Текст книги "Обнимай и властвуй (Черное кружево)"
Автор книги: Дженнифер Блейк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 24 страниц)
Глава 17
Они провели на острове уже около недели, когда на горизонте появился парус. Среди моряков поднялась паника. На мачтах «Пруденс» и «Черного жеребца» не было парусов. Кроме того, бригантина потеряла бизань-мачту, правда, новая уже лежала неподалеку и ее оставалось только установить на место после того, как сырое дерево немного подсохнет. На песке чадили большие костры, над ними висели котлы с водой, от которых поднимался пар. Пираты собирались гнуть бревна, чтобы заменить поврежденный ядрами набор носовой части. Сейчас они были беззащитны, словно муравьи в развороченной куче, бегающие туда-сюда, не зная что делать: то ли вступать с врагом в схватку, то ли спасаться.
На винную пальму вскарабкался матрос с подзорной трубой. Приглядевшись, он прокричал собравшимся внизу, что видит бригантину, такую же, как «Черный жеребец», французской постройки и с испанской оснасткой. На судне не было флага, однако на мачте развевался черный с серебряным штандарт, а над бушпритом, несмотря на слепящее глаза солнце, матрос сумел различить огромную фигуру голубя.
Бригантина подходила все ближе, скользя по волнам, словно летящая над морем птица, расправив белые крылья парусов. Корпус судна был выкрашен в черный с серебряным цвет и украшен золотистым орнаментом, сиявшим на солнце, как настоящее золото. На одной из сверкавших траурной белизной палуб находилась медная пушка. Приблизившись, бригантина украсилась разноцветными флажками; красные, голубые, желтые, зеленые, пурпурные и ярко-оранжевые, они распустились на снастях, словно неведомые цветы, в то время как на палубе появились создания в одежде таких же тонов, женственные и прекрасные, с развевающимися на ветру волосами. Другие женщины, в бриджах и рубашках, облепили такелаж, держась с видом опытных морячек. Среди них не было видно ни одного мужчины. На баке, на капитанском месте, стояла женщина в черном, за ее спиной крыльями развевалась прозрачная газовая пелерина в светло-серых складках, переходящих в снежную белизну.
Фелиситэ, услышав шум поднявшейся суматохи, подошла к двери хижины и приложила ладонь ко лбу. Ей не понадобилось вглядываться в пляшущие буквы, чтобы прочитать название корабля. Еще задолго до того, как оно сделалось различимым, она знала, что бригантина действительно окажется голубкой. Судно называлось «Ла Палома»[15]15
«Ла Палома» – La Paloma – голубка (исп.).
[Закрыть]. Единственное, чего она не могла понять, пока не услышала громкий рев и веселые выкрики скакавших по песку мужчин, была цель, с какой появился здесь этот корабль с женщинами на борту. А потом, узнав наконец, в чем дело, она еще долго не могла заставить себя поверить в это. Встреченная с радостью и надеждами, с откровенной похотью и безудержным вожделением, «Ла Палома» представляла собой плавучий бордель, доставивший груз с проститутками.
Однако мужчинам не позволили сразу наброситься на женщин. Изабелла де Эррара первой съехала на берег в одиночку, полулежа на баркасе словно Клеопатра. Ее зачесанные назад волосы украшали гребни и роскошные перья, качавшиеся на голове, изящно сочетаясь с тонкими седыми прядями, расходящимися от висков, как два крыла. Ступая по песку словно по богатому ковру, она подала руку Моргану, поспешившему приветствовать ее прибытие. Ирландка, ставшая испанской аристократкой, наклонилась, поцеловав его в бронзовый подбородок, и обратилась к нему тихим голосом, звучавшим словно музыка.
Когда Фелиситэ добралась до берега, Морган уже ответил гостье, и та заговорила снова.
– Дорогой Морган, я испытала облегчение, увидев тебя… в добром здравии.
– А ты на это не надеялась? – Его улыбка казалась непринужденной, он по-прежнему держал Изабеллу за руку.
– Мне сообщили о захвате твоего корабля. Я напрасно опасалась, что для тебя не найдется места. У тебя большие способности на этот счет.
