Текст книги "Бесстыдница (Эхо любви)"
Автор книги: Дженнифер Блейк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
Собрание, казалось, будет продолжаться вечно. Рид успел пару раз вздремнуть, чтобы как-то скоротать время. Когда-то, когда ему приходилось по многу часов стоять в карауле или сидеть в засаде, он научился таким пятиминутным передышкам. Его глаза открылись в тот момент, когда за первой гостьей, вышедшей из дома, захлопнулась задняя дверь. Вскоре начался массовый отъезд, и подъездная аллея постепенно опустела.
Последним на крыльце показался Моли, адвокат. Он остановился у двери и, словно не собираясь уходить, принялся о чем-то разглагольствовать, то и дело касаясь руки Камми. Адвокат был высокого роста, в черных волосах серебрилась седина, он носил очки в темной оправе.
Глядя на Фредерика Моли, язык не поворачивался назвать его просто Фредом. До сих пор Риду не доводилось встречаться с этим человеком, но с первого взгляда он почувствовал антипатию к Моли.
Разговор на крыльце продолжался, и Риду пришло в голову, что дело о разводе Камми, вероятнее всего, ведет этот самый Моли. Этим могло объясняться его долгое ораторствование. Но вот чем объяснить то, как он брал ее за руку, как наклонялся над ней и шептал что-то на ухо?
Камми, терпение которой было на исходе, первой спустилась с крыльца и направилась вместе с адвокатом к его автомобилю. Рид двинулся за ними, держась в тени деревьев.
Камми говорила устало-равнодушным голосом, как обычно делает человек, который пытается отвязаться от надоедливого собеседника, не желая показаться откровенно грубым. Она попросила Моли позвонить ей, когда будет готово какое-то новое завещание, и стала бочком пятиться к дому. Однако у адвоката еще не иссяк словарный запас, и, поймав ее за руку, он вернул Камми на место.
Терпение Рида лопнуло. Он оторвался от ствола сосны, под которой стоял, и широким шагом направился через двор в их сторону, шумно вдыхая ночной воздух.
Камми увидела его из-за плеча адвоката. На какое-то мгновение ее рот приоткрылся в удивлении, но в следующую секунду губы плотно сжались, а на лице застыло недовольное выражение.
– Хорошая погода, – сказал Рид, приблизившись к ним.
Адвокат резко обернулся. В его глазах мелькнул невольный испуг, который никак нельзя было спутать с радостным удивлением.
– Что ты здесь делаешь? – ледяным тоном спросила Камми.
– Гуляю, – ответил Рид, заставляя свой голос звучать любезно и непринужденно.
– Но ты находишься на территории моего дома.
Вместо ответа Рид повернулся лицом к ее гостю и стал выжидательно разглядывать его.
Как он и ожидал, хорошие манеры адвоката одержали верх над замешательством: Камми сухо представила их друг другу.
– Я слышал о вас, – сказал Моли, протягивая руку, – очень рад, что наконец-то мы встретились.
Рид язвительно усмехнулся про себя. Еще бы! Было бы весьма недальновидно со стороны юриста с такими амбициями, как у Моли, повести себя нелюбезно с владельцем самого крупного промышленного предприятия в городе.
Адвокат снова обратился к Камми:
– Я позвоню вам на этой неделе, хорошо? Тогда мы и обсудим все детали. А пока держите меня в курсе всех ваших действий.
Она сразу же согласилась. Моли сел в автомобиль, и через минуту машина двинулась к воротам.
– Ты шпионил за моим собранием! – яростно бросила Камми, повернувшись к Риду и подбоченясь, когда машина адвоката еще не свернула на шоссе.
Ее резкое движение и легкий ночной ветерок обдали Рида ароматом гардений, смешанным с теплым запахом чистого женского тела. Захлестнувшее его желание можно было сравнить лишь с ударом в солнечное сплетение. Его глаза замутила влага, каждый нерв и мускул свело судорожным спазмом, сердце учащенно забилось в груди. Оцепенев от ужаса, Рид подумал о том, что Камми могла почувствовать его состояние и уловить запах животного нетерпения, так неожиданно выброшенный порами его горячего тела.
