Текст книги "Эпилог (ЛП)"
Автор книги: Дженнифер С. Робертс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 13 страниц)
– Ничего подобного. Забудь об этом. Давайте уже играть.
– Да ладно тебе, София. Эта история безумно интересная.
Клаудия повернулась ко мне.
– Она о девушке, которую...
– Клаудия!
Уже всерьез одернула Ливви, сверля свою подругу взглядом.
– Ладно. Хорошо, давайте играть, – саркастично ответила та.
Мой интерес и без того был возбужден, но после реакции Ливви, я насторожился, как собака на кость. Позже, я обязательно засыплю ее вопросами, но на данный момент, я решил сосредоточить свое внимание на пластиковой гитаре, и нажимании нужных кнопок.
Хорошо, что я был сообразительным, потому как в противном случае, мне пришлось бы туго с потоком то и дело мелькающих на экране цветов. Казалось, что вступление заняло целую вечность, но когда Ливви начала петь, я влился в игру.
Ее голос оказался красивым, сильным, с хрипотцой. Видимо, она была наделена множеством талантов, о которых я и понятия не имел, и мне захотелось узнать о ней все, что только возможно. Мимолетом я подумал о том, какими талантами обладал я, которыми можно было бы сравниться с ее.
Во время инструментальной части, Ливви повернулась ко мне.
– Ты хорошо справляешься! Я с гитарой – полный отстой.
Я подмигнул ей.
– Пытаюсь сконцентрироваться, зверушка. Если ты не возражаешь.
– Ха! Играй, рок-звезда, не останавливайся.
Она отвернулась на припев, и я задался вопросом, каким образом ее легкие вмещали в себя так много воздуха.
В конце концов, песня закончилась, и моим показателем стали семьдесят пять процентов. Остальные участники группы набрали по девяносто, но наиболее высокую оценку получила Ливви с ее девяноста девятью процентами, чему она никак не могла перестать радоваться. Я никогда не видел ее такой самодовольной, и почувствовал, что при отражении в ней некоторых манер моего поведения, в моей груди зародилось нечто, похожее на гордость. Мы с Ливви прошли столь долгий путь, и мне до отчаяния хотелось узнать, как много мы еще сможем пройти.
Следующей пела Клаудия. Ее более мягкий, лирический голос неплохо справился с песней 'Девять вечера'. Мне было непросто с гитарой, но, по всей видимости, я превзошел Ливви, которая пыталась играть на бас-гитаре всем своим телом. Она высунула язычок, сконцентрировавшись на экране, и не обращая никакого внимания на то, как я пялился на нее при каждом удобном случае. После того, как Клаудия закончила свою песню, и мы все посмеялись над моими шестьюдесятью двумя процентами (у Ливви их набралось шестьдесят пять, но они почему-то решили посмеяться только надо мной – ублюдки), было принято решение отправиться за стол.
Стол Ливви оказался мал для приготовленных угощений и всех гостей, поэтому нагрузив свои тарелки на кухне, мы отнесли их к столу. Для меня все это было так странно. Я чувствовал себя чужаком, даже несмотря на то, что в буквальном смысле этого слова, был ближе к Ливви, чем любой из ее друзей.
Когда все расселись, я взял свою вилку, с намерением добраться до индейки, и стиснул ее, когда Ливви остановила мою руку. Посмотрев на нее, я нарочно прорычал, на что она только улыбнулась, и погладила меня по руке.
– Еще нет, Секси. Это же День Благодарения. Нам следует сказать, за что мы благодарны.
– Я был бы благодарен, если бы мы могли поесть, – проворчал я.
Положив вилку, я оглядел сидящих за столом. Все они мне улыбались. И это было жутким зрелищем. Поверьте мне, я знаю, что такое ‘жутко’.
– София, это твой дом, тебе и начинать, – предложил Рубио.
– Хорошо, – сказала Ливви, и сделала глубокий вдох.
– Итак, для начала, я хочу сказать, что благодарна за еду. Не могу дождаться, когда к ней приступлю. Но что еще важнее... я благодарна, что вообще нахожусь здесь.
