Текст книги "Поместья Корифона. Серый принц"

Автор книги: Джек Холбрук Вэнс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Глава 4

Под серым небом, розовевшим на востоке, лежало неподвижнозеркальное море. Из стойбища хильгардов по заливу стелился дым, придававший воздуху приятно-резковатый привкус.

Ворча и позевывая, трактирщик подал завтрак: вареных моллюсков с кашей и горячий чай. Шайна и ее спутники не теряли времени. Кельсе заплатил по счету, и уже через несколько минут «Апекс» взмыл в прохладный утренний воздух. Джерд Джемаз запрограммировал курс на Рассветную усадьбу, введя координаты промежуточных ориентиров. Набирая высоту над узкой бухтой и табором хильгардов, нескладный летательный аппарат повернул на северо-запад. Воины высыпали из палаток и вскочили на эрджинов, погоняя их электрическими шпорами. Брыкаясь, кидаясь из стороны в сторону, поднимаясь на дыбы, массивные твари пробежались на задних лапах, опустили массивные головы, вытянули шеи и галопом устремились в погоню. Всадники размахивали копьями и выкрикивали безумные проклятия.

Хильгарды скоро отстали. Аэромобиль поднялся над скалистыми береговыми склонами и продолжал полет на высоте пятисот метров, обеспечивавшей достаточно широкий обзор, но позволявшей различать все детали ландшафта. Впереди, растворяясь в легкой дымке горизонта, простирался необъятный Алуан: холмистое плоскогорье, в ложбинах покрытое зарослями серого терновника и пустоствольницы. Изредка попадались карганы – толстые стволы-обрубки с ветвями, растопыренными, как хватающие воздух костлявые руки. «Апекс» летел медленно, и четверо в кабине внимательно изучали каждую пядь земли.

Километр за километром, час за часом поиски оставались безрезультатными. Равнина круто опустилась, превратившись в нечто вроде дрожащего в раскаленном воздухе исполинского котлована, испещренного белесыми солончаковыми воронками. Дальше по курсу белели обрывистые меловые отроги горного хребта – Люцимира.

«Негостеприимный пейзаж, – заметил Эльво Глиссам. – Понятно, почему этот район не относится к Договорным землям».

Кельсе усмехнулся: «Кийянов он вполне устраивает. Каждому свое, все довольны».

«Должно быть, кийяны – неприхотливый народ. Не представляю себе, как здесь могла бы выжить ящерица, не говоря уже о человеке», – возразил Глиссам.

«В засушливое время года кийяны поднимаются в горы, к западу отсюда. В сезон дождей они спускаются к известняковым отрогам между горами и котлованом – там у них качембы».

«Вы изучали их качембы?»

Кельсе покачал головой: «Только заглядывал, никогда не заходил внутрь. Осквернителя качембы предают смерти».

«Откуда они знают, кто заходил, а кто нет?»

«Знают».

Шайна чуть развела руками: «Мы не приглашаем их в гостиные, они не приглашают нас в качембы».

«Каждому свое. Понятно».

«И все довольны», – повторил Кельсе.

«За исключением Джорджола», – напомнила Шайна.

Пролетая над хребтом Люцимира, Джерд Джемаз сбавил скорость, чтобы спутники успели хорошо рассмотреть морщинистые склоны, размытые каменистыми ручьями. Нигде не было никаких признаков «Стюрдеванта» Ютера Мэддока.

За Люцимиром открылась холмистая саванна, орошаемая дюжиной потоков, сливавшихся в полноводную реку – Лелу. Топкие берега густо поросли высокой травой и кустарником. Джемаз замедлил движение настолько, что «Апекс» почти повис в воздухе. Судя по всему, однако, «Стюрдевант» не совершал посадку в болоте.

Глиссам спросил: «Это все еще Вольные земли?»

«Да, территория хунгов. В ста пятидесяти километрах к востоку начинается Триллиум. До Рассветной усадьбы еще шестьсот километров на север».

Проплывавшая мимо саванна постепенно превратилась в полупустынную равнину, покрытую редкими кудряшками дымчато-зеленоватого сольфея. На горизонте подобно сборищу исполинских серых чудовищ высилась дюжина останцев. Джемаз заставил «Апекс» подняться выше, чтобы расширить кругозор, но поиски опять ни к чему не привели.