– Как и у тебя, Изабелла, если ты не станешь возражать против моих слов. – Морган кивнул в сторону красивого корабля, бросившего якорь в бухте, поодаль от двух поврежденных судов.
– Ты же знаешь, ты можешь говорить мне что угодно, – ответила дама прежде, чем отвернуться. Холодный взгляд ее черных глаз задержался на Фелиситэ, одетой в бриджи и рубашку Моргана.
Ирландец обернулся.
– Фелиситэ, и ты здесь? По-моему, тебя так и не представили маркизе де Талабера. Изабелла, это мадемуазель Фелиситэ Лафарг.
– Ах да, та молоденькая женщина из Нового Орлеана! Значит, ты нашел ее. Должно быть, обрадовался? – проговорила Изабелла, ответив на вежливое приветствие Фелиситэ.
– Да, очень, – согласился Морган.
Однако Фелиситэ уже не интересовала Палому, увидевшую, как к ним приближается капитан Бономм.
– А это кто?
После взаимных представлений француз раскланялся, продемонстрировав остатки былой галантности истинного кавалера.
– Мадам, вы оказываете нам великую честь, – негромко проговорил он. – Что привело вас на наш благословенный остров?
– Попутный ветер, я думаю, – капризно улыбнулась женщина и перевела взгляд на Моргана. – Кроме того, я знала, где искать моего старого друга.
– Черт побери, Морган, – выругался капитан Бономм, – ты что, знаком со всеми красивыми женщинами, которые попадаются нам на пути?
– Не со всеми, – ответил тот со смехом, искоса взглянув на Фелиситэ.
Она наградила его холодным взглядом.
Изабелла вновь заговорила, предложив устроить для ее спутниц что-то вроде легкого ужина с вином на свежем воздухе. Несмотря на то, что в последние несколько дней морякам приходилась питаться только так, и не иначе, ее предложение им понравилось, показавшись чем-то весьма диковинным. Кроме того, у них появится возможность развлечься, причем самым лучшим образом, как казалось огрубевшим мореплавателям. А потом, что мешает их гостьям проявить склонность к любви, особенно когда на небе взойдет полная луна?
Изабелла, похоже, не отрицала такую возможность. Однако женщинам понадобится время, чтобы подготовиться. Она пообещала возвратиться вместе со спутницами перед закатом.
Таким образом мужчины тоже получили несколько лишних часов. Большая часть времени после полудня ушла на обсуждение качеств товара, который им предложат, причем каждый надеялся, что оно окажется действительно высоким, а также на приготовление мяса для предстоящего пира – жареных поросят, отварных крабов и раковин, запеченных снэпперов и груперов[16]16
Названия рыб.
[Закрыть], а заодно и соленой трески для разнообразия. В качестве гарнира было решено подать тушеные побеги капустных пальм, пирожки из маниоковой муки, поджаренные дикие бананы и сборный салат из ядер пальмовых орехов, вареных черепашьих яиц, мелко нарубленной свинины и дикого чеснока с луком. Все это следовало смешать вместе и как следует приправить травами и маслом. Десерт будет состоять из фруктов – неизменных бананов и апельсинов. Все это разнообразие предстояло запивать пальмовым вином недельной выдержки, разведенным водой элем, получившим у пиратов название «месть живота», а также – любимым всеми напитком «бамбу», приготовленным из рома, воды и сахара с мускатными орехами, и наконец, венчающим пиршество пуншем. Это варево из рома, пальмового вина, бренди, отвара трав и лимонного сока, подслащенное сахаром и приправленное специями, обязательно должно пробудить сладострастие в душе любого мужчины. Однако если он, чего доброго, переборщит, ему ничего не стоит отдать концы.
Пираты сложили две огромные кучи дров, собираясь развести костры по обоим концам длинного куска парусной ткани, расстеленного на песке вместо стола. Тарелки, ножи и кружки из сурьмы они тщательно надраили песком и прополоскали в воде, а потом ловко уложили в бочонке из-под воды.
Закончив эти приготовления, как, впрочем, и во время них, они принялись подстригать бороды и расчесывать волосы. На свет были извлечены самые лучшие рубахи и жилеты. Один из пиратов обрызгал себя какими-то отвратительными духами, и прежде чем их аромат успел распространиться на ярд вокруг него, флакон пошел по рукам, и вскоре его опорожнили до последней капли.
