Текст книги "Приключения новобрачных"
Автор книги: Дженнифер Маккуистон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
– Я готов один драться против вас обоих, – сказал Камерон и, сняв с кобылы седло, небрежно швырнул его на солому. – И я докажу, что дам фору любому из Маккензи.
Тут Джеймс шагнул к Уильяму, преградил ему дорогу. Не было смысла избивать Камерона, пока не получены ответы на все вопросы.
– Но что могла делать леди в «Синем гусаке»?
– Кто ее знает?.. – Пожав плечами, Камерон снял с лошади уздечку. – Но она леди высшей пробы. Уж я-то знаю, о чем говорю. Да-да, леди от кончика носа, такого симпатичного маленького носика, до стройных лодыжек, которыми все могли полюбоваться, когда она забиралась на стол. Возможно, она искала дружеского общения. Возможно, заглянула в «Синий гусак», чтобы разогнать тоску, и решила, что ты ей для этого подходишь.
Камерон вышел из стойла, облизывая губы, словно давал понять, что сожалеет о том, что ему не удалось отведать столь лакомый кусочек. Повесив уздечку на стену стойла, он добавил:
– Такой леди невозможно отказать, Маккензи. Так вот, она попросила меня поженить вас – в шутку, разумеется. И я с радостью исполнил ее просьбу. А если бы мне повезло, если бы она выбрала меня… Уж будь уверен, она бы об этом не пожалела.
– Если она так тебя зацепила, тебе бы следовало сказать ей об этом, – заметил Джеймс. – Впрочем, ты бы никогда этого не сделал. Не в твоих правилах драться за то, что хочешь получить.
Камерон насупился и запер стойло на засов. Повернувшись к Джеймсу, прорычал:
– Я ее не заинтересовал! Она видела только тебя!
Теперь, зная, что эта женщина из всех присутствовавших в трактире мужчин предпочла именно его, Джеймс должен был лишь укрепиться в подозрениях, что все происходившее в ту ночь в «Синем гусаке» было подстроено с единственной целью: разлучить его с его же деньгами, заработанными тяжким трудом, – но отчего-то этого не произошло. Сказанное Камероном скорее польстило его самолюбию, и он заявил:
– Нелегко тебе, должно быть, пришлось. Ты ведь привык, что все женщины вешаются на шею тебе.
Камерон пристально посмотрел на бывшего друга.
– Да, я должен признать, что все это непонятно и странно. И потому, какой бы хорошенькой ни была эта леди, увы, она явно не в себе.
Намек на то, что женщина, не выходившая у него из головы, страдала умственным расстройством, Джеймсу очень не понравился. Пульс его тотчас же ускорился, а кулаки сжались. Нет-нет, эта женщина не была тронутой. Она была остроумной и жизнелюбивой. И все мужчины в трактире ее хотели – все, включая Дэвида Камерона.
– Но, разумеется, – с невозмутимым видом продолжал Камерон, – если она тебе не по вкусу, я сделаю еще одну попытку. Не часто к нам в Морег залетают такие райские птички.
Почувствовав острый приступ ревности, Джеймс почему-то заявил:
– Эта женщина не леди!
Камерон громко расхохотался, и от его хохота забеспокоились кони даже в самых дальних стойлах.
– Ох, Маккензи, ты меня уморил! Ты что, забыл, что я с ней говорил? И, между прочим, раньше тебя. Так вот, она мне сообщила, что находится в дальнем родстве с семейством Бонем и является вдовой виконта Бенджамина Торолда. Я сейчас не планирую жениться, но если бы собирался, то лучше уж взять в жены ее, чем какую-нибудь девицу из местных.
Прозрачные намеки Камерона на то, что он знал эту женщину лучше его, действовали Джеймсу на нервы. В конце концов, именно он, Джеймс, провел с ней ночь, а Камерон всего лишь непродолжительное время болтался рядом, но при этом имел наглость говорить о ней со спокойной уверенностью мужчины, который знает о женщине абсолютно все.
– Внешность бывает обманчивой, – пробурчал Джеймс. Ему ли не знать, что хорошая родословная еще не делает из мужчины джентльмена. Логично было бы предположить, что это правило применимо и к женщинам тоже.
Камерон уже не смеялся. В глазах его появился блеск, как у расчетливого торговца, увидевшего свою выгоду.
– Так ты не веришь, что она настоящая леди?
