Текст книги "Приключения новобрачных"

Автор книги: Дженнифер Маккуистон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

– Мы поехали в город, – сказал Рандольф, крепко ухватив ее за руку, очевидно, из опасения, что она упадет.

– В город? – в недоумении переспросила Джорджетт.

Рандольф кивнул:

– Да, после чая мы отправились в Морег, на вечернюю службу в церковь Святого Иоанна.

– Что же могло такого случиться со мной, что я ничего не помню про церковь? – с удивлением проговорила Джорджетт.

– Всему виной бренди, – назидательно заметил кузен.

Глаза у Джорджетт сделались как блюдца.

– Но я терпеть не могу бренди. Как же так?..

Рандольф улыбнулся. Похоже, настроение у него по каким-то непонятным причинам улучшилось.

– Но это не помешало тебе выпить два… нет, три стакана до того, как мы собрались уезжать.

Джорджетт в ужасе вздрогнула.

– Этого быть не может! – возмутилась она. Она не помнила, чтобы когда-либо совершала столь нетипичные для себя поступки. Хотя как замуж выходила, она тоже не помнила.

Рандольф склонился к ней так близко, что Джорджетт не могла не заметить нескольких длинных волосков, вылезавших из его ноздрей, и мешков под глазами. Ей захотелось отпрянуть, но она подавила отвращение.

– Возможно, тебя расстроил наш разговор, Джорджетт. Возможно, ты пожалела о своем отказе, хорошенько пораскинув мозгами, и поняла, как хорошо мы друг другу подходим. Честное слово, я не знаю, что творилось у тебя в голове, ты для меня вообще загадка. Я пытался тебя вразумить уже после первого стакана, но ты заявила, что приехала в Шотландию, чтобы вырваться на свободу, приехала за новыми ощущениями.

Джорджетт охватило острое чувство вины. Рандольф не держал на нее зла, это чувствовалось, но отчего-то ей не становилось легче. Ей не хотелось верить в то, что рассказывал кузен, но слова его были очень похожи на правду. Джорджетт никогда и никому не выдавала своих чаяний, но, принимая приглашение кузена погостить у него в Шотландии, она втайне мечтала о двух неделях свободы. Всю свою жизнь – и когда ее выдавали замуж за «достойного» джентльмена, и когда, разочаровавшись в семейной жизни, она исправно выполняла роль «достойной» жены, а потом вдовы в трауре, – Джорджетт грезила о приключениях.

И вот теперь, когда Рандольф сообщил ей кое-какие подробности вчерашнего вечера, она вдруг вспомнила тот злополучный первый стакан. И – о ужас! – в нем действительно был бренди.

– Но если то был твой первый опыт употребления крепких напитков, – сказал Рандольф, – то что же удивительного в том, что ты ничего не помнишь?

– Пожалуй, ты прав… – снова вздохнула Джорджетт; ее трясло от стыда.

– Может, лучше сосредоточиться на будущем? – великодушно предложил Рандольф. – А вчерашний день лучше забыть. – Он вдруг зевнул, прикрыв рот ладонью. – Принимая во внимание то, как ты сегодня выглядишь, вчера могло произойти… что-то такое, о чем лучше никогда не вспоминать, верно?

Джорджетт хотелось с ним согласиться. Рандольф сегодня был на удивление мил и проявлял поразительное понимание, что лишь усугубляло ее чувство вины. Он, бедняжка, лишил себя сна, занимаясь поисками, а она тем временем кутила и бражничала, приобретая бездомных котят, теряя перчатки и корсет. Но даже если бы она наизнанку вывернулась, стремясь вытравить все мысли о мужчине, рядом с которым сегодня проснулась, его белозубая улыбка все равно осталась бы в памяти. Отчего же ей так запомнились эти зубы? Что он ими делал? Слегка царапал ее разгоряченную кожу и покусывал в интимных местах? Но ведь она никогда ничего подобного не позволяла себе даже в воображении… Так неужели сейчас это происходило наяву?

Но, как бы там ни было, Джорджетт очень сомневалась в том, что сможет забыть, как тот шотландец выглядел при пробуждении. Его насмешливая улыбка и глаза цвета молодой травы совершенно ее очаровали. Нет, она вряд ли его забудет. Да и не хотелось ей этого.