Она сглотнула, и, увидев, как ее глаза становятся влажными от невыплаканных слез, мне захотелось попросить всех уйти, чтобы я мог целовать ее до тех пор, пока она не забудет все то, что чувствует. Но вместо этого, мне пришлось сидеть и притворяться, что не я был главным злодеем в ее жизни.
– Этот год был для меня сложным. На прошлый День Благодарения я была совсем одна. Я не знала, что мне делать со своей жизнью, и чего, в итоге, я от нее хотела. Я была... несчастной девушкой с разбитым сердцем.
По ее щеке скатилась слеза.
– София...
Клаудия потянулась к своей подруге через Рубио. Ливви улыбнулась.
– Нет, все в порядке. Я не собиралась плакать. Просто... в этом году я обзавелась двумя прекрасными друзьями, о чем любой человек может только мечтать, собственной квартирой... в самой Испании! И...
Она посмотрела на меня и, черт побери, я почувствовал, как и меня затопили ее эмоции.
– У меня появился ты. Я нашла свое пристанище. У меня есть любящая семья. И за это я глубоко благодарна. Я не знаю, где бы я без вас оказалась.
Ливви утерла слезы, и встряхнулась.
– Фу, простите, я как эмо. Просто люблю вас, засранцев, и все тут. Кто-нибудь, продолжайте.
Я сидел неподвижно на своем месте, пытаясь понять, что творилось в моей душе. Ливви включила меня в свой список. Она была за меня благодарна. Во мне она нашла свое пристанище. Я чувствовал то же самое, но ни за что бы не смог быть таким спокойным в проявлении своих эмоций. Возможно, если бы мы были наедине, во тьме, мысленно обнаженными, тогда я смог бы ей открыться.
Но все смотрели на меня. Подбадривая, Ливви мило улыбалась. Взгляд Клаудии был гораздо более агрессивный, и практически, вынуждал меня начать. Рубио просто ждал. Он был терпеливым малым. Прочистив горло, я улыбнулся.
– Что ж, мне будет непросто превзойти вышесказанное, но я постараюсь что-нибудь придумать.
Я посмотрел на Ливви.
– Я понимаю, что мы знакомы не так уж и долго, и встречаемся всего полтора месяца.
Она улыбнулась мне с прищуренными глазами.
– Однако, должен честно признаться... что эти шесть недель стали лучшими в моей жизни. Я благодарен за это время, и надеюсь, что к следующему Дню Благодарения..., – я посмотрел на остальных, – я полюблю и вас, засранцев.
Клаудия и Рубио рассмеялись. Я вернул свой взгляд к Ливви. Она смотрела на меня с таким выражением на личике, которого я до сих пор не видел. И оно мне нравилось.
– Я благодарен за вкусную еду, хороших друзей и любовь. Да благослови, Господь, нашу еду и нашу дружбу, – быстро и кратко произнес Рубио.
Нехотя отведя взгляд от Ливви, я улыбнулся.
Клаудия притянула Рубио к себе, и поцеловала его с большей страстью, чем, наверное, полагалось за праздничным столом. Юная любовь. Именно этого я и хотел.
Клаудия прошептала ему на испанском, – Я благодарна за тебя, любимый, – а остальным присутствующим сказала, – я благодарна за мою семью, моих друзей и за все это угощение. А теперь, пожалуйста, давайте уже к нему приступим!
Рассмеявшись, все согласились, что пора начать есть. Взяв свою вилку, я воткнул ее в индейку, и стал жадно жевать.
Это был мой первый День Благодарения, и я тотчас решил, что мы будем праздновать его каждый год. За ужином я слушал, как Ливви говорила со своими друзьями об учебе и просмотренных ими фильмах. Дело дошло до работы Стэнли Кубрика, которую они обсуждали на занятиях. Клаудия и Рубио были его фанатами, но, по мнению Ливви, у этого режиссера отсутствовала способность передавать зрителю основную идею фильма.
– Все это болтовня о Заводном Апельсине, как о якобы культовом кино всех времен, и все в таком духе, – начала Ливви с набитым индейкой ртом.
– Две трети посмотревших эту работу, ничего, нахрен, не поняли. Это никакой не шедевр. Большая часть людей, называющих его блестящим – идиоты, которые его не поняли, но притворились, что поняли, лишь бы их не назвали идиотами, что делает их трусливыми идиотами. Фильм мог быть гораздо лучше. Кубрик мог донести свою идею гораздо четче, вдохновившись рядом не придуманных диалогов о человеческой природе, обществе и психологии, как методе лечения. Но вместо этого, всем запомнилась только сцена насилия. Это глупо.
