шепотом выругавшись, завязал их как попало, встал, отшвырнул окурок и продолжил свой путь. Он вспомнил, что дверь была автоматической. Автоматика все еще действовала, потому что, когда он приблизился к двери метра на два, она открылась. Он переступил порог, и дверь с хлопком закрылась за ним. Здесь было прохладно, темно, если не считать лампочку в дальнем конце помещения, и пусто, за исключением стола, стоявшего под лампочкой. У стола стояли два человека в гражданской одежде. У обоих были видны ремни, поддерживавшие кобуру, и один из них курил сигарету. Кросс снова закурил и пошел на свет к столу, где находились те двое.

– Вы хорошо провели время, – сказал тот, что повыше.

Кросс улыбнулся и остановился перед столом.

– Вы выглядите хуже, чем я думал, – сказал коротышка и засмеялся, усаживаясь за стол, "безупречно" покрытый зелеными пятнами.

Кросс шумно и резко высморкался на безупречную зелень.

– Слышишь, ты, – Кросс оскалился, – меня кто-то хотел видеть. Кажется, полковник Лидбеттер. Скажи ему, что я здесь.

Двойные двери за столом с шипением открылись, а затем закрылись с чавкающим звуком. Это был Лидбеттер. Пять лет назад его волосы были гуще и не такие седые. Но Лидбеттер так и остался сухощавым, и улыбка все так же придавала глазам цвета анютиных глазок злобное выражение.

– Привет, Эйб.

Кросс обошел вокруг стола.

– Полковник.

– Не думал, что ты когда-нибудь придешь, – Мэт Лидбеттер говорил как и прежде. Его баритон, лишенный эмоций, казался синтезированным при помощи компьютера.

– Вы серьезно? Вы действительно сделаете теперь то, что не сделали бы пять лет назад?

– Пойдем ко мне в кабинет. У меня есть кое-что, над чем надо поработать.

– Да, хорошо, – Кросс последовал за Лидбеттером.

Дверь проделала все то же, что и при появлении полковника, и закрылась так быстро, что чуть не поймала Кросса за левый шнурок. Они вошли в коридор, стены которого были сделаны из металла, похожего на нержавеющую сталь, и тускло блестели. Ряды ламп дневного света были вмонтированы, в панели на потолке. В коридоре было так светло, что нигде не было теней.

– Смешно, – сказал Лидбеттер, развернувшись и продолжая идти задом наперед, как это делают дети. Руки он держал в карманах камуфляжных брюк. Я как раз собирался разыскать тебя, когда на морской базе недалеко от Чикаго получили это странное сообщение из полиции. А уже те люди по спецканалам связались со мной. Мир тесен. – Он повернул вправо по коридору к лифтам.

Около шести лет назад Кроссу даже проходить запрещалось мимо этого места.

– Все по-прежнему руководите отсюда программой "Дельта Флайт"?

– Если бы это было так, я бы тебе не ответил, но так как мы этим уже не занимаемся, я могу тебе это сказать. Разве что мне следовало спросить: "А что это за программа? Вы имеете в виду то, на что так падки газеты и журналы? А вообще сейчас здесь меньше персонала. Времена специализации".

Лидбеттер вставил ключ в вызывное устройство лифта. Не успел он еще вынуть ключ, как двери одного из лифтов раскрылись. Лидбеттер вошел в лифт. Кросс затушил сигарету в урне, стоявшей между лифтами, и вошел за полковником. Двери закрылись. Лидбеттер вставил другой ключ в панель с номерами этажей и приложил к панели ладонь. Затем вынул ключ, и панель засветилась. Через мгновение она потухла, и лифт начал движение. Кросс почувствовал легкую тошноту.

– Наука удивительна, не правда ли? – сказал Лидбеттер.

– Да, действительно, просто грандиозна. А что будет, если я вставлю ключ и приложу свою руку к сенсорам панели?

– А как ты думаешь, что будет? – улыбнулся Лидбеттер.

Кросс улыбнулся в ответ:

– Как раз об этом я и думал.

Лифт остановился. Когда дверь открылась, на противоположной стене было число одиннадцать, выполненное цифрами величиной, по крайней мере, восемнадцать дюймов.

– Я думал, что здесь только десять этажей, включая верхний уровень.

– Здесь все цифры перепутаны – девятый этаж над нами имеет номер шесть, и все остальные пронумерованы в том же духе. Путаница для наших врагов.

