Текст книги "Панктаун"

Автор книги: Джеффри Томас

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц)

Джеффри Томас
Панктаун

Скотту Томасу и Томасу Хьюзу, славным горожанам, и Роуз, с признательностью за ее проворные пальчики.

 
Я увожу к отверженным селеньям,
Я увожу сквозь вековечный стон,
Я увожу к погибшим поколеньям.
 

Данте. Божественная комедия. Ад, песня III

Отражения призраков

Не было никаких сомнений: мертвое существо в канаве было одним из его клонов.

Обнаженным, скукожившимся, подобно зародышу, напоминающим высушенного паука. По белому скелетообразному телу стучали капли дождя. Лицо было обращено к небу, губы обнажали черные зубы, стиснутые от холода. Плоть его окостенела, стала твердой словно камень. Вся она была покрыта оспинами, надтреснута возле суставов, вокруг шеи и челюсти. Черные глаза – будто дыры от шипов.

Дрю подумал, как же оно прекрасно, лежащее там, подобно слепку человека, погибшего в Помпеях. Потягивая кофе, он огляделся вокруг. По другую сторону улицы возвышался хрисламский собор – металлическая компиляция черных зазубренных шпилей и алых окон, оплетенных стальной паутиной. Его сторону занимал ряд складских зданий. Половина из них пустовала, несколько были превращены в жилье для рабочих, трудившихся на складах, которые все еще функционировали. Все это представляло собой превосходный фон для трупа. Тихая улица. Пустынная улица. Настолько пустынная, насколько мог пожелать любой умирающий на ней.

Ему хотелось чуть-чуть сдвинуть существо, чтобы оно лежало прямо напротив собора. Так оно еще больше казалось бы потерянной душой, которой было отказано в спасении. Но нет – клону вздумалось умереть именно тут, а не там, и, поскольку Дрю был художником, он решил не оспаривать его выбор.

Он быстро проделал остаток пути до дома. Лифт на его этаж сегодня снова не шел. Он лишь мучительно скрипел и трясся, пока Дрю его не выключил. Металлическая лестница, которую он предпочел, звенела под его тяжелыми ботинками. Некоторые ее пролеты находились внутри здания, некоторые – снаружи. Грязная дождевая вода струилась между грязно-белыми керамическими плитками кожи здания, за которую внешние лестницы цеплялись, подобно скелетам огромных паразитов. За окном, мимо которого он проходил, плакала какая-то женщина. Он не знал, что кто-то занял захламленный третий этаж. Быть может, это был призрак. Когда-то он думал, что привидения обитали на крыше старой запечатанной фабрики через дорогу. По ночам они частенько ходили под дождем, испуская мягкое голубое сияние. Но в конце концов до него дошло, что дело в чьем-то голотанке, испускающем в грозу разбросанные сигналы. Это объясняло частые перестрелки. Вестерны. А Дрю думалось, что это призраки снова и снова переживают свою смерть.

В его распоряжении был целый верхний этаж. Узкий балкон тянулся вдоль всего здания, и теплыми ночами он просто сидел там и слушал музыку, глядя на огни земной колонии, названной Пакстон, – хотя чаще, хоть и без большей привязанности, ее звали Панктаун. Иногда он делал там зарисовки. Несмотря на то что Дрю работал с более объемными средами, он был твердо уверен в том, что каждый художник должен уметь рисовать, так же как и любой хирург обязан знать, как наложить шов.

На зиму балконная мебель была перевернута и свалена в кучу. Дождь разбивался о его спину, пока он боролся с замком на своей двери. Подсветка кодовой панели мигала, и он уже собирался вытащить ключ, но тут большая металлическая дверь наконец-то сдвинулась на три четверти своего пути, где ее и заклинило. Дрю скользнул внутрь, включил болезненно-зеленый верхний свет и набрал внутренний код. Дверь закрылась со скорбным металлическим скрипом.

Свет тоже моргал. Возможно, гроза как-то влияла на его незаконное подключение к электросети. Что ж, эту цену он был вынужден платить.