– Я хочу сказать, что она воровка: забрала мой кошелек с пятьюдесятью фунтами. И если бы она догадывалась, насколько ты богаче меня, то, несомненно, это ты оказался бы на моем месте сегодня утром – без коня и полугодовых сбережений.
Казалось, этот довод подействовал на Камерона, заставив призадуматься. Он провел ладонью по растрепанным волосам – этот его жест был хорошо знаком Джеймсу; он не раз видел, как Камерон в суде вот так же проводил ладонью по волосам, раздумывая над принятием решения. И к Камерону в качестве мирового судьи у Джеймса претензий не было. Да-да, несмотря ни на что, Камерона было за что уважать.
– Полагаю, это объясняет твое появление здесь, – со спокойной рассудительностью сказал глава магистрата. Перемена в его поведении была поразительной и внезапной. – Но что же тебе нужно от меня?
И действительно, что было нужно Джеймсу? Конечно, найти женщину, разрушившую его репутацию, которую он так долго и с таким трудом создавал.
До сих пор у Джеймса было ощущение, что он гоняется за тенью, но теперь, когда он узнал ее имя, эта тень обрела плоть. И стало ясно: рано или поздно он ее найдет.
– Я бы хотел, чтобы ты вызвал ее в суд повесткой. – Да, это именно то, что ему нужно.
– Но послушай, Маккензи, ты уверен, что действительно хочешь этого? Ты ведь не знаешь наверняка, она ли забрала твой кошелек.
– Поэтому я и прошу вызвать ее в суд, – ответил Джеймс, скрестив на груди руки. Он старался придать себе солидный вид – такой, какой, по его мнению, должен быть у опытного, знающего свое дело солиситора. – Ей повезло, что я решил подождать с предъявлением обвинения в краже до слушаний в суде.
– Зачем тебе это? Ведь твой отец – один из самых богатых людей страны. Какого черта ты все это затеял? Ради жалких пятидесяти фунтов?
Джеймс болезненно поморщился. Его самолюбие и так сегодня изрядно пострадало из-за того, что пришлось принять благотворительную помощь Уильяма, но унижаться перед отцом – этого его гордость не выдержит. Может, для Дэвида Камерона пятьдесят фунтов – мелочь, но для него, Джеймса, эти деньги составляли все его имущество.
– Просто выпиши повестку и постарайся сделать так, чтобы леди Джорджетт Торолд ее получила.
Глава 11
Едва Джорджетт заговорила о еде для котенка, как ее собственный желудок напомнил о себе громким урчанием. И тогда она поняла, что не просто голодна, а голодна как волк. Если бы Джорджетт сказала, что не помнит, когда в последний раз ела, то ничуть бы не преувеличила. И потому казавшаяся доселе насущной потребность отыскать новоиспеченного мужа отступила на второй план.
Взгляд ее устремился к ярко-красному навесу в полуквартале от места, где они с Элси находились.
– Может, туда заглянем? – предложила она горничной, свободной рукой указав в сторону приглянувшейся ей чайной.
В чайной оказалось людно: не меньше дюжины посетителей сидели под навесом снаружи. Изящные кованые столики выглядели очень симпатично. Место было приятное во всех отношениях, особенно если сравнить пребывание здесь с пребыванием в телеге, в которой их любезно доставили в Морег. Однако на Элси чайная произвела не самое благоприятное впечатление.
– О нет, миледи, я не могу здесь есть. – Горничная покачала головой. – Придется нам попытать счастья на кухне в «Гусаке». Там хорошо меня знают, и я уверена, что они не откажутся что-нибудь приготовить для нас на скорую руку.
Джорджетт залилась краской при одной мысли о том, что придется сидеть за столом в тех же стенах, где она так опозорилась накануне ночью.
– Нет, только не в «Гусаке»! Чем тебе не понравилась чайная?
Элси вытерла руки о линялую хлопчатую юбку.
– Я не могу позволить себе покупать тут еду.
– Ты не обязана платить за себя.
Но Джорджетт не удалось ее переубедить. Элси явно нервничала.
– Я бы предпочла подождать вас на улице, миледи.
Джорджетт в очередной раз напомнила себе, что быстро дела не делаются. В конце концов, девушка только привыкала к новой должности, и ей еще многому предстояло научиться.
– Видишь ли, Элси, горничная леди должна повсюду сопровождать свою госпожу, в том числе – и в чайную. – Ну почему Элси постоянно ставит ей палки в колеса? Джорджетт не собиралась здесь задерживаться – как только позволят обстоятельства, она отправится в Лондон, а Элси, чтобы ее приняли горничной в приличный дом, следовало учиться как можно быстрее.
