Текст книги "Поместья Корифона. Серый принц"

Автор книги: Джек Холбрук Вэнс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Джорджола возмущало присутствие Эльво Глиссама, он с трудом скрывал свои чувства. Пару раз Шайне показалось, что он уже собирался попросить Глиссама удалиться; в обоих случаях ей удалось быстро вмешаться и предотвратить скандал.

В конце концов Джорджол смирился с обстоятельствами, но тут же принялся демонстрировать новую гамму меняющихся настроений: вспоминая то одно, то другое приключение юности, он преподносил события в издевательских тонах, после чего начинал жаловаться на судьбу или запутывался в сентиментально-ностальгических рассуждениях. Поставленная в неудобное положение, Шайна нервничала – Джорджол явно валял дурака. Ей хотелось поддразнить его, чуточку сбить с него спесь, но она боялась уязвить его и тем самым вызвать новый приступ страстных трагических излияний. Она решила придержать язык. Эльво Глиссам надел на себя маску спокойной благожелательности и отделывался высказываниями настолько безличными и банальными, что заслужил со стороны Джорджола несколько взглядов, исполненных глубокого презрения.

Тем временем Шайна старалась придумать тактичный способ объявить о том, что обед будут подавать не в парадной столовой. Вопрос решился сам собой: когда они обогнули угол усадьбы, возвращаясь ко входу, у всех на виду оказался накрытый стол с закусками, установленный на лужайке с восточной стороны дома. Там уже стоял Кельсе, беседовавший не только с Кургечем, но и с Хулио Танчем, заведовавшим скотоводческим хозяйством Рассветного поместья. И Хулио, и Кургеч надели по такому случаю повседневную одежду пришлых – свободные брюки из саржи, сапоги и белые рубахи навыпуск. Ни тот, ни другой не прибегали к синьке, чтобы изменить естественный цвет кожи.

Увидев троих на лужайке, Джорджол сразу остановился, после чего медленно, напряженно подошел ближе. Кельсе поднял руку, вежливо приветствуя его: «Джорджол! Ты, конечно, помнишь Кургеча и Хулио».

Джорджол коротко кивнул: «Прекрасно помню. Много воды утекло по извилистому руслу Чип-Чапа с тех пор, как мы виделись в последний раз». Джорджол выпрямился, расправил обнаженные синие плечи: «С тех пор многое изменилось. А главные перемены еще впереди».

В глазах Кельсе сверкнул недобрый огонек: «Да, набегам и налетам с Вольных земель будет положен конец. Этим перемены не ограничатся. В один прекрасный день Вольных земель больше не будет – весь Алуан станет Договорной территорией».

Шайна воскликнула: «Все проголодались, давайте закусим!»

Джорджол не двигался с места: «Мне не пристало обедать под открытым небом, как прислуге. Предпочитаю, чтобы меня пригласили к столу в столовой».

«Боюсь, что это невозможно, – вежливо ответил Кельсе. – Никто из нас не оделся к парадному обеду».

Шайна положила руку Джорджолу на плечо: «Кексик, ну пожалуйста, не капризничай. Здесь нет прислуги – мы просто решили закусить на свежем воздухе».

«Дело не в этом! Я человек известный, у меня высокая репутация. Чем я хуже какого-нибудь пришлого? Я хочу, чтобы ко мне относились с уважением!»

Кельсе безразлично пожал плечами: «Когда ты соблаговолишь надеть помещичью одежду, тем самым демонстрируя уважение к нашим обычаям и предпочтениям, к тебе будут относиться по-другому».

«Ах, даже так? Как насчет Кургеча и Хулио? Они соблюдают ваши правила – пригласите же их в парадную столовую и кормите их там. А я останусь здесь и закушу в одиночестве».

«В свое время, когда для этого будут достаточные основания. Не сегодня».

«В таком случае я не могу с вами обедать, – заявил Джорджол. – Меня ждут дела, я вынужден удалиться».