Потом настал черед справедливого дележа добычи, захваченной на борту «Черного жеребца». Собравшаяся команда с беспокойством и жадностью во взглядах наблюдала, как по приказу Валькура вперед вынесли бочки, сундуки и тюки. От этого дележа зависели их предстоящие ночные удовольствия. Как иначе они могли добиться расположения столь роскошных красавиц?
Фелиситэ вернулась в хижину. Добыча ее не интересовала, однако появление женщин вызвало у нее немалое беспокойство. Дух соревнования и общее стремление выглядеть как можно лучше захватили и ее. Она достала узелок с одеждой и развернула свои женские наряды. Платья оказались безнадежно измяты, выгладить их не представлялось возможным. Впрочем, их вполне можно было носить в качестве повседневной одежды, и Фелиситэ рассчитывала появиться в них на улицах Парижа. Однако рядом с Паломой и другими женщинами она будет выглядеть жалкой замухрышкой. Ни один мужчина на острове не удостоит ее вниманием в таком бедном и неопрятном наряде.
Увидев, что Фелиситэ разложила на постелях платья, Морган, однако, не стал выражать сочувствия. Она останется красавицей в любом виде, заявил он, так что ей незачем переживать.
Довольно сердитым голосом она принялась объяснять, что вовсе не переживает, когда в отрытой двери возник силуэт мужчины.
– Извините за вторжение, – проговорил Валькур с ехидной улыбкой, никак не сочетавшейся с его вежливыми словами.
– Что тебе нужно? – Обернувшись, Морган посмотрел на него в упор, его лицо стало жестким.
Валькур до сих пор ходил, слегка согнувшись, несмотря на то что его рана быстро заживала. Он указал на матроса, стоявшего позади с сундуком в руках.
– Я сожалею, что помешал вашей ссоре, но поскольку ни вы, парусный мастер Мак-Кормак, ни ты, Фелиситэ, не присутствовали при разделе добычи, я решил сам отнести причитающиеся вам три доли, пока они куда-нибудь не подевались.
– Наши доли? – Фелиситэ нахмурилась.
– Конечно. Каким бы странным это ни казалось, Моргану как офицеру пиратской команды капитана Бономма причитаются две доли из груза английского приза, захваченного «Черным жеребцом» прежде, чем он пришел на Тортугу.
– А третья доля? – спросил Морган.
– Она принадлежит Фелиситэ. Без ее помощи нам бы не удалось захватить вашу бригантину, – усмехнулся Валькур.
Как могла Фелиситэ об этом забыть? Ей следовало помнить, что Валькур обязательно постарается отомстить, тем более сейчас, когда ему представилась последняя возможность причинить им неприятность. Облизнув губы, она бросила быстрый взгляд на ставшее непроницаемым лицо Моргана, а потом вновь обернулась к брату.
– Я говорила тебе раньше и повторяю сейчас, мне ничего не нужно.
– Нужно или нет, дорогая, но теперь это твое. Ты это заслужила. – Повинуясь жесту Валькура, стоявший сзади матрос выступил вперед и опрокинул сундук на песчаный пол. Из него выпали шахматы слоновой кости в коробке, инкрустированной тиковым деревом и золотом. Следом посыпался дождь золотых монет, полился водопад какой-то ткани, сверкнули зеленые нефриты. Кроме того, из сундука выскользнуло платье из атласной парчи кремового цвета. Оно лежало на земле, переливаясь в косых лучах заходящего солнца, словно сверкающий символ манящего роскошью упадка.
Фелиситэ пронзила Валькура полным ненависти взглядом. Он всегда слишком хорошо разбирался в женской одежде, а заодно – и в женских слабостях, до обидного хорошо…
Валькур поклонился с недоброй улыбкой.
– Надеюсь, я скоро увижу вас обоих.
С этими словами он удалился в сопровождении тяжело ступавшего по песку матроса. Фелиситэ крепко стиснула ладони, увидев, как Морган медленно приблизился и, взяв блестящее атласное платье, скомкал ткань сильными пальцами.
