Текст книги "Your Mistake"

Автор книги: Джереми Йорк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

Я толкнул дверь, с трудом разделся и рухнул на кровать, мгновенно засыпая.

Воскресенье прошло спокойно.

С утра выяснилось, что Мак-Феникс успел встать, позавтракать и стартовать в направлении Лондона по каким-то неотложным делам. Я честно попытался представить «дела» богатого денди вроде Курта, но воображения не хватило. Как позднее рассказал всезнающий Слайт, лорд провел несколько часов в клубе, потом сделал заказ в любимом японском ресторане и, закинув в машину пакеты с суши, помчал обратно.

Впрочем, в то утро меня не слишком волновало местонахождение лорда: я решил не искушать судьбу. С аппетитом проглотив поданный лакеем завтрак, я, чуя родственную душу, спросил у него, нет ли в доме еще каких-нибудь шедевров мировой литературы. Откровенно говоря, мне захотелось полистать «Разбойников»; в голове крутились неточные цитаты, их нужно было вспомнить и, произнеся дословно, вычислить причину столь навязчивого рефрена.

Питерс выслушал мою просьбу, понимающе кивнул и повел в библиотеку. Осмотревшись кругом с видом заправского фокусника-шарлатана, Тим выдернул наугад пару томов физико-математического уклона и, сунув руку в пространство за ними, бережно достал потрепанный фолиант. Я недоуменно принял раритет, сдул пыль с переплета и забыл, как дышать. Вид книги не позволял усомниться в ее подлинности, но год! Год, оттиснутый блинтом на корешке, заставлял сердце биться возле самого горла и часто сглатывать, чтобы ненароком не забрызгать древние страницы. Мне было жаль разжимать кощунственные пальцы, но я с невольным стоном отдал книгу Питерсу, оправдавшись тем, что не силен в немецком. Но Боже милосердный, держать такие вещи на полке, задвинув в дальний угол, просто читать их за бутербродом или горстью соленых орешков, делая пометки на полях? Нашли себе чтиво на ночь!

Тим воспринял мое негодование как личный упрек самому себе, надулся индюком и достал с другой полки томик попроще, всего-то довоенное издание, картонный переплет, никакого тиснения. Перевод оказался сносным, и я взял очередной коллекционный экспонат, вежливо поблагодарив лакея за заботу. Тим, как мог, знаками показал мне, что на всех полках за научным хламом хранятся настоящие шедевры, и он готов предоставить их в мое распоряжение.

Вернувшийся Мак-Феникс застал меня за чтением; ради него я отложил книгу, мы отдали должное японской кухне и опять пошли купаться. Курт уговорил меня остаться еще на одну ночь, пообещав с утра подбросить в Лондон, и мы вновь посвятили вечер шахматам.

***

С этого уик-энда моя жизнь круто изменилась, набрав бешеные обороты, точно кто-то на небесах вдавил в пол педаль газа, напрочь забыв о тормозах.

Мы расстались в понедельник утром, едва пришедшие в себя после бессонной ночи за доской, а вечером в восемь Курт уже ломился в мой кабинет, вспугнув позднего клиента. Мне ничего не оставалось, как сдаться его напору, прельститься тройным гонораром и сесть в «Ягуар», скрывая в тайниках души намек на удовольствие. Курт становился моим постоянным пациентом и готов был платить баснословные деньги за возможность ежедневного общения.

Не поймите меня неправильно: гонорар я отрабатывал честно, хотя нагрузка на мою собственную психику возрастала в несколько раз. Психиатру необходим полноценный отдых, некое личное, не посвященное работе время, если хотите, хобби, исцеляющее и очищающее душу после откровений пациентов. Время реабилитации, пауза, позволяющая сбросить груз чужих психозов.