Дрю не стал снимать плащ, и тот все еще закручивался вокруг ног всем весом дождя, пока он шел к ряду металлических полок, заполненных крупными банками с жидкостями и порошками, которые были помечены ярлыками из клейкой ленты. Он снял одну без названия, открутил крышку, понюхал содержимое и отдернулся от отвращения. Та самая.

Одним пальцем подцепив банку за ручку, он протопал обратно к двери и вернулся под ливень.

Дождь набирал все большую силу, однако Дрю сомневался, что он станет помехой для герметика. В конце концов, тот был водонепроницаемым.

Клон все еще был на своем месте. Никто не убрал его с улицы, ни одно животное не приходило пообедать. Запаха не было. Как давно он умер? Мешала ли разложению его окостенелая кожа? В любом случае пластиковый герметик справится с этим намного лучше.

Он вылил прозрачную, густую, словно мед, жидкость прямо на труп, не обращая внимания на те разнообразные средства передвижения, что пролетали или проезжали мимо. Он старался держаться подальше от лужицы, которая начала образовываться вокруг лежащей фигуры. Ему хотелось покрыть клона таким слоем герметика, что его стало бы невозможно переместить до той поры, пока кому-нибудь не пришло бы в голову воспользоваться долотом.

Герметика почти не осталось, поэтому он вылил последние капли и выбросил банку в переулок между складами. Дрю кивнул и улыбнулся трупу, который блестел так, будто был покрыт лаком. Он подумал, что было бы неплохо нанести свою подпись аэрозолем на тротуар поблизости. Он же помечал клеймом и татуировками некоторых из тех клонов, которых выпускал на волю. Однако Дрю испугался, что кто-нибудь решит, будто это всего лишь обычный мутант, а он – его убийца.

Хотя, конечно, в его студии всегда было несколько еще недоделанных клонов, которые могли прояснить ситуацию.

Он вымок до последней нитки, ему не терпелось вернуться домой, принять горячую ванну и приготовить свежий бак кофе. Он оставил своего мертвого отпрыска позади, все еще довольный тем, как тот умер, и тем, что он продолжит свое существование в качестве произведения искусства даже после смерти.

Дрю не позволял опустеть большому баку кофе, когда-то принадлежавшему местному кинотеатру. Запах его был уютным, а бульканье пузырьков – успокаивающим. Сейчас в нем был старый, простоявший несколько дней кофе, поэтому Дрю его вылил, чтобы приготовить новый. Он уже принял ванну, переоделся в чистые тренировочные штаны, черную футболку и тапочки для кун-фу. Дрю был вдохновлен сегодняшним открытием, и ему не терпелось приступить к работе. Сейчас он трудился над оплачиваемым проектом.

Не он ли шлепал сейчас в своей химической ванне? В этих емкостях так же приятно булькало, хотя вонь была невыносимой. Поэтому он обычно задвигал перегородку, как сделал и сейчас, и включал вентиляторы. Подобно зародышам, погруженным в свои неспокойные сны, клоны метались и ворочались в своих амниотических ваннах.

Этот, как обычно, был предназначен состоятельному клиенту. Создание одного клона занимало недели, а иногда и больше, однако одна продажа позволяла Дрю выплатить месячную ренту, да еще обеспечить себя пищей и материалами для работы.

Сперва он пребывал в наивном заблуждении по поводу своих творений. Ему думалось, что клоны, которых он продавал, выставлялись, возможно, в террариумах, словно экзотические животные, или же свободно перемещались среди гостей на вечеринках, давая возможность рассмотреть себя получше. Что ж, обе эти догадки были в некотором роде верны. Но его друг Сол, сводивший Дрю с богатыми клиентами, однажды присутствовал на вечеринке, на которой один из его клонов был вручен в качестве подарка на день рождения. Всю ночь существо держали прикованным к колонне из искусственного мрамора. Под утро его вывели в ярко освещенный двор и заставили проглотить возмутительно дорогое кольцо. Затем юноше-имениннику вручили нож, чтобы тот мог вернуть еще один свой подарок. Его приятели подвывали и улюлюкали, подбадривая его, когда тот начал резать и колоть существо, пытающееся уползти. Сол рассказал Дрю, что юнец был очень разочарован, когда клон наконец выблевал кольцо, умирая. Но мальчишка все равно выпотрошил его, бросался кишками в своих истеричных друзей, гонялся за своей подружкой с головой существа в руке, пока в конце концов не закинул ее в бассейн под одобрительный рев.

