Текст книги "Монстры на орбите [= Чудовище на орбите]"

Автор книги: Джек Холбрук Вэнс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)

4

Кэб сел рядом с «Сунхаузом», и пилот отнес небольшой багаж Джин к боковому входу. Отель был явно новым, судя по поверхностным претензиям на роскошь, но противоречие между стилем метрополии и самим фактом местонахождения в маленьком городке на второстепенной планете приводило к обратному, скорее смехотворному эффекту. Здесь был прекрасный пол из местного зеленого агата и мозаичные коврики ручной работы, купленные по дешевке на одной из планет, а также дюжина земных пальм в кадках цвета морской волны. Но не было лифта на втором и третьем этажах, а портье стоял в заметно изношенных туфлях.

В вестибюле никого не было, кроме двоих – клерка и человека, который что-то настойчиво говорил ему. Джин застыла в дверях как вкопанная. Тощий человек, похожий на птицу, элегантность его одежды напомнила элегантность мозаичных ковриков и земных пальм. Колвелл.

Джин вычисляла. Очевидно, он вылетел на более быстром корабле, чем она, возможно, почтовым экспрессом. Пока она колебалась, Колвелл повернулся, посмотрел на нее, посмотрел снова. Его челюсть отвисла, брови сомкнулись сердито на лбу. Он сделал к ней три широких шага. Джин попятилась, думая, что он хочет ее ударить.

Колвелл сказал с разъяренным видом:

– Я обыскал из-за вас весь город!

Любопытство Джин взяло верх над тревогой и злостью.

– Ну, вот она я. И что?

Колвелл смотрел мимо нее, на улицу, тяжело дыша.

– Вы одна?

Джин, сощурив глаза, ответила:

– Какое вам дело?

Колвелл заморгал, рот его превратился в безобразную, полную недоброжелательности линию.

– Когда я верну вас в свой компаунд, я покажу вам, какое мне дело!

Джин сказала ледяным тоном:

– О чем вы вообще говорите?

– Как вас зовут? – закричал в ярости Колвелл. – Позвольте мне посмотреть вашу… – он схватил ее за руку и развернул запястьем вверх.

Он недоверчиво уставился на нее, снова поглядел на запястье.

Джин вырвала руку.

– Вы сошли с ума? Кажется, жизнь среди цыплят не добавила вам ума!

– Цыплят? – он нахмурился. – Цыплят? – лицо его лишилось выражения. – О… о, конечно. Как глупо. Вы мисс Джин Парле, вы прилетели в Ангел Сити. Я ожидал вас только через неделю… Думал, со следующим пакетботом.

– А вы за кого меня приняли? – спросила она негодующе.

Колвелл прокашлялся. Злость уступила место поразительной вежливости.

– Виноваты мое плохое зрение и плохое освещение здесь. Моя племянница примерно вашего возраста, и на мгновение… – он сделал значительную паузу.

Джин взглянула на запястье.

– Как получилось, что вы не знаете ее имени?

Колвелл беспечно ответил:

– Мы с ней иногда шутим. Маленький глупый семейный розыгрыш, видите ли.

– Не удивлюсь, если именно ваша племянница вышвырнула меня из гостиницы старого Полтона.

Колвелл замер.

– Что сказал Полтон?

– Он кричал, что управляет отелем, а не сумасшедшим домом. Он сказал, что не хочет больше иметь дело ни с кем из моих дружков.

Пальцы Колвелла прошлись вверх и вниз по пиджаку.

– Старый Полтон, боюсь, несколько вздорный тип, – на лице любителя цыплят появилось новое выражение, страстная галантность. – Теперь, когда вы здесь, на Кодироне, мне не терпится показать вам свое поместье. Вы с моей племянницей несомненно подружитесь.

– Я не уверена. Мы слишком похожи, если верить старику Полтону.

В горле Колвелла прозвучал протестующий звук. Джин спросила:

– Как зовут вашу племянницу, мистер Колвелл?

Колвелл заколебался.

– Марта. И я уверен, что Полтон преувеличивает. Марта спокойная и кроткая девушка, – он выразительно кивнул. – Я могу на Марту положиться.

Джин пожала плечами. Колвелл, казалось, заблудился в собственных мыслях. Он неспокойно двигал локтями, кивал не в такт этим движениям головой. Наконец, похоже, пришел к определенному решению.