Но девушка с вызовом вскинула подбородок. Ее рыжевато-каштановые волосы блестели на солнце, отсвечивая красным.
– Тут меня многие знают, и я не хочу, чтобы из-за меня они дурно подумали о вас. Не следует вам сидеть за одним столом с такой, как я.
– Два часа назад, когда ты отмокала в моей ванне, тебя это не беспокоило, – резонно заметила Джорджетт. Голод усиливал раздражение. – Мне кажется, тебе бы хотелось измениться к лучшему.
– Конечно, хотелось бы! – воскликнула Элси. – Очень хочется. Но я не все учла. – Она посмотрела на солнце и прикрыла козырьком глаза. – У меня нет шляпы, – проворчала Элси. – Как я могу стать лучше, чем я есть, если у меня даже шляпы нет?
Тут Джорджетт наконец осознала, что проблемы ее горничной гораздо сложнее, чем можно было подумать. Ей стало ясно, что дело не в одном лишь недостатке средств к существованию. Пожалуй, именно сейчас Джорджетт прониклась к девушке искренней симпатией. Ей ли не знать, каково это – чувствовать на себе оценивающие взгляды незнакомцев и знать, что ты не дотягиваешь до того, чтобы тебя признали ровней. Лондонский сезон с его великолепием и блеском, с его пышными балами и неописуемо красивыми женщинами был прямо-таки змеиным гнездом, попав в которое не знаешь, с какой стороны ждать укуса. Джорджетт всегда чувствовала себя там гадким утенком. И траур с его строгими ограничениями был в определенном смысле лучшим для нее выходом. Да, вдовой быть легче. Не надо ни с кем конкурировать. Ты просто носишь черное и никуда не выходишь.
– Чтобы посидеть тут и попить чаю, шляпа не нужна, – заявила Джорджетт. Конечно, пришлось пожертвовать правдой ради достижения цели. Ведь порядочные женщины не выходят из дома без шляпки. И, по правде сказать, в Лондоне ни одна уважающая себя судомойка – не говоря уже о камеристке – не позволила бы себе появиться в кафе без шляпы. Но Джорджетт была голодна, и голод с каждой минутой усиливался.
– Дело не только в шляпе, – возразила Элси. – Вы одеты как настоящая леди. Вы носите перчатки и знаете, в какой руке держать вилку. А я ничего такого не знаю.
Джорджетт взглянула на свои обтянутые перчатками руки – в одной она держала котенка, а другую прижимала к урчавшему животу. А ее унылое платье из серой шерсти… Господи, ее муж не заслуживал и года, а уж тем более – двух лет, в течение которых она покорно соблюдала траур. И даже сейчас она одета в темно-серое платье – ни намека на фривольность. До сих пор Джорджетт чувствовала себя вполне комфортно в этом наряде, но сейчас он показался ей совершенно неуместным.
– Мы можем заказать сандвичи, – предложила она, взглянув на Элси. – Их можно есть руками.
– Вы не понимаете! – Элси в отчаянии всплеснула руками. – Вы можете затолкать этот сандвич в рот хоть рукой, хоть ногой, но все равно останетесь леди. А я хоть лущеный горох стану ножом и вилкой есть, на меня все равно будут смотреть как на подавальщицу из «Гусака». Я ничего не имею против, но не хочу, чтобы из-за меня плохо подумали о вас.
Джорджетт с трудом сдержала улыбку. Неужели эта девица беспокоилась о ее репутации? Пожалуй, беспокоилась она зря.
– Быть леди не значит быть какой-то особенной, – сказала Джорджетт горничной и сердцем почувствовала, что говорила чистейшую правду. – Ты думаешь, люди не перешептываются за моей спиной? Так вот знай: постоянно перешептываются. И думаю, тебе не стоит называть меня леди после того, как я просто ужасно вела себя вчера. Поверь, я ничем не отличаюсь от тебя.
Эти ее слова были криком сердца, а не попыткой рассеять опасения Элси. Нанимая девушку на работу, Джорджетт думала, что таким образом даст ей шанс улучшить свою жизнь и кое-чему научиться. Но кто кого учил – вопрос спорный. Джорджетт вдруг поняла, что Элси помогла ей узнать кое-что о себе. Так могла ли она по-прежнему считать себя леди? И если нет – так ли это важно?
