Текст книги "Демоны на Радужном Мосту"

Автор книги: Джек Лоуренс Чалкер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 21 страниц)

Джек Чалкер
Демоны на Радужном Мосту
(Кинтарский марафон-1)

Посвящается Клиффу Саймаку, подарившему мне эту идею, но не успевшему увидеть, что я с ней сделал.

ОТ АВТОРА

Взявшись за «Демонов», я столкнулся с проблемой передачи невербального общения. В этой книге уйма персонажей, многие из которых частично или полностью общаются друг с другом мысленно. Если добавить к этому еще и мысленные монологи, можете себе представить, насколько неудобочитаемой могла оказаться книга.

Покойный Джордж О. Смит, столкнувшись с той же проблемой, решил, что самым простым будет использование графического способа, чтобы читатель мог сразу понять, какие слова произнесены вслух, а какие телепатически. Я часто удивляюсь, почему никто не перенял эту практику, но для меня она оказалась очень полезной как здесь, так и в последующих книгах «Кинтарского Марафона». Таким образом, в этой книге выделенный курсивом текст, перед которым стоит тире (т е. – Берегись!), обозначает телепатический диалог, традиционный диалог без курсива (– Берегись!) – вербальное общение, а выделенный курсивом текст без тире – мысленный монолог. Поначалу это может показаться непривычным, но, думаю, очень скоро вы убедитесь, что разобраться во всем этом проще простого.

Джек Л. Чалкер

ДВА ДЕМОНА В ЯНТАРЕ

Корабль, плывший по звездному морю, спускался с небес в расстилавшийся под ним сине-зеленый рай – как обычно, выглядывая в нем змея.

В красочных терминах Сектора Картографии этот мир с его солнечной системой располагался в области, именуемой на общем диалекте межзвездной торговли Радужным Мостом. Слова были выбраны произвольно, и никто даже не думал, что их случайное сочетание станет пророческим.

Девять дней маленький, в форме арбалета, корабль-разведчик отдыхал на орбите, пока его спутники, точно рой деловитых насекомых, кружили над поверхностью, снимая и занося на карты каждый квадратный миллиметр. Спутники были посланы сначала в атмосферу, чтобы взять пробы воздуха и проанализировать их, потом на землю и в глубины огромных морей. Все сведения стекались на корабль-носитель, где компьютеры компилировали, проверяли, сортировали, перепроверяли и обрабатывали лавину полученной информации.

Вообще-то, процесс вполне можно было автоматизировать полностью, но мудрые существа давно поняли, что запрограммировать его на все случаи жизни все равно не удастся, и этот корабль, наделенный искусственным интеллектом и необъятными вычислительными способностями, никогда не будет иметь ни чувства прекрасного, ни способности профессионального торговца отделять справедливость от коммерческой выгоды. Корабль мог бы делать все самостоятельно, однако всегда запрашивал мнение представителя другой породы.

Живые анализаторы, сопровождавшие быстрые корабли-разведчики к белым пятнам на звездных картах, могли быть покрыты перьями или чешуей, иметь пальцы или щупальца, появляться на свет из яиц или коконов; быть мужского или женского пола, или вообще бесполыми, или нескольких полов сразу; хотя обычно они дышали кислородом, вполне могло случиться и так, что для дыхания им были необходимы вода, метан или какое-либо другое вещество. Но несмотря ни на что, все они были одной породы – породы разведчиков, и объединял их не внешний вид, раса или право рождения, а одинаковый склад ума.

Все разведчики были безумцами, это давно уже не подвергалось сомнению. Споры шли лишь о том, сводила ли их с ума работа или же они были безумны с самого начала. В прошлом представители этой породы встречались среди всех, даже самых далеких друг от друга рас. Это были первопроходцы, исследователи неизведанного, в одиночку пускавшиеся в путешествия к белым пятнам на картах, все сведения о которых ограничивались их координатами. Но бытовало мнение, что когда-нибудь порода разведчиков все же исчезнет – уже сейчас они рождались лишь в нескольких расах. Каждый раз, когда где-нибудь вдруг обнаруживалось новое белое пятно, туда тотчас же отправлялся разведчик.