– И для ваших сотрудников, – мягко сказал Кросс.

Они пошли по коридору, который казался идентичным верхнему, свернули в конце вправо, где он становился Т-образным, и прошли мимо ряда дверей, сделанных, похоже, из того же металла, что стены, потолок и пол коридора. Верхние этажи, где он учился, спал и ел шесть лет назад, вовсе не были похожи на этот. Они остановились перед двойной дверью, над которой на стене была цифра четыре.

– Я попробую угадать, – начал Кросс, – на самом деле это совсем не четвертый номер. Правильно?

– Правильно, – Лидбеттер приложил ладонь к панели, которая засветилась от прикосновения. Через секунду панель погасла, щелкнул автоматический замок двери, и Лидбеттер вошел в комнату.

Кросс последовал за ним. Приемная была отделана деревянными панелями.

– Я хотел начать это дело еще год назад, – сказал Лидбеттер, проходя мимо пустого секретарского стола. Через открытую дверь он вошел в кабинет, который также был обшит деревянными панелями. На дальней стене, под безвкусно выполненной фреской, изображавшей Гранд Каньон, находился полный бар.

– Хочешь выпить?

– Да. Не говорите мне ничего. Я провалил тест, – Кросс пошел по мохнатому ковровому покрытию. Комната была похожа на полуподвальное помещение для отдыха, только у стены стоял письменный стол. У той же стены, но у противоположного конца бара, был бильярдный стол. Под баром стоял холодильник. Кросс открыл его и взял банку пива. "Пиво – это то, что мне сейчас необходимо", – сказал он сам себе. Эйб обратил внимание, что у него до сих пор дрожат руки.

– Один год, – сказал Лидбеттер, продолжая тему, начатую еще в приемной, – ушел у службы безопасности на всевозможные проверки. Один из патронов той забегаловки, где ты играл на пианино, был гомосексуалистом, а его любовником был парень из армянского посольства, как оказалось – агент КГБ.

– Да, это парень с карими глазами и упругой задницей. Но он сказал, что я не в его вкусе, – усмехнулся Кросс, допивая пиво. Холодильник был еще открыт. Он взял оттуда еще одну банку, открыл ее и закрыл холодильник.

– Скажи мне, как ты понимаешь концепцию "хирургического удара"? Лидбеттер почти шептал, сидя на краю бильярдного стола.

– Зря вы так сидите. Это вредно для ног. Вы это знаете.

– Для моих ног?

– Нет, бильярдного стола, – Кросс прикурил сигарету. Их осталось всего три. Он закрыл глаза. – Хирургический удар, – начал он, открыв глаза, – это молниеносный десантно-диверсионный налет на известную безопасную цель, исполненный с исключительной точностью небольшой, отлично тренированной, группой специалистов.

– Объясни, что ты имеешь в виду, говоря "безопасная цель"?

– Это значит, что ты поражаешь только врага и никого другого. Ну, а все остальное будет уже небезопасно, – сказал Кросс, выпуская облако дыма.

– Мы получили разрешение на проведение операции "хирургический удар" против мирового терроризма.

– Всего сразу? А сколько тысяч парней в нашем распоряжении?

Лидбеттер, казалось, проигнорировал это замечание:

– Ты хочешь участвовать?

– А кто дал разрешение? Или я не вправе спрашивать?

– Спрашивай, что хочешь. Я все равно не могу ответить.

Кросс потушил свою сигарету, глядя на Лидбеттера через стойку бара.

– Если это сработает, никто не скажет "спасибо", а если нет, то никто о нас не узнает. Не так ли?

Лидбеттер попытался самодовольно ухмыльнуться, но, как подумал Кросс, решил оставить улыбку на потом.

– Шанс на успех будет минимальный, но мы сейчас стараемся сделать все возможное в рамках дозволенного. Группу внедрения составят три человека. Четвертый будет осуществлять контроль на месте. Мы не станем возобновлять с тобой контракт на службу, записи о твоем участии в спецподразделении будут утеряны. Официально ты не будешь с нами связан. Никакой поддержки извне, за исключением последних разведданных, полученных нами, ну и, конечно, за нами транспортировка, вооружение, оборудование и финансирование.