– Теперь у тебя есть что надеть сегодня, – проговорил он тихим голосом.
– Я… Клянусь, я не помогала захватить твой корабль ни ради наживы, ни по доброй воле.
– Можешь не сожалеть. В этом есть своя справедливость. Я получил неплохой урок. – Он отвернулся с бесстрастным лицом.
– Я же говорю тебе…
– Не надо! Ничего мне не говори, – резко перебил Морган, отбросив платье, словно оно обожгло ему руку.
– Я бы погибла, если бы ты не спас меня. Или ты забыл?
Он повернулся и посмотрел на нее печальным взглядом.
– Может, было бы лучше, если бы я не стал этого делать.
Ощутив острую боль, туманящую сознание, Фелиситэ молча глядела как Морган, стремительно повернувшись, быстрыми шагами вышел из хижины. Немного погодя она опустилась на покрывала, служившие им постелью, которые теперь лежали рядом. Вытянувшись во весь рост, Фелиситэ закрыла лицо руками. По телу пробежала дрожь, отчаяние, черное и губительное, постепенно наполняло душу.
Здесь они с Морганом провели уже целую неделю, предаваясь любви. Здесь испытывали ни с чем не сравнимое наслаждение. По ночам, в объятиях Моргана, она чувствовала себя в безопасности, к ней вернулась радость жизни и уверенность. Понемногу она снова стала на что-то надеяться, о чем-то мечтать, во что-то верить.
Но она жестоко ошиблась. Разочарование поразило ее словно удар шпаги, направленный прямо в сердце, от которого нельзя уклониться. Фелиситэ сейчас чувствовала себя совершенно беззащитной.
Неужели это была правда?
Она села на постели, опершись спиной на один из поддерживавших крышу кольев. Прикрыв глаза, Фелиситэ задумалась над чувствами; которые несомненно испытывал к ней Морган, вспоминая, как он говорил ей по ночам нежные слова, как ласкал ее тело, снова и снова стремясь обрести в нем успокоение, словно будучи не в силах утолить снедавшую его жажду. Неужели это возможно, неужели может получиться так, что эта сторона их отношений обратится против нее?..
Во взгляде Фелиситэ сквозила решимость, когда она поднялась с постели и, осторожно встряхнув атласное платье, приложила его к себе.
Тактика Паломы произвела поразительный эффект. Потратившие целый день на тщательные приготовления пираты и простые матросы напоминали школьников, ожидавших обещанное вкусное угощение. Мужчины, которые могли с удовольствием переспать с проституткой и тут же позабыть об этом, которым ничего не стоило затащить в кусты первую попавшуюся девчонку, а потом уйти, даже не оглянувшись, теперь, казалось, вот-вот заболеют, не выдержав слишком долгого ожидания. Они столпились на берегу, вглядываясь в недавно прибывшую бригантину задолго до того, как ее экипаж приготовился покинуть судно.
Наконец наполненные женщинами шлюпки стали одна за другой подходить к берегу. Их набралось около сотни, но этого все равно не хватило бы на собравшихся вместе членов экипажей «Ворона», «Черного жеребца» и «Пруденс». За исключением Изабеллы в ее традиционном черном костюме, жрицы любви были в светлых платьях из легкого шелка, волосы украшены шелковыми цветами. Женщины смеялись, болтали, порхали тут и там, восхищаясь всем подряд такими чистыми голосами, что им могли бы позавидовать перекликавшиеся на ветках деревьев птицы. Это были не обычные портовые шлюхи, а скорее дамы, не обременяющие себя излишними добродетелями. Поэтому они обменивались с моряками проказливыми взглядами, делали хитрые многозначительные намеки, всем своим видом говоря о доступности, не позволяя, впрочем, грубо щипать и тискать себя.