Курт был чертовски интересной, но весьма опасной нагрузкой на организм, подобно поздней тяжелой пище. Именно вечер, огни неона будили в нем алчного зверя, и замкнутый, холодный человек таял, будто призрак, с заходом солнца. Ночная жизнь манила его, дискотеки, истошный вой рок-музыкантов зажигали огонь безумия в глазах, он жаждал движения и секса, беспутного и бесконтрольного. Удержать его было сложно, точно затормозить экспресс на полном ходу, но ради меня он менял привычки: мы просто ехали в Кингсайд, гнали, выжимая все из мотора, создавали аварийные ситуации на дорогах и игнорировали посты автоинспекции. Он выкладывался в бесшабашной гонке так, что пот блестел на высоком, выдававшем породу лбу, иногда мне казалось, это он сам, не машина, несется по автостраде, он, Курт Мак-Феникс, является сложным набором механизмов, и его стартер работает на пределе, готовый сорваться. Тогда я искренне пугался за него, боясь, что однажды он устанет балансировать на грани и рухнет в пропасть, не справившись с управлением. Он играл с жизнью, как играют маленькие жестокие дети, еще не знающие, что такое беда; эти дети, как заклинатели змей, отводят боль от себя, причиняя ее тем, кто рядом; они стреляют в лучших друзей из игрушечных пистолетов, захлебываясь воплем «Ты убит!», и обижаются до слез, когда те отказываются падать и идут домой обедать. Многим из нас еще в детстве нужен психиатр, но, увы, родители почему-то считают нас героями.

Мне приходилось начинать с нуля. Если поначалу я мыслил себя продолжателем дела Дэвида Эшли, после откровений Мак-Феникса пришел к выводу, что этот всеми уважаемый врач лишь усугубил возникшую проблему, недостаточно внимательно относясь к болезни доверенного ему подростка. Я не стал принимать во внимание бред о наркотиках, Эшли мог вводить ему галлюциноген, применяемый ранее для лечения шизофрении, я не мог судить, все данные, наименование препарата, дозировки и эффективность методики, все было сожжено, но и фразу о психиатре, ставшем любовником мачехи, не смог списать на давнюю обиду избитого ребенка. Тот, в ком лорд должен был обрести защиту, верного друга, изгнавшего кошмары и видения, стал для него посланником ада, и подобные сравнения не оставили Мак-Феникса до сих пор.

Я начал с простейших тестов, ненавязчивых, но занятных. Они развлекали лорда, а мои выводы искренне веселили. Он быстро схватывал суть, интересовался деталями и порой вносил изменения в мои диаграммы, такие, что я смотрел на него в немом изумлении.

Самый странный результат дали пятна Роршаха. Вернее, только первое пятно, потому что дальше мы не продвинулись.

Я протянул ему карточку с изображением, и лорд буквально завис. Он долго смотрел на пятно, перестав реагировать на внешние раздражители, лишь слегка качал головой, когда хотел подтвердить, что он меня слышит. Тогда я отнял у него рисунок, и он очнулся, но взгляд остался вне фокуса, точно там, внутри себя, он еще ловил образы неведомых демонов и пытался их разгадать. Я спросил его о впечатлениях. – Я должен рассказать словами? – удивился лорд. – Это сложно. Я взялся объяснять, ведь ничего такого сложного, а он схватил карандаш, бумагу и буквально застрочил, взахлеб, судорожно, быстрей, быстрей, с какими-то стрелками и сносками, минута – и весь листок был покрыт формулами, я даже не понял, математика это или физика. Но, всматриваясь в его абракадабру, я четко видел внутренним взором пятно, это и была его летучая мышь, или бабочка, он увидел в нем нечто, доступное только ему. И когда, насладившись, я вспомнил о других пятнах Роршаха, Курт засмеялся и покачал головой. – С первым бы разобраться.

Больше мы в тот день не занимались. Даже не разговаривали. Курт думал.