Кросс взял из пачки сигарету. После короткой паузы Лидбеттер продолжил:

– Я хочу, чтобы ты выслушал меня до конца. Когда аятолла Хомейни решил покинуть Францию и вернуться в Иран, предполагалось, что он должен стать жертвой трагического случая. Но добренькие дяди не могли позволить себе такого. Как же так! А потом в Иране все сотрудники нашего посольства стали заложниками. Мы должны были объявить иранцам ультиматум: либо в течение 24 часов освободить заложников, либо использовать эти 24 часа для эвакуации Тегерана, потому что для этого города не наступило бы утро.

– Пять лет назад, – продолжал Лидбеттер, – ты был в больнице, а я посетил тебя. После того, как ты сам себя вытащил из запоя, четыре недели ты пробирался в Египет. Лицо у тебя было такое, что и собаки разбежались бы. Ты говорил мне, что хочешь вернуться и достать всех тех, кто взорвал самолет с пассажирами. Ты винил себя за то, что остался в живых единственным из всех летевших тем рейсом. Ты просто умолял меня помочь тебе вернуться туда, чтобы убить тех террористов. Вот что я хочу тебе сказать: либо ты берешься за это сейчас, либо заткнись и больше не дергайся. Если сможешь пройти подготовку – а одному Богу известно, сколько ты выпил за пять лет "алкогольной диеты", что вряд ли тебе на пользу – то сможешь оставаться довольно долго живым, чтобы успеть добраться до цели. Ты будешь руководителем тактической группы. Но ты будешь получать приказы старшего. Это все. А теперь, Эйб, решай – да или нет?

Кросс прикурил сигарету. "Интересно, – подумал он, – руки дрожат от "алкогольной диеты" или по какой другой причине?"

– Кто будет старшим?

– Да или нет, Эйб? – повторил Лидбеттер.

– Да.

– Дарвин Хьюз... – сказал Лидбеттер, снова улыбнувшись.

– Проклятие.

Лидбеттер кивнул, пряча улыбку.

Глава 3

Аятолла Фасад Батута сел в деревянное кресло и, завернувшись в черные одеяния, казалось, превратился в кокон. Когда он начал говорить, его голос звучал спокойно и равномерно:

– Согласно закону существуют три основания для смертного приговора: супружеская неверность, измена вере и убийство человека. Но в писаниях Ибн Джарир Аль Табари "История пророков и царей" нам открываются и другие мотивы законного лишения жизни: за распространение порчи на земле, за уклонение с пути справедливости и за препятствия, чинимые для ее установления.

Когда мы говорим о мире вне этой комнаты и этой святой нации и фактически вне этой части мира, где мы боремся за воплощение чистой веры, то становится понятной наша миссия. Порча, которая распространяется по всей земле, не имеет ничего общего с истинной исламской верой. Ислам является единственной высшей истиной. Таким образом, те, кто не принадлежит к чистой вере, в действительности отклоняются от справедливости и препятствуют ее воплощению. И тогда вера требует, чтобы мы искоренили эту порчу, это отрицание истины для того, чтобы распространение чистой веры могло утешить и поддержать всех людей.

Согласно трактату Шафии, мы призваны развивать разум в постижении Корана и действовать, пользуясь только плодами нашего разума, – продолжал аятолла Батута. – Иные действия будут уклонением от воли Бога. Бог говорит, что мы должны пользоваться разумом, но только в пределах его воли, "... поскольку люди пользуются своими рассуждениями, они не уклоняются от Его внушений, да вознесется хвала Ему". Но, – продолжал аятолла Батута, а Рака, увлеченный его речью, подался вперед, чтобы лучше слышать его, – в Коране также написано: "Неужели человек думает, что будет оставлен скитаться?" и, перефразируя, Шафии спрашивает: "Значит ли это, что Бог не руководит человеком?".

В комнате царила тишина. Рака сидел, затаив дыхание.

– Мы должны исполнить волю Бога. Это наш долг. Мы должны разрушить то, что не свято, чтобы святое могло процветать. Мы собрались здесь в этот час, чтобы услышать то, что согласно воле Бога должно исполниться. Любые другие действия были бы открытым неповиновением воле Бога. "Ибо я есть тот, кто создал для вас звезды, дабы вы могли руководствоваться ими, прокладывая путь в темноте на суше и на море".

Остальные священнослужители, сидевшие за столом, с пониманием кивали головами. Доносился шепот одобрения.

– Да прославится имя Его! – промолвил Рака.

Аятолла Батута снова заговорил, и Рака не сводил с него глаз.