Надев платье из атласной парчи, Фелиситэ вышла из хижины, собираясь присоединиться к остальным. Она чувствовала себя непривычно в тесном корсете, тяжелом кринолине и юбках, колышущихся вокруг ног. Впрочем, она выглядит достаточно хорошо, решила Фелиситэ, взглянув в стальное зеркало для бритья, которое Морган пристроил на дереве рядом с их тесным жилищем. Платье оказалось чуть велико в талии, но тем не менее сидело оно на ней довольно неплохо. Кремовая ткань прекрасно гармонировала с золотистым оттенком кожи и с ее роскошными волосами, слегка выгоревшими на солнце. Без заколок было трудно собрать длинные пряди в какую-либо прическу, поэтому Фелиситэ просто зачесала волосы назад от самых висков, связав всю массу лентой от ночной рубашки, так что они ниспадали с затылка водопадом волнистых локонов.
Фелиситэ остановилась возле костра, приблизившись к верхнему краю расстеленного на земле паруса. Отблески пламени, оранжевого с сине-зелеными краями из-за пропитавшей дрова соли, каким-то странным неземным светом играли на блестящей ткани ее платья. Морган стоял рядом с капитаном Бономмом и Изабеллой. Обернувшись, он замер, как будто пораженный неожиданным зрелищем. Прошло несколько секунд, но его лицо оставалось неподвижным словно маска. Ни единым жестом он не дал Фелиситэ понять, что она желанная гостья в их компании.
Фелиситэ медленно отвела взгляд. Хуан Себастьян Унсага сидел в небрежной позе, опершись на дубовую бочку со смолой. С трудом изобразив на лице улыбку, она направилась к нему.
Едва Фелиситэ подошла ближе, он тут же поднялся и, склонив голову в знак приветствия, бросил быстрый взгляд на Моргана, прежде чем произнес:
– Добрый вечер, мадемуазель Фелиситэ. Ответив на поклон, она поинтересовалась:
– Почему вы здесь один, когда ваши друзья веселятся?
– Их общество не слишком устраивает меня. – Он устремил на девушку восхищенный взгляд темных глаз, дав понять, чье общество он сам предпочитает. – Позвольте узнать, почему вы не составили компанию моему другу Моргану?
– Мы с ним разошлись во мнениях, – ответила Фелиситэ, оглянувшись на другой костер у противоположного конца паруса, и приветливо улыбнулась испанцу.
– Надеюсь, это… не слишком серьезно?
– Боюсь, что да. – Она устало пожала плечами.
– Несчастье одного может принести радость другому. Если вы с ним на самом деле поссорились, может, вы составите мне компанию за ужином?
– Я буду очень рада, – ответила Фелиситэ без колебаний.
Стоявший неподалеку капитан Бономм выступил вперед.
– Чего вы ждете, парни? – прокричал он. – Прошу к столу!
Морякам, чьи глаза казались остекленевшими, в не меньшей степени хотелось скорее покончить с прелюдией к главному развлечению. Они стали подталкивать женщин к импровизированной скатерти, наперебой предлагая всевозможные угощения, а потом сами опустились на землю рядом. Кружки с вином, пуншем и пресловутым бамбу то и дело поднимались над столом. Разговоры, перемежающиеся тонким смехом и раскатистым хохотом, становились все громче. Все чаще раздавались шутливые оплеухи, сопровождаемые веселыми криками возмущения. Сидящие в полумраке моряки потихоньку начали давать волю рукам.
Капитан Бономм восседал во главе стола. Справа от него, на месте почетной гостьи, расположилась Изабелла, а рядом с ней – Морган. Фелиситэ с Бастом устроились на другом конце паруса. Девушка с болью в сердце смотрела, как Морган и Бономм соперничают друг с другом, стараясь привлечь внимание сеньоры. Несмотря на то что Баст наполнил ее тарелку до краев, Фелиситэ почти ничего не ела. Отхлебнув пунша, она чуть было не задохнулась от обжигающей горло смеси. Баст принялся хлопать ее по спине, пока она, засмеявшись сквозь слезы, не попросила его остановиться.
Постепенно они перестали испытывать неловкость по отношению друг к другу. Баст теперь взял Фелиситэ за руку и смотрел на нее восхищенными глазами.
– Мадемуазель… Фелиситэ, вы сегодня великолепны как никогда.
– Спасибо, Баст. Мне очень приятно слышать это от вас. – Ее улыбка сейчас казалась, наверное, более доверительной, чем при других обстоятельствах.