Между тем Рандольф, не догадываясь ни о ее мыслях, ни о вызванном этими мыслями смятении чувств, потащил ее к поджидавшему экипажу. Она не сопротивлялась, и он по-прежнему крепко держал ее за руку. Кузен не давил на нее, не требовал никаких подробностей, что приносило некоторое облегчение.

– Все, что мне нужно, – это поговорить с преподобным Рамзи, – как бы невзначай сообщил Рандольф по пути к коляске. И тут же добавил: – Тогда нас завтра же обвенчают.

Джорджетт остановилась – и замерла как вкопанная. От неожиданности тощий Рандольф, державший ее за руку, чуть не упал. Ее же покоробили не столько его слова, сколько тон, каким они были сказаны, а именно – эта высокомерная убежденность в том, что ему не будет отказа.

И тут Джорджетт почувствовала приближение паники – паники совсем иного рода, чем та, что заставила ее сбежать от мускулистого шотландца. Если тогда, в гостинице, ее до смерти напугала странная и неожиданная реакция тела, а если уж честно – влечение к шотландцу, то при одной мысли о том, что ей придется делать «это» с Рандольфом, Джорджетт хотелось сжаться в комок и ощетиниться иголками, чтобы он не смог к ней прикоснуться.

– Нет, ничего подобного, – заявила она. – Как я уже объясняла вчера, у меня нет желания выходить за тебя замуж.

Тут Рандольф повернулся к ней лицом. Глаза его метали молнии.

– Это было до того, как ты шлялась где-то всю ночь, напившись до бесчувствия. До того, как ты творила бог весть что и бог весть с кем. – Рандольф поправил очки, чтобы те не свалились с переносицы. – И это было до того, как преподобный Рамзи поздоровался с нами на улице, увидев нас обоих. Мы оба выглядим не лучшим образом, признай. Если раньше тебе и было чем похвастать – так это лишь своей репутацией. Но ты ее потеряла. Поэтому считай, что тебе повезло, что я все еще готов взять тебя в жены после того, как ты вволю повеселилась. Ты меня еще благодарить должна.

Джорджетт рванула на себя руку, высвободив ее из цепких пальцев кузена, которые внезапно стали напоминать ей хищные когти.

– Я не могу за тебя выйти! – прошипела она. Она говорила правду, но не всю. Главное было не в том, что она не могла за него выйти, а в том, что ей этого не хотелось. Ох как бы ей сейчас пригодился ночной горшок потяжелее.

– Можешь – и выйдешь! – заявил в ответ Рандольф. Его фамильярность переходила все границы. – Все поверят в то, что ты провела ночь со мной, – продолжал он, громко сопя. – Преподобный Рамзи уже наверняка разнес об этом слух по всему городу. И когда ты все поймешь… О, тогда ты с удовольствием скажешь «да» перед алтарем.

Гнев оказался сильнее паники. Рандольф стал вторым мужчиной за это утро, пытавшимся заставить ее склониться перед своей волей; вернее – он был третий, если брать в расчет мясника, навязавшего ей котенка. А Джорджетт ужасно устала быть послушной и делать все, что от нее ожидали окружающие. Мысль же о браке с Рандольфом, страдавшим одышкой и комплексом неполноценности, вызывала у нее рвотный рефлекс. Она должна была его осадить и, не придумав ничего лучшего, сообщила:

– Уже поздно. – Голос ее звучал на удивление уверенно и спокойно, хотя поджилки тряслись. – Кажется, я уже вышла замуж прошедшей ночью.

Ну вот… Она призналась в том страшном, что содеяла. Рандольф, конечно, будет разочарован, но по крайней мере оставит безнадежные попытки добиться ее руки. И она отчего-то была уверена в том, что он не расскажет никому, почему они не могут пожениться. В конце концов, Рандольф приходился ей родней. И если он наговорил ей гадостей, то лишь сгоряча – потому что очень хотел на ней жениться. Он не посрамит ее. Джорджетт в этом не сомневалась.