Стоя на ярком солнце, Джорджетт думала над словами Элси. И вспомнила о мистере Маккензи. Ему вчера было все равно, какие у нее манеры. Очевидно, она понравилась ему настолько, что он решил жениться на ней, хотя вела она себя скорее как уличная девка.
Джорджетт жалела, что не помнила, каково было ей в его объятиях, каково было чувствовать себя желанной, каково знать, что мужчина, который тебя вожделеет, не требует от тебя ничего, не упрекает ни в чем. Ох как жаль, что она не помнила, как засыпала рядом с ним, счастливая и довольная, с мечтами о завтрашнем дне.
Увы, вспомнить она ничего не могла, а поиски мистера Маккензи сильно затягивались.
И тут Джорджетт почувствовала, что готова к следующему шагу к свободе. Она развязала ленты своей темно-серой шляпки и швырнула ее в уличную пыль. И ей сразу же стало легче. Да-да, казалось, стало легче дышать!
– Вот, теперь и я тоже без шляпы, – с заговорщической улыбкой сообщила она горничной. – И ты увидишь: никто не станет показывать на нас пальцем, если мы с тобой перекусим без шляп. Ну а если кто-нибудь на нас все же посмотрит косо… Лично мне это безразлично! Ну что, попробуем?
Элси наклонилась и, подняв шляпку хозяйки, встряхнула.
– Не надо было вам этого делать, миледи, – сказала она с укоризной. – Люди подумают, что я плохо о вас забочусь, и тогда после вас меня уже никто не возьмет в горничные. – Улыбка слегка тронула ее губы. – И нос у вас покраснеет под этим ужасным солнцем. Зачем вам, чтобы другие леди о вас шептались?
Джорджетт засмеялась и подставила лицо солнцу. Она всегда немного стеснялась своей бледной кожи, имевшей чуть голубоватый оттенок. Но что-то подсказывало ей, что бородатому и мужественному Джеймсу Маккензи было решительно все равно, загорелое у нее лицо или нет.
– Мне не слишком нравятся эти скучные шляпы, – призналась Джорджетт, поймав себя на мысли, что еще месяц назад ей бы в голову не пришло сказать такое. – И мне не нравятся люди, которые судят о человеке по его одежде или кругу общения.
Глаза Элси округлились. И Джорджетт ее реакция не удивляла – ведь такого рода мысли принято прятать подальше. Высказывать свое мнение о шляпках было так же неразумно и неприлично, как высказываться о бренди или о мужьях.
Тут Элси вдруг улыбнулась, нахлобучила шляпку Джорджетт себе на голову и решительно завязала ленты под подбородком.
– Браво, миледи! – воскликнула она и тут же добавила: – Но я не позволю вам выбрасывать отличную шляпу словно никчемный мусор. – С этими словами Элси решительно направилась к столику, за который и уселась с самодовольной улыбкой.
Джорджетт медленно подошла к столу, за которым сидела ее горничная, делавшая вид, что читает меню, которое держала вверх тормашками. Честно говоря, Джорджетт чувствовала себя очень неловко – вопреки всему тому, о чем она так убедительно говорила Элси. Платье ее испачкалось после поездки в телеге, и волосы немного растрепались, что при отсутствии шляпы было особенно заметно. Утешало лишь то, что на ней были перчатки.
Внезапно котенок заерзал у нее в руке, и Джорджетт почувствовала влажное тепло сквозь тонкую лайку. Она, конечно, поняла, в чем дело, и невольно вздохнула. Можно было обойтись без шляпы или вилки, можно было сесть за стол с бывшей проституткой, но как держать чашку или сандвич рукой в перчатке, пропитанной кошачьей мочой?
Элси зашлась от смеха, когда поняла, что произошло, и замахала руками, когда хозяйка попыталась передать ей обмочившегося котенка. Джорджетт улыбнулась, опустила котенка на стол и, стянув мокрую перчатку, снова взяла котенка – уже рукой без перчатки. Прикосновение нежной шерстки к коже оказалось довольно приятным. Пушистый комочек был крохотным, немного влажным и все еще живым.
И сама она была все еще жива. Жива, несмотря на крайне неприличное поведение Элси, продолжавшей громко смеяться. Несмотря на отсутствие шляпы, перчаток и грязь на платье.
Джорджетт сделала глубокий вдох – и вдруг поймала себя на том, что ей хорошо. Так хорошо, как не было уже много месяцев, возможно – лет.