– Достаточно долгое время мы противились воле Аллаха и теперь мы нечисты в глазах Его. Большой американский Сатана и еврейские оккупанты Палестины, самодовольные в своей силе, собирают вокруг себя наших мнимых братьев, тех, кто лишь языком служит воле Бога. Убийственный удар должен поразить Большого Сатану и его продажные народы.

Произошел большой спор, – продолжал аятолла Батута, – в интересах Истинной веры. На мои плечи возложена обязанность читать путь по звездам, которые дал нам Аллах, и следовать этому пути, со всей смиренной мощью человеческого разума искать истинный путь. И ответ лежит передо мной. Посланник Аллаха Ибн Умар сказал: "Ислам зиждется на пяти принципах: признание того, что нет другого бога кроме Аллаха, сотворение молитв, воздаяние пожертвований, совершение паломничества к святым местам, пост во время Рамадана*". И есть еще "священная война".

Мое решение, – аятолла Батута улыбнулся, – опирается на осуществление плана Мухаммеда Ибн аль Рака и международного Джихада**. Это решение наиболее приемлемо, т. к. включает одновременно борьбу с Большим Сатаной и еврейскими оккупантами Палестины. И воплощение в жизнь этого решения является истинным путем разума".

* Рамазан – 9-й месяц мусульманского лунного года, когда, согласно догмам ис лама, Мухаммеду было "ниспослано" первое "откровение".

** Джихад – священная война, война за веру.

Сердце в груди Рака забилось так быстро, что в какое-то мгновение ему показалось, будто он сейчас умрет. Но потом сердце успокоилось, и он понял, что Богу пока не нужна его жизнь.

Аятолла Фасад Батута начал молиться.

– Для достижения этой цели международный Джихад должен быть благословлен, вне всякого сомнения.

– Если на то будет воля Аллаха, – ответил набожно Хамадан.

– Может быть, вашего противника Ахмеда Омани обвинить в контрреволюционных тенденциях, а его группу, которая останется без лидера после его суда и казни, передать вам, что принесет больше славы нашему делу?

– Если на то будет воля Аллаха, – ответил Хамадан. – Но у меня есть вопрос. А не расценят ли они это как провокацию?

– А ты видел наших друзей? Они в горах Эль Бурса? И что они тебе сказали?

– Они ничего мне не сказали, святейший. Я их не видел.

– Аллах воистину хранит тебя. Молись, чтобы он продолжал делать это и дальше. А я буду молиться с тобой.

– Да, святейший, – Хамадан, потупив глаза, поклонился.

Глава 4

Самый низкий из двоих сидевших за столом на "площадке 18" был водитель. Кросс решил сесть на заднее сиденье старенького многоместного фургона "Мерседес". Машина не была арендованной. Но Кросс представления не имел, каким образом она была приобретена. Коротышка не сопровождал Эйба при перелете с "площадки 18". Он поджидал его в маленьком аэропорту Кларк Каунти возле небольшого городка Афины, штат Джорджия. Последнее посещение аэропорта в столице Греции Афинах изменило всю его жизнь.

Когда Кросс вышел из маленького реактивного самолета, отличавшегося от того, которым он летел на "площадку 18" из Чикаго, у него было неприятное ощущение, что все может повториться и что его жизнь изменится навсегда, возможно, значительно укоротится.

На "площадке 18" Кросс провел менее двадцати четырех часов. Его покормили, дали возможность выспаться. Он получил несколько пар джинсов, которые выглядели поношенными, несколько рубах и всякие мелочи на первый случай, пока окольными путями из Чикаго не прибудут его вещи к Дарвину Хьюзу. Лидбеттер говорил Кроссу, что место, куда его повезут, является частным владением Хьюза. У него было все необходимое для проведения полноценного обучения, разве что не было пустыни. Впрочем, в плане подготовки не предусматривалось тренировок в пустыне. Это недавно арендованное поместье Хьюза придаст достоверность легенде, которую распространят немедленно, если их поймают или убьют. Согласно этой легенде Хьюз собрал небольшую группу парней, которые каким-то образом зависели от него, и решил на свой страх и риск предпринять эту операцию, потому что американское правительство не хотело действовать.