– Я? – спросил он как можно естественнее и простодушнее. – Зачем мне это надо?
– Ты боишься, что я начну вставлять тебе палки в колеса, и хочешь остановить меня.
Он долго смотрел на нее, потом совершенно спокойно произнес:
– Если я приму решение продать фабрику, Камми, я это сделаю, и все твои усилия будут напрасны. Еще никому не удавалось сломить меня.
– Ну, это мы еще посмотрим, – ответила она, скрестив руки на груди. – И все-таки ты шпионил.
– Честно говоря, удивлен, что ты только сейчас обнаружила это, – Рид тихо рассмеялся.
– Так, значит, ты признаешься!
Расширившиеся глаза Камми превратились в темные бездонные озера, в которых неясно мерцали отблески света фонарей, стоявших вдоль дорожки.
– Вот уже много лет я шпионю за тобой, – заговорил он приглушенно. – Я часами наблюдал, как ты играла там, в лесу, как переходила вброд ручьи, как собирала фиалки и ловила в речке раков, как качалась на той виноградной ветке, которую я надломил специально для тебя. Однажды я целый день пролежал в траве в шести шагах от тебя, а ты сидела на соломенном тюфяке и читала книгу. Нас разделяли тогда только несколько молоденьких сосен, осока и куст шиповника, но ты даже не догадывалась о моем присутствии.
Любопытство и смущение, румянцем разлившееся по лицу Камми, вернули Риду уверенность в себе.
– Зачем? – спросила она, с трудом разжав губы.
Рид не был готов к этому вопросу. И ему казалось, что Камми тоже не готова выслушать всю правду до конца. Он пожал плечами.
– Зачем так поступают мальчишки-подростки? Просто хотел проверить себя, подкрасться к тебе так, чтобы ты ничего не заметила. Ты вторглась в мой лес, в мои владения, вот я и наблюдал за тобой.
– Твой лес?
– Я первым открыл его для себя. А через какое-то время следить за тобой стало моей привычкой, моим хобби или спортом; ну как, например, люди следят за повадками белки или оленя, на которых охотятся.
– Спортом, – повторила она напряженно, и когда до ее сознания дошло, какие слова он выбрал, чтобы объяснить свое поведение, Камми задрожала от гнева. – Ты хочешь сказать, что наблюдал за мной ради развлечения, что получал от этого удовольствие? Да тебя можно сравнить только с извращением, который упивается видом эротических сцен!
Подавив в себе приступ бешенства с таким усилием, что на лбу выступили бисеринки пота, Рид ничего не ответил.
– Да, тебе это нравилось, – в ярости продолжала Камми. – Но теперь знай, что если я еще раз увижу тебя возле моего дома, то немедленно вызову полицию!
Она повернулась и решительными шагами направилась к крыльцу, оставив его стоять в оцепенении. Хлопнула дверь.
– Да, ты права. Мне это очень нравилось, а сейчас нравится еще больше, – задумчиво произнес Рид.
Глава 7
По мнению Камми, освещение вопроса о продаже фабрики в средствах массовой информации на следующей неделе после собрания было вполне удовлетворительным. Правда, местная газета отозвалась о поднятой ею экологической проблеме в иронически-насмешливом тоне, но гораздо важнее было то, что этот материал сразу же подхватила пресса больших и маленьких соседних городов. На людей всегда производит впечатление, когда события местного значения приобретают более широкое звучание.
К настоящему моменту в штате наметились кое-какие перемены по отношению к охране окружающей среды. На протяжении десятилетий заботу о ней отодвигали на второй план, отдавая приоритет ускорению темпов развития промышленности. Но в последние год или два все больше внимания стало уделяться вопросам загрязнения водоемов, выбросам в атмосферу ядовитых химических веществ и иссушению земель, которые являлись традиционными местами обитания многих видов перелетных птиц Северной Америки. И Камми считала, что ее борьба в защиту красноголовых дятлов и за избирательное использование леса вполне соответствовала духу времени.