– Должен не согласиться, – сказал Рубио.
– Я думаю, это абсолютно понятное кино о том, что общество не заботит собственное саморазрушение. Его не заботит сама болезнь – оно хочет лечить только симптомы. Общество не заботит то, что Алекс – насильник, или то, что сделало его таким социопатом. Обществу нужно, чтобы его наказали и 'реабилитировали'. Но в нем отсутствует такое понятие, как контроль поведения. Это должен быть выбор, человек должен выбрать в пользу хорошего, и единственное основание, по которому он становится лучше – наличие некой причины. Алекс был насильно реабилитирован посредством терапии отвращения, но вернувшись в общество, и, столкнувшись с насилием, которое в нем до сих пор преобладало, он снова стал насильником. Это часть человеческой натуры. И Кубрик выразил это наилучшим образом.
– Я знаю, о чем был фильм, Руби. Я его поняла. Но моепонимание заключается в том, что Кубрик был так увлечен изображением антиутопического будущего, что не успел вложить идею для основной аудитории. Студенты кинематографических заведений и творческие люди не всегда склонны к насилию. Эта идея ничего нового для них не несет. А среднестатистическому зрителю нужно сунуть правду в лицо, иначе он ни хрена не поймет. Почему ты думаешь, Мелу Гибсону так хорошо удалась его картина Страсти Христовы? Он, словно молотом, долбанул людей чувством стыда прямо по лицу.
– К черту Мела Гибсона! – вмешалась Клаудия, – и мне плевать, даже если он талантлив. Он – лицемерная задница, и последний человек, который имеет право снимать фильм про Иисуса.
Рубио погладил свою девушку по руке.
– Не нужно кипятиться, Клаудиа. Мы просто обсуждаем.
Рубио посмотрел на меня.
– А что ты скажешь, Джеймс? Тебе нравится Кубрик?
Это был первый раз, когда кто-то назвал меня моим настоящим именем. Оно было таким простым, и не таило в себе значений ' пес' или ' верный ученик'. Это было просто имя. Нормальное имя для нормального человека.
– Эм, я никогда не смотрел этот фильм, и не совсем понимаю, кто такой Кубрик. Но на прошлой неделе мы смотрели Гарри Поттера. И он мне понравился.
Улыбнувшись, я отпил немного сангрии. Все покатились со смеху, и Ливви прильнула ко мне, чтобы подарить еще один быстрый поцелуй.
– Прости, Секси. Порой мы варимся в нашем сумасшествии, забывая о других людях. Давайте сменим тему.
– Я не возражаю. Мне нравится слушать, о чем ты думаешь. Я слежу за разговором, и лично мне хочется верить, что человек может измениться в лучшую сторону. Но я считаю, что Рубио тоже прав – у человека должна быть причина для изменений. Он должен верить, что если он изменится, его жизнь станет лучше. Иначе, ему оно не выгодно. Насилие необходимо, если ты живешь в мире насилия.
Мое сердце грохотало. Выражение лица Рубио стало кислым.
– Я никогда не говорил, что насилие необходимо. Я говорил, что его слишком много, и нам надо найти способ обращаться с ним, как с социальной болезнью.
– Этого никогда не произойдет. Даже цветы убивают, Рубио. А человеческое существо куда несовершеннее цветов. Мы все поступаем так, как по нашим ощущениям, мы должны поступать. И если это означает убивать... то так тому и быть. Выживание...
– Это самое важное, – закончила Ливви.
Ее лицо стало грустным. Отложив свою вилку, она встала.
– Этот разговор навеял на меня скуку. Давайте еще поиграем в Rock Band.
Ливви улыбнулась, но улыбка не коснулось ее глаз. Я хорошо знал это выражение и жалел, что вообще открыл свой дурацкий рот.
Мы играли на Play Station еще несколько часов. Я успел подружиться с гитарой, и даже остался собою доволен. Я многое узнал об Америке и американцах, их поп-культуре, но никогда не играл в видео-игры. Это оказалось настолько увлекательным, что на следующий день я решил обзавестись такой же Play Station.