Теперь я понимал, что привело в тупик прежнюю комиссию. Мак-Феникс щелкал задания как орешки, играючи находил взаимосвязи между предметами, казалось, несовместимыми, он запросто прошел все тесты на шизофрению, прошел с положительным результатом! Но ежедневно общаясь с ним, я знал, что дело не в болезни. Комиссия не учла двоякости тестов: они выявляли не только шизофрению, но и гениальность, задатки которой я увидел в своем пациенте. В Мак-Фениксе гиб ученый, он задыхался под грузом необузданных страстей, и я хотел ему помочь. Я научил его нескольким способам самоконтроля; он честно, будто школьник на уроке, повторял слово в слово бессмысленные на первый взгляд фразы и прислушивался к себе, к ощущениям. Похоже, он не подозревал, что простой набор звуков может приносить удовольствие, и скоро начал сам, добровольно, повторять незамысловатые мантры.

Гораздо трудней было исподволь, незаметно, на ощупь воздействовать на его сложную психику, направлять энергию, гнев в безобидное русло, внушать некие идеи как его собственные. Видит Бог, я не играл с его сознанием, но постепенно, шаг за шагом приоткрывал недоступные мне, темные слои и наводил в них подобие порядка. Я подводил его к осмыслению тех или иных вопросов, я давал легкий толчок, а дальше мозг Мак-Феникса брался за работу, довершая начатое, доводя до логического совершенства. Я все время наблюдал за ним и ставил плюсы и минусы в виртуальную таблицу сравнения, я выносил на обсуждение наиболее безобидные темы из Перечня, получал вполне ожидаемые результаты, но старался не терять оптимизма. Чем дольше и ближе я общался с лордом, тем неохотнее признавал в нем социопата и возможного убийцу. Тем интенсивнее работал, стремясь оттащить пациента подальше от края.

Это было трудно. Невероятно, мне казалось, я догораю, он словно высасывал мои силы в обмен на собственное спокойствие и покорность, и я прекрасно видел, что он по-прежнему идет к своей таинственной цели, считая меня подпунктом далеких планов.

У Курта было много, слишком много типичных психопатических черт характера, чтобы закрывать на них глаза. Но были и положительные моменты. Та самая целеустремленность, что так пугала меня, играла на его стороне. Он хотел вернуть себе титул и не скрывал этого, но вместо того, чтобы пойти и убить всех обидчиков, сидел рядом со мной и старательно учился самоконтролю, чтобы произвести хорошее впечатление на комиссию. Он искал безопасный путь, а значит, принимал в расчет возможные последствия.

Он умел держать слово; когда он что-то обещал, старался выполнить обязательство, даже если ситуация была неприятна; в этом была его логика аристократа, он всегда отвечал за свои слова. Таким образом, хотя бы один сдерживающий фактор был налицо, и я им открыто пользовался. Он любил порисоваться, похвалиться, был до одури самоуверен, но он никогда не бахвалился впустую и не пускал пыль в глаза.

Это был отнюдь не поверхностный, нет, глубокий, блистательный разум, с потрясающей воображение способностью к анализу, его трудолюбие и фанатичная тяга к самообразованию вызывали у меня уважение и трепетный восторг. А то, что в этом мире не нашлось применения его талантам, искренне огорчало. Получивший тяжелую психологическую травму в детстве, он как бы оказался за бортом этой жизни, отгородился от всего, выстроил мощные стены и вырыл ров с крокодилами; он жил сам с собой, для себя, во имя себя.

Пока не решил, что хочет со мной подружиться.

Вскоре Курту оказалось мало вечеров. Он завел скверную привычку звонить мне из своего невозможного клуба просто потому, что захотелось услышать мой голос. Это угнетало, просто выводило из себя, я был вынужден извиняться перед пациентом и выслушивать, что бы он хотел съесть на ужин. Однажды Курт сообщил, что находится перед новым стильным салоном и раздумывает, не изменить ли прическу. Сгоряча я посоветовал ему побриться наголо и отключил мобильник.

Сидевший напротив Френсис Слайт укорил меня за нетерпимость.

Увы, я вынужден признать, что заработал себе еще одного постоянного клиента. Старина Слайт приходил ко мне ежедневно, занимал часа полтора драгоценного времени, требуя полнейшего отчета о «дорсетском» деле. Я даже завел на него тетрадь, обозначив в истории болезни особую манию: засадить за решетку Курта Габриеля Эдуарда Мак-Феникса.