Этого звали Саймак. Он был двуногим и принадлежал к основному Классу II – с двумя руками, двумя ногами и крепким телом. Кожа у него была бугорчатая, цвета стоячей сточной воды, и такая толстая, что пробить ее было под силу не каждой пуле, а треугольная голова болталась так, что казалось, будто она держится на пружине, а не на крепкой сегментированной шее. До наступления эпохи синтетики его предки питались гигантскими насекомыми, пробивая в их панцирях дыры и высасывая жизненные соки. Он называл себя и свою расу «зимантами», что, разумеется, переводилось как «люди», как и большинство названий, которыми изначально именовали себя различные разумные формы жизни. Названия планет и рас перешли в межзвездный язык из местных. В противном случае образовалось бы несколько сотен видов «людей», которые считали бы всех, кроме своих сородичей, «не-людьми», и почти все из них называли бы свои родные миры «Землями».

Треугольная голова дергалась и моталась, точно чертик из табакерки на ветру, следя за столбцами данных, бегущими по экранам. До сих пор все выглядело хорошо. Даже слишком хорошо. Миры с хорошо сбалансированной кислородно-азотной атмосферой, отклоняющейся от оптимального сочетания всего на каких-то полпроцента, да еще и с подходящим водным балансом, в зоне углеродной жизни встречались нечасто. Обычно вновь найденную планету еще долго приходилось доводить до ума, да и это было возможно лишь в тех редких случаях, когда она уже не оказывалась занята какой-либо формой высокоорганизованной жизни, зовущей ее домом.

Но здесь, похоже, был как раз такой редкий случай. На планете имелись безбрежные леса и пышные джунгли, равно как и высокие горные цепи, и хотя несколько избыточная вулканическая активность не давала планете дотянуть до абсолютного совершенства, исследования пока что не обнаружили никаких признаков наличия туземной расы разумных существ. Да, определенная основа здесь уже была – существа, занимавшие экологическую нишу насекомых, довольно высокоразвитые травоядные и (куда же без них?) плотоядные, охотящиеся на них и ограничивающие численность их стад, а также океанская живность, – но ничто не говорило о том, что местной эволюции когда-либо удавалось достигнуть более высокой ступени.

Разумеется, как отлично знал Саймак, никогда нельзя было быть уверенным на сто процентов, даже пронаблюдав за планетой целый месяц. Проявления разума иногда принимали самые причудливые формы, далеко не всегда вписываясь в привычные рамки. Не единожды он, как и многие другие разведчики, оценивал мир как «пригодный к эксплуатации», после чего Первая Команда, высадившись на планету, встречалась с неприятным сюрпризом.

Пока что задачей Саймака было проверять очевидное. Сооружения, признаки изменения окружающей среды, знаки, по которым можно определить, какие виды преобладают в экологической системе планеты, и прочее в том же духе. Если на этой планете и существовала разумная жизнь, она не была обычной.

– Выявлена аномалия, – доложил бортовой компьютер. – После ее обнаружения было сделано несколько проверочных рейсов; как только она была локализована, я послал туда робота с камерой самого высокого разрешения. Аномалия находится на восточном побережье меньшего континента в северном полушарии. Это определенно сооружение искусственного происхождения.

– Всего одно? – уточнил зимант.

– Да. Одно сооружение на всю планету.

Это было плохо. Куда хуже, чем уйма вопящих туземцев, поскольку даже с примитивным населением чаще всего еще можно что-то сделать, но единственное сооружение почти наверняка означает, что это место уже нашел кто-то другой.

– Идентификация?

– Не установлена. Сооружение не принадлежит ни к одному типу, известному в Бирже, Миколе или Мицлаплане. Собственно, я не сообщил о нем немедленно именно потому, что его параметры вызвали сбои в работе моих систем.

– Выведи на экраны самые приличные из снимков, – велел разведчик.

Экраны замигали, и на них появились различные изображения в трех измерениях. Саймак сразу же понял, что вызвало у корабля замешательство – картинки на экранах не походили ни на что, виденное им раньше. По правде говоря, пять изображений, выбранных для него компьютером, не походили даже друг на друга.

– Это не пять отдельных сооружений? Это все изображения одного и того же объекта?

– Один объект, одинаковые координаты. Видишь, почему я заподозрил сбой? Я проверил сооружение на все известные типы экранирования, но так ничего и не нашел. Насколько я могу определить, снимки не искажены каким-либо фильтром или экраном. По крайней мере, материал и основные размеры соответствуют действительности.