«Как тебе угодно».

Провожая Джорджола к сияющему эмалью «Гермесу», Шайна сказала упавшим голосом: «Мне жаль, что все так получилось. Нехорошо получилось. Но и тебе, право же, незачем быть таким запальчивым».

«Чепуха! Кельсе – неблагодарный болван! Неужели он надеется запугать меня разговорами о помещичьей армии? Недалек тот день, когда он узнает на своей шкуре, куда дует ветер!» Джорджол схватил Шайну за плечи: «Милая, добрая Шайна! Давай уедем! Садись в яхту – один шаг, и все они останутся за бортом, далеко внизу».

«Кексик, не говори глупости. Я такое и представить себе не могу».

«Когда-то ты могла!»

«Это было давно, слишком давно, – Шайна отшатнулась: Джорджол попытался ее поцеловать. – Кексик! Пожалуйста, перестань».

Джорджол напрягся и застыл, разрываемый страстями – его пальцы так крепко сжали плечи Шайны, что та уже морщилась от боли. Раздался звук. Джорджол дико оглянулся в сторону усадьбы – к ним, будто невзначай, задумчиво приближался Кургеч. Шайна выкрутилась из цепкого объятия.

Джорджол бросился за штурвал «Гермеса», как человек, охваченный горем непосильной утраты – воздушная яхта взмыла в небо. Шайна и Кургеч молча провожали глазами летательный аппарат, постепенно исчезнувший в дымке западного горизонта. Шайна повернулась к старому кочевнику, глядя прямо в серое, изборожденное морщинами лицо: «Что случилось с Джорджолом? Он одичал, ведет себя, как сумасшедший». Она не успела договорить, как вспомнила, что Кексик всегда был диковат и часто устраивал сумасшедшие выходки.

Кургеч ответил: «Веет роковой судьбой. Нарождается беда, хаос оседлал его, как детеныш – загривок эрджина».

«Дует ветер перемен, – согласилась Шайна. – Я чувствую: на всех нас что-то давит. Скажи – о чем говорят шаманы? Ао тоже хотят, чтобы мы покинули Рассветную усадьбу?»

Кургеч смотрел на южные просторы – на землю, тысячи лет принадлежавшую его племени: «Кое-кто из недорослей прислушивается к виттолям. Подражают Серому Принцу, величают себя «авангардом синей нации». Другие считают, что Алуан слишком велик, чтобы придавать значение словам: места хватит на всех. Пришлые застолбили поместья – пусть живут как хотят, мы немного потеряли и кое-что приобрели. Авангард протестует: «Подумайте о будущем! Пришлые размножатся, построят сотни новых усадеб и выживут нас в пустыню! Это наша земля, нас ограбили. Настало время свести счеты – теперь или никогда!» А другие отвечают: «Где они, сотни новых усадеб? Что-то не видать. Жизнь и так полна забот – зачем придумывать новые?» Судят-рядят, да все без толку».

«Сегодня Джорджол требовал, чтобы с ним обедали в парадной столовой. Ты думаешь, он прав?»

«Джорджол взял на себя непосильное бремя».

«А ты, Кургеч? Ты хочешь обедать в парадной столовой?»

«Если бы меня пригласили, я бы счел это за честь и принял приглашение. Парадная столовая – святилище, а святилища нельзя осквернять. Ютер Мэддок давно нашел все наши качембы. Не раз у него была такая возможность, но он никогда не заходил в них. Если бы твой отец захотел, он мог бы принять участие в нескольких обрядах, надеть церемониальные одежды, подготовиться, настроившись надлежащим образом, и посетить любое из наших святилищ – кроме тех, где обитают его воплощения, конечно: встреча с двойником всегда опасна. Само собой, мне стоило только намекнуть, и он одолжил бы мне помещичий костюм, чтобы пригласить меня в парадную столовую».

