Текст книги "Сольная партия"

Автор книги: Джек Хиггинс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)

11

В аэропорту „Хитроу", ровно в три тридцать, Кэтрин Рили спешила к секции регистрации компании „Бритиш эруэйз", сопровождаемая носильщиками с чемоданами. Молодой клерк посмотрел на ее билет.

– Простите, мадам, но посадка уже началась. Вы не успеваете. Если хотите, я посмотрю, есть ли места на семичасовом рейсе.

– Пожалуйста, – ответила она. – Я должна сегодня же попасть в Афины.

Вскоре служащий вернулся.

– Для вас нашлось место. К сожалению, вы прилетите довольно поздно, в полпервого по местному времени.

– Ничего страшного, – возразила Кэтрин – Я еду на острова. Так что мне выезжать не раньше утра.

– Прекрасно, мадам. Пожалуйста, ваш багаж.

На сей раз Фергюсон позвонил Бейкеру, чтобы сообщить дурные новости из Афин.

– Я только что разговаривал с Рурком. Аза ушел от него и, похоже, без особого труда.

– Господи! – воскликнул Бейкер, не в силах сдержать эмоции. – Где только вы находите таких идиотов?

– Всевышний посылает, суперинтендант. Не нам, простым смертным, роптать на Него.

– И что же нам делать теперь, сэр?

– Сидеть покорно и ждать, пока что-нибудь подвернется, – ответил Фергюсон и повесил трубку.

Морган домчался до причала в Пирее за десять минут до отхода катера. Пассажиров набралось не так уж много. Он заплатил за билет на борту и отыскал место у иллюминатора.

Стоял тихий вечер, и „Летучий дельфин", набрав максимальную скорость, высоко вздымался над водой на похожих на ходули крыльях. За иллюминатором проходили живописные картины: Саламис, окруженный голубыми водами Сароникского залива, громады Эгины и Пароса, ярко блистающие в лучах заката.

Однако Морган ничего вокруг не замечал, даже когда перешел на открытую палубу и, опершись о поручни, невидящим взором уставился вдаль. Он думал только об одном. О Джоне Микали. Ну встретятся они, и что тогда? Оружия у него нет. Глупо рисковать, пытаясь пронести оружие в самолет. Конечно, оставались еще руки. Что ж, не впервой. Когда он посмотрел на них, они слегка дрожали.

И вот наконец появилась Гидра, остров пустынный и безрадостный, в вечернем свете похожий на огромную каменную церковь, и разочаровывающе скучный до того момента, пока „Летучий дельфин" не вошел в залив и перед пассажирами не предстал очаровательный городок Гидра.

Дома на острове располагались террасами и уходили высоко в горы, куда вел лабиринт извилистых, мощенных камнем улочек. Наступил час вечерних развлечений, и оживленная толпа горожан устремилась в таверны.

Морган сел за столик под открытым небом в кафе неподалеку от монастыря, откуда открывался вид на море. Официант довольно прилично говорил по-английски, поэтому Морган оставил свое знание греческого при себе. Он заказал кружку пива.

– Вы американец? – спросил официант.

– Нет, валиец.

– Никогда не был в Уэльсе. В Лондоне – да. Работал там в ресторане в Челси, на Кингз-роуд. Целый год работал.

– Больше не захотелось?

– Слишком холодно, – улыбнулся официант. – А здесь во время курортного сезона хорошо. Спокойно и тепло. – Он поцеловал кончики пальцев. – Много девушек. Много туристов. Вы отдыхать приехали, да?

– Нет, – ответил Морган. – Я журналист. Надеюсь взять интервью у Джона Микали, пианиста. Насколько я знаю, у него здесь вилла?

– Точно. Дальше по побережью, за Молосом.

– Как туда добраться? Автобус ходит?

Официант улыбнулся.

– На Гидре нет ни автобусов, ни грузовиков. Запрещено. Только на муле или на своих двоих. Но на муле лучше. Остров каменистый, гористый, и вдали от побережья люди до сих пор живут, как в старые времена.

– А Микали?

– Его вилла в семи милях отсюда, на мысу, в сосновой роще напротив Докоса. Там очень красиво. Продукты и все остальное туда завозят на моторке.

– А можно нанять лодку?

Официант покачал головой.

– Только если он вас пригласит.