Насколько мог судить Эйб Кросс, эта легенда больше соответствовала действительности, чем была выдумкой. С тех пор, как все это завертелось, Кросс не видел военной формы ни у кого, разве что у молоденького офицера и двоих из береговой охраны, которые забирали его из Чикагской полиции у сержанта Либрая. И кто знает, может правительство больше не руководит "площадкой 18"? Там он не увидел ничего, кроме нескольких новых этажей. Из персонала был только Лидбеттер, Длинный и Коротышка, которые сидели за столом, да хорошенькая белокурая женщина лет около пятидесяти или чуть больше, по имени Мод, очевидно, секретарь Лидбеттера, хотя с таким же успехом она могла оказаться его любовницей.

"Мерседес" показывал отнюдь не лучшие результаты, особенно после того, как они свернули с шоссе, и вот уже около двух часов ехали в северно-западном направлении. Они были еще на территории штата Джорджия, но Кросс не имел представления, в каком именно месте.

"Мерседес" еще раз повернул, и с этого момента, казалось, дорога закончилась и началась колея узкого проселка. Вокруг лежала листва. Ветки деревьев, стоявших за кюветом, свисали над дорогой и время от времени бились о стекла и крышу машины. Кросс подумал, что в подобных условиях Коротышка едет слишком быстро, но потом догадался о причине такого демонстративного поведения: Коротышка все еще обижался на него.

"Мерседес" проехал по небольшому серпантину и начал подъем.

Кросс наклонился вперед, чтобы из-за спинки переднего сиденья и плеч водителя: видеть происходящее на дороге. Перед ними была массивная А-образная конструкция, которая, казалось, цеплялась за землю, а не стояла на ней. Дальше не было ничего, кроме голубого неба и крутого обрыва.

"Мерседес" повернул к конструкции, где, на удивление Кросса оказался проезд, и, заскользив по гравию, остановился. Коротышка молчал. Он не произнес ни слова ни в аэропорту, ни по пути сюда. Кросс открыл дверь, взял свою дорожную сумку с сиденья и вышел.

Когда он отошел от машины на несколько шагов, она тронулась. Кросс не закрыл дверь, и она закрылась сама, когда "Мерседес" наклонился, пробуксовав на месте. Затем, обретя твердый грунт, машина слишком быстро развернулась, практически на месте, и уехала.

– Надеюсь, он привез меня в нужное место, – пробурчал Кросс, направляясь к крыльцу А-образного сооружения. В этот момент дверь открылась и на крыльцо вышел человек примерно с него ростом – около 190, но значительно старше и здоровее. Это был Дарвин Хьюз.

– Это именно то место, парень, куда тебе нужно было, – его голос, приятно звучащий бас, был глубокий, речь – правильная.

– Вы что, все это время учились читать по губам, Хьюз?

– В детстве у меня было расстройство слуха. Родители, ничем таким не страдавшие, не давали мне жить полноценной жизнью. Но постепенно проблемы со слухом исчезли. В настоящее время у меня исключительно хороший слух для человека моего возраста. Но я до сих пор поддерживаю в себе способность читать по губам.

– Ничего себе, – усмехнулся Кросс.

– Добро пожаловать в ваш новый дом, – Хьюз провел рукой по коротко остриженной копне рыжих с сильной сединой волос и жестом пригласил Кросса подняться на крыльцо. – Ты первый, парень. Полковник Лидбеттер и я думаем, что ты проведешь здесь с недельку один, пока не прибудут остальные. За это время выведешь алкоголь из организма, повысишь тонус мышц, восстановишь остроту зрения и тому подобное.

Кросс остановился на верхней ступеньке, чтобы скрыть свою одышку. На крыльцо вело двадцать три ступеньки. Оно было высоким, дом, казалось, стоял на ходулях, как будто он был построен на равнине, которая периодически подвергается наводнению. Кросс молчал, стараясь контролировать свое дыхание. Хьюз улыбнулся. У него были удивительно ровные и ослепительно белые зубы. Кросс улыбнулся в ответ.

– Не обижайся, но тебе необходима чистка зубов, – сказал Хьюз, – а, возможно, и общий стоматологический осмотр. Я знаком с одной совершенно очаровательной женщиной-дантистом, которой я бы мог доверить заботу о тебе. Если в полевых условиях заболит зуб, это почти наполовину снизит работоспособность. А теперь давай войдем и немного побеседуем.

"Вот дерьмо", – прошептал Кросс. Хьюз взял его сумку, и Эйб последовал за ним внутрь здания. Сразу за входной дверью располагалась огромная комната, потолок которой был сводчатый и в бельведере достигал шести метров.