Они сделали заказ, и им сразу же принесли теплого молока в фарфоровой чашке. Вначале котенок лишь беспомощно тыкался носом в ложку, и Джорджетт испугалась, решив, что бедняга слишком ослабел и не выживет. Она обмакнула в молоко уголок своего носового платка и, сунув краешек котенку в рот, затаила дыхание.
К счастью, котенок не обманул ее ожиданий. Тихонько мяукнув, он стал сосать платок. Когда же Джорджетт вытащила платок у него изо рта, чтобы снова пропитать молоком, он возмущенно замяукал и выпустил коготки.
– На вас посмотреть – вы будто всю жизнь котят выкармливали, – заметила Элси. – Никогда не видела, чтобы леди делала что-то подобное.
– Мы ведь, кажется, договорились, – сказала Джорджетт, почувствовав себя немного неловко. – Леди имеет такое же право любить младенцев и животных, как и любая другая женщина.
– Тогда не было бы такого спроса на сиделок и кормилиц, – возразила Элси и, пристально посмотрев на хозяйку, вдруг сказала: – Вы ведь уже были замужем, верно?
– Да, верно, – с рассеянным видом подтвердила Джорджетт. Сейчас она была целиком сосредоточена на кормлении малыша. Разумеется, она понимала, куда клонила Элси, но как заставить ее свернуть с курса, не придумала.
– А дети? – не унималась горничная. – У вас есть дети?
И вновь Джорджетт почувствовала боль, не ставшую менее острой за те два года, как с ней это случилось. Но она ничего не собиралась объяснять, лишь молча покачала головой. Не могла она говорить о том, как потеряла ребенка, на которого возлагала все свои надежды и чаяния. Потеряла через два месяца после глупой, в пьяном угаре, смерти мужа, упавшего с лестницы… Если бы она попыталась рассказать, как это было, то пришлось бы обойти молчанием тот ужас, что испытала она при виде окровавленных простыней, и ту бездну отчаяния, из которой ей не удавалось выбраться несколько недель. А если опустить все эти подробности, то Элси не поняла бы ее. И потому Джорджетт просто покачала головой. Разумеется, она хотела бы иметь ребенка, но не настолько, чтобы, испытывая судьбу, выходить замуж вторично.
Насытившись котенок перестал сосать платок и уснул на ее ладони. Джорджетт попросила принести мыло и воду, чтобы вымыть руки, а потом просто сидела и любовалась спящим у нее на коленях маленьким существом. Ей было хорошо и покойно до тех пор, пока она не заметила человека, которого сразу же узнала.
Увы, этим человеком оказался не мистер Маккензи и не Рандольф. То был преподобный Рамзи, как представил его Рандольф, недавно указав на него на улице. Джорджетт невольно поежилась, внезапно заметив, что пастор неотрывно смотрит на них с Элси. Им только что принесли сандвичи с лососиной и кресс-салатом, и первым ее побуждением было взять еду с собой и убежать.
Но тут на их стол упала тень, и она поняла, что бежать уже поздно.
– Добрый день, леди Торолд, – сказал пастор.
Джорджетт изобразила улыбку, заметив краем глаза, что Элси вдруг начала сползать со стула, словно надеялась спрятаться под столом.
– Добрый день, отец Рамзи. – Джорджетт протянула ему ту руку, на которую уже успела надеть перчатку. – Нас друг другу не представили, но кузен сообщил мне ваше имя. Судя по всему, он также говорил с вами обо мне.
Пастор склонился к ее руке, соблюдая приличия, но ни в позе его, ни во взгляде не было и намека на дружелюбие.
– Мистер Бартон знает, с кем вы водите компанию? – спросил пастор, выпрямившись.
Джорджетт сжала руку в кулак. Нечего сказать, приятный собеседник! Но каким бы неуместным ни казался вопрос пастора, ход его мыслей был ей не вполне ясен. После недолгого размышления Джорджетт пришла к однозначному выводу: конечно же, преподобный Рамзи имел в виду ее поведение прошлой ночью. Что ж, это не стало для нее сюрпризом. Ведь, по словам Элси, выходило, что в тот вечер в «Синем гусаке» собралась добрая половина жителей Морега, и все они стали свидетелями ее разгула. Очевидно, скорость распространения слухов в этом городе превышала скорость телеги, в которой она сюда вернулась.
Но осуждающий взгляд пастора вдруг остановился на Элси, и Джорджетт в растерянности проговорила:
– Вы имеете в виду мисс Далримпл? Она моя горничная.