Шайна с сомнением поджала губы: «Отец придерживался строгих правил».

«В один прекрасный день ты узнаешь правду».

Шайна не на шутку удивилась: «Какую правду? Что ты имеешь в виду?»

«Всему свое время».

Обед подавали две девушки-ао, Вональдуна и Саравана, подрабатывавшие в поместье подобно многим соплеменницам, время от времени подряжавшимся на год или на пару лет. Поварихой в Рассветной усадьбе была Гермина Линголет, троюродная сестра Кельсе и Шайны, считавшая себя, так же как и домоправительница, Рейона Верлас-Мэддок, скорее частью семейства, нежели прислугой. На этот раз она приготовила перченый «халяш» – мясо, тушеное по рецепту кочевников – с гарниром из дикой петрушки, пареной перловкой в отдельном блюде и салатом из свежей огородной зелени. Напряжение, возникшее после отъезда Джорджола, рассеялось не сразу. Только когда Эльво Глиссам упомянул об эрджинах и об их умственных способностях, завязалась оживленная беседа. Кургеч был кладезем всевозможных историй. Сначала он поведал о четырех эрджинах, покусившихся, договорившись телепатически, заманить в западню отряд всадников-сомайджи, сопровождавших ценный товар. Потом Кургеч вспомнил легенду о битве эрджинов и морфотов, а напоследок рассказал, как разойтись с эрджином, если тот повстречается на горной тропе.

Все подкрепились на славу. Не обменявшись ни словом, ни знаком, Кургеч и Хулио одновременно встали, вежливо поблагодарили хозяев и удалились. Кельсе, Эльво Глиссам и Шайна продолжали наслаждаться прохладой под сенью камедаров. Шайна заметила: «Что ж, обед кончился – и снова Кексика не пустили в парадную столовую. Что у него на уме, хотела бы я знать?»

«Черт бы побрал Кексика – Джорджола – Серого Принца – как бы он себя ни называл! – раздраженно воскликнул Кельсе. – Пусть проваливает в Оланж, там ему самое место. Там он может вваливаться голышом в любую помещичью гостиную, и его только попросят приходить снова».

Эльво Глиссам осторожно заметил: «Мягко говоря, энергичный молодой человек».

«Да он просто свихнулся! – рычал Кельсе. – Мания величия, бредовые идеи, истерика – налицо все признаки помешательства».

Шайна глядела в туманную даль саванны: «Что он имел в виду, когда сказал, что ты собираешь помещичью армию?»

Кельсе мрачно усмехнулся: «Соглядатаи Джорджола выслуживаются, из каждой мухи делая слона. «Помещичья армия» – не более чем несколько пометок на листе бумаги. Мы с Джердом надеялись, что нам удастся не афишировать нашу затею хотя бы еще неделю-другую».

«Меня твои секреты мало интересуют».

«Никакого секрета нет, ситуация очевидна. По сути дела, мы должны были этим заняться уже много лет тому назад – а именно сформировать политическую организацию. Джерд помог мне подготовить проект устава конфедерации».

«Грандиозное начинание! – заметил Эльво Глиссам. – Вы не сидите сложа руки».

«Кто-то должен сдвинуть дело с мертвой точки. Мы обзвонили все поместья. Идею политического объединения поддерживают все без исключения. Естественно, Джорджол пронюхал об этом и вообразил, что мы создаем военизированное ополчение».

«И в этом он несомненно прав», – съязвила Шайна.

Кельсе только кивнул: «Мы обязаны и будем защищаться».

Эльво с сомнением спросил: «Как же быть с Думой? Разве она не контролирует Договорные земли?»

«Чисто гипотетически. В действительности Дума занимается исключительно своими делами и не суется в наши».

Эльво Глиссам промолчал. Шайна печально вздохнула: «Все так шатко и неопределенно. Если бы только мы могли почувствовать наконец, что Рассветное поместье – на самом деле наша земля».