Они пролетели над плоскими вершинами останцев. Ландшафт, разрезанный глубокими извилистыми каньонами высохших русел, слегка оживился – под осыпями плоских возвышенностей темнели чащи густороста, местами белевшие от пуха, слетевшего с пирамидальных паутинниц; в ложбинах торчали одинокие черные стволы ибикса, увенчанные шелестящими султанами длинных горчичноохряных листьев. Этот труднопроходимый район был известен под наименованием «Драмальфо».

Примерно в два часа пополудни, уже неподалеку от границы Договорных земель, они нашли «Стюрдевант» – точнее, то, что от него осталось. По-видимому, аэромобиль упал с большой высоты. Вокруг не было признаков жизни. Джемаз остановил «Апекс» в воздухе над разбитым черным корпусом, поднялся на ноги и тщательно рассмотрел окрестности в бинокль: «Что-то не так... мне все это не нравится». Продолжая поворачиваться, он замер, прицелился биноклем в какую-то точку на западе: «Синие – примерно тридцать всадников. Скачут сюда».

Джемаз стал опускать «Апекс» ближе к месту крушения, а Кельсе тем временем изучал кочевников в бинокль: «Торопятся и не смотрят по сторонам – будто знают, где мы».

«Знают, где пожива».

«Им кто-то сообщил об аварии...»

«Значит... – Джемаз обернулся, взглянул на небо, схватился за штурвал. – Спиранья!»

Поздно. Раздался взрыв, металл застонал и лопнул, «Апекс» дрогнул, накренился кормой вниз. Рядом в крутом вираже пронеслась спиранья – узкая площадка с крыльями, загнутым ветровым стеклом и длинным дулом на носу. Дуло служило одновременно и дальнобойным орудием, и тараном, позволявшим лихому пилоту, нырнув к самой земле, насаживать всадника на нос спираньи, как на вертел.

Выйдя из крутого пике, спиранья взметнулась высоко в небо, медленно вращаясь вокруг своей оси. «Апекс» падал кормой вниз – быстро переключив дюжину регуляторов, Джемазу удалось вызвать торможение. Спиранья снова пикировала. «Апекс» встряхнуло еще одним взрывом. Джемаз неразборчиво выругался. Земля приближалась угрожающе быстро – в последний момент Джемаз включил аварийную тягу, сломав рычагом ограничитель.

Ударившись кормой о кремнистую почву, «Апекс» почти опрокинулся, качнувшись назад, потом качнулся вперед и шумно упал на днище. Джемаз схватил ружье, лежавшее в ящике под сиденьем, и выпрыгнул из машины. Но спиранья, порхнувшая за гряду холмов на западе, уже скрылась.

Кельсе добрался до рации, попробовал передать сигнал бедствия: «Не работает. Нет питания».

«Он вывел из строя обе кормовые гондолы, – отозвался Джемаз. – Чтобы сбить нас, но не убивать сразу».

«Плохо дело, – сказал Кельсе. – Возможно, нам придется познакомиться с расколадой ближе, чем мы рассчитывали».

«Возьмите ружья из ящика. Там должен быть еще гранатомет», – посоветовал Джемаз.

Шайна, Эльво и Кельсе тоже покинули «Апекс». Кельсе спустился к «Стюрдеванту», заглянул в смятую машину. Возвращался он напряженный и мрачный: «Отец внутри. Мертвый».

Эльво Глиссам ошалело смотрел на разбитый «Апекс», на обломки «Стюрдеванта», на Кельсе. Он хотел что-то сказать, но промолчал. Шайна с трудом сдерживала слезы: пять лет она потеряла на Танквиле, пять лет! В безрассудном, инфантильном приступе пустопорожней самонадеянности! И теперь она никогда больше не увидит отца – никогда.

Джерд Джемаз тихо спросил у Кельсе: «Ты опознал синих?»

«По-моему, хунги. Ао тут не бывают. У эрджинов белые холки, так что это не гарганчи».

«Спрячьтесь, – сказал Джемаз. – Как только они покажутся с севера, открывайте огонь. Я заберусь повыше, попробую их перехватить. Может быть, обстрел с двух сторон поможет сравнять шансы».