– Горничная? Теперь она так себя называет? – Преподобный Рамзи побагровел от возмущения. Элси же молчала, что было для нее совсем не характерно.
Джорджетт переводила взгляд с пастора на горничную, пытаясь придумать, как взять ситуацию под контроль. Ее никогда не учили улаживать конфликты между бывшей проституткой и служителем церкви. «Не тот ли это пастор, который подал на Элси в суд за нарушение приличий?» – подумала она неожиданно.
Преподобный Рамзи избавил Джорджетт от необходимости улаживать дело. Демонстративно повернувшись спиной к Элси, он обратился к ее хозяйке с очередным вопросом:
– Где мистер Бартон? Я предположил, что у вас изменились планы, так как вы не приехали вчера вечером в церковь, как было условлено. Но потом, когда увидел вас вместе на улице сегодня утром, я решил, что вы просто задержались.
Джорджетт прекрасно помнила слова кузена о том, что пастор, увидев их, сделает собственные выводы. Судорожно сглотнув, она ответила:
– Мне бы хотелось дать объяснение тому, что вы, возможно, увидели. Вчера вечером я задержалась. Рандольф нашел меня, но…
– Подробности меня не интересуют, – раздраженно махнув рукой, перебил ее пастор. – Сегодня утром я увидел вас с вашим нареченным. Конечно, это нарушение приличий, но непоправимой ваша ситуация не является. Разумеется, я не стал бы советовать вам и дальше тянуть со свадьбой. Люди начнут говорить, понимаете?..
– Я… Простите, что вы сказали? – Неизвестно, что потрясло Джорджетт сильнее – инсинуация священника или форма, в которой это новость была ей представлена.
– Насколько я понимаю, вы все еще планируете выйти замуж за мистера Бартона, – пояснил пастор.
Джорджетт рискнула украдкой взглянуть на Элси. Горничная, не обращая никакого внимания на разговор, с удовольствием уплетала сандвичи. Джорджетт позавидовала ее аппетиту, потому что у нее самой совершенно пропало всякое желание есть.
– Вы сказали… «все еще»? Планирую ли я все еще выйти замуж за Бартона? – пробормотала Джорджетт.
– Мистер Бартон сообщил мне на прошлой неделе, что вы оба хотите пожениться без лишнего шума. – Пастор окинул ее взглядом с головы до пят, не упустив из виду ни грязное платье, ни непокрытую голову, ни отсутствующую перчатку на одной руке. – Так вот, принимая во внимание ваш вид… В общем, я бы на вашем месте не стал медлить ни минуты. – Сдержанно поклонившись онемевшей от шока Джорджетт, пастор развернулся и ушел.
– О чем это он?.. – поинтересовалась все еще жевавшая Элси.
– Понятия не имею. – Джорджетт судорожно сглотнула. Она была ужасно зла на кузена. Значит, Рандольф договорился насчет свадьбы?! И сделал это еще на прошлой неделе, до ее приезда, до того как попросил ее руки! Кроме того…
О боже, ведь именно он протянул ей тот первый бокал бренди. Протянул с уверенностью человека, который знает, что делает. Она не помнила, что произошло после этого, но кое-какие догадки у нее появились.
Выходит, Рандольф намеревался жениться на ней вчера вечером, и ее согласие или несогласие не имело для него значения. Бренди же, выпитый женщиной, никогда ничего столь крепкого не пившей, мог существенно облегчить его задачу.
– Что вы собираетесь делать? – спросила Элси, жуя с открытым ртом. – Вы же не можете выйти сразу за обоих.
– Верно, не могу, – согласилась Джорджетт. Она подумала о том, не стоило ли подучить Элси застольным манерам, но тут же отбросила эту мысль. Взяв с блюда сандвич, Джорджетт надкусила его и заявила: – Видишь ли, в мои намерения не входит брак ни с тем ни с другим.
– Похоже, придется вам известить кузена о ваших намерениях, – заметила Элси, слизнув с боковины сандвича растекавшееся масло.
Джорджетт невольно вздохнула. Увы, Элси была права на все сто. Не в том, как она ела, конечно, а в том, что сказала. И это означало, что список неотложных дел пополнился еще одним пунктом.
Итак, Джорджетт в ближайшее время предстояло: научить Элси основам профессии камеристки; отыскать мистера Маккензи; вернуть котенка мяснику и, отыскав кузена, устроить разнос, которого он более чем заслуживал.
