Текст книги "Заколдуй меня"

Автор книги: Джек Кертис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 27 страниц)

Глава 40

Бармен приветственно помахал Паскью рукой:

– Ну что, все еще раскапываете это дело? – Щеки его буквально пылали.

«То ли получил взбучку от жены, – подумал Паскью, – то ли обмывал свои доходы».

– Да, все еще раскапываем.

– Теперь это уже вчерашняя новость. – Бармен догадался, что Паскью собирается заказать пиво, поставил на стойку стакан и взял у него деньги.

– Охотиться за новостями может любой, – возразил Паскью. – Сегодня Саддам поджигает нефтяные скважины, а завтра это уже никого не волнует. Мне больше по душе очерки. Есть для меня послания?

– Ни одного.

Паскью отпил пива и направился к телефону. Нужный ему номер был долго занят, когда же он наконец дозвонился, трубку снял Роб Томас, сообщивший свое имя и название агентства.

– Надеюсь, дела у тебя идут неплохо? – поинтересовался Паскью.

– Вполне прилично. Мне оплачивают суточные даже, те, кто больше не работает в своей конторе.

– Ты разыскал его?

– Да, разыскал. А вот тебя так и не нашел. Ты опять в том отеле?

– Пока нет, – ответил Паскью. Он сообщил Тому телефонный номер бара. – Можешь оставлять сообщения на мое имя бармену. Он уверен, что я работаю на какую-то газетенку, и ждет не дождется, когда его имя появится в печати.

Это замечание кое-что напомнило Томасу, и он сказал:

– Мне тут повстречался Энтони Стюарт, ходячий памятник материнской любви.

– Джордж Роксборо празднует победу. Напился и позвонил мне. Думаю, он запросто подмахнул бы тебе счета, даже если бы ты их удвоил.

Наверное, этих слов Томас и ждал.

– Так вот, – продолжил он, – что касается Валласа Эллвуда... Он приплюсовывает все расходы на счет «Амекс», а поселился в отеле «Виндбраш» в двух милях от побережья. Ты знал, что он где-то поблизости?

– Я считал, это стоит проверить. Его было сложно найти?

– Нет... Он не делает тайны из своего местонахождения. А может быть, просто не ожидал, что его кто-то станет искать. «Амекс» – это кредитная карточка компании, а сам он ничего не платит.

– Какой компании?

– "Лайтхаус Дистиллериз".

– И она конечно же не существует.

– Не существует.

– Поблагодари своего друга с компьютером.

– А ты своего – с чековой книжкой...

Бармен объяснил Паскью, как добраться до отеля:

– Сначала доедете до мыса, а оттуда уже легко найти это место. – Паскью так и недопил свое пиво, и бармен вылил его с возмущением: – Надо же, каждому болвану оплачивают командировочные!

* * *

В сгущающихся сумерках Карла возвращалась домой на такси. Глаза ее были прикрыты. Она восстанавливала в памяти те последние полчаса, что провела с Эллвудом – заново переживая получаемое наслаждение и одновременно продумывая, как лучше использовать его информацию. Эллвуд был одним из ведущих сотрудников в департаменте. Карла хотела извлечь из этого какую-то выгоду, так же как из всего, что делало Эллвуда ее должником – его желаний, малейшей неосторожности, любых просчетов. Она старалась найти для себя преимущества во всем: в том, как он обращался с ней, что говорил, в своей притягательности для него. И от этого сочетания похоти и обмана у нее закружилась голова.

Она открыла глаза – всего на несколько секунд, как будто по наитию свыше, – и увидела Люка, едущего ей навстречу, в сторону отеля, где остановился Эллвуд.

Карла чуть не вскрикнула от удовольствия. Она снова прикрыла глаза, представляя, как он будет разговаривать с Эллвудом, еще сохранившим запах ее тела, да, а потом зайдет в спальню – но зачем? зачем? – ну, например, чтобы попасть в ванную, да-да, именно так, и вдруг застынет на месте, словно пораженный каким-то воспоминанием, непонятно откуда всплывшим, почуяв чье-то недавнее присутствие здесь, отзвуки голоса, еще не рассеявшиеся в воздухе.

И еще он увидит смятые галстуки, которыми Эллвуд привязывал ее руки к прутьям кровати.

* * *

– Я сел рядом с ним. В тот момент я был клоуном, понимаешь? Загримирован под клоуна. Он твердил: «Я никому не рассказывал».

