Текст книги "Мир полон разведенных женщин"
Автор книги: Джеки Коллинз
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 19 страниц)
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
Портье подозрительно смотрел на Маффин.
– Я жду мистера Марти Перла, – важно произнесла Маффин.
– Не только вы, но и многие другие девушки, – ответил он, скребя в голове, и запустил глаза в декольте.
– Мистер Перл меня пригласил. Я буду ждать в холле, пожалуйста, дайте мне знать, когда он позвонит. Меня зовут Маффин.
– Как?
– Маффин. М-А-Ф-Ф-И-Н.
– Не будете же вы всю ночь болтаться в холле. Почему бы вам не отправиться на улицу, где другие девушки?
– Я не поклонница, – сердито возразила Маффин. – А близкий друг. Пожалуйста, дайте мне знать, когда он позвонит, чтобы я поднималась.
– Она повернулась и пошла на место, откуда был виден портье, села и вздохнула с облегчением.
Все оказалось непросто. После того как их на приеме с Крошкой Марти сфотографировали, они бродили среди гостей, старательно избегая Джона. Многие ее знали, она подходила поболтать то к одной группке, то к другой, пока наконец Джон не отвел ее в сторону:
– Иди-ка полюбезничай с Джексоном, заговори его, пусти в ход свои чары. Может, он нам и пригодится в Америке.
– Нет! – огрызнулась Маффин. – Надоело мне со всеми любезничать, ты мне надоел со своими махинациями. И враньем!
– Перестань, Мафф, – взмолился Джон, – это очень важно.
– Плевать. Оставь меня в покое.
– Глупо ты себя ведешь.
– Как хочу, так и веду себя, а ты пошел на фиг.
Они обменялись свирепыми взглядами, и Джон зашагал к Джексону, а Маффин зашагала к выходу и взяла такси.
Завтра она помирится с Джоном, если захочет. И если он найдет хорошее объяснение телефонному звонку Джейн. Сегодня же для разнообразия она будет делать то, что ОНА хочет.
Портье поманил ее к себе.
Люкс 404, – сказал он. – Четвертый этаж.
– Спасибо. Я ведь говорила, что он меня ждет. – Маффин направилась к лифту. Ее била нервная дрожь. Вот умора! Она не помнила, когда с ней в последний раз такое творилась.
Крошка Марти ждал ее у входа в номер. На нем был только белый махровый халат.
– Скорей! – он увлек ее в комнату, захлопнул дверь и заперся. Потом вдруг набросился на Маффин и стал ее долго и неумело целовать.
– Ты меня заставляешь дрожать! – воскликнула Маффин.
– Ты такая сексуальная! – ответил он. – Пойдем в спальню, посмотрим мои пластинки.
Они побежали в спальню, держась за руки и хихикая. На кровати были разложены пластинки – везде на конвертах – Крошка Марти.
– Я записал десять дисков, – гордо сказал Крошка Марти, – два из них – золотые.
– Потрясающе. Мне раздеться?
Крошка Марти завороженно смотрел, как Маффин сбрасывает сапоги, потом брюки, потом – блузку.
– Ты такая красивая, – сказал он и потянулся к ее задорно торчащим грудям.
Она развязала у него на купальном халате пояс.
– Обалденный у тебя Джон Томас! – воскликнула она.
– Какой Джон Томас?
– Знаешь… твой, что.
– А… Фу ты, спасибо. Поставить пластинку?
– Да. Здорово.
Крошка Марта поставил «Пик тинейджера», и Маффин завизжала от восторга.
– Мы будем это делать? – спросил Марти.
– А почему нет? – сказала Маффин, легла на постель и стала ждать, раскинув ноги.
Марти осторожно на нее забирался. Маффин его подбадривала.
Он быстро кончил, Маффин тоже. Они снова поставили «Пик тинейджера» и начали сначала.
За час они четыре раза повторили свой номер, и Маффин, задыхаясь выпалила:
– Ты супермен! Замечательный! Я тебя люблю!
А Крошка Марти, вспомнив свой сексуальный опыт с тремя угрюмыми проститутками, сказал:
– По-моему, нам надо пожениться.
– Да, – сказала Маффин, эта мысль ей пришлась по душе. – По-моему, тоже. Давай поиграем друг с другом и поговорим об этом!