– Я должен сейчас отправиться по своим делам, мисс Парле. Но я загляну к вам, когда буду в следующий раз в Ангел Сити, – он поклонился Джин и удалился.

Джин повернулась к клерку.

– Мне нужно комнату… Мистер Колвелл часто бывает в городе?

– Не-е-ет, – сказал клерк, колеблясь. – Не так часто.

– А его племянница?

– Мы видим ее еще реже. Фактически, – клерк кашлянул, – совсем редко.

Джин бросила на него резкий взгляд:

– Вы сами когда-нибудь видели ее?

Клерк снова прокашлялся:

– Ну… на самом деле нет… Я… я думаю, мистеру Колвеллу лучше было бы переехать в город, может быть, снять для племянницы номер в отеле.

– Почему?

– Ну… долина Корнуэлл очень дикое место. Это у Балморалских гор. Там глушь и запустение, особенно когда они отказались от старого Дома Реабилитации. Никого рядом на мили, если что понадобится…

– Странное место для цыплячьей фермы, – предположила Джин.

Клерк пожал плечами, словно подчеркивая, что не в его правилах болтать о хозяевах отеля.

– Вы желаете зарегистрироваться? – спросил он.

5

Джин переоделась. Вместо дорожного серого габардинового платья надела спокойных тонов темно-синее и вышла прогуляться по Мейн-стрит. Хотя и чувствовался новый дух, но под несколькими косметическими аппликациями из стекла и нержавеющей стали Ангел Сити оставался почти таким же, как она его помнила. Мимо проходили люди, которых она, казалось, узнавала, и пара-другая встречных награждали ее любопытным взглядом, что само по себе ничего не доказывало – она привыкла к постоянному вниманию.

Около старых городских суда и тюрьмы, зданий из отвердевшей, окрашенной в синее каменной пены, Джин свернула налево, на Райскую Аллею. Что-то сдавило ей горло: на этой сцене проходило ее оборванное, нищее детство…

«Фу, – сказала Джин, – хватит этой сентиментальности, хотя именно из-за нее я оказалась здесь. Ну зачем было тревожить себя мыслями об отце и матери». Она с беспристрастным изумлением рассмотрела себя в свете сентиментальности, затем вернулась к возможному поиску родителей. «Вероятно, я заварю здесь бучу. Если они бедные, они будут ожидать, что я помогу им…» Она улыбнулась, и ее маленькие зубки засияли. «Им понадобится всего-то немного». Джин пришло в голову, что в основе ее миссии лежит, пожалуй, злой умысел: она нарисовала себе картину, как, щеголяя своей устроенностью, встречается с угрюмым мужчиной и угрюмой женщиной. «Когда вы бросили меня на биллиардном столе Джона Парле, вы бросили два миллиона долларов».

Но куда более вероятно, что ее родители, вместе или по отдельности, растворились в неохватной темной веренице человеческой Вселенной. Тогда выследить среди звезд и планет их дорогу, позабытую за семнадцать лет, станет неразрешимой проблемой… Джо Парле мог бы сказать, кто ее родители, он не раз намекал, что знает. Но Джо Парле мертв, уже семь лет как мертв, и Джин не чувствовала никаких угрызений совести. В трезвом состоянии он был груб и тяжел на руку, пьяным он был похотлив как дикарь и очень опасен.

Когда ей исполнилось девять, он начал лапать ее, скоро она научилась прятаться под салуном, когда видела его пьяным. Однажды он попытался последовать за ней, ползя на животе. Она била его в лицо ножкой от старого кресла, тыкала в глаза, пока он, чуть не свихнувшись от бешенства, не отступил, чтобы отправиться за пистолетом. Джин поспешила найти другое убежище и вернулась на свой чердак только потому, что больше некуда было идти.

На следующее утро Парле, горбясь, пришел к ней, лицо еще в царапинах и синяках. У девочки был нож, и она держалась твердо, застыв на месте, доведенная до отчаяния. Парле бранился, насмехался над ней, бросал обидные упреки, сохраняя при этом дистанцию: «Конечно, ты маленькая дьяволица и, конечно, я единственный папочка, который у тебя есть, но я знаю больше, чем позволяю себе болтать. И когда придет время раскрыть карты, я знаю, куда пойти. Я могу принести это даже домой, и тогда кое-кому придется плохо».

