Текст книги "Испытательный срок"

Автор книги: Дженис Хадсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)

12

Сэмми проглотила комок в горле. Во взгляде Ника пылал такой огонь, что можно было обжечься. Да, она знала, что произойдет, знала, чего хочет.

Сэмми уронила сумочку, повела плечами – и шубка тоже оказалась на полу.

– Я все равно приглашаю тебя.

Ник входил в комнату медленно, словно следя за каждым своим движением и не сводя глаз с Сэмми. Наконец он закрыл за собой дверь, и в тишине раздался щелчок замка.

Сэмми вдруг снова охватила дрожь, вместе с которой вернулись прежние сомнения. Господи, что она делает? Сейчас она вступит с Ником в самые близкие отношения, какие могут связывать мужчину и женщину. А ведь он явно пользовался успехом и был человеком искушенным. Она же…

Когда руки Ника коснулись ее обнаженных плеч, Сэмми вздрогнула.

– Что-то не так? – тихо спросил он.

Сэмми почувствовала, что не может больше смотреть ему в глаза.

– Сэмми! Саманта!

Сэмми зажмурилась. Да, она хотела этого, она по-настоящему этого хотела.

– В чем дело?

– Ничего.

Он крепко сжал ее плечи.

– Тогда почему ты дрожишь? Ты боишься?

Боится? Да она была просто в ужасе.

Ник взял Сэмми за подбородок и поднял ее голову.

– Посмотри на меня.

Сэмми задрожала еще сильнее. Она специально надела это платье, прекрасно зная, как поймет это Ник. Это она сделала так, что они стоят теперь так близко друг к другу в ее номере. Она сама пригласила сюда Ника. Она хотела его, она страстно его хотела. Что ж, она должна по крайней мере взглянуть ему в глаза.

– Ты действительно боишься.

– Но только не тебя, – быстро произнесла Сэмми.

Ник крепче прижал ее к груди.

– Тогда чего же? Чего, Сэмми?

Сэмми не могла произнести это, глядя ему в глаза. Поэтому она опять зажмурилась.

– Я никогда… у меня никогда не получалось все это достаточно хорошо. Я боюсь… разочаровать тебя.

Ник обвил ее руками, прижимая к себе все крепче и крепче.

– Ах, Саманта, разве ты не понимаешь, что это невозможно? Ты рискуешь разочаровать меня, только если попросишь уйти.

Жар его тела, его слова, его крепкие руки – от всего этого Сэмми стало вдруг тепло. Дрожь прекратилась, как по мановению волшебной палочки.

– Так ты хочешь этого? – спросил Ник. – Хочешь, чтобы я ушел?

– Нет! – Сэмми обняла его за шею. – Нет!

Ник чуть отстранился и внимательно посмотрел на нее.

– Ты уверена?

Сэмми притянула к себе голову Ника.

– Да, – прошептала она.

И, произнеся это слова, Сэмми поняла, что действительно уверена в своих желаниях. Она словно всю жизнь шла к этому. Все ее прошлое должно было привести к этой минуте, к этому мужчине. Сэмми нашла губами его губы.

– Да.

Сердце Ника снова учащенно забилось. В какой-то момент он действительно испугался, что Сэмми попросит его уйти. Но только не сейчас. Не сейчас. Сэмми хотела его. Ее глаза, руки, губы ясно говорили ему об этом. Ник испытал такое чувство облегчения, что у него даже задрожали колени.

Губы Сэмми снова коснулись его губ. Чудесное ощущение! Но все же этого было мало. Тело Ника мгновенно отозвалось на прикосновения Сэмми с такой силой, что он чуть не потерял контроль над собой. Пальцы сжали бирюзовый шелк платья, готовые сорвать его с Сэмми, но тут Ник понял, что делает.

Нет. Он не хотел рвать на Сэмми платье. Он не хотел напугать ее порывом необузданной страсти. И уж конечно, не хотел испортить это самое платье. Он еще не раз увидит его на Сэмми. Но не сейчас. Сейчас ему хотелось видеть ее тело, касаться его, чувствовать на губах его вкус.

Не прерывая поцелуя, Ник нашел руками «молнию» на спине Сэмми. «Молния» расстегнулась легко и бесшумно. Невозможно было снять платье, продолжая так крепко сжимать Сэмми в объятиях, и все же Ник не хотел отпускать ее ни на мгновение. Его руки скользнули по голой спине Сэмми, он прижимал ее к себе все крепче.