– А еще что?

– Ничего. Что-то шамкал, но разобрать было невозможно.

– Значит, говорил что-то.

– Да.

– Обратился к клоуну?

– Так мне показалось. Точно не знаю.

– Значит, нам нужен клоун, содиум пентофал, еще один сеанс, ну в крайнем случае – еще два, и мы достигнем цели. – Эллвуд стоял голый, только завернутый в полотенце, как в саронгу[11]11
  Саронга – длинная полоска хлопковой или шелковой ткани, которую носят, обмотав вокруг бедер, в Малайзии и Индонезии.


[Закрыть]. Он виновато улыбнулся: – Прошу прощения – я тут развлекал одну подружку.

Люк сразу это понял по едва уловимому запаху. Довольная ухмылочка Эллвуда разозлила его:

– Я ведь уже говорил, что собираюсь уехать.

– Да, помню. Но я тебя предупредил: в этом случае твоей хромоногой подружке будет плохо. Вам обоим будет плохо. Так что придумай какой-нибудь фокус, чтобы избежать этого. Великий Зено... – Эллвуд захихикал, но тут же спохватился, поняв, что перегнул палку, и, как бы извиняясь, выставил вперед ладони. Теперь он старался убедить Зено: – Мы ведь давно знаем друг друга, да? Много лет. А тут речь идет всего о каких-то двух днях. Всего двух. Ради Бога, не горячись.

Два дня – крайний срок, установленный им самим. У Люка возникло ощущение, будто Эллвуд всегда проигрывал две стороны одной кассеты. А теперь запись должна была остановиться.

– Хорошо, еще два дня.

Какая-то доверительность установилась между ними, словно Карла стала тому причиной.

– Чего ты добивался, когда убивал их? – спросил Эллвуд.

Люк посмотрел на него изумленно:

– Как ты узнал?

– И все-таки, чего ты этим хотел добиться?

– Безопасности.

– А если ты сейчас разыщешь остальных? Если сможешь до них добраться – что будешь делать?

Эллвуд всячески старался узнать, что стало известно Сюзан Харт после разговора с Люком.

Люк сейчас тоже подумал о Сюзан. Он тогда долго стоял возле нее. Уже вставил спицу ей в ухо и собирался надавить, прикончив ее во сне. Но в конце концов просто оставил там, как будто она не представляла для него никакой опасности.

– Так что будет, если ты найдешь остальных? – повторил Эллвуд свой вопрос.

– Не знаю, – ответил Люк. Но потом добавил: – После того как мы уедем отсюда, Валлас, после того как мы с Карлой уедем, не пытайся меня искать. Никогда больше меня не ищи.

И Эллвуд подумал, что у Люка наверняка созрел какой-то план.

– Еще два дня. А потом поступай как знаешь. – Эллвуд сбросил полотенце на пол и голый прошел в ванную.

– Почему бы тебе не поехать домой к твоей – как ее? – Карле?

Люк кивнул.

– Возвращайся к Карле, она наверняка ждет тебя.

Люк стоял у окна и смотрел вниз. Вечерняя торговля уже началась – люди попивали спиртное, сидя на террасе одного из пяти отелей, все новые посетители заходили с теннисных кортов и площадок для гольфа, в казино позвякивали игральные автоматы. И тут перед ним возникло лицо Сэма Паскью, сливаясь с отражением облаков на стекле. Паскью сидел, как самый обыкновенный турист, в ожидании вечерних развлечений.

Эллвуд стоял в дверях спальни и, как собака, рассеянно почесывал болтающиеся между ног причиндалы.

– Держу пари, она сидит дома и дожидается тебя.

Люк обернулся и окинул его взглядом, словно внезапно оскорбленный его наготой.

– Оденься, – попросил он.

* * *

Паскью оставил машину на стоянке отеля и, поднявшись по лестнице, оказался на террасе, располагавшейся ниже главного входа. Он заказал выпивку и выбрал столик, за которым уже сидели трое, – в этот теплый вечер на террасе было людно. Возле отеля и ресторанов горели фонари; между зданиями, в наступающих сумерках, зажглись гирлянды разноцветных огней.

Ему нужно всего полчаса, подумал он, чтобы прикинуть, что к чему, оглядеться. Он посидит здесь, его лицо затеряется среди множества других.