Но Джин убила Джо Парле и трех его пьяных дружков прежде, чем он рассказал ей, что знает. Убила из его собственного пистолета.

Джин шла по Райской Аллее. Вот он, впереди, салун Парле, таверна «Старый Ацтек», не изменившаяся ни крошечки, ни на дощечку. Краска стала тусклее, двери совсем разболтались, но даже на улице чувствовались запахи табака, пива, вина и водки, возвращающие ее сурово и неумолимо в первые десять лет жизни. Джин подняла глаза к окну под фронтоном, когда-то бывшему ее маленьким окошечком в мир: улица и комиссионный магазин Диона Мьюлрони, пейзаж ее детства.

Джо Парле говорил, что имеет доказательства, и значительно хлопал тяжелой рукой по коричневому бумажнику. Возможно, его вещи не уничтожены. Это будет первой целью – найти их.

Джин скромно проскользнула в салун.

Внутри она нашла небольшие изменения, но в целом таверна осталась такой, какой она помнила ее. Слева стойка бара, за ней вставлены в стену шесть больших прозрачных пластин. На каждой изображена голая женщина в вычурной позе на фоне, претендующем на то, чтобы изображать пейзажи иных миров. Грубо намалеванная надпись сверху гласила: «Красота среди планет».

Столы занимали правую часть комнаты, над ними на полках стояли запыленные фотографии космических кораблей и модели четырех пакетботов Серой Линии, обслуживающих Кодирон: «Бьюкирус», «Орест», «Прометей» и «Икар». На заднем плане стояли два обветшалых биллиардных стола, рядок механических игровых автоматов, автомат по продаже сухих стимуляторов и наркотиков, а также автоматический проигрыватель.

Джин беспокойно оглядела лица у бара, но не распознала никого из давних завсегдатаев. Она села на стул у двери.

Бармен вытер руки о полотенце, гордо поднял подбородок и зашагал к ней. Он был примечательным молодым человеком с кожей темно-коричневого цвета и кудрявыми пшенично-белыми волосами. Очевидно, он весьма гордился своим орлиным профилем, а мускулистость торса подчеркивал облегающей рубашкой. «Тщетно, глупо, прямолинейно, – думала Джин, – он без сомнения считает себя неотразимым покорителем женщин, раз у него такая замечательная черная кожа и яркие волосы».

Бармен с важным лицом остановился перед ней и посмотрел исподлобья. Лица у бара повернулись к ним. Гул беседы стих.

– Чего изволите?

– Всего лишь лимонад.

Бармен доверительно склонился к ней ближе:

– Я выдам вам один секрет. Лучше возьмите оранжад.

– Почему?

– У нас нет лимонов, – и шлепнул полотенцем по своей руке.

– О'кей, – кивнула Джин. – Тогда оранжад.

Через десять минут молодой бармен назначил ей свидание. Его звали Гем Моралес, он жил в «Лихаче» Карлсона и в дневную смену работал в «Ацтеке».

Джин сказала ему, что заблудилась. Она пыталась найти дядю, но каким-то образом упустила его.

– О, – сказал Гем Моралес, размышляя о чем-то.

Джин встала, чтобы уйти, и положила на стол десятицентовик. Гем смахнул его в ящик.

– В восемь, не забудьте, – напомнил он.

Джин изобразила яркую улыбку. Обычно ей нравились молодые люди. Она восхищалась их крепкими юными телами, с удовольствием ощущала на себе мускулистые руки, поддавалась обаянию беззаботной мужской личности. Но Гем Моралес коробил ее. Он был самоуверен, нагл и бесстыден, и на спасение к нему не приходили те качества, которых он был напрочь лишен: интеллигентность и чувство юмора.

Он прибыл на свидание на назначенные двадцать минут и с важным видом пересек вестибюль, где Джин читала журнал. На нем был супермодный костюм из желтовато-коричневого плиона. Джин в тот вечер надела скромный наряд из темно-синего и белого.

Бармен проводил ее к скоростной маленькой воздушной лодке, купленной не менее четырех-пяти лет назад, и лицо Джин вытянулось от изумления: это был маршалловский «Мунчейзер», модель, которую ей самой так хотелось. Проклятье! Первой вещью, которую она купит, когда вернется на Землю, будет сверкающая воздушная лодка.