Затем Ник застонал. Спина Сэмми была абсолютно голой – на ней не было лифчика. Ник мог бы заметить это и раньше, но сейчас рад был, что не заметил. Одна мысль об этом свела бы его с ума еще несколько часов назад.

Он никак не мог разжать объятия, отпустить от себя Сэмми хотя бы для того, чтобы снять с нее платье.

Затем Сэмми сама отстранилась, теребя его рубашку. Страсть ее зажигала в нем самый настоящий огонь. Чем скорее оба они избавятся от одежды и окажутся в постели, тем скорее его жаждущая плоть сольется с ее телом. Ник вздрогнул.

Он чуть отстранился, ровно настолько, чтобы Сэмми могла снять с него пиджак и рубашку, затем он спустил платье Сэмми, обнажая ее руки, ее безукоризненную белую грудь. Соски Сэмми напряглись, хотя Ник еще не успел до них дотронуться. Новая волна возбуждения нахлынула на Ника.

«Полегче, полегче, – говорил он себе. – Помедленнее. Не торопи ее».

Но тут Сэмми сама поторопила его: она медленно, глубоко вздохнула и спустила платье ниже, обнажив постепенно бедра и ноги. Взгляду Ника открывался дюйм за дюймом бирюзовый пояс с подвязками, под которым почти не видно было трусиков.

Ник чуть не задохнулся.

– Саманта…

Платье Сэмми оказалось на полу.

Ник даже не понимал, что его бьет дрожь, пока не увидел, как подрагивают пальцы, которыми он касался тонкой эластичной полоски, поддерживающей чулок.

Сэмми едва чувствовала его прикосновение сквозь резиновую полоску, но этого оказалось достаточно, чтобы она снова задрожала, на этот раз от страсти. Когда Ник, опустившись на колени, прижался лицом к ее животу, по коже Сэмми побежали мурашки, но внутри ее пылал огонь.

Потом Ник отстегнул один чулок и медленно снял его, целуя обнажавшееся тело. Протянув руку к другому чулку, он погладил тоненькие трусики.

– Ник! – У Сэмми подогнулись колени.

Ник подхватил ее и снова сжал в своих сильных горячих объятиях. Мысли Сэмми путались, но в следующий момент она поняла, что лежит на постели и блаженно ощущает тяжесть его тела.

Ник прижался крепче, и Сэмми услышала, как падают на пол его ботинки. Потом он приподнялся на одной руке, чтобы сбросить брюки, и Сэмми тут же стало холодно. Но когда он снова лег на нее, жар его обнаженного тела зажег в Сэмми новый огонь.

Сэмми снова и снова бросало в жар от прикосновений к гладкой коже бедер покрытых волосами ног Ника. Его плечи и руки напоминали сталь, обтянутую шелком. Волосы Ника нежно касались ее щек, и у Сэмми перехватывало дыхание.

Он целовал ее снова и снова, возбуждая все больше, руки и губы его касались Сэмми везде, доводя до вершин блаженства. Когда горячие губы Ника сомкнулись на одном из сосков, Сэмми зажмурилась, чтобы продлить мгновение наслаждения. Чувства переполняли ее настолько, что Сэмми застонала, а в глазах стояли слезы.

Потом Ник ласкал другую грудь, покрывал горячими поцелуями ее шею, добрался до уха. Сэмми снова стало жарко, хотя руки неожиданно покрылись мурашками.

Неожиданно Ник приподнялся.

– Сэмми!

Медленно, против своей воли Сэмми открыла глаза.

– Что случилось? – спросил Ник. У Сэмми перехватило дыхание, она не могла говорить. Она попыталась ободрить Ника хотя бы улыбкой, но и это было выше ее сил. Она только покачала головой.

Ник обхватил ее лицо ладонями и большими пальцами стер слезы. Голос его вздрагивал.

– Господи, не плачь. Не надо, Саманта, пожалуйста. Просто скажи мне, что не так.

Слезы лились и лились из ее глаз.

– Ничего, – наконец выдавила из себя Сэмми. – Просто ты…

У Ника дрожали руки.

– Просто что? Скажи мне.

– С тобой я чувствую себя такой… красивой.

Зрачки Ника расширились.