На первом снимке было запечатлено строение, больше всего напоминавшее гигантский кристалл кварца янтарного цвета и примерно сорока метров в высоту. Грани были видны очень хорошо, вершина заканчивалась острым скругленным конусом. Сооружение на втором снимке по цвету ничем не отличалось от первого, но здесь стены казались вогнутыми. Третий кадр тоже походил на первый, но гладкие грани снова неуловимо изменились, точно проклятая штуковина каким-то образом повернулась вокруг оси. На четвертом снимке вместо острого конуса зияла впадина, доходившая, судя по всему, примерно до середины высоты сооружения. Пятый же был самым странным, поскольку на нем сооружение казалось разбитым на отдельные грани, причем каждая была чуть отвернута от других.

– Но какое-то искажение все же есть, – заметил зимант. – Или эта штука живая и ворочается. Состав?

– Ни один анализ не дал четких результатов, – сообщил компьютер. – Могу сказать лишь, что это вещество твердое, непрозрачное, обладающее, по-видимому, некоторыми свойствами стекла или стеклопластика, и что, природное оно или искусственное, больше оно, судя по всему, нигде на планете не встречается. Есть признаки того, что внутри сооружения находится маломощный источник энергии, но за исключением этого – почти ничего. Оно не реагирует ни на какие дистанционные аналитические приборы. Судя по тому, что оно не подает никаких сигналов, это не маяк, а если это потерпевший крушение летательный аппарат неизвестной нам цивилизации, то он не испускает ничего, что можно было бы классифицировать как сигнал бедствия – хотя мне в любом случае кажется немыслимым, чтобы подобное сооружение могло прилететь или быть привезено сюда каким-либо транспортным средством.

– Признаки жизни?

– Я не получил никаких данных, которые не согласовывались бы с естественными условиями жизни на планете. Если там и есть что-то живое, оно либо не совпадает ни с одним известным определением формы жизни, либо надежно замаскировано.

– Другими словами, – пробормотал разведчик, – ты, самая умная и сложная машина из всех, что смогли создать все известные технологии, запрограммированная давать ответы на любые вопросы и строить всеобъемлющие теории по любому поводу, вооруженная самыми разнообразными сведениями и наделенная скоростью мысли неизмеримо большей, чем моя – ты говоришь мне, что мои догадки ничем не хуже твоих. Так?

– Возможно, даже лучше, – бесстрастно отозвался корабль. – Я не наделен твоей способностью к воображению.

– Итак, это не космический корабль, не грузовой модуль и не дом, построенный из найденных на планете материалов. Тогда как же это сооружение очутилось здесь?

– Я не осмеливаюсь строить предположения. Но ясно, что оно находится здесь уже долгое время. Оно погружено в подстилающую породу на довольно большую глубину, но нет никаких признаков, указывающих на то, что оно было каким-либо образом вмонтировано туда, какого-либо изменения окружающей среды. Можно предположить, что оно пробыло здесь действительно очень долго, и скалистые породы и почва сформировались уже вокруг него. Однако, оно не заросло окружающей растительностью и не покрыто вулканическим пеплом и обломками. Это свидетельствует о том, что некоторые его эксплуатационные функции до сих пор сохранились. Если подумать, кажется наиболее вероятным, что этот объект обладает какой-то системой, аналогичной моей. Вполне возможно, что все сооружение представляет собой искусственный интеллект, заключенный в оболочку.

– Вполне правдоподобно. Но ты уверен, что это объект внепланетного происхождения, а не просто необычный элемент рельефа?

– Абсолютно. Всплески энергии указывают на наличие внутри сооружения какого-то источника питания; кроме того, зарегистрировано потребление и выделение газов. Недостаточно большое для того, чтобы сделать вывод, что внутри него существует атмосфера, но достаточное, чтобы предположить, что она есть, по крайней мере, в какой-то его части. Было бы интересно приблизиться к нему и сделать анализ газов, которые оно выделяет.

– Так давай приблизимся. Приготовь дистанционный проб, и поглядим, из чего эта штуковина сделана и как она отреагирует на наше приближение. Сколько времени это займет?

– Я уже сконструировал и запрограммировал проб, предугадав твои действия. Но сейчас в той области планеты ночь, и я предложил бы отложить экспедицию до утра. Поешь и отдохни, а завтра посмотрим, что это такое.