Подтверждением того, что людей волновала эта проблема, были телефонные звонки, которые раздавались в ее доме последние несколько дней. Шесть или семь человек горячо одобрили ее готовность встать на защиту природы, а четверо из них изъявили желание присоединиться к организованному ею движению. Еще четверо посчитали своим долгом предупредить Камми о том, что, затевая свою кампанию, она действует недальновидно. А два сердитых мужских голоса выразили крайнее недовольство ее инициативой.
По дороге в деловой центр города, где должно было состояться собрание Комитета по организации «Соснового фестиваля», Камми думала о том, читает ли Рид газеты и знает ли, какую огласку приняло дело о продаже фабрики. Она надеялась, что он был в курсе событий и теперь понимал, какие серьезные у нее были намерения. Она сделает все возможное, чтобы остановить его.
Камми было все еще не по себе при воспоминании о встрече в тот вечер, когда у нее проходило собрание. Эта дерзость Рида была точно так же неприятна ей, как и то, что он считал заботу о птицах и деревьях лишь щитом, которым она прикрывалась от него. Совершенно напрасно он так думает – свои родные места она полюбила задолго до того, как столкнулась с ним ночью в лесу.
Если бы она решила вычеркнуть его из своей жизни, то неужели для этого стала бы затевать спор из-за продажи фабрики? Ведь если разобраться, то она сама соблазнила его, разве не так? Если бы не она, между ними ничего бы не было.
Просто ей безумно нравилось быть свободной, делать только то, что она хочет. Камми наслаждалась тем, что могла уходить и возвращаться домой без лишних вопросов и насмешливых комментариев. Она была счастлива оттого, что теперь не приходится волноваться о чьих-то обедах, одежде и делах и ломать голову над тем, что делать со своими вечерами. Впервые за всю жизнь она почувствовала себя независимым человеком, который может распоряжаться своей судьбой по своему усмотрению.
Ей не нужен был мужчина, и уж особенно Рид Сейерз.
Нахмурив брови, Камми внимательно следила за дорогой сквозь ветровое стекло «Кадиллака». Мимо проехал пикап, за рулем которого сидел пожилой мужчина. Увидев Камми, он улыбнулся и приветственно поднял руку. Она автоматически кивнула головой в ответ, а в следующую секунду сообразила, что никогда не видела этого человека прежде.
Как ни крути, подумала Камми, вернувшись к размышлениям, а Рида ей недоставало. Она постоянно ловила себя на том, что вспоминала его – голос, выражение лица, яркие смеющиеся глаза. Временами ей даже казалось, что его губы прижимаются к ее губам, его рука касается ее руки… Со щемящей болью Камми заставляла себя не думать о тех часах, которые провела в его объятиях.
А еще Камми не покидало ощущение беззащитности, тревоги и одиночества. С Ридом же она никого и ничего не боялась, с ним она чувствовала себя в полной безопасности. Уже много лет – с тех пор, как она была ребенком, – ей не спалось так безмятежно, как тогда, когда он лежал рядом с ней в постели. Когда он был рядом, с ней ничего не могло случиться.
Однако нуждаться в защитнике и желать вернуть страстного любовника – далеко не одно и то же.
Разве можно отрицать, что те высоты и глубины физического удовлетворения, которые он позволил ей познать, стали для Камми настоящим откровением? Рид умел так бережно и любовно обходиться с женщиной, как Киту и в голову не приходило.
Каким еще был Рид? Сильным, благородным, ласковым, красивым. А в его руках было что-то магическое – нежное и в то же время властное.
Внезапно все ее тело охватило глубокое пульсирующее желание снова познать его. Усилием воли Камми подавила это чувство. К чему отпускать поводья страсти и предаваться воспоминаниям?
Не лучше ли сосредоточиться на своей злости и подумать о том, что он шпионил за ней в день собрания, будто она была какой-нибудь террористкой или кем-то там еще, на кого он охотился, служа в армии? Может быть, он вообразил, что опять попал в свой Израиль? Какое право он имел вторгаться на ее территорию, да еще вмешиваться в сугубо конфиденциальный разговор с адвокатом?