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
Клео никогда много не пила, но на этот раз решила, что пришло время напиться. Если обычно она ограничивалась рюмкой-другой белого вина, то теперь лихо перешла на двойные порции виски. – Давай лучше вернемся ко мне и до чертиков накуримся, – предложил Буч.
– Я хочу напиться в дым, – упиралась Клео. – Праздную конец моей семейной жизни и мне охота разгуляться.
– Я об этом и говорю.
– Сексуальный маньяк!
Они начали с приема у Крошки Марти, затем – коктейли в Фулеме, затем – вечеринка у киношников в Мейфэр, где наткнулись на Рамо, и тот к ним присоединился со своими двумя девицами.
К этому времени Клео уже порядком набралась. После двойных порций виски было шампанское, а затем – бренди, и теперь все почему-то оказались в люксе у Рамо, и кто-то совал ей под нос пузырек, а она пыталась объяснить, что не переваривает этот запах… не переваривает и все.
Куда к черту запропастился Буч? Кто-то пытался стащить с нее платье от «Хлое», и наконец до нее дошло, что это Рамо и, шатаясь, она встала на ноги и потребовала, чтобы ее отвезли домой.
– Но дорогая, – втолковывал Рамо, – Буч – в спальне с девочками, остались только мы вдвоем, и я хочу показать тебе фантастическую неземную любовь.
– Нет, – Клео покачала головой – перед глазами поплыли круги, и подступила тошнота. – Я еду домой.
Если бы у нее был дом. Но квартира в Нью-Йорке перестала быть домом, и пока она все уладит, придется жить в гостиницах.
На ватных ногах Клео спустилась по лестнице и не поверила своим глазам – на улице почти совсем светло. Господи! В одиннадцать ей встречаться с английским актером Дэниэлем Онелом: надо быть в великолепной форме. Она взяла такси и всю дорогу старалась, чтобы ее не вырвало. Перед гостиницей «Коннот» вышагивал злой и побледневший Майк.
– Пять утра, – набросился он с упреками. – Где ты к черту шляешься? Да, наглости Майку не занимать. Еще лезет с упреками.
Она расплатилась с таксистом и постаралась не обращать внимания на своего мужа, который скоро станет бывшим, а он буквально прыгал от ярости.
– Ну? – приставал он. Клео на него покосилась.
– Что-то у тебя не хватает… А, знаю. Почему блондинка тебя не обнимает? Без блондинки не тот вид, Майк.
– Ты пьяна?
– И устала. И отправляюсь спать. – Клео вошла в гостиницу, Майк потащился за ней. – Уходи, – сказала она.
– Нам надо поговорить.
– Иди куда-нибудь, там и говори, я тебя не держу. Делай, что угодно, я тебя не держу.
– Клео, малыш…
Она разозлилась. Врун, изменник, дерьмо.
– Майк, малыш… сделай милость – пошел ты на…! Строевым шагом она вошла в лифт, добралась до своего номера, и там ее вырвало.
«Не будешь напиваться».
Первым побуждением было послать все к чертовой матери. Его поймали со спущенными портками, образно говоря, и потребовалось не меньше часа, чтобы Майк оскорбился до глубины души.
«Кто это был?» – спросила Эрика и когда Майк ответил: «только моя жена», он не знал куда деваться от стыда, потому что снова попался.
Наконец до него дошло: какого черта Клео ходит под ручку с таким жеребцом как Буч Кауфман.
К тому времени они с Эрикой сидели в том же ресторане, где он накануне обедал, и Эрика переговаривалась с людьми за соседними столиками, все они, похоже, были ее приятелями.
– Я подумал, – сказал Майк, – ты меня не отпустишь?
– Конечно, сказала Эрика, думая, что он идет в туалет. Он встал из-за стола, нашел официанта, уплатил по счету и ушел. Из-за Эрики совесть его не мучила. Не пропадет, она – среди друзей.
На такси он вернулся на прием к Крошке Марти Перлу, но явился к шапочному разбору. Осталось несколько подгулявших журналистов, которые напивались на дармовщину.
Он обошел все гостиные, холлы, но Клео и след простыл, тогда он сел на такси, доехал до ее гостиницы и узнал, что она действительно сегодня у них остановилась, но сейчас ее нет.