* * *

Проб спустился неподалеку от объекта, отчасти для того, чтобы узнать, вызовет ли это ответную реакцию. Ни запросов, ни каких-либо других сигналов не последовало, поэтому проб, чуть ли не касаясь земли, направился к цели. Саймак вместе с компьютером внимательно наблюдали за его действиями с орбиты.

Вблизи продолговатая часть сооружения, походившая то на зазубренное острие кристалла, то на углубление, оказалась именно последним – это был почти туннель, обрамленный шестнадцатью правильными гранями из какого-то кристаллического вещества и ведущий вглубь, к единственной черной точке, которая могла быть, а могла и не быть чем-то вроде входа.

Сначала проб не стал приближаться к этой точке, а поднялся выше и обследовал внешнюю сторону странного сооружения. Предварительные измерения подтвердились: оно оказалось немногим более сорока метров в длину, вмуровано или вделано в коренную породу, а выступающая часть возвышалась над землей чуть меньше, чем на четыре метра. Никаких заметных невооруженным глазом отверстий не наблюдалось, но сооружение, судя по всему, источало газы из разрушенного, или «входного», конца, словно он был пористым. Зона воздухообмена простиралась чуть больше чем на шесть метров, затем резко обрываясь.

– Здесь что-то вроде воздушной камеры, – сказал корабль. – Возможно, вся зона внутри объекта, или хотя бы какая-то ее часть, пригодна для жилья. Два участка излучают тепловую энергию – немного, но это определенно указывает на наличие какого-то охлаждающего механизма.

– А ну-ка, может, удастся взять пробу и сделать анализ, – предложил Саймак, скорее заинтересованный, чем встревоженный.

Проб приземлился на вершине сооружения, крепко встал на три толстые ноги-присоски, затем выпустил из брюшка полый бур и попытался взять образец. Ничего не вышло. Бур лишь бешено вращался и натужно жужжал, понемногу начиная плавиться – вещество оказалось более твердым, чем его головка, сделанная из самого твердого материала, известного зиманту.

– Что бы это ни было, это не кварц, – прокомментировал компьютер.

– Очевидно. Ладно, хотя это почти наверняка пустая трата времени, проведи все испытания.

Кислородная резка, контурное взрывание, лазер и прочие меры оказались одинаково бесполезными, подтвердив правоту Саймака. Четыре часа компьютер подвергал объект всем известным ему воздействиям, однако по прошествии этого времени они знали о нем ничуть не больше, чем в начале.

– Ясно одно – если бы мы могли выяснить состав этого вещества и воспроизвести его, то получили бы отличный изоляционный и строительный материал, – заметил Саймак. – И постройка из такого материала была бы первой в истории, которая действительно простояла бы века.

– Не уверен, что это материал, – отозвался корабль. – Я только что провел еще одну серию замеров, и они немного отличаются от предыдущих. Не слишком сильно – изменения еле заметны, но они есть. Собственно говоря, сейчас я уже закончил третью серию, и результаты снова другие, а поверхность объекта при этом совершенно неподвижна. Такое впечатление, будто он действительно слегка изменяет форму, причем почти непрерывно, и тем не менее я не могу измерить эти изменения. Я бы сказал, что эта штуковина не… не вполне… в нашей Вселенной. Как будто законы нашей физики не совсем к ней применимы.

Зимант был удивлен:

– То есть ты хочешь сказать, что этот объект – из другой Вселенной? Он как-то очутился в нашей Вселенной, не утратив при этом контакта со своей собственной?

– Грубо говоря, да. Он как будто находится не совсем в одной фазе с нами – во времени или в каком-то другом измерении. Это объясняет, почему он оказался невосприимчивым ко всем нашим воздействиям.

– Разве такое возможно?

– Я никогда ни о чем подобном не слышал, но никакой другой теории, объясняющей подобные свойства, с ходу придумать не могу. Мы ведь почти ничего не знаем о геометрии параллельных Вселенных. Мы превышаем скорость света и путешествуем на далекие расстояния, поскольку изучили кое-какие свойства и топологию нашей собственной Вселенной, но здесь мы, возможно, наткнулись на другую. Если эта теория верна, то она многое объясняет – хотя я никогда не слышал, чтобы такое пересечение Вселенных было где-либо обнаружено. В таком случае становятся понятны не только свойства и характеристики объекта, но и то, как он здесь оказался. Те, кто построили эту штуку, не перевозили ее, а сдвинули в точку пересечения наших Вселенных и протолкнули сюда. Но какова могла быть цель этой затеи – не могу даже предполагать.