Позже, решив взять с собой больше, чем им полагалось еды, Клаудия и Рубио отправились домой. На прощание они обняли меня – да, оба – и я подумал, что это было несколько странно. Хотя, я с этим смирился. Я мог бы обниматься... наверное. Нет, все же, это странно.
– Если бы мы находились в Штатах, завтра ты купил бы приставку с хорошей скидкой. Жалко, что в Испании не празднуют Черную Пятницу, – сказала Ливви, повернувшись к крану, и начав споласкивать посуду.
– А это что еще за фигня? – спросил я, открывая посудомоечную машину.
– Это святая традиция, когда тысячи продавцов устанавливают свои торговые палатки вне магазинов, и травмируют психику своим соседям самыми низкими ценами на PlayStation и iPad. Раньше я ходила туда со своей мамой.
Она пожала плечами.
– Думаю, я просто закажу еще одну приставку. Если, конечно, ты не сочтешь более романтичным тот факт, что своей игрой я буду травмировать психику твоимсоседям? – улыбнулся я.
Ливви рассмеялась.
– Хммм... возможно. Давай посмотрим, кто станет жаловаться на громкую рок-музыку.
Она стукнула меня своим плечом.
– Сегодня ты был молодцом. Думаю, мои друзья в тебя немного влюбились.
Я почувствовал незнакомое покалывание в груди.
– Я старался и сделал все от меня зависящее. Они кажутся неплохими. Клаудия слишком дружелюбна, и я не понимаю, как Рубио передвигается в своих узких джинсах, но очевидно, они тебя любят. Тебе очень повезло, Котенок.
Я сделал паузу.
– Кажется, у тебя нет недостатка в любящих тебя людях.
Ливви мыла кастрюлю, не встречаясь со мной взглядом.
– Калеб, – вздохнула она.
– Мне нравится Джеймс. Наверное, тебе стоит называть меня этим именем. Так меньше шансов, что ты оговоришься среди своих друзей. Я мог бы называть тебя Софией. Мы могли бы, не знаю... притворяться. Притворяться, что нам нормально.... быть вместе. Хотя, я не стану носить эти зауженные джинсы.
Я пытался сохранять течение этого разговора в позитивном русле. У нас был такой прекрасный день, и я не хотел его портить.
Ливви передала мне кастрюлю для полоскания.
– Я думала об этом. И поняла... что, возможно, это хорошая идея. Тебе может показаться странным, но когда они изменили мое имя, я ощутила свободу выбора в том, кем хочу стать. Ливви была грустной девочкой. Ее слишком сильно заботили ненужные вещи, и она позволяла другим людям собою пользоваться. София знает себе цену, и больше ни от кого подобного не потерпит.
Меня не волновали ее слова.
– Ты никогда ничего не терпела. Ты – самый сильный человек из всех, кого я знаю. Даже сильнее меня.
Я сглотнул.
– Но я понимаю, о чем ты говоришь. Рафик назвал меня Калебом после того, как он...
Я не мог произнести слова 'спас'. Рафик никогда меня не спасал.
– До этого у меня было менее лестное прозвище.
Передав мне очередную тарелку, Ливви встала ближе ко мне. При каждом движении, наши руки соприкасались.
– Какое?
Я произнес имя на арабском.
– Звучит не так уж и плохо. Что с ним не так?
Мне пришлось усмехнуться, чтобы уберечь себя от других эмоций.
– Это означает пес. Меня звали псом.
Взяв тарелку у Ливви из рук, я прополоскал ее, и положил в посудомоечную машину, не желая встречаться с ее потрясенным взглядом.
– Почему люди...? Мир чертовски отвратителен.
Перестав возиться с посудой, Ливви обняла меня сзади за талию.
– Я думаю, что ты чудо, Джеймс. И считаю, что ты заслужил быть счастливым. Мы оба заслужили.
Я продолжал полоскать тарелки.
– Не уверен, что ты права, София. Я знаю, что ты заслужила счастье. И кого-нибудь... лучше меня, но я эгоистичен. Я хочу тебя. И хочу настолько сильно, что пытаюсь быть тем самым лучшим. И все-таки, я не удивлюсь, если ты решишь, что этого слишком мало, и уже слишком поздно. Я не стану находиться здесь дольше, чем ты того желаешь. Клянусь.