И он интересно проводил время в баре, пока тот не закрылся. Ждал в вестибюле, пока в два часа ночи его вежливо не попросили. Ждал на улице, пока в шестом часу Клео не подкатила на такси. Пьяная. Язвительная. Грубая.
И вот очень мило… о, да… очень элегантно посылает его к такой-то матери. Подобные выражения Клео не употребляла – только когда доведут. Конечно, она выпила, но разве это оправдание, если он ждал ВСЮ НОЧЬ НАПРОЛЕТ.
И вот поминай как звали, смылась к себе в номер, даже спокойной ночи не сказала. Когда она в таком настроении, идти за ней незачем.
Она не настроена прощать. И оправдания его слушать не будет.
Сюзан. Какая Сюзан? Ах, ТА, ну, это пустяки, малость промахнулся, пожалел ее. Это ничего не значит.
Вернись, Клео. Сегодня ты была умопомрачительна. Я видел твои ноги… черт, только о тебе подумаю, и у меня уже встает.
Майк шагал взад-вперед по комнате в своей гостинице. Поспит несколько часов и пойдет к ней. Может, подарит ей что-нибудь. Она любит подарки. А потом, когда она его простит, спокойно разузнает, что она, черт побери, делала до пяти утра с Бучем Кауфманом?
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
Так вышло, что Джон ужинал с Лори, Эрикой и Джексоном. Щекотливое положение. Маффин с ума от радости не сойдет. Так ведь САМА виновата. Сбежала как неуправляемый подросток.
Вчетвером они сидели в «Сан Лоренцо». Очень уютно. Джексону пришлась по вкусу Лори, они шептались о своем, отчего Лори, как заведенная хихикала, а Джексон как заведенный ее лапал.
Эрика сидела прямая и безучастная, интересная блондинка – длинноногая и холодная. Она уже там была, когда они пришли, и беззаботно за обе щеки уплетала лазанью.
– Майк Джеймс выкинул финт и смылся, – объяснила она, – а я осталась, потому что умираю от голода.
В «Сан Лоренцо» обычно вертелись осведомители для колонок сплетен, и Джон был уверен: завтра же в газетах станут перемалывать его косточки, раз он появился на людях с другой. А не с Маффин. Где Маффин? Дома в постели с приступом дурного настроения, это точно. Он умиротворит ее потом. Теперь – время обхаживать Джексона. Он нужный человек, с ним надо сойтись поближе.
– А где Мафф-Мафф? – умяв полную тарелку лазаньи, спросила наконец Эрика.
– Не понимаю, куда все это влезает? – сказал Джон и от удивления покачал головой.
– Прекрасно понимаешь! Или у тебя память отшибло? Господи! Тот случай с Эрикой он никогда не забудет.
Когда доходило до секса, она становилась буйно помешанной. Прямо какая-то бесноватая. Никогда он не забудет то мгновение, будь оно неладно, когда эти ровные белые зубки вонзились в его член, и он подумал… ой, только не это! Она его откусит, как пить дать откусит. Джон вырвался, но остались мерзкие шрамы и твердое убеждение, что от длинноногих холодных блондинок лучше держаться подальше. Конечно, это было до Маффин.
Хорошо, что Джексон не выбрал Эрику, хотя, Маффин говорит, и Лори чудит в постели. Однако, не буйствует. Джон сделал открытие, что Маффин с подружками ЧАСАМИ говорят о своих похождениях. Со всеми подробностями. Кто, с кем и как? Какого размера? Сильный ли оказался мужик? Или опростоволосился? Кажется, Маффин знала интимные подробности о каждом мужчине в городе. Конечно, подробности из вторых рук. Вот тебе и равноправие: Маффин и ее кружок могут доконать любого парня, хором ехидно выкрикивая: Махонький!
– Я спросила, куда подевалась Маффин? – вкрадчиво сказала Эрика.
– Она устала, – пояснил Джон. – Был трудный день, и я отослал ее домой.
– Она расстроилась из-за той статьи Энтони Прайви-та?
– Эрика, ты бы расстроилась, если бы центральная ежедневная газета поместила твое интервью? При всем к тебе уважении, хорошая ты моя, ты прелестная модель, но часто ли под твоей фотографией стоит твоя фамилия?
– Я не нуждаюсь в рекламе, работы и так хватает.
– Ладно. Хорошо. Только Маффин пойдет дальше простой модели. Гораздо дальше.
