Текст книги "Спартанский Холод (ЛП)"

Автор книги: Дженнифер Эстеп

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Дженнифер Эстеп – Спартанский Холод

Переведено специально для группы

˜”*°•†Мир фэнтез膕°*”˜

http://vk.com/club43447162

Переводчики: lena68169, Julia85

Редактор: Алина Интересова

Аннотация

Логан Квинн – специальный выпуск из мира Мифической Академии, действие происходит между «Багровым холодом» и «Ночным холодом». Логан покинул Мифическую Академию после того, как Жнецы попытались переселить душу Локи в его тело. Он страдает от ужасных кошмаров, но что ещё хуже – он причинил боль Гвен и едва не убил ее, находясь под влиянием злого бога. Логан хочет отомстить, и когда он узнаёт, что Жнецы прячутся поблизости – у него появляется смелый план...

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4.

Глава 5

Я

собирался убить её.

Больше всего на свете я хотел убить ее.

– Логан. Остановись! Это я! Твоя цыганочка!

Гвен Фрост повторяла это снова и снова. Задабривая меня. Упрашивая. Умоляя. Она смахнула свои волнистые каштановые волосы с лица, а затем протянула руку, словно своим прикосновением могла остановить меня.

Я нахмурился и сдержал жестокую атаку, с которой собирался наброситься на неё. Может, она действительно могла остановить меня, учитывая её психометрию, – эту странную силу, которой она обладала, что позволяла ей узнать все о человеке или предмете, лишь прикоснувшись к нему. Возможно, все, что потребовалось бы, чтобы освободить меня от этой ужасной пульсирующей боли в голове – прикосновение её прохладных пальцев.

Злобное рычание вырвалось из моего горла, а пальцы сильнее обхватили рукоятку меча, да так, что появилось чувство, будто он влез мне под кожу. Что ж, я не собирался это выяснять. Я не хотел это выяснять. Я только хотел убить её.

Губы Гвен растянулись в нежной улыбке, будто то, что я не атаковал сразу, служило знаком, что её дурацкие, полные слёз уговоры, действительно подействовали. Я заставил себя улыбнуться в ответ, хотя отчетливо чувствовал, как ужасно исказилось моё лицо, будто на нем была резиновая маска, плотно прилегавшая к коже.

Гвен подвинулась немного ближе ко мне... и ещё ближе...

Её кроссовки заскрипели; деревянный пол сцены трещал, пока она продолжала приближаться ко мне осторожными шажками. Какое-то мгновение я смотрел мимо неё, на ряды обтянутых красной тканью сидений перед сценой, и спрашивал себя, почему зрительный зал пустует. Чуть раньше здесь ещё находилась целая толпа людей. Мой отец. Мой дядя Никамедис. Тренер Аякс. Оливер. Кензи. Карсон. Дафна. Профессор Метис. Студенты, играющие в группе Мифакадемии. Я помнил, что видел всех этих людей и многих других.

Мой взгляд в очередной раз скользнул к сиденьям, но комната по-прежнему оставалась пустой. По какой-то причине все исчезли, оставив меня наедине с ней.

– Логан, – позвала Гвен, и в этом нежном шёпоте было столько любви, столько сочувствия и надежды.

Мой взгляд метнулся к ней. Она одарила меня ещё одной нерешительной улыбкой, а затем снова протянула ко мне руку...

Я направил на неё меч, пытаясь одним единственным ударом отрубить голову.

Гвен отшатнулась в последнюю секунду, и лезвие промахнулось, не достав до шеи и плеч лишь пару миллиметров. Полная надежды улыбка исчезла, а фиолетовые глаза наполнились печалью.

На какую-то долю мгновения я испытывал те же чувства, что и она. Я фактически чувствовал её разочарование. Ощущал глубокую, причиняющую боль печаль. Где-то на задворках мыслей я понимал, что все это неправильно. Но эти эмоции, словно дымчатый шёпот, были где-то на краю моего слуха, и чем больше я сосредотачивался на них, тем тише и непонятнее они становились, пока не исчезли вовсе.