– Вы с каждым днем становитесь все красивее. Я тайно наблюдаю за вами и прихожу в восхищение.
– Баст… – начала было Фелиситэ.
– Вас беспокоит то, что я не свожу с вас глаз? С тех пор, как вы сошлись с Морганом, я стал постоянно следить за вами издалека. Даже смотреть на то место, где вы отдыхаете, доставляет мне удовольствие, хотя я и страдаю от того, что вы принадлежите другому.
Неужели она могла остаться равнодушной к такому признанию?
– О, Баст, простите, я не знала.
– Как вы могли об этом знать, если я из гордости и отчаяния иногда скрываю это даже от самого себя. Ах, Фелиситэ, мне нужно поговорить с вами, когда мы сможем остаться вдвоем.
Баст говорил тихо и торопливо, искоса посматривая на Моргана. Тот наградил их тяжелым взглядом и наклонился к Изабелле, которая заговорила громче, стараясь, чтобы он услышал ее, несмотря на поднявшийся шум.
– Я не знаю, – ответила Фелиситэ.
– Пожалуйста, у нас остается мало времени.
Губы девушки искривились в наигранно веселой улыбке.
– Но ночь едва началась.
– Я имел в виду не только эту ночь… – Баст замолчал, плотно сжав губы, хотя в глазах его по-прежнему оставалась мольба.
Каким наивным он оказался и каким преданным. Может, он опасался, что она помирится с Морганом, прежде чем он сделает свое признание? Вряд ли. Такая перспектива казалась слишком призрачной. Но что мешает ей выслушать его? Фелиситэ не видела в этом ничего страшного.
– Хорошо, – ответила она, – потом.
Спустя полчаса угощение было съедено до последнего кусочка хрустящей свиной шкурки. Когда кружки с ромом и пуншем вновь пошли по кругу, послышались звуки еврейской арфы и скрипки. Один из матросов с «Пруденс» принялся отплясывать волынку[17]17
Волынка – здесь название старинного матросского танца.
[Закрыть], в то время как его товарищи громко выкрикивали слова песни. Потом последовала джига, а за ней – кадриль и гавот. Матросы заставили женщин подняться и кружились с ними в танце на песке. Попадая ногами в ямки, пошатываясь, смеясь и спотыкаясь, они старались двигаться в такт музыке.
Темные волны прибоя ударялись о берег, далеко разбрасывая соленые брызги, похожие на прозрачную дымку. С неба лился свет звезд, висевших прямо над головой, будто запутавшись в сетях облаков. От костров остались лишь красные угли с пробегавшими по ним язычками синего пламени. Тени пальмового леса сгустились, сделавшись непроницаемыми, а темные вершины деревьев превратились в черные силуэты, почти неразличимые на фоне неба. Мало-помалу круг танцующих пар редел, мужчины и женщины направлялись в обнимку в сторону леса, и вскоре оттуда послышались приглушенное бормотание, визги и негромкие крики.
Потом из моря показался блестящий край серебряного диска. Вода сразу приобрела легкий бирюзовый оттенок, а небо сделалось серым. Медленными, заметными невооруженным глазом движениями, над горизонтом поднялась огромная полная луна. На воде появилась блестящая дорожка, вдоль которой катились невысокие волны. Все кругом залило серебряным светом, столь ярким, что можно было прочитать бумагу, напечатанную самым неразборчивым шрифтом.
Возле импровизированного стола осталось всего несколько пар. Распаленные вином мужчины и женщины смотрели друг на друга жаркими взглядами, или, крепко обнявшись, целовались, жадно раскрыв рты. Обернувшись, Фелиситэ вздрогнула, увидев капитана Бономма, в одиночестве сидевшего во главе стола с кружкой рома в руках и с задумчивым видом наблюдавшего за восходящей луной. Морган и Изабелла исчезли.
Фелиситэ подобрала ноги, собираясь встать. Баст тут же протянул руку и помог ей.
– Куда ты уходишь? – спросил он.
– Я… я не знаю. Может, пойдем?
– Если ты желаешь.