Сначала Дрю не знал, что думать по этому поводу. Во-первых, уничтожили созданное им произведение искусства. Словно в клочья изорвали холст картины.

Во-вторых, клоны были продолжением его самого, ведь так?

Самым важным из того, что он проделывал с каждым клоном независимо от его окончательной формы, было уничтожение сходства с создателем. Для этого он использовал множество способов: химические ванны, окраску, клеймение, татуировки, шрамирование, ожоги, ампутацию конечностей, добавление конечностей, молекулярное и генетическое манипулирование. Дрю не хотел, чтобы его создания были автопортретами. Они не должны были выглядеть так, как выглядел он, иначе они были бы просто творениями природы и науки, а не произведениями искусства. Он использовал свою материю только в качестве своего рода глины, которая всегда под рукой. А если бы у него возникли проблемы с законом (за создание клонов его лишили художественной стипендии), Дрю мог бы оправдаться тем, что он манипулировал только собственным телом, а с ним он мог делать все, что хочет. Этика клонирования и права клонированных форм жизни оставались настолько туманными вопросами, чтобы он мог не волноваться за свою деятельность. До тех самых пор, пока объектом клонирования был он сам.

Не менее важным, чем уничтожение физического подобия, было уничтожение подобия ментального. Этой цели он также достигал различными средствами. Некоторые из них были грубыми и жестокими, другие – более изящными, однако все они в лучшем случае делали из клона шаркающего идиота, неспособного даже подавать канапе на одной из тех шикарных вечеринок. И это служило еще одним оправданием – он создавал нечто, которое не более напоминало человека, чем морская звезда. Кроме того, он не хотел, чтобы его сознание пребывало в таком жутком теле. В чем-то таком, что могло бы ужаснуться от одного взгляда на себя.

В конце концов он свыкся даже с самими садистскими использованиями своих отпрысков. Убитые клоны. Клоны, подвергнутые пыткам. Клоны, ставшие охотничьей дичью. Клоны, изнасилованные всей бандой. Сол слышал, что их даже использовали в качестве мишеней для дротиков и стрел. Они не были своим творцом. И уж, конечно, они не были кем-то еще. Он не скорбел по ним, как не скорбел и по собственным отмирающим клеткам, по остригаемым ногтям. А если его искусство уничтожалось, что ж, теперь оно было чьей-то собственностью, с которой владелец может делать все, что пожелает. Деньги, уплаченные за обладание частичкой Дрю, а иногда и за ее убийство, поддерживали жизнь в его главной части.

На эти деньги он мог создавать клонов, которые значили для него больше других. Тех, которых по завершении работы он выпускал в мир, чтобы те скитались по улицам Пакстона-Панктауна, ведомые своими глупыми умами. Некоторых – обнаженными. Некоторых – укутанными от зимнего холода. Некоторых – по-своему прекрасными. Некоторых – отвратительными, подобно тем четырем, что он выпустил, к своему величайшему удовольствию, на прошлый Хэллоуин.