– Саманта, ты и в самом деле красавица. Неужели ты этого не знаешь? Каждый дюйм твоего тела… Я… – Ник снова страстно поцеловал Сэмми, потом осушил губами остатки влаги на ее щеках. – Ты действительно очень красивая.

Что это – слова всякого любовника в разгаре любовной сцены? Или Ник действительно считает ее красивой? Сэмми не знала, ей было все равно. Сейчас, в его объятиях, под восхищенным взглядом его синих глаз, полных желания, она действительно чувствовала себя красавицей. Сэмми обняла Ника и полностью отдалась чувствам, которые он пробуждал в ней.

Где-то в глубине ее зияла пустота. Пустота, которую мог заполнить только Ник. Его руки уже не дрожали, он дюйм за дюймом отыскивал и ласкал самые чувствительные места на теле Сэмми. Тяжело дыша, он оторвался от губ Сэмми и снова стал целовать и ласкать ее грудь. Нежно поцеловав ее сосок, Ник вдруг отстранился немного и подул на него. Сэмми видела, как он наблюдает за тем, как вздрогнул ее сосок.

– Как красиво! – прошептал Ник.

Затем он снова ласкал сосок языком до тех пор, пока Сэмми не застонала:

– Ник!

Рука Ника поползла по внутренней стороне ее бедра вверх. Он коснулся Сэмми именно там, где ей больше всего хотелось, где было средоточие огня, сжигавшего ее. Сэмми вскрикнула.

– Я все знаю, – хрипло прошептал Ник. – Я чувствую то же самое.

Правда ли это? Неожиданно Сэмми стало очень важно знать, что Ник хочет ее так же сильно, как она его. Руки ее скользнули вниз по покрытой волосами груди Ника. Каждый мускул его напрягался от прикосновений Сэмми.

– Да. – Ник снова поцеловал ее. – Коснись меня, посмотри, почувствуй, что ты со мной делаешь.

И Сэмми сделала то, о чем он просил. Рука ее скользила вниз до тех пор, пока пальцы не сомкнулись вокруг возбужденной мужской плоти.

– Саманта, – застонал Ник, двигаясь в такт движениям ее руки. Затем он отвел руку Сэмми. – Больше не надо. А то я долго не выдержу.

– Я тоже, – прошептала Сэмми, прижимаясь к нему.

Когда Ник повернулся и свесился с кровати, Сэмми быстро протянула руку и открыла один из ящиков тумбочки. Оба повернулись обратно почти одновременно, и каждый держал в руках маленький блестящий пакетик.

Ник улыбнулся первым. На щеках снова появились эти его неотразимые ямочки. Он кивнул в сторону презерватива в руках Сэмми.

– Только не говори мне, что это лежало в ящике до твоего приезда.

Сэмми вспыхнула.

– Нет, я…

Ник быстро поцеловал ее и снова улыбнулся.

– Сначала мы воспользуемся твоим.

Сердце Сэмми екнуло. Она улыбнулась в ответ и переспросила:

– Сначала?

– Сначала.

Бросив свой пакетик на пол, Ник потянулся за ее. Не сводя глаз с Сэмми, он надорвал упаковку и протянул ей ее содержимое.

– Я хочу, чтобы это сделала ты.

Дрожащими пальцами Сэмми начала надевать презерватив.

– Саманта?

Остановившись, Сэмми подняла глаза и посмотрела на Ника.

Он откинул голову назад и зажмурился.

– Тебе лучше поторопиться.

Под ее дрожащими пальцами плоть Ника напрягалась все сильнее.

Страсть, подобной которой он еще не испытывал, требовала выхода. Прикосновения Сэмми делали с ним такое, чего он не испытывал ни с одной другой женщиной. Сэмми отвела руки. Ник хотел начать медленно, дать им обоим время насладиться каждым движением. Именно так он бы и сделал. Но в этот момент Ник взглянул на Сэмми.

Губы ее покраснели и припухли от его поцелуев. Взгляд проникал прямо в сердце, зажигая в нем огонь. Веки были прикрыты, Сэмми бессознательно облизывала губы, дыша так же часто, как и он. Она была готова точно так же, как и он.

Конец ожиданиям! Конец неосуществимым желаниям! Сегодня, сейчас он овладеет этой женщиной, она будет принадлежать ему.

И Ник овладел ею. И Сэмми действительно принадлежала в этот момент только ему.