Морган разыграл разочарование.

– Что же мне делать? Неужели я задаром проделал такой долгий путь? – Он достал из бумажника банкноту в сто драхм и со значением положил на стол. – Если бы вы смогли мне хоть как-нибудь помочь, я был бы очень благодарен.

Официант безмятежно подобрал банкноту и как бы невзначай сунул в нагрудный карман.

– Вот что я скажу. Я сделаю вам одолжение. Позвоню ему по телефону. Если он захочет с вами встретиться – его дело. Договорились?

– Прекрасно!

– Как вас зовут?

– Льюис.

– О'кэй. Сидите здесь. Я вернусь через две минуты.

Официант исчез в глубине таверны. Так он подошел к конторке, справился в тоненьком справочнике, затем снял трубку с висящего на стене телефона и набрал номер. Ответил ему сам хозяин виллы.

– Здравствуйте, господин Микали. Говорит Андреас, официант из ресторана Нико, – по-гречески обратился он к музыканту.

– Чем могу помочь?

– Из Афин прибыл на катере один человек. Спрашивает, как добраться до вашего дома. Журналист. Надеется получить интервью.

– Он кто, американец?

– Нет. По его словам, валиец. Фамилия Льюис.

– Валиец? – В голосе Микали прозвучало любопытство. – Нечто новое. Ладно, Андреас. Сегодня у меня хорошее настроение. Но только один час, имей в виду, ни секунды больше. Я вышлю за ним Константина. Покажешь ему лодку, когда он приедет.

– Отлично, господин Микали.

Официант вернулся к Моргану.

– Вам повезло. Он согласился принять вас, но только на один час. И высылает за вами лодку старого Константина. Когда он приплывет, я вам скажу.

– Великолепно, – обрадовался Морган. – Сколько мне ждать?

– Достаточно, чтобы успеть поесть, – усмехнулся официант. – Я бы особенно порекомендовал рыбу. Ее только недавно поймали.

Морган тщательно ел, в основном для того, чтобы хоть как-то убить время, но вдруг поймал себя на том, что получает удовольствие от пищи. Он уже закончил, когда официант прикоснулся к его плечу и указал в море. Морган увидел заходящий в бухту моторный баркас.

– Пошли, – пригласил официант, – я провожу вас.

Баркас ткнулся бортом о причал, и мальчик лет одиннадцати-двенадцати в залатанном свитере в джинсах соскочил на пирс с канатом в руках. Официант взъерошил ему волосы, и тот ответил на ласку белозубой улыбкой.

– Перед вами Ники, внук Константина. А вот и сам Константин.

Константин Мелос оказался невысоким крепко сбитым человеком с лицом, загоревшем до черноты за годы, проведенные в море. Его гардероб состоял из бескозырки, клетчатой рубахи, поношенных брюк и морских ботинок.

– Пусть вас не вводит в заблуждение его вид, – прошептал официант. – Старому пройдохе принадлежат два дома в городе. – И громко добавил: – Познакомьтесь с господином Льюисом.

Константин не стал утруждать себя улыбкой.

– Мы сразу же отплываем, мистер, – буркнул он на ломаном английском и, повернувшись, скрылся в рубке.

– Чертей он, что ли, боится после наступления темноты? – пробормотал официант. – Старики все одинаковы. Половина женщин считают их колдунами. До скорой встречи, господин Льюис.

Морган ступил на борт баркаса. Мальчик последовал за ним, на ходу сворачивая канат. Баркас прошел мимо некогда грозной батареи, охранявшей вход в бухту. Венецианские пушки все еще смотрели в море, словно до сих пор ожидали нашествия турок.

Стоял чудесный вечер, хотя находящийся в четырех милях берег Пелопоннеса уже окрасился в багряные тона, а на Гидре окна горели, словно за ними полыхал пожар. Константин прибавил обороты, и баркас помчался вперед. Морган зашел в рубку предложить старику сигарету.

– И долго нам плыть? – спросил он.

– Минут пятнадцать – двадцать.

Морган обвел глазами гладь вечернего моря, черного, как чернила. Солнце окончательно исчезло за возвышающимся на горизонте массивом острова Докос.

– Мило, – заметил он.