Затем эта штука, что засела внутри, снова начала подниматься, расцарапывая себе путь к моему сознанию, разбивая и раздирая на куски всю оборону, всё сопротивление, все мои попытки остановить это.

Нет, не штука – Локи. Злой скандинавский бог хаоса. Могущественное существо, чья душа заняла моё тело, испортила мою душу и разъедает сущность. Заменяя своей испорченной сущностью.

Это была последняя ясная мысль, прежде чем ярость одолела меня.

Ярость из-за того, что эта... эта девчонка до сих пор жива, несмотря на мои бесчисленные попытки убить её, её мать и бабушку, стереть всех её предков с лица земли. Но независимо от моих действий, независимо от приказов моим Жнецам и независимо от замышляемых интриг и придуманных планов, как бы сильно не манипулировал людьми, – семье Фрост каждый раз удавалось ускользнуть от меня. Им всегда удавалась выжить, включая эту дурацкую греческую богиню победы Нику, которой они служили. Моего заклятого врага.

И снова во мне поднялась ярость, кипя и пузырясь в груди, словно лава. Все, что находилось в поле моего зрения, приняло лёгкий красноватый оттенок, будто в аудитории поднялся кровавый туман. Ряды пустых сидений. Деревянная сцена под моими ногами. Меч в руке. Даже джинсы Гвен Фрост, её футболка и кофта с капюшоном.

Однако её глаза оставались фиолетовыми – сохранили этот нежный цвет сумерек, который я ненавидел больше всего на свете.

– Логан. Остановись! Это я! Твоя цыганочка!

Гвен повторяла эти жалкие слова. Ее жалкие мольбы заставляла меня сжимать и разжимать пальцы на рукоятке меча. Меня захлестнуло предвкушение, горячее и мощнее ярости. Моё сердце билось в быстром, знакомом ритме. Спартанцы не славились дружелюбным отношением к своим врагам, и в этот момент я не испытывал ни сострадания, ни милосердия – особенно по отношению к ней.

Из меня вырвался неистовый пронзительный крик, и я снова набросился на Гвен. И вновь ей удалось увернуться от моих злых, резких ударов, направленных на то, чтобы убить её на месте. Одним плавным движением Гвен пригнулась, уклонившись от моей последней атаки и, проскользнув мимо, развернулась и подняла свой меч, защищаясь. На какой-то момент я позволил себе восхититься её техникой. За последние несколько месяцев она стала сражаться намного лучше. Но это её не спасёт – ничто не сможет её спасти.

Не от меня.

– Сейчас это не Логан, – вмешался другой голос, низкий и резкий, выделяясь своим английским акцентом. – И он не остановится, пока один из вас не умрёт. Гвен, окажи спартанцу услугу. Избавь его от страданий.

Я узнал голос Вика. Это был говорящий меч Гвен, оружие, которым она сейчас размахивала. Я кивнул в знак согласия. Вик думал в правильном направлении. Он всегда думал в правильном направлении, потому что кровожадный меч ничего не жаждал так сильно, как убивать Жнецов.

А в этот момент я был самым главным и злым Жнецом из всех – самим Локи. Подумав о скандинавском боге, эта штука, что была во мне, зарылась глубже в сердце. Я чувствовал себя все меньше и меньше, будто сгорал изнутри. Пот струился по моему лицу и шее, я слышал яростное шипение, с которым солёные капли падали на ожерелье, облегающее мою шею. Золотой обруч плотно прилегал к коже и был таким огненным, будто в любой момент готов загореться, и в любую секунду меня поглотит огонь. Откуда-то я знал, что существует только один способ избавиться от жара, боли и мучений – я должен убить Гвен.

Так что я поднял меч и бросился в следующую атаку. И на этот раз я не сдерживался.

Я гонял Гвен по сцене, замахиваясь на нее мечом.

Замах-удар-лязг!

Замах-удар-лязг!

Замах-удар-лязг!

Какое-то время ей удавалось парировать мои удары, так мы и танцевали по сцене, в то время как каждый наш шаг становился громче предыдущего, а деревянный пол был готов разлететься в щепки от нашего топота. Наносимые мною удары становились быстрее, резче и безумней, подогреваемые яростью и этим невыносимым жжением внутри. Ее удары, напротив, замедлялись, становились слабее, она едва успевала отбивать мои атаки.