– Тоже мне Свенгали нашелся! Ты всегда был ужасным пройдохой. Я тоже думаю, что у тебя выйдет.
– У меня выйдет.
Эрика постучала длинными ногтями по столу.
– Может заглянешь ко мне на чашечку кофе?
– Нет, дорогуша.
– Домой к своему сокровищу?
– Не. Просто домой к моей девчонке. Эрика пожала плечами.
– В таком случае, думаю, вы меня извините, если я пересяду вон туда к друзьям, – Она встала и слабо улыбнулась. – Звякни мне, Джон, как передумаешь. Я всегда буду чувствовать к тебе слабость… понимаешь, о чем я?
Джексон и Лори все еще хихикали и шептались. Джон видел, что вечер едва ли завершится деловым разговором, поэтому хлопнул Джексона по плечу и договорился с ним о встрече на завтра.
Джексон плотоядно подмигнул.
– Спасибо, дружок, завтра разберемся.
Джон кивнул. Он уже решил, что ему нужно от этого американца. Разузнать все ходы и выходы, завязать нужные знакомства. Как отснимут календарь Шуманна, надо двигать в Америку. В Америке Маффин прославится на весь мир, а Джон… с помощью друзей… будет с ней рядом. Он предложит Джексону долю от Маффин… небольшой процент… ну, может, чуть больше. Джексон не похож на такого, кто будет что-то делать бесплатно.
В Америке Джон наконец-то избавится от Джейн. Какое будет облегчение – не слышать, как она ноющим голосом жалуется на жизнь. Конечно, он будет скучать без детей, но они смогут приезжать в гости. К тому времени он сможет раскошелиться на няню, которая будет привозить детей. Было бы здорово. Дом с бассейном. Несколько машин. Слуги. Одна вечеринка сменяет другую.
Джон улыбнулся. Вот это будет жизнь. Он чмокнул Лори в щеку.
– Будь поласковей с моим другом, – распорядился он Лори закатила глаза.
– А как же еще, красавчик! – со смехом ответила она. Ну, Джексон, похоже, в полной боевой готовности. Не забыл бы, кого благодарить.
Он заметил Эрику, которая сидела с друзьями и небрежно ей помахал. Ему льстило, что она продолжает вешаться ему на шею, но дело в том, что она ему больше не нравится. Домой к Маффин. Хорошенькой, миленькой, аппетитной, глупенькой Маффин. Хотя нет, она не глупенькая, это несправедливо, просто она по-детски воспринимает жизнь, и это даже приятно.
В двадцать шесть Джон цинично относился к женщинам. Он спал с четырнадцати и всяких насмотрелся. Когда они с Джейн поженились, он только начал самостоятельно работать фотографом, а это было нелегко. Скоро он узнал, что есть более легкий путь. Мейбл Керсон, дама средних лет была редактором женского иллюстрированного журнала и охотно давала ему работу, а взамен хотела с ним спать, по крайней мере, раз в неделю. Джон сделал открытие, что в индустрии моды полно таких «мейбл керсон».
Можно сказать, по лестнице успеха он взбирался, работая в постели. Но это до Маффин. Маффин – его пропуск в лучшую жизнь, а вместе они всего добьются. Уже два года незачем обслуживать Мейбл Керсон.
Джон тихо открыл дверь и вошел в квартиру на Холланд-парк. Пусть Маффин спит со своими обидами, утром ей станет лучше. Он потрепал Скраффа и поставил ему плошку с молоком. Потом разделся в ванной и на цыпочках пошел к постели.
И только когда протянул руку – погладить Маффин, понял, что ее нет.
ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ
Клео рано разбудил телефон. Она скосила глаза на будильник и ужаснулась: десять минут одиннадцатого. В девять он не зазвонил, а может, она просто не слышала. Все равно чувствовала она себя отвратительно. Телефонистка из Америки сказала ждать у телефона, а у нее пересохло во рту и голова раскалывается.
– Не могу я ждать целый день, – зло рявкнула она и, не услышав ответа, бросила трубку; поднялась, ей стало еще хуже, она еле притащилась в ванную и встала под холодный душ.
В голове слегка прояснилось, и перед глазами поплыли картины прошлой ночи.
О, Господи! Рамо… голый и возбудившийся. Буч с двумя девицами. Майк… или все это страшный сон?