Карла несколько минут простояла под матерчатым тентом, ожидая такси. Паскью мог видеть ее, но для него она ничего не значила. Просто лицо среди множества незнакомых лиц.

Невозможно было держать вход в отель под постоянным наблюдением. Официанты сновали туда-сюда. Кто-то из посетителей вставал и уходил, и тут же приходили новые. По этой причине Паскью не заметил, как Люк вошел в «Виндбраш», но увидел его выходящим оттуда. Он высматривал в толпе человека, которого помнил молодым. Он знал, что тот изменился, и, когда заметил знакомые черты, долго и напряженно вглядывался, пока окончательно не убедился, что это Люк: широкие скулы, бледная кожа, казавшаяся еще бледнее при скудном освещении, острый подбородок.

Грунтовая дорожка вела мимо террасы вниз, к автомобильной стоянке. Люк прошел футах в двадцати от столика, за которым сидел Паскью. Казалось, он полностью поглощен своими мыслями – даже бормотал что-то себе под нос. Паскью вспомнился пустой дом, сосновый гардероб и внезапное, жуткое ощущение чьего-то присутствия в комнате. Он смотрел не отрываясь на проходящего мимо Люка; и хотя теперь Паскью уже знал правду, но так и не смог разглядеть в нем Зено. Он мысленно накладывал на это лицо красно-черный грим, рисовал зловещую улыбку, но получался совсем другой человек, вовсе не тот, что был сейчас перед ним. Не его друг из прошлого, которого он только что узнал.

Люк постепенно скрылся из виду, но Паскью не пошел за ним. Он подумал: «Я ведь знаю, где его найти, – он живет в самом обычном доме, ведет там самую обычную жизнь». Еще один посетитель подсел за столик и махнул рукой официанту. Когда официант подошел, Паскью заказал пиво.

«Я тяну время, – подумал он. – Почему? Возможно, потому что разыскал Валласа Эллвуда, но не понимаю, что все это значит. Нашел Люка, но не знаю, как теперь поступить. Может быть, подойти к номеру Эллвуда, постучаться, прижать его к стенке и спросить: Что ты сделал с Люком?» Или разыскать в лесу домик Люка, постучаться, прижать его к стенке и спросить: «Что ты сделал с Люком?»

Официант вернулся с подносом и поставил на стол два стакана, не оставив счета. Паскью окликнул его, но тот не слышал. Его сосед по столику объяснил:

– Он думает, что мы пришли вместе и записал все на мой счет. – Когда Паскью достал деньги, он добавил: – Не стоит, право, это всего лишь пиво. – В его темных очках отражался свет фонарей, и Паскью видел в стеклах собственное лицо в обрамлении разноцветных огней, улыбающееся нежданному благодетелю.

Он искал Люка, потому что тот пытался убить его. Потому что пытался убить Софи. И убил Ника Говарда. И вот настал момент, когда можно преградить Люку дорогу и сказать: «А вот и я». Он не представлял, что за этим последует.

* * *

Паскью не торопясь допил все, что оставалось в стакане. Теперь, когда он решил, что делать дальше, не было необходимости спешить. Люк ожидает его там, среди обычных вещей, в самом обычном доме. Навстречу ему попадались парочки, направляющиеся то ли в ресторан, то ли в казино, он едва не задевал их плечом, как будто от этого соприкосновения спокойствие, которым веяло от них, могло перейти и к нему. Когда он дошел до машины, человек в темных очках оказался позади него, прикрывая ладонью пистолет.

– Если потребуется, я буду стрелять, – предупредил Эллвуд.

Паскью подумал о пистолете Софи, запертом в бардачке, как о блестящей идее, оставшейся невостребованной.

Перед ним вырос Люк. Он облокотился о машину, положив подбородок на скрещенные руки.

– А я-то гадал – куда ты запропастился? – сказал он.

Глава 41

Огни вдоль мыса сливались, образуя белое сияние с разноцветными вкраплениями. Паскью видел, как на горизонте каждые несколько секунд вспыхивает огонек маяка. Голубой катер, сколоченный внакрой, неторопливо плыл вдоль берега, держа курс в открытое море.

– Сюзан рассказала мне про Эллвуда, – начал разговор Паскью. – Но почему ты здесь? Что ему от тебя нужно?

Люк очень свободно обращался с рулем – видимо, хорошо знал эти места. До Паскью доносился шум океана, но воды он не видел.

– Софи знает, куда я пошел.