Зарычав, «Мунчейзер» пошел вверх с ускорением, которое вдавило Джин в пену сидения, затем выровнялся и помчалась в стальную ночь. Над головой висел единственный спутник Кодирона, маленький яркий Садирон. Внизу проплывали черные холмы, пустынные горы, тундра с комками оливково-серых медвежьих грибов. Один раз им попалось сумрачное небольшое поселение, обозначенное линией желтых огней. Несколькими минутами позже слабое свечение на юге показало им местонахождение Дельты, самого большого города на Кодироне.

– Гем, – сказала Джин. – Вы родились в Ангел Сити?

Бармен раздраженно фыркнул.

– Я? Здесь? Черт возьми! Конечно, нет. Я с Брекстелла на Алнитаке-5.

– А как вы оказались здесь?

Гем легкомысленно дернул плечами.

– Попал в небольшую переделку. Один тип посчитал, что я не такой крепкий парень, каким себя считаю. Он ошибался. Я оказался прав.

– Ох!

Парень протянул руку и обнял Джин. Она сказала:

– Гем, мне нужна помощь.

– Конечно. Все, что попросите. Но потом. Давайте поговорим о нас.

– Нет, Гем, я серьезно.

Он осторожно спросил:

– Что вы имеете ввиду под помощью? Чем я могу помочь?

Джин соткала ему рассказ, в котором подтекст недозволенного был столь силен, что не мог не вызвать его интереса. Она сказала, что старый владелец «Ацтека» Джо Парле владел долговыми расписками, которые считал бесполезными. В действительности они стоили целое состояние и должны быть где-то среди оставшегося от него имущества. Она искала возможность поглядеть на них.

Удовольствие Гема было слегка отравлено мыслью, что свидание с Джин не было следствием его неотразимости. С угрюмым видом он рванул «Мунчейзер» к высокой горной вершине, украшенной синими, зелеными и красными огнями.

– «Жаворонок Небес», – сказал он. – Исключительно красивое место, для Кодирона, конечно. Сюда прилетают отдыхать со всей планеты.

«Жаворонок Небес» и в самом деле выглядел веселым и популярным местом. Шестиугольный пилон вознесся на пятьдесят футов, сверкая волнами света, следствием применения кристаллов «звук-свет», которыми был знаменит Кодирон. Бегущие огни отражались в куполах, корпусах и экранах воздушных лодок, припаркованных рядом.

Гем схватил Джин за руку и зашагал через внешнюю террасу, гордо выставив вперед свой орлиный нос. Девушка семенила сбоку, полуизумленная, полураздраженная. Они вошли в здание сквозь арку из медвежьих грибов, приятно и остро пахнущих. Человек в черном напыщенным жестом пригласил их в небольшую круглую кабинку. Когда они разместились там, кабинка тихо, с шелковой плавностью, заскользила по длинному эллипсу вокруг залы, кружась и вращаясь по всем осям.

Подъехала на силовых коньках официантка в прозрачно-черном.

– Старомодный коктейль из виски, пива и лимонной корочки, – сказал Гем.

– Лимонад, – сказала Джин.

Гем поднял брови:

– Вот те на! Возьмите что-нибудь покрепче. Иначе зачем вы сюда пришли!

– Я не люблю спиртного.

– Фу, – Гем состроил презрительную гримасу.

Джин пожала плечами. Гем явно считал ее чем-то вроде синего чулка. Если бы он понравился ей, было бы забавным открыть ему иное. Но он не только высокомерен. Он зеленый юнец.

Подошел служитель и предложил напрокат силовые коньки. Гем вызывающе поглядел на Джин. Она покачала головой:

– Я не слишком ловка. Я сразу перевернулась вниз головой.

– Это легко, – сказал Гем. – Поглядите на этих двух… – он указал в сторону пары, которая танцевала посреди зала, не тратя, казалось, никаких усилий, кружась, скользя по воздуху во всех направлениях. – Вы сразу схватите. Это легко. Лишь шевельните пальцем, если захотите тронуться с места, нажмите немного – и вы там. Чем сильнее жмете, тем быстрее двигаетесь. Чтобы остановиться, надо нажать пяткой.

Джин покачала головой.