Нет времени ломать над этим голову. В одиннадцать встреча. Нет времени завтракать. Быстро накраситься. Одеться. Причесаться. Выгляжу уродиной.
Взять магнитофон, сумку, блокнот, карандаши. Десять сорок пять. Снова звонит телефон. Рассел Хейс – громко и ясно из Нью-Йорка. Разве там не спят?
– Материалы о Кауфмане и Калиффе потрясающие, – захлебывался он.
Ага! – думала Клео, я могу про них выдать такое, что ты опупеешь. Например, у Рамо Калиффе пенис длиной в фут, это я точно помню.
– Спасибо, Расс.
– Я подумал, что статьей о Кауфмане мы откроем всю серию… Пошлю в Европу Джерри, пусть сделает снимки. – Он помолчал, а затем спросил.
– Майка уже видела?
Клео взглянула на часы – опаздывает.
– Нет. Послушай, Расс, я…
– Ни о чем не беспокойся. Я здесь. Я жду, и, если захочешь, прилечу в Лондон.
Вот дерьмо!
– Все чудесно, незачем тебе сюда приезжать. Я побежала, опаздываю на встречу.
– Хорошо, моя дорогая. Просто я хотел, чтобы ты знала, я тут, если тебе понадоблюсь.
– Пока, Расс. – Она бросила трубку.
«Моя дорогая», да неужели. Грустно, только после этой командировки она распрощается с журналом «Имидж» и всем, что с ним связано. Жаль, но ничего не поделаешь.
Придется начинать с самого начала… во всем.
Она позвонила дежурному портье и сказала, что ей нужно такси. Десять пятьдесят пять. Если повезет, она опоздает только на несколько минут.
Дэниэл Онел жил в маленьком доме в районе Белгра-вия. Входную дверь открыла светловолосая датчанка аи pair (прим. помощница по хозяйству, иностранка), которая с отсутствующей улыбкой провела Клео в нсприбран-ную гостиную.
– Он скоро будет, – сказала au pair с сильным акцентом. – Хотите кофе?
Клео кивнула.
– Черный без сахара.
Aupair неуклюже вышла, а Клео осмотрелась. Большая комната, очень современная, черные кожаные кресла и диван, столики из хрома и стекла.
Дэниэл Онел явно вчера вечером принимал гостей; все пепельницы забиты окурками, везде грязные стаканы. Долгоиграющие пластинки валяются на полу, а перевернутая ваза с розами – на ковре.
– Почему ты хочешь включить Дэниэла Онела? – спросил Рассел Хейс, когда Клео представила ему список актеров для серии «Кто боится большого злого волка?»
– Потому что он очень талантливый человек и нравится женщинам. Чтобы быть жеребцом, не обязательно выглядеть как мальчики на пляже.
– Пожалуй, – согласился Рассел. – Я просто так спросил.
Но почему она решила встретиться с Дэниэлем Онелом?
Потому что хотела с ним познакомиться. Потому что он ее любимый актер. Потому что несмотря на невысокий рост, очки и возраст – под пятьдесят – он наделен обаянием и волнует женщин.
Если бы только она не чувствовала себя так паршиво. Если бы можно было провести в постели все утро. А ей почти хотелось быть такой как мать, которая в своей жизни не проработала дня.
За время ее семейной жизни с Майком вопрос о том, чтобы ей не работать, никогда не возникал. Майк всегда безоговорочно принимал тот факт, что у нее должно быть свое дело. Он верил в женское равноправие и как будто не особенно уважал женщин, которые ничего не делают.
– Неужели им не скучно? – спрашивал он о ее замужних подругах-бездельницах. – Что, черт возьми, они ДЕЛАЮТ весь день?
– Ну… ходят в парикмахерскую, по магазинам, обедают с приятельницами, – отвечала она.
– Блеск!
Клео нередко спрашивала себя, что он скажет, если у них будут дети… она не доверит няньке СВОИХ детей. Но, разумеется, этот вопрос так и не возник.
Дэниэл Онел вошел в комнату. Он был выше, чем она ожидала, и стройнее. Он улыбнулся и сказал:
– Извините, что такой кавардак. – На нем была пестрая рубашка с расстегнутым воротничком, черные брюки и белые кроссовки. Темные волосы выкрашены в рыжий цвет для фильма.