Но до сегодняшнего дня он не видел ни одного из выпущенных им за три года клонов мертвым. О, конечно, он слышал об участи нескольких из них. Убитых бандой. Сбитых хаверкаром. Ему думалось, что большая часть попросту замерзла или умерла от голода. Он слышал, что нескольких взяли в приют для бездомных. Ему всегда нравилось гадать о том, как необъятность города поглощала его создания. Как-то раз Дрю довелось увидеть одного из них живым через год после освобождения. Клон пожирал птичку в маленьком парке. Существо посмотрело на него без тени узнавания. Плоть его была окрашена в ярко-красный цвет. Спиральные метки украшали лоб и обнаженную грудь. Он был подобен очаровательному демону. Даже если люди не приближались к нему настолько, чтобы разглядеть его клеймо, даже если они никогда не слышали о Дрю, даже если они могли счесть существо раскрашенным безумцем, мутантом, инопланетянином или настоящим демоном, они все равно изумлялись ему. И даже если Дрю никогда не видел, как они изумлялись, его устраивало само осознание этого. Смотрели ли люди с восхищением или ужасом, он знал, что они смотрели, а глядя на его творения, они глядели на него, их творца.

Хотя Дрю и отпускал их, но всегда оставался связан со своими созданиями. Хотя он не обладал ими, он владел всеми и каждым.

С кофе в руке он направился к перегородке, чтобы проверить состояние своей текущей работы.

В прозрачных емкостях на рабочем столе и вдоль стен в булькающих растворах фиолетового цвета плавали нечеткие органические формы. Некоторые из них были зародышами, а в одном из баков он вырастил копию своей головы, подобную живому бюсту. К ее контейнеру-утробе была подсоединена система жизнеобеспечения. Дрю планировал выставить ее в таком виде в одной из местных галерей. Встав на колени, он сказал: «Привет, Робеспьер». Он постучал по стеклу, наблюдая за тем, как у клона, словно во сне, трепещут веки. Он подавил рост волос, бровей и ресниц, чтобы свести подобие к минимуму, но ради сохранения эффекта оставил существу вполне человеческий вид.

Снова плеск. Он поднял глаза и увидел, как волна фиолетовой жидкости переливается через край главной ванны и скатывается по ее боку. Дрю вздохнул, поднялся на ноги, взял тряпку и направился к емкости, которую нарек «Бассейном Нарцисса».

Подойдя ближе, он не мог не ухмыльнуться. Ухмыльнуться ей.

Подавив рост волос у головы без тела, здесь он, напротив, его стимулировал. Длинные темные волосы медленно колыхались вокруг лица клона, словно водоросли. Дрю не стал искажать или портить ее лицо, вместо этого он изменил его с помощью мастерской манипуляции генами. Это не было хирургической сменой пола. Это было чем-то более тонким и правдивым. Перед Дрю действительно была женская версия его самого. Даже Природа в своей гениальности не могла сотворить такое – идентичного близнеца противоположного пола.

Он закатал рукав и окунул руку в пузырящуюся фиолетовую жидкость. Взял в руку одну из небольших грудей и принялся мять, словно вылепливая ее из глины. Провел большим пальцем по соску, добиваясь реакции. Это заняло несколько минут, но в конце концов сосок начал твердеть. Как и Дрю. Он еще шире ухмыльнулся и стал наблюдать за тем, как за тонкими веками движутся в быстром сне ее глаза. Скоро он разбудит эту спящую красавицу. А ведь он и правда создал чертовски привлекательную женщину.

Дрю позволил своему взгляду скользнуть вниз по ее телу до самых бедер, а затем к темнеющему пятну волос. И снова к грудям, которым он придал весьма скромный размер, устояв перед искушением не скупиться. Он не хотел, чтобы она стала карикатурой.

О да, она была очаровательна. Дрю сожалел, что уже погубил ее разум. Ему было любопытно, какой женщиной он бы оказался.

Впрочем, он изменил ее сознание не до той степени, до которой он обычно отуплял свои создания.

В той части этажа, которую он считал своей гостиной, Дрю подвесил над диваном единственного клона, за которым смотрел постоянно. У него была почти человеческая голова, хотя Дрю препятствовал формированию глаз, потому что не хотел, чтобы кто-то постоянно пялился на него, когда он работал или же просто дремал на диване. Но иногда существо всхрюкивало или хрипело. Оно было подключено к блоку жизнеобеспечения, скрытому за диваном. На столике рядом располагался пульт управления. В те редкие случаи, когда к нему приходили друзья, Дрю забавлял или пугал их, нажимая клавиши и провоцируя движения конечностей или лица распятого создания. В основном это были просто вызванные электрическими разрядами спазмы и подергивания.