– Как вы меняете лампочки? – спросил Эйб.

– При помощи специальных приспособлений. Раньше они использовались в театрах. – Хьюз и Эйб пересекли короткий холл и, спустившись на три ступеньки, оказались в этой огромной комнате. Все стены были отделаны деревом. Через ровные интервалы виднелись массивные шляпки гвоздей. Пол от стены до стены был покрыт ковром необычного розового цвета, который тем не менее вписывался в общий интерьер. У дальней стены выделялся большой камин. Двойные створчатые застекленные двери с обеих сторон камина вели в соседнее помещение. Посередине стены одиноко висела винтовка – старинный "Винчестер" рычажного действия. По очертаниям патронника и выступающему магазину Эйб узнал в нем модель 1895 года.

– Мой отец пользовался им в Техасе еще до первой мировой войны, неожиданно прокомментировал Хьюз.

Кроссу стало интересно, так ли хорошо Хьюз читает мысли, как слова по губам.

– Он до сих пор стреляет, но нужно быть аккуратным и пользоваться неполными зарядами. Мне не хотелось бы испортить его. У Тедди Рузвельта была такая же винтовка. Но у нее был укороченный приклад.

– Да, конечно, – кивнул Кросс, плюхнувшись в середину коричневого уголка, расположенного так, что камин, любая из двух двойных дверей и телевизор с большим экраном были хорошо видны Эйбу. Телевизор являлся частью электронной системы, стоявшей в дальнем углу. В систему входили две стереоколонки, что-то похожее на два видеомагнитофона, проигрыватель, кассетная дека и проигрыватель компакт-дисков. На дубовом журнальном столике, покрытом стеклом, Кросс заметил пепельницу. Столик в углу мягкого дивана делил его на два крыла.

Кросс закурил, воспользовавшись зажигалкой Либрая, чтобы сохранить газ в своей "Зиппо".

– Пусть эта сигарета будет для тебя последней на некоторое время, парень. Тебе еще потребуются твои легкие.

– Но я бегаю хорошо. Возможно, смогу перегнать вас, – но Кросс чувствовал, что он ошибается.

Хьюз повернулся к нему и сделал выразительный жест локтем. Кожа руки была неестественно темной по сравнению с цветом волос. Он улыбнулся:

– Посмотрим. После ужина я предлагаю лечь пораньше. Я знаю, что для пианиста ночной забегаловки это слишком рано, но в 4.00 у нас подъем для пробежки. Ты, вероятно, обратил внимание, – Хьюз снова улыбнулся, – что вокруг этого дома ландшафт далеко не ровный. Я надеюсь, тебе нравится бегать по холмам. Сейчас у меня готовятся спагетти, а также соус средней остроты с незнакомым тебе вкусом. Мучное является прекрасным средством для пополнения организма углеводами, которые тебе потребуются. Что касается спиртного, парень, у нас есть пиво. И вообще, есть все необходимое в разумных пределах, а остальное спрятано так далеко, что ты не найдешь.

Кросс выпустил дым через нос.

– Ты, наверное, расстроишься, если я не стану искать все то, недозволенное? Не так ли?

Хьюз облокотился на каминную доску. Она была заставлена от начала до конца призами за стрельбу из пистолета, из лука, массой фотографий в рамках.

– Честно говоря, Эйб, я рассчитываю на тебя. Из вас троих ты будешь самый жизнеспособный и самый незаменимый. И поэтому ты прибыл сюда раньше других. Остальные двое очень хорошие ребята. Но только ты и я имеем богатый боевой опыт или вообще опыт работы за линией фронта. Последний раз, когда мы встречались с тобой, я преподавал курс "Взрывное дело", ты был очень вежливым молодым морским офицером, хотя и очень агрессивным, и твоя речь служила образцом литературного английского языка. Но за последние пять лет самообвинений в гибели 118 пассажиров ты превратился, как оказывается, в задницу. И, к тому же, сквернословящую. Я расцениваю это как излишнюю компенсацию за самоуничижение. Ты хочешь показать себя крутым парнем, доказать, что ты настолько силен, что тебя не трогает гибель 118 человек. Ты здесь не для того, чтобы я занимался психическим лечением или спасением твоей души. Ты находишься здесь для того, чтобы снова стать полезным в деле, которое тебе удавалось лучше, чем другим.