Текст книги "Сборник фантастических рассказов"

Автор книги: Джером Биксби

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)

– Дома, там… – со вздохом сказала она по-венгерски.

– Эва… – мягко остерег ее мистер Ковач.

– Ах, imadot[4] Ференц, я просто думаю. Но ты только взгляни на него…

Мистер Ковач, глядя на выражение ее лица, понимающе улыбнулся.

– Ш-ш!.. Полно, Эва. Мы оставили все это дома… лучше даже не думать.

– Sajnos[5]… – Миссис Ковач тоже взяла маленький ломтик мяса. И зубы ее оказались не менее острыми и длинными, чем зубы ее мужа. Она вновь вздохнула. – Новая страна, новая жизнь… Я понимаю, милый.

– Ты несчастлива, Эва?

– Несчастлива!.. – Эва Ковач улыбнулась ему (поскольку нижняя губа скрыла острые края ее зубов, улыбка получилась очень милой). – Несчастлив мой желудок. Но сама я счастлива, что мы наконец в безопасности, Ференц.

Он взял ее руку и прижал к своему плечу.

– Старый Свет, старый дом, старая жизнь… мы больше не могли так жить, Эва. Нас знают. Пусть не тебя, не меня и не Белу – нас… всех нас… узнает любой ребенок, ибо любому даже самому маленькому ребенку известны наши приметы. А здесь – здесь нас не знают. В нас даже не верят. И мы должны сделать все, чтобы так оно оставалось и впредь – значит, мы должны навсегда распроститься с прошлым.

– То есть тебя Америка не разочаровала.

Он покачал массивной головой.

– Америка – лучше место во всех отношениях. Здесь нет даже сказок, которые намекали бы на нашу сущность. Политическая ситуация в стране стабильная. Условия жизни, возможности… Нет, мамочка, я всем здесь доволен… кроме… – Он положил на стол свои огромные руки с чисто выбритыми ладонями на стол и сжал их в кулаки. – Кроме разве как в эти дни месяца, когда Луна полностью открывает нам свое лицо…

– Да, – тихо сказала миссис Ковач. – Да.

– Но говядина, дорогая, все-таки не так уж плоха на вкус и во всяком случае куда лучше, чем серебряные пули.

Миссис Ковач бросила в рот остаток ломтика, прожевала, проглотила. Казалось, она внимательно следит за мясом, изучая его вкус и прочие свойства на всем его пути к желудку.

– Нет, – медленно проговорила она. – Когда привыкаешь, она не так плоха. Но…

– Даже не думай об этом, Эва.

– Мы даже не можем сами поймать корову, – грустно продолжала она. – Приходится покупать, а…

– Я знаю.

Миссис Ковач опять посмотрела через гостиную на Джонни, и ее большие карие глаза стали еще немного больше.

– Эва! – уже суровее сказал мистер Ковач. – Эва, не смей и думать…

– Нет-нет, – ответила она и облизнула кровь с кончиков пальцев (волоски на которых стали чуточку длиннее и гуще, а ногти – чуточку острее). – Конечно же нет, imadot Ференц. Просто когда я вспоминаю…

– Надо забыть.

– И они здесь такие здоровые, крепкие…

– Мы больше никогда не должны изменяться, Эва. Никогда.

– А Бела?

Ференц Ковач вздрогнул.

– Он еще слишком мал – слишком мал, чтобы знать… придется пока просто сделать так, чтобы он был с нами всякий раз, когда придет время изменяться, – и тогда нам не о чем больше будет беспокоиться в нашем новом доме, на нашей новой родине.

А Бела в это время показывал Джонни свою комнату: старая кровать со столбиками, старинное кленовое бюро и резной сундук, набитый потрясающими игрушками – Джонни таких еще не видел. Вскоре мальчики вышли в гостиную, и Бела объявил:

– Мама, мы идем играть.

– Хорошо, Бела. Но помни – ты должен быть дома до семи вечера!

– Да, мама.

– Ты ведь знаешь, какие это дни.

– Да, мама, – Бела неловко покосился на Джонни. – Я приду вовремя.

– Ты должен, – сказал мистер Ковач. – Ты знаешь, почему. – Он повернулся к Джонни. – Надеюсь, вы не задержите его. Видите ли… он не вполне здоров… поэтому крайне важно, чтобы он вернулся домой до вечера.

– О, – сказал Джонни, – я буду осторожно… то есть, я хочу сказать… я не буду… – и смущенно отвел глаза, думая о том, что собирался сделать в пещере.