Медленно, одним страстным, долгим движением, он погрузил свою пылающую плоть в ее ждущее тело. Сэмми, вздохнув, приняла его, изогнув бедра ему навстречу. И Ник тут же потерял голову, потерял всякий контроль над собой.

В голове его, в крови, во всех частях тела звучала какая-то дикая, первобытная мелодия. Он двигался в такт ее ритму, сначала медленно, потом все быстрее и быстрее, по мере того, как нарастало его желание и наслаждение становилось все острее.

Сэмми была послушна каждому его движению. Она принимала его целиком и полностью. Их дыхание и стоны смешивались… Сэмми первой достигла его вершины. Ник почувствовал это внутри ее, слышал в ее голосе, когда она выкрикнула его имя. Тут же и его подхватил взрыв ощущений, увлекая в тот мир, где не имеют смысла пространство и время, где вся вселенная состоит из мужчины и женщины.

Силы оставили его, он упал на постель рядом с Сэмми и положил голову на ее грудь, туда, где билось ее сердце.

«Моя. Теперь она моя».

Проснувшись на следующее утро, Сэмми увидела солнечный свет, пробивавшийся сквозь щель в занавесках, и спящего Ника, обнимавшего ее. Сэмми зажмурилась, пробуя снова заснуть. После вчерашней ночи ей не хотелось просыпаться и смотреть в лицо реальности.

Но вчерашняя ночь не была больше мечтой, она тоже была реальностью. Они с Ником занимались любовью. И не один раз. Как только Ник касался ее – страстно и в то же время нежно, – Сэмми каждый раз заново понимала, что безнадежно и непоправимо влюблена в этого человека. А на этом пути – она знала из прошлого опыта – ее подстерегает беда.

Сэмми стало холодно. Она вздрогнула. Господи, а что, если Ник понял, что она его любит? Что, если он увидел это в ее глазах? Сэмми знала, что нравится Нику, что он хочет ее. Но любовь… Нет, он не любил ее. Интересно, что сделает Ник, если узнает о ее чувствах, – начнет жалеть или убежит поскорее и подальше? Сэмми не вынесет ни первого, ни второго.

Мускулы обнимавших ее рук напряглись – Ник просыпался. Сэмми охватила паника.

Ник потерся носом о ее шею, и по телу Сэмми снова побежали мурашки.

Она в отчаянии оглядела комнату, словно надеясь найти что-нибудь такое, что позволило бы прекратить их близость, прежде чем она выставит себя полной дурой. И тут взгляд Сэмми упал на часы. Да ведь предлога и не требовалось!

– Ник! Просыпайся! Мы опоздаем на самолет!

Сэмми рванулась к краю кровати.

– Большое дело! – Ник сжал руки вокруг Сэмми и притянул ее к себе. – Нас ведь не уволят за это. Я дружу с твоим боссом. И ты теперь тоже дружишь со своим боссом.

Сэмми похолодела. Со своим боссом? Так, значит, она всю ночь неистово занималась любовью со своим боссом? Господи, да за кого же принимает ее этот человек?

Ник повернул Сэмми так, чтобы видеть ее лицо.

– Иди сюда, – прошептал он.

А затем поцеловал Сэмми – с утра ее никогда еще так не целовали. Поцелуй этот мог быть прелюдией к тому пожару, который Ник не раз зажигал в ее крови прошлой ночью. Но она не могла… не могла поддаваться.

Сэмми отстранилась и заставила себя улыбнуться, стараясь не глядеть Нику в глаза.

– Доброе утро. Давай все-таки постараемся успеть на самолет.

Прежде чем Ник успел остановить ее, прежде чем она позволила себе ответить на его поцелуй, Сэмми выскользнула из постели и побежала в ванную.

Ник молча наблюдал, как Сэмми исчезла за дверью ванной. У него засосало под ложечкой. Ник был поражен: как резко она высвободилась из его объятий!

Может быть, успокаивал он себя, Сэмми была из тех, кто стесняется партнера после бурной ночи? Может, если бы он дал ей немного побыть наедине с собой, она не испытывала бы неловкость от его присутствия?

Пока Сэмми принимала душ, Ник перешел в свой номер и привел себя в порядок, от души надеясь, что, когда он снова увидит Сэмми, она будет той женщиной, которую он держал вчера в объятиях, – теплой, податливой, жадно наслаждавшейся его прикосновениями и дарившей в ответ свою страсть.