Они оба распоряжались мной, как собственностью, но если лорд оплачивал мои услуги, инспектор требовал трудов ради идеи. И злился, слыша о врачебной этике.

Узнав об абсурдном решении лорда, Слайт встрепенулся и спешно отзвонил кому-то, воспользовавшись городским телефоном. Положив трубку, он сел в кресло; лицо его не выражало решительно ничего, но я был уверен: Слайта распирает от азарта, как собаку, поймавшую утерянный след.

– Ты не помнишь, из какого салона он звонил?

– Милорд не назвал салона, – пожал я плечами. – Более того, я не уверен, что он находится в салоне. Последнее время ему нравится доставать меня, только и всего.

– Все дело в том, Патерсон, что по моим данным Курт Мак-Феникс не покидал «Тристан» с самого утра. Дело сдвинулось, дьявол его побери, сдвинулось, наконец! Если наш клиент хотя бы побреется, мы его вычислим, зафиксируем, на суде у нас будет неопровержимое доказательство того, что он может покидать свой клуб, когда ему заблагорассудится!

– До суда вам еще очень далеко, – осадил я, чувствуя себя неловко до крайности.

Мак-Феникс приехал в восемь. Я знал, что ему нелегко оставлять «Тристан» раньше девяти, но принял как данность более чем странное решение, как некую жертву нашим сложным отношениям. Первым делом я с тревогой осмотрел его и невольно улыбнулся: Курт не побрился наголо, но и бесцельно прогуляться по салону не смог. Его голову украшала сногсшибательная сверхмодная укладка; завитые неестественной спиралью волосы не растрепала даже гонка в открытом «Ягуаре»: они казались каменными от обилия лака. Сам же Мак-Феникс, при всем уважении к талантам стилиста и личной несомненной красоте, походил на моллюска, выглянувшего из раковины.

Героических полминуты я отчаянно боролся с лицевыми мускулами, приказывая им окаменеть, потом не выдержал и расхохотался самым неприличным образом.

– Кто тебя так разукрасил? – выдавил я сквозь слезы.

– Честно? – фыркнул и он, нимало не смущенный моим весельем. – Роб Харли притащил какой-то навороченный лак сверхпрочной фиксации – незаменимая вещь в работе, по его словам, – ну я и напросился на укладку. Ребята тоже развлеклись, такие идеи выдавали, жаль, длины не хватило.

– Я так и знал, что ты звонишь не из салона! – я покачал головой.

– Зато твой чокнутый инспектор клюнул, – невозмутимо парировал Курт, падая в кресло. – Я нарочно проехал мимо Скотланд-Ярда, уверен, Френсис Слайт сотоварищи сейчас рыщет по салонам Лондона. Знаешь, сколько салонов в этом веселом городке? И сколько в нем стилистов, давно разъехавшихся по домам? Бессонная ночь им обеспечена.

– Ты в курсе, что живешь «под колпаком»? – не слишком удивившись, спросил я.

– Ну, я же не слепой, – пожал плечами лорд. – Твой приятель самого Господа достанет.

– Слайт – мой пациент, – мягко возразил я.

Курт скептически дернул плечом, но тему развивать не стал.

– Рад, что повеселил тебя, Патерсон, последнее время ты как выжатый лимон, кислый и вялый. Знаешь, что… – он выдержал паузу, просчитывая варианты новой затеи. – Пошли сегодня в сауну. И тебе на пользу, и мне: не могу же я в таком виде ехать в Кингсайд, меня мой собственный лакей освищет! Давай, хватай куртку и рванули.

Я прикрыл глаза и представил себя и Курта в сауне, сначала в полотенцах, потом без них, распаренных и томных, отчетливо нарисовал себе последствия и вскинул голову, чтобы ответить решительным отказом, но замер под холодным взглядом Мак-Феникса.