Когда он поднял взгляд, мистер Ковач все еще смотрел на него – прямо ему в глаза, – и Джонни показалось, что он смотрит сквозь его глаза прямо ему в мозг.

– Думаю, – проговорил мистер Ковач, – что вам действительно следует быть осторожным в этом отношении.

Родители Белы вышли на крыльцо. У края кукурузного поля Бела и Джонни обернулись помахать им, и Джонни только тут заметил, что у обоих брови такие же, как у Белы: густые темные полоски через весь лоб и переносье.

Вход в пещеры был снаружи всего лишь темной щелью в камне на склоне холма. Они, прыгая с уступа на уступ, взобрались к этой щели. Сверху припекало солнце, но из черного провала тянуло прохладой.

Джонни хотел уже лезть внутрь, но Бела задержал его.

– Джонни…

– А?

– Не забудь… я должен быть дома до семи.

Джонни расставил ноги, упер руки в бедра.

– Да гос-споди! Да! В сотый раз уже слышу! Да что с тобой такое стрясется, если ты опоздаешь? Тебе что, лекарство надо пить какое-нибудь?

Бела потряс головой.

– Я не могу сказать. Но… ты не заблудишься?

– Нет, конечно! – заверил Джонни, скрестив за спиной пальцы.

– Ты же слышал, что сказали мои родители… Я должен быть дома до того, как взойдет луна.

– Луна!.. При чем тут какая-то луна?!

Бела только нервно взглянул в сторону пещеры.

Джонни не стал его переспрашивать, только засопел.

– Луна, это надо ж придумать! – и решил, что ладно, Бог с ней, с луной. О чем только не беспокоятся эти ненормальные иностранцы. Особенно венгры.

Он все равно все об этом выяснит.

– Джонни… может быть, мне лучше не ходить туда? Пока. Сходим потом…

Джонни с насмешкой спросил:

– Боишься?

– Не того, о чем ты думаешь, – глаза Белы вспыхнули. – Ты не поймешь.

– Ну ладно, пойдем… я обещаю, – он опять скрестил пальцы, – я не заблужусь.

Он повернулся и полез в щель. Бела помедлил секунду и последовал за ним.

Вообще-то, подумал Джонни, пробираясь на четвереньках по проходу, и пальцы скрещивать незачем было. Я ведь не заблужусь по-настоящему, просто притворюсь, что заблудился.

А может, он и притворяться не станет – если Бела правда болен. Это совсем другое дело. Может, болезнь Белы многое объясняет, даже поведение старины Бастера. Собаки иногда странно ведут себя с больными людьми.

Впрочем, он не был уверен, что все дело в болезни. Что-то тут не так. Если Бела действительно болен, зачем разводить вокруг этого такие секреты? Или это какая-нибудь чертовски плохая болезнь? Но если так – почему Беле позволяют играть на улице и, может, заражать других людей? А мистер Ковач еще говорил, что Бела «подвижный». Что-то непохоже это на больного. И уж точно Бела не выглядит больным.

Джонни решил подождать и действовать по обстоятельствам.

Пол хода ушел вниз, сам ход повернул под прямым углом – и они оказались в пещере. Джонни включил фонарик. Бела ахнул.

Со всех сторон были занавеси, каскады и фонтаны из камня – серого, розового, голубого, зеленого, лавандового. Эти украшения начинались у входа и тянулись дальше вдоль шестидесятифутового[6] склона, спускавшегося к полу пещеры, а там исчезали в чернильно-черной тени, которая казалась чем-то твердым.

Джонни поводил лучом фонарика, чтобы Бела рассмотрел все, что было интересного у входа. Затем он показал лучом на склон.

– Пошли туда, вниз.

Через пастельные складки камня они пробрались к началу склона. Здесь их шаги сразу стали отдаваться гулким эхом; воздух был сухой и прохладный.

Темнота, казалось, старается раздавить яркий, твердый луч фонарика – но он носился как молния и ножом рассекал темноту, выхватывая чудеса формы и цвета.

– Смотри, – показал Джонни, – вон те волны на склоне – как ступеньки, видишь? Мы можем спуститься по ним. Ну, как тебе?

– Тут прекрасно, – прошептал Бела.

Они начали спуск. Джонни все время светил под ноги, выбирая путь по знакомым складкам камня и их цвету. Наконец они добрались до дна, и Джонни показал:

– Вон туда.

Шагая по неровному полу пещеры, Бела озабоченно спросил:

– Ты знаешь, который сейчас час, Джонни?