Он двинулся рядом, слегка сжимая ей руку. Сейчас именно у моря им меньше всего грозила опасность нежелательных встреч, и они по взаимному согласию направились вдоль берега. Баст шагал у самого уреза воды, держа Фелиситэ за руку. Ветер развевал его волосы, шевелил ленточку косички и трепал воротник рубашки так, что концы ударяли его по щекам. Волосы Фелиситэ рассыпались по плечам, а юбки ей пришлось придерживать, чтобы они не поднимались слишком высоко.
Бухта, в которой бросили якорь корабли, своими очертаниями напоминала серп. На обоих концах ее изогнутого дугой берега рос пальмовый лес, подходивший почти к самой воде и закрывавший остальную часть пляжа, окружавшего остров. Хижина Фелиситэ и Моргана находилась неподалеку от западного конца этого полукруга. Когда они проходили мимо, девушка почти инстинктивно бросила взгляд в ее сторону, однако хижина оставалась темной, молчаливой и, судя по всему, пустой. Свернув на узкую тропинку, пересекавшую западную оконечность бухты, они прошли под согнутой и искривленной морской сосной. Теперь перед ними длинной полосой расстилался открытый берег, казавшийся бледно-золотистым в призрачном свете луны.
Под сенью вытянувшегося узкой полосой леса Баст задержался и крепко сжал руку Фелиситэ, заставив ее остановиться.
– Любимая моя, – прошептал он, – однажды я предложил тебе стать моей не повенчавшись. Я тогда совершил горькую ошибку, возможно, самую страшную в жизни. Я должен был предложить тебе свое сердце, всего себя, земли, которые перейдут ко мне от отца, короче, все, чем владею или надеюсь получить, а заодно – и свое имя. Я умоляю простить меня за эту оплошность и принять все, что я предложил тебе сейчас.
Чего она ждала от него? Признания в любви, которое могло пролить целебный бальзам на ее задетое тщеславие? Излияния страсти, на которую нельзя было ответить взаимностью? Но ей казалось, что если он обратится к ней с нежностью и лаской, она вполне могла бы успокоить его этой ночью, пока Морган и Изабелла укрывались где-то на острове. Ей следовало понять еще раньше, что испанец остался с ней не просто так.
– Ах, Баст, – грустно ответила Фелиситэ, – это невозможно.
– На свете нет ничего невозможного. Если мы выберемся отсюда, то сможем вернуться в Новый Орлеан…
– Вернуться в Новый Орлеан! Никогда…
– Почему? Ты боишься, там будут плохо к тебе относиться? Я уверен, после твоего отъезда люди сразу поняли, что ты только ради отца сблизилась с испанским офицером. Они уважают твою жертву, даже если она оказалась напрасной.
Фелиситэ смотрела на Баста, сожалея, что пляшущие тени не позволяют ей как следует разглядеть черты его лица.
– Если это так, мне остается только выразить вам мою признательность за ваши слова. Однако вскоре в городе узнают, что я связалась с шайкой пиратов, сделавшись корсаром в женском обличье. Что тогда люди скажут обо мне? И какая молва пойдет о Хуане Себастьяне Унсаге, об испанском офицере, ставшим изменником? Если вы вернетесь, вас тут же арестуют.
Прошло несколько долгих минут, прежде чем Баст снова заговорил. Теперь его голос звучал так, словно ему против собственной воли приходилось излагать аргументы в защиту своей точки зрения.
– Да… Наверное, ты права. В таком случае мы можем отправиться в Гавану, а там сесть на корабль, идущий в Испанию.
– Но вас наверняка будут искать и там.
– Мой отец не последний человек при дворе. – Баст сделал беззаботный жест рукой. – Он сумеет устроить все так, чтобы снять пятно с моего имени.
Фелиситэ нахмурилась. Он относился к своим пиратским похождениям слишком беспечно.
– Баст, – медленно проговорила она, – по-моему, вы просто не понимаете…
– Ты ошибаешься. Я люблю тебя, Фелиситэ, и мне хочется, чтобы ты стала моей женой. Я готов пойти на все ради того, чтобы ты принадлежала мне, чтобы вырвать тебя из логова этой проклятой шайки.
Будущее, о котором он говорил, выглядело призрачным, похожим на мечту, которая скорее всего останется несбыточной. Казалось, на свете не существовало больше ничего, кроме этого острова, моря и ожидавших их кораблей. Что еще было в жизни? Да и могло ли быть вообще?