– Я предпочла бы посидеть здесь и поговорить.

– Об этих расписках?

Она кивнула.

– Если вы поможете, я уступлю вам треть.

Гем сжал губы и прищурил глаза. Джин поняла, что он обдумывал, как бы получить три третьих части вместо одной.

– Джо Парле погрузил на себя груду мусора, – сказала Джин с беззаботным видом. – Некоторые из его расписок украдены, а те, что остались, требуют разъяснений. Я знаю, какие из них имеют ценность.

– М-м-м, – Гем отхлебнул коктейль.

Джин сказала:

– Я не знаю, кто сегодня владеет «Ацтеком», вещи Джо вполне могли сжечь.

– Я могу провести вас туда, – задумчиво сказал Гем. – Мансарда полна старого хлама. Годфри говорит, что все это осталось от Парле. Он собирался очистить чердак, но так и не собрался.

Чтобы скрыть возбуждение, Джин отпила глоток лимонада.

– Когда открывается заведение?

– В десять. Открываю я. Я работаю днем.

– Завтра я буду там в девять.

– Мы будем там вместе, – Гем, наклонился вперед и многозначительно взял руку Джин. – Вы слишком красивы, чтобы позволить вам скрыться с моих глаз даже для…

Раздался резкий стук коньков о кабину. Кто-то закричал хриплым голосом:

– Убери руки от моей девчонки! – и в кабинку просунулось разъяренное круглое лицо. Джин заметила космы черных кудрей, широкий крепкий торс.

Гем в удивлении и ярости смотрел на него несколько мгновений, затем вскочил на ноги.

– Не указывай мне, что делать, ты…

Черноволосый юноша повернулся к Джин с горечью на лице:

– Джейд, вы можете катиться к черту.

Он повернулся и вышел. Гем сел, окаменелый, словно статуя. Он совсем забыл о Джин, он глядел теперь вслед черноволосому юноше. Его рот искривился нудной усмешкой, но веки не поникли, а пошли вверх и глаза словно остекленели. Он неторопливо поднялся на ноги. Джин сказала будничным тоном:

– Не будьте ребенком. Сядьте и сидите спокойно.

Он не обратил внимания. Джин подалась слегка назад. Гем был опасен.

– Сядьте, – сказала она резко.

Усмешка Гема превратилась в гримасу. Он перемахнул ограждение кабинки и мягким шагом, крадучись, пошел за черноволосым юношей.

Джин ерзала, сжимая в руках бокал. Позволить им подраться… Молодые бычки, молодые кабанчики… Она надеялась, что черноволосый парень подотрет землю Гемом. Конечно, он сам поднял бучу. Что он имел ввиду, называя ее Джейд? Она никогда не видела его раньше. Можно ли в этом случае возлагать ответственность на вездесущую Марту Колвелл? Казалось, она всюду предшествовала ей. Джин с интересом огляделась вокруг.

Пятнадцать минут прошло прежде, чем Гем вернулся к столу. Безумие слетело у него с лица. Молодой бармен был в синяках, одежда порвана и испачкана, но он явно остался победителем. Джин увидела это потому, как он важничает, как клонит свою красивую темно-коричневую голову… «Глупое молодое животное», – подумала Джин без всяких эмоций.

Гем подтянул ноги, они были как деревянные.

– Зафиксировал слегка этого парня, – сказал он приятным голосом.

Словарь Джин был не особенно богат, и слово «катарсис» в нем не значилось. Она подумала про себя: «Он выместил свою незначительность на черноволосом парне и чувствует себя от этого лучше. Шаг к приличному человеку».

И в самом деле, Гем успокоился и остаток вечера держался в тени. В полночь он предложил уйти. Джин не протестовала. Она не заметила нигде ни черноволосого парня, ни девушки, которую можно было отождествить с племянницей Колвелла.

В воздушной лодке Гем привлек ее к себе и страстно поцеловал. Джин посопротивлялась немного, потом расслабилась. «Почему бы и нет», – подумала она. Это легче, чем бороться с ним. Хотя она некоторым образом ненавидела себя за то, что делает вклад в его самооценку.