Два широких лоскута кожи, пришпиленные к стене, открывали взору грудную клетку существа, создавая впечатление распростертой коровьей шкуры или живота препарируемой лягушки. Через прозрачную мембрану просвечивали ребра и толстые синеватые кишки.

Впервые увидев эту картину, Сол сказал:

– Дрю, старик, ты, должно быть, и правда себя ненавидишь, если так издеваешься над собственным телом. Это какой-то мазохизм. Ты создаешь себя, чтобы себя уничтожить. Что-то вроде суицида, так ведь?

Дрю рассмеялся:

– Это искусство, вот и все. Я просто решил использовать плоть в качестве своей среды. Люди всегда так делали. Татуировки и клеймение, шрамирование и пирсинг, обрезание и клиторотомия. Плоть как холст – только боли меньше, если проделывать все это с собственным клоном.

– Ага, видишь, о том и речь – безопасный способ себя наказывать.

– Как скажешь.

– Ты говорил, ты не можешь иметь детей, верно? Ты не производишь сперму. И ты на это реагируешь таким извращенным образом? Они будто твои дети, созданные в ненависти к собственному телу, неспособному к настоящей репродукции?

– Ну да, – отвечал Дрю. – Почему бы и нет?

– Это все из-за того, что ты ненавидел своего отца, а он ненавидел тебя?

– Совершенно верно. – Дрю покачал головой. – Но ты слишком многое усматриваешь в моем творчестве, – добавил он. – Они – это не я. Они создаются не для того, чтобы отражать мое эмоциональное или психологическое состояние. Каждый из них – это «просто человек», они – это не мое самовыражение. Мне, черт возьми, нравится, какими я их делаю. Речь идет об эстетике, и ни о чем больше.

Он вытер руку, улыбнулся своему отражению в фиолетовой жидкости. Кстати, об эстетике: этот клон грозился стать большим хитом, это уж точно. Она была так красива, что он сомневался в том, что и к ней отнесутся как к подушечке для булавок. «Если на месте владельца был бы я, – подумал Дрю, – я бы выделил ей комнату и держал ее там в качестве домашнего питомца для одиноких ночей».

Он все еще чувствовал, что у него стоит. Придется пойти и помочь себе самому. Дрю и его последняя подружка расстались три года назад. Она ценила его искусство еще меньше, чем Сол. С недостатком понимания он научился мириться.

А вот с недостатком компании было сложнее.

Сегодня дождь прекратился, и улицы были сухими. Естественно, труп все еще лежал в канаве, а его разложение было эффективно запечатано и удушено. Но в своем рвении прикрепить создание к мостовой он перестарался с герметиком. Высохнув, он приобрел бледно-желтый цвет и лежал таким толстым слоем, что напоминал грязный воск, размазанный по трупу. Но было там и кое-что гораздо хуже. Какой-то мальчишка, какой-то хулиган, спреем нанес на тело едкую ремарку. Непристойность. Это было осквернением его искусства. Он сам не осмелился оставить свою подпись, а какое-то никчемное насекомое написало на творении Дрю шутку, словно оставив свой автограф. В ярости он огляделся вокруг, будто рассчитывая на то, что мальчишка притаился где-то в переулке и хихикает над ним. Он никого не увидел. Можно ли удалить краску с помощью растворителя? Нужно попытаться. Если это не сработает, он покрасит весь труп в другой цвет, чтобы скрыть вандализм. А может быть, ему придется отковырять создание и избавиться от него. Это лучше, чем оставить его здесь в таком виде, оставить его одинокую красоту, его декларацию запачканными.

Его одинокую декларацию. «Да, пожалуй», – подумал Дрю. Он действительно искал в своей работе эмоциональное выражение. Но он использовал не свою собственную, а универсальную палитру эмоций. Он писал широкими, архетипическими мазками цветов и значений. Каждый его клон был лишь еще одним «просто человеком» – с испорченным телом, выжженным разумом и вылущенным духом.