Но, когда Ник уложил вещи и постучался в номер напротив, дверь ему открыла вовсе не вчерашняя Саманта. Сэмми была холодной, собранной и какой-то… отстраненной. Словно они впервые видели друг друга.

– Сэмми? – удивленно произнес Ник.

– А, хорошо, что ты собрался. Я тоже готова, так что мы можем идти.

Тупая боль, засевшая в желудке, поднялась выше. Сердце Ника пронзила острая боль. Так, значит, Сэмми действительно хочет поставить его на место, сознательно ведет себя так, будто не было вчерашней ночи?

А чего ты ожидал, Ник? Что она найдет тебя настолько неотразимым, чтобы броситься к твоим ногам и признаться в вечной любви?

Когда пришел лифт, Ник резко вдавил в панель кнопку, как бы желая отыграться на ней за свое разочарование. Кому, черт побери, нужна женщина, которая сгорает от страсти, а через секунду холодна как лед?

И все же Нику очень хотелось хотя бы две минуты побыть наедине с Сэмми и посмотреть: может быть, ему все же удастся пробиться сквозь стену ее равнодушия. Но у него не было этих двух минут. В лифте они ехали не одни, в фойе было полно народу, таксист, мало того, что был болтлив, имел к тому же большие уши. А в самолете Нику пришлось бы повышать голос, чтобы Сэмми услышала.

Если бы «Скайберд-2000» не поставили на внеплановый ремонт, им не пришлось бы лететь коммерческим рейсом. Они могли бы побыть наедине. Ник смог бы поговорить с Сэмми, которой некуда было бы убежать.

А сейчас оставалось только сжимать зубы и кулаки и удивляться, как, черт возьми, могла эта женщина сидеть спокойно рядом с ним и читать какой-то дурацкий журнал.

В Далласе им снова пришлось пересаживаться на другой самолет. По пути на автобус, который должен был отвезти их в другой аэропорт, откуда вылетал второй самолет их рейса, Ник взял Сэмми за руку и увлек в уголок, где было не так людно.

– Сэмми, я хочу поговорить с тобой о…

– Я тоже хотела с тобой поговорить. На чем ты остановился? Ты уже решил, будем ли мы строить дешевые пассажирские самолеты?

Ник чувствовал себя так, словно его ударили кулаком в грудь, в самое сердце. Он только что провел самую чудесную ночь в своей жизни, он влюбился в эту женщину. Хотя Ник впервые подумал об этом, мысль эта не удивила его – от нее зависело теперь его будущее. А Сэмми собирается говорить с ним о самолетах?

У Ника словно что-то оборвалось внутри. Он крепче сжал руку Сэмми.

– Так вот для чего понадобилась вчерашняя ночь – чтобы я согласился на твой проект?

Слова эти еще не успели слететь с его языка, а Ник уже знал, что совершил самую большую ошибку в жизни. Чтобы понять это, было достаточно увидеть, как зажмурилась Сэмми, как от лица ее отхлынула кровь.

– Сэмми, я не хотел…

– Отпусти меня!

Сэмми произнесла это шепотом, но Нику было бы гораздо легче, если бы она закричала.

– Сэмми…

– Пожалуйста, пойдем.

Но Ник продолжал держать Сэмми за руку. Он знал, что если отпустит ее сейчас, то никогда уже не коснется ее руки, не будет держать ее в своих объятиях.

– Саманта, прости. Я вовсе не думаю то, что сказал. Ты ведь знаешь.

– Не думаешь? – Сэмми открыла глаза. – Это не имеет значения.

Взгляд ее был тусклым и безжизненным. Ник почувствовал, как немота сковала ему язык. Он отпустил руку Сэмми. Теперь эта женщина для него потеряна.

13

Следующая неделя была самой несчастной в жизни Ника. Он изо всех сил старался не замечать, что Сэмми намеренно избегает его. Никогда в жизни ему не было так больно, разве что в семнадцать лет, когда мать Ника в порыве гнева бросила ему в лицо, что Генри – не его отец.

Тогда Ник думал, что ничего не бывает больнее, чем когда тебя предает родная мать, а твой отец – или же человек, которого ты всю жизнь считал своим отцом, – отворачивается от тебя. Он думал, что никто и никогда в жизни не сможет сделать ему больнее.