– Да. – На лицо Люка с одной стороны падал свет лампы, свисающей на проводе с брезентового тента.

– Если я не вернусь, она поймет почему. И будет знать, кто это сделал.

– Неужели?

– Я знаю – ты виделся с Сюзан. Но не стал ее убивать, хотя мог.

– Это совсем другое дело.

– Почему?

– Ты здесь. А Сюзан уехала.

– Я тоже мог бы уехать.

– Слишком поздно, Сэм.

– А как все-таки быть с Софи? Пройдет еще день, и она догадается: что-то случилось.

– Через день меня здесь не будет. – На лице Люка, разделенном пополам светом лампы, появилась улыбка. – Через день я буду уже далеко.

Они изменили курс, и огоньки постепенно пропали из виду. Все вокруг поглотила тьма. Время от времени, когда нос судна разрезал волны, ему становилась видна белая пенящаяся линия. Люк резко крутанул руль; руку, сжимавшую пистолет, скрывала темнота.

– Они найдут мое тело.

– Наверняка, рано или поздно. Послушай, Сэм... – Люк помолчал, как будто подбирая нужные слова. – Хватит трепаться! У меня нет ни малейшего желания с тобой разговаривать.

– Это был ты на лодочной станции?

– Да.

– И в пустом доме тоже?

– Да, конечно.

– Стол, накрытый на одного, и ты в боевой раскраске. Галантный джентльмен во фраке и цилиндре.

– Это было магическое представление, – сказал Люк. – Я не хочу с тобой разговаривать.

– А тебе не приходило в голову, что ты сумасшедший? – спросил Паскью. – Ты не задумывался над этим?

– А что означает это слово? Ты сам-то хоть понимаешь?

– Магическое шоу, во время которого умирают люди. Ты в маскарадном костюме и гриме. Настоящий безумец! Разве не так?

– Каждому – свое, – возразил Люк. – А ты чем занимаешься, Сэм?

– Я адвокат.

– Тебе приходилось защищать убийц?

– Да.

– И ты был уверен в их виновности?

– Да.

– Послушай, – Люк опять попытался прервать беседу, – я не хочу с тобой разговаривать. Заткнись, Сэм, хорошо? Заткнись. Не говори больше ничего.

– Говорящего меня труднее будет убить.

– Нет, говорящего тебя будет убить легче.

Паскью прикинул, как далеко они ушли в открытое море. Мили на две, а то и на три. В лучшем случае он проплывет сотню ярдов. Ему пришла в голову мысль, что если бы от этого зависела его жизнь, он, возможно, проплыл бы и двести.

– Поверни катер обратно, – предложил он, – и отпусти меня. Я уеду, и ты никогда меня больше не увидишь. Ни меня, ни Софи.

– Ты прав: никогда больше не увижу. Только заткнись.

Паскью и рад был бы замолчать, но не представлял, как можно встретить смерть, не произнеся ни слова.

– Чего ты добивался от нас с Софи и всех остальных? Зачем посылал эти письма? Зачем вспомнил о Лори? И почему решил нас убить?

– Это тебя не касается! – огрызнулся Люк.

Паскью рассмеялся:

– Как ты сказал? – Не дождавшись ответа от Люка, он еще громче расхохотался. – Боже праведный, да ты просто сумасшедший! Значит, меня это не касается?

Люк обернулся к нему, держа в руке пистолет. В темноте блеснул ствол. Паскью встал.

– Не делай этого, – попросил он, – ведь можно найти какой-то другой выход.

– Я хочу это сделать. – Одной рукой Люк по-прежнему держался за руль; он стоял, повернувшись к Паскью в профиль, наведя пистолет ему на колени. – Одним свидетелем станет меньше, – объяснил Люк.

– Но ты ведь не убил Сюзан.

– Ты не Сюзан, – возразил Люк.

Он поднял пистолет, крепко зажатый у него в ладони, и тут Паскью вывалился за борт, как будто его подстрелили. Люк заблокировал руль и стал стрелять в темноту, перегнувшись через борт, наводя пистолет туда, где слышались всплески воды. От выстрелов у Паскью звенело в ушах, как будто рядом раскачивали огромный колокол. Выключив двигатель, Люк снова вернулся к борту, но теперь не услышал ничего, кроме шума волн, неторопливо набегающих на корпус покачивающегося катера.