Кельсе скрылся за «Апексом», Шайна последовала за ним. Глиссам постоял в нерешительности, глядя вслед Джемазу, спешившему трусцой к бугру песчаника, возвышавшемуся метрах в четырехстах к западу. Присоединившись к брату и сестре, Глиссам спросил: «Зачем он туда побежал?»

«Чтобы обстрелять синих с тыла, – объяснил Кельсе. – Вы умеете обращаться с ружьем?»

«Боюсь, что нет».

«Это очень просто. Смотрите в прицел. Наведите желтую точку на цель и прикоснитесь к этой кнопке. Поправка траектории рассчитывается автоматически. Ружье стреляет разрывными пулями. Взрыв, как правило, уничтожает эрджина вместе с наездником».

Эльво Глиссам взял ружье, нахмурился: «Вы уверены, что кочевники враждебно настроены?»

«Если это хунги – несомненно. Драмальфо – территория гарганчей, хунгам тут делать нечего. Значит, это разбойничий набег. Даже если к нам пожалуют гарганчи, добра не ждите – в мирном настроении они не приближаются на расстояние, позволяющее вести прицельный огонь. Им хорошо известны правила».

«Если их тридцать человек, по-моему, у нас нет никаких шансов. Не лучше ли вступить в переговоры?»

«Бесполезно. А Джерд позаботится о том, чтобы шансов у нас было побольше».

Добежав до бугра, Джемаз вскарабкался к плотной группе карликовых ибиксов под самой вершиной. Ульдры, все еще в полутора километрах, приближались вскачь, энергично погоняя эрджинов и потрясая над головами старинными многозарядными двустволками. Джемаз внимательно осмотрел небо. Спираньи не было – возможно, она парила в ожидании атаки, невидимая в ослепительном розовом сиянии солнца.

Ульдры показались у основания бугра. Теперь их принадлежность к племени хунгов не оставляла сомнений. Они спешили, явно игнорируя всякую возможность засады, что устраивало Джерда Джемаза как нельзя лучше. Устроившись поудобнее, Джемаз отложил гранатомет и взялся за ружье. Хунги проскакали прямо под ним – до ушей донеслось частое стонущее дыхание эрджинов. Джемаз навел ружье на предводителя – высокого наездника в плещущемся на ветру серо-желтом облачении и головном уборе, изготовленном из человеческого черепа. Прикоснувшись к кнопке, Джемаз сразу же прицелился и снова выстрелил – второй, третий, четвертый раз. Ошеломленные грохотом и пламенем, эрджины негодующе завизжали и остановились, зарывшись в почву крепкими когтями. Джемаз разрядил гранатомет, направив его на группу опешивших, скучившихся наездников. Оглушительный взрыв заставил выживших схватиться за уздечки и повернуть эрджинов вспять. Поднявшись во весь рост, Джемаз принялся обстреливать синих всадников, пустившихся наутек. Внизу, под крутым холмом, ревели и молотили лапами изувеченные эрджины. Раненый ульдра дотянулся до ружья и выстрелил в Джемаза – пуля просвистела у самого уха. Джемаз угостил противника еще одной гранатой, и всякое движение под бугром прекратилось.

Его сбила с ног налетевшая сверху ударная волна. Джемаз понял, что произошло, еще не обернувшись. Опасения оправдались – спиранья, прятавшаяся на фоне солнца, стремительно спускалась. Но Кельсе тоже угадал этот маневр и выпустил по воздушному разбойнику длинную очередь. Когда Джемаз поднял голову, спиранья кружилась вниз по странной ломаной спирали – пилот явно потерял управление. Джемаз прицелился и выстрелил, но не попал. Прибавив тяги, разбойник сумел выправить клюющий носом воздушный аппарат и поспешил скрыться за западными холмами.

Спустившись с бугра, Джемаз насчитал четырнадцать синих трупов. Примерно столько же нападавших успели ускакать. Собрав ружья убитых, Джемаз сложил их пирамидкой и уничтожил гранатой, после чего снова вскарабкался на холм. Километрах в трех к западу выжившие хунги остановились и устроили совет. Несмотря на расстояние, Джемаз прицелился, сделал поправку на ветер и выстрелил. Пуля взорвалась с большим недолетом.