Дрю вздохнул, откинулся от мониторов перед собой. Одну из стен его лаборатории занимал компьютерный центр. Его экраны светились, словно аквариумы экзотических знаний. Пучки кабелей стелились по полу и взбирались на стену. В колледже Дрю преуспел. Он мог бы стать доктором – так говорил каждый член его семьи, друг или подруга, принимаясь его критиковать. Но медицина была для механиков. А он был художником. С помощью этих знаний можно было бы вылечить ухо. А можно и вывернуть его наизнанку, создав из плоти новый цветок. Уродливый или прелестный, он воплотит в себе чудо человеческого воображения, а не чудо бездумной инженерии Природы.

Она была готова к рождению из своей искусственной утробы. Он встал со стула, отпил еще один глоток кофе и подошел к ней.

Сперва он спустил фиолетовую жидкость в систему переработки, где она будет очищена для следующего создания. Когда емкость высохла, он приподнял платформу, на которой возлежал клон. Ее лицо оставалось безмятежным. Руки лежали по сторонам, ноги были бледны, словно у трупа на столе морга. Но Дрю вставил ей в рот трубку, запихнул ее в горло, будто собираясь разбальзамировать ее. Он укрепил на ее груди диски и нажал несколько клавиш на устройстве, установленном на столике рядом с баком. Разряд прошил ее влажную, блестящую плоть, спина резко выгнулась. Еще раз. Еще раз. Она была похожа на рыбу, задыхающуюся на воздухе. Подобна спящей, бьющейся в кошмарном сне.

Но в конце концов из устройства на столе раздалось пиканье, и Дрю улыбнулся. Это был звук ее сердца, пробуждающегося к жизни.

Спустя несколько минут ее глаза открылись. Она обратила на лицо Дрю тупой, рыбий взгляд. Но глаза ее следовали за ним, пока он пересекал комнату, чтобы налить себе свежего кофе. Это он отметил с удовлетворением. Он хотел, чтобы она оставалась животным. Но не какой-то морской звездой. Ему казалось, что это создание, продукт его высочайшей художественной утонченности, должно стать чем-то большим, нежели обычным, еле передвигающим ноги зомби.

Когда она начала садиться, Дрю поставил свою кружку, подбежал к ней и подал руку. Он перекинул ее ноги через сторону платформы и помог встать, перебросив ее руку через свое плечо. Она была тяжелой и неуклюжей, но он все-таки довел ее до своего жилища. По дороге она повернулась, чтобы взглянуть на него. Он ухмылялся ей в ответ. «Привет, моя красавица», – прошептал он. Он был горд, как отец или как жених, переносящий невесту через порог.

Пока Дрю копался в своем шкафу, пытаясь подобрать ей одежку – просто какие-нибудь спортивные штаны и майку, – он посматривал на свое творение, ползающее по комнате на четвереньках. Она остановилась у подножия софы и мутным взором посмотрела на освежеванное и распятое создание на стене. Словно почуяв ее, слепое существо испустило стон.

Дрю поморщился, задумавшись над тем, не слишком ли много разума он отмерил клону-женщине. Он не мог допустить, чтобы она ползала по всей квартире, быть может, даже училась ходить. Совала повсюду свой нос. Возможно, ему следовало ее усмирить. Так или иначе, Сол все равно заберет ее через неделю с хвостиком, так что долго эта проблема не проживет.

Нагая, она стояла к нему задом. Темная расселина манила к себе, по спине раскинулись влажные волосы. Черт побери, да чего же он ждал? Дрю знал, что это было неминуемо. И он не мог стыдиться своего желания, так ведь? В конце концов, это будет просто еще одной мастурбацией, верно?