– Около четырех… У тебя еще куча времени.

Скоро перед мальчиками открылись такие потрясающе красивые места, что Бела совсем забыл о времени.

Они проходили мимо фонтанов, каскадов, завес, колонн из камня, мимо удивительных каменных музеев; все светилось такими чистыми и мягкими цветами, каких не найти на поверхности земли. Мальчики проходили мимо рядов зеленых, синих, ярко-оранжевых сталагмитов, навстречу которым с потолка спускались не менее красивые сталактиты; когда они смыкались, получались арки или лес колонн. Над ними нависали складчатые стены – точно застыл в одно мгновение поток голубой, розовой и пурпурной лавы.

Они проходили озера с иссиня-черной водой – такие гладкие и неподвижные, что хотелось коснуться воды и убедиться, что это не стекло.

Они поднимались по колоссальным склонам цветного камня – точно букашки среди великанских елочных игрушек; а когда они достигали верха, Джонни выбирал какой-нибудь темный проход, который приводил мальчиков в королевские палаты из пурпура и слоновой кости, а из них витая алая лестница вела на коралловый балкон с зеленой и розовой отделкой, а с него новые коридоры звали к новым чудесам и тайнам.

Они пробирались по краю провалов – таких глубоких, что брошенная в них монетка или камешек исчезали без единого звука, даже отзвук эха падения не говорил об их глубине.

Один раз Джонни выключил фонарик и велел Беле стоять тихо – и мальчики замерли во мраке, вслушиваясь в тишину, которую не с чем сравнить, в ту абсолютную тишину, какая возможна лишь под землей.

Так тихо, что слышно тревожное биение сердца.

Наконец, когда Джонни решил, что уже около шести, он сказал Беле:

– Пожалуй, пора возвращаться. Если тебе надо домой к семи. Сюда.

Он провел Белу к самому выходу, и там притворился, что потерял дорогу.

Это было нетрудно: Бела был в пещерах впервые и, наверно, не узнал бы место, где они вошли, даже если бы Джонни осветил фонариком склон, который вел к проходу наружу.

Джонни так и не решил еще, хочет ли он притворяться, что заблудился, дольше нескольких минут. Может, довольно будет только слегка напугать Белу, а потом вывести его из пещеры, чтобы он успел домой к семи. В конце концов если он правда болен…

Озабоченным тоном Джонни произнес:

– Бела… я… я что-то никак не соображу, куда нам идти отсюда. Я боюсь – похоже, я немного заблудился…

И направил свет на Белу, чтобы посмотреть, какое впечатление произвели его слова на венгерского мальчика.

У Белы испуганно распахнулись глаза:

– О, нет… Джонни, ты не можешь! Ты же обещал!

Джонни притворился, что смущен – даже испуган.

– Я… мне жаль, – запинаясь, пробормотал он. – Я просто потерял дорогу. Мне было так интересно все тебе показывать… Господи, Бела…

– Но, Джонни, я должен выйти отсюда! Я должен попасть домой до…

– Идем, – Джонни старательно изображал беспокойство. – Может быть… может быть, сюда?

И он по широкому кругу провел Белу мимо колонн и каменных занавесей, по проходам, окружавшим вход. Эта прогулка заняла полчаса и закончилась там же, где и началась, – меньше чем в сотне футов от входа.

– Я не знаю, где мы! – с отчаянием сказал Джонни.

– Сколько сейчас может быть времени? – спросил Бела. В его голосе дрожал ужас.

Примерно полседьмого.

Бела вздрогнул и необыкновенно ярко блестевшими в свете фонарика глазами посмотрел в лицо Джонни.

– Джонни, я должен выйти отсюда…

Джонни услышал в его голосе истерические нотки.

– Ну что я могу сделать? Мне очень жаль, извини! Я тоже боюсь! Может, мы вообще никогда не выйдем отсюда!..

– Постарайся, – взмолился Бела. – Постарайся, Джонни… неужели ты совсем не помнишь дорогу?!

Джонни еще раз в свете фонарика оглядел Белу: большие глаза, гладкая смуглая кожа, ровные белоснежные зубы, тонкое гибкое тело – и уверился в том, что все разговоры о болезни Белы – сказки. Тут что-то другое… какая-то совсем иная причина, заставлявшая Белу так рваться домой к семи, а его родителей – так настаивать на этом. Причина наверняка очень странная и диковинная – и Джонни хотел ее знать.

Поэтому он решил следовать первоначальному плану: оставить Белу тут и посмотреть, что из этого получится.