Зимант какое-то время раздумывал над его словами.

– Ну, а я, пожалуй, рискну предположить. Каков должен быть наш следующий шаг с точки зрения логики?

– Попытаться войти внутрь, что же еще?

– Вот именно. Эта штука напомнила мне капканы на мотриксов у моего народа. Это такое сооружение, похожее на паутину, которое кладут на землю и маскируют. Туда можно войти, а выйти нельзя. Мотрикс подходит, заползает внутрь и – оп! – попадает в ловушку. Когда охотник через некоторое время приходит проверить капкан, добыча уже ждет его там, свежая и отлично сохранившаяся. Какое-нибудь приспособление неизвестной нам расы, способное делать нечто подобное куда более хитрым способом, может служить для таких же целей. Оно стоит здесь, привлекая внимание своей непохожестью и ожидая, когда кто-нибудь неосторожный или чересчур любопытный заползет внутрь.

– Интересная теория. Проверим?

– Непременно.

– Это может оказаться бесполезным. Если эта штуковина не синхронизирована с нашей пространственно-временной матрицей, передача сигнала изнутри нее скорее всего будет невозможна.

Зимант был готов к этому.

– Что ж, если так, это будет очень досадно, но в таком случае мы передадим все, что нам удалось добыть, военным и Первой Команде и предоставим им возиться с этой штуковиной. Продолжай.

Проб снова двинулся вперед, потом вниз, добравшись до той области, которая сверху выглядела как осколки кварца, а с земли походила на зияющую пасть. Корабль перенаправил ретранслятор так, чтобы сигнал, подаваемый пробом в горизонтальной плоскости, можно было поймать и перенаправить вверх, а потом осторожно пустил проб к черному пятну в месте, где сходились грани кристалла.

– Мои сложные измерительные приборы сходят с ума, – сообщил корабль, – но базовая аппаратура пока держится. Атмосферное давление постоянное, температура поднимается, хотя и незначительно, прямая видимость ухудшается, но ретранслятор передает все, что нужно. А вот с расстоянием что-то не то. Судя по моим данным, мы уже прошли всю длину объекта, однако только сейчас приближаемся ко входу.

– Забавно будет, если она впустит нас и тут же выплюнет с другого конца, – заметил Саймак. – Этакая дверь.

Эта «дверь» уже занимала все экраны. У нее были ровные края, а ее чернота не была отверстием, ведущим внутрь – это скорее была плотная мембрана. Проб остановился в нескольких сантиметрах от ее поверхности и выпустил небольшой серебристый щуп, похожий на руку, который сначала коснулся черной пленки, а потом тремя «пальцами» попытался взять образец материала. Это, однако, ему не удалось, поскольку при его прикосновении мембрана, как им показалось по изображению на экранах, повернулась против часовой стрелки и разошлась в стороны.

– Диафрагма, – заметил корабль. – По крайней мере, нам открыли дверь.

– Это точно, – согласился разведчик. – Только вот куда? Неужели эта штуковина так выглядит изнутри? Она слишком огромна.

– Как я и предположил, объект находится в нашем континууме не полностью, – с некоторым удовольствием отметил корабль. – Стабильность передачи нашего сигнала – единственный мостик, связывающий нас сейчас с тем местом, где находится проб. Я не могу сделать точные измерения – цифры скачут, как сумасшедшие; однако с внешними измерениями все нормально, так что полагаю, что мои датчики работают правильно. Просто они совершенно не рассчитаны измерять нечто, настолько чуждое всему нашему опыту.

На экранах мелькали изображения огромного помещения из того же кварцеподобного материала, но асимметричного, с исполинскими хрустальными колоннами, возвышавшимися, точно величественные башни, от пола до потолка; все они светились холодным светом – одни малиновым, другие золотым, третьи – синим, зеленым и такими цветами, названия которых Саймак не знал. Общее впечатление было ошеломляющим.

Пол был неровным и напоминал какую-то холмистую местность в миниатюре, потолок был не менее бугристым, а стены, казалось, изгибались во всех направлениях, отражая и перемешивая свет колонн, искривляя его лучи и превращая их в радуги цветов, которые не были неподвижными, а медленно извивались, то сходясь, то расходясь.