Дрю отложил ее одежду в сторону, пересек комнату, встал за спиной клона на колени. Он начал тереть ее спину. Такую гладкую. Затем стал с ней ворковать, успокаивающе сюсюкать, словно с котенком. Она оглянулась на него, быть может услышав звук расстегивающейся ширинки. Он прижался к ней, и что-то вроде притупленной, туманной обеспокоенности – не совсем тревоги – появилось у нее в глазах. Но он не спешил, был осторожен, не хотел причинить ей боль. У него не было намерения насиловать ее. Если ей тоже это понравится, он будет в экстазе. Это еще больше убедит его в собственном успехе.

Он не мог сказать, что она чувствовала. Она не сопротивлялась, когда он вдавил ее в диванную подушку и обхватил своими руками, прижав живот к ее заду. Оттенки их бледной кожи совпадали идеально, и хотя она отличалась от него, что-то в ее лице нервировало его, служило помехой его удовольствию, заставляя отвести взгляд на ее спину. Ее голова лежала на боку, в глазах не было эмоций. А на лбу была маленькая родинка, просто точка. Точно такая же, как у него на лбу. Что-то настолько крошечное, настолько незначительное, что, должно быть, было у всех его клонов, но никогда раньше не приковывало к себе внимания. Но теперь… теперь… она будто сияла, словно еще один глаз, глядящий на него.

Последующие ночи Дрю проводил с ней как для того, чтобы наслаждаться ее плотью, так и для того, чтобы не упускать ее из виду. Он нечасто покидал квартиру, опасаясь, что она примется возиться с его оборудованием, подобно любопытному ребенку, но ничего такого не произошло. Звонил Сол. Дрю сказал ему, что клон удался на славу, и не добавил к этому ни слова. Он не стал рассказывать Солу о том, как вчера одел создание и, испытывая извращенное удовольствие, вывел ее на улицу, чтобы перекусить хот-догом, купленным у автоматического торговца.

Он не стал рассказывать Солу о том, что прошлой ночью проснулся и обнаружил, что во сне клон уткнулся лицом ему в шею, а рука ее покоилась на его груди.

Хотя ему и было приятно, он нежно оттолкнул создание.

Сегодня он будет спать на диване. А она может на кровати. В конце концов, ей осталось провести в этой квартире всего несколько ночей.

Но этим же вечером он перезвонил Солу.

– Этот клиент, Сол… какие у него планы на этого клона? Он ему нужен для вечеринки?

– Вряд ли. Просто богатая пара, приобретающая для себя произведение искусства.

Они потребовали самку – это была их идея. Сперва они захотели клон женщины, которую знали, но Сол проинформировал их, что Дрю занимается только собственными клонами. Однако Дрю был вдохновлен подвернувшейся возможностью. То, каким образом будет получена женщина, делало заказанное произведение искусства еще более исключительным и ценным.

Он нажимал на Сола:

– Неужели ты ничего о них не знаешь? Они собираются выставлять ее в витрине? Выводить на вечеринки? Спать с ней? Что?

– Дрю, старина, я не знаю. Это вполне вероятно. Для этого использовали даже некоторых из твоих самых гротескных творений. А что, она к этому неспособна? Дрю? С этим какие-то проблемы?

Дрю оглянулся на клона. Она сидела на полу и смотрела фильм по его старому двухмерному ВТ.

– Они ведь не собираются… охотиться на нее или что-то в этом роде, а? – спросил он. – Связывать ее… жечь сигаретами? Насиловать ее? Вещи вроде этого? Ты можешь выяснить?

– Слушай, я не могу. А в чем дело?

– Они могут подождать еще пару недель? Другого клона? К этому… я слишком привязался. Это моя лучшая работа. Я сварганю еще одного, точно такого же.

«Только чуть потупее», – подумал он.

– Слушай, – сказал Сол, – тогда сделай другого клона для себя, но у нас с тобой сделка, а у них – сделка со мной, и уже слишком поздно. Прости. Не заставляй меня их разочаровывать, Дрю, – они этого так ждут. И помни, что тебе деньги нужны гораздо больше, чем мне.

Дрю снова взглянул на клона. Да, это правда, он мог сделать еще одного. И на этот раз он мог сделать ее более, а не менее разумной. Достаточно разумной для того, чтобы она не жалась к нему, как преданная собака, но любила его, как истинная женщина.