Гвен смотрела на меня широко открытыми фиолетовыми глазами. Печаль исчезла, сменяясь шоком, удивлением и самое главное – страхом. Мне нравилось то выражение полного отчаяния, когда мой враг, наконец, понимал, что не сможет выиграть битву и шансов предотвратить собственную смерть – нет.

Я ударил своим мечом по мечу Гвен и отбил лезвие в сторону. Ее меч прокатился по сцене, оставляя за собой след из фиолетовых искр, ударился о край и, звеня, упал на пол зрительного зала. До меня донесся крик Вика, он кричал на нас обоих, но мне было все равно. Повертев мечом, вскинул его вверх, повернул острием вниз и вонзил Гвен в сердце.

На какое-то мгновение я не почувствовал ничего, кроме... удовлетворения. Холодное, жестокое, триумфальное удовлетворение перед лицом победы над моим смертельным врагом, который побеждал меня раз за разом. Врагом, представлявшим для меня серьезную угрозу.

Затем Гвен подняла руку и прикоснулась ладонью к моей руке, хотя смертельный холод уже завладел ее пальцами. Ее прикосновение было мягким, словно снежинка, упавшая на мою кожу. Но чувства, которые я при этом испытывал, были совершенно другими. Ее грусть, боль и отчаяние обрушились на меня, задевая до глубины души, как мой меч задел ее сердце.

Слишком поздно я понял, что натворил – я только что убил любимую девушку. Гвен закричала, и я закричал вместе с ней...

Я ворочался из стороны в сторону, боролся с пропитавшимся потом одеялом, покрывавшим широкую кровать. Какое-то мгновение я боролся с воздухом, бил его кулаками, нанося жесткие, бешеные удары невидимым врагам. Секунду спустя я свалился на пол.

Острая боль, пронзившая левое плечо и бедро, от удара на холодный деревянный пол, прервала мой сон.

Несколько секунд я просто лежал, уткнувшись лицом в деревянный пол, ожидая, пока замедлится сердцебиение, нормализуется дыхание и пройдет дрожь в теле. Придя в себя, сел, прислонившись спиной к кровати. Глубоко и устало вздохнув, взъерошил волосы, так что теперь потные черные локоны торчали во все стороны.

Нет, это был не просто сон – это был кошмар.

Вполне реалистичный, потому что я нападал на Гвен не только во снах, но и наяву.

Это случилось несколько недель назад, во время зимнего концерта в Аоиде, когда моя мачеха, Агрона Квин, признала себя предводительницей Жнецов Хаоса, командующей злыми воинами, служившими Локи. Прежде чем я успел понять, что происходит, Агрона надела на меня золотой ошейник, усыпанный драгоценными камнями Апаты, названными так в честь греческой богини обмана. С их помощью, а также книги и устрашающей магии, Агрона и Жнецы попытались переместить душу Локи в мое тело, чтобы бог получил молодое, сильное, здоровое тело вместо своего уродливого и разрушенного.

Однако Гвен использовала свою психометрию, чтобы разрушить магию Жнецов, подавить власть Локи надо мной и напомнить, кем я был в ее глазах на самом деле – Логаном-чертовым-Квином, жестоким спартанским воином и тем парнем, которого она любила так сильно, что была готова пожертвовать собой, пытаясь спасти меня.

О, да, в тот момент, когда я больше всего в ней нуждался, моя цыганочка была там. А я взамен вонзил меч ей в сердце, в точности, как приказала Агрона.