Однако тогда, увидев его на дорожке сада, Камми испытала большое облегчение. Ей никак не удавалось отвязаться от назойливого Фредерика Моли, который, похоже, пытался обворожить ее своим вкрадчиво-льстивым голосом. С большим трудом, прибегая к различным уловкам, Камми вытащила его из дома после отъезда гостей, но дальше этого дело не двигалось. Казалось, адвокат считал себя чудесным подарком, который сам милосердный господь преподнес разведенным женам Гринли, и не сомневался в том, что Камми будет несказанно рада снять с этого подарка оберточную бумагу. Ходили слухи, что не было такого случая, чтобы Моли не согласился на сделку и не уступил бы часть своего гонорара, если клиентка была мало-мальски привлекательна. Судя по тому, какие туманные намеки все время проскальзывали в его речи, Камми была склонна думать, что эти слухи не преувеличены. А самодовольство в мужчине она считала смертельным грехом. В чем, в чем, но в этом обвинить Рида было нельзя. Нет, она совсем не пыталась идеализировать его – он обладал достаточным количеством отрицательных качеств.
Камми никак не могла избавиться от мысли о том, что много лет назад Рид наблюдал за ней в лесу. Она нисколько не сомневалась тогда, что была совершенно одна, что никто не видел, в какие глупые игры она играла, как порхала между соснами, привязав к плечам простыню, что никто не слышал, какие песенки она напевала себе под нос. Как досадно, что у нее, оказывается, был свидетель. Узнав об этом, Камми почувствовала смущение. Но это даже лучше, что они поговорили с Ридом и она узнала о том, что он следит за ней. Несмотря на свое возмущение, Камми не могла поверить в то, что Рид хотел обидеть ее.
Интересно, что бы произошло, если бы он вышел тогда из засады? Была бы она рада его компании? Или старая семейная вражда одержала бы верх и заставила ее встать на дыбы, как случилось на озере? Честно говоря, она не знала.
«Извращенец».
Это слово, брошенное ему в лицо, преследовало Камми. На самом деле она не думала, что Рид наблюдал за ней из каких-то нечистых побуждений. Просто она была так обескуражена его признанием, что не смогла сдержаться и не нанести ответного удара. Это обвинение было первым попавшимся под руку камнем. И ей показалось, что она не промахнулась. Мгновенно вспыхнувшая ярость Рида обдала ее жаром, и в какой-то момент Камми почувствовала опасение, что он ударит, собьет ее с ног, но Рид все-таки сдержался. А как же поступила она? Оставила его стрять на дорожке, а сама убежала.
Камми потрясла головой, пытаясь отогнать эти мысли. Очнувшись наконец от преследовавшего ее наваждения, она поняла, что сидит в машине напротив того ресторана, где должна была состояться деловая встреча членов комитета. Оказывается, все это время она вслух разговаривала сама с собой и так крепко держалась за руль, словно боялась упасть в бездну. Проходившие мимо мужчина и женщина посмотрели на нее с недоумением, а старый негр даже перешел на другую сторону улицы, чтобы держаться подальше от ее автомобиля. Камми вздохнула, взяла сумочку и, вяло улыбнувшись, вышла из машины.
Обед был не лучше и не хуже того, что ожидалось. Сначала подали мясо сомнительного вида и сырые овощи, в которые для вкуса был добавлен сахар. Потом принесли десерт: заварной крем, больше напоминавший канцелярский клей. Зато чай оказался более-менее приличным.
Следующей частью программы было деловое обсуждение предстоящего фестиваля, который должен был открыться через две недели. Председатель Комитета Уэн Марстон произнесла короткую энергичную речь, высказав свои предложения по организации праздника. Никто ей не возражал, но никто и не горел желанием добровольно включиться в работу. Уэн Марстон быстро назначила ответственных за каждое мероприятие, и как только эта процедура была закончена, собрание объявили закрытым. После этого перешли к заключительной части программы – «живому общению».