Джерд Джемаз вернулся к сбитому аэромобилю. Кельсе, Шайна и Эльво Глиссам уже копали могилу, разрыхляя сучьями песчанистое дно пересохшего русла. Кельсе и Джемаз вытащили тело Ютера Мэддока из машины и перенесли его в могилу. Шайна смотрела в сторону и вверх. Эльво Глиссам растерянно стоял рядом. Кельсе и Джемаз засыпали могилу, накрыли ее камнями. Ютер Мэддок уже никому никогда не расскажет, что его так насмешило.

Кельсе и Джерд Джемаз обыскали «Стюрдевант», вытащив оружие Ютера и десятилитровый бак с водой. В «Апексе» нашлись карта, компас, бинокль, несколько пакетов с аварийными рационами и еще двенадцать литров воды.

«Предстоит пройти примерно сто пятьдесят километров по пересеченной местности, – сказал Джемаз. – Это займет четыре дня... может быть, пять. Все обошлось не так уж плохо – если синие не вернутся. Боюсь, что вернутся. Не теряйте бдительности. Сообщайте о любом движении, о любом облачке пыли на горизонте».

«Разве нельзя позвать кого-нибудь по радио?» – спросил Глиссам.

«Исключено, – ответил Джемаз. – Аккумуляторы были установлены в уничтоженных гондолах двигателей. Очевидно, нас рассчитывали захватить живьем».

Кельсе надел рюкзак: «Чем раньше выйдем, тем скорее придем».

Шайна взглянула на него с сомнением: «Нога выдержит?»

«Надеюсь».

Все четверо отправились на север, но не успели пройти и двух километров, как поодаль снова появились ульдры: шестнадцать силуэтов на беспокойных эрджинах выстроились цепочкой на гребне холма. Эрджины рыли землю передними лапами, высоко вскидывая огромные бородатые головы, а над ними неподвижно стояли в ременных стременах воины-хунги с высоко торчащими пучками волос. Кочевники смотрели на беглецов, шагавших по равнине, не делая никаких жестов, не выкрикивая никаких угроз. Их спокойное молчание устрашало больше, чем прежняя скачка с гиканьем. Эльво Глиссам недоуменно спросил: «Если они нападут, что мы будем делать?»

«Не нападут, – отозвался Кельсе. – Не здесь и не сейчас. Их ружья уступают нашим в дальнобойности. Устроят западню или попытаются напасть врасплох ночью».

Джерд Джемаз протянул руку вперед, указывая на группу причудливых столбов, вырезанных ветром из песчаника: «Самое удобное место для засады».

«До столбов километров пятнадцать, – пробормотал Кельсе. – Мы там будем через три часа, за час до захода солнца».

Молодые люди продолжали шагать по пустынной равнине. Ульдры любовались на них пару минут, после чего развернули эрджинов и направились на север, постепенно исчезнув за холмом.

Шайна сказала Глиссаму: «Вы надолго запомните путешествие в Уайю».

«Если будет кому вспоминать».

«Не беспокойтесь. Джерд Джемаз об этом позаботится. Самоуважение не позволит ему допустить, чтобы с нами что-нибудь случилось».

Эльво Глиссам покосился на спутницу и промолчал.

Кельсе и Джемаз обменивались на ходу приглушенными замечаниями, время от времени указывая на ту или иную особенность ландшафта. Они решили устроить привал в тени раскидистого каргана. Кельсе обратился к Шайне и Глиссаму: «Между останцами идти нельзя – хунги обстреляют нас из укрытий. Крайний правый столб стоит отдельно, к востоку от него – широкий ровный участок, там местность хорошо просматривается. Пойдем в обход справа».

Припеченные послеполуденным солнцем, путники упрямо брели вперед. Шайна не могла не заметить, что Кельсе прихрамывал больше обычного... Путь преградило вади: пересохшее русло около ста метров в поперечнике, с песчаным дном и крутыми берегами, поросшими кустарником – ядовитым кассандером и ржавкой, припорошенной несъедобными ягодами. Предупредив жестом об опасности, Джемаз собрал спутников в тени лиловой кроны кассандера: «Хунги могли обогнать нас и засесть по ту сторону ложбины. Если так, нас перестреляют, как только мы спустимся. Лучше пройти по краю еще два-три километра».

«И что потом?» – нервно спросил Эльво Глиссам.