– Что заставляет тебя думать, что ты вышла замуж?! – в ярости прорычал кузен.

– Я проснулась сегодня утром рядом с незнакомцем, который назвал меня своей женой, – призналась Джорджетт. Ах если бы только ее признание не звучало столь непристойно!.. – И еще вот что… – Она повернула перстень на пальце – так, чтобы показать кузену кольцо.

Рандольф молча уставился на золотой перстень. Казалось, он не находил слов. Более того, ее невозмутимый кузен, судя по всему, впал в ступор. И Джорджетт его понимала. Она и сама все еще пребывала в шоке. И впрямь – столько испытаний разом! Вчера кузен лишь поморщился, когда она ему отказала. Узнав же о ее ночных приключениях, он наверняка призадумался: мол, в здравом ли она уме? В том, что он не считал ее леди, достойной быть вхожей в приличное общество, сомнений не было. А ведь еще вчера он считал ее настоящей леди…

«Так что, может, я действительно больше не являюсь таковой?» – с тоской подумала Джорджетт.

Глава 3

– Ты меня слышишь, болван?

Хоть здравый смысл и подсказывал ему, что делать этого не стоит, Джеймс Маккензи все же открыл глаза. Брат его Уильям нависал над ним, грозный и страшный, – так, должно быть, выглядели их предки, когда сражались против Эдуарда I. На лице Уильяма играла злобная ухмылка, а пальцы его сжимали белый фаянсовый осколок. Раньше Джеймс ни за что не стал бы терпеть оскорблений и вмазал бы братцу кулаком по чисто выбритой физиономии. Но это было в другой жизни. Теперь же он был взрослым мужчиной и научился сдерживать порывы. Кроме того, в обстоятельствах его пробуждения присутствовала некая странность, сообщившая ему, что сейчас не время и не место впадать в детство.

– Убирайся, – простонал Джеймс. Голова болела чудовищно. – Ты что, не видишь, что я болен?

Уильям подбросил на ладони осколок фаянса, словно оценивая его вес, затем поднес осколок к носу брата.

– Должен признаться, что я так и подумал, когда тебя увидел. Но, судя по всему, ты применял ночной горшок не по назначению. – Уильям нахмурился. – Болен – не совсем верно. Скорее ранен. Ты что, дрался с ночным горшком?

Джеймс прищурился, пытаясь сфокусировать взгляд на лице брата. Было очевидно: благополучие ставшего на путь самостоятельности солиситора целиком зависело от умения распознать истину за набором фактов, но… Черт его побери, если он мог уловить хоть каплю здравого смысла в том, что говорил его брат Уильям. Вчерашний вечер он провел за рабочим столом, изучая правовые прецеденты возмещения ущерба владельцу чистокровной телки, оплодотворенной быком-полукровкой, сумевшим перепрыгнуть через ограду загона, в котором эта телка паслась. После работы Джеймс отправился в ближайший трактир, где запил ужин кружкой-другой эля. А сейчас он чувствовал себя так, словно его полуживого притащили сюда с живодерни. И вообще, какая существовала связь между его самочувствием и разбитым ночным горшком?

– Ты сам не знаешь, что несешь, – пробурчал Джеймс и хотел было помотать головой, но от резкого движения голова разболелась так, что он едва не потерял сознание.

– И это говорит тот, кто даже не знает, где его сапоги. – Уильям швырнул видавшую виды пару сапог на кровать. – Тебе, похоже, сладко спалось, братишка. Но хозяин гостиницы, увы, настаивает на том, чтобы ты съехал прямо сейчас.

– Хозяин гостиницы? – Джеймс сел в кровати и, дождавшись, когда стены перестанут вращаться, спросил: – Так я… в гостинице?

Свесив с кровати босые ноги и приподняв голую задницу с матраса, Джеймс попытался встать. Спасибо поддержавшему его брату, которого природа не обделила силой, иначе он грохнулся бы на пол с предсказуемыми последствиями.

Внезапно Джеймс обнаружил, что ступни его прилипли к половицам, а в нос ударил резкий сладковатый запах. Господи, он что, вчера разбил об пол бутылку бренди?..