Как он ошибся! Как больно было ему теперь, когда он видел, как исчезает улыбка с лица Сэмми, стоит ей только заметить его в другом конце коридора. Когда Ник видел, как она отворачивается и уходит при его приближении, ему казалось, что сердце его вот-вот разорвется. Когда он слышал, как затихает ее смех…

Саманта, я люблю тебя!

Господи, ну почему он оказался таким идиотом? Как он мог обидеть Сэмми? Ведь он знал, что говорит ерунду, знал в тот самый момент, когда те ужасные слова слетели с его языка. Сэмми никогда не стала бы использовать его или продавать себя. Она была явно неспособна на такой холодный расчет.

Но даже если бы он и не верил до конца в ее порядочность, как мог он не верить в искренность ее страсти в ту ночь в Новом Орлеане? Ведь Сэмми буквально вспыхивала, как факел, при каждом его прикосновении. Она хотела, по-настоящему хотела Ника, точно так же, как хотел ее он – в самой глубине души. Это было видно по ее глазам, ее вздохам, движениям ее тела.

Боже, если он не перестанет думать о Сэмми, то просто сойдет с ума. Но он не мог, да и не хотел перестать о ней думать.

Ник снова и снова переживал каждую секунду той ночи. Дрожь, проходившую по телу от прикосновений Сэмми. Ее шелковую кожу под своими пальцами, вкус ее губ и языка. Светлые курчавые волосы, скрывавшие тайну ее женственности, которую она так охотно и так страстно раскрыла ему. Свежий запах ее волос, ее вздохи, невнятные горловые звуки. Какой мужчина не пошел бы на все – даже на убийство – ради такой женщины?

Саманта, я хочу тебя!

В пятницу, через две недели после их возвращения из Нового Орлеана, Ник твердо решил, что должен что-то предпринять. Он больше не мог этого вынести. Даже если Сэмми будет ненавидеть его и после этого, все равно Ник должен извиниться за свои слова. Он должен попытаться достучаться до Сэмми, дать понять, как сильно он ее любит, хочет, как она необходима ему. Он не может сказать ей об этом, – после его непростительной грубости в аэропорту Сэмми все равно не поверила бы, – но, может быть, он сможет показать ей это, если не сейчас, то когда-нибудь.

И первым шагом на этом пути должны стать извинения, пусть и запоздалые.

В пятницу вечером Ник дождался, пока Сэмми кончит работу. Он дал ей фору в тридцать минут и поехал к ней домой. Ник стучал в дверь, пока у него не заболели костяшки пальцев. Сэмми не отвечала. Вернувшись на стоянку, Ник поискал глазами ее машину. Он не удивился бы, если бы Сэмми оказалась дома и не пожелала открыть ему дверь. Но нет, он не мог найти ее машину.

Черт побери! Ник сел за руль и громко хлопнул дверью.

Он не хотел даже думать о том, где может быть красивая женщина в пятницу вечером, чем она может заниматься, с кем проводить время. Одна мысль об этом была мучительна для Ника – он тут же представлял себе Сэмми в объятиях другого мужчины, которого она целует, ложится с ним в постель.

Ник зажмурил глаза, но видения не исчезали.

Сэмми, где ты?!

Ник включил зажигание. Он не удивился, увидев, что руки его дрожат.

Ник понял, что не в состоянии пережить еще один долгий одинокий вечер у себя дома. Часа два он колесил по улицам Оклахома-Сити, даже не думая о том, куда едет и что будет делать дальше. Было уже около девяти, когда Ник понял, что все бесполезно – дома или в машине ночь будет все такой же долгой, такой же одинокой, а мысли о Сэмми такими же мучительными.

Ник сбавил скорость, чтобы посмотреть, куда заехал. Ему понадобилось не больше секунды, чтобы определить, где он был – перед домом Генри. Неужели давний инстинкт привел его сюда? Давно забытая мальчишеская привычка прибегать за поддержкой и утешением к отцу, который решал когда-то все его детские проблемы.

Ник горько рассмеялся. Сейчас его волновали вовсе не детские проблемы, которые может облегчить родительская поддержка, а Генри больше не был ему отцом.

И все же ему так хотелось зайти в дом, что Ник заглушил мотор и вышел из машины. На полпути к подъезду Ник заметил за углом дома бампер машины. Старой машины. Побитой, проржавевшей машины. Машины Сэмми!