– Пожалуй, будет лучше, если вы сразу узнаете, что я терпеть не могу интервью, мило сказал Он, – я нахожу их скучными для всех, кого они касаются… для вас, для меня и для бедного оболтуса, которому придется читать мое мнение по всем вопросам – от наркотиков до прыжков с парашютом.
– Ну… – сказала Клео.
Он поднял руку, чтобы она замолчала.
– Но я читал вашу статью в «Имидж» о сенаторе Эш-тоне, написано так объективно, по-новому, что я подумал, может, что-нибудь и получится интересное, если мы с вами встретимся. – Он снял очки и уставился на Клео. – Я говорю о нашей беседе.
– Конечно, – пробормотала Клео, она вдруг растерялась перед этим странным человеком с крашеными хной волосами и в белых кроссовках.
– Должен вас предупредить, – резко сказал он, – я не желаю обсуждать ни одну из моих жен и ни слова вы от меня не услышите о последней разводе. Ужасная ошибка… – Он замолчал, а потом вдруг нагнулся и стал собирать упавшие розы обратно в вазу.
Вошла с кофе au pair.
– А, Хайди, – приветствовал Дэниэл, – ты знакома с Клео Джеймс?
– Вроде этого, – сказала au pair.
Принцесса Хайди Валмерстейн, позвольте вам представить Клео Джеймс, – Дэниэл чуть поклонился в шутку. – Вот девушка, о которой вы можете написать, бедная маленькая обнищавшая принцесса приехала сюда лишь с тем, что было на ней надето, и несколькими телефонными номерами, один из них был моим.
Клео вдруг стало неловко.
Хайди сказала: – Дэниэл, я сейчас ухожу.
– Хорошо, – ответил он с чувством, – потрать еще немного моих денег, развлекись, а то ты жалуешься, что я тебя не развлекаю.
– Дэниэл! – воскликнула Хайди. – Не всегда шутий.
– Не всегда шутий, – передразнил Дэниэл. – Ты здесь уже шесть проклятых месяцев. Неужели нельзя научиться правильно говорить?
Хайди нахмурилась.
– Я сейчас ухожу. Возвращаться позжее.
– Господи! – застонал Дэниэл, проводив глазами маленькую блондинку.
– И как я только ее терплю. Она слишком молода, слишком глупа и даже не способна овладеть литературным английским.
– Она очень хорошенькая, – сказала Клео.
– Довольно хорошенькая, – поправил Дэниэл.
– Я подумала, что она ваша au pair. Дэниэл оглушительно расхохотался.
– Вы прощены за то, что так подумали. Вид у нее и вправду, будто она только что из Хендона. Но она принцесса… я познакомился с родителями.
Очень мило, пробормотала Клео и глотнула кофе. Он был невозможно крепкий. – Уф! – воскликнула она.
– Гадость, правда? Пойдемте на кухню и сварим другой. По части кофе Хайди не сильна, особенно для другой женщины. Одну из моих бывших жен она чуть не отравила.
На кухне был еще больший разгром, чем в гостиной.
– Тут как в отхожем месте, – заявил Дэниэл.
– Разве у вас нет прислуги?
– Она приходит и уходит. Как раз сейчас она ушла, как вы видите.
– Есть же агентства, куда можно позвонить, и они пришлют безработных актеров или кого-нибудь такого.
– Послушайте, дорогая, если бы тут появился безработный актер, вы что, думаете, он бы стал ковыряться с пылесосом… черта с два… он бы заставил меня его прослушивать, разве не так?
Зазвонил телефон, и Клео имела удовольствие выслушать беседу-монолог в исполнении Дэниэла.
– Она меня доконает. – Молчание. – Ну, конечно, я ей говорил. – Молчание. – Она даже не говорит это, не то, чтобы понимать! Знаю, знаю. Я должен. – Молчание. – Да, так каждый раз, черт побери, одно и тоже. Если б я хотел, чтоб со мной так себя вели, я бы нашел пташку в Сохо, нет что ли? – Молчание. – Ладно, старина, может, потом. – Дэниэл положил трубку. – Скажу маленькой мисс Валмерстайн, чтобы собирала вещи и выматывалась.
– Послушайте, – серьезно сказала Клео, – Хотите, чтобы я зашла позже?