Джеймс обвел глазами комнату. Поломанный шкаф… Перевернутый умывальник… Перья, порхавшие в воздухе… И еще дамский корсет, свисавший с карниза… Корсет скромный, без изысков, но при этом на удивление элегантный – возможно, как раз благодаря отсутствию украшений. В общем, комната выглядела так, словно в ней повеселились от души.

– Надеюсь, она того стоила, – хмыкнув, заметил Уильям.

– Ты о ком? – пробормотал Джеймс, нагнувшись, чтобы поднять с пола сорочку.

– Женщина, которую ты привел сюда прошлой ночью.

Джеймс замер с сорочкой в руке. Что-то с ней было не так. От сорочки пахло бренди, но к этому запаху примешивался еще какой-то тонкий аромат, который ему смутно вспомнился.

– Что за женщина? – с трудом ворочая языком, спросил Джеймс. – И где, черт возьми, я нахожусь?

– В «Синем гусаке», – хохотнув, сообщил брат. – А женщина – та самая, на которой ты вчера женился.

Джеймс в ужасе замер. Что за гнусные инсинуации?! Ведь он не из тех, кто женится на первой встречной.

– О чем, черт возьми, ты говоришь?

– Ха, посмотрите на него! Он еще и возмущается! – с усмешкой сказал Уильям и тотчас добавил: – Да не бойся ты. Это была не настоящая свадьба.

Приложив некоторое усилие, Джеймс приподнял бровь. По крайней мере эта ситуация была ему знакома. Уильяму всегда нравилось его дразнить. Возможно, братец сам же и стукнул его по голове ночным горшком, хотя такого рода выходка была бы уже за гранью.

– Зря, что ли, ты учился в Кембридже? Напрягись и попытайся говорить внятно! – прорычал Джеймс. – О чем ты сейчас?..

– Я всего лишь сообщаю о том, что узнал, когда заехал к тебе на квартиру этим утром, пытаясь тебя отыскать. Не знаю, что происходило ночью, но твой сосед охотно поделился со мной тем, что ему известно. И вот я приехал сюда и все увидел собственными глазами.

– Ты заезжал ко мне домой? – При упоминании соседа у Джеймса от ярости свело скулы. Он делил жилье – несколько убогих комнатушек на восточной окраине Морега – с ветеринаром Патриком Чаннингом. Что ж делать, если приходится экономить на всем и считать каждое заработанное пенни? Но вчера, между прочим, он пил не один, а с тем самым Патриком.

Впрочем, как бы там ни было, все это не давало права родственникам совать нос в его, Джеймса, дела!

– Кто-то ведь должен проследить за тем, чтобы ты себя не убил, – ответил Уильям. – Так вот, Чаннинг сказал, что ты не вернулся домой прошедшей ночью. Вот я и решил заглянуть в трактир. А хозяин отправил меня прямиком сюда, в эти номера. – Уильям склонил голову к плечу и посмотрел на брата даже с некоторым сочувствием. – Ах, братишка Джемми… Поверь, такое с любым может случиться. Ты же не станешь отрицать, что оказался в дураках из-за того, что увлекся женщиной, которая тебя не стоит. Ты только взгляни! Вся простыня в крови! Вот как она тебя отделала!

– Правда? Не может быть! – Джеймс прижал ладонь к правому виску, и на пальцах осталась уже немного запекшаяся кровь. – Ух ты! – Увы, его воспоминания о минувшей ночи походили на осколки – как тот, что был сейчас в руке у брата.

– Да уж, крепко она тебя, – сказал Уильям.

Джеймс поднес окровавленные пальцы к глазам. Он всегда считал, что желудок у него крепкий, но сейчас при виде крови его затошнило. Кто-то, скорее всего – женщина, едва не пробил ему череп. Джеймс осторожно покачал головой, стараясь сосредоточиться, чтобы сложить обрывки воспоминаний в нечто связное. Память его пребывала в том же печальном состоянии, что и измятая рубашка, которую он сейчас пытался застегнуть. Хорошо еще, что он не забыл, как его зовут. Да и брата он, слава богу, признал. Но ее совсем не помнил.