Гвен меня спасла, а я практически убил ее. И убил бы, не окажись там профессора Метис и Дафны. Эта ужасная сцена до сих пор стояла у меня перед глазами, будто это произошло несколько секунд назад. Гвен, лежащая на сцене, кровь по всей груди, начинающая скапливаться под ее телом, закрытые глаза, отсутствующее дыхание, Вик в ножнах, висящих у нее на бедре. Я, Оливер и остальные образовали вокруг нее круг. Я кричал Метис и Дафне, что бы они сделали что-нибудь, помогли ей, спасли. Золотое и розовое мерцание исцеляющей магии Метис и Дафны, сконцентрированное на сердце Гвен, и зияющая глубокая рана, нанесенная мною. Медленно крадущиеся минуты, каждая все длиннее и невыносимее предыдущей. И вот, наконец, раздался слабый, хрипящий вздох Гвен, и на меня обрушилось понимание – она будет жить, я все же не убил ее.

На этом ужасные воспоминания не закончились. Я вспомнил еще кое-что, произошедшее в тот день. То, как ученики отстранились от меня, их испуганные глаза, будто я в любой момент собирался превратиться в Жнеца и убить их всех...

Я потёр лицо, пытаясь прогнать страшные воспоминания и забыть тот ужас, причиненный мной любимой девушке...

Резкий стук раздался в дверь моей спальни.

– Логан? – донесся приглушенный голос отца сквозь массивную деревянную дверь. – У тебя все в порядке? Мне показалось, я слышал какой-то шум.

Мне понадобилось некоторое время, что прогнать воспоминания и ответить:

– Да, все в порядке, – крикнул я, надеясь, что он не заметит, как резко и прерывисто звучали слова. – Я, э-э-э, просто кое-что уронил.

Молчание.

– Ладно, – ответил он. – Завтрак скоро будет готов. Если хочешь, спускайся.

Отец отошел от двери, его шаги были медленными и ровными, словно он все еще прислушивался и при малейшем звуке или признаке того, что я попал в беду, готов был прибежать обратно.

Однако никакой угрозы не было: я – главный виновник всех неприятностей.

Завтракать не хотелось. Не хотелось есть и уж тем более ложиться спать, чтобы снова пережить очередной кошмар. Я просто хотел посидеть в темноте и забыть обо всем, что натворил.

Но это было как раз тем, чего я сделать не мог. Нравилось мне это или нет, но жизнь продолжается, особенно для такого воина, как я. Смысл жизни воина в том, чтобы воевать, убивать как можно больше Жнецов, зализывать раны и готовиться к следующей битве. Между тем отец действительно пытался наладить наши отношения и, наконец, решить возникшие между нами проблемы. Я тоже должен попытаться помочь ему в этом. Таково было мое мнение.

Я вылез из-под одеяла, встал и направился в ванную, чтобы умыться и встретить новый день. Хотя я этого, в общем-то, и не хотел.

В

ыйдя из душа, где долго простоял под горячими струям воды, надел джинсы, белую футболку, толстый голубой пуловер, шерстяные носки и плотные сапоги.

Расчесался, глядя на свое отражение в зеркале. Чёрные волосы, голубые глаза, приятная улыбка, мускулы в нужных местах. Многие девушки говорила мне, что я очарователен, хорошо выгляжу и даже кажусь мечтательным. И я частенько извлекал выгоду из своего внешнего вида. Сексуальная улыбка, лукавый взгляд, глубокий смех, произнесённый шёпотом комплимент – и большинство девушек таяли в моих руках, за исключением Гвен. Она тогда сказала, что это не прокатит. Её дерзкий сарказм – первое, что я в ней заметил и что мне понравилось.

Но я больше не выглядел очаровательным, красивым и уж точно не мечтательным. Если, конечно, ты не представляешь парня своей мечты как сумасшедшего убийцу-психопата. Фыркнув, бросил расчёску на комод.

О, ну, конечно, я выглядел также как всегда, включая кривую усмешку и упрямый локон, падающий на лоб, из-за которого томятся девчонки и который мне никогда не удавалось контролировать. Но и не заглянуть в зеркало, проверить, не обнаружу ли глубоко в глазах зловещую красную искру, я не мог. Оливер Гектор – один из моих лучших друзей рассказал, что мои глаза стали полностью красными, как у Жнецов, когда в зрительном зале я был связан с Локи. Без конца я искал проблеск цвета, которого там быть не должно, но мои глаза были все такими же светло-голубыми. И, тем не менее, легче от этого не становилось.