– Нет, ни в коем случае. Я же говорил, что будет скучно, позже будет также скучно.
Клео приготовила кофе; на сей раз его можно было пить. Дэниэл достал пачку печения, и они вернулись в гостиную.
– Расскажите о сенаторе Эштоне.
– Вы все прочитали. – Клео было приятно, что он читал ее статью при сенатора. Это лучшее из всего, что она написала. Неделю в Вашингтоне везде его сопровождала. Шесть часов бесед, записанных на магнитофон – чтобы он уделял столько времени журналисту – неслыханно. Рассел говорил, что тираж журнала с той недели, что появилась статья, стремительно взлетел. Майк очень гордился, а с телевидения поступило предложение в любое удобное для нее время приходить для обсуждения собственной разговорной телепередачи.
– Вы замужем? – спросил Дэниэл.
– Да.
– Счастливы.
– Вопросы вроде бы должна задавать я. Дэниэл развел руками.
– Так задавайте. Спрашивайте, что хотите. Только не обычные глупости.
– Почему бы вам просто не поговорить? Расскажите о том, что вам нравится.
– А что мне нравится. Я уже и не знаю. Я зациклился на том, что мне не нравится. Неудачные браки. Неудачные связи. Неудачные фильмы, в которых не надо было сниматься.
– Чего вы хотите от жизни?
– Я хочу отличную, красивую девку, которая себя полностью посвятила бы мне. Женщину, готовую поставить меня на первое место. Верную. Не собственницу. Чтобы была как мать. Отличную любовницу. Замечательную повариху. Даму с чувством юмора. Думаете, такие есть?
– Если да, то я хочу равноценного мужчину! Дэниэл засмеялся.
– Тоже проблемы?
– У кого их нет? – вздохнула Клео.
Дэниэл скривился от отвращения.
– Насколько проще была бы жизнь, если бы не приходилось жить с другими людьми.
– Бессмертная мысль Гарбо – «я хочу быть одна» – только другими словами?
– А вы наблюдательная крошка, разве нет?
Клео покраснела. Ничего себе крошка! Рост пять футов шесть дюймов и двадцать девять лет. Дэниэл Онел заставил ее почувствовать себя четырнадцатилетней малявкой.
– Почему вы не порвете с Хайди, если такие отношения вас не устраивают? – отважилась Клео.
Дэниэл беспомощно пожал плечами.
– Привычка. Одиночество. Вы себе представляете, что значит приходить ночью в пустой дом?
– Но у вас, конечно, нет недостатка в друзьях?
– Знакомых, поправил Дэниэл. – Друзья они в хорошую погоду, слетаются как пчелы на мед, если твой последний фильм стал боевиком.
– У вас должны быть близкие друзья.
– А у вас они есть?
Клео вспомнила о Доминик, Расселе и Сюзан.
– Кажется, я понимаю, о чем вы, – признала она.
– Есть у меня несколько близких приятелей. Этих людей я знаю с детства. Но у них своя жизнь. Семьи… – закончил он тихо.
– А как же дети? С ними вы должны быть близки.
– Они вырастают и уходят от вас своей дорогой. Вижу иногда Дика, ему сейчас восемнадцать… у него свои дела. Послушайте, дорогая, я сам по себе, вот так. Мне сорок девять, свою личную жизнь я обосрал, а теперь вот сижу с какой-то полоумной датчанкой, которую нисколько не люблю. Нет, не люблю, но это поддерживает мой имидж у публики… вам понятно, о чем я говорю?
Клео кивнула.
– Думаю, что да, но ведь вы попусту теряете время. Я хочу сказать, та женщина где-то есть.
– Хотите ее для меня отыскать? Почему она с ним так нервничает?
– Я уверена, где-то она есть… Дэниэл цинично улыбнулся.
– Безусловно.
– У вас шнурок развязался.
Дэниэл нагнулся, чтобы завязать шнурок. Уже намечается лысина. Не важно. Ничего не важно. Она не встречала более интересного мужчину. А он даже не заметил, что она женщина. Для него она блокнот, карандаш и магнитофончик.
Клео откашлялась.
– Давайте поговорим о вашем последнем фильме, – предложила она. – Правда, что вы послали продюсеру телеграмму, где заявили, что больше никогда не будете с ним работать?
Дэниэл засмеялся.
– Правда, что птицы летают?