«Она наша, если мы не позволим ее отнять. А этому не бывать никогда».

Глава 6

Шайна и Эльво решили проехаться на криптидах. Кельсе настоял на том, чтобы они взяли с собой ружья и – к вящему неудовольствию Шайны – отправились в сопровождении двух работников с фермы. Но когда они уже выехали на юг в направлении Ржавого Перста, Шайне пришлось согласиться с тем, что такие меры предосторожности были вполне обоснованы. «Мы не так уж далеко от Вольных земель, а там, как вы знаете, всякое может случиться», – заметила она Глиссаму.

«Я не жалуюсь», – отозвался тот.

Они сделали привал в тени Ржавого Перста – шестидесятиметровой остроконечной глыбы песчаника, расслоенной на бежевые, желтовато-коричневые, розовые и серые пласты. Отсюда уже трудно было заметить Рассветную усадьбу, скрывшуюся среди бледно-зеленых камедаров и развесистых темных галактических дубов. За усадьбой протянулась, закрывая горизонт, еще более темная полоса леса, окружавшего озеро Фей. К западу поблескивал частыми излучинами Чип-Чап, в конечном счете впадавший на юго-западе в невидимое за холмами озеро Расправы.

«В детстве мы часто сюда наведывались: устраивали пикники, искали турмалины, – сказала Шайна. – Рядом – пегматитовая залежь. Видите? Именно здесь, кстати, эрджин напал на Кельсе».

Эльво с любопытством огляделся: «Здесь?»

«Я копалась на уступе, в слое пегматита. Кельсе и Кексик решили забраться на скалу. Эрджин выскочил из расщелины у подножия Перста, стал карабкаться вслед за ними, схватил Кельсе и стащил его вниз. Я услышала крики и побежала посмотреть, в чем дело, но Кексик уже выпалил из ружья – эрджин свалился и бился в судорогах как раз там, где вы стоите. Мы позвали на помощь по радио. Приехал Кургеч, перевязал Кельсе руку и ногу, отвез его домой. А Кексик стал великим героем – примерно на неделю».

«А потом что было?»

«О... большой скандал, вот что было. Яна всех обиделась и улетела на Танквиль. Кексик ушел из усадьбы и затерялся в Вольном Алуане. А теперь он у нас Серый Принц, – Шайна поежилась, глядя по сторонам. – Честно говоря, мне тут не по себе. Кельсе едва выжил, было столько крови...»

Эльво беспокойно оглянулся: «Эрджины тут часто появляются?»

«Время от времени, в надежде поживиться за счет скота. Но ао – прекрасные следопыты; они знают, что эрджин поблизости, даже если мы с вами ничего не замечаем. Эрджины это понимают и обычно держатся подальше от населенных мест».

Вернувшись в Рассветную усадьбу, они увидели на стоянке потрепанный «Дэйси» Джерда Джемаза. Кельсе и Джерд были чем-то заняты в библиотеке и не появлялись до ужина, который подали в парадной столовой. Согласно обычаям Рассветного поместья, все надели вечерние костюмы и платья. Джерду Джемазу и Эльво Глиссаму пришлось воспользоваться припасенными для случайных гостей костюмами из гардероба усадьбы. Шайна подумала, что традиции, несомненно, придавали ужину особый оттенок торжественного действа: повседневная одежда и будничные манеры не вязались с высокими резными спинками стульев, с огромным старым столом из лакированного умброй темного дерева, с импортной люстрой производства стекольного завода «Зитц», что в городе Гильо на планете Дарибант, с унаследованным от предков сервизом. Сегодня вечером Шайна необычно долго, тщательно прихорашивалась и вообще беспокоилась о своей внешности. На ней было простое длинное темно-зеленое платье, а волосы она собрала в узел на темени, в стиле фаристанских наяд, украсив лоб изумрудной звездой.