«Потом посмотрим, что и как».

Встревоженные уязвимостью и усталостью, молодые люди повернули на восток, продвигаясь вдоль неглубокого каньона, но не спускаясь в него. Меньше, чем в километре от того места, где Джемаз предостерег спутников, он указал на многочисленные глубокие следы, оставленные лапами эрджинов на ровной песчаной поверхности русла: «Так и есть – хунги перебрались на другой берег и засели в кустах». Помолчав, Джемаз принял решение: «Продолжайте идти вдоль каньона – к высокой паутиннице, ее хорошо видно. Не спускайтесь!»

Шайна, Кельсе и Эльво пошли дальше. Сделав несколько шагов вместе с ними, Джемаз пригнулся, скрывшись в плотной поросли ржавки, и прокрался подальше от каньона – туда, где его нельзя было заметить с другого берега, после чего припустил размашистой трусцой в обратном направлении. Пробежав метров триста, он осторожно приблизился к краю ложбины. Убедившись, что сзади никого нет, он внимательно изучил противоположный берег. С другой стороны ничто не шевелилось; кроме того, Джемаз не чувствовал напряжения, предупреждавшего об опасности. Подождав еще минуту, он тихонько спустился к руслу и стремительно перебежал его на полусогнутых ногах, сложившись пополам, по розовому песку, поблескивающему вкраплениями кварца. Каждую секунду он ожидал, что его подкосит пуля, хотя инстинкт и логика подсказывали, что этот участок русла хунги не сторожили. Целый и невредимый, он взобрался на обрывистый противоположный край каньона и с облегчением спрятался в кустах, стараясь не ломать ветки и не сбивать пыльные ягоды. Оставаясь под прикрытием ржавки, Джемаз поднялся на ближайший пригорок и, как и следовало ожидать, увидел отряд хунгов, расположившийся примерно напротив паутинницы, под которой ждали дальнейших событий Шайна, Кельсе и Глиссам. Джемаз вернулся к краю ложбины и, перебегая почти на четвереньках от одного куста к другому, приблизился к синим разбойникам метров на сто, после чего произвел еще одну разведку с пригорка. Расстояние все еще не позволяло вести прицельный огонь. Двигаясь ползком под прикрытием густых порослей ржавки, облюбовавшей края каньона, Джемаз сократил промежуток между собой и хунтами еще на сто метров. Теперь, когда он поднялся к россыпи каменных глыб неподалеку, кочевники были прямо перед ним, как на ладони.

Понаблюдав за хунтами несколько секунд, Джерд Джемаз выбрал наездника, очевидно взявшего на себя роль нового предводителя. Не теряя времени, Джемаз прицелился и открыл огонь. Три синих воина упали на землю. За грохотом взрывов последовал яростный визг испуганных эрджинов. Выжившие разбойники немедленно обратились в бегство. С треском прорвавшись через кусты и спрыгнув в пересохшее русло, эрджины зигзагами понесли наездников, стрелявших на скаку, к высокой грязно-белой паутиннице.

Кельсе тут же открыл встречный огонь. Оглянувшись, он увидел Глиссама, изумленно оцепеневшего при виде надвигающейся безумной кавалькады.

«Стреляйте, чего вы ждете?!» – закричал Кельсе.

Глиссам отчаянно помотал головой, преодолевая шок, и тоже начал стрелять.

Пули звенели над головами, розовый песок русла покрылся бьющимися в судорогах мохнатыми эрджинами и умирающими синими людьми. Пятеро уцелевших всадников уже выбирались из ложбины, круша сухие кусты. Шайна и Кельсе одновременно выстрелили почти в упор. Три эрджина, погоняемые хунгами, вскарабкались на край каньона. Эльво Глиссам, побуждаемый сложной смесью негодования, унижения, страха и ярости, издал нечленораздельный страстный возглас, бросился на спину одному из синих наездников и стянул его с седла. Повалившись на землю, противники шумно боролись в кустах. Освободившийся эрджин взревел, удивленно зашипел, покружил скачками вокруг поверженного хозяина и его неприятеля, нанося обоим пробные удары когтистыми передними лапами, но решил убраться подобру-поздорову, спрыгнул в каньон и умчался прочь торжествующим галопом. Тем временем разбойник выхватил кинжал и полоснул по охватившей его шею руке Глиссама. Подоспевший снизу Джемаз ударил прикладом по синей голове – Глиссам отпрянул, и хунг распростерся в кустах, неподвижно глядя в небо.