– Кто она такая? – пробурчал Джеймс. Кем бы она ни была, в ней явно присутствовала склонность к насилию. Возможно, ему еще повезло, что она оставила его в живых. Но, кажется, кое-что связанное с этой женщиной все же задержалось в его памяти. Очень светлые волосы. Большие, широко расставленные серые глаза. Крупный смеющийся рот. И сочные губы…

Джеймс судорожно сглотнул. Проклятие, эта женщина напала на него! А все, что она делала до нападения, было, по сути, не важно.

– Если верить твоему другу Патрику, она держалась как королева. Такая же величавая, но намного симпатичнее любой из них. Да, ты у нас везучий… – Уильям швырнул брату брюки. – Хотя, возможно, правильнее было бы назвать тебя неудачником. С учетом того, что она с тобой сделала. Ну и, конечно, отсутствие титула…

Джеймс сунул ногу в одну штанину, затем – в другую.

– Я не из тех, кто гонится за титулом, ты же знаешь.

– То, что у тебя нет титула, еще не означает, что у тебя нет средств, Джемми. Твоя семья не виновата, что ты родился таким упрямцем. Пойми, лбом стену не прошибешь. Ты же предпочтешь голову себе разбить – лишь бы вышло по-твоему. Кроме того, твоя нелюбовь к титулам, скорее всего, сыграла с тобой злую шутку. Я говорю о той самой леди, которую ты сюда привел. С чего бы она покинула тебя при столь сомнительных обстоятельствах? Наверное, не выдержала твоей вони. Держу пари, она удрала, приняв тебя за дикаря с Нагорья.

Джеймс наклонился, пытаясь натянуть сапоги на босые ноги.

– Я… Я не помню, как она ушла. – Воспоминания о событиях прошедшей ночи были слишком смутными, но что-то подсказывало ему, что ночная партнерша ничего не имела против его происхождения.

– Не напился бы в стельку, ничего бы с тобой не случилось, – заметил Уильям.

Джеймс хотел огрызнуться, но передумал. Голова гудела нещадно. Болтовня же брата действовала ему на нервы и усугубляла боль.

– Да, я выпил немного, но в стельку пьян не был. – Джеймс, покачиваясь, встал на ноги и стал натягивать сюртук. – И провалов в памяти у меня до сих пор никогда не наблюдалось. Даже когда перебирал. – Боль в голове усиливалась. – Подозреваю, своей забывчивостью я обязан этой леди, а не вчерашней выпивке.

– Если ты ничего не можешь вспомнить, причина уже не имеет значения, – резонно заметил Уильям.

Проигнорировав замечание брата, Джеймс направился к окну – точно его притягивал свисавший с гардины предмет дамского туалета. Пол у него под ногами захрустел. Интересно, поранила ли ноги его ночная компаньонка об эти осколки? Странное дело, но мысль о том, что она могла пораниться, не доставила ему удовлетворения, чего можно было бы ожидать, учитывая сопутствующие обстоятельства.

Стараясь как можно осторожнее двигать головой, Джеймс скосил глаза на корсет, свисавший с гардины словно белый флаг – знак капитуляции. Он сумел разглядеть тонкое шитье и шелковые ленты, которыми были подрублены края изделия. Из аккуратного карманчика посредине корсета выглядывала планка из слоновой кости с изящной гравировкой, выглядевшая почему-то весьма завлекательно. Джеймс снял корсет, свернул, сунул под мышку и направился к двери.

Уильям бросил ему вслед:

– Эй, Джемми, братишка, размерчик-то не твой. Хочешь оставить себе сувенир на память о вечере, который не можешь вспомнить? Или будешь хранить его как военный трофей?

– Это ключ к разгадке, – не оглядываясь, буркнул Джеймс и вышел в коридор, а оттуда – в вонючий и темный лестничный проем.

– Ах да, как в сказке про Золушку! Только вместо хрустальной туфельки – корсет! – донесся смех старшего брата.

Джеймс покачал головой – и тут же болезненно поморщился. Стены лестничного колодца вращались, словно колесо на сломанной оси. Джеймс выругался сквозь зубы. Он сейчас словно возвращался во времена ранней юности, когда ненавидел всех и вся и готов был, словно волчонок, огрызаться на весь мир. Он так долго и упорно работал над собой, дабы преодолеть это состояние, – выходит, лишь для того, чтобы, напившись однажды, вернуться туда, откуда пришел.