Я не упомянул, что в этом случае, я сойду, мать его, с ума. Ведь я совершенно не знал, что буду делать, если Ливви не захочет быть со мной. Мне не к чему было возвращаться, кроме убийств и контрабанды. Разве я стал лучшим человеком? Наверное, нет. Я становился лучше, только когда жил ради Ливви. Я чувствовал себя бомбой с часовым механизмом.
– Тогда я тоже эгоистична, потому что хочу тебя ничуть не меньше. Я знаю, что происходящее между нами выходит за рамки человеческого понимания, ну а как иначе? В этом мире мы друг друга не знаем, но я видела тебя в худших твоих проявлениях, и знаю, что ты делал все, чтобы меня защитить. Пока этого достаточно. Остальное придет.
Поцеловав меня в спину, она вернулась к посуде.
– Понимаешь, для меня это немного. Во всяком случае, хорошего. Что еще ты хочешь узнать?
Я был уверен, что мое лицо плохо скрывало испытываемое мною смущение.
– Я знаю, что нам обоим нравится Гарри Поттер. И тебе нужно напиться, чтобы встретиться с моими друзьями, потому как ты нервничаешь. Когда ты молчишь, ты следишь за разговором, а когда говоришь, оставляешь дельные комментарии. Ты любишь читать так же, как и я. И я уверена, что никогда не увижу тебя в зауженных джинсах.
Рассмеявшись, Ливви толкнула меня своим бедром.
– Я знаю, что ты быстро учишься. Ты справился с игрушечной гитарой всего за несколько часов. Ты помогаешь мне с посудой. Я многое узнаю о тебе, Джеймс. И мне это нравится.
– За этими словами должна последовать сцена, где я хватаю и трахаю тебя перед раковиной, но должен признаться – я переел! И не могу дождаться, когда переоденусь в пару свободных штанов, и прилягу.
Мы посмеялись.
– Это все индейка. Именно она вызывает всеобщий сон. А завтра мы весь день будем ее доедать. Так хорошо.
Бросив на меня беглый взгляд, Ливви расплылась в озорной улыбке.
– Но будь уверен, что я попрошу трахнуть меня прежде, чем накормлю.
– Попросишь меня? – произнес я, сквозь смех.
Ей никогда не нужно было меня просить.
– Может, стану умолять? – промурлыкала она.
Мой член дернулся.
– Что ж, думаю, ты хорошоменя знаешь.
Глава 8
– У тебя есть планы на Рождество? – спросил я у Ливви.
Вручив мне стакан кофе, она сделала глоток из своего. Температура воздуха постоянно падала, но улицы города по-прежнему были переполнены потенциальными покупателями. Мы же с Ливви без пакетов с покупками, немного не вписывались в окружающую картину. Она послала мне ослепительную улыбку.
– Да. Я планировала провести большую часть праздничного дня, намертво приклеенной к твоему телу.
Она скользнула одной ладонью, одетой в рукавицу, по моему пальто, и я рассмеялся.
– Ну что ж, я уже в предвкушении. Я специально обернусь в подарочную упаковку.
Притянув Ливви к себе, я поцеловал ее более страстно, чем это полагалось делать на публике. Ее губы были холодными, но внутри ее ротик был теплым, слабо отдавая вкусом сладкого кофе.
– Я имел в виду других людей. Может ты планировала отпраздновать с кем-нибудь еще?
На ее лице появилось странное выражение.
– Нет. Только мы. Клаудия и Рубио отпразднуют со своими семьями. Они побудут вместе всего лишь несколько часов, потому как Рубио живет в Мадриде. Клаудия пригласила нас к своей маме домой, но я решила, что тебе не захочется ехать. Честно говоря, и мне не хочется. Хотя, мы могли бы собраться все вместе на Рождественский Сочельник. А почему ты спрашиваешь?
Взяв Ливви за руку, я повел ее в людской поток, направляясь в сторону очередного торгового блока. Эта была ее идея отправиться за покупками, но она до сих пор ничего не купила.