Рейона Верлас-Мэддок уже отобедала раньше в обществе Гермины Линголет. За большим темным столом сидели четверо: молодые люди, преодолевшие полтораста километров дикой пустыни и отчаянно защищавшиеся от дикарей, чтобы оказаться здесь, в парадной столовой, лицом к лицу. Прихлебывая вино, Шайна откинулась на спинку стула, поглядывая на троих собеседников из-под полуопущенных ресниц и пытаясь представить себе, что они – незнакомцы, о которых ей нужно составить беспристрастное мнение. Кельсе казался старше своих лет. Несмотря на сходство с отцом, он не отличался внушительной внешностью: слишком плотно сжимал губы, что придавало его продолговатому лицу напряженно-озабоченный характер. По сравнению с ним Эльво Глиссам производил впечатление человека общительного и беспечного, всецело поглощенного быстротечной радостью бытия. Джерд Джемаз – с точки зрения «незнакомки» – выглядел на удивление элегантно. Повернув голову, он встретился глазами с Шайной. Как всегда, Шайна ощутила при этом небольшой укол раздражения – или, может быть, что-то вроде вызова, побуждения к соперничеству? Джемаз опустил глаза к бокалу вина. Шайна одновременно удивилась и развеселилась: Джерд, всю жизнь ее игнорировавший, наконец поддался ее влиянию!

«Мы разослали устав по поместьям, – говорил Кельсе. – Если он заслужит всеобщее одобрение, по-видимому, одного этого будет достаточно для формирования политического блока».

«А если нет – если твой устав вызовет разногласия?» – спросила Шайна.

«Маловероятно. Мы обсудили основные положения с каждым адресатом».

«Что, если кто-нибудь начнет настаивать на изменениях? Не может быть, чтобы структура важного документа одинаково устраивала все стороны».

«В уставе нет никакой структуры. Это просто-напросто изложение общей позиции, соглашение о координации действий, обещание не противиться воле большинства. Таков первый необходимый шаг; впоследствии мы сможем подготовить и предложить к утверждению более подробный манифест».

«Значит, теперь тебе придется ждать. Как долго?»

«Неделю или две. Может быть, три».

«Достаточно долго, – вмешался Джерд Джемаз, – чтобы узнать, в чем заключалась «забавная шутка», обещанная Ютером Мэддоком».

Глиссам сразу заинтересовался: «Как же вы это узнаете?»

«Ютер пролетел пятьсот километров на север от Рассветной усадьбы, с отклонением примерно в двадцать семь километров к востоку. Другими словами, он приземлился в Пальге, на станции № 2, – Джерд вынул записную книжку Ютера Мэддока. – Послушайте: «Никто не осмеливается летать над Пальгой. Достойный удивления парадокс! Ветроходы, уклончивые и незлобивые, при виде летательного аппарата становятся яростными фуриями. Из ангаров выкатывают древние лазерные пушки, и от нарушителя небесного спокойствия остаются прах и лоскутья обгоревшего металла. Я спросил у Филисента: «Почему вы сбиваете всех, кто пролетает над степями?» «Мы боимся синих налетчиков», – ответил он. «Неужели? – не поверил я. – Сколько лет прошло с тех пор, как ульдры в последний раз совершили налет на ветроходов?» «На моей памяти этого не было, мой отец тоже такого не помнит, – признал Филисент. – Тем не менее, закон есть закон: в небе над Пальгой не должно быть воздушных машин». Филисент позволил мне осмотреть его лазерную пушку – великолепное орудие! Я поинтересовался: «Кто мог изготовить столь хитроумное и разрушительное оборудование?» На этот вопрос Филисент не смог ничего ответить – почти ничего. Пушка, покрытая резным или чеканным рельефом изумительной работы, переходила, как фамильная драгоценность, от отца к сыну с незапамятных времен. Может быть, ее привезли с собой давно забытые первопоселенцы Корифона – кто знает?»»