– Еще раз посмеешь усомниться во мне, двину в челюсть, – скупо пообещал лорд.

– А если я усомнился в себе? – тихо уточнил я, стараясь успокоить колотящееся сердце.

Мак-Феникс резко встал, как-то сразу оказавшись вплотную, впритык, его руки легли на столешницу, почти вдавливая меня в стол, заставляя прогнуться.

– Тогда зачем нам сауна, Джеймс? – так же тихо спросил он.

Я стоял, боясь пошевелиться; в темных зрачках лорда плавилась насмешка и что-то еще, неясный гипнотический призыв, от которого сладко щемило ниже пояса, и он это знал, придвигаясь все ближе, его дыхание согревало мне шею, его колено слегка раздвинуло мне ноги, это было бесстыдно до головокружения, при том, что он не тронул меня и пальцем. Я не знаю, чем все могло бы кончиться, я уже плыл, я готов был позволить, но вдруг от ощущения его твердеющего члена у своего бедра я испугался, и Мак-Феникс это увидел. Волна бесконтрольного ужаса захлестнула меня, на краткий миг заболели фантомной болью давно зажившие ссадины и засосы, перехватило криком горло, я сжался и закусил губу, клянусь, почти сразу я овладел собой и успокоился, и устыдился, но было поздно. Или вовремя? Не знаю.

Курт озадаченно смотрел на меня, глаза в глаза, ни страсти, ни напора, лишь пытливое внимание. Отступил на несколько шагов, подняв руки, словно сдавался полиции:

– Ты что, док? Я же пошутил, я не трону тебя, не бойся.

Он хотел еще что-то сказать, о чем-то спросить, но досадливо поморщился и промолчал.

– Извини, – смущенно попросил я. – Глупо получилось.

И он, и даже я только теперь, пожалуй, смогли в полной мере оценить всю глубину нанесенной мне раны. Странно, я считал, что отлично справился с проблемой и вытащил сам себя из болота, но реальность оказалась сильнее.

– Действительно, глупо, – вздохнул Мак-Феникс. – Неврастеник ты чертов.

– Сам такой! Послушай, все в порядке, я с этим разберусь и снова буду в норме.

– Разумеется. Зря я тебя достаю, да, Джеймс Патерсон? Сплошные неприятности.

– Иди ты в баню, Курт! – Фыркнул я, без колебаний беря его за руку и всматриваясь в помрачневшее лицо. – Психолога он тут из себя строит, ну надо же!

– Уже иду, – спокойно согласился он. – Можно подумать, я тебя в театр приглашаю!

***

Сауна «Клеопатра» располагалась в самом центре, и на деле оказалась элитным закрытым клубом. В списке предлагаемых услуг значились различные виды массажа, набор фирменных вин и закусок, национальные танцы, рок-звезды на десерт и прочие приятные мелочи.

Мак-Феникс снял на вечер бассейн, с порога заказав вина, кальян и массажисток. Антураж «Клеопатры» соответствовал вывеске: псевдоегипетский стиль сочетался с вполне приличной подборкой статуэток и кое-какими вещицами, намекавшими на разграбление гробниц и загашников Британского музея. Доверившись накрашенным девицам с прическами в стиле божественной царицы, мы отправились «ловить кайф», по выражению насмешливого лорда. Надо сказать, его «завороченный» стиль вполне гармонировал с окружающей реальностью, в то время как я выпадал из колорита.

Раздевалка клуба меня потрясла. Шкафчики в виде саркофагов о многом говорили специалисту вроде меня, здесь работал дизайнер экстра-класса, остроумный и дерзкий мастер. Разложив одежду на полочках египетского гроба, мы прошли в душевые кабины, а оттуда в так называемый «малый зал». Бассейн был выложен плиткой, копирующей узоры римских терм, массажистки щеголяли в расшитых передниках, едва прикрывавших лобки, и в сверкающих стразами оплечьях. Смотреть на них было одно удовольствие.