Мне всегда нравилось, что девчонки считали меня очаровательным. Какому парню бы не нравилось? Но отныне я чувствовал себя уродливым как внутри, так и снаружи. Грязным. Запятнанным. Испорченным.

– Логан, – прохрипел отцовский голос в домофон, висящий рядом с дверью. – Завтрак почти готов.

Я подошёл к нему и нажал на кнопку, чтобы ответить:

– Приду через минуту.

Распахнув дверь, я вышел из спальни, прошёл до конца коридора и стал спускаться по лестнице на первый этаж. Древесина, скрипящая под ногами, напомнила мне о скрипящей сцене из моего сна – моего кошмара. Я поморщился и ускорил шаг, а когда осталось всего три ступеньки, схватился за перила и перепрыгнул их одним длинным прыжком.

Я покинул Мифакадемию в ту же ночь, когда напал на Гвен, повернулся спиной к Сайпресс-Маунтин в Новой Каролине. Отец отвёз меня в Эшленд, затем до Бигтайма на его частном самолёте, после чего мы пересели в другую машину и добрались до нашей конечной цели – летнего особняка семьи Квинн, расположенного в горах Адирондак, Нью-Йорк.

Дом находился не так далеко от Нью-Йоркской Мифакадемии, именно там отец проводил большую часть своего времени. Особняк стал его оперативной базой с того момента, как был назначен руководителем Протектората – полиции мифического мира, выслеживающей и отправляющей Жнецов в тюрьму, где им самое место.

Но ещё важнее было то, что убийство моей мамы, Ларенты, и старшей сестры, Лариссы, когда мне было пять, произошло не здесь. Их убила Агрона со своими Жнецами. Здесь меня не преследовали страшные воспоминания. В деревянный пол не впитывалась кровь. Не было царапин на толстых каменных стенах, оставленных промахнувшимся оружием, что впечаталось в стену вместо черепа врага. Здесь меня не преследовали крики, напоминающие о том, что я не смог защитить свою семью; что я не сражался против Жнецов вместе с мамой и сестрой. Не слышал глумливый шёпот, напоминающий о разочаровании отца: ведь в тот день я не вёл себя, как подобает спартанцу. Я спрятался, как приказали мама и сестра, вместо того, чтобы сражаться рядом с ними – и умереть.

Я снова фыркнул. Может, я провёл слишком много времени с Гвен. Потому что я начинаю думать, будто вижу и слышу вещи, которых на самом деле нет, и мог перехватывать чувства и воспоминания, как она своей психометрией.

Я прошёл дальше, из одного коридора в следующий. Особняк был выполнен из полированного дерева, блестящих стекол и серого камня. Скорее, он больше походил на большой деревенский охотничий домик, чем на особняк. Но вместо чучел голов волков Фенрир, Немейских охотников и чёрных птиц Рух, большая часть стен была занята оружием: мечами, топорами, булавами, кинжалами, луками и колчанами, полными стрел. Часть оружия служила декорацией, но большая часть была наготове, на случай нападения Жнецов. Угроза, нависавшая все ниже, после того, как Локи вырвался из Хельхейма, а его Жнецы были готовы в любой момент развязать вторую войну Хаоса, была как никогда ощутима.

Я прошел мимо целого ряда окон во всю стену, из которых открывался вид на задний двор и заросшие деревьями холмы, что окружали особняк. С серого зимнего неба падали крупные снежинки, ложась поверх выпавших прошлой ночью. С тех пор, как мы приехали сюда – около двух недель назад – продолжает идти снег. Почти полметра снега покрывало землю, a он и не думал прекращаться. Меня это устраивает. Такая стужа подходила моему настроению.

Проходя мимо одной из комнат на первом этаже, я услышал, как пробили дедушкины часы, на деревянной верхушке которых располагался золотой грифон. Еще один виднелся на золотом циферблате часов, с глазами из топазов и клювом из черного дерева. Клюв этого создания был распахнут в безмолвном крике, будто ему хотелось вырваться из-под стекла, в котором был заперт. Я бросил взгляд на стрелки, имеющие форму двух серебряных мечей, вонзающихся в морду грифона. Ровно семь часов.