Джерд Джемаз поднял голову: «Ютер сделал эту запись, судя по всему, через несколько дней после прибытия на станцию № 2. К сожалению, он редко пользовался записной книжкой. Дальше он пишет: «Пальга – достопримечательная страна, а Филисент – весьма достопримечательная личность. Подобно всем ветроходам, он – ловкий и завзятый вор, готовый стащить в любой момент все, что плохо лежит. Отвадить его могут только «отворот» или неусыпная бдительность владельца имущества. Во всех остальных отношениях он, в принципе, неплохой парень. У него есть баркентина, ему принадлежат тридцать семь плодородных участков вдоль трассы. Народ этот неразрывно связан с ветром и солнцем, облаками и степными просторами! Когда плещутся паруса, а огромные колеса переваливаются по колее, ветроход, стоящий у руля, будто отправляет священный обряд. Но при этом, если поинтересоваться у него, правда ли, что трижды два – шесть, он взглянет на тебя с полным непониманием. А если попробовать разузнать что-нибудь об эрджинах – например, о том, кто и как их приручает – непонимание превратится в замешательство, даже смятение. Спросите у ветрохода, откуда у него деньги, чтобы заплатить за чудесные колеса с подвеской, за прочную парусину, за металлическую крепь – он лишится дара слова, у него челюсть отвиснет, как если бы к нему пристал юродивый, несущий несусветную чепуху!»

Джемаз перевернул страницу: «Вот раздел, озаглавленный Ютером как «Заметки для монографии»: «Шренки – поразительная, внушающая ужас и почтение каста. Каста или культ? Осознание судьбы приходит к ребенку в виде повторяющегося сна. Он худеет, бледнеет, не находит себе места, после чего рано или поздно уходит в степь, покинув родной фургон. Через некоторое время он совершает первое неспровоцированное нападение или оскорбление; затем этот отпрыск мирных бродяг замыкается в себе и становится в глазах соплеменников стихийным бедствием, бичом, наказующим врожденные подлость и развращенность окружающих. Шренков немного: по всей Пальге их, наверное, человек сто – никак не больше двухсот. Можно понять, как глубоко все их существо проникнуто омерзительными нечистотами, сочащимися из клоаки бытия»».

Джерд Джемаз немного помолчал. Никто не сказал ни слова.

Джемаз снова перевернул страницу: «Осталось немного. Здесь Ютер пишет: «Его зовут Полиамед. Я надул его, воспользовавшись трюком Кургеча, и он признал, что видел лагерь для дрессировки эрджинов. «Так проведи меня туда!» Он не решается. Я закручиваю призму, и мой голос звучит в его мозгу: громовой глас небесный. «Проведи меня туда!» – требует божество с глазами, слепящими, как солнца. Полиамед смиряется с неизбежностью, хотя ему известно, что он повергнет в хаос миллионы судеб, превратив их в необратимое месиво. «Где? Как далеко?» – спрашиваю я. «Там – не близко», – отвечает он. Что ж, увидим»».

Джемаз открыл еще одну страницу: «Дальше столбец каких-то чисел – я не смог в них разобраться. Вот, пожалуй, и все. Дальше пусто – кроме заметок на последней странице. Сначала два слова: «Чудесно! Великолепно!» Потом один параграф: «Из всех горьких радостей жизни эта – горчайшая и сладчайшая. Как медленно бьют куранты веков! Какая скорбь в их перезвоне, какое торжество вечно опаздывающей справедливости!»»

Джерд Джемаз захлопнул записную книжку и бросил ее на стол: «Вот таким образом. Ютер вернулся на «Стюрдеванте» – согласно показаниям автопилота, прямо в Рассветную усадьбу, нигде не останавливаясь. Через два дня он разбился в каменной пустыне Драмальфо».

Эльво Глиссам спросил: «Что заставило его отправиться в Пальгу? Он торговал с ветроходами?»