Наступила тишина, нарушавшаяся только пыхтением и топотом эрджинов, потерявших наездников и пытавшихся избавиться от электрических уздечек и намордников, засовывая морды в расщелины между камнями и отчаянно мотая головами. Эльво Глиссам сидел, недоверчиво глядя на ручеек крови, сочившейся у него из руки. Шайна тихо вскрикнула и бросилась ему помогать. Кельсе достал флягу жидкого дезинфекционного пластыря и обрызгал им раны, почти сразу же переставшие кровоточить. Как только образовалась защитная мембрана, Шайна принесла воды и смыла кровь с рук Глиссама. «Я замешкался, – дрожащим голосом сказал Эльво Глиссам. – Прошу прощения. Городская жизнь не подготовила меня к таким потрясениям».

«Шок не имеет никакого отношения к городской жизни, – поторопилась сказать Шайна. – Это может случиться с каждым. Вы вели себя очень храбро».

Джерд Джемаз сходил за рюкзаком, и все четверо снова направились на север, оставив позади пересохшее русло и трупы синих разбойников.

Метуэн опускался за далекий хребет Люцимира – молодые люди устроили бивуак под осыпью невысокой плоской возвышенности. Чтобы не привлекать внимание кочевников, они не стали разводить костер и подкрепились аварийными рационами с водой. Небо бледнело, насыщаясь поначалу карминовыми, потом багровыми, рубиновыми и пурпурными тонами. Сгущались сумерки. Шайна присела рядом с Глиссамом: «Как ваша рука?»

Глиссам посмотрел на рану: «Немножко побаливает, но все могло быть гораздо хуже. Подумать только! Я этого эрджина освободил, а он огрел меня лапой по ребрам!»

«Не знаю, простите ли вы меня когда-нибудь за то, что я пригласила вас в Рассветную усадьбу», – мрачно заметила Шайна.

Эльво Глиссам поддержал разговор. Впоследствии, когда он вспоминал об этой беседе, она казалась ему самой несуразной и неуместной частью выпавшей на его долю вереницы приключений.

«Я вас прощаю уже сейчас, – заявил Глиссам. – Меня эта поездка многому научила. Я увидел самого себя в другом свете. Стал другим человеком».

«Ничего подобного! – энергично запротестовала Шайна. – Изменились обстоятельства. Вы остались самим собой».

«Какая разница? Когда человек спасает свою шкуру, для чувствительности не остается места, для решения этических вопросов не остается времени».

Шайна перевела взгляд на Кельсе, прислонившегося к стволу дерева с выражением, которое можно было бы назвать усмешкой без улыбки, потом на Джерда Джемаза, задумчиво сидевшего на плоском камне, обнимая руками колени и глядя в темнеющее пространство. Она почувствовала необходимость рассмотреть самоуничижительные высказывания Глиссама в надлежащей перспективе: «В цивилизованном обществе человеку, как правило, не приходится спасать свою шкуру».

Кельсе безжалостно рассмеялся. Шайна холодно обернулась к брату: «Я сморозила какую-нибудь глупость?»

«В тушении пожара, как правило, нет необходимости – пока не начинается пожар».

«Цивилизация – нормальное, общераспространенное явление, – настаивала Шайна. – Цивилизованным людям не приходится драться, чтобы выжить».

«Время от времени приходится, – сухо возразил Кельсе. – Обобщенные аргументы и ссылки на общечеловеческие ценности не помогают обороняться от дикарей».

«Разве я утверждала что-нибудь подобное?»

«По сути дела».

«Что-то не припомню – наверное, мне голову нагрело».

Кельсе пожал плечами и поднял глаза к небу, всем своим видом показывая, что у него нет никакого желания спорить. Тем не менее, он ответил: «Упомянутая тобой «цивилизация» – понятие, сочетающее в себе целый ряд обобщенных представлений, символов, условностей. В так называемой «цивилизованной среде» человек приобретает опыт из вторых рук, его эмоциональные реакции формируются воспитанием и в незнакомой обстановке становятся ошибочными рефлексами. Идеи для него важнее и ощутимее действительности».