Ник тут же испытал облегчение. Значит, Сэмми не на свидании. Она здесь. Позволит ли она Нику поговорить с ней? И сможет ли он говорить с Сэмми в присутствии Генри?

К черту Генри! Ник должен с ней поговорить.

Он быстро подошел к двери. Она не была заперта, и Ник зашел внутрь. Из кабинета Генри доносился смех. Смех Сэмми. У Ника закололо в груди. Будет ли она когда-нибудь снова смеяться вот так вместе с ним?

С каждым шагом сердце Ника билось все громче, все быстрее.

Он остановился на пороге открытой двери в кабинет.

– Ник! – воскликнул Генри. – Я не слышал, как ты вошел. Ну, заходи, заходи!

Но взгляд Ника был прикован к Сэмми, сидевшей на диване спиной к двери. Как только Генри произнес имя Ника, плечи ее напряглись.

– Ты как раз вовремя, – сказал Генри. – Мы рассматриваем старые семейные фотографии.

Действительно, на коленях у Сэмми лежал фотоальбом. Неловким движением она положила его на стоявший рядом журнальный столик и поднялась.

– Вам, наверное, надо о многом поговорить, – сказала Сэмми. – Я и не заметила, как поздно засиделась. Мне надо идти.

Даже не взглянув в сторону Ника и не произнеся больше ни слова, Сэмми взяла свою сумочку и направилась к противоположной двери, ведущей в кухню. Звук захлопывающейся входной двери болью отозвался в сердце Ника.

Генри поднялся с кресла, на котором сидел лицом к Сэмми.

– Что за чертовщина? – холодно и строго спросил он. – Что все это значит? Что ты ей сделал?

Ник горько рассмеялся.

– Просто поддержал давнюю семейную традицию.

– Что это значит?

– Не беспокойся на этот счет. К тебе это не имеет никакого отношения. Я ведь говорил о семейной традиции.

Генри побледнел.

Во второй раз за последние две недели Нику захотелось, чтобы кто-нибудь вырвал ему язык прежде, чем он успел произнести то, что произнес.

– Извини, – сказал он. – Я… в последнее время я делаю это слишком часто – говорю то, чего не думаю.

Генри как-то странно посмотрел на Ника и повернулся к бару, стоявшему в углу.

– Не хочешь выпить? Извини, но у тебя сейчас вид человека, которому это явно необходимо, – добавил Генри, взглянул через плечо на Ника. – Выглядишь ты отвратительно.

Ник пропустил последние слова мимо ушей. Он давно не смотрел в зеркало, но прекрасно понимал, что спал в последнее время очень мало и действительно должен выглядеть отвратительно. И ничего удивительного, что Генри сказал ему об этом – он всегда говорит такие вещи.

Спустя несколько секунд Ник взял из рук Генри стакан и начал мерить шагами пространство между диваном и дверью на террасу.

– Ты ведешь себя, как леопард, посаженный в клетку, – заметил Генри. – Садись и расскажи мне, какую же семейную традицию ты поддержал. Наверное, это означает, что ты сказал нечто такое, что лучше было не говорить.

Неожиданно мягкий тон Генри поразил Ника. Резко обернувшись, Ник взглянул ему в лицо.

Генри печально улыбнулся.

– Видел бы ты сейчас свое лицо, – сказал он. – Неужели ты действительно считаешь, что я никогда не думаю о том, что было сказано когда-то между нами троими, включая твою мать? Что я не жалею о каждом сказанном тогда слове?

Ник почувствовал, что земля уходит у него из-под ног. Повернувшись спиной к Генри, он залпом осушил стакан. Неожиданно Ник снова почувствовал себя ребенком, маленьким мальчиком, который не понимает, почему его наказал отец. Юношей, который не понимает, почему весь мир, в котором он жил, вдруг разрушился у него на глазах.

Ник быстро заморгал, у него защипало глаза. Он откашлялся.

– Послушай, я пришел сюда не для того, чтобы ворошить эту историю.

– Так зачем же ты пришел?

Хороший вопрос. Нику очень хотелось бы иметь на него ответ.

– Ты по-прежнему встречаешься с Эрнестиной Уинфилд?

В возгласе, который издал Генри, Нику послышалось отчаяние.

– Время от времени, – сказал он. – Но тебе нечего беспокоиться на этот счет. Мы просто друзья.