6

Восход солнца на Кодироне сопровождался уникальным во всей Вселенной явлением: занавес сине-белого света, словно веко, падал вниз, на западную сторону горизонта, будто спускался затвор, изгоняющий мрак и дающий дорогу ледяному свету кодиронского дня. Эффект приписывался флюоресцирующей компоненте воздуха, которая активизировалась радиацией Минтаки Суб-30, а резкая линия раздела объяснялась маленькими угловыми размерами диска Минтаки Суб-30 – почти что точечного источника света.

Джин тихо выскользнула из комнаты, как раз вовремя, чтобы успеть к представлению. Длинная и пустынная Мейн стрит потонула в синей тьме. Ветер ударил Джин в лицо. Она сердито облизнула губы и задумалась о том, где позавтракать. Когда-то припозднившихся пьяниц, игроков и пресытившихся клиентов обоих городских борделей обслуживали неряшливые кофейни на Райской Аллее. Возможно, они еще существовали.

Джин дрожала от ветра, хлеставшего с голых скал Кодирона. Она подтянула свой темно-синий жакет на шее. Девушка ощущала, что кожа ее стала грязной, липкой, но в ранний час в ванных отеля горячей воды не было

– при помощи таких вот экономических мер «Сунхауз» достигал показного великолепия фасада. Поверхностный блеск и внутренние пороки, точно так же, как у некоторых людей. Джин припомнила Гема Моралеса. Рот ее растянулся в ледяной улыбке. Самонадеянное своевольное существо. Он так важно удалился от «Сунхауза», так собой доволен… Джин выбросила его из головы. В огромной Вселенной он был атомом, пусть наслаждается собой, продвигая ее расследование.

Девушка дрожала. Было и в самом деле очень холодно и очень рано для каких-либо дел. Чердак, наверное, все еще в клубах свежего табачного дыма, в запахе пива и парах виски. Под ее пальцами въевшаяся грязь, многолетняя пыль будут казаться липкими, но она и не ожидала, что поиск окажется сплошным наслаждением. Сортировать старые вещи Джо Парле будет куда менее хлопотно без Гема Моралеса.

Джин привычно свернула на Райскую Аллею у здания суда и увидела впереди желтые огоньки кафе «Нью-Йорк». Она скользнула внутрь и села у стойки рядом с сопящим рабочим фермы, все еще тупым после ночной пирушки. Она тихо пила кофе и ела торт, поглядывая на себя в зеркало за стойкой – очень красивая девушка с коротко остриженными густыми черными волосами, кожей как матовое оконное стекло с желтой подсветкой, широким бледно-розовым ртом и изящным подбородком, черными глазами, которые могли становиться огромными от возбуждения, а могли быть длинными и узкими под густыми ресницами… «Я буду красивой очень долго, – подумала Джин, – если не позволю себе выдохнуться. Мне очень много дает моя жизненная сила. Я надеюсь на это не потому, что мне только семнадцать, девичий возраст, так сказать. Это больше».

Она покончила с кофе и вышла обратно на Райскую Аллею. На Мейн стрит сияли бело-голубые утренние лучи, все углы, все выступы ловили свет и светились сами, словно в огнях Святого Эльма.

Впереди, темный и облезлый, вырос фасад таверны «Старый Ацтек». Таверны Джо Парле, первого дома в ее памяти.

Джин обошла вокруг и последовала хорошо запомнившимся путем: залезть на крышу сарайчика-пристройки для продуктов, затем дернуть за жалюзи, казавшиеся вроде бы прочными – и открывался проход внутрь.

Протиснуться, извиваясь, тяжело дыша, спрыгнуть на лестницу, перевести дыхание и, царапаясь о стены, по узеньким ступенькам взобраться на чердак.

Джин вслушалась. Ни звука. Не колеблясь, она взбежала по ступенькам и толкнула запыленную дверь. Остановилась в проеме, и воспоминания одолели ее, перехватывая дыхание и переполняя жалостью к черноглазой маленькой негоднице, которая когда-то спала здесь. Девушка заморгала, затем отодвинула эмоции в сторону. Огляделась. Сквозь грязное окно сочился свет. Груда грязных коробок – вот что осталось от злобного Джо Парле.

Как и опасалась Джин, все было пыльное, сырое и липкое, и пахло эманациями бара. В первой коробке она нашла счета, расписки, оплаченные чеки. Во второй лежал фотоальбом, который она отложила в сторону, а также множество магнитофонных лент. Третий хранил… Она подняла голову в тревоге. Вкрадчивый скрип пола. Джин набрала воздуха и повернулась. В дверях, глядя на нее, стоял Гем Моралес. Он слегка улыбался, скаля зубы. Очень неприятное выражение.