Но не покинет ли она его, как делали женщины до нее? Сперва раскритикует его искусство, а потом бросит?

У Дрю еще было время решить, делать для себя другого клона или нет, но этого он должен был отдать. Может, оно и к лучшему. Она слишком смутила его. Заставила его почувствовать себя более живым, чем ему хотелось. Для его клонов было в порядке вещей голодать, замерзать, умирать на улицах. Но чтобы самому чувствовать боль одиночества… Этого бремени он не хотел. Уж лучше хранить страдание в надежно отдаленных продолжениях себя.

Выключая видеофон, Дрю заметил, что женщина отвернулась от ВТ и наблюдает за тем, как он заканчивает свой разговор с Солом. «Приветик», – сказал он с натужной улыбкой, словно провинившийся подросток, подловленный бдительной мамашей. Женщина ответила лишь взглядом темных, слегка прищуренных глаз. Она выглядела как человек, пытающийся вспомнить свой сон.

Его разбудил звук тяжелого удара.

За перегородкой мониторы и баки из лаборатории отбрасывали на потолок голубое и фиолетовое сияние. Но это был единственный источник света. Художник вслушивался в бульканье кофе и химикалий и чувствовал себя словно плавающим в темной пустоте, черной утробе. Подобно какому-то ночному насекомому стрекотал компьютер. Снаружи на балконе отбивал дробь дождь.

Все вроде бы было нормально, но чего-то не хватало.

Из гостиной раздавался звук движения. Словно чего-то ползущего. Тащащего себя по холодному голому полу в глубоком мраке.

Тут Дрю осознал, чего же не хватает, – женщины не было. Не было теплого тела, лежавшего с ним рядом все эти ночи, не было ее кожи, липкой от любовного пота. Прошлой ночью, перед тем как он перешел к делу, она поцеловала его в губы. Результат дрессировки? Или же ее обожание вышло за пределы собачьего? Пару ночей назад она начала стонать во время их занятий любовью, стала относиться к этому с большим энтузиазмом: прогибаться, сжимать его ногами, а прошлой ночью даже была сверху.

До срока сдачи оставалось всего два дня, а Дрю стал сомневаться, что сможет расстаться с ней. Даже если у него есть возможность создать дюжину таких, как она. Это будет дюжина женщин, похожих на нее. Но они не будут ею.

Он сел в кровати и уставился в темноту. Он хотел позвать ее по имени, но его у нее не было. Она вроде бы ползла к кровати. Да, решил он, так оно и было. Неужели она упала в темноте и ушиблась? Без дальнейших задержек он вслепую потянулся к лампе рядом с кроватью…

Но как только он это сделал, он почувствовал, как она упала на матрас. Он потянулся в ее сторону, взял за руки и подтянул наверх. «Ты в порядке?» – спросил он, не ожидая ответа.

Она испустила глубокий стон.

Ее руки казались тоньше. Они напоминали атрофированные руки голодающего ребенка. И ее дыхание было болезненным. И ее грудь, когда она упала на него, была твердой и костлявой…

Дрю завопил, попытался столкнуть с себя создание, но широкие лоскуты кожи накрыли его, подобно одеялу, придавая жалкому существу вес. Его лицо вжалось в шею Дрю в ужасном подобии женского поцелуя, но тот знал, что это была не она. Это было распятое создание, каким-то образом освободившееся от шипов.

В порыве паники Дрю столкнул его с кровати, внезапно ужаснувшись мысли, что оно удушит его своим скатоподобным телом. Создание шлепнулось на пол, а он метнулся к лампе.

Оно снова стало взбираться наверх, и Дрю выпрыгнул из кровати и попятился. Он наблюдал за тем, как мерзкое создание пытается втянуть себя на кровать. Безглазая голова приподнялась, словно вынюхивая его. Искореженный рот в движении, из уголка стекает слюна. За существом тащились шнуры системы жизнеобеспечения.