Сосредоточившись на главной задаче – спуститься не упав, – Джеймс шел, вцепившись в липкие перила и считая ступени. Уильям следовал за ним.

– Нет, на Золушку она не тянет. Золушка не нападала на принца наутро после бала. Когда я найду хозяйку корсета, я найду женщину, чуть не убившую меня. – Обернувшись, Джеймс с мрачным видом заявил: – И тогда я буду знать, на кого подавать в суд.

– А вот это – дело. – Уильям язвительно рассмеялся. – Пусть весь город знает, что ты не способен справиться с девчонкой в постели! Но как же ты собираешься ее искать? Будешь примерять эту штуковину на каждую встречную девушку, пока не найдешь ту, кому она впору? Хочешь, помогу тебе? Должен же кто-то держать девиц, чтобы не сбежали во время примерки!

Джеймс решил не отвечать на насмешки брата. Пусть тешится.

Осторожно передвигая непослушные ноги, Джеймс продолжал спускаться. Он не понаслышке знал, что такое ценная улика и как она важна при раскрытии преступления. Одна лишь корсетная планшетка чего стоит! Возможно, гравировка на ней – это как раз инициалы владелицы. Джеймс представил, как его ночная компаньонка спускалась по этой самой лестнице без корсета. Это было всего лишь несколько часов назад. Может, у нее остались приятные воспоминания, которые будут согревать ее по ночам. Это была бы хоть какая-то компенсация за утерянное имущество. Отчего-то ему казалось несправедливым, что у него осталось от нее так мало – лишь корсет под мышкой да запах ее тела на рубашке.

Тут Джеймс напомнил себе, что она его ударила. Стукнула по голове не чем-нибудь, а ночным горшком! Если и это ему ни о чем не говорит, то он не просто осел, а задница от осла!

Джеймс снова сосредоточился на процессе спуска по лестнице. Что бы ни произошло этой ночью, побили его незаслуженно. И если судить по его предыдущему опыту, эта женщина оказалась с ним в постели по собственному горячему желанию, а он, Джеймс, сделал все возможное, чтобы эта ночь стала для нее памятной в лучшем смысле слова. Но эта история с женитьбой – пусть даже притворной – как-то не укладывалась у него в голове. Ведь не в его правилах шутить такими вещами. Он являлся служителем закона, и от того, как относились к нему жители Морега, зависела его карьера и, следовательно, заработок. Если же он продемонстрировал такое вопиющее неуважение к институту брака или поступил настолько безрассудно, то выходит… В общем, с этим предстояло разобраться.

Хозяин гостиницы остановил Джеймса в тот момент, когда он уже готов был переступить порог и выйти на улицу.

– Ах, вот и вы, мистер Маккензи! – Губы хозяина растянулись в улыбке, но глаза не улыбались. – Вы ведь не пытались улизнуть, не заплатив за причиненный урон, не так ли?

Джеймс замер на мгновение.

– Какой урон?..

– Неужели забыли? Вчера в обеденном зале вы от души повеселились. Как раз перед тем, как в первый раз пропали куда-то. Ни за что бы не подумал, что вы ничего не помните.

Джеймс оглянулся и встретился взглядом с братом поверх лысой головы низенького трактирщика. Уильям молча поднес палец к губам.

Всеми фибрами души Джеймс ощущал, что не он один в ответе за то, что происходило тут прошлой ночью. Но что он мог сказать? Ведь у него и впрямь случился провал в памяти…

– Прошу прощения за причиненное беспокойство. Сколько я вам должен на этот раз?

Хозяин гостиницы чуть расслабился.

– Пять фунтов хватит для покрытия расходов.

Джеймс даже засмеялся:

– Пять фунтов?! Да это просто грабеж!

Лысый коротышка покачал головой:

– Нет, ошибаетесь. Вы разбили все окна на северной стороне, разломали стол и четыре стула. Кроме того, выбили передние зубы мяснику, и тот кровью залил весь зал.