К Камми подошла директор школы второй ступени Анджелика Эммонз, привлекательная негритянка с улыбчивым лицом, которая оказалась дочерью Персфон. Они немного поболтали и посмеялись, а потом Анджелика отправилась за своим сыном, который играл в школе в футбол, а Камми подошла к буфету, где стояли электрические чайники, кофейники и чашки. Налив себе чашечку кофе, она уже сделала было глоток, когда позади нее раздалось сочное контральто:
– Я слышала, будто ты неожиданно полюбила зябликов, это правда?
Камми подавилась и закашлялась, потом перевела свои полные слез глаза на обратившуюся к ней даму.
Уэн Марстон была кузиной Камми в четвертом или пятом колене по отцовской линии. В действительности ее звали Гуэндолин, но она всей душой ненавидела это имя и грозила переломать кости тому, кто попробует назвать ее так. Высокая, дородная, круглолицая, она закручивала волосы в нелепый узел на макушке. Но у этой громкоголосой, напористой, иногда даже грубой женщины, любившей отпустить непристойное словечко, было податливое мягкое сердце. Уэн знала в городе всех отчасти потому, что активно занималась общественной деятельностью, но в основном потому, что каждый человек представлял для нее неистощимый источник информации. Ей принадлежала половина прибыли антикварного магазина, который был в их совместном с Камми владении. Если Уэн вступала в какое-нибудь общество или присоединялась к какой-нибудь организации, то можно было не сомневаться, что ее кипучей энергии хватит для любого дела. Комитетом по организации «Соснового фестиваля» эта женщина-бульдозер правила железной рукой.
Камми, задыхаясь от кашля и постукивания между лопаток увесистым кулаком кузины, проговорила:
– Дятлов, Уэн, дятлов.
– А! Какая разница? Я так и думала, что во всей этой истории с тобой нет ничего занятного. И вообще, в Гринли в последнее время не происходит ничего интересного. Зато в Новом Орлеане…
– В Новом Орлеане ничего не было, – поспешно вставила Камми.
– А разве я что-то сказала? Смотрите-ка, какая чувствительная!
Уэн широко раскрыла глаза и произнесла многозначительным шепотом:
– Я слышала, старик Кит кусает себе локти после твоей последней выходки. Что ж, это будет наукой сукиному сыну. Пусть знает, как гоняться за молоденькими девочками. Так ему и надо.
– Но это здесь совсем ни при чем, – возразила Камми.
– Нет? Ну, тогда я ничего не понимаю! Если ты поехала в Новый Орлеан вместе с Ридом Сейерзом не для того, чтобы насолить Киту, это значит, что тебе нравится этот бывший вояка. А если так, то зачем, черт побери, ты встала против него на сторону каких-то дятлов?
– Я не встала… все совсем не так.
Уэн закатила глаза.
– Ладно. Можешь не открывать своих секретов. Мне это все глубоко безразлично.
– Между мной и Ридом ничего не было, – твердо сказала Камми. – Просто я выступаю против его решения продать фабрику.
– Ты кому пытаешься навесить лапшу на уши, Камми? Не забывай, что разговариваешь со старушкой Уэн. Ты красивая свободная женщина – ну, скажем, почти свободная – а он ничем не связанный мужчина с привлекательной внешностью и перспективами. Все это совершенно естественно.
– Что естественно?
– Роман, конечно. А ты что думаешь? И знаешь, я нисколько бы тебя не обвинила. На вчерашнем собрании мне удалось хорошенько его рассмотреть в первый раз с тех пор, как мы учились в университете. Он и тогда был паренек что надо. Но теперь, милая, в нем появилось что-то еще, он выглядит просто потрясающе. Я посмотрела на него и поняла, что Рид Сейерз в любое время может засунуть свои ботинки под мою кровать.
Камми почувствовала какую-то странную нервную дрожь. Ревность? Что за ерунда!
– Собрание? – переспросила она. – Ты сказала – собрание?
– Разве ты не знала? Рид устроил пикник на берегу озера для всех работников фабрики и их семей. Я, разумеется, сразу же прицепилась к своему братишке Стиву – он в инструментальном цехе вкалывает, знаешь? Так вот, Рид подсаживался к каждому и беседовал на равных точно так же, как делал его старик.