Из-за света лампы темнота вокруг становилась еще чернее. Паскью удалялся от света, перевернувшись на спину, стараясь не делать резких движений. До него донесся спокойный голос Люка – он звучал настолько близко, что у Паскью все похолодело внутри.

– Ну что же, можно и так умереть.

От включенного двигателя катер задрожал. Потянуло бензиновой гарью. Паскью видел, как Зено поворачивает руль, его тень двигалась среди других теней. Через несколько секунд огни судна превратились в едва различимое фосфорисцирующее облачко, покачивающееся на воде. Паскью повернулся и сделал двадцать взмахов руками. Ровно двадцать – он посчитал. Когда он оглянулся назад, пятнышко света уже исчезло, стих и шум двигателя.

* * *

Он плыл по необъятным просторам океана, слыша лишь себя – свое дыхание, изрыгаемые им проклятия и всплески воды, плыл, делая массу лишних движений и задыхаясь.

План состоял в том, чтобы плыть с передышками, время от времени дрейфуя на воде. Он понимал, что его относит течение и все усилия напрасны, но не отдался на его волю, чтобы не чувствовать себя совершенно беспомощным и хоть отчасти контролировать ситуацию.

Десять взмахов – и отдых; он отсчитал десять движений. Лежа на спине, он в большей степени ощущал силу течения. «Это все равно что оставаться в самолете с отказавшим двигателем, – подумал он. – На высоте тридцати тысяч футов успеваешь понять, что вот-вот умрешь. То же самое и со мной: я то плыву кролем, то отдыхаю, покачиваясь на воде, зная при этом, что все равно не доберусь до берега».

Усталость все больше давала себя знать. Когда Люк с Эллвудом затащили его на катер, он был одет соответственно погоде, только в шорты и рубашку, но сейчас даже эта легкая одежда сковывала его движения. И он барахтался в воде, стараясь ее сбросить. Особенно трудно пришлось с рубашкой: он поднял руки, чтобы вытащить их из рукавов, – и тут же ушел под воду. А когда, отплевываясь, выскочил на поверхность, его одежду уже уносило течением.

Десять взмахов – и отдых. К ужасу прибавилось сознание мрачной неизбежности. Он видел себя со стороны – ничтожную щепку в безбрежном пространстве, в бескрайней темноте, простирающейся во всех направлениях, в том числе и в бездонную глубину. Никто не придет на помощь, смерть подступила так близко, что при каждом взмахе руками он дотрагивался до нее кончиками пальцев. От этой мысли его одолела такая чудовищная слабость, как будто ему распороли живот и выпустили кишки. И он закричал:

– Люк Мадлен, ах ты ублюдок! Я убью тебя! Я найду тебя и прикончу! – Как будто, грозя кому-то смертью, мог сам спастись.

В очередной раз перевернувшись на спину и почувствовав, как его тело подхватывает мощное течение, он подумал, что самое разумное – отказаться от всяких потуг и оставаться в таком положении, глядя в темноту, ожидая, пока последние силы покинут тело и он уйдет под воду. Ведь все равно это случится. Ждать осталось совсем недолго.

И снова десять взмахов, а потом снова он во власти течения.

С каждым разом грести руками становилось все труднее. Мышцы похрустывали, он изнемогал от холода.

* * *

Люк пришвартовался и прошел вдоль набережной в поисках машины Эллвуда. Она стояла на одной из боковых улиц. За рулем сидел Эллвуд, Люк увидел его силуэт.

– Ну как, все в порядке?

Люк кивнул:

– Паскью мертв.

– Ты сможешь завтра притащить ко мне Пайпера?

– Попробую.

– Не надо пробовать. Сделай это. У нас не осталось времени.

– Хорошо. А потом я уеду. И Карла тоже.

– Он понадобится мне еще один раз.

– Еще раз, – повторил Люк. – Надеюсь, последний. Добейся от него результата любой ценой, хоть прибей, но потом не ищи меня – никогда больше.

«Что за болван? – подумал Эллвуд. – Ты сам в этом виноват, вонючий Зено, Великий вонючий Зено, ты сам во всем виноват, козел!» – А вслух сказал:

– Потом – все, что пожелаешь. Но завтра дай мне возможность еще раз попытаться, хорошо?

Люк спросил его:

– О чем ты подумал, Валлас, когда Лори покончила с собой? Что тебе тогда пришло в голову?

– Я подумал, что это еще одна головная боль. Мы лишились важного источника и приобрели кучу проблем.