– Так я и думал, что найду вас здесь, – сказал он тихо.

– И я думала, что найду здесь вас.

Гем сделал шаг в комнату.

– Вы занялись немножечко воровством…

Джин увидела, что лицо его проходит последовательность выражений прошлой ночи. Она напряглась. Еще минуту…

Она сказала:

– Гем!

– Да?

– Вы боитесь смерти?

Он не ответил, но стоял наготове, как кот перед прыжком. Джин сказала:

– Если будете вести себя неосторожно, вам придется умереть.

Он беспечно шагнул вперед.

– Не подходите ближе…

Тело бармена еще приблизилось. Он слегка наклонился вперед и потянулся к ней.

– Еще два шага, Гем…

Джин показала ему то, что держала в руках – маленький брусочек, не более спичечного коробка. Из крошечной дырочки в передней грани вылетала игла, способная вонзиться на шесть дюймов в человеческую плоть, где тончайшая нить из митрокса взрывалась. Гем замер.

– Вы не осмелитесь. Вы не осмелитесь меня убить!

У него не хватало умственных способностей постичь, что Вселенная может существовать без него, Гема Моралеса. Дернув плечами, он шагнул вперед. Игла щелкнула в воздухе, всколыхнула материю рубашки. Джин услышала, как внутри его тела что-то глухо хлопнуло, затем оно шлепнулось на пол, который от удара слегка задрожал.

Девушка поморщилась и не спеша засунула брусочек обратно в рукав. Потом вернулась к коробкам. Возможно, ей не следовало подстрекать Гема болтовней о спрятанном богатстве, искушать того, кто так пуст, так слаб, не было честным поступком.

Она вздохнула и открыла третью коробку. В ней, как и в четвертой, лежали календари. Джо Парле хранил календари, отмечая красным карандашом день за днем. Джин видела, как он покрывал каракулями пустые места. Памятные записки, что ли – Джин тогда не умела читать. Она перелистала назад семнадцать лет, затем стала отмеривать цепочку дней. Январь, февраль, март – ее глаз поймал каракули, выцветшие черные чернила: «Сказать Молли в последний раз, чтобы забрала свое чертово отродье». Молли. Имя ее матери было неизвестно. А кто такая Молли? Любовница Джо? Возможно ли, что сам Джо Парле был ее отцом? Джин подумала и решила, что нет. Слишком много раз Джо поносил судьбу, которая заставила его заботиться о девочке. И еще она вспомнила, как однажды Джо напился до белой горячки, до кошмаров. Она тогда уронила на пол кастрюлю, звон заставил нестройно зазвучать диссонирующую паутину его нервов. Джо закричал голосом тонким, как корнет-а-пистон. Он проклинал то, что она здесь, ее лицо, зубы, сам воздух, которым она дышала. Он безрассудно и дико кричал, что скорее убьет эту девчонку, чем посмотрит на нее, что он будет держать ее только до тех пор, пока не подрастет, а потом продаст. Это разрешало вопрос. Если она частица его тела, он бы нянчился с ней, показывал бы самое лучшее, что в нем было. Она могла бы стать для него началом новой жизни. Джо не был ее отцом.

Но кто такая Молли? Джин подняла альбом с фотографиями и замерла. Шаги на улице затихли. Она услышала, как загремела входная дверь, как позвали кого-то, но не поняла кого. Затем снова дребезжание, шаги удалились. Тишина. Джин села на коробку и открыла альбом.

На первых двух картинках было детство Джона Парле. Дюжина снимков венерианского дома на сваях, очевидно на Бренди-Бич. Маленький мальчик в рваных розовых шортах, в котором она узнала Джо, стоял рядом с пышногрудой женщиной с суровым лицом. Через несколько страниц Джо стал молодым человеком. Он позировал у старого воздушного вагона «Дюрафлайт». На заднем плане виднелись корявые коричнево-белые кисточные деревья, местом действия все еще была Венера. На следующей странице только одна картинка: миловидная девушка с пустоватым выражением лица. Зелеными чернилами было накарябано: «Слишком плохо, Джо».