Старик не удостоил его ответом. Через некоторое время Морган оставил попытки его разговорить и спустился в каюту, где увидел мальчика. Тот сидел за столом и читал спортивную газету. Морган заглянул ему через плечо. Фотография на первой полосе изображала знаменитую футбольную команду из Ливерпуля.

– Любишь футбол? – спросил Морган. Мальчишка расплылся в радостной улыбке и ткнул пальцем в фотографию.

– Ливерпуль – ты любить? – Его английский оставлял желать лучшего.

– Ну, что касается меня, то я предпочел бы провести день в парках Кардифа, но согласен – в ливерпульских водах тоже кое-что есть.

Мальчик снова ухмыльнулся: подошел к буфету, достал оттуда дорогой „Поляроид" и наставил объектив на Моргана. Мелькнула вспышка, и из аппарата нехотя выползла карточка.

– Дорогая игрушка, – заметил Морган. – Кто подарил тебе ее?

– Господин Микали, – ответил Ники. – Хороший человек.

Морган взял карточку и подождал, пока она проявится. С темной пластины на него смотрело его собственное лицо, с каждой секундой становящееся все более отчетливым.

– Да, – медленно пробормотал он. – Наверное, ты прав.

Фотография полностью проявилась. Ники взял ее из рук Моргана.

– Хорошо?

– Да. – Морган потрепал мальчика по голове. – Очень хорошо.

Зазвонил телефон. Микали снял трубку и услышал голос Кэтрин Рили.

– Я все еще в Хитроу, – объявила она. – Как видишь, задерживаюсь.

– Моя бедняжка.

– Очень экстравагантная для тебя фраза, – заметила она.

– У меня сегодня очень экстравагантное настроение.

– Но я все равно успею на первый завтрашний утренний катер.

– Константин будет ждать тебя. Смотри, не заговаривай с незнакомыми мужчинами.

Когда Джон повесил трубку, до него донесся гул приближающегося мотора. Он взял бинокль и вышел на широкую террасу. Еще не настолько стемнело, чтобы он не смог увидеть, как баркас вышел в залив и направился к маленькой пристани, где застыла в ожидании старая Анна, жена Константина.

На краю пирса стоял фонарь. Когда мальчишка бросил бабушке канат, Морган прыгнул на пристань. Микали на миг поймал его в объектив бинокля. Этого оказалось достаточно.

Он вернулся в гостиную, где в камине ярко пылали сосновые чурки, налил себе шампанского со льдом, выдвинул ящик стола, достал „вальтер" и быстро навинтил на ствол глушитель. Затем сунул пистолет за пояс, обошел комнату и, распахнув высокие, в рост человека, окна, закрепил их. Ночной ветер принес в дом густой запах цветов из сада.

Выключив все лампы, кроме той, что стояла на журнальном столике около рояля, Микали сел за „Блютнер" и начал играть.

Крутая дорожка от пирса вела вверх к стоявшему неподалеку небольшому и довольно примитивному на вид домику. Из-под крыльца вылезла собака и облаяла Моргана. Старуха прикрикнула на нее, затем скрылась вместе с мальчиком за дверью. Константин же, не говоря ни слова, продолжил восхождение по тропинке, Морган следовал за ним. Сад спускался к морю террасами, обсаженными оливами. На клумбах росли камелии, гардении, гибискус. Аромат жасмина разливался в теплом вечернем воздухе. А еще звуки рояля – странная тревожная мелодия. Морган вдруг остановился, почувствовав, что ноги не слушаются его. Константин замедлил шаг, обернув к нему бесстрастное лицо, и Морган пошел дальше.

Они поднимались по ведущим к вилле ступеням, пока наконец перед ними не открылось просторное, свободно раскинувшееся одноэтажное здание из местного камня с окрашенными в зеленый цвет ставнями и черепичной крышей. Дома подобного типа можно найти в любом уголке Земли.

Внутрь вела двойная дубовая дверь, обитая железом. Константин без лишних церемоний открыл ее и вошел первым. Холл, в который сходились коридоры из двух крыльев виллы, был погружен в темноту. Только слабый лучик света пробивался из приоткрытой двери в противоположном его конце. Именно оттуда лились звуки музыки. Константин подошел к ней, жестом предложил гостю войти, поставил его сумку на пол и, так и не сказав ни слова, вышел, закрыв за собою дверь.