В это время Гвен должна быть в спортзале, тренироваться вместе с Оливером и Кензи Танака – двумя моими лучшими друзьями. Дафна Круз – лучшая подруга Гвен и Карсон Каллахан, парень Дафны, наверняка тоже были там. Позже я напишу Оливеру смс с вопросом, как там Гвен. С тех пор, как покинул академию, я делал это ежедневно. О, ну, я знал, что у нее все хорошо, по крайней мере, в плане здоровья, так как ее рану исцелили и к тому же все наши друзья присматривали за ней. Однако Оливер уже не раз упоминал, что Гвен в последнее время ведет себя замкнуто и каждый день спрашивает обо мне.

За последние две недели Гвен несколько раз писала мне смс, оставляла сообщения на автоответчике, но я не ответил ни на одно. На самом деле я даже начал внимательно смотреть на дисплей, когда раздавался сигнал, чтобы случайно не ответить на ее звонок. Тем не менее, я снова и снова прослушивал ее сообщения, вслушивался в каждое слово, пытаясь выяснить по голосу, действительно ли у нее все хорошо. Но разговора с ней я бы не вынес. При одной только мысли об этом у меня все сжималось в груди и желудке от испытываемого мною чувства вины.

Несмотря на это, я часто ловил себя на том, что пялюсь в экран телефона, пытаясь найти в себе мужество и, хотя бы написать ей смс, сказать, чтобы она за меня не волновалась. Что я не заслужил ни секунды ее времени. Но даже на это мне не хватало смелости. Может и никогда не хватит.

После всего, что я с ней сделал.

Часы пробили в последний раз, прервав мои мрачные мысли, и я двинулся дальше. Наконец добрался до кухни – самого большого помещения в особняке. Пол и стены так же выложены из камня и дерева, в потолке было несколько мансардных окон, запорошенных снегом, как и все вокруг. Длинный и узкий кухонный островок из мрамора разделял переднюю часть кухни напополам, с обеих сторон в стены была встроена хромированная кухонная техника. Прямоугольный обеденный стол, деревянные ножки которого были вырезаны в форме горгулий, занимал заднюю часть комнаты. Стеклянная столешница лежала на поднятых руках этих существ, создавалось впечатление, будто они на самом деле были здесь и держали стол своими когтистыми лапами. Позади стола, за двойными стеклянными дверьми открывался вид на заснеженный и холодный двор.

Справа, возле плиты, стоял мужчина, помешивая что-то в сковороде. Светлые волосы, бледно-голубые глаза, высокий и худощавый. Линус Квинн – мой отец и руководитель Протектората.

Отец, как и я, был одет в джинсы, сапоги и толстый свитер. Его серая мантия была небрежно брошена на спинку стула, что стоял во главе стола, а на соседнем лежал меч. Так же на столе лежали сотовый, открытый ноутбук, несколько папок и три толстых стопки бумаг. Его очки для чтения в черной оправе лежали вместе с лупой на стопке блестящих фотографий.

Сколько я себя помню, стол всегда был завален папками, бумагами, ручками и прочим. Отец постоянно над чем-то работал. Даже когда я был ребенком, и мы приезжали сюда, чтобы насладиться отпуском, он брал с собой кучи докладов, посвященные возможным планам Жнецов и местам, куда они могут напасть в следующий раз. Его преданность работе – сдерживать Жнецов и, насколько это возможно, защищать членов Пантеона – было одним из тех качеств, которое меня больше всего в нем восхищало... и которое одновременно ненавидел. После убийства сестры и Ларенты он с головой ушел в свои протекторатские обязанности. Мне же не оставалось ничего другого, кроме как тосковать по обеим.

Отец повернулся, услышав мои шаги.

– Вот ты где, – сказал он. – Я уж подумал, не заблудился ли ты.

Он негромко рассмеялся своей шутке, и я заставил себя улыбнуться.

– Да. Дом больше, чем мне казалось. Я свернул налево, вместо того, чтобы пойти направо.

Он кивнул и переложил яичницу из сковородки на белую тарелку.