Он повернулся, словно в нерешительности.

– Кажется… кажется, надо идти сюда. Идем!

И он провел Белу по кругу в обратном направлении, почти по тем же проходам, – и опять вывел его на то же место у выхода.

По прикидкам Джонни, было уже почти семь. Не отводя глаз от Белы, он продолжал притворяться, что ищет выход, – который был в ста футах выше по склону.

Интересно, узнает Бела как-нибудь, что уже семь? И что тогда случится такое, чего он боится? Но откуда ему знать время… и что может случиться здесь, в пещере? Или все дело в наказании, которое ждало Белу за опоздание?..

– Джонни! – с дрожью в голосе сказал вдруг Бела в темноте над самым его ухом.

Джонни перестал притворяться, что ищет дорогу, и направил фонарик на Белу.

– А?

Бела, весь дрожа, смотрел на свод пещеры. Он не то сгорбился, не то съежился, а лицо его напряглось, точно он увидел что-то ужасное, надвигающееся на него сверху сквозь тьму и камень.

– Почти семь… Джонни… сделай что-нибудь… это сейчас случится!..

– Да что случится? Что «это»? И что я могу сделать?..

– Не знаю! – вскрикнул Бела, и эхо принесло отражение его крика: «не знаю… не знаю…»

– Ты не знаешь, что сейчас случится?

– Не знаю! Я боюсь… Это никогда еще не случалось со мной, когда я был не дома… Джонни, ты же обещал… ой, мама, мама, мама… – и Бела заплакал. Он упал на колени на цветной камень пола; слезы градом катились по его щекам, и там, где они капали на камень, краски камня становились ярче. Бела причитал что-то по-венгерски, а потом, когда слезы задушили его и он не мог уже говорить, просто рыдал.

– Ты не знаешь, что случится? – переспросил пораженный Джонни.

Бела попытался ответить, но подавился слезами и закашлялся – эхо прозвучало подобно чьим-то тяжелым шагам, перекрывая срывающийся голос:

– Да, знаю… но я не знаю, что это и почему… это просто случается… ой, мама, мамочка…

Вдруг его спина напряглась, а руки со скрюченными пальцами замерли перед грудью. Мокрые глаза поднялись к лицу Джонни. Бела заскулил, как звереныш.

– Джонни… уже семь… встает луна… я ее чувствую…

– Чувствуешь луну?! Здесь?! Но как…

– Все равно где… я ее чувствую… я чувствую, мама, мамочка-а-а!..

И лицо Белы исказила такая гримаса ужаса и боли, что Джонни похолодел – и понял, что шутка зашла слишком далеко. Он был уже сам напуган, и здорово напуган, – ничего подобного он и не представлял. Господи, а если Бела и правда все-таки болен?..

Он наклонился к скорчившейся фигурке и направил луч фонарика вверх.

– Бела, гляди! – крикнул он. – Вон, видишь – наверху… там мы входили! Пойдем, мы вышли!..

Бела не ответил.

– Бела… идем!..

Бела пошевелился, и его ногти проскребли по камню так громко, что, казалось, они сорвутся с пальцев.

Джонни вдруг затрясло. Все еще держа луч фонарика направленным вверх, он опустил взгляд.

Прямо на него с пола смотрели глаза Белы – в отраженном свете они казались невероятно желтыми, блестящими и даже злобными.

Джонни почудилось даже, что эти глаза становятся еще более яркими, желтыми… и сближаются друг с другом.

Перетрусив, он выронил фонарик. Тот стукнулся о камень, стекло разбилось и фонарик погас.

В темноте – абсолютной, непроницаемой, плотной – Джонни услышал у ног шорох и низкое, тихое рычание.

Он заорал и отпрыгнул в сторону. При этом его нога задела фонарик, и Джонни, падая, схватил его; другой рукой он выдернул свой охотничий нож и ударил наугад, никуда, правда, не попав. Он нажал кнопку, молясь, чтобы фонарик зажегся.

И он зажегся.

Белы не было.

Широко открыв глаза, Джонни перекатился, встал на одно колено и повел лучом вокруг. Наконец голос вернулся к нему.

– Б-Бела… – выдавил он.

Ничего.

Он поднялся на ноги и дрожа повторил:

– Бела?..

Во тьме за спиной послышался звук, похожий на стук когтей по камням.

Джонни резко развернулся, чувствуя, как заледенела и напряглась шея, и полоснул лучом фонарика по темноте. Он выставил нож перед собой, крепко сжимая рукоять, готовый ударить в любом направлении.