– Милости прошу, мистер Льюис, – позвал Микали.

Морган шагнул через порог. Его глазам предстала длинная, просто обставленная комната с выкрашенными белой краской стенами, полом из полированного кирпича, весело гудящим огнем в камине и Джоном Микали за концертным роялем.

– Раздевайтесь, пожалуйста.

Морган швырнул шинель на первый попавшийся стул и медленно, как во сне, сделал шаг. Во рту у него пересохло, воздух с трудом проходил в легкие. Звуки музыки, казалось, раздирали ему сердце.

– Вы знаете, что я играю, мистер Льюис?

– Да, – хрипло произнес Морган. – „Пастораль" Габриеля Гровлеца.

Микали изобразил на лице удивление.

– Вы, оказывается, человек со вкусом.

– Не совсем так, – ответил Морган. – Дело в том, что именно ее играла моя дочь на зачете за пятый класс в Королевском музыкальном колледже.

– Мне очень жаль, полковник, – произнес Микали. – Я в самом деле старался избежать столкновения.

Морган больше ничему не удивлялся.

– Могу себе представить, – бросил он. – Когда вы убили в Париже Стефанакиса, то сохранили жизнь шоферу. А также горничной в берлинском „Хилтоне" и другому шоферу, теперь уже в Рио, когда застрелили генерала Фалькао. Интересно, кем вы себя считаете – уж не Всевышним ли?

– Таковы правила игры. Я охотился не на них.

– Игры? – переспросил Морган. – И что же это за игра такая?

– Вам следовало бы знать. Вы достаточно долго играли в нее. Самая волнующая игра на свете, где конечная ставка – собственная жизнь. Признайтесь честно – хоть что-нибудь еще будоражило вашу кровь столь же сильно?

– Вы сумасшедший, – пробормотал Морган.

– Ну почему же? – Микали выглядел несколько удивленным. – Я делал то же, но в военной форме, и меня награждали медалями. Как вас сейчас. Так что, когда вы смотритесь в зеркало, то видите меня.

Он заиграл другое произведение, полное жизни и энергии.

– Интересно, что вы здесь совсем один, – продолжал Микали. – А где „Д-15" и спецслужба Скотленд-Ярда?

– Я хотел расправиться с вами в одиночку.

Музыка перешла в крещендо. Морган изготовился для схватки.

– Нравится? – спросил Микали. – Прокофьев, Четвертый фортепианный концерт си бемоль мажор для левой руки.

На крышу рояля легла его правая рука, сжимающая „вальтер". Морган метнулся в сторону, и пуля только чиркнула ему по плечу. Он вырвал из розетки шнур от лампы на журнальном столике, и комната погрузилась во тьму. „Вальтер" выплюнул огонь еще и еще раз, но Морган уже выпрыгнул из ближайшего окна, пересек террасу и тяжело спрыгнул в лежащий на три метра ниже сад.

Собака у коттеджа заливалась лаем. Морган устремился к краю обрыва, петляя между оливами. Микали, без колебаний последовавший за ним, не отставал.

На землю уже спустилась почти непроницаемая тьма, и только горизонт пылал оранжевым пламенем. Морган достиг края обрыва и понял, что дальше бежать некуда. Целое мгновение его силуэт четко вырисовывался на фоне оранжево-золотого заката. Микали выстрелил на бегу. Пуля столкнула Моргана вниз. Он вскрикнул и исчез.

Микали заглянул в бездну. За его спиной раздались шаги, и из темноты возник Константин с дробовиком в одной руке и фонарем – в другой. Микали взял у него фонарь, включил его и направил на мрачные волны, бушующие между камней.

– Мальчик спит? – спросил он.

– Да, – кивнул старик.

– Хорошо. Доктор Рили приедет завтра утром из Афин на первом катере. Встретишь.

Когда Микали зашагал обратно в сторону террасы, старик бросил взгляд на темное море, перекрестился и побрел к коттеджу.

Примерно час спустя Жан-Поль Девиль вошел в свою парижскую квартиру после ежегодной вечеринки с коллегами – адвокатами по уголовному праву. Большинство из них решили продолжить праздник в одном из заведений Монмартра, очень популярном среди джентльменов средних лет, ищущих приключений. Девиль сумел элегантно ускользнуть.