После сауны мы выпили вина, поплескались в бассейне, с волнением следя за пляской здешних танцовщиц, снова пропотели и, доверившись мастерству юных дев, надолго присосались к кальяну, напичканному отнюдь не табаком. Вообще-то я отрицательно отношусь к любым видам наркотиков, даже самым чистым и безобидным на вид; в студенческие годы я не позволял себе и затяжки марихуаны. Но вынесенный кувшин казался произведением искусства, инкрустированный драгоценными камнями сказочный сосуд, обитель всемогущего джина, он не мог таить в себе зла, и вслед за лордом я затягивался снова и снова, в то время как теплые женские руки трудились над моей спиной.

Вскоре зала поплыла у меня перед глазами, мне стало легко и весело, точно я обратился в облако, все заботы и страхи отошли в сторонку, сгрудившись пестрой кучкой, и я показал им язык. Девицы налили нам вина, я потянулся за бокалом, опрокинул залпом и, поймав масленый взгляд Курта, осознал, что потерял свой передник. Сконцентрировавшись на этой проблеме, заодно я понял, что у меня стоит, причем давно и так, как не стояло раньше никогда, глупо хихикнул и попытался объяснить Мак-Фениксу, что это ничего не значит, потому что стоит он сам по себе, и не на него, а на девочек, может губы не раскатывать. Напоследок скрутил двойной кукиш, идиотски заржал и упал в бассейн. Точно не помню, кто меня выволок из воды, может, тот симпатичный охранник у входа, даром что из одежды на нем был лишь схенти в каменьях, но развеселившийся лорд кричал вслед уносившим меня египтянам, чтобы девочки занялись мной по полной программе, грех пропадать такому стояку.

Ну, они и занялись. Мне случалось изменять Мериен, но чтобы сразу с тремя… Ра всемогущий!

Я полностью ушел в отрыв, я чувствовал себя фараоном!

Совсем не помню, как меня выносили из элитной сауны в египетском стиле. Очнулся на свежем воздухе, в машине Курта, и сам лорд с мокрыми волосами и отсутствующим взором садился за руль, отчаянно цепляясь за него руками.

– Мы не можем ехать в таком виде, – запротестовал я, борясь с заплетающимся языком.

– Предлагаешь пойти п-пешком? – пьяный Мак-Феникс осмотрел меня испытующим взором и тряхнул головой: – Ты не дойдешь. Сиди и не рыпайся, поедем медленно, поползем, очччччччень аккуратно, вот так…

Машину резко дернуло, я едва не впаялся в лобовое стекло и с укором посмотрел на лорда.

– Забыл снять ручник! – расхохотался Курт и вдавил педаль.

– Господи, спаси! – прошептал я, понимая, что меня укачивает, засыпая под пронзительный визг тормозов и вой далекой сирены.

В следующий раз сознание вернулось через полчаса. Меня по-прежнему тошнило, в голове была какая-то карусель, и я не сразу сообразил, что вишу мешком на шее у Мак-Феникса, обнимая его двумя руками, а он, шатаясь, вспоминает, в каком кармане ключи. Мне представилось, что я давно умер, захлебнулся в дурацком бассейне, и демон ада тащит меня на Страшный суд. Я заорал, просто так, от избытка чувств, чтобы вернуться в реальность, получил основательный тычок под ребра и попытался запеть. На ум лезли исключительно скабрезные куплеты, гулкое эхо пустой улицы с воодушевлением подхватывало каждое слово, Курт встряхнул меня, прося заткнуться, я оценил ситуацию и ощутил его тяжелую влажную ладонь на моей заднице. Тоном, не терпящим возражений, я потребовал убрать руку с жопы и не лапать ее без разрешения, Мак-Феникс чертыхнулся и руку убрал, попытавшись заткнуть мне рот. Я укусил его за палец, он выругался трехэтажным матом и сбросил меня на коврик с надписью Welcome. Повозившись с замком и погремев оброненными ключами, хрюкающим тюком Курт втащил меня за порог и, подхватив под мышки, поволок в сортир. Унитаз оказался просто загляденье, мраморный; я обнимал его довольно долго, пока не расстался с выпитым и съеденным за вечер. Все это время дремлющий лорд стоял надо мной, направляя и поддерживая, а сволочной унитаз жизнерадостно трындел по-японски; убедившись, что я закончил, Курт сунул мою голову под кран и потащил на второй этаж. Долгое общение со Слайтом подсказало ряд криминальных образов, впрочем, комната оказалась просторной, а постель мягкой; Мак-Феникс стянул с меня ботинки и побрел закрывать дверь. Я уже отключался, когда лорд упал где-то рядом, обнимая меня рукой. Из последних сил я горделиво и непреклонно скинул его лапищу, уткнулся носом в подушку и перестал отсвечивать.