«Как ни странно, – отозвался Кельсе, – он руководствовался побуждениями, столь дорогими вашему сердцу. Прошлой весной он ездил в Оланж и заметил эрджинов тетки Вальтрины. Никто не мог ему объяснить, как их дрессируют, в связи с чем отец решил навестить Пальгу и разобраться, что к чему».

«И он разобрался? В чем заключается юмор ситуации, вызвавшей у него такое веселье?»

Кельсе пожал плечами: «Этого мы не знаем».

«Надо полагать, Пальга – любопытное место».

«Про ветроходов рассказывают странные истории, – задумчиво сказала Шайна. – Добрая половина из них, конечно, не заслуживает ни малейшего доверия. Когда фургоны встречаются в степи, семьи обмениваются младенцами – на том основании, что ребенок, воспитанный собственными родителями, вырастает слишком избалованным».

Кельсе встрепенулся: «Помнишь старую кормилицу, Джамию? Она рассказывала на ночь такие жуткие сказки про шренков, что мы заснуть не могли от страха».

«Джамию? Прекрасно помню! – откликнулась Шайна. – Она говорила, что у ветроходов есть обычай вешать трупы умерших на деревья, чтобы их не съели одичавшие псы. Идешь в лесу, а с каждого дерева ухмыляется скелет».

«Ветроходы не только трупы вздергивают на деревья, – вставил Джемаз. – Больных стариков тоже. Чтобы не возвращаться лишний раз в рощу, их привязывают живьем».

«Очаровательный народ! – заметил Глиссам. – Так что вы собираетесь делать?»

«Полечу на станцию № 2 и разузнаю, куда ездил Ютер Мэддок – так или иначе».

Кельсе покачал головой: «След простыл – ты не найдешь дорогу».

«Я не найду – найдет Кургеч».

«Кургеч?»

«Он хочет ехать со мной. Кургеч никогда не был в Пальге и не прочь взглянуть на парусные фургоны».

Эльво Глиссам порывисто приподнялся: «Я тоже хотел бы поехать с вами – если могу оказаться чем-то полезным».

Шайна не раскрывала рта: протестовать, ссылаясь на трудности и опасности пути, было невозможно, не оскорбив Глиссама в лучших чувствах. Упоминать о том, что Эльво успел осушить несколько бокалов крепкого янтарного вина, тоже было бы исключительно невежливо.

Лицо Джерда Джемаза чуть подернулось – так, что заметила это движение, наверное, только Шайна. Ее вечно тлеющая неприязнь к Джемазу вспыхнула с новой силой, но она опять сдержалась и ничего не сказала. Джемаз вежливо ответил: «Ваше предложение можно только приветствовать – но учитывайте, что поездка займет не меньше недели, а то и дольше, причем в пути может возникнуть множество неудобств».

Эльво Глиссам смеялся: «Путешествие в Пальгу не может быть опаснее и труднее нашего хождения по мукам из Драмальфо в Рассветное поместье!»

«Надеюсь, что нет».

«Что ж, я в хорошей форме, и предмет вашего расследования имеет самое непосредственное отношение к моим интересам».

Кельсе заметил назидательно-трезвым тоном, не позволявшим открыто подозревать его в издевательстве, но вызывавшим у Шайны бешеную ярость: «Эльво желает увидеть своими глазами процесс порабощения эрджинов».

Глиссам ухмыльнулся, ничуть не смутившись: «Именно так».

Не проявляя энтузиазма, Джерд Джемаз поинтересовался: «Насколько я понимаю, Кельсе не откажется одолжить вам пару сапог и несколько мелочей, полезных в походной обстановке?»

«Никаких проблем», – отозвался Кельсе.

«Что ж, отправимся завтра утром – если к тому времени найдется Кургеч».

Шайна чуть было не поддалась бесшабашному порыву присоединиться к экспедиции, но с сожалением отказалась от этой мысли. Не могла же она упорхнуть в Пальгу и оставить Кельсе одного! Это было бы несправедливо.