Действие переместилось на Землю. Бар, ресторан, большой групповой снимок, где Джо, безмятежный и помпезный, стоял среди дюжины мужчин и женщин, явно его служащих. Дальше в альбоме было только несколько фотографий. Очевидно, по мере того, как таяло состояние Джо, он лишался энтузиазма сниматься. На двух фотографиях, профессионально выполненных, была женщина, блондинка с медным отливом, явно хозяйка приема. Подпись гласила: «Славному малому. Вирли.»

Оставалась только одна фотография, с таверной «Ацтек» двадцатилетней давности, – так рассудила Джин по облику Джо. Он стоял в дверях, с одной стороны от него были два бармена в безрукавках и швейцар, человек, которого Джин помнила как азартного игрока, а с другой – четыре нахальных женщины в вызывающих позах. Подписано было: «Джо и компания». Под каждой фигурой стояло имя: «Вирли, Мей, Тата, Молли, Джо, Батч, Карл, Хофам».

Молли! С пересохшим горлом Джин изучала лицо. Ее мать? Большая тучная женщина с грубым обликом. Черты лица мелкие, рыхлые, словно тесто, словно трепетная свинячья нога.

Молли. Какая она, Молли? Трудно было не угадать ее профессию, а значит, мало надежды на то, что она все еще живет по соседству.

Джин раздраженно вернулась к календарю, перелистала еще несколько месяцев назад… За два года до ее рождения она нашла заметку: «Внес залог за Молли и Мэй». Больше ничего. Джин на мгновение задумалась, взвешивая все. Если эта отвратительная Молли была ее матерью, кто мог быть ее отцом? Джин фыркнула. Сомнительно, что Молли сама знала это.

Сделав усилие, Джин вернулась к лицу цвета свиного жира, к маленьким свинячьим глазкам. Они ранили ее. Значит, это ее Мама. Глаза внезапно наполнились слезами, рот скривился. Джин продолжала смотреть, словно отбывая покаяние. А что она в своем высокомерии ожидала? Баронесса Понтеммы со своей леди в беломраморном замке… «Плохо быть такой пронырливой, – сказала Джин печально. Она вздохнула. – Может быть, у меня выдающийся отец?»

Идея ошеломила ее: «Должно быть, он очень здорово напился». Она оторвала фото, сунула в карман и нерешительно поднялась на ноги. Пора идти.

Джин упаковала коробки и нерешительно посмотрела на тело Гема. Не слишком хорошо оставлять его здесь, на чердаке… Ничто, связанное с Гемом, не могло быть слишком хорошим. Он может проваляться здесь неделю, месяц… Она почувствовала тошноту, которую сердито подавила: «Будь разумной, ты, дура».

Надо бы вытереть отпечатки пальцев…

Раздался грохот в наружную дверь. Хриплый голос позвал: «Гем!… Гем!..» Джин побежала к двери. Пора уходить. Кто-то, наверное, видел, как Гем входил сюда.

Она соскользнула вниз по лестнице, вылезла меж деревяшек жалюзи на крышу сарайчика, поставила их на место, соскользнула на землю и поднырнула под покосившуюся ограду, выходившую в тупик Алоха. Через десять минут Джин оказалась в своей комнате в «Сунхаузе». Сбросив одежду, она стала под душ.

Лоснящийся ленивый клерк в здании суда заворчал, когда Джин скромно обратилась к нему со своей просьбой.

– О, прошу вас, – сказала Джин, улыбаясь чуть в сторону: эта старая уловка придавала ей вид мечтательного очарования, магической дерзости и немыслимой, невообразимой красоты.

Клерк облизнул багровые отвислые губы:

– Ладно, ладно… Такая маленькая девушка, как вы, должна сидеть со своей мамочкой. Ну?

Джин не считала умным сообщать ему, что именно мать-то она и искала.

Они стали вместе просматривать записи, пропуская ленту за лентой на экране.

– В тот год мы трудились как пчелы, – пожаловался клерк. – Но мы должны найти это имя, если… ну, вот Молли. Молли Саломон. Это она? Арестована за бродяжничество и употребление наркотиков двенадцатого января, пребывала в Доме Реабилитации до первого февраля. Залог внес Джо Парле, человек, который владел салуном на Райской Аллее.