Спи, Джеймс Патерсон…

Приходил в себя я долго и мучительно. Около пяти вдруг очнулся и понял, что мой желудок снова лезет через горло. Блевать было нечем; страдающим взглядом я обвел комнату и потянулся к мелькнувшему в сознании стакану на тумбочке. С трудом ухватив его ватной рукой, я опрокинул в себя какую-то дрянь, отдающую травами, дрожащими пальцами поотрывал пуговицы на рубашке, кое-как разделся и рухнул обратно. Мак-Феникс спал рядом, абсолютно голый, подмяв под себя одеяло и заняв две трети кровати. Мне до икоты хотелось повторить его подвиг и обнажиться, но я ограничился тем, что отпинал лорда к самому краю и отнял у него одеяло. Неясная ругань Курта потонула в нарастающем гуле, веки стали просто неподъемными, и я отрубился намертво.

Второй раз я пришел в себя часов в десять. Вовсю светило солнышко, лучи его нахально шарили по смятой постели, по потолку вполне уютной спальни, отражаясь бликами от многочисленных зеркал, в которых то и дело мелькала моя перекошенная рожа. Я лежал, осматривался, не рискуя резко крутить головой, и пытался понять, где я. Получалось плохо.

За окном шумел город, но как-то ненавязчиво, деликатно; я повернулся и увидел Курта. Обнаженный Мак-Феникс расслабленно сидел на подоконнике и курил в приоткрытую створку, затягиваясь первой, самой сладкой сигаретой натощак. Я замер, подложив под голову руку, и какое-то время молча любовался им, как любуются произведением искусства, античной статуей; его точеный торс цвета светлой бронзы эффектно подсвечивали солнечные блики, капли влаги падали с темных волос и медленно стекали по рельефной груди. Он был чертовски хорош, этот бес противоречия, демон-искуситель; я смотрел и пытался понять, почему же на мне сошелся клином его мир, полный риска и нездоровых страстей.

– Я тебя не смущаю, Патерсон? – не поворачивая головы, спросил Мак-Феникс.

– Нет, – я снова упал на подушки. – После вчерашнего меня мало что может смутить.

– Рад, что тебе понравилось, – фыркнул он и глянул вскользь, со знакомым прищуром. – Как ты, док? Отпустило?

– Пожалуй. Кинь сигареты.

Он метко бросил пачку с воткнутой в нее зажигалкой, подмигнул мне и потянулся:

– Это нужно повторить. Ты становишься таким забавным!

– Угу… – недовольно буркнул я, наполняя легкие никотином. После долгой затяжки жизнь вроде как наладилась, я приподнялся и спросил с интересом: – Забавный – это когда над унитазом?

– Забудь! – отмахнулся лорд. – С непривычки все бывает. Лучше прими душ, а я пока проверю холодильник, вдруг завалялось что съедобное?

Я осторожно встал, но голова вела себя прилично, не кружилась и не ныла, тело слушалось и было полно энергии; кроме того, мучительно захотелось есть, о чем я и сообщил Мак-Фениксу.

– Нормальный ход, – одобрил лорд. – Ладно, закажу нам суши и салаты, здесь неподалеку хороший ресторан.

– Кстати, где мы? – спохватился я, с отвращением швыряя прочь мятую рубашку с парой уцелевших пуговиц. – В отеле?