Камми судорожно сжала кофейную чашку. Сделав быстрый глоток, она спросила:
– И что же он говорил?
– Говорил, что все мы слышали сплетни, которые ходят по городу о фабрике, и поэтому хотел бы нам все объяснить. Он подтвердил, что есть предложение о покупке фабрики, но сказал, что до окончательного решения еще очень далеко, потому что пока не будет проведена доскональная проверка всех бухгалтерских документов, никаких конкретных шагов не может быть предпринято. А пока он обещал, что будет стараться сделать все возможное в интересах рабочих. Говорил, чтобы люди не волновались и не паниковали.
– Какая же это… какая это чушь! – воскликнула Камми.
Удивленные глаза Уэн впились в ее лицо.
– А ну-ка давай выкладывай! Что он такое натворил? Я знаю, что он провел ночь в твоем доме. Это Кит сказал Стиву, а когда у Стива бывали от кого-нибудь секреты? Он что же, бросил тебя?
Камми с силой потерла виски и зажмурила глаза, которые начало резать от внезапной головной боли.
– Неужели все считают, что мое выступление против Рида лишь женский каприз?
– Я этого не говорила, милочка, – возразила Уэн. – Из всего, что мне известно, можно сделать один-единственный вывод: парень попользовался тобой и бросил, а ты слишком благородна, чтобы отомстить ему каким-то другим способом.
– О боже, – простонала Камми, пораженная тем, до чего же богато человеческое воображение. – Но ведь это совсем не так! Почему, черт побери, люди так любят совать нос в чужие дела!
– Я прекрасно поняла твой намек, – надменно сказала Уэн. – Что ж, давай сменим тему разговора. Мне бы хотелось кое-что разузнать о том твоем собрании, о газетных статьях, ну и все такое прочее. Я, между прочим, обижена тем, что ты не дождалась меня.
Уэн уезжала на несколько дней в одну из своих обычных увеселительных поездок, во время которых она посещала выставки-продажи старинных драгоценностей, где скупала и перепродавала кое-какие антикварные вещи и таким образом зарабатывала себе на «карманные расходы». Камми внимательно посмотрела на кузину, пытаясь понять, говорила ли она серьезно или собиралась отпустить очередную шуточку.
– Я могла бы подождать, если бы была уверена, что тебя это заинтересует.
– Меня всегда все интересует, ты же знаешь, а уж особенно, если дело пахнет скандалом. Я слышала, ты дала тут жару!
– Что?
Кофе вдруг стал невыносимо горьким, и Камми оглянулась вокруг, не зная, куда поставить чашку. В следующую секунду чашка была уже в руках Уэн, которая бесцеремонно водрузила ее на сиденье ближайшего стула.
– Ты заставила наших дражайших отцов города намочить штаны, милочка. Они испугались, что ты сорвешь сделку, которая сулит им приличные бабки. Они же спят и видят, как к ним в руки текут дополнительные налоги, которыми будет обложено расширенное производство. Говорят, вчера один из них назвал тебя «безмозглой сукой». Они просто боятся тебя.
– Меня?
– Кого же еще? Ты свела все воедино: деньги, людей со связями, прессу, общественность. Ты же, черт возьми, можешь даже выставить свою кандидатуру на пост мэра города, и вполне возможно, что победишь на выборах.
– Я не собираюсь выставлять свою кандидатуру.
– Зато я собираюсь, но это не имеет значения. Признаться, я еще не знаю, какую сторону принять во всей этой возне вокруг фабрики. Иногда мне кажется, что будет лучше, если Гринли останется таким же маленьким, как сейчас. Если город вырастет, то непременно найдется мужчина, который захочет прибрать власть к своим рукам, в противном же случае я вполне могу претендовать на кресло мэра.
– Я вовсе не пытаюсь препятствовать росту Гринли, – сказала Камми, нахмурившись.
– Разве? Но если твое дело выгорит, то именно так и будет.
– По-моему, – продолжала Камми, – тебе уже сейчас надо начинать бороться за высокое кресло. Чего ты ждешь? По крайней мере, на мой голос можешь рассчитывать всегда.
На лице Уэн появилась сухая улыбка.