Наступила тишина. Только кровь шумела в ушах у Джеймса. Он не мог поверить в то, что сообщил ему хозяин заведения, но и не верить ему у него не было оснований. Впрочем, кое-какие угрызения совести Джеймс все же начал испытывать – явный признак того, что кое-что он все же здесь вчера натворил. Мясник был заметной фигурой в городе – заметной во всех смыслах. И силы он был недюжинной, так что ни один человек в здравом уме не стал бы набрасываться на него с кулаками.

– Так он по заслугам получил? – спросил Джеймс, не придумав ничего лучшего.

– Он заслужил извинения, – ответил хозяин гостиницы, скрестив руки на груди.

Джеймс обреченно вздохнул. «Пожалуй, заплатить придется», – подумал он.

– Ладно, хорошо. Но пять фунтов – слишком много за несколько разбитых окон и кое-что из мебели.

– Дама несколько раз заказывала выпивку для всех присутствующих, – сказал хозяин.

Джеймс в недоумении заморгал.

– Она угощала – ей и расплачиваться, разве не так?

– Но этой леди здесь нет, – возразил хозяин. – Кроме того, найдется немало свидетелей из тех, кто имел удовольствие присутствовать здесь вчера. И все они подтвердят: вы заявили, что все ее расходы берете на себя. И, конечно, за номер тоже придется заплатить.

– Но я всего лишь проводил леди в ее комнату. – Джеймс понимал, что джентльмену не пристало торговаться и отказываться платить за свою даму, но сейчас в нем заговорило упрямство. С какой стати он должен платить за снятый ею номер, если у него у самого есть жилье, которое его вполне устраивает и за которое он исправно платит? – Так она не заплатила за номер, когда съехала? – спросил он с раздражением.

Хозяин гостиницы молча покачал головой.

– А вы, случайно, не знаете, как ее зовут? – спросил Джеймс с надеждой в голосе.

Хозяин явно пребывал в замешательстве. Покосившись на Уильяма, он пробормотал:

– Э… Разве ее зовут не миссис Маккензи?

Рядом с Джеймсом сдержанно хохотнул его брат. Джеймс же непроизвольно сжал кулаки.

– Нет, она не моя жена. – По крайней мере сам он так не думал.

Лысый коротышка упрямо набычился.

– Это, конечно, не мое дело, мистер Маккензи, но вы оскорбляете леди. Если вы ее потеряли, это не ее вина, а ваша. Обращались бы вы с женой более уважительно, так она бы, скорее всего, с вами и осталась, а не сбежала на рассвете.

– Это не ваше дело, – процедил сквозь зубы Джеймс. – Вы об этом ничего не знаете.

Но коротышка не желал униматься.

– Полагаю, что из всех Маккензи только с вами одним и могло такое случиться. Ваш отец, лорд Килмарти, точно бы в такую историю никогда не впутался.

– Я не мой отец. – И снова Джеймс почувствовал знакомую тяжесть в груди – вина камнем лежала на сердце. – Она не моя жена, – повторил он вновь.

– А я не вчера родился, сэр, – парировал хозяин гостиницы. Щеки его раскраснелись. – Этой ночью странные вещи тут творились, это я признаю, и я вам сочувствую. Но свои пять фунтов я получу.

Джеймс был уже готов взорваться, как паровой котел, но тут на плечо ему легла тяжелая ладонь Уильяма и он сдержался. Однако эта женщина ведь, перед тем как сбежать, не расплатившись по счету, едва его не убила! А трактирщик еще смеет говорить ему, что он недостаточно уважительно к ней отнесся! Да если бы он, Джеймс, отдохнул получше, то нашел бы, что ему на это сказать! Вообще-то диспут – его любимый конек, но сегодня головная боль выбила его из формы, и Джеймс вынужден был признать тот факт, что с деньгами придется расстаться. Господи, да он бы все на свете отдал, только бы поскорее сбежать от этой вони и от связанных с этим вонючим местом воспоминаний, вернее – отсутствием воспоминаний о женщине, так его унизившей.