– А мне показалось, что затикал какой-то мощный часовой механизм.

«Ты чокнутый придурок!» – мелькнуло в голове у Эллвуда, и он сказал:

– Лучше сосредоточиться на Пайпере.

– Мне кажется, одна смерть упрощает все последующие. Ты веришь в это, Валлас? Это имеет для тебя какой-то смысл? Иногда смерть кажется таким простым делом, да?

У силуэта появились глаза и зубы.

– Да, простым, – согласился Эллвуд, – да, ты прав, совсем простым.

* * *

Озноб затруднял дыхание, тело онемело от усталости. Веки сомкнулись, сначала всего лишь на мгновение, а потом снова, уже секунд на пять, и он пошел ко дну. Отчаянным усилием вынырнув на поверхность, он зашелся в кашле, наглотавшись воды, а течение понесло его дальше, словно щепку. Он слышал, как плескались волны, избороздившие поверхность моря, и чувствовал, как все глубже погружаются в воду его плечи. В слабом свете звезд он не видел ничего, кроме океана.

«Все хорошо, – думал он, – да, все в порядке. Я настолько устал, что остается лишь одно – умереть».

Но сначала – еще десять взмахов; что-то заставляло его работать руками, даже когда смерть казалась самым лучшим выходом, самым простым и безболезненным. Он перевернулся со стоном и, вскинув руку, начал считать: «Раз, два...»

Белая каемка возникла у него перед глазами, когда он перевернулся, чтобы отдышаться, и он увидел, как волны разбиваются о какую-то преграду. Это была не дамба, а выступ скалы. И он почувствовал, как его увлекает туда течением.

* * *

Люк прохаживался по дому, словно пума, меряющая шагами клетку, шаря взглядом во всех уголках, словно пересчитывая их нехитрые пожитки.

– Не утруждай себя паковкой вещей, – сказал он Карле, – оставим все это здесь. – Он остановил взгляд на композиции из камушков, словно увидел в них какое-то дурное предзнаменование. – Послезавтра это уже перестанет быть нашим, не будет иметь к нам никакого отношения.

Он прошел в спальню, слишком перевозбужденный, чтобы присесть или лечь, и снова стал вышагивать перед открытым окном. Легкий ветерок дул с моря. Клетка его была длиной в восемь шагов, и ему приходилось все время поворачивать, меняя направление.

Карле представилось, будто она видит его лицо сквозь прутья решетки и глаза его буравят ее насквозь. Она вылезла из постели и направилась наперерез ему, улыбающаяся, невозмутимая, совершенно голая, что придавало ее хромоте особую пикантность.

– Иди ко мне Люк, иди же.

Она взяла его руки, положила себе на грудь, и тут он словно оцепенел.

– Я люблю тебя, – сказал он.

Она, пятясь, вернулась к кровати, продолжая улыбаться, и прилегла, опираясь на локти, не сводя с него глаз.

– Иди ко мне.

Его била дрожь, но он не знал, чему это приписать: решимости или страху.

Карла терялась в догадках: то ли Эллвуд продолжает дергать его за ниточки, то ли он теперь сам принимает решения.

– Иди ко мне...

Она подумала: «Может быть, Эллвуд ослабил свою хватку? Нельзя ли извлечь из этого выгоду?»

Люк поцеловал ее в шею.

– Иди ко мне, ну давай, давай же.

* * *

Он отыскал это место в темноте. Сначала уцепился за камень руками и несколько минут отдыхал, захлестываемый волнами, глотая воздух и отплевываясь, потом стал пробираться туда, где скала поднималась из воды. Он карабкался вверх по гладкой поверхности, подтягиваясь на руках, отталкиваясь коленями, до тех пор, пока дальше продвигаться стало невозможно – он поднялся уже на высоту, примерно раз в пять превышающую его рост. Тогда он сел, растирая руки и ноги, массируя тело. Несмотря на обдувающий его теплый ветерок, у него зуб на зуб не попадал. Несколько невидимых в темноте птиц взмыли кверху и, покружив в воздухе, вернулись к своему гнезду.

* * *

Какая-то твердь, погруженная в темноту.

Значит, он еще не совсем мертв. Быть может, это лишь вопрос времени, но пока он еще жив.

Дрожь пробежала по телу, и он забился на камнях, выкрикивая что-то с яростью человека, потерявшего все, – человека, лишенного будущего.