– Ну, ты как раз вовремя. Иди, положи себе.

Я подошёл к тумбе рядом с плитой. Рядом с яичницей стояла огромная тарелка с хрустящими ломтиками бекона, свежими булочками и жареной ветчиной. Гречневые блины, сладкие булочки, поджаренный стручковый перец и картофельные оладьи завершали меню, вместе с кувшинами свежевыжатого апельсинового, яблочного и грейпфрутового сока. Ароматы жареного мяса, воздушных яиц и жареного картофеля пробудили мой желудок. В последнее время я не так много ел.

Я приподнял бровь. – Сегодня утром ты и впрямь превзошёл себя.

– Как там говорят? Завтрак – самая важная трапеза дня, – и снова он выпустил негромкий смешок.

На этот раз я не отреагировал. Был слишком заинтересован едой. Поэтому схватил тарелку, наложил всего, подошел к столу и сел на своё обычное место, где-то в трех стульях от отца.

Отец тоже положил себе еды и вернулся к столу. Он хотел было сесть на своё место – во главе стола, но заколебался, бросил на меня короткий взгляд, словно размышляя, не обойти ли ему стол и сесть, напротив. Глядя в тарелку, я сунул себе в рот ещё одну полную вилку яичницы. Через мгновение он всё же опустился на свое место, отодвинул ноутбук немного в сторону, освобождая место для тарелки.

Не знаю, разочаровало ли меня то, что он не сел ближе или же обрадовало. Через некоторое время я решил, что все-таки обрадовало или, по крайней мере, испытал облегчение, потому что текущее положение дел не изменилось. Так уж обстояли дела между нами, собственно, по-другому то никогда и не было – наши отношения сдержанны и холодны, как между чужими, просто сидящими за одним столом. Только так в последние годы нам удавалось избегать ссор друг с другом. Мы были вежливы, быстро ели, а в остальном избегали друг друга, расходились в разные концы особняка и занимались своими делами.

На несколько минут мы сосредоточились на нашей еде, и единственными звуками в комнате был стук столовых приборов о тарелки, да всплески сока в стаканах.

Мой отец не был таким первоклассным поваром, как повара Мифа, ежедневно создававшие омлеты с лобстерами, пикантные телячьи колбаски и другие сложные блюда. Но еда была тёплой, вкусной и сытной. Блины были легкими и воздушным, а сироп из дикой черники, которым я их поливал, был одновременно терпким, пряным и сладким на вкус. Яичница с сыром отлично сочеталась с подсоленной ветчиной, сладкими булочками, стручковым перцем и картофельными оладьями. И да, с беконом любая еда становится вкуснее.

Распрощавшись с первой порцией, взяли по добавке, после этого отец прокашлялся. Насторожившись, я посмотрел на него. Он делал так только в случае, когда хотел поговорить, как правило, о чём-то мне неприятном. Собственно, мы никогда и не говорили на интересные мне темы.

– Итак, – начал он и попытался приклеить улыбку на лицо, как и я ранее. – Чем собираешься заняться сегодня?

Я пожал плечами. – Понятия не имею. Возможно, потренируюсь немного. Мне стоит подтянуть стрельбу из лука. В последнее время я в ней не так хорош.

Кроме того, лук и стрелы не сразу напоминают мне о том, что я сотворил с Гвен. В отличие от всех этих мечей, висящих на стенах.

Отец нахмурился. – С тех пор, как мы приехали сюда, ты ничем другим и не занимаешься. Я, конечно, ничего не имею против тренировок и против того, чтобы ты поддерживал себя в форме. Но, думаю, ты заходишь слишком далеко, Логан. С самого приезда ты проводишь в тренировочном зале, по меньшей мере, три часа в день – иногда даже больше. Потом, после тренировок, ты ещё несколько часов блуждаешь по горам, а домой возвращаешься затемно.

Я снова пожал плечами. Я не собирался рассказывать ему, что делал всё, чтобы довести себя до полного изнеможения, потому что только так можно избежать кошмаров о том, как я пронзаю Гвен мечом. Только так я, по крайней мере, мог их отсрочить. И я абсолютно точно не собирался рассказывать о второй причине, по которой так усердно тренировался – я делал это для того, чтобы, когда в следующий раз встречу Агрону, смог убить ее.