Джеймс провел ладонью по сюртуку. Его бухгалтерская книга была на месте – в левом кармане. Он помнил, как просматривал свои счета накануне днем, как собирался положить деньги в банк. Собирался, но, как всегда, опоздал – прибыл к банку на пять минут позже закрытия. Джеймс полез в другой карман и нащупал лишь запонки с инкрустацией из слоновой кости – подарок матери на Рождество.

Кое-чего в кармане не хватало. Джеймс поднял глаза на брата.

– Ты не видел мой кошелек?

Уильям присвистнул.

– Она что, твой кошелек забрала?

– Пока не ясно, – пробормотал Джеймс. – Так ты не видел его в комнате?

Братья вернулись в номер, и хозяин поднялся вместе с ними. Поиски вели все трое. Стащили с постели простыни, заглянули под кровать и обшарили сломанный шкаф. Комнатка была совсем крохотная, и количество мест, где мог скрываться набитый деньгами кошелек, было ограниченно.

– Его тут нет, – констатировал наконец Джеймс.

– Да, верно. И теперь, когда я увидел ваш номер, вы мне должны не пять, а шесть фунтов. – Коротышка выразительно обвел взглядом комнату.

Уильям услужливо раскрыл свой кошелек и отсчитал заявленную хозяином баснословную сумму. У Джеймса же при виде того, как брат отсчитывал деньги, расплачиваясь за него, чесались руки – ужасно хотелось разгромить оставшуюся в комнате мебель.

– Я верну, – выдавил он.

– Ни к чему, Джемми, братишка. Я только рад помочь, – поспешил ответить Уильям и, наклонившись к брату, добавил: – Но, конечно, ты будешь мне за это всю жизнь благодарен.

– Ты получишь деньги! – прорычал Джеймс. Он ни за что не доставит Уильяму удовольствия считать себя его благодетелем.

Но возмущение отступило на второй план, когда Джеймс наконец-то осознал, какая беда с ним приключилась. Ведь в пропавшем кошельке было пятьдесят фунтов, что равнялось жалованью Джеймса за полгода или даже побольше, если учесть, что дела у него пока что шли неважно. И деньги забрала она, эта женщина! Пусть у нее лицо как у феи, а губы как у куртизанки. Пусть из-за нее у него до сих пор голова не проходит. На кону сейчас стояло больше, чем возвращение памяти или гордости.

Тот кошелек, что забрала его ночная спутница, значил для него больше, чем просто деньги. Джеймс отказывал себе во всем, откладывая каждое пенни с единственной, главной целью, – и вот теперь все его жертвы оказались напрасными. Наверное, в жизни бывали вещи похуже, чем служба солиситора в маленьком городке вроде Морега, но за год своей практики Джеймс ничего хуже не видел.

Он мечтал о практике в Лондоне, однако для того, чтобы начать ее в столице, требовались деньги, а в Мореге солиситором много не заработаешь. Ему, во всяком случае, платили очень мало, если вообще платили. Горожане видели в нем лишь того безответственного юнца, которым он был когда-то, и даже теперь, когда Джеймс служил правосудию и давал юридические советы, многие не могли простить ему прежних прегрешений. И, что еще хуже, клиенты его предпочитали расплачиваться продуктами – например, яйцами или солониной. Да и вообще работа в этом сонном городке была ужасно скучной, не выходившей за рамки мелких хозяйственных споров между небогатыми обывателями. Иногда Джеймсу даже хотелось самому кого-нибудь придушить, чтобы присутствовать на настоящем судебном разбирательстве.

Так что ему очень нужны были эти деньги. Хотя бы потому, что без них он мог застрять тут навсегда, вести бесплодную борьбу с собственным прошлым и являться вечной мишенью для насмешек Уильяма. Сказать, что он был зол на ту женщину, от которой остались лишь смутные воспоминания об ангельском личике со светлыми, как лен, волосами и красными сочными губами и тонком аромате, пропитавшем его сорочку, значило не сказать ничего.

Он имел дело не просто с бессердечной девкой, которая затащила его в постель, а наутро решила, что он ей не по нраву. Он имел дело с воровкой! И он добьется, чтобы ее вздернули! Да, он будет смотреть, как она болтается на виселице.