– Я никогда не праздновал Рождество. Вообще-то, это касается многих праздников. И раз уж мне понравился День Благодарения, я мог бы... пополнить свой список праздников.
– Правда? – восторженно произнесла Ливви.
– Это же замечательно, Секси! Но теперь мне стыдно, потому что я не купила тебе подарок. А раз уж это твое первое Рождество, мы должны провести его по всем канонам. Я думала, ты не станешь его праздновать, поэтому не хотела поднимать эту тему. В том смысле, что если его не празднуешь ты, то и мне он ни к чему.
Заметив скрытую грусть в голосе Ливви, и предположив, что это было связано с отсутствием ее семьи, мне до странного захотелось ее об этом спросить. Меня не волновала ее мать – я знал, что у нее были родные братья и сестры, но понятия не имел, общалась она с ними или нет. Хотя опять же, отношения Ливви с ее семьей не сулили мне ничего хорошего.
– Ты уже дала мне больше, чем у меня когда-либо было. Тебе ведь не хочется меня избаловать, так? – я одарил ее своей самой непристойной улыбкой.
Ливви искоса на меня посмотрела.
– Избаловать тебя? Я об этом даже и не мечтала. Ты и без того, как здоровый гвоздь в заднице.
– Прости, я думал, что был нежным.
Я напрягся для возможного удара. Ливви могла быть буйной маленькой штучкой.
– Не будь таким пошлым! – пожурила она.
Ливви было трудно воспринимать всерьез, когда она смеялась.
– Мне интересно, удастся ли нам найти рождественскую елку. Как правило, их выставляют после Дня Благодарения, но должны быть миллионы торговых центров, где они все еще продаются. Спрошу у Клаудии. Обычно, она разбирается в таких вещах. С тех пор, как я сюда приехала, я многое узнала, но поскольку я неместная, иногда мне бывает, нужна помощь. Ха! Однажды я заблудилась...
Ливви, казалось, была полностью поглощена своим односторонним разговором. Признаюсь, я ненадолго отключился. Я думал, что пока мы находились в Мексике, я изучил все черты ее характера, но у меня стало появляться такое ощущение, что это была только верхушка айсберга. И мне очень нравилась идея новых открытий, даже если они сводились к тому, что Ливви была такой же болтушкой, как и Клаудия.
– Я подумал совершенно о другом, – прервал я.
К огорчению следующего за нами потока людей, пытающегося добраться до магазина с морепродуктами, Ливви остановилась.
– О чем ты подумал?
Она выглядела несколько встревоженной, и я не мог понять причину.
– Почему у тебя такое лицо?
Замотав головой, она расплылась в слащавой улыбке.
– Ничего. Правда. Просто... что ты собирался сказать?
Ливви улыбнулась немного более искренне.
– Ты о чем-то подумала. Скажи мне, что это было.
Я сделал глоток своего кофе. Раньше я никогда не был почитателем этого напитка, но стал понемногу к нему приобщаться. Обычно, Ливви пила его за завтраком. Она выдохнула.
– Не знаю, я думала, ты скажешь что-нибудь о том, что тебе... хочется увидеть своих друзей. Или что-нибудь еще.
– Ого, – воскликнул я, – думаешь, у меня есть друзья? Мало того, друзья, с которыми я хотел бы провести праздники.
Мне пришлось громко рассмеяться над нелепостью этих мыслей.
– Ну, не друзья, а... знаешь, знакомые.
Изогнув свою черную бровь, она с подозрением склонила голову набок.
– Все это я оставил позади, Ливви, и ты это знаешь, – спокойно произнес я.
– Я думала, что впредь ты будешь называть меня Софией.
Она посмотрела вниз на свою обувь, пиная воображаемый камушек.
– Но этот вопрос задавался не Джеймсу, так? – я сохранял тон своего голоса веселым.
– Ты прав. Прости, Джеймс.
Она шагнула ближе, и игриво стукнула своим кроссовком по носу моего ботинка.
– Ты меня прощаешь? Я по-прежнему получу свой подарок?
Рассмеявшись, потому как ничего другого мне не оставалось, я пришел к пониманию того, что наши отношения будут чередоваться вспышками прошлого, вытесняя всю радость настоящего. И моей единственной надеждой было то, что с течением достаточного количества времени, мы с Ливви выстроим новые воспоминания, способные перекрыть наше начало.