Часть меня до сих пор не верила, что моя мачеха – предводительница Жнецов, тот человек, который много лет назад руководил нападением на маму и сестру, с целью убить их и похитить меня. На самом деле, как мачеха, Агрона была не плоха. Она всегда хорошо со мной обращалась и никоим образом не пыталась занять место моей матери. Она даже не командовала мной и не ворчала по поводу вечного бардака, царящего в моей комнате.

Более того, она даже выслушивала мои жалобы на отца и побуждала нас обоих все-таки наладить отношения. На самом-то деле Агрона и была причиной того, что мы с отцом в последние годы сохраняли определенную вежливость в общении друг с другом. И все-таки, все время – все это чертово время – она просто нас использовала. Шпионила за Протекторатом через отца и его друзей, саботировала миссии, в которых должна была участвовать, держала меня в поле зрения, чтобы потом, как только злой бог наконец смог бы вырваться из Хельхейма, попытаться перенести душу Локи в мое тело.

– Я подумал, может, мы сегодня съездим в академию, – предложил отец, понимая, что больше я не собирался рассказывать о своих усиленных тренировках. – Подготовиться к следующей неделе.

– Я думал, ты уже это сделал, – пробормотал я.

Я отказывался возвращаться в академию в Северной Каролине. Но и переводиться в Нью-Йорк или в какую-либо другую академию мира не хотел. Однако отец был педантом и настаивал на том, чтобы я вернулся на учебу и наверстал все, что пропустил за последние две недели. Как будто ничего не случилось. Будто не я был связан с Локи и не пытался убить Гвен. И в особенности, будто никто не знал о тех ужасных вещах, которые я натворил.

Я знал, что весь мифологический мир обсуждал это. Как чертов Логан Квинн превратился в Жнеца и чуть не поубивал кучу подростков, включая чемпиона Ники, в зрительном зале Аоиды.

Оливер и Кензи рассказывали о звонках, смс и вопросах, которыми заваливают их другие ученики Мифической Академии. Не говоря уже о сумасшедших слухах, бродивших по кампусу. Начиная с истории о том, что Гвен убила меня, теорией, что я добровольно присоединился к Жнецам и сбежал вместе с ними и, заканчивая тем, что мое тело все еще лежит в морге в подвале физико-математического факультета.

Кензи уже даже начал отключать телефон, дабы не отвечать на все эти глупые вопросы и смс. Однако ни у кого не хватало смелости позвонить мне или написать. Видимо, все они слишком меня боялись.

Все, кроме Гвен.

Она даже прислала письмо, в котором объяснила, что четко видела, что сотворил со мной Локи, как он мучил меня изнутри и насколько сильно я сопротивлялся. Кроме того, она сказала, что простила меня за все мои поступки, и в особенности за то, что я ранил ее.

Она-то, может, и простила, но я себя простить не мог.

Даже не учитывая все эти вопросы, слухи и мое собственное чувство вины, как только я переступлю порог кампуса Мифакадемии в любой точке мира – абсолютно все будут внимательно следить за мной. На данный момент мне не хотелось быть объектом для взглядов, перешептывания и сплетен.

Мне и так было тяжело справляться с произошедшим.

– Логан? – тихо позвал отец. – С тобой все в порядке?

– Все чудесно, – пробормотал я, передвигая яичницу с одного края тарелки на другой, вместо того, чтобы есть. – Просто чудесно.

– Послушай, я знаю, это будет сложно, но я действительно считаю, что посещение академии и связанная с ней рутина поможет тебе... справиться со всем этим, – сказал он. – Ты не можешь сутками сидеть здесь и ничего не делать.

– А я и не расслабляюсь. Я тренируюсь. Так, как и подобает настоящему спартанцу, разве нет? – я даже не старался спрятать сарказм в своём голосе, но и боль также не смог скрыть.

Отец вздохнул и открыл рот, собираясь, скорее всего, прочитать мне лекцию по поводу возвращения в академию...