Сначала он не увидел ничего. Камни. Занавеси и колонны из разноцветного камня. Черные тени, которые, кажется, нависают над ним, готовые рухнуть.

Затем уголком глаза он заметил, как метнулась в сторону низкая тень.

Он резко повел лучом.

Пара желтых глаз почти над самым полом смотрела на Джонни, сверкая отраженным светом.

– Б-Бела?.. – прошептал Джонни и поднял фонарик, чтобы осветить самого владельца глаз.

Существо прищурило глаза, зарычало, обнажив острые белые клыки, и прыгнуло.

* * *

Мистер и миссис Ковач выглядели одновременно разъяренными и испуганными. Они стояли у большого стола в гостиной, за которым играли во что-то большими цветными картами, когда в дом ворвался Джонни.

– Мне очень жаль!.. – в десятый раз повторил он, опять пытаясь вытереть мокрые щеки.

– Я не хотел… это была просто шутка! Пожалуйста, пожалуйста, позовите шерифа Морриса – пусть соберет людей, они найдут Белу, правда найдут!..

Большие глаза мистера Ковача горели гневом – а бас звучал совсем как рычание:

– Я сам пойду его искать, молодой человек – а вам лучше отправляться домой! Не думаю, чтобы мы хотели еще когда-либо видеть вас в нашем доме!

Джонни, чувствуя себя глубоко несчастным, повернулся к выходу.

Из темноты за открытой дверью раздалось злобное ворчание.

Миссис Ковач ахнула.

– Бела…

Существо ворвалось в дом и бросилось вперед, нацелившись точно на ногу Джонни.

– Нет, это не Бела, – вздохнул Джонни, – это опять тот чертов волчонок…

Он увернулся, быстро опустился и дал волчонку шутливую оплеуху. Тот огрызнулся – точь-в-точь бойцовый пес, – отскочил и прижался брюхом к полу. Уши волчонок прижал к голове – точно как старина Бастер, когда он впервые увидел Белу, – а его желтые глаза холодно целились в горло Джонни.

Потом он кинулся снова, изо всех сил отталкиваясь короткими толстыми лапами.

Джонни ловко поймал его за шкирку и осторожно встряхнул. Звереныш щелкал зубами, рычал и бил лапами воздух.

– Надо же, черт возьми! – сказал Джонни, забыв на минуту, что мистер Ковач совершенно недвусмысленно велел ему убираться. – Эта мелочь пузатая, значит, за мной шла!..

– А вы что, уже видели этого волчонка сегодня? – резко спросил мистер Ковач. Его глаза расширились и стали чуточку ярче.

– Ну да. В пещере. Сразу после того, как убежал Бела. Он и тогда хотел меня укусить, а потом вот выследил – бежал за мной до самого вашего дома. – Джонни слабо ухмыльнулся, переводя взгляд с мрачного лица мистера Ковача на лицо его жены, которое стало чуточку менее встревоженным. – Похоже, он меня сожрать хочет, а?..

– Полагаю, – угрюмо ответил мистер Ковач, – хочет.

– Я его унесу и опять выпущу, – сказал Джонни.

– Опять?..

Волчонок извернулся в руках Джонни, голодно кося желтым глазом на ближайший палец. Джонни кивнул.

– Да, я вынес его из пещеры, когда увидел, что Бела не откликается. Я решил, что нехорошо будет дать ему там погибнуть. Может быть, потом, когда он вырастет, я его застрелю, если увижу… а пока я решил дать ему шанс. Он совсем маленький еще.

– О, отдайте его мне, молодой человек! – воскликнула миссис Ковач. – Он такой милый!

Она взяла волчонка у Джонни, прежде чем тот успел возразить, что это опасно, и прижала к себе. Волчонок заскулил, поднял на миссис Ковач большие желтые глаза и, похоже, вовсе не собирался сопротивляться, прекратив всякие попытки вырваться.

Впрочем, Джонни был слишком несчастен, чтобы удивиться – или хотя бы заметить это.

– А теперь ступайте, молодой человек, – сказал мистер Ковач.

Джонни опять повернулся к двери.

– Но ведь вы его выпустите потом, мистер Ковач? Ведь вы его не убьете?

– Не убью.

– И, пожалуйста, попросите все-таки шерифа помочь вам искать Белу. Я тоже пойду, если… если вы разрешите. Я ведь знаю пещеры, как…

– С Белой все будет в порядке, – остановил его мистер Ковач.