Шайна несколько опешила: «Этого нельзя сказать о любой цивилизации».

«К сожалению, можно», – мягко отозвался Кельсе.

«Не понимаю, что вы имеете против идей?» – вмешался Глиссам.

«Я тоже, – сказала Шайна. – По-моему, Кельсе перемудрил».

«Скорее чрезмерно упростил, – вздохнул ее брат. – Горожане постоянно имеют дело с идеями и отвлеченными представлениями, привыкая жить в отрыве от действительности. А потом, когда защитный кокон цивилизации рвется, они беспомощны, как рыбы, выброшенные из воды».

Эльво Глиссам тоже вздохнул: «Что может быть дальше от действительности, чем сидеть здесь, посреди дикой пустыни, и рассуждать о цивилизации? Невероятно! Между прочим, я мог бы заметить, что свойственная Кельсе манера выражаться свидетельствует о свойственном непрактичным горожанам умении жонглировать отвлеченными понятиями».

Кельсе рассмеялся: «Можно было бы заметить также, что «Союз раскрепощения», культ виталистов, движение «За мир в космосе», панортеистическая партия и десятки прочих организаций, движимых абстрактными побуждениями, многократно удаленными от реальности, состоят исключительно из непрактичных горожан».

«Так называемая «реальность» сама по себе – весьма отвлеченное понятие», – возразил Глиссам.

«Не столь отвлеченное, когда разбойник сбивает твой летательный аппарат в ста пятидесяти километрах от ближайшего очага цивилизации. Такова действительность. А сборище болтунов, прохлаждающихся в залах виллы Мирасоль за счет тетки Вальтрины, к действительности не имеет никакого отношения».

«Ты перегибаешь палку, – упиралась Шайна. – То, что человек умеет оперировать отвлеченными понятиями, не означает, что он обязательно беспомощен».

«В городской среде он чувствует себя в безопасности. Более того, он процветает. Но такие условия хрупки, как хрустальные цветы – достаточно одного удара судьбы, чтобы наступил хаос».

Джерд Джемаз присоединился к разговору: «Вспомните человеческую историю».

«Именно так! – увлекся Кельсе. – История – бесконечная череда разрушений и катастроф, постигавших городские цивилизации, созданные людьми, предпочитавшими интеллектуальные стимулы и отвлеченные рассуждения приобретению основных навыков выживания, недостаточно заботившихся о самообороне и сомневавшихся в нравственной обоснованности упреждающего нападения».

Шайна возмутилась: «Кельсе, ты очерствел и набрался нетерпимости! Вместе с поместьем ты унаследовал от отца все его предубеждения».

«Вашу теорию можно вывернуть наизнанку, – не терялся Эльво Глиссам. – С противоположной точки зрения историю можно представить себе, как бесконечную череду блестящих цивилизаций, созданных просвещенными варварами, отказавшимися от дикости».

«И по ходу дела с энтузиазмом уничтожавшими другие цивилизации», – буркнул Кельсе.

«Или эксплуатировавшими менее просвещенных варваров. Именно так обстояло дело в Уайе. Группа цивилизованных людей напала на варваров и ограбила их. Дикари не могли защищаться от лучевого оружия и летательных аппаратов – ужасных орудий смерти, изобретенных и изготовленных изощренными горожанами, жонглировавшими отвлеченными понятиями».

Джерд Джемаз усмехнулся, что вызвало у Шайны приступ раздражения. Она выпалила: «Таковы факты!»

«Не все факты. Дикарей не ограбили – они беспрепятственно пользуются своей землей, так же, как и раньше. Хотя невозможно не признать, что завоеватели, в отличие от побежденных, с неодобрением относились к пыткам и рабству».

«Ну хорошо, – пожал плечами Эльво Глиссам. – Представьте себя на месте ульдры: вас насильственно лишили принадлежавших вам прерогатив и подчинили закону чужеземцев. Что бы вы стали делать?»

Джемаз задумался: «Любой человек, в любой ситуации, пытается получить то, чего он хочет. Все зависит от того, чего именно он хочет».