– Это не источники света пульсируют и изменяют положение, – сообщил корабль. – Скорее, стены, пол, потолок и сами колонны незначительно изменяют форму и размер по мере продвижения проба. Полагаю, что это иллюзия, вызванная нашей неспособностью отчетливо видеть и измерять подобное состояние. Так что та геометрия, что мы видим, по своей природе – чисто теоретическая. Могу лишь предположить, что моя первоначальная теория была неверна: объект существует не вне нашего континуума, а скорее в множестве континуумов одновременно, включая и наш. Думаю, это что-то вроде четырехмерного куба, хотя как можно в действительности построить такую вещь и сделать ее доступной, ни одна наука нашего мира не знает.

– На самом деле, куда важнее не как, а зачем кому-то понадобилось строить его, – заметил Саймак, зачарованно глядя за быстрой сменой картинок на экранах. – И, если уж на то пошло, кому это могло понадобиться.

– Там есть еще и внутренние помещения. Боюсь, там мне не удастся поддерживать устойчивый сигнал. Но все равно, будем продолжать зондирование до тех пор, пока будет связь с пробом и мы сможем им управлять. Проблема в том, что если сигнал исчезнет на какое-то время, даже на несколько наносекунд, нам, возможно, больше не удастся восстановить связь. Попробуем зайти в ближайшее из центральных помещений и посмотрим, что нам удастся увидеть.

Проб двинулся вперед, и кадры на экране замелькали, сменяя друг друга, точно в калейдоскопе.

– Здесь освещение слабее, – сообщил корабль. – Думаю, я…

Он замолчал. Когда Саймак увидел на экране ясное, отчетливое изображение того, что находилось в меньшем из центральных помещений, у него перехватило дыхание.

Это была темная комната с двумя огромными колоннами в центре. Они светились желтым внутренним светом, но не были полностью прозрачными. И в этих колоннах, точно насекомые в янтаре, были заключены… существа.

Саймак никогда не был религиозным. У его народа, как и у большинства других, была уйма богов, ни один из которых не сделал ничего особенного для тех, кто столь усердно призывал их, выпрашивая благословения, но от чьего имени творилось немало зла. Однако теперь его взгляды начали казаться ему ошибочными.

Империя контролировала тысячи миров, на которых жили сотни рас; некоторые заселили свои миры еще до того, как их поглотила Империя, некоторые после. Эти расы принадлежали ко всевозможным формам, типам и видам, они дышали водой, метаном и еще множеством различных веществ; некоторые из них так отличались от остальных, что те, кто никогда их не видел, едва ли поверили бы в то, что такие существа вообще возможны. И все же почему-то на определенном этапе развития каждая из этих рас начинала развивать космологические и теологические науки. И хотя чаще всего эти науки разнились между собой как день и ночь, у всех них была одна-единственная любопытная общая черта, над которой с самого начала ломали голову и бились антропологи.

Пара существ, заключенных в колоннах, являла собой эту самую общую черту во плоти.

Каждое из них достигало, пожалуй, метров двух с половиной в высоту. Их слегка искривленные ноги, покрытые густыми лиловатыми волосами, заканчивались огромными раздвоенными копытами, а лишенная растительности грудь была темной и твердой, словно это была кость, а не кожа. Руки, переходившие в массивные широкие плечи, казались непропорционально длинными и были, как и ноги, покрыты густой шерстью, однако заканчивались огромными когтистыми лапами. Лица, точно маски смерти, ухмылялись наводящими ужас раззявленными ртами, с огромными плоскими ноздрями и большими, черными, словно сам космос, глазами, над которыми располагались густые лиловые брови, резко сходящиеся к переносице, образуя жирную «V». Их головы венчали уродливые бесформенные рога.

Их описания у различных рас и даже у различных культур внутри одной расы несколько различались, но Саймак мгновенно их узнал.

– Клянусь богами моих предков! – выдохнул он. – Демоны!

* * *

Бортовой компьютер был не меньше Саймака поражен с точки зрения разума, но на него не давило бремя воспитания в разумной культуре, в процессе которого неизбежно приобретался суеверный страх перед всяческими чудищами и страшилищами.

– Кроме разницы в длине и форме рогов, а также того, что левый чуть поменьше ростом и потоньше, они отличаются друг от друга и еще кое-чем, – бесстрастно заметил компьютер. – Белье, которое на них надето, не позволяет сказать наверняка, но, возможно, это самец и самка. Успокойся, Саймак, они надежно замурованы в этих колоннах и явно не собираются воскреснуть в ближайшее время.