Когда он снял пальто, зазвонил телефон. В трубке раздался голос Микали.

– Я уже целый час накручиваю диск.

– Я был на обеде. Какие-нибудь неприятности?

– Объявился наш друг из Уэльса. Он узнал обо мне все.

– Господи помилуй. Откуда?

– Понятия не имею. Однако мне удалось установить, что он ни с кем не поделился своими знаниями. Ему слишком сильно хотелось поквитаться со мной лично.

– Вы с ним разобрались?

– Без всякого сомнения.

Девиль задумался, наморщив лоб. Наконец он принял решение.

– Учитывая сложившиеся обстоятельства, думаю, нам надо встретиться. Если мне удастся попасть на утренний рейс до Афин, то на Гидру я прибуду к часу по местному времени. Нормально?

– Отлично, – отозвался Микали. – Сегодня утром приезжает Кэтрин Рили, но ничего страшного.

– Разумеется, – согласился Девиль. – Пусть жизнь идет своим чередом. До встречи.

Микали налил себе еще коньяку, подошел к столу и открыл папку с информацией о Моргане. Он долго вглядывался в смуглое, изрезанное глубокими морщинами лицо, а потом швырнул папку в огонь, после чего сел за рояль, размял пальцы и заиграл „Пастораль" с невообразимым чувством и нежностью.

12

Почти всю жизнь Георгиас Гика ловил в море рыбу, а жил в том же крохотном домике, где родился семьдесят два года назад, в сосновом лесу над виллой Микали.

Четверо его сыновей в разные годы уехали в Америку, и только его жена, старуха Мария, всегда оставалась ему помощницей. Чтобы он ни говорил, она ни в чем ему не уступала и справлялась с лодкой не хуже мужа.

Дважды в неделю, отчасти для развлечения, отчасти ради дополнительного приработка, они, как обычно расставив ночью сети, выключали огни и пересекали пролив, чтобы в таверне на берегу Пелопоннеса взять груз контрабандных сигарет – товара, неизменно пользовавшегося большим спросом на Гидре. На обратном пути они выбирали сети. Успех сопутствовал им неизменно до того дня, когда Мария, включив мощные лампы для привлечения рыбы, увидела протянутую к ней руку и залитое кровью лицо.

– Господи, морской дьявол! – вскричал Георгиас и замахнулся веслом.

Жена отпихнула его в сторону.

– Отойди, старый дурак. Человека от нечисти отличить не можешь? Лучше помоги затащить его в лодку.

Она осмотрела Моргана.

– В него стреляли, – сообщил муж.

– Сама вижу. Два раза. С плеча содрано мясо, и вот еще, выше локтя. Пуля прошла навылет.

– Что нам теперь делать? Отвезти его в город к доктору?

– Зачем? – презрительно бросила Мария; как и для большинства старых крестьянок на Гидре, она отлично разбиралась в лекарственных травах. – Что такого может доктор, чего не могу я? И не забывай про полицию. Придется им сообщить, и тогда как мы объясним, откуда у нас сигареты? – Ее обветренное лицо сморщилось в улыбке. – Ты слишком стар для тюрьмы, Георгиас.

Морган открыл глаза.

– Что угодно, только не полиция, – прошептал он.

Старуха ткнула мужа в плечо.

– Видишь, он заговорил, наш морской пришелец. Давай поскорее доставим его на берег, пока он не помер у нас на руках.

Он видел, что они находятся в маленьком подковообразном заливе. Вдоль воды тянулся узкий песчаный пляж, с высоких гор спускался сосновый лес. Пирс из массивных каменных блоков выдавался далеко в залив. Подобное сооружение выглядело странно в таком глухом углу. Он не знал, что пирсу уже сто пятьдесят лет, и во время войны за независимость здесь стояло по двадцати вооруженных шхун, готовых пустить ко дну любое турецкое судно, беспечно приблизившееся к побережью Гидры.

Дождь перестал. Когда старик помогал раненому сойти на берег, тот разглядел в лунном свете несколько разрушенных строений. Он нетвердо стоял на ногах, и у него кружилась голова. Мария поддержала его. У нее оказались на удивление сильные руки.

– Не время падать, мальчик. Сейчас надо проявить силу.

Раздался чей-то смех. Морган с удивлением понял, что смеется он сам.