Перед рассветом молодые люди уже поднялись и отправились в путь. На востоке собралась гряда тяжелых туч – окрестности обволокло коричневатое сумрачное марево. К полудню из туч по вершинам далеких останцев, сиротливо торчавших над южным горизонтом, начали бить беззвучные молнии, и по равнине, сопровождаемые еле слышными раскатами запоздавшего грома, стали распространяться порывы влажного ветра. Часа через три промчался короткий ливень – пыль улеглась, путники промокли до нитки. Вскоре после этого солнце пробилось через разрывы в облаках, раскинув над землей неуместные ярко-розовые наклонные лучи. Джерд Джемаз шел впереди, приспосабливаясь к темпу заметно хромавшего Кельсе. Шайна и Эльво Глиссам шагали в арьергарде. В других обстоятельствах, если бы отец не погиб и если бы Кельсе не приходилось преодолевать каждый шаг с усилием, требовавшим очевидного напряжения, Шайна могла бы даже радоваться неожиданному приключению.

Равнина спускалась к обширной впадине, выложенной бледным сланцем. На дальнем краю виднелась россыпь остроконечных песчаниковых скал, а над ними возвышался зазубренный край эскарпа, состоявшего, наподобие торта, из волнистых розовых, розовато-лиловых и желтовато-коричневых слоев. Шайна воскликнула: «Кельсе, это же Нижний обрыв!»

«Скоро будем дома», – отозвался Кельсе.

Шайна возбужденно обернулась к Эльво Глиссаму: «С этого утеса уже видно Рассветную усадьбу! Начиная оттуда – и до самой окраины Вольводеса – наша земля!»

Глиссам покачал головой – печально и неодобрительно. Шайна взглянула на него с некоторым удивлением, но вспомнила свои слова и рассмеялась. Что можно было сказать? Она не была раскрепостительницей ни по натуре, ни по убеждению... Как совместить любовь к родной земле с виноватым подозрением, нашептывающим, что у нее нет права на эту землю? Кельсе и Джерд Джемаз не испытывали уколов совести. Поддавшись внезапному порыву, Шайна спросила Глиссама: «Если бы Рассветная усадьба принадлежала вам, что бы вы сделали?»

Эльво Глиссам улыбнулся и снова покачал головой: «С чужой собственностью всегда легче расставаться... Хотелось бы верить, что мои принципы возобладали бы над корыстью».

«Значит, вы отдали бы усадьбу ульдрам?»

«Честно говоря, не знаю. Может быть. Надеюсь, что так».

Шайна указала на скопление крутых курганов, возведенных жуками-каменщиками примерно в ста метрах к западу: «Смотрите: в тени, справа! Вы хотели встретить дикого эрджина? Вот он!»

Эрджин стоял, выпрямившись во весь рост – на голову выше очень высокого человека – и неподвижно опустив окольцованные широкими черными и желтыми полосами мощные передние лапы. Пучки жестких золотистых волокон торчали у него на голове; в складках металлически поблескивающего черного хряща, глубоко посаженные в шее под нависшей лобной костью, почти скрывались четыре маленьких глаза. Существо беззаботно поглядывало на путников, не проявляя никаких признаков страха или враждебности. Джерд Джемаз и Кельсе тоже заметили эрджина. Не спуская глаз с мохнатой фигуры, Кельсе медленно снял с плеча ружье и прицелился.

Эльво огорченно спросил: «Он собирается его застрелить? Такой великолепный экземпляр!»

«Кельсе всегда ненавидел эрджинов – даже до того, как потерял ногу и руку».

«Но мы не подвергаемся опасности! Это равносильно убийству!»

Джерд Джемаз внезапно повернулся к востоку и выстрелил два раза подряд: из густых зарослей масляницы молча выскочили два эрджина. Один успел сделать яростный прыжок и растянулся в полутора метрах от Шайны и Глиссама – когтистые шестипалые кисти все еще злобно подергивались. Второй высоко подскочил на бегу, нелепо перекувыркнувшись назад, и с глухим стуком упал на землю. Тем временем эрджин, пытавшийся отвлечь внимание путников, скользнул за курган и скрылся из вида прежде, чем Кельсе успел нажать на спусковую кнопку. Джемаз отбежал в сторону, чтобы прицелиться под другим углом, но тварь уже исчезла в лабиринте ребристых бугров, защищавших колонии жуков-каменщиков.