– Да, в отношении и первого, и второго. Я слишком рад твоему подарку, чтобы позволить тебе испортить для нас этот момент.
Пристально посмотрев на меня, Ливви улыбнулась.
– Значит, это для нас обоих, так? То есть, это не белье? Потому как это будет подарком скорее для тебя, чем для меня. Я не говорю, что не стану его носить, но в таком случае, буду настаивать еще на одном подарке.
– Ты смешная.
Я продолжил свой путь, и Ливви торопливо последовала за мной.
– А ты сексуальный, – прошептала она, и положила мою руку себе на плечи.
В таком положении было неудобно ходить, но я не возражал.
– Да, я знаю. И это проклятье. В любом случае, я надеялся, что на Рождественскую неделю ты сможешь отпроситься с работы. Я хочу отвезти тебя в Париж.
Притянув Ливви ближе, я поцеловал ее в макушку. К моим губам прилип розовый пух от ее шапки, поэтому, подняв руку с ее плеч, я его убрал. Боковым зрением я заметил, как за мной и Ливви наблюдает пожилой мужчина. Я бы не обратил на него внимания, но он был один, без пакетов с покупками, и вообще с пустыми руками. Увидев, что я перехватил его взгляд, мужчина склонил голову в приветствии, после чего повернулся к витрине. С настороженностью, я вернулся к Ливви. Этот человек был совершенно незнакомым, и едва ли выглядел опасным. Я оставил полный преступлений мир в прошлой жизни – пожилые мужчины были всего лишь пожилыми мужчинами.
– Париж?Когда тебе надо, ты можешь быть таким дьявольски милым. Я уже была в Париже – в прошлом году.
Пока мы шли, Ливви радостно подпрыгивала.
– Хотя, наверное, могла бы отпроситься с работы. Для этого уже поздновато, но мистер Джованни в таких вопросах очень добрый. Я студентка, так что не думаю, что он многого от меня ждет.
– Джованни… он симпатичный?
Иногда мне казалось, что Ливви была окружена одними мужчинами: Рид, Марко, Рубио, а теперь еще и Джованни.
– Разве что только в высоком, смуглом, и иностранном смысле этого слова. Но, в целом, он не в моем вкусе.
Она широко улыбнулась.
– Сучка, – я шлепнул ее по заднице.
Пока мы шли, на нас стали оборачиваться люди. Вспомнив о пожилом мужчине, и о том, как он за нами наблюдал, мне стало немного легче. Скорей всего, мы с Ливви просто привлекали к себе внимание, а некоторые покупатели, видимо, даже наслаждались нашими заигрываниями.
– Как бы то ни было, я знаю, что ты была в Париже. Я прочел это в письме, которое ты отправляла своей подруге.
– Не напоминай мне, – сказала Ливви.
– А я тебе напоминаю. И кажется, тебе там не очень понравилось. Ты была одна, а какой-то сукин сын стащил твой кошелек. Вот я и подумал, что мы могли бы отправиться в Париж вдвоем, и оставить об этом городе новые воспоминания. Мне никогда не доводилось быть настоящим туристом, а это может быть весело. Что скажешь?
Я сделал несколько глотков кофе, довольный тем, что он успел хорошенько остыть. Глаза Ливви сказали все, что мне нужно было знать – они горели ярким, восторженным огнем.
– Скажу... что ты восхитительный, Джеймс. Никто не делает меня такой счастливой, как ты.
Взяв меня под руку, она положила свою голову на мое предплечье, и удовлетворенно вздохнула, что согрело меня получше любого кофе.
– Тогда решено. Я все организую. Мы остановимся в лучшем отеле, и будем есть в самых лучших ресторанах. Мы посетим самые лучшие места, и будем заниматься самым лучшим сексом.
Я был шокирующе легкомысленным. Раньше за мной такого не наблюдалось. Но я старался в это глубоко не вникать, несмотря на не унимающуюся тревогу, постоянно атакующую мои мысли предупреждениями о том, каким опасным могло быть счастье.
– А со мной будет самый лучший парень на свете!
Ливви слегка подпрыгнула и пролила свой кофе на пальто и рукавицу.