– Когда вы его найдете… скажите, пожалуйста, что я прошу у него прощения, ладно?

– Ладно.

Джонни уже взялся за ручку двери, и тогда миссис Ковач мягко сказала что-то по-венгерски. Мистер Ковач хмыкнул и позвал:

– Минуточку, молодой человек.

Джонни повернулся.

– Да, сэр?

Волчонок уже сидел на столе, и миссис Ковач задумчиво почесывала ему загривок.

– Молодой человек, – медленно сказал мистер Ковач, – мне бы не хотелось быть излишне строгим. То, что вы сделали, было не слишком хорошим поступком, но, я полагаю, вас можно понять. И думаю, вас можно также и простить. Вы сразу же пришли к нам и все рассказали – и были готовы помочь исправить сделанное вами.

– Да, сэр?…

– Итак, вы можете приходить к нам так часто, как пожелаете, и играть с Белой.

Джонни просиял.

– Да, сэр! Спасибо!

– Естественно, при условии, что вы более никогда не сделаете ничего подобного.

– Да, сэр! То есть, конечно, нет, сэр!

– А теперь, – с некоторым нажимом сказал мистер Ковач, – я хочу еще раз убедиться, что правильно понял все, случившееся в пещерах. Итак: нашему Беле стало плохо; вы уронили фонарик; когда же вы наши его и вновь включили, Белы уже не было рядом с вами.

– Все так, сэр.

– И вы не видели, куда и как исчез Бела.

– Нет, сэр, не видел.

– А потом вы заметили волчонка.

– Ага, – Джонни ухмыльнулся. – Надо ж куда залез, дурачок! Хорошо еще, я его нашел.

– Хм-м… – произнес мистер Ковач. – Да.

Его глаза, которые стали было чуточку больше и ярче, когда он расспрашивал Джонни, теперь блестели не так сильно; а пальцы, которые стали было чуточку еще более волосатыми, расслабились.

– А теперь вам лучше действительно идти домой. Я… найду Белу. Спокойной ночи, молодой человек.

– Спокойной ночи, мистер Ковач. Спокойной ночи, миссис Ковач.

Но когда Джонни в третий раз повернулся к двери, мистер Ковач опять задержал его:

– Еще одно, молодой человек…

Джонни остановился.

– Я был не вполне правдив с вами. Наш Бела на самом деле не то чтобы болен. Просто… в определенные дни месяца он обязательно должен быть дома до наступления ночи, потому что… ну, я полагаю, это можно назвать традицией. Да, это такой венгерский обычай. Наш старинный родовой, семейный обычай. И его надо соблюдать – понимаете?

– Да, сэр.

– И мы не расскажем Беле о том, что вы не заблудились на самом деле, а зло над ним подшутили… если, в свою очередь, вы дадите слово тоже никому не рассказывать о том, что произошло этой ночью.

– Да, сэр.

– Право, нам не хотелось бы выглядеть странными в глазах соседей. Обычаи у всех разные, молодой человек. И мы – все мы – тоже разные.

– Да, сэр. Папа меня тоже этому учил.

– А он учил вас держать свое слово?

Джонни ухмыльнулся.

– Он меня порет, если я не выполняю обещаний.

– Итак – вы даете слово?

– Да.

– Вы будете хорошим товарищем для Белы, как я и сказал. Итак – до свидания, молодой человек, спокойной ночи!

Улыбаясь, Джонни Стивенс пошел домой. Войдя в кукурузное поле, он начал насвистывать, поглядывая на большую полную луну. Интересно – в Венгрии она что, всегда в семь восходит?..

Да нет, конечно. Просто, наверно, они так рассчитали время, чтобы Бела был дома до ее восхода и выполнил этот самый обычай – что бы это за штука ни была. Хотя, хм, очень часто луна встает и намного раньше. Даже полная луна, как сегодня, – она обычно всходила с заходом солнца. Зимой так и в четыре часа.

А может, – Джонни кивнул сам себе, вспоминая школьные уроки, – может, Ковачи рассчитывали время возвращения Белы по сезонам, по месяцам. Может, даже по… по… как ее… широте. И длинноте.

Чудной обычай. Может, Бела когда-нибудь расскажет…

* * *

Мистер Ковач задумчиво посмотрел на сына.

– Мы могли потерять все, – сказал он жене, – если бы мальчишка не уронил свой фонарик. Наша новая страна добра к нам… А теперь – теперь, Эва, пришла пора рассказать Беле, кто он…

Перевод П. Вязникова