Повернувшись, Фелиситэ сделала несколько шагов, но Баст не стал удерживать ее, а пошел рядом.
– Я не знаю, – сказала она, тряхнув головой, так что волосы рассыпались по спине золотистой накидкой.
– А я знаю, – ответил Баст. – Тебе нужно только довериться мне, а об остальном я позабочусь.
– А как же Морган?
– А что он? Ты ничем ему не обязана, если он даже не счел нужным сказать тебе…
– Что сказать? – спросила Фелиситэ с напряжением в голосе. – То, что я услышала от вас? Он предлагал мне выйти за него замуж, а я отказалась.
Баст схватил ее за руку, повернув лицом к себе, и они замерли на узкой полоске песка, освещенного серебристой луной.
– А как же любовь, Фелиситэ? Он говорил когда-нибудь, что любит тебя?
Она покачала головой, и теплый белесый свет луны отразился в ее грустных бархатно-карих глазах. С тихим стоном Баст обнял девушку, крепко прижав ее к себе.
– Ах, Фелиситэ, прости меня.
Его объятие показалось ей успокаивающим, но не более того.
– Конечно, – прошептала она, – но я не могу стать вашей женой. Я недостойна вас.
– Недостойна? Этого просто не может быть.
– Может. Вы заслуживаете женщины, которая тоже будет вас любить.
– А ты, Фелиситэ? Чего заслуживаешь ты?
Баст поцеловал ей руку. Благоговейное прикосновение напряженных губ и жестких усов напоминало лишенную страсти ласку. Потом он чуть подался назад, его глаза сияли, на губах играла улыбка.
– Я так давно мечтал об этой минуте… – Внезапно Баст насторожился и, повернув голову, устремил пристальный взгляд вдоль берега.
В сотне ярдов от них показались фигуры мужчины и женщины, вышедших из тени леса. Женщина казалась темным призраком со смутно белевшими в темноте плечами и лицом; рубашка мужчины цветилась ярким пятном в отраженных от воды бликах луны, а растрепанные ветром волосы блестели словно медь.
Морган направился к ним по песчаному берегу, а Изабелла осталась стоять на месте. Однако вскоре она подобрала юбки и последовала за ним. Фелиситэ вдруг нестерпимо захотелось броситься наутек. Она не боялась того, как может поступить с ней Морган, ей вдруг сделалось нестерпимо больно из-за его явной измены. К этому примешивалась злоба, что она позволила ему так очаровать себя, сделалась столь зависимой от его внимания, в какой бы форме оно ни выражалось.
Морган быстро приближался, и когда Баст обернулся, расправив плечи, он уже был совсем рядом.
– Стойте, – проговорил Баст, подняв руку.
– Черт побери, как прикажешь это понимать?! – Морган скрестил руки на груди, всем своим видом требуя ответа.
– Меня возмущает ваш тон и поведение, – заявил испанец, гордо вскинув голову.
– Правда? – с сарказмом спросил Морган. – А я считал тебя, Баст, единственным человеком, кому можно доверять здесь на острове!
– Доверять? В каком смысле? Чтобы исполнять за вас ваши обязанности?
– В том смысле, что ты будешь обращаться с Фелиситэ как с дамой, а не как с какой-нибудь…
– Поосторожней! – воскликнул Баст. – Вы не имеете права так говорить. Я наверняка обращаюсь с ней лучше, чем до сих пор это делали вы.
Пока Морган молча изучал Баста пристальным взглядом, подошедшая Изабелла взяла Моргана за руку, вцепившись в нее пальцами, словно желая удержать его. Ирландка, ставшая испанской аристократкой, переводила недоуменно-вопросительный взгляд с одного мужчины на другого.
– Что здесь происходит? – Не дождавшись ответа, она посмотрела на Фелиситэ и прямо спросила: – Они поссорились из-за тебя?
– Похоже, так оно и есть, – отозвался Баст. – Моргану не понравилось, что он застал меня с Фелиситэ, и у него есть на то причины, поскольку я воспользовался случаем и сделал ей предложение.