– Я буду рада, если ты окажешь мне поддержку. Во всяком случае это будет гораздо полезнее, чем попусту тратить время на твоих дятлов.
– Теперь понятно, – медленно проговорила Камми, не сводя пристальных глаз с Уэн. – Просто-напросто ты пыталась окольными путями посоветовать мне отказаться от борьбы и заняться чем-нибудь «более полезным».
Уэн шумно вздохнула.
– Послушай, дорогуша, давай-ка поговорим серьезно. Все очень просто: чем больше становится фабрика, тем больше становится город. Чем больше город, тем больше размах «Соснового фестиваля». Чем больше размах фестиваля, тем больше становлюсь я… да я уже и так не маленькая, но ты ведь знаешь, что я имею в виду. Я непременно хочу стать мэром, но приятнее быть мэром чего-то большого, чем маленького. А Гринли так и останется захолустным городишкой, если мы сейчас не воспользуемся случаем.
– А что, если в конечном результате Гринли станет непригодным для проживания? – резко спросила Камми. Она терпеть не могла, когда ее пытались «обработать», тем более те люди, на понимание которых она рассчитывала.
– Ничего с ним не станет.
– Нет ничего вечного и неразрушимого. Неужели ты не читаешь газет? Неужели не знаешь, к чему приводит гибель лесов? Леса здесь имеют такое же важное значение, как в Южной Америке. И дикие животные тоже.
– Я ничего не отрицаю, но то, что мы имеем, это не какие-то экзотические деревья и птицы, которые исчезнут с лица земли, если мы не спасем их. Это всего-навсего обыкновенные сосны и дятлы или… как их там?
– Ты безнадежна, – вздохнула Камми.
– Я реально смотрю на вещи, а ты – романтик. Кому нужна твоя романтика в Гринли? Люди здесь хотят совсем другого, того, чего они никогда не видели в достатке.
– И что же это, дорогая?
– Деньги.
– Есть более важные вещи, – упрямо заметила Камми, но по тону ее голоса было ясно, что она перешла к обороне.
– Да. Например, власть. Но и ее можно купить, так зачем обманывать себя и других? А ты решила преградить доступ и к тому и к другому очень многим людям, милочка. Поэтому тебе следует быть крайне осторожной, чтобы не слишком пострадать, когда удар обрушится на твою голову.
Что можно было сказать в ответ на это предостережение? Камми перевела разговор в другое русло. Они обсудили предстоящий аукцион, на котором желательно было побывать, чтобы купить кое-что для магазина; поговорили о намечавшейся на ближайшие выходные вечеринке, которую устраивали Бейтсы в честь приезда какой-то родни. Официально на праздник были приглашены только родственники Бейтсов, к которым Камми принадлежала по материнской линии, но ожидалось, что в доме соберется половина Гринли, так как почти все жители города и его окрестностей так или иначе были связаны друг с другом семейными узами.
Всю дорогу домой Камми не давало покоя предупреждение кузины. А подъехав к парадному входу, она поняла, что слова Уэн не были беспочвенны. По меньшей мере дюжина яиц была разбита о дверь, еще одна дюжина попала в окошко над дверью в форме восходящего солнца и в стеклянные фонари, висевшие над входом с обеих сторон. Только благодаря толщине старинного стекла все осталось целым, хотя представляло собой отвратительную картину: куда ни глянь, везде были засохшие струйки и брызги желтого маслянистого клея и прозрачной слизи.
Камми почувствовала, как волосы у нее на голове встают дыбом. От мысли о том, что кто-то мог до такой степени невзлюбить ее, что совершил такой гадкий поступок, у нее разболелся живот. Ей казалось, что она стоит на всеобщем обозрении, одинокая, жалкая, обиженная до слез, а кто-то хихикает над ней в темноте.
Камми подняла подбородок. Пусть смеются. Неужели какие-то яйца сломят ее? Ни за что! Ни яйца, ни дружеские советы, ни двусмысленные намеки, ни скрытые угрозы. Ничто. Она уже начала борьбу.
Гринли еще не видел ничего подобного. Рид Сейерз тоже.