Когда Ник ничего не сказал в ответ, Генри снова спросил:

– Так зачем ты пришел?

– Я… я и сам не знаю точно. – Ник снова начал ходить по комнате.

– Видишь ли, Ник, существуют отношения и привязанности, с которыми никак нельзя порвать.

Ник допил остатки виски с содовой.

– Что ты хочешь этим сказать?

Ник видел отражение Генри в двери, ведущей на террасу. Он видел, как Генри поднялся и снова направился к бару.

– Мы с тобой похожи гораздо больше, чем нам кажется. По крайней мере ты такой же упрямый, как и я.

– То есть? – Ник тоже направился к бару, чтобы снова наполнить стакан.

– Хм. Посмотри на себя. Сейчас ты хорохоришься, потому что слишком горд и упрям, чтобы признаться, что что-то в твоей жизни не так. Вот что я скажу тебе, Ник: инфаркт, который я перенес, открыл мне глаза. Заставил меня понять, как мало времени отпущено каждому из нас. И теперь я могу признать многое, чего никогда не признал бы раньше, многое такое, что тебе не хотелось бы услышать. А ты вот никак не можешь признаться, что у тебя проблемы с Сэмми.

Ник посмотрел, как Генри кладет лед себе в стакан, и снова подумал, что ему, пожалуй, не стоит пить.

– Когда ты был маленьким…

– Еще одна старая история, – прервал его Ник.

– Ты приходил со своими проблемами ко мне, – продолжал Генри, не обращая внимания на слова Ника. Он снова печально улыбнулся. – Не со всеми проблемами. Даже будучи ребенком, ты неплохо умел сам решать свои проблемы. Но если ты сталкивался с чем-то, с чем не мог справиться, ты всегда приходил с этим ко мне. И говорил, что я могу исправить любые неприятности.

– Да, правда. – Ник налил виски и добавил содовой.

– Сегодняшнюю ситуацию я понимаю так. – Генри тоже добавил содовой к налитому в стакан бурбону. – Впервые за много лет ты столкнулся с чем-то, с чем не можешь справиться сам. И сработала старая привычка – ты пришел ко мне.

Нику стало неловко. Уж слишком сильно напоминали слова Генри его собственные недавние мысли.

– Я не говорю, что ты сделал это сознательно. И не претендую на то, чтобы ты это признал. Но давай предположим, что я прав. Давай представим, что у тебя действительно возникли проблемы… ну, я не знаю… скажем, проблемы с Сэмми. И вы оба не можете решить их и поэтому обратились ко мне за… помощью. Тогда прежде всего ты должен рассказать мне, что же не так.

Ник покачал головой и попытался отвернуться.

– Давай оставим это, Генри.

Но Генри схватил его за плечо и развернул к себе, чуть не расплескав при этом содержимое обоих стаканов. Генри поставил свой на стол.

– Нет! – воскликнул он. – Не оставим. Слишком многие вещи пришлось мне оставить за долгие годы, вещи, о которых я жалел, вещи, которых… нет.

У Ника снова защипало глаза. Он быстро заморгал, но это не помогало.

Генри сжимал руки Ника, лицо его выражало нетерпение, в глазах застыли горе и боль.

– Мы оба столько лет обижали друг друга, что, возможно, сейчас уже слишком поздно. Но для вас с Сэмми ничего еще не поздно. Черт побери, Ник, что бы там ни было между вами, выясни это недоразумение, исправь его! Не дай ему породить годы горечи и слез, как сделали это мы. Не бросайся словами, как делал это я, – обидными словами, которые вовсе не выражают твоих мыслей. Возьми их обратно, пока не поздно.

Ник стряхнул руки Генри. Он никак не мог проглотить комок, застрявший в горле, но тем не менее умудрился выдавить:

– А что заставляет тебя думать, будто я сказал такое, чего не хотел говорить?

Плечи Генри опустились, он горько улыбнулся.

– Потому что это и есть семейная традиция. Нас обижают, и мы платим тем, что говорим то, чего не думаем, лишь бы обидеть собеседника. Я научился этому у твоей матери, а ты – у меня.

Стакан в руках Ника вдруг задрожал. Поставив его на стол, Ник до боли сжал пальцы, пытаясь побороть нараставшую боль.

– И что же ты сам сказал такого, чего не думал? – спросил он.