– У-у! Моя рукавичка совсем намокла. Ну, по крайней мере, я не обожгла себе руки.
Остановившись у очередного мусорного контейнера, мы выбросили кофе. Ливви стояла неподвижно, пока я старательно очищал ее своими перчатками. Закончив, я снял их и выбросил вместе с ее рукавицами.
– Это первый раз, когда ты назвала меня своим парнем, – тихо упомянул я.
– Купим новые перчатки в том магазине, – указал я, – к тому же, было бы неплохо обзавестись обновками для поездки в Париж. Мне, пожалуй, даже нравится идея о тебе в нижнем белье.
Наклонившись, я поцеловал Ливви в губы. Решив углубить наш поцелуй, она положила свою руку мне на затылок, и прижала свои губы к моим один, второй, третий раз, пока я не открылся для ее языка.
С развитием наших отношений, ее поцелуи из робких превратились в неистовые. Я был удивлен, узнав о своем возрастающем пристрастии к дерзости Ливви. В прошлом, она была такой застенчивой, и я обожал играть с ней в Серого Волка и Маленькую Красную Шапочку.
Я поднял ее на руки, и она обернула свои ноги вокруг моей талии. Поторапливая своих детей, мимо нас пронеслась мамочка, называя наше поведение возмутительным. Схватив Ливви за попку, я сжал ее, и только потом отстранился от поцелуя, ставя ее на землю и поправляя свое пальто.
– Так я буду целовать только своего парня, – тяжело дыша, хихикнула Ливви.
Я оставил ей еще один поцелуй, умудрившись сдержать его в рамках приличия.
– Согласен. Эти губы официально принадлежат мне, и моими останутся. И если я когда-нибудь увижу их рядом с другим мужчиной, ему лучше оказаться твоим родственником.
Я был совершенно серьезен.
– Тебе удается произносить самые романтичные слова самым жутким из возможных способов. Не знай я тебя, испугалась бы, – сказала она и подмигнула.
– Ха, а я все еще могу быть страшным.
– Но не для меня, – прошептала Ливви.
Я почувствовал, как в моей груди кольнуло.
– Ты – исключение.
Я указал подбородком на магазин, о котором говорил ранее.
– Может, займемся настоящими покупками, или этим шопинг-туром мы только и собираемся, что развращать маленьких детей?
– А разве мы не можем делать и то, и другое? – произнесла Ливви с такой серьезностью, что мне пришлось постараться, чтобы сохранить спокойное выражение лица.
Интересно, а другие пары подкалывают друг друга так, как это делаем мы? Я так не думаю.
Мы вернулись в квартиру Ливви с таким количеством пакетов, которые только могли унести. Сначала она было заволновалась о том, что не может позволить мне оплачивать свои покупки, но я быстро напомнил ей, что будучи ее парнем, имею право осыпать ее подарками. Я сказал, что упустил возможность поухаживать за ней должным образом, и было справедливо разрешить мне восполнить этот пробел. Думаю, для одного дня, суммы в полторы тысячи евро было достаточно.
Ливви накупила сумок, обуви, коктейльных платьев, новых перчаток и достаточно белья, которое я буду сдирать с нее в течение ближайших нескольких недель. В частности, пару кружевных трусиков, которые я жаждал разорвать зубами. Ох, а еще возбудивший мой особый интерес, красный пеньюар без чашечек. Я искал к нему накидку в тон, но так ничего и не нашел. Непреодолимое желание напасть на Маленькую Красную Шапочку, должно было подождать.
– Ты голоден? – спросила Ливви.
Я с трудом ее расслышал, вываливая пакеты в гостиной. Ливви направилась в спальню.
– Да, – крикнул я, – но не думаю, что в твоем буфете найдется...
– Тогда иди сюда и полижи мою киску! – перебила она меня.
– Маленькая сучка, – пробубнил я на выдохе и рассмеялся.
Она меня достала.
– Ты поплатишься за это, зверушка! – прокричал я, направляясь в спальню, по пути избавляясь от своих перчаток, пальто, и рубашки.
– Я собираюсь промыть твой пошлый ротик своим членом.
Я услышал, как в прилегающей ванной комнате включилась вода. Скинув обувь, я расправился с ремнем, и спустил по ногам оставшуюся одежду.