– Ты сказала „мальчик", мама? – переспросил он. – Я прожил почти пятьдесят лет – пятьдесят долгих, кровавых лет.

– Тогда тебе нечему больше удивляться в жизни.

В темноте раздался шорох, и из-за одного из строений появился старый Георгиас с мулом на поводе. На спине животного лежала попона и седло из кожи и дерева без стремян.

– И что я теперь должен делать? – поинтересовался Морган.

– Садись, сынок, – старуха махнула рукой в сторону леса. – Там, в горах, безопасность и теплая постель. – Она легонько шлепнула его по щеке. – Постарайся ради меня, хорошо? Соберись с силами в последний раз. Нам надо добраться до дому.

Впервые за многие годы Морган почувствовал, как слезы наворачиваются у него на глаза.

– Да, мама, – услышал он собственный голос и добавил по-валийски: – Я хочу домой.

В большинстве случаев после огнестрельной раны наступает шок, и нервная система временно отключается. Боль приходит позднее, что и произошло с Морганом, когда он, вцепившись в деревянное седло, затрусил на муле по каменистой тропке среди сосен. Старый Георгиас вел мула, а Мария шла слева от Моргана и придерживала его за пояс.

– С тобой все в порядке? – спросила она по-гречески.

– Да, – ответил он, преодолевая головокружение. – Я неистребим. Меня ждет Ми-кали.

Боль, острая и немилосердная, обожгла его, как раскаленный утюг. Корея, Аден, Кипр. Старые раны напоминают о себе с такой силой и так неожиданно, что он вздрогнул и мертвой хваткой ухватился за луку седла.

Мария все поняла. Ее рука крепче сжала его пояс, и она произнесла голосом невероятно глубоким, настойчиво прорывавшимся сквозь пелену боли:

– Ты выдержишь. Ты продержишься до тех пор, пока я не скажу.

Больше он ничего не слышал. Когда полчаса спустя они добрались до маленького домика высоко в горах и Георгиас привязал мула и повернулся, чтобы помочь Моргану слезть, тот сидел в седле без чувств, вцепившись в луку с такой силой, что им пришлось один за другим отгибать его пальцы.

После ночного перелета и четырех часов в афинском отеле, где из-за жары ни на миг невозможно было сомкнуть глаза, Кэтрин Рили не помнила себя от усталости. К тому же ей пришлось встать ни свет ни заря, чтобы успеть на такси в Пирей.

Даже невообразимая красота окружающего пейзажа не произвела на нее впечатления. Ее мучил страх. Предположение Моргана глупо, отвратительно. И просто невозможно. Она отдавала Микали свое тело, он дарил ей радость, которую она не испытывала со дня смерти отца, заботу и понимание!

И все-таки это были лишь слова. Она уже знала, что они не принесут утешения, когда сошла в Гидре с борта „Летучего дельфина" и Константин принял у нее из рук чемодан.

Кэтрин всегда чувствовала себя неловко в присутствии старика. Он явно не одобрял ее. Редко заговаривал с ней, делая вид, что говорит по-английски хуже, чем на самом деле. Вот и сегодня он тоже отмалчивался. Когда баркас вышел из залива, Кэтрин зашла в рубку.

– А где Ники? – спросила она. – Разве он не с вами?

Константин ничего не ответил, даже не отвел взгляда от приборной доски.

– Ники где – в Афинах с матерью. Баркас вышел в открытое море и набрал скорость. Кэтрин оставила попытки разговорить старика и села на корме, подставив лицо лучам утреннего солнца и закрыв воспаленные глаза.

Микали в темных очках, белой футболке и выцветших джинсах ждал на пирсе рядом с Анной и мальчиком. Он радостно махал ей рукой, расплывшись в белозубой улыбке.

Кэтрин испугалась еще больше. Она не знала, что сказать, когда он подал ей руку, чтобы помочь сойти на берег. Улыбка сбежала с его лица, уступив место выражению озабоченности.

– Кэтрин! Что случилось?

Она с трудом подавила слезы.

– Я жутко устала. Сперва торчала в „Хитроу", потом перелет и наконец кошмарная гостиница в Афинах.

Он снова улыбнулся и заключил ее в объятия.

– Помнишь слова Скотта Фитцджеральда? „Дайте мне только горячую ванну, а потом меня не остановить". Вот все, что тебе нужно.