Но зиманта, сколько бы его рациональный ум ни твердил ему, что он всего лишь сделал важное открытие, неотступно преследовало ощущение, будто он вломился в храм чего-то воистину сверхъестественного. Странность этого сооружения, его непонятная природа, все эти причудливые аберрации, а теперь еще и демоны….

Такие демоны существовали в религиях всех рас, и практически во всех из них они олицетворяли все самое злое и губительное во Вселенной. Это относилось и к расам Мицлаплана, как он очень хорошо знал, и даже к самим Мицлапланам, провозгласившим себя богами. Лишь миколианцы относились к древнему и общему для всех образу демона как к воплощению добра – но миколианцы всегда были не как все.

– Это открытие колоссального значения! – восторгался корабль. – Многие века мы тщетно разыскивали следы прообразов демонов, гипотетически – первых, кто входил в контакт со всеми древними расами. И вот наконец-то перед нами доказательство того, что они были, что демоны – это действительно существующая, неизвестная нам и, возможно, очень развитая раса. Мы войдем в историю, Саймак!

– Заканчивай с этим, – твердо сказал зимант. – Отзывай проб. Сейчас же.

– Но мне нужно…

– Делай, как я говорю!

– Хорошо, – с очень человеческим вздохом отозвался компьютер. – Однако возьми себя в руки. Ты забирался дальше и видел и пережил больше, чем кто угодно другой, живой или мертвый. Не можешь же ты сейчас бросить все из-за каких-то дурацких предрассудков и детских комплексов!

– Они – зло! – отрезал Саймак. – Запомни это! Они символизируют абсолютное зло практически повсеместно! Этому должны быть причины, уходящие корнями в древность и дошедшие до нас как предостережение!

– Зло – понятие относительное. Кроме того, миколианцы считают их воплощением добра.

– Посмотри, какое у миколианцев общество и какие у них ценности! Нет ничего удивительного в том, что зло поклоняется злу! Давай, отзывай проб и готовься к сеансу связи.

– Значит, два этих давным-давно мертвых мастодонта все же не настолько перепугали тебя, чтобы ты решил вообще не сообщать о них?

– Я не могу проигнорировать такую находку. Уничтожить или спрятать их у нас вряд ли получится, а если я не застолблю эту планету, то на нее наткнутся миколианцы или мицлапланцы. Мне остается только молиться, чтобы те, кто придут сюда после нас, не выпустили на свободу этот древний ужас, который был заключен здесь многие тысячелетия назад. Поэтому дай пробу команду возвращаться и подготовь отчет. Мы с тобой здесь больше ничего делать не будем.

– Хорошо. Но я бы на твоем месте не тревожился так сильно. Теперь это уже всего-навсего археология, объект изучения. Эти двое давно мертвы и похоронены здесь, как на кладбище. Даже если исходить из общепринятого мнения, что представления о демонах, встречающиеся среди множества различных, отдаленных друг от друга рас, действительно являются воспоминаниями о каких-то происходивших в древние времена контактах, то ведь это было десятки тысяч лет назад! С тех пор демонов во плоти не видел никто, кроме жрецов, экстрасенсов и психов.

– Это не кладбище, – твердо возразил Саймак. – Кладбища устраивают там, где живут люди. Их не устраивают в сооружениях, выстроенных с применением неизвестных технологий, до сих пор функционирующих и реагирующих на посетителей. А десять тысяч лет назад здесь было совершенно другое место – с точки зрения геологии уж точно, а, возможно, и с точки зрения климата. Судя по нашим данным, сейчас на этой планете период незначительного оледенения. И тем не менее эта штуковина стоит здесь, совершенно исправно работающая, с замороженными внутри ужасными обитателями. Она не погребена в камне, не заросла местной растительностью, механизм открывания двери работает как новенький. Нет, эта штуковина жива – по крайней мере настолько, насколько можно считать живым тебя, а может быть, еще и побольше! Она все еще жива, все еще активна, все еще работает и достаточно разумна, чтобы за все эти столетия остаться стоять, не уйти в землю и не зарасти по самую крышу. Боюсь, что об этом открытии я буду сожалеть до самой смерти.

– Возможно. Но оно в любом случае перевернет нашу науку. Хочешь проглядеть отчет, прежде чем я отправлю его?