– У меня дома, – отмахнулся Курт и потянулся за халатом. – Умоешься, спускайся вниз, столовая на первом этаже, по коридору налево.

Я покорно побрел в душевую при спальне и лишь под струей ледяной воды опомнился: мы у него дома, на Беркли-стрит. В Мейфер.

Память услужливо восстанавливала картины прошедшей ночи, работая с беспощадной точностью. Курт не стал рисковать машиной, и нас домчали на эвакуаторе, с помпой и сиреной в полтретьего ночи. Автоинспектор, весьма довольный мздой, вручную закатил «Ягуар» на стоянку, поскольку Мак-Феникс наотрез отказался ссудить его ключами. Потом Курт тащил меня до двери, а я орал благим матом, и что я орал, Боже, что я пел! Я почувствовал, как краснею и как во мне нарастает желание утопиться со стыда. С трудом справившись с приступом суицида, я вычистил зубы, выбрился одноразовой бритвой и докрасна растерся полотенцем. Увы, моя рубашка превратилась в грязную тряпку, а пиджак делал меня похожим на бомжа: я снял его и кинул в корзину для белья, едва увидел себя в зеркале. К завтраку мне пришлось спуститься в мятых брюках и с оголенным торсом, что весьма позабавило извращенца Мак-Феникса. Сам он красовался в роскошном стеганом халате, но из солидарности тотчас скинул его, оставшись в потертых джинсах.

Мы уселись за стол, уже уставленный коробками с лейблом «Ikeda», и молча налегли на еду.

С благодарностью я отметил, что лорд выбрал самые простые, неострые блюда; особым образом распаренный рис падал в мой измученный желудок, впитывая все шлаки и остатки ядовитых паров, я очищался, я рождался заново, неуклюже орудуя палочками красного дерева. Отказавшись от сакэ, я был награжден чашкой божественного кофе, – явлением в Англии редким, почти фантастическим; закурив вторую сигарету, я откинулся в кресле и вполне благодушно заявил, что отказываюсь выходить на улицу в таком виде.

– Ничего не имею против, – подколол Мак-Феникс, – живи здесь хоть всю жизнь, сделай одолжение! – Я обвел взглядом стол в поисках подходящего метательного снаряда, и он поспешно добавил: – На самом деле я уже звонил, костюм доставят через час.

Я швырнул в него салфеткой, он отбил комок рукой и повел меня на экскурсию по квартире.

Мак-Феникс занимал два подъезда в роскошном доме неподалеку от Беркли-сквер. Ни к чему описывать апартаменты, державшие марку фешенебельной части Лондона; большинство комнат было, на мой взгляд, бесполезно, их наличие диктовала не нужда, а мода, дань предрассудкам и условностям класса. Несколько спален на втором этаже. Комнаты для прислуги на третьем. Гостиная. Курительные, бильярдная. Огромная парадная столовая. Все это великолепие было пустынно и заброшено, хотя мой придирчивый глаз разведчика не заметил и намека на пыль. Более обжитыми оказались кабинет, тренажерный зал и библиотека, но осмотреть их мне удалось лишь вскользь.

Лорд наскоро показал мне кухню с примкнувшей к ней малой столовой, красочно описал систему фильтрации каминных выбросов на чердаке, потом, довольный произведенным эффектом, предложил сыграть партию в снукер. В центральной бильярдной, как он назвал помещение с небольшой спортзал, помимо собственно бильярдного, стояла пара покерных столов в окружении диванов и кожаных кресел; Мак-Феникс грустно осмотрелся и потащил меня в смежную комнату с довольно интимным освещением. Впрочем, когда над столом, повинуясь голосовой команде, зажегся свет, стало ясно, что это кабинет, рассчитанный на игроков, ищущих уединения. Я даже предположил, что в таких кабинетах и решаются самые спорные и секретные вопросы внешней политики; Курт рассеяно буркнул: «скорее внутренней», и принялся умело расставлять шары.