Он подхватил ее чемодан и что-то приказал Константину по-гречески. По пути к вилле Кэт спросила:

– Что ты сказал ему?

– Велел вернуться в Гидру к полудню. Ко мне приезжает гость из Парижа. Мой французский адвокат, Жан-Поль Девиль. Я рассказывал тебе о нем.

– Он долго здесь пробудет?

– Может, только один день. Дела. Мне надо подписать кое-какие важные бумаги. – Джон снова обнял ее и поцеловал в щеку. – Впрочем, все это пустяки. Твоя ванна ждет тебя.

Надо сказать, лекарство помогло. Кэт лежала в горячей воде и чувствовала, как боль и сомнения отступают прочь. Джон принес ей хрустальный кубок с ледяным шампанским и бренди.

– Какой красивый! – воскликнула она. – Раньше я его не видела.

– Венеция, семнадцатый век. Мой пра-прапрапрадедушка, тот самый, что командовал флотом Гидры, захватил его с турецкого корабля после Наваринского сражения. – Джон усмехнулся. – Ну, лежи и наслаждайся, пока я приготовлю ланч.

– Ты? – поразилась Кэтрин.

Джон обернулся в дверях и с широкой улыбкой развел руками.

– А что такого? Нет ничего невозможного для великого Микали.

Бренди с шампанским сразу же ударило ей в голову, однако ощущение было незнакомым. Вместо путаницы мыслей и притупления чувств сознание заработало особенно четко. Ей стало совершенно ясно, что дальше так продолжаться не может. Необходимо развеять гнетущие сомнения.

Кэтрин вылезла из ванной, накинула банный халат, вошла в спальню и, присев за туалетный столик, быстро расчесала волосы. Послышались мягкие шаги, и в зеркале возникло отражение Джона. Темные очки скрывали его глаза.

– Ну, ладно, ангел мой, в чем дело?

Она неотрывно смотрела на него в зеркало. Даже странно, как легко удалось ей произнести роковые слова:

– Помнишь моего валийца – полковника Моргана? Того, который навещал Лизелотту Гофман?

– Конечно. Его дочь сбил Критянин после покушения на Кохена.

– А ты откуда знаешь?

– Ты же мне и рассказала.

Теперь Кэтрин вспомнила и медленно наклонила голову.

– Да. И напрасно. Это секретная информация.

Джон закурил сигару и, подойдя к окну, оказался рядом с ней.

– Какие между нами секреты?

– Он думает, что ты – Критянин. Микали в изумлении уставился на девушку.

– Он – что?..

– Морган утверждает, что ты давал концерт в Алберт-Холл в тот вечер, когда Критянин стрелял в Кохена. Алберт-Холл находится рядом с Кенсингтон-Гарденз, как раз напротив того места, где Критянин бросил машину.

– Бред какой-то.

– И еще он говорит, что ты присутствовал на Каннском кинофестивале, когда убили Форлани.

– Как и половина Голливуда.

– И во Франкфуртском университете, когда застрелили министра из ГДР Клейна.

Микали взял Кэтрин за плечи и развернул лицом к себе.

– Я сам тебе это говорил. Неужели ты не помнишь? В день нашего знакомства, когда я играл в Кембридже. Мы обсуждали девицу Гофман и обстоятельства убийства, и я рассказал, что находился во Франкфурте в день преступления.

События того дня с необычайной яркостью предстали перед Кэт, и она даже застонала от облегчения.

– Господи, правда. Теперь я вспомнила. Он уже обнимал ее.

– Наверное, полковник сошел с ума. И что, он со всеми делится своими подозрениями относительно меня?

– Нет, – ответила Кэтрин. – Я спросила его, говорил ли он с Бейкером – сотрудником спецслужбы, – и он ответил отрицательно. Мол, это дело касается только его одного.

– Когда он так ответил?

– Вчера рано утром – по телефону.

– И с тех пор ты с ним не виделась?

– Нет. Он сказал, что хочет еще кое-что проверить. И обещал держать меня в курсе событий. – Слезы хлынули у нее из глаз. – Он же одержимый, понимаешь? Я боюсь.

– Тебе нечего бояться, мой ангел. Абсолютно нечего. – Микали отвел Кэтрин к кровати и откинул одеяло. – Тебе просто надо хорошенько выспаться.

Она подчинилась, как ребенок, и легла, зажмурив глаза и вся дрожа. Некоторое время спустя он скользнул к ней под одеяло. Кэтрин уткнулась лицом в его плечо. Микали обнял ее одной рукой, а другой начал расстегивать на ней халат. Потом его губы приникли к ее губам, и она сжала его в объятиях с такой страстью, на какую не считала себя способной.

Девиль облокотился на перила и устремил взор через пролив, где в мареве полуденного зноя плыл остров Докос.

Микали вышел на террасу, держа по бокалу в каждой руке.

– Полагаю, вы по-прежнему склонны портить хороший коньяк льдом?

– Разумеется. – Девиль взял бокал и повел рукой в сторону моря. – Как здесь прекрасно. Вам будет этого не хватать.

Микали поставил бокал на перила и закурил.

– Что вы имеете в виду?

– Все очень просто. Вы сделали свое дело. И я тоже. Если Морган успел вас раскрыть, то в конце концов то же самое сделает и кто-нибудь другой. Ну, не завтра и даже не через год. Но через два года – наверняка. – Адвокат улыбнулся и пожал плечами. – А может быть, уже в следующую среду.

– И если они – кто бы они ни были – поймают меня, – закончил за него Микали, – вы не сомневаетесь, что я заговорю? Продам вас с потрохами?

– Резиновые дубинки ушли в прошлое вместе с палачами гестапо, – заметил Девиль. – Вам в руку воткнут шприц и вкатят медвежью дозу сакинилхлорина – есть такое очень неприятное вещество, после которого вы только что коньки не отбросите. Ощущение настолько ужасное, что мало кто соглашается на повторную инъекцию. – Девиль мягко улыбнулся. – Я в подобной ситуации запою, как пташка. И Критский любовник тоже.

Далеко в море по волнам пронесся катер на подводных крыльях.

– И что же вы предлагаете? – спросил Микали.

– Пора возвращаться домой, дружище.

– В матушку-Россию? – расхохотался Микали. – Возможно, там действительно ваш дом, старина, но мне там делать нечего. И если уж на то пошло, вам тоже. Вы слишком долго отсутствовали. Вам дадут талон на право посещения закрытого отдела ГУМа, но это все равно не „Гуччи". А когда вы встанете в очередь на Красной площади, чтобы взглянуть на Ленина, вам припомнится Париж, Елисейские поля и запах каштанов после дождя.

– Очень поэтично, но сути не меняет. Моя старенькая бабушка страдала от ревматизма и за сутки предсказывала дождь.

Я могу предчувствовать неприятности с неменьшей точностью. Пора уносить ноги, уж поверьте мне.

– Для вас, возможно, – упрямо насупился Микали. – Но не для меня.

– Но что вы намереваетесь делать? – В голосе Девиля звучало искреннее недоумение. – Я не понимаю.

– Жить одним днем, не загадывая на завтра.

– А когда наступит роковой час и за вами придут?

Свободный кашемировый свитер Микали скрывал пистолет в кобуре. Его правая рука вдруг выскользнула из-за спины, сжимая „вальтер".

– Помните мою „ческу"? То мое лондонское оружие. А вот – местный вариант. Я же говорил – я всегда наготове.

Зазвонил телефон. Микали извинился и направился "в глубь дома. Девиль же присел на балюстраду, глядя на Докос и попивая коньяк. Конечно, Микали прав. Единственный город, где стоит жить – это Париж. Ну, еще Лондон, в хорошую погоду. Москва для него теперь – всего лишь пустой звук. Девиль подумал о русской зиме и невольно вздрогнул. К тому же у него там никого практически нет. Какие-то двоюродные братья. Вот и вся родня. Однако разве у него есть выбор?

Микали с радостным видом вернулся на террасу. В одной руке он держал бокал, в другой – бутылку „Наполеона".

– Все-таки жизнь – удивительная штука, – объявил он, лучась от возбуждения. – Звонил Бруно, Бруно Фишер, мой агент. С ним связался Андре Преви. В субботу – последний вечер фестиваля „Променад". Мэри Шродер должна была исполнять концерт Джона Айленда. Но накануне она, дурочка, играла